Любимое село, отдельные главы

Любимое село
Исторические сведения о селе Медведе и его жителях
Виктор Иванов

Из истории села Медведь
 (в порядке предисловия).

Село Медведь расположено на берегах реки Мшаги и является одной из древнейших зон заселения Новгородской земли. В центре села сохранилась сопка, поврежденная траншеей. На берегу Мшаги, выше Владимирского моста остатки городища – древнейшей феодальной усадьбы. В километре к югу от села есть следы  еще одного городища. Северо-западнее Медведя летописи 12 века упоминали опорный пункт Медвежью голову (город в Ливонии), за который шла борьба между новгородцами  и их западными противниками. Отсюда и пошло название села Медведь, как считал известный знаток, археолог Новгородской земли В. С. Передольский.
Но это предположение не единственное. Около 1498 г. в Шелонской пятине отмечен погост  Медведь и великого князя волость Медведь, что была Юрьева монастыря,  приписанная  к Новой Соли. Перечневая  книга 16 века, около 1510 года, отмечала рядом с погостом Медведь и деревню Старый Медведь на реке  Мшага. Подробного описания погоста не сохранилось. Но он был в тесной связи с волоками от реки Мшаги к реке Луга, где княжна Ольга определяла оброки и дани ещё в 947 году. Уже тогда мог сложиться погост Медведь.  На это указывают местные городища и сопки. В связи с существовавшими волоками, проходившими по реке Мшага, на одной из излучин, где в настоящее время располагается одно из основных мест для купания местных жителей, а до недавнего времени и купальня для военнослужащих местного военного гарнизона («солдатская купалка»), завелись разбойники.  Занимались они грабежом проходящих мимо барж, загруженных различными товарами.  Главарь этой бандитской группировки получил прозвище «Медведь». Отсюда и происходит название нашего населенного пункта. Эта версия не нашла широкого распространения в силу её непривлекательности, но имеет место быть. Она была поведана мне Владимиром Ивановичем Болотовым, внуком известного медведского краеведа, бывшей учительницы школы  Болотовой Александры Васильевны.
Местные предания связывают возникновение погоста с местами охот Александра Невского на медведей. Во время одной охоты Александру удалось победить медведя и, как гласит легенда, на месте своей победы Невский приказал поставить церковь. А село стало называться «Медведь» До великого князя Ивана  III волость Медведь принадлежала Юрьеву монастырю, княжеской обители, в которой под Новгородом были похоронены брат Александра Невского Фёдор и его мать. В ХIII веке волость могла быть пожалована князем монастырю, а в ХV веке праправнук Невского вернул себе это древнее княжеское владение.
Царское правительство веками помнило об этой волости, обеспечивая ей особое развитие на Новгородской земле. Большую известность село Медведь получило с февраля 1818 года, когда в Медведской волости Новгородского уезда были образованы округа военного поселения 1-го и 2-го карабинерных полков. Введение военных поселений связано с именем графа Аракчеева, который был любимцем Павла I, а затем и Александра  I. Военные поселения создавались не столько для охраны государственной границы, сколько для экономии государственного бюджета. Аракчеев хотел сделать так, чтобы солдат сам себя кормил, да ещё и в казну денег давал. Солдат для службы в военных поселениях собирали по всей России. В пахотных солдат обращалось и местное население, иногда насильственно. Жизнь солдат в поселениях была мрачной. Ежедневная муштра, палочная дисциплина, бесправие. В соответствии с положением солдата по приказу ротного начальства могли даже женить насильно. Военный гарнизон в селе Медведь продолжал существовать и после свержения царя и перехода к власти большевиков в 1917 году, вплоть до декабря 2009 года.  Большинство человеческих судеб и вся история села так или иначе на протяжении почти двух столетий связана с военным гарнизоном. Проектированием казарм в Медведе занимался архитектор В. П. Стасов, строительством, которое растянулось на два десятка лет, руководил генерал-майор А. Я. Фабр.
 Будучи центром волости Медведь развивался не только по военному направлению. В начале ХIХ века жители села Медведь (121 двор, 988 человек) кроме земледелия, охоты, добычи и переработки болотной руды занимались торговлей и ремеслами. Ежедневно по субботам здесь проводились обширные базары. Действовала церковь  «Живоначальныя Троицы» с 1799 года, а с 1830 года при ней была штабная в гарнизоне – Петра и Павла. Работали две школы, земская больница, волостное правление, почтовая и земская конные станции, почтово-телеграфное отделение, квартира станового пристава. В Медведе действовали 6 сапожных, 3 портняжных и шапочная мастерские, 4 булочные, 21 кондитерская и бакалейная, 6 хлебных, 2 мясных, колбасная, 5 чайных, 5 кожевенных,  2 кустарных и др. лавки. Тут располагались два постоялых двора, трактир, часовщик, винная лавка. Купцов и торговых людей было много. Среди них купец Любацкий, имеющий мастерские по переработке льна, Исаак Бланкет, занимавшийся закупкой мяса у сельчан, Немцев, содержащий шапочную мастерскую, Варман, Фридман, Дымкин, Гаврилов и другие.
С нашим селом были связаны известные люди страны.  Среди них выдающийся советский педагог Виктор Николаевич Сорока-Росинский, который с 1896 года до поступления в Петербургский университет в 1901 году проживал в Медведе.
Здесь прошли детские годы Ипполита Никитича Мышкина (с 1848 по 1885 г.г.), известного русского революционера-народника.
С Медведем связана судьба писателя А.К.Толстого (1817-1875) и его товарища В.М. Жемчужникова, вместе с которым они создали образ знаменитого  Козьмы Пруткова.
Даже знаменитый  русский композитор Петр Ильич Чайковский   весной 1861 пребывал в Медведе, где сыграл довольно успешно две роли на театральной сцене местного  военного гарнизона.
Заезжал в Медведь и Максим Горький, будучи на лечении в Старой Руссе в 1904 году, чтобы ознакомиться с условиями содержания в плену японских военнопленных, размещенных в казармах военного гарнизона. 
15 марта 1894 года в нашем селе родился советский микробиолог, вирусолог, иммунолог, академик АМН СССР Зильбер Лев Александрович, родной брат известного русского писателя Каверина (Зильбера) Вениамина Александровича, автора двухтомника «Два капитана».   
В августе 1915 года в  одном из постоялых дворов Медведя заночевал Владимир Владимирович Маяковский со своей спутницей Лилей Бриг.
 Выпускником Медведской средней школы 1940  года был доктор наук, профессор Трещевский Игорь Владимирович (Воронежская лесотехническая академия), заложивший основы лесной  рекультивации нарушенных земель. Его труды стали основой по разрешению проблемы лесоразведения в засушливых районах Волго-Донского бассейна, а учебники Игоря Владимировича являются настольными книгами для мелиораторов всей России по настоящее время.
Голубев Анатолий Иванович, выпускник 1961 года, известный в России ученый, заместитель директора Института геологии КАР НЦ РАН, руководитель лаборатории металлогении, кандидат геолого-минералогических наук, Советник РАЕН (секция наук о земле), Академик Международной академии наук по экологии, безопасности человека и природы (секция инженерная геология).
В Медведе заложены корни  известного советского политика Фалина Валентина Михайловича, дипломата, политического и общественного деятеля, писателя.
События 1917 года перевернули новую страницу в истории села. Медведская большевистская организация была вторая по численности в губернии (320 человек). Герой гражданской войны Павлин Виноградов ещё 1912  году, будучи призванным в медведский дисциплинарный батальон, на плацу вместо присяги крикнул: «Долой самодержавие!». 8 лет каторги были обеспечены. В марте 1917 года при большом стечении народа был низвергнут  монумент царя. Трагические события в Медведе в апреле 1918 года облетели всю страну. Население голодало. Ели опилки, мох. Обложили контрибуцией купца-миллионера Василия Ивановича Любацкого. Денег в местной казне катастрофически не хватало. Голод усиливался.  В расформированном гарнизоне были большие запасы продовольствия на 30 тысяч солдат. Оно вывозилось на глазах голодных людей в другие районы, либо потихоньку расхищалось оставшимися членами ликвидационного комитета. Жители заявили о расхищениях в местный исполком. Пошли с проверкой на склады. Встретили их выстрелами. Началась осада ликвидкома в течение трех дней. Утром 15 апреля 1918 года председатель ликвидкома офицер Путрис был убит, остальные выбросили белый флаг и заявили, что не хотят смертоубийства. Многие годы эти события трактовались как контрреволюционные действия со стороны местных жителей. Могила Путриса занимает почетное место на братском захоронении села Медведь. Его именем названа центральная улица села.
Существует много различных документов об истории села. Многое можно узнать из материалов местного краеведческого музея, основателем которого была Ильина Нина Николаевна, истинный патриот земли Новгородской.  К истории Медведя и событиям в этом интереснейшем месте земли российской обращались многие историки, публицисты, местные краеведы.  Мы являемся обладателями уникальнейших письменных воспоминаний о Медведе, в частности  имеем подробнейшие воспоминания о годах учебы в Медведском двухклассном училище его выпускника 1898 года Насонова Дмитрия Петровича. Существуют воспоминания о становлении купечества и предпринимательства в селе Медведь известного ленинградского ученого Гаврилова Александра Михайловича, внука одного из уважаемых людей села второй половины XIX века  купца Гаврилова Кузьмы Семеновича. Это Кузьма Семенович Гаврилов построил одно из красивейших зданий нашего села и был главным жертвователем при строительстве  церкви, которая украшала село и придавала ему неоспоримую красоту и величественность. Много письменных документов об истории Медведской школы поступило краеведам сегодняшних дней от её выпускников, бывших учителей, друзей и знакомых. Большинство письменных источников сопровождено обширным фотоматериалом. Часть документов уже предстала и предстанет в музее истории Медведской школы и сельского краеведческого музея.  Но всего не разместишь на небольшом пространстве  музейных экспозиций.  Неимоверно быстро и стремительно проходит время, а вместе с ним мы теряем родных и близких нам людей, обладающих бесценными историческими сведениями. За последние годы мне удалось встретиться  со многими местными старожилами. Хочется передать тепло сердец, искреннюю любовь к родной школе, к своему любимому селу выпускников школы, её друзей для будущих поколений. Именно в этом я и вижу основную  роль данного скромного издания, не претендующего на полноту и истину в последней инстанции.
Автор

