Этот удивительный Потапов

                Деревенские рассказы

      Что входит в понятия “русский человек, крестьянин”? Очень многое:,жажда труда, совестливость, сострадание, неприхотливость, доброта, жалость, хлебосольство, смекалка, юмор, отзывчивость, терпеливость…   Думаю, все эти качества были присущи Александру Ивановичу Потапову - жителю большого села Вельяминово. Неравнодушный Потапов был неравнодушен во всем. Он всей душой откликался на политические коллизии времени и на приход весны, трепетно, со слезами на глазах, вспоминал прошлое, критически оценивал настоящее, с надеждой и верой смотрел в будущее.
     Часто к нам в редакцию приходили толстые письма из Вельяминова, и еще не распечатывая, только взглянув на адрес, знаем: Александр Иванович прислал свои творения, свои взгляды на жизнь. Вот он, человек, весь перед тобой, только успевай следить за его мыслью и  наслаждаться общением с ним. Не однажды мне приходилось встречаться с самим неугомонным Потаповым, и это было нечто. Пересказывать его повествование  - дело бесполезное. Поэтому  будет говорить он сам.









                ВАЛЬСОК

После войны, старики помнят, был у нас в селе  свой самодеятельный театр. Спектакли ставили чуть ли не каждый месяц. Участвовали и учителя, и сельсоветские, и молодежь, и пожилые. Я лично очень любил эти постановки, и в каждой пьесе получал главную роль. А был я тогда молодым и неженатым, в армию еще не ходил.
Затевал эти спектакли наш избач, то есть заведующий избой-читальней, Иван Царев. И скажу вам, наши постановки славились на весь район, а уж о селе и говорить нечего. Бывало и стар, и млад в клуб бежит, усядутся мужики, понакурят, хоть топор вешай, девчата семечки лузгают, только руками от дымища отмахиваются. Интересно ведь всем: свои доморощенные  артисты играть сейчас будут.
А все начиналось с читки пьесы. Распределяем, бывало, роли. Помню, решили “Женитьбу” Гоголя поставить. И поставили. Я, как всегда, влюбленных молодых людей играл. И, знаете, не только играл, а и сам влюблялся по-настоящему: в роль, значит, входил. Горячо в любви признавался, на колени падал, руку к сердцу прижимал... А уж если поцелуй по сценарию требовался - тут держись! Зрители ценили это мое искусство перевоплощаться, и, бывало, ладони отбивали на самых волнительных моментах спектакля.
И вспоминаю я такой случай. Решили мы роли распределять. Собрались.Ну, жених конечно, я., Александр Потапов! А невесту кто будет играть? Жена председателя колхоза к нам в кружок тогда ходила. Активная всегда такая была, даже не в меру.
-Я, - говорит, - буду невеста!
А я и скажи, не думая:
-Да, какая же Вы невеста, Анна Ивановна? Здесь вот написано, что невеста должна быть молоденькая, красивая, с ямочками на щеках... А Вы? Где же Ваши ямочки, спрашивается? Да и нос у Вас подгулял!
А она губы надула и ушла. На следующий день вызывает меня председатель к себе.
-В чем дело? - говорит. - Почему моя жена в слезах вчера домой пришла?
Ну, я объяснил обстановку:
-Не обижайся, - говорю, - председатель, но жена твоя для невесты никак не годится.
А он был мужик умный, и  после этого жене  приказал  слушать режиссера и  мнение окружающих, и играть те роли, какие дадут, и самой в невесты не напрашиваться.
Однажды влюбился я по уши в одну из наших актрис и влюбился по-настоящему. А была она учительница нашей сельской школы, Наталья Андреевна: небольшого росточку, такая ладненькая, чернявенькая и как раз с ямочками на щеках. Ну, настоящая невеста! Тут не то, что на сцене играть, а и жизнь моя стала похожа на спектакль.
Подхожу,значит, как-то к нашему клубу, а там  уже кино крутят. Знаю, моя зазнобушка внутри уже. Но увидеться мне с ней никак нельзя - проклятые лапти!  Кто ж в клуб в лаптях приходит? На постановки меня с миру по нитке одевали, а прошла постановка - опять онучи заплетай. Семья наша была небогатая, да и много тогда таких было. И никто особо не плакался, что лапти носил. Но тут другое дело вышло - учительница, ведь грамотная, культурная, а я в лаптях.
Ну, друзья говорят: щас, Сань, как свет потушат, ты и ныряй внутрь да на лавку скорей садись: кто твои лапти там рассматривать будет. Ну, я нырнул и уселся, на свою беду. Да не до кино было, кручу головой - где моя чернявенькая сидит?  Кончилось кино, танцы начинаются.Свет зажгли, я ноги-то в лаптях под лавку прячу. А уходить страсть как не хочется! Вот и досиделся. Заиграл Васька-гармонист вальсок, и подходит ко мне она - красивая, нарядная - и приглашает,значит, на танец. Видно, чувствовала, что мне дюже нравится. А я сквозь клубный пол готов был провалиться. Заёрзал, глазами захлопал. Не пойду, говорю, я с вами танцевать. Сейчас не могу, да и все. Вижу, обиделась она, вспыхнула, чуть не плачет. А я и совсем растерялся и даже разозлился на эту ситуацию.
Садитесь, - говорю, - рядом, Наталья Андреевна. Я вам всё сейчас объясню. Правда, не ушла она, присела. Я ей и начал плести, что не пара я ей - лапотник деревенский. И танцевать нам вместе  вовсе ни к чему, и вообще… Выслушала она меня тогда внимательно, ничего не сказала. А вскоре, после Нового года, уехала из села куда-то в город.
Прошло, наверное, полгода. Летом поехали мы в город с художественной самодеятельностью. Отпели-отплясали на сцене старого Дома культуры,  кажется, даже место какое-то призовое взяли. Мне тогда снова с миру по нитке одежду собрали - рубаху, пиджак, сапожки новые хромовые. Хорош артист - откуда ни глянь!
И решили мы остаться в городе на танцы  до вечера: танцевальная площадка рядом, в городском саду была. Май месяц, играет духовой оркестр, весело всем нам, деревенским, и радостно оттого, что на смотре в грязь лицом не ударили, оттого, что танцуем на настоящей городской танцплощадке, а не на пыльном пяточке возле нашего клуба, под духовую музыку,  а еще,конечно, оттого, что молодые мы, здоровые, и все у нас впереди.
Вижу, вдруг, стоит моя ненаглядная учительница с подругами и на меня посматривает. Тут я уж не ударил в грязь лицом, щеголем подошел, каблучками щелкнул: “Разрешите, - говорю, - Наталья Андреевна, вас на вальсок пригласить. Не сразу она согласилась, сначала поговорили, как да что. Я рассказал, зачем здесь оказался, и ещё добавил, что, мол, рад ее видеть, скучал по ней сильно...   А она  и поведала , что работает в школе и собирается этим летом  замуж выйти. Сердце мое тогда под каблуком нового сапога оказалось, но я внешне никак не высказал огорчения от ее такого тяжелого для меня сообщения.
-Ну, тогда, Наталья Андреевна, тем более разрешите пригласить вас на первый и последний наш вальсок.
Оттанцевали мы его, не помню даже как. Пожелал я ей огромного счастья в личной жизни. И после этого больше никогда нигде не встречал.