Во времена Александра Невского

От тех времен осталась только река. Какой-то далекий предок назвал её Мшагой за низкие мшистые берега, к которым привела его, наверное, глухая охотничья тропа. Человек глянул на темную торфяную воду, поежился, не решаясь тотчас же перебраться на другую сторону, и отправился искать для брода место более удобное. Кабаньи следы разбегались по зарослям жирной ольхи, узловатые плети вековечных елей вспарывали слабую болотистую почву. Сумрачно и тихо было в лесу. Но вот засветилось что-то впереди, приподнялись речные берега, ели уступили место молодому сосняку. Человек сделал еще несколько шагов, и неожиданно широкое зеленое взгорье открылось перед его глазами. Река свернула вправо. На перекате тихие её воды зажурчали вдруг чистым серебряным звоном.
- Славное место для стоянки! – сказал Человек и вновь осмотрел этот простор, нырнул в лесную чащу, направляясь с доброй вестью к своему покинутому племени.
Никто не слышал его слов, кроме Мшаги. Она – единственная жительница села, которую не состарили, хотя здорово и изменили века. И потому-то каждый год, начиная с самых первых погожих майских дней, бегут к ней ребятишки, чтобы услышать её удивительные рассказы о самой седой старине.
Вот здесь, в излучине, остановился однажды после охоты со своей дружиной на привал князь Александр Невский. Князь Александр Ярославович, прозванный Невским, прожил всего сорок три года. Он стал новгородским князем в шестнадцать лет, а в двадцать – победил шведов в битве на реке Неве, в двадцать два – одержал знаменитую победу на льду Чудского озера. Александр Невский был не только выдающийся полководец, но и умный политик, тонкий дипломат. Его деятельность пришлась на тяжелую для Руси пору: монгольские орды опустошали страну, с запада угрожало нашествие германдских, шведских и литовских феодалов. Не все благополучно обстояло и в самом Господине Великом Новгороде. И вот даже охотиться новгородские бояре разрешали ему не ближе, чем за шестьдесят верст от Новгорода.
… Жарко потрескивали костры. Дружинники разделывали тяжелую тушу добытого в непролазной чащобе медведя. Александр Невский был в хорошем настроении. И не только удачная охота являлась тому причиной. Что тебе медведь или кабан с народом-то этаким! Потешили в схватке с ним свою молодецкую силу…
Правда, охота началась не столь удачно. Только ранил, растревожил медведя Александр Ярославович. И остался безоружным перед ним. Вот тут-то и спас его от гибели дружинник. Голыми руками он задушил он разгоряченного зверя. Радовало Невского и другое событие этого дня. Когда преследовали кабана, наткнулись на залежи болотной руды. Руда – это дело. Из неё сталь можно выплавить, из стали – мечи выковать на страх врагам земли русской…
- Как место это прозывается? – переспросил князь.
- Никак, - ответствовал новгородский летописец.
- Повелеваю назвать медвежьим погостом, - произнес Невский и грустно улыбнулся.
Не раз еще наезживал сюда Невский, смотрел, смотрел как варятся железо и сталь из медвежьей руды. На людной дороге вырастали новые избы села – как раз посреди между Новгородом и Псковом. На крутом берегу Мшаги виделась Невскому уже новая крепость, да не приспел тогда срок соорудить её. Так и остался Медведский погост мирным селением. Писатель А. Субботин в историческом романе «За землю русскую», посвященному Александру Невскому и борьбе русского народа в XIII веке за свою независимость, тоже видит село мирным:
«Солнце стояло высоко, когда Ивашка ( один из героев романа – К. М.) добрался к Медведскому погосту. Он ожидал увидеть чуть ли не городок, а вместо городка – полтора десятка изб кривым посадом разбросались по крутому берегу реки Мшаги – лесной красноводной реки.
При въезде на улицу зеленым шатром раскинулся старый дуб. Могучий стол его покрыт зарубками и ссадинами. И гулянья веселые, и хороводья девичьи, и молебница стародавняя – все перевидел дуб. Вокруг него ровная, утоптанная лужайка. В тени, на брошенном чурбане, сидит плечистый и крепкий на вид старик…»
Однако Мшага помнит, что княжьи разговоры не прошли даром, и хотя веком позже, но действительно выросли на её кручах оборонные укрепления против Литвы. Громкой военной славы они не принесли, а все-таки спокойнее работалось под их стенами мирному земледельцу.
Таковы легенды, дошедшие до нас из того далекого времени. А что в реальности? В 60-е годы ХХ столетия краеведы пробовали копать в этих местах (современная д. Старый Медведь) землю, организовав нехитрые археологический раскопки. Невелики были находки: кольчуга, проржавевший шлем, глиняные черепки, да крепкий зуб от сохи… Все потом уместилось на одном стенде сельского музея, но каждая из этих вещей свидетельствовала о жизни боевой и напряженной и каждая зримым подтверждением вливалась в неторопливое повествование нашей древней реки. 
Излучина реки Мшаги.  2013 год.
Что еще могла бы припомнить Мшага? Может быть, две исторические битвы Москвы и Новгорода (1471 и 1478 гг.), когда Иван III окончательно подчинил древний город будущей столице государства Российского. Не в связи ли с этими событиями впервые село Медведь и упоминается в Писцовых книгах XV века. К сожалению, этот вопрос остается пока без ответа.
Помнит Мшага и об изгнании чужеземцев с родной земли, за освобождение которой сражались и наши предки. Помнит она и целые поколения медведских крестьян-тружеников, косивших сено и убиравших рожь… Мшага может припомнить и те времена, когда её берега присмотрели монах. В самом начале восемнадцатого века они построили здесь Никольский монастырь.
С восемнадцатым веком заканчивается легендарный период жизни села Медведь. С девятнадцатого века начинается период исторический.
К. Мухин.

От сохи хлебопашца к муштре солдатской, от мирного неба до  грохота пушек.

Становление большинства медведских семей и  семей соседних деревень своими корнями уходят, как правило, к началу передачи Медведской волости с 1818 года в военное ведомство в царствование Александра I, решившего образовать военные поселения на старинной вполне мирной земле. Члены историко-патриотического клуба «Мы помним» Медведской школы, реализуя проект «Дети войны», подготовили обширный материал о тяжелых испытаниях, выпавших на долю детей военного времени 1941-45 годов, одновременно затронув их родословную. Материал готовится к опубликованию в  2014 году, когда село Медведь и вся наша округа будет праздновать 70-летний юбилей освобождения от немецкой оккупации. Один из материалов об уроженце деревни Старый Медведь, ныне жителя Медведя, Миронове Михаиле Никаноровиче прелагаем нашим читателям.
Михаил Никанорович Миронов родился в деревне Старый Медведь Шимского района Новгородской области 8 ноября 1935 года. Появление его прадедов в этой деревне, как по отцовской, так и по материнской линии связано, скорее всего, с 1818 годом, когда здесь начали размещаться  подразделения 1-го или 2-го карабинерных  поселённых полков. Позднее  после Высочайшего указа от 8 ноября 1831 года округа военных поселений были преобразованы на территории Новгородской губернии в 14 округов пахотных солдат, разделенных на два удела – Новгородский и Старорусский. С этого времени войска в губернии стали размещаться на общих основаниях – постоем. Медведь стал центром Новгородского удела и 5-го округа пахотных солдат, где до середины 1850-х гг. размещался штаб Карабинерного генерала-фельдмаршала князя Барклая де Толли полка. Большинство коренных жителей соседних с Медведем деревень связывают свою родословную именно с этим временем.
Дедушка Михаила Никаноровича, Миронов Илья Антонович 1875 года рождения,  говорил, что от своего отца Миронова Антона слышал рассказ о том, что на месте села Медведя в начале XIX века стоял большой хвойный лес, который послужил основным  материалом при строительстве однотипных домов пахотных солдат. Деревня Старый Медведь в то время располагалась, если судить по сохранившимся до сего времени каменным фундаментам, в направлении на Уторгош, перпендикулярно к руслу реки. Существовавший тогда лесной массив вплотную подбирался и к этой деревне, то есть сплошь  заполнял и правый берег Мшаги. Представить такой расклад событий, глядя на мелкий кустарник возле этих селений и на основательность современных  аракчеевских построек, просто невозможно. Кажется, что  эти казармы своей историей уходят в глубокую старину. Но этот факт неоспоримый.
То, что предками Михаила Никаноровича были пахотные солдаты, подтверждается основательными семейными традициями: служба в армии была честью для каждого мужчины этого рода. Случилось так, что его дед Илья по достижении призывного возраста был признан негодным к строевой службе. Он посчитал данный факт великим позором для себя и всей семьи и серьезно запил. От данной пагубной привычки он не смог освободиться до своей смерти. 
Необходимо только отметить следующее обстоятельство, что его прадеды могли до начала основания военных поселений проживать в деревне Старый Медведь и автоматически, согласно Указу Александра I, стали именоваться поселянами-хозяевами,   их дети с 12 лет становились кантонистами, а с 18 лет переводились в воинские части почти на  25-летний срок службы.
Если это было именно так, то  им можно только посочувствовать и крепко пожалеть, ибо  старые деревни, переданные  в военное ведомство, начисто сносились, а на их месте вырастали выведенные в две линии, выкрашенные в розовую краску однообразные домики-связи, в которых начинали проживать по 4 семьи с неразделенным хозяйством. Они наряду с регулярным военным обучением, несением караульной службы обязывались заниматься сельским хозяйством. Наделы поселян составляли 6,5 десятины (1 десятина – это почти 1 га земли) пашни.  В каждом доме выращивали крупный рогатый скот. Выгоны для скота в деревне Старый Медведь были отнесены далеко за пахотные угодья и располагались на расстоянии нескольких километров на запад. Пригонявшиеся на обеденную и вечернюю дойки коровушки валились от усталости и не приносили желаемых удоев, очень часто погибали, списывались, чем доставляли хозяевам большие моральные издержки, а государевой казне дополнительные расходы. Кроме того, жизнь военных поселенцев и их семей строго регламентировалась. Постоянное пребывание в военном обмундировании,   работа по твердому распорядку – вот неполный перечень  жизненного уклада поселянина. 
 
Деревня Старый Медведь в конце XIX века
Выстроенных под одну гребенку деревень около Медведя оказалось достаточно много: Верхний Прихон I и Верхний Прихон II, Раглицы, Щелино, Взъезды, Нижний Прихон и другие. В каждой из них, по-видимому, размещалась одна из четырех  рот поселенного батальона. В каждой деревне было выстроено по 60 домов. В общей сложности в них пребывало до 228 человек, готовых стать под ружье, не считая других членов их семей. В Старый Медведь, скорее всего, укомплектовали двумя ротами, так как до настоящего времени данная деревня разделена на две половины и вплоть до 2009 года значились две деревни: Старый Медведь I половина и Старый Медведь II половина.
Замечу, что в черте военных поселений не было оставлено ни одного частного имения – все помещичьи усадьбы подверглись принудительному отчуждению. Крестьяне из кабалы помещичьей попали в кабалу военную.
А могло быть все иначе с  прапрадедами Михаила Никаноровича. Они могли прибыть на поселение в деревню Старый Медведь в числе семейных солдат, ранее прослуживших в армии не менее 6 лет, из других мест необъятной Российской империи и обрести здесь свою вторую родину. 
Вид на деревню Старый Медведь в конце XIX века
К великому сожалению, об этих деталях биографии своей семьи ни Михаил Никанорович, ни его родные ничего не знают, как не знаем в большинстве своем и мы, родившиеся на землях Медведского поселения. Об этом можем только предполагать с большой долей вероятности, опираясь на достоверные исторические события, связанные с историей военных поселений в селе Медведь.
Михаил был вторым ребенком в семье крестьян Миронова Никанора Ильича 1907 года рождения и Матросовой Анны Фроловны 1911 года рождения. Вместе с ним подрастали брат Александр и сестра Нина соответственно 1932 и 1939 годов рождения. Отец к началу войны работал бригадиром местного колхоза «Красное знамя». С первого до последнего дня  он на финской войне, на которую из деревни отправились около десятка взрослых мужчин. Надо отдать должное сноровке и военной выучке призванных из этой деревни мужиков: лишь двое из них не вернулись по окончании военных действий в октябре 1940 года в свои семьи. Маленький Михаил хорошо запомнил разговоры отца и его товарищей, которые после работы почти ежедневно собирались в заулке дома своего бригадира. Эти встречи людей, только что возвратившихся с фронта, сопровождались распитием большого количества спиртного. «Вот-вот начнется новая война: нам уже будет не выжить», - рассуждали они. Об этом говаривали вполголоса, в кругу тех, кому доверяли, иначе можно было угодить в «места, не столь отдаленные», лет этак на десять. Никанор Ильич внушал своим подчиненным, неоднократно повторяя во время этих безрадостных застолий: «Родину предавать никогда не надо!» Они с честью исполнили эту всеми усвоенную истину. Большинство из них погибло. Не вернулся с фронта и связист старшина Миронов Никанор. Он значился как  без вести пропавший. Позднее стало известно, что  поезд, который сопровождала его рота, был разбомблён с немецких самолетов возле станции Бологое Калининской области в  феврале 1942 года. И лишь в июле 1941 года Никанору Ильичу удалось передать весточку домой. Его часть при отступлении проходила через поселок Шимск.  Здесь он встретил Большихина Петра, мужа своей сестры Прасковьи, и передал через него наилучшие пожелания семье, а детям подарок - костяную коробочку, наполненную костяным домино. Этот подарок на долгие годы стал настоящей бесценной реликвией и напоминанием о погибшем отце. Эти события случились позднее. 
Теперь же  заканчивалась весна, приближалось лето 1941 года. Брат Александр заканчивал третий класс, предвкушая беззаботность каникул, подрастала сестрёнка Нина.  Родители оставляли детей одних дома, а сами рано утром уходили на работу. Дел и забот было достаточно много, особенно у отца, ответственного за состояние дел в бригаде и  благополучие своей семьи. Сон у малышей был весьма крепок, особенно у Михаила. В этом не раз пришлось убедиться отцу и матери. Если он спал, то достучаться было невозможно. Отцу иногда приходилось даже снимать дверь с петель или выставлять раму из окна, чтобы попасть в дом. Наружные замки  на дверях в деревне тогда были не приняты, поэтому остававшиеся одни дома Михаил и маленькая Нина закрывались изнутри  на кованые крючки, причем, один крючок  всегда ставился на входную дверь холодных сеней, а другой – на массивную внутреннюю дверь дома. В этот раз все было иначе. Дети, как всегда, заперлись изнутри ранним утром и, конечно, уснули.  Но в 6 часов утра раздался стук такой силы и продолжительности, что не только старший брат, но и Михаил быстро вскочили с постели и открыли дверь родителям. Лица их были сумрачными. С тревогой в голосе отец произнес: «Вставайте, мне надо уходить. Началась война, немцы напали». Простившись с родными, поцеловав жену и детей, Никанор Ильич со своими друзьями, которых из деревни оказалось около семи десятков человек, уже в 8 часов утра 22 июня 1941 года был отправлен в военкомат районного поселка Шимск, а оттуда в Прибалтику, через которую враг стремительно продвигался к их родной деревне.
Военные подразделения, дислоцированные в казармах села Медведя, в срочном порядке перебрасываются на фронт. Гарнизон остался пустым. Все оставшееся население деревень оказалось в шоковом состоянии. Крепкие и сильные мужчины уже погибали на фронте, а про их детей, жен, стариков  просто забыли. Толковых указаний об эвакуации не последовало, да и кто мог вообразить, что враг так стремительно продвинется вглубь страны. В первую очередь эвакуации подлежали партийные и советские работники и их семьи, семьи офицеров СА, милиции. В сельсоветах, парткомах, штабах упаковывались для отправки в тыл документы, часть из них сжигалась. Но такие указания, по-видимому, были даны также несвоевременно: шли уже бомбежки наших деревень, а документы еще сжигались во дворах административных зданий, о чем рассказала в  своих воспоминаниях об этих днях Болотова Александра Васильевна, учитель начальных классов Медведской школы. Ей вторит в своем письме в адрес Медведской школы от сентября 1979 года Галашина Анастасия, которая тогда была директором этого учебного заведения. Она охраняла школьный архив до 9 августа 1941 года и только по счастливой случайности смогла  под вечер этого дня вместе со своей семьей через Шимск и Новгород эвакуироваться в Кириши Ленинградской области. О какой-либо школьной документации можно было уже забыть. Наступление на линии Шимск – Медведь началось 10 августа. А до этого через село гнали бесчисленные стада крупного рогатого скота, проезжали и проходили беженцы, отступающие воинские соединения.    Общественный скот деревни Старый Медведь, а его было достаточно много, собрали в огромный гурт и погнали через Менюшу на Видогощь, а далее, как позже выяснилось, вглубь страны, за Волгу. В числе погонщика стада оказался и совсем еще юный дядя Михаила по материнской линии Алексей Матросов. Ему было около 15 лет. Родные уже после войны узнали, что Алексея призвали в ряды защитников Отечества в 1943 году из аула в Татарстане. Больше никаких сведений семья о нем не знает до настоящего времени.
Старики деревни, понимая критичность сложившегося положения, опасаясь за жизнь оставшихся членов своих семей, решают перебраться в лес. К этому времени вражеские самолеты-разведчики неоднократно пролетали над деревней. Погрузив на телеги значимые вещи, детей, стариков, население Старого Медведя, перебравшись через обмелевшую речку Мшагу в районе деревни Щелино, углубилось в  лес по дороге за этой деревней. Они оказались на западной окраине простирающегося на восток обширного болота в том месте, где еще совсем недавно стоял военный госпиталь, обслуживавший войска, сражавшиеся в районе Высоково, Заречье и других местах. От госпиталя на лесной дороге осталось лишь небольшое захоронение умерших от ран военнослужащих. Здесь и решили расположить свой гражданский лесной лагерь старомедведцы. Соорудили легкие шалаши, чтобы укрыться от солнца днем и от гнуса в вечернее и ночное время. Домашний скот, особенно кормилицы-кровушки, находились неподалеку: их пригнали вместе с прибывшими. Сколько времени пробыли беженцы в лесу Михаил Никанорович, конечно, не запомнил в силу своего возраста, но он точно запомнил, что до прихода немцев старики успели соорудить из подручного камня, который привезли на телегах со щелинских полей, печь, в которой стали выпекать хлеб.   В один из августовских дней, под вечер, возле шалашей с беженцами скопилось много наших  воинских подразделений. Продвигались они со стороны деревни Заречье. Под утро воинских частей возле своего лесного прибежища люди не увидели: воины за одну ночь снялись с места и через болото ушли  в восточном направлении, занимать оборону по обводам города Новгорода.
Спустя несколько дней со стороны села Медведя к шалашам около 8 часов утра подошёл взвод прикрытия численностью около 30 человек. На руках они несли четырех раненых бойцов.  Один из них скончался. Тут же, на лесной дороге возле землянок,  его похоронили в той же братской могилке, что осталась после госпиталя.  Это небольшое захоронение до настоящего времени сохранилось, и те, кто проходят мимо, следуя на болото за клюквой или в лес за грибами, оставляют цветы или другие знаки внимания нашим защитникам.  Командир взвода сообщил: «Селения Шимск, Менюша уже захвачены немцами, которые упорно продвигаются к Новгороду.   Через несколько часов ждите немцев». Так и случилось. К 11 часам дня немцы уже были возле лесной «деревни». Стояла жара, у всех врагов рукава гимнастерок были закатаны по локоть. Приказали через переводчика выйти из шалашей и выстроиться на лесной дороге. Мужчины должны были снять головные уборы: немцы по стрижке определяли причастность их к действующей советской армии. Коротко стриженных  не оказалось. Спросив дорогу на Закибье, сделав ударение в названии деревни на букве «е»,  враги ушли в указанном направлении, рекомендовав возвратиться всем в свою деревню. Удивительно, но немцы предупредили людей, чтобы двигались строго по дороге, так как обочины  были заминированы.
Каменные постройки села Медведя после первых бомбежек в основном сохранились. Две бомбы попали в церковь: одна в колокольню, а другая между центральным и боковым куполами. В таком виде церковь и простояла до окончания войны. Деревня Старый Медведь сгорела примерно на 70%: дома  в отличие от села Медведя были деревянные. Дом деда  Фрола сгорел, поэтому Матросовы разместились в просторном с пятью окнами по фасаду доме Мироновых. В конце лета 1941 года было разрешено убрать  урожай зерновых. Зерна в тот год уродилось много, часть его уже успела осыпаться, но и того, что сохранился, оказалось достаточно, чтобы люди не остались голодными в предстоящую лютую зиму.  Урожай собрали, и он был разделен между едоками всей деревни поровну.
Ближе к осени  в деревне расположилось на постой  танковое подразделение одного из уцелевших полков дивизии СС «Мертвая голова». На площадях Медведской МТС и войсковой части были оборудованы мастерские для ремонта вражеских танков.  В каждый дом поселили немецких солдат и офицеров, причем, лучшие жилища доставались  последним. В добротный дом дедушки Ильи въехал один из старших офицеров, выбрав  для  проживания самую лучшую и светлую комнату. 
Михаил Никанорович запомнил, что отношение  немца, владевшего русским языком, к членам его семьи было весьма благосклонным. Замеченный в слабостях к спиртному дедушка Илья иногда получал от офицера по чарочке, да и не по одной. В ведении  постояльца находилась целая бочка с этим крепким напитком. Она была поставлена в предбанник, куда неоднократно дед Илья приглашался немцем. Офицер в открывающееся отверстие вставлял шланг и предлагал деду утолить свою «жажду». После такого «чаепития» дед возвращался в дом на плече своего подпитого собутыльника, которому было по силам водворить деда на его любимую  лежанку возле русской печи.   Но враг есть враг. Маленький Михаил хорошо запомнил, что говорить лишнее при немцах не следовало, иначе могли последовать жесткие репрессивные меры, вплоть до расстрела, тем более, что вскоре в доме появился еще один офицер. Чином он был младше первого, русским языком не владел, ко всем домашним относился пренебрежительно, особенно к деду. Пальцы рук этого немца были усыпаны драгоценными перстнями, запястья – браслетами, чего не было у первого постояльца. Старший неоднократно одергивал своего странного, охочего до побрякушек друга от необоснованных придирок к хозяевам дома.  Недели две вражеские солдаты залечивали раны на постое в деревне Старый Медведь. Танковое подразделение направили на передовую под Старую Руссу. Дед Илья предсказал своим постояльцам, что старший останется в живых, а его зловредный младший товарищ лишится жизни.  Так и случилось. В районе деревни Коростынь немецкие танки была атакованы нашими бойцами, пришедшими скрытно в белых халатах по льду озера Ильмень. Ледостав в тот год был очень ранним: крепчайшие морозы ударили уже   в Покров день.  Немцам пришлось не сладко под пулями и снарядами наших воинов. Оставшиеся в живых скорехонько вернулись в Медведь. Старший офицер действительно  выжил в том бою, вновь поселился в доме Мироновых, но залечивать раны его танкистам пришлось уже не две недели, а около четырех месяцев. Через несколько дней после того боя они вернулись в Коростынь, чтобы похоронить погибших . Среди них оказался и тот младший офицер, которому предсказал смерть дед Илья. Его отыскали среди мертвых с отрубленными пальцами. Кто позаимствовал его драгоценности, не известно. «Собаке – собачья смерть, не будет тявкать на безвинных детей и стариков»,- проговорил дед Илья.   