               
                ПОЦЕЛУЙ

    Вот вы не поверите, а у нас в селе уже  после войны настоящий драматический кружок был, и ставили мы не пьески какие-нибудь, а настоящие спектакли по драмам всеми уважаемых Гоголя и Чехова. В главных ролях, как вы уже догадались, был заслуженный вельяминовский артист Александр Потапов, то бишь я. Суфлеров мне не требовалось, текст знал назубок, разбуди ночью - всю пьесу расскажу по ролям. Готовились к премьерам весело, засиживались за полночь, сами из картона делали и фраки, и цилиндры, и манишки всякие. С гримом было просто - красная свекла да мел. Народ на представления валил со всей округи. Я уже и женился к тому времени, а театр не оставлял. И вот что однажды приключилось. Ставили мы чеховского “Медведя”. Я играл, как водится, самого главного героя – помещика Григория Степановича Смирнова. На спектакль пришла и моя молоденькая половина - Мария Семёновна. Ей и место почетное - прямо в первом ряду. На беду, возле нее уселся мой двоюродный брательник. Как вы понимаете, по сценарию я не только должен речи разные произносить: самое главное - обязан был слиться в страстном любовном поцелуе с вдовушкой, помещицей Еленой Ивановной Поповой, которую играла хоповская красавица Зоя. В роли я входил с головой - и день, и ночь, и дома, и по дороге думал, как лучше сделать представление, чтоб было все, как в жизни. И на самом представлении такой прямо настоящий поцелуй у меня получился, что весь клуб взорвался аплодисментами. Это были мои последние аплодисменты. Дело в том, что в самый момент этого злополучного поцелуя мою и без того не знавшую, куда деться, женушку, толкнул в бок веселый брательник и ехидно так спросил: “Ну как?”. Бедная моя Мария едва досидела до конца ненавистного спектакля, а дома передо мной был поставлен вопрос ребром: “Или я - или твой театр!” Ну,  я, конечно, выбрал ее.