Очень хорошо врезался в память такой случай. Мать растопила баню. Настало время подбросить дров в топку. Михаил всегда следовал за мамой Анной. Так случилось и в этот раз. Войдя в предбанник, они увидели там присевшего на пол босого мужчину в легкой одежде. Он, оказывается, уже с прошлого вечера пробрался на чердак бани, сбежав из лагеря военнопленных, что располагался в казармах военного гарнизона. Как это ему удалось сделать? Село Медведь и деревня Старый Медведь были заполнены немцами, по улицам постоянно  ходили немецкие патрули. Как потом выяснилось, это был его второй побег. Первый побег оказался неудачным. Пробравшись в направлении реки Шелонь между Межником и Медведем,  беглец добрался почти до города Старая Русса, но вновь был схвачен немцами и возвращен в прежний лагерь. Первое его пленение было также под Старой Руссой. И вот теперь он, голодный и холодный, выкуренный дымом растопленной  банной печи, стоял перед Михаилом и его мамой. Анна Фроловна сразу сообразила, чем  сможет помочь отважному солдату, хотя отлично понимала, что рискует своей жизнью и жизнью родных. Подбросив в печку дров, она вместе с сыном вернулась домой. Под видом того, что собирает грязное белье в стирку, завернула в него вареного картофеля, хлеба, прихватив в коридоре дома большого размера с портянками дедушки Фрола ботинки, вернулась в баню. Радости у сбежавшего из плена не было предела. Особенно он благодарил за обувь. Узнав от своих спасителей, что деревня вся забита фашистами, что добраться в направлении реки Шелонь можно правым берегом Мшаги через Взъезды, Нижний Прихон, Вешку, Костково и Мшагу Ямскую, наскоро перекусив, обувшись, он влез снова  на чердак бани, благо дыма столь едкого, как  в начале топки,  уже не было. Шестилетний Михаил отлично понимал, что надо держать язык за зубами. Утром, сходив в баню, ни мать, ни смышленый мальчишка  никого там не обнаружили. Увидели открытый лаз на чердак, который и стал знаком того, что там пусто. Вот такова история со спасением нашего солдата. Кто ему помог сбежать с территории лагеря, не известно. Ими могли быть и жители Медведя, в том числе и кто-нибудь из молодых медведских патриотов, впоследствии замученных в немецких застенках на станции Сиверская. 
Наступила весна 1942 года. Новые власти разрешили начать полевые работы. Те, у кого были лошади, вспашку производили самостоятельно и  по возможности помогали соседям. Оставшиеся совсем без пахарей, лошадей обращались к старосте деревни.  Выделяли немцев, которые умели обращаться с плугом и лошадьми, и они помогали вспахивать поле, раздавались и семена, которые надо было вернуть после нового урожая.  Этот факт говорит о том, что немцы весной 1942 года уже почувствовали себя на нашей земле хозяевами, пришедшими на постоянное время. Они активно начали заниматься строительством дорог, используя труд наших военнопленных. Мимо Старого Медведя на строительство дороги Медведь - Уторгош прогоняли большое число оборванных, голодных узников двух лагерей, что располагались в селе Медведе (один – в аракчеевских казармах, другой – в доме культуры для офицерского состава СА). Особенно тяжелым  и трудно проходимым был участок дороги, располагавшийся на последнем перед станцией Уторгош повороте. Многие военнопленные умерли в этой заболоченной местности .
Немцы ненавидели евреев и цыган. В деревне Старый Медведь проживал мужчина  Иван Зяблов. Он был темноволосым, с большой шевелюрой. Немцы подумали, что он цыган, хотели расстрелять. Вызвали Ивана, но, к его счастью,  выяснилось, что он никакой не цыган, и его отпустили.
В одном из домов деревни случился пожар. Стали уточнять виновников. Ими оказались два немецких солдата, любители спиртного. Командир немецкого подразделения, квартировавшего на то время в деревне, выстроил личный состав и местных жителей в центре деревни. Виновники пожара были выявлены, брошены на  скамейку и выпороты прилюдно, чтобы другим было неповадно.
Следить за порядком в каждой деревне входило в обязанности полицейских, назначаемых немецкими властями из числа местного населения. За ними закрепилось более короткое название «полицаи». Добровольно получить такое назначение, как правило, никто не хотел, поэтому их иногда просто-напросто назначали, ткнув пальцем в любого приглянувшегося паренька или крепкого старика. Других мужчин в деревнях не осталось: все воевали в рядах защитников Отечества.  Таким образом, среди полицаев в большинстве были люди случайные. Некоторые из них рьяно исполняли свои обязанности, поэтому жестоко наказывались своими же жителями, партизанами ещё во время войны или получали заслуженное наказание по её окончании.  Но были и те полицаи, которые выполняли свои обязанности с прохладцей, предупреждали об облавах, репрессивных мерах и т.п. Таковым, например, полицаем был Большихин Александр из деревни Старый Медведь, получивший свое назначение «методом тыка». В дальнейшем он оказался в числе тех, кто боролся с фашистами, и погиб  в боях под городом Псковом.
 Ещё об одном эпизоде из жизни оккупированного Медведя поведал Михаил Никанорович. Об этом ему в 1970-х года рассказывала сослуживица по работе в войсковой части села Медведя Ольга Никифорова. При немцах она проживала в уютной двухкомнатной квартире дома, что располагался в военном городке. Этого дома сейчас уже нет: сгорел в 1980-е годы . Комната приглянулась старой переводчице фрау Грайль, которая добивалась её занять. Наклеветала на девушку. Ольгу вызвали в комендатуру. Она попыталась отговориться. Но  молодой переводчик, что работал в комендатуре, понизив голос, предложил девушке не сопротивляться, а спокойно освободить помещение и переселиться в другой дом, что располагался в восточной части военного городка. Конечно, проживать там было не слишком комфортно, так как до этого в нем располагался свинарник, но тем самым молодой человек предотвратил вполне возможную смерть девушки, не подозревавшей о том, кто ей переходит дорогу. Фрау Грайль ненавидела русских людей, мстила за свою судьбу и судьбу мужа. Он у неё был русский офицер, а она – учительница немецкого языка из Берлина. Знакомы они были с 1-ой мировой войны. Они не хотели признавать советскую власть, проживали до революции в Латвии. Мужа отправили в Сибирь, она скрылась в Ленинграде, потом перебралась в город Тихвин Ленинградской области, где устроилась в одну из школ на должность учителя немецкого языка. Она с радостью встретила немецкие войска, сразу же нашла применение при комендатурах в качестве переводчицы. Таким образом, она и попала в село Медведь. Старая немецкая переводчица была очень жестоким человеком, многих наших людей она погубила.  Позднее в 1950 году, следователь НКВД, приехавший в село  Медведь на расследование поведения людей в немецком тылу, во время следственных действий, разговаривал с Ольгой. Он хотел от неё услышать о факте её выселения из квартиры, о том, где она оказалась потом, даже показывал  жилище-свинарник, сетовал на её забывчивость, на плохую зрительную память. Лишь потом, когда следователь уехал, забывчивая Ольга поняла, что ведь именно этот следователь и был тем самым переводчиком, спасшим её, неопытную и наивную девушку, от козней алчной переводчицы. Если это было именно так, то получается, что в стане врага действовал советский разведчик.
Февраль 1943 года, началась поголовная эвакуация населения с захваченных немцами территорий. Почти ни одна семья нашей местности не избежала этой участи. Оказались в числе эвакуированных людей и члены семьи Мироновых. Михаил хорошо запомнил, что подогнали к дому грузовую машину, погрузили людей, вещи и довезли до станции Уторгош. Вслед за машиной мать повела корову, набросив на её рога веревку. На железнодорожной станции и людей, и скот погрузили в  холодные вагоны и отправили на Запад. На станции Дно поезд остановили. На перроне дымились кухни, людей накормили и отправили далее до Латвии, где на перевалочном пункте всех людей разобрали. Хозяева Мироновым достались хорошие,  относились  по-доброму, тем более что с постояльцами прибыла дойная коровушка. Удивительно, но данная буренка после освобождения советской территории от фашистов вместе с хозяевами возвратилась в  родной хлев.
Подробного рассказа о событиях в латышском хуторе, где проживали Мироновы, я не услышал, да это и не входило в мои планы, но об одном случае со спасением советского летчика, надо рассказать. Именно этот эпизод того времени врезался в память уже девятилетнего Михаила. Летом 1944 года в небе над хутором завязался бой между двумя парами советских и немецких истребителей.  Хозяева хутора и их постояльцы внимательно и с тревогой следили за драмой, разыгрывающейся у них над головой. В упорной борьбе наши сумели подбить один из вражеских самолетов. Он загорелся и взорвался в воздухе. Радости наблюдавших не было предела. Но вскоре та же участь постигла и нашего истребителя. К счастью, советский летчик успел выпрыгнуть из горящей машины. Хозяин хутора быстро вскочил на коня и полетел галопом в направлении места приземления летчика. Обнаружив парашютиста, не раздумывая, помог ему освободиться от стропов парашюта, погрузил на лошадь, вскочил сам и быстро укрыл его в  лесном массиве, в неприметной землянке. Такие землянки-схроны были сооружены в стороне от жилых помещений у каждого хуторянина.  Сам же немедленно возвратился к дому. Немцы на мотоциклах вскоре подъехали к хутору в поисках летчика, спросили о возможном его появлении. Получив отрицательный ответ, проехали дальше. Продолжительные поиски летчика ни к чему не привели. А пилот находился в надежном месте, вскоре залечил раны и вернулся в строй. Таким образом, совсем юный Михаил вновь стал очевидцем спасения советского воина, только теперь уже не в родной деревне, а далеко за её пределами.
Прибалтику освободили. Михаил Никанорович вместе с семьей возвратился в родную деревню.  Началась тяжелая  послевоенная  жизнь крестьянского жителя. Отец числился без вести пропавшим, мать с тремя детьми, старшему из которых Александру шел семнадцатый год, а младшей Нине пятый годик, тянула непосильную лямку в колхозе и дома. Михаил с 1 сентября 1945 года пошел в первый класс начальной школы в деревне Раглицы, затем продолжил  учебу в стенах Медведской школы,  в то время ещё семилетней, по окончании которой в 1952 году ему уже исполнилось 17 лет. Ни о каком продолжении учебы речь даже не стояла: на заднице одни штопаные штаны, да трудодни в рабочем табеле колхозницы-матери. Пошел сразу после школы работать в МТС, где смог заработать небольшое количество денег для семьи перед уходом в армию, которая была не за горами. Отслужил в армии по полной программе, возвратился в деревню. Профессии не было. Решил вместе с другом Афанасьевым Вячеславом окончить годичные курсы трактористов в городе Боровичи, по окончании которых они принимали на себя обязательство поехать работать в качестве механизаторов на целину в Казахстан. В казахстанские степи под присмотром весьма неприветливого и злого мастера друзья добрались без особых приключений. Но очень хотелось возвратиться домой. Поставив перед собой эту задачу, Михаил и Вячеслав вместе с третьим их товарищем по училищу, эту задачу выполнили. Пришлось им, конечно, применить природную смекалку, определенную изворотливость, чтобы заработать денег на обратную дорогу домой, да на законных основаниях потом предстать перед начальством местного сельсовета.  Пришлось даже подработать на уборке 300 га кукурузы на одном из станов Саратовской области,  благо сноровки у молодых ребят было с лихвой. За уборку этой кукурузы, которую отказывались убирать местные механизаторы, им выплатили достаточную сумму денег, чтобы без особых приключений из Саратова добраться через Москву до Старого Медведя. Надо было где-то работать.  Механизатором в колхоз «Красное знамя» Михаил не пошел, так как работать за «палочки», что получала мать в этом хозяйстве, второму члену семьи было слишком накладно.    Трудоустроился печником в домоуправлении войсковой части, затем последовали другие рабочие должности. Профессию же печника он усвоил в совершенстве. Лучшего печника во всей нашей округе отыскать было на протяжении нескольких десятилетий весьма сложно. Лишь сейчас, уже с возрастом, ему сложно браться за столь ответственную работу, да и болезнь суставов рук дает о себе знать.
Михаила Миронова, парня, любившего выпить в кампании друзей, разбитного, но обладавшего природным умом, смелостью, честностью и другими положительными качествами, заприметила старомедведская девушка Таисия Александрова.
- Как она могла решиться выйти за меня замуж? – рассуждает сейчас Михаил Никанорович. Он уже несколько лет назад похоронил свою любимую жену: подвело здоровье. Вместе с Михаилом они смогли создать крепкую семью, воспитали замечательного сына Сергея, почти с отличием закончившего Медведскую среднюю школу. Сергей получил серьезную военную специальность. В последние годы службы он отвечал за техническое состояние самолетов, поднимавшихся в небо с военного аэродрома под городом Сольцы. В настоящее время он уже в отставке по выслуге лет, вместе с женой Тамарой проживает в Великом Новгороде, навещает своего отца в селе Медведе, где тот проживает в собственном доме. Этот дом – настоящий образец простого, но весьма добротного, сельского дома.
 Уютным и ухоженным является и прилегающий к нему приусадебный участок. Картофельное поле Мироновых было всегда одним из лучших в селе. Оно радовало прохожих  чистотой  своих посадок,  приносило хозяевам богатый урожай, моральное удовлетворение. С какой тщательностью убирался урожай картофеля в этой семье. С поля он собирался только вручную, с помощью лопаты, складывался в небольшие 15-литровые корзины, которые хозяин плел весьма искусно и добротно из ивовых прутьев. Картофель затем пересыпался под навес или во двор, через  10 дней перебирался по сортам и высыпался, если позволяла погода, на несколько часов на забетонированную площадку возле крылец для прогрева на солнце. Семенной картофель тщательно отбирался, причем, он был не менее крупного куриного яйца, складывался в корзины большого размера и в них же переправлялся в подвал на хранение. Вход в подвал располагался тут же рядом, в  проеме  стены дома размером около одного квадратного метра, и закрывался массивной деревянной дверью. Скромная заработная плата хозяев дома дополнялась доходами не только с огорода, но и с личного подворья, где всегда держалась корова, выращивался поросенок, держались куры. В настоящее время традиции дома не ослабевают: поддерживать чистоту и порядок помогают сын и невестка, да и сам Михаил Никанорович накануне своего восьмидесятилетия не в стороне от сельских забот. Расколоть до десяти кубических метров дров ежегодно, уложить их в поленницу – это его забота, с которой он успешно справляется. Не забывает он поделиться разумным советом с соседями, если надо, то и приструнить за неразумные действия. Пожелаем ему спокойной,  здоровой и долгой старости, чаще встречать у родного порога сына Сергея, невестку Тамару и своего любимого внука Андрея, уже семейного, проживающего в Санкт-Петербурге.

Веер дружбы.

В настоящее время, особенно, после того, как прошло более столетия со дня окончания русско-японской войны начала ХХ века, известно и напечатано об этом  периоде русской истории очень много. Нас же интересует он в связи с нахождением в медведских казармах лагеря для японских военнопленных. Об этом также материалов предостаточно. И все же я вновь приоткрою данную страницу истории села, используя, в основном, местный краеведческий материал.
Передо мной воспоминания Дмитрия Петровича Насонова, выпускника нашей школы 1898 года. В 1905 году он оканчивает Новгородскую учительскую семинарию. Вот что он пишет о русско-японской войне:
«Русско-японская война, начавшаяся 27 января 1904 года, позорно окончилась 25 октября 1905 года для нас. Все это произошло из-за  гнилого самодержавного бюрократического строя, который доказал полную  неспособность управлять государством как во внутренних делах из-за хищности и продажности высших чинов, так и в военном деле из-за бездарности полководцев, которые не могли одержать над японцами ни одной победы. Японский флот и армия  имели лучшее вооружение, у них была лучше организована разведка. Они хорошо применяли  маскировку окопов, судов, орудий. Их армия было одета в защитную форму зеленого, под цвет травы, цвета, и желтого, под цвет песка, что способствовало уменьшению числа раненых  и убитых.
Русские же с опозданием  стали снабжать армию  защитной формой. Раньше же, летом, наши солдаты носили  белые гимнастерки и черные шаровары, а офицеры – белые кителя с блестящими погонами, что  увеличивало в боях число потерь. Наша армия из-за дальности фронта худо снабжалась вооружением, провиантом и др. Молебны и иконы, конечно, не могли заменить этого. Наши солдаты явно видели причины наших поражений».
В этих воспоминаниях нет ни единого слова о плененных японцах, переправленных через всю Россию в село Медведь. Дмитрий Петрович пусть и учится в это время в Новгороде, но живет-то в Медведе. Тут же в гарнизоне служит его отец. Почему он не удосужился рассказать об этом факте из  истории села? Наверное, были на то причины. Да и заговорили о лагере военнопленных японцев в Медведе лишь к 1960 году, когда исполнялось 10-летие общества советско-японской дружбы. Когда я, будучи учеником старших классов Медведской средней школы, пришел в сельский краеведческий музей, то одна из его экспозиций буквально изобиловала документами о пленных японцах. Завороженно я смотрел на письма от бывших японских военнопленных, удивляясь иероглифам. Руководитель музея Нина Николаевна Ильина, побывавшая к этому времени с визитом дружбы в Японии, проводила увлекательные и познавательные экскурсии для многочисленных делегаций, постоянно наезжавших в наше село. Но мне почему-то всегда хотелось увидеть и потрогать своими руками камни с японскими иероглифами. Видел я их лишь на фотографиях, да и то из японских красочных журналов. Когда их выкапывали медведские школьники, я учился в Менюшской восьмилетней школе, а жил в деревне Горное Веретье, поэтому поучаствовать в раскопках не мог. На одной из этих фотографий в цветном исполнении, что для нас было великой диковинкой, красовалась наша школьница Фомина Елена, дочь режиссера Медведского народного театра Фоминой Валентины Петровны. Я понимал, что эти надгробные камни где-то рядом, но то, что рядом, часто бывает недосягаемым, чем-то далеким, как, например,  мавзолей В.И. Ленина, но именно в нем я побывал на десятилетия раньше, чем увидел настоящие японские иероглифы на камнях у себя в Медведе. Случилось это накануне приближавшегося 100-летия со дня окончания русско-японской войны, когда в Медведь вновь зачастили японские делегации, а я уже почти 40 лет отработал директором Медведской школы. Надо же такому случиться, что Нина Николаевна Ильина с учащимися 1960-х годов откопала камни с иероглифами, а учащиеся начала XXI века с подачи главы Медведского сельского поселения Рогозина Владимира Ивановича вновь откапывали «очевидцев» столетней истории села. И занялся этим делом никто иной, как мой сын, Иванов Алексей Викторович, приступивший к работе в Медведской школе учителем физической культуры в 2002 году. Всячески поощряла эту работу председатель Новгородского отделения Красного Креста РФ Николаева Наталья Ивановна. Возле старинного венного кладбища, про которое наше поколение и знать не знает, за военным городком была спланирована площадка, очищена от кустарника и травы. На неё и выкатили вновь откопанные камни. Откапывать их пришлось снова, так за 40 лет они вновь покрылись достаточно большим слоем листвы и травы, превратившихся в слой перегноя. Именно сюда 14 июля 2004 года приехали, прибывшие с  неофициальным визитом, Генеральный консул Японии господин Тэруми Мурамацу и вице-консул госпожа Кусибуту Тиё. Они совершили на месте бывшего японского захоронения поминальный японский ритуал.  А 3 сентября 2004 года  прибыла японская делегация во главе с исполнительным директором благотворительного фонда «Фундацион» господином Тадамоса Фуктурой и  помощником шеф-редактора журнала «Санкей-Симбун» в Москве господином Гулахваровым Андреем Игоревичем. Эта делегация предваряла встречу на следующий день с бывшим министром иностранных дел Японии, депутатом Японского парламента, конгрессменом,  господином Таро-Накаямо. В этот же приезд вновь состоялась ритуальная церемония в японских традициях в память о почивших на нашей земле соотечественниках. Именно тогда было принято решение об открытии специального мемориального места в селе, чтобы оно было доступно для всякого желающего его посетить. Организацией работ по созданию мемориала занялся Владимир Иванович Рогозин. Финансирование обеспечила японская сторона. Открытие его состоялось  в сентябре 2005 года в присутствии большого числа местных жителей, властей области, района, поселения и многочисленной японской делегации. 
Молодые японцы склонились перед памятным знаком и читают список умерших соотечественников во время плена в 1905-06 годах. Село Медведь, сентябрь 2005 г.
 