                ВЕРНОСТЬ ВЫШЕ РЕЙХСТАГА!

Служить мне довелось в 1946-ом  в послевоенной Германии, прямо в самом Берлине. Конечно, жалко было дома оставлять молодую жену, тем более, что она была уже положении: мы с нетерпением ожидали первенца. Но служба есть служба. Под женский подол  мужику прятаться не дело. Раньше в деревне считалось, кто в армии не бывал,тот мужик второсортный.
    Я служил водителем, и мои друзья были молодыми холостыми ребятами. И когда узнали, что Потапов успел жениться до армии, начали беззлобно подтрунивать надо мной. Однажды генерал, которого я возил на "Победе", спросил: “Рядовой Потапов, а правду, говорят, что ты женат?”. “Правда, товарищ генерал! - отчеканил я. - И ничуть об этом не жалею!”.
-Ох, Потапов, смелый ты мужик! Как же ты мог жениться до армии и уехать от молодой жены больше чем на три года? Ну, как не дождётся она тебя,  бросит да другого найдет... Ведь по статистике на один миллион баб одна только верная бывает!
-Ну,  – нашёлся я,  – если одна на миллион - так это, товарищ генерал, она и есть - моя Мария Семеновна! Ох, как понравился ответ моему генералу. И с тех пор при встрече, даже, бывало, на расстоянии непременно крикнет: “Как там, рядовой Потапов, твоя Мария Семёновна? Она у нас  в армии теперь выше Рейхстага!”
      А ведь и правда – верность в семейной жизни превыше всего будет. Прожил я со своей женой в любви и согласии  ни много ни мало, а пятьдесят один год. Двух сыновей вырастили, внуков и правнуков дождались. И вся радость у нас была друг в друге, да в родной земле, на которой живём и которая в свой день и час проводит ласково каждого из нас в последний путь. Вот так-то.


                ВОТ ЧТО ЗНАЧИТ ПУШКИН!

       Уже позже, наверное,  за прыткость меня назначили завклубом. Клуб был новый, деревянный, только что выстроенный на Тризинской горке, что слева от дороги, если ехать из города. Электричества ещё  у нас не было,  и клуб  изнутри освещался двадцатилинейными керосиновыми лампами. Билет стоил два рубля. Со своих, вельяминовских, я постановил денег не брать,  а  «чужие» – хоповские, шемятские, зверевские, черневские, голубинские,  извольте платить. Таким образом набиралась касса  до ста пятидесяти рублей в месяц. На эти деньги  мы наняли двух гармонистов, и пыль коромыслом стояла в клубе до утра.
      Любить стихи меня научили моя бабушка по матери, Фёкла Андреевна, и… Пушкин. Бабушка сидела с  нами, внуками, дома ( мать-то с утра до вечера в колхозе трудилась). Она знала множество народных песен, сказаний, частушек, поговорок. Представьте себе, уже на старости лет выучилась читать, и пошла в избу-читальню. Она-то и познакомила меня с Пушкиным, великим нашим поэтом на все времена. Его стихи, сказки, поэмы покорили меня на всю жизнь. Они захватывали дух и сразу ложились на память. Помню, как на Святках в нашем клубе между танцами или в конце их мы, как водится, мы  начинали рассказывать какие-нибудь интересные истории, играли в карты. А потом   крутили « бутылочку» (да  я не  о той, когда целоваться надо, хотя и её не забывали, мы же все были молодые, кровь горячая кипела, как вода в котле!) На кого горлышко укажет, с того  и нужно брать залог ну, там платочек, например, или фуражку. А человек обязан был выкупить свой залог: то ли спеть, то ли станцевать, то ли что-то смешное изобразить. Я обычно отделывался стихами: мог и час, и более читать наизусть пушкинскую «Полтаву» или «Евгения Онегина». И представьте себе, слушали, затаив дыхание! А заканчивалось  всё «Гусаром». Кто-нибудь  крикнет: «Саш! Давай «Гусара», и – по домам! И я, к моему и всеобщему удовольствию, начинал:
«Скребницей чистил он коня,
А сам ворчал, сердясь не в меру:
«Занес же вражий дух меня
На распроклятую квартеру!»
      И сейчас ни одно застолье с моим участием без «Гусара» дело не обходится, очень просят люди его почитать – вот что значит Пушкин!