В настоящее время любой желающий может посетить мемориал, осмотреть, прочитать на памятной доске не знакомые нам, россиянам, японские фамилии. Памятное место располагается на центральной улице бывшего военного городка между разрушающимися казармами. Местные власти содержат захоронение в порядке. Учащиеся Медведской школы, члены созданного при школе лесничества,  в мае 2013 году посадили по периметру мемориала молодые сосенки. 
 
Благоустройство и посадка хвойных деревьев возле японского мемориала весной 2013 года членами школьного лесничества МАОУ «СОШ» с. Медведь
Интерес наших школьников к периоду нахождения в селе лагеря пленных японцев (тут же среди пленных было 6 английских офицеров и 120 корейцев) в последние годы повысился. Выпускник нашей школы 2012 года Евгений Васильев из деревни Менюша, увлеченный японской культурой, неоднократно приглашался и приглашается на проведение фестивалей в Санкт-Петербург и Москву. Другой пример – написание научной исследовательской работы, выпускницей 2011года Васильевой Аленой (золотой медалистки), написанной под руководством учителя русского языка и литературы Ивановой Веры Леонидовны. Работа «Пребывание Максима Горького в городе Старая Русса и в селе Медведь»  была признана научными работниками Новгородского института развития образования одной из лучших на областной  конференции исследовательских работ школьников в 2011 году и заняла третье призовое место. Далее приведу содержание главы из этой работы, посвященной пребыванию А.М. Горького в Медведе:

«Пребывание писателя в селе Медведь.
В 1904 году началась русско-японская война. Газеты были заполнены сотнями и тысячами имён погибших, точно где-то изо дня в день шло непрекращающееся землетрясение, и земля всё пожирала и глотала людей. Скоро стало широко известно, что против тысяч русских пленных, томящихся в Японии, число пленных японцев в Медведе не превышает 500 человек (Эту цифру называет Горький ещё до Мукденского и Ляоянского сражений, после которых число пленных японцев в Медведе увеличилось до двух с половиной тысяч человек).
Августовским днём 1904 года (из статьи К.Мухина «На рубеже столетий» газеты «Знамя Ленина») в Медведь прибыл Алексей Максимович Горький, чтобы посмотреть на условия содержания японских военнопленных, а также на настроение пленных солдат и взаимоотношения между пленными и крестьянами. А через неделю после этой поездки он вместе  с Владимиром Васильевичем Стасовым  сидел в «Пенатах» у Ильи Ефимовича Репина и с гневом говорил:
; Получается так, что каждый японец обходится в десятки человек русских лапотников… Недешёвая цена, господа! А если принять во внимание, кроме того, каких бед, каких слёз, какого увеличения нищеты и сиротства  стоит нам каждый такой лапотник, брошенный на войну?...  Хочется просто выйти на главную площадь Питера или Москвы, да и заорать благим матом: «Эй, да что же это вы творите  окаянные, господа Витте, Плеве, что безобразничаете господа Безобразовы!» (Из книги В.А. Лебедева «Крылья Буревестника»).
Горький рассказывал о своих встречах в Медведе с пленными японцами: «Хорошо живут, ни на что не жалуются, едят булку и рис, а вспоминая о боях с русскими, ухмыляются…». Репин, слушая рассказ Горького, и тяжело переживая позорное поражение русской армии и флота, сокрушённо размахивал рукой:
; Я корнями вроде казака и, когда читаю, как одетые в «Хакки» и  невидимые, стало – быть, для нас, японцы из пулемётов почти в упор расстреливают целые казачьи полки, по-дурацки разряженные в белые, как снег рубахи, во мне всё так и кипит! Возмущаюсь и как сородич этих бедняг, нелепо гибнущих, и даже просто как художник, как колорист... Так ясно, отчётливо вижу все эти маньчжурские заросли ; в них японцы вот так же, как даже в плену находясь в Медведке, ухмыляясь, сидят, а наши несчастные рубаки мчатся на них белыми, а валятся красными… Прямо кулаки сжимаются, когда представишь!»
Стасов тоже с гневной речью покачивал головой:
; Власти безжалостно губят людей. Лучшее, что есть на земле – юношество, ожесточают, злят, выбивают из колеи, просто возрождают мученичество времён Нерона! Скоты ужасные – эти властители, правители… Племянница, например, у меня есть, дочка брата Дмитрия – Елена… Горестно смотреть – тридцать лет человеку, а уже затаскали по тюрьмам, три с лишним года уже как томится то в предварилке, то в централке… Железный характер, по всему судя, но ведь жизнь то идёт, лучшие годы…   (Кстати, Е. Стасова так же отбывала ссылку и в Новгороде). Конечно же ни Владимир Васильевич, ни Горький, ни Репин не подозревали, да и не могли подозревать, что внучка архитектора казарм  в Медведе, которые совершенно несправедливо   называют только аракчеевскими, эта самая Елена Стасова станет в последствии одной  из ближайших сотрудниц Владимира Ильича Ленина, секретарём Центрального Комитета партии большевиков – партии, которая открыла народу путь из мрака аракчеевщины – к свободе, к свету и счастью.
Пробыл А.М.Горький в с.Медведь недолго. В нашем селе он находился  в первой половине августа, можно предположить, что это было 11 августа. Это следует из письма М.Горького И.Е.Репину 17 [30] августа 1904 г.: «Не премину быть у Вас в среду в 3 ч., а пока – жму Вашу руку.» («М.Горький. Собрание сочинений в тридцати томах»  Государственное издательство художественной литературы, Москва 1954 г., том 28, стр. 317),  а так же из газеты  «Знамя Ленина» статьи «На пути к революции. Ссыльные и пленные села Медведь» автора Н.Федоровой: «А через неделю после этой поездки он вместе  с Владимиром Васильевичем Стасовым  сидел в «Пенатах» у Ильи Ефимовича Репина…», т.е. спустя неделю после поездки в Медведь, М.Горький  18 августа был в «Пенатах» у И.Е.Репина. Следовательно, М.Горький находился в селе Медведь приблизительно 11 августа.
Кажется неправдоподобным, что такая знаменитая личность, как М.Горький, «буревестник революции» посетил маленькое с.Медведь. Но в том-то и кроется парадокс, что наше село, начала XX века было большим, красивым и богатым. Здесь жило множество купцов. Очень остро встал вопрос о предоставлении селу статуса города. Обучение в школе было платным. Плату взимали, как в городе.
М.Горький увидел не бедное, маленькое село, а прекрасный провинциальный городок с роскошным собором, купеческими домами и военным городком Аракчеевской эпохи. 
Манеж с прилегающими корпусами казарм в с. Медведь. Фото 1905 года

Сейчас Медведь не тот, каким увидел его М.Горький. Годы не украсили его. Но когда я иду по селу, то думаю не об этом, меня охватывает гордость, что по этим улицам век назад гулял великий пролетарский писатель. Многочисленные японские делегации с высокими лицами до сих пор посещают наше село. Их интересует кладбище, место захоронения пленных японцев, надгробные камни с японскими иероглифами. Вряд ли их интересует М.Горький. Но в жизнь каждого  из жителей Медведя прочно вошли слова М.Горький и пленные японцы».
Если для Дмитрия Петровича Насонова пребывание лагеря для пленных японцев в Медведе, не сыграло определенной роли в жизни, то для отдельных медведцев сыграло существенную, если не  решающую роль. Иду в наш сельский краеведческий музей и с интересом читаю строки из альбома  начала семидесятых годов прошлого столетия,  а также - материалы статьи известной новгородской журналистки, исследователя новгородской истории, поэта Ирины Савиновой «Иероглифы подо мхом» об Орловой Александре Петровне и об  её дочери Григорьевой Татьяне Петровне, известных в стране ученых-японоведах. В свое время, будучи школьником, я неоднократно видел этот альбом с фотографиями и текстом, написанным тушью тонким пером изумительно красивым курсивом. Я сразу же вспомнил фотографию скромной, но в то же время волевой женщины и   текст её воспоминаний. Вот он:
     «Я отлично помню японских военнопленных в селе Медведь. Я тогда была ещё девочкой. И обиднее всего мне было за то, что сойдутся два человека: японец и русский, и сколько труда им нужно было вложить в свои объяснения… Трудно понять им друг друга, разность языков мешает. Всем своим детским сердцем сожалела, что не могут хорошие люди понимать друг друга. Память у меня была хорошая, и я быстро выучила главные слова, и ещё девочкой выступала в роли переводчицы. Ещё тогда я мечтала о том, как было бы хорошо весь до подлинности японский язык выучить и помогать людям правильно понимать друг друга. И мечте моей суждено было сбыться. После Октябрьской революции я была одной из активисток, комсомолок. И при первом же случае уехала учиться в Москву.
Из какой семьи была автор этих строк? Где она жила в селе Медведь? Не сохранились ли  хотя бы фотографии дома её родителей? Эти вопросы у любого интересующегося историей возникают сразу же. Возникли они и у меня. Оказалось, что в 1992 году в село приезжала дочь Александры Петровны, Григорьева Татьяна Петровна – главный научный сотрудник Института востоковедения РАН, доктор филологических наук, заслуженный деятель науки РФ, автор крупных исследований по искусству и литературе Японии. В 80-е годы вышли её книги «Одинокий странник» и «Японская художественная традиция». Несколько лет Татьяна Григорьевна редактировала альманах «Духовные истоки Японии». Не могу себе простить, что этот приезд Татьяны Петровны с сестрой Лилией, братом Олегом в наше село остался для меня незамеченным. Узнал я об этом только в ноябре  2012 года, а 2 декабря этого же года отправил через руководство института востоковедения письмо для Татьяны Петровны с рядом вопросов. Письмо дошло до администрации вуза, но было слишком поздно, ибо адресат серьезно заболела и  не могла бы воспринять его содержание. Но все же меня не покидает желание встретиться лично или наладить хотя бы переписку с другими членами семьи Григорьевых-Орловых. А пока, пользуясь информацией из статьи новгородской журналистки Ирины Савиновой, архивными материалами школьного и сельского музеев, статьями из Интернета, можно с большой долей вероятности рассказать несколько шире об Орловой Александре Петровне, очевидице пребывания японцев в Медведе. 
Справа на фото хорошо виден  дом Петра Орлова.
Родилась Александра Петровна в Медведе в семье Петра Орлова в начале 1906 года. Петру Орлову и его невесте из рода Матвеевых усадьбу в селе Медведь подарил его отец Антон Федорович Колоколов. То, что фамилия отца и сына не совпадают, удивляться не надо. Раньше это было в порядке вещей. Родные братья из одной и той же семьи могли иметь совершенно разные фамилии. Не простым, по-видимому, человеком был Антон Колоколов, что мог приобрести участок, а потом выстроить на нем для сына добротный дом в центре села. Этот дом мы можем увидеть на заднем плане дореволюционных фотографий. На приведенной ниже фотографии того времени, когда родилась Александра Петровна дом просматривается за памятником Николаю I.  В исторической справке Первой университетской гимназии Великого Новгорода сказано: « С 1887 по 1903гг. педагогический совет возглавлял директор мужской гимназии Антон Фёдорович Колоколов – человек весьма уважаемый новгородцами, энергичный, знающий своё дело. В 1900г. за плодотворную деятельность Колоколов получил звание Почётного гражданина Новгорода». Возможно, что у меня и в данной исторической справке речь идет об одном и том же человеке. Кроме того, в материалах Новгородского архива по нашей школе значится Орлова Елена Петровна, получившая образование в объеме Новгородского педагогического техникума, работавшая учителем Медведской школы с 1922 по 1931 гг. Возможно, что  это сестра Александры Петровны и внучка Антона Колоколова.
Начальное образование Александра Петровна могла получить в стенах нашей Медведской школы на рубеже революционных событий 1917-18 годов, а затем окончить одну из Советских школ II ступени в городе Новгороде в 1923 или 1924 году. Если Антон Федорович Колоколов был действительно родным дедом Александры Петровны, и окончила Советскую школу  II ступени, явившейся преемницей Новгородской женской гимназии, в 1923 году, то она должна быть на следующей фотографии. 
Выпускники и преподаватели 1923 г. школы II ступени Новгорода.
 По окончании школы Александра Орлова едет в Ленинград, где поступает учиться в Институт восточных языков. Обучаясь в вузе у обаятельного преподавателя Николая Иосифовича Конрада, прекраснейшего на то время преподавателя, она вошла в число лучших учениц этого учебного заведения. Вот что об этом пишет Игорь Александрович  Латышев, работавший долгие годы собственным корреспондентом газеты «Правда» и заведующим отделом Японии  Института востоковедения АН СССР, в своей книге «Япония, японцы и японоведы» : «В свои молодые годы, а точнее в период преподавания в Ленинградском университете (с 1922 по 1938 годы), он (Н. И. Конрад – В.Н.) подготовил большую группу квалифицированных специалистов по японскому языку и японской литературе. Именно его ученицы Н. И. Фельдман, А. Е. Глускина, Е. Л. Наврон-Войтинская, М. С. Цын, В. Н. Карабинович, А. П. Орлова стали ведущими преподавателями кафедры японского языка МИВ . Ранее, в 20-е годы, когда эти женщины были еще молоденькими студентками, профессор Конрад, красавец-мужчина, обладавший блистательным умом, поразительной эрудицией и великосветскими манерами, легко покорил их сердца. Впоследствии они, будучи уже преподавателями МИВ, в беседах со студентами не скрывали, что почти все были в студенческие годы влюблены в своего учителя». Влюбленность одно, а выбор спутника по жизни другое. Александра Орлова к окончанию учебы выходит замуж за однокурсника Петра Топеху. В 1931 году она с мужем переезжает в Москву, где успешно заканчивает аспирантуру и становится преподавателем МИВ. Александра Петровна полностью посвятила себя добросовестной педагогической деятельности в престижнейшем учебном заведении страны: «Были на кафедре японского языка и преподаватели, никогда не видевшие Японию, а может быть, вообще не бывавшие в японской языковой среде. Как правило, они вели занятия со студентами первого и второго курсов, осваивавшими азы японской грамматики и лексики. Но свои пробелы в знании японского языка они стремились восполнить бескорыстной и ревностной заботой о воспитании у студентов упорства в заучивании иероглифики и в овладении основами японской грамматики. К этим преподавателям, навсегда оставившим у своих учеников теплые воспоминания и чувства благодарности, относились прежде всего Александра Петровна Орлова и Мария Григорьевна Фетисова. На первых этапах учебы в МИВе некоторые студенты, изучавшие японский язык, утрачивали уверенность в своих силах, приходили в отчаяние и готовы были бежать от иероглифов куда глаза глядят. Вот этих-то слабовольных ребят и спасала зачастую Орлова, заступаясь за них перед дирекцией, беря их на поруки с надеждой, что они обретут "второе дыхание". И эта материнская вера Орловой в своих подопечных нередко оправдывала себя» ( И.А.Латышев, «Япония, японцы и японоведы»).
А вот, какие прекрасные слова говорит о своей матери А.П. Орловой её дочь Т. П. Григорьевна корреспонденту Ирине Савиновой:
«Давно мечтала рассказать о маме. Её душа излучала какую-то необыкновенную любовь, безмерное материнское чувство не только к своим детям, которых у неё было четверо: я, старшая, два брата и младшая сестра, но ко всем, кто окружал её. Как за своих детей, она переживала за студентов, которых обучала японскому языку на протяжении всей своей жизни. Студенты к ней также очень тянулись. Когда ей было трудно ходить из-за больного позвоночника, они приходили заниматься к нам домой и потом признавались, что ходят сюда не только из-за японского, но чтобы очистить душу.
Мама сострадала всему живому. Когда ей привезли на дачу цыплят, она скармливала им лучшие продукты. Когда сажала что-то, трепетала над каждым ростком и не корысти ради, а ощущая во всем жизнь, на которую человек не может посягать прихоти ради. Видимо, поэтому она и полюбила Японию, почувствовала в японцах родственную душу. Кто еще так бережно отностся к Природе?! Японцы уверяют, что даже на засохшем дереве есть цветы. Вот стихотворение известного поэта Кикаку:
Камнем бросьте в меня!
Ветку цветущей вишни
Я сейчас обломил.

До последнего дня, не поднимаясь с постели, мама читала японские книги и очень переживала, когда вдруг забывала иероглиф. Скончалась она в ночь на 23 декабря 1982 года. Буквально сгорела за три дня: после инсульта не хотела принимать помощь, чтобы не стать потом в тягость кому-либо. В это трудно поверить, но её душа заполнила всю палату. Было 5 утра, все проснулись, хотя стояла полная тишина. Соседка по палате сказала, что у неё перестало болеть сердце. Что-то чудесное происходило вокруг. И я ощущала присутствие маминой души. Правда, сама чуть не умерла от горя…»
Воистину, данные слова об Александре Петровне Орловой, нашей землячке, заслуживают того, чтобы с ними познакомились медведцы, поэтому я и включил их в данный рассказ.
Вновь открываю страницы альбома, подготовленного краеведами 1960-х годов и читаю: «… Корни дружбы шестидесятилетней давности японцев и жителей своего русского села Медведь они (краеведы – В.Н.) отыскали у себя дома. Все началось с раскопок на старинном, заброшенном военном кладбище, на котором, как ребята узнали, уже более 200 лет никого не хоронят.
Нелегко было отыскать это место. Кругом окопы, воронки от снарядов и бомб. И вот в северо-восточном углу кладбища наткнулись искатели на серые камни, едва торчавшие из-под земли, а некоторые из них и вовсе землей были засыпаны.
- Смотрите-ка, - сказал Вова Ильин, - а ведь на камнях то знаки какие-то?
Долго ребята рассматривали едва заметные таинственные знаки. Отрыли все камни, очистили углубления в них от земли и грязи, сфотографировали. Да, это были, несомненно, иероглифы. Что означали эти надписи на камнях – предстояло узнать следопытам».
Судя по записям и фотографиям, что сопровождают текст, ребятам помогли отыскать место захоронения помогли старожилы села.  Среди них две пожилые женщины (смотри фото на странице___ ) и Иван Ефимович Братышенко (1893-1987). Об Иване Ефимовиче узнаю от Шалиско Ирины Викторовны, его двоюродной внучки, и из статей Интернета. В 1960-е годы Иван Ефимович  был уже на пенсии,
 
Иван Ефимович Братышенко ведет свой рассказ о японских военнопленных.
 Медведь. Бывшее военное кладбище. 1964 год.
вернулся в родную деревню Щелино и занялся историей родного края, причем, весьма плодотворно. Не случайно на страницах Интернета и истории сельского музея он значится как почетный член Медведского краеведческого кружка. На год убытия японцев из Медведя Ивану Ефимовичу было около 15 лет – возраст активной юности.  Он многое помнил с того времени. Вот почему, судя по одной из фотографий, его рассказ юные краеведы слушают очень внимательно. 
Братышенко И.Е. и Ильин И.Ф. обмениваются воспоминаниями.
Медведь 1965 г.
На другом фотодокументе Иван Ефимович предстает с другим старожилом И. Ф. Ильиным, о котором сказано: «Интересным был рассказ о военнопленных японцах у Ивана Филипповича Ильина. Его отец был истопником. Печки топил в манеже, где располагались военнопленные, а с отцом часто и он бывал у японцев. В своих рассказах о русско-японской войне, они открыто и искренне восхищались храбростью русских солдат, возмущались случаями их предательства. А в деревнях плач и стон стоял: новых новобранцев брали на войну, с фронта приходили похоронные известия о попадании в  плен. А в русском селе Медведь, что в 260 верстах от Петербурга на реке Мшаге в аракчеевских казармах смирно и в дружбе с русскими проживали японские военнопленные.»
Весьма примечательны вещественные документы того времени: веера, цепочка из конского волоса.  Их передала в музей села Надежда Васильевна Карпова. Сделаны они пленным японцем, поклонником молодой девушки. На веере надпись: «г-же Наде на добрую память от Хигаки. Не забудьте меня».
 
В 1970 году в японском городе Осака на Всемирной выставке «Экспо-70» эти вещи, интересные письма от бывших японских военнопленных демонстрировались в экспозиции Советского павильона, посвященной дружбе и сотрудничеству народов СССР и Японии. Содержание писем-воспоминаний раскрывают настоящее человеческие качества, демонстрируя искренние желания простого человека жить в мире и согласии. Кратким  пересказом содержания отдельных писем я и хотел бы заключить мой рассказ.
Сын бывшего военнопленного Сайто, вписьме от 19.06.1965 г. рассказал: «Русские заботливо относились к моему батюшке. Пленных хорошо питали, они свободно ходили по селу и общались с местными жителями жестами, грея при этом руки на солнце».
 
Пленные японцы разгуливают свободно по бульвару – любимому месту отдыха жителей села.
 Фото 1905 г.
Бывший военнопленный г-н Исибаси Кандузи подробно рассказал: «Военнопленным давали белый хлеб, который среди русских ели только дворяне и офицеры. Общее питание в было очень хорошим. Все русские были добрыми.»
Г-н Конкити Судзуки, приславший письмо из Бразилии, на заметку-призыв медведских следопытов о мире и взаимопонимании между народами в газете «Сан-Пауло», писал: «Разрешите мне от бывших военнопленных поблагодарить жителей вашего села за теплые отношения к ним».
Бывший военнослужащий г-н Нанбээ Масаси из города Сандай писал: «Мы просим создать справедливый прекрасный мир без насильственной войны, которая самодовольно покоряет чужие страны. Мир на словах, а не на деле!»


Его Высокородие Александр Петрович Калязинов.

«Весть о создании в Москве Художественного общедоступного театра облетела всю Россию…
Поздним, дождливым октябрьским вечером 1898 года в один из многочисленных трактиров старинного новгородского села Медведь вошли двое: страховой агент Галактионов и учитель Калязинов (увы, история не сохранила их имен). Потерялось и название того трактира, хотя чайную, где они встретились, давно уже прозвали медведским «Славянским базаром» (наподобие московского ресторана, где по легенде встретились создатали МХТ)… »
 
Такими строками начинал свою небольшую юбилейную статью в районной газете «Знамя Ленина» 21 апреля 1988 года театральный критик, наш земляк, Константин Николаевич Мухин к 90-летию Медведского народного театра. Прошло время, театр живет и здравствует. Доступной стала фотография чайной при постоялом дворе села. Уже  имена Галактионова и Калязинова стали известны: Михаил Галактионов и Калязинов Александр Петрович. О последнем из них мой рассказ. Но перед этим  продолжу цитировать Константина Мухина:
«… При тусклом мерцающем огне свечи шел степенный разговор. Нет, они говорили вовсе не о том, как приобрести новую шинель, хотя именно шинели были единственным богатством мелкого чиновника и сельского учителя. Речь шла… о театре. О том событии, которое потрясло их – рождении Художественного театра. Там впервые и возникла мысль о создании своего общедоступного театра.
Дело в том, что издавна, со времени первых аракчеевских поселений, в селе Медведь существовал любительский драматический кружок. Именно на его сцене еще в 1861 году играл двадцатилетний Петр Чайковский, гостивший здесь у своих родственников. В письме к сестре от 10 марта 1861 года он писал: «Про Медведь тебе уже, вероятно, все известно… Участвовал там в спектакле и исполнил две роли довольно удачно». 
Сидя в трактире, Галактионов и Калязинов вспомнили и об этом. Они-то наверняка знали, какие именно роли сыграл будущий гениальный композитор. Нам сегодня остается об этом только гадать…
Однако кружок был привилегией купцов и офицеров-поселян. Создатели же МНТ (так сокращенно сегодня мы называем Медведский народный театр) мечтали об общедоступном театре, о его истинно народном репертуаре. И примером для них стали К. С. Станиславский   и   В. И. Немирович-Данченко. В ту ночь и было принято решение - поставить своими силами пьесу А.Н.Островского «Бедность не порок».
 
И уже 19 декабря 1898 года, после данного в последний момент разрешения властей, на грубо сколоченной сцене огромного пожарного депо был дан первый спектакль. День этот стал днем рождения Медведского народного театра – одного из старейших в России.
Сегодня нам трудно представить, как радовались и рукоплескали жители села своим артистам. То и дело монологи Любима Торцова в исполнении учителя Калязинова прерывались аплодисментами. А его коронную фразу: «Шире дорогу – Любим Торцов идет!» восхищенные зрители встретили уже стоя. Так об этом вспоминала в 50-е годы нашего века Евдокия Васильевна Силина, крестьянка, сыгравшая в том первом спектакле роль купеческой дочери Любови Гордеевны. Она играла в народном театре многие годы, став его примой и любимицей публики.
…С тех пор прошло немало лет. Многое в истории Медведского театра за это время обросло легендами и теперь пойди-разбери, где  правда, а где вымысел. Несомненно, одно: созданный под влиянием юного Художественного театра, МНТ всегда оставался верным ему. В 20-е и 30-е годы он нес в деревенские дома живое слово классики.  «Власть тьмы»  Л.Толстого и «Дядя Ваня» А.Чехова стали главными спектаклями того времени.
Впервые послевоенные годы люди шли в свой театр согреться и оттаять душой после страшных лет оккупации на чужбине. А в 50-е -60-е годы на сцену МНТ пришли герои А.Арбузова, у которых учились жить и чувствовать не только зрители, но и новое поколение медведских артистов. За свою почти девяностолетнюю историю народный театр сыграл множество  премьер и поставил почти все пьесы А.Н.Островского – первого и любимого автора театра.
Да, жители Медведя неравнодушны к тому, что было и что есть… И село и земли вокруг него - межницкие, прихонские, любачские, закибские – хранят в памяти своей высокие и веские имена. И без тех имен, как и без вечных берез и высоких столетних лип, не понять, не почувствовать духовного климата наших мест. То имена людей, так или иначе связанных с медведской землей – поэта и драматурга А. К. Толстого, композитора П. И. Чайковского, революционера-народника Ипполита Мышкина, писателя Максима Горького… Стихи здесь любят по Толстому, музыку – по Чайковскому… А вот театр, конечно же, по Островскому и Станиславскому, как и завещали создатели Медведского народного театра». 
Итак, продолжу рассказ об Александре Петровиче Калязинове, сыгравшем одну из главных ролей в образовании Медведского народного театра, прослужившем  на ниве просвещения в нашем селе без малого сорок лет. В материалах архива школьного музея собралось к настоящему времени достаточно материалов, чтобы снять  некую завесу загадочности с этого человека. Приведу без сокращения воспоминания внучки А. П. Калязинова Зубриловой Надежды Валентиновны, старшей дочери его  сына Валентина:
«Мой дедушка, Калязинов Александр Петрович, родился в 1870 году. Он был побочным сыном какого-то графа, и поэтому ему дали высшее образование. Кем был отец деда, я не помню, так как об этом в то время почти ничего не упоминали.
Дедушка с 1900 года был учителем в школе села Медведь. Он принимал активное участие вместе с уважаемыми людьми села в его общественной жизни: состоял в пожарной команде, играл в оркестре.  Женился он на дочери медведского купца Михеева Александра Федоровича, Анне. У дедушки с бабушкой очень часто собирались почтенные люди села. Бабушкин дом стоял на самом углу дорог, на Шимск и Уторгош. Он был каменный, двухэтажный. В нем же располагался и магазин. После революции 1917 года дом отобрали, но деду, как учителю, разрешили жить в небольшой части дома. Магазин же так и остался на своем месте. В 1941 году, во время оккупации села немцами, дом взорвали, чтобы не мешал обзору стратегической дороги.
Когда началась война, деду исполнился семьдесят один год,  бабушке шестьдесят, а мне 7 лет. Чтобы не попасть к немцам, дед пошел в сельсовет с просьбой об эвакуации.
- Не сей панику, Александр Петрович. Война скоро закончится, – ответили на его просьбу руководители сельсовета.
Потом его послали куда-то перегонять общественное стадо коров. К этому времени уже началась бомбежка села. Это были первые бомбы. Я с подружками возвращалась с речки по тропинке возле оврага. Рядом проходило человек семь солдат. Видим, летит на нас самолет. Вдруг что-то завизжало. Один солдатик свалил меня на землю и закрыл своим телом. Потом раздался грохот и треск. Из нас никто не пострадал, но один из наших утят вернулся домой без клювика. Ночью вернулся дедушка. Он чудом не попал в плен к немцам.
Сельчане стали собираться в лес. Мы со всеми направились под Бедрино. Потом, когда немцы приближались к нашему району, дед через деревню Менюша решил добраться до Новгорода и дальше. Вышли из леса и заночевали в Менюше. Но в четыре часа утра деревню начали бомбить . Это был настоящий ад. Бомбежка продолжалась до темноты без передышки. Менюша сгорела полностью за несколько часов. Мы лежали среди редких кустиков за огородами. Нас буквально «поливали» пулеметные очереди.
Вечером вышли на дорогу. Шли войска. Дед попросил подвезти до Новгорода, но военным это было запрещено делать. Со всем народом пошли за несколько километров от Менюши и укрылись в оврагах. Там и дождались немцев, приехавших на мотоциклах с колясками.
Вернулись в Медведь. Это было сплошное пепелище. Зиму прожили в деревне Раглицы.
В 1942 году немцы дали деду должность инспектора