                ПОЛЮ СВЕКЛУ - СТИХИ ПИШУ

                Вот ведь как бывает: вслед за Пушкиным и я пристрастился стихи писать,  свои, потаповские. Много написано, много и потеряно, о чём весьма сожалею. Ведь целую поэму посвятил девушке из деревни Шемятка, той самой Галине  Семёновне, что стала моей женой.  А когда служил в Армии, написал роман в стихах знаменитым пушкинским ямбом «1200 дней в строю», 526 строк. Друзья-солдаты  с нетерпением ждали выхода очередной главы, и даже домой своим родным посылали.
Пошёл как-то совхозную свёклу полоть, ту, что тогда на каждую семью распределяли. Тут-то эти стихи меня и настигли. Что ты будешь делать! Достал бумагу, записываю. Соседки, что неподалёку свои делянки пололи, подошли вечером  да спрашивают: «Иваныч,  милай, растолкуй ты нам, что ты на поле всё записывал? Али свёклу считал, какую прополол, чтобы перед Маней своей нынче отчитаться? И смех и грех.
        Работал я тогда в совхозе главным механиком.  Должность,  как понимаете, ответственная. Ну, ладно.  Перед посевной поехал в город  в «Сельхозтехнику» запчасти заказывать. С одной стороны листа у меня  записано, какие запчасти и приспособления  для тракторов нужно приобрести:  лемеха, поршни, ремни, свечи..,   а с другой стороны стихи свои пишу: они, настырные, вперемешку с запчастями в голове, что  пчёлы роятся.
      Не так давно за домашним застольем молодой родственник, который сейчас живёт в Москве, говорит: « А что, дядь Саш, мог бы ты в стихах отобразить  всю родословную нашего потаповского рода?» Признаться, не сразу я согласился с его предложением: не молодой я уже – седьмой десяток разменял, хворь, порой, одолевает,  да и память не та…    Но загорелся,  думаю, сдюжу! Ну-ка   весь наш трудовой  крестьянский род  на бумаге встанет во весь рост, от пра-пращуров до внуков! Часто думаю:  как выглядел, чем на земле занимался, чем жил тот самый первый Потап, от кого пошла наша фамилия?
       Больше всего я люблю писать  о моей родине, о нашем древнем селе Вельяминове и его людях, о России. Стихи так и льются из моей души, куда бы я не взглянул, куда бы не пошёл. Понимаю, они, может быть, не совершенные, как у больших настоящих поэтов  – мне до них и не дотянуться никогда.  Да и не надо. Но что делать прикажете, если стихи бурным весенним ручейком льются и рвутся из сердца строчки, и нет им преград, и конца и краю. А ещё скажу в своё оправдание – нравятся они моим родным землякам. Наверное,  потому, что они,  как и я, сами любят свою прекрасную землю, лучше которой ничего нет на этом свете. Смею надеяться, что когда-нибудь, когда меня уже не будет на этой земле, детским голоском в местной школе прозвучат  мои строчки, и я уже сейчас от этого счастлив.

Есть такое село Вельяминово
На окраине Брянской земли,
Не большое, как, скажем, Людиново,
С меньшей славою, чем Жигули,
С грязью липкой, суглинистой, вязкою,
С бледно-серой листвою ракит,
С разноцветной оконной окраскою,
Да с ручьём, что под горкой журчит,
И с людьми, да такими чудесными,
Встретишь их – не забудешь вовек,
С мудрой мыслью и с чувствами нежными –
Что не личность, то клад-человек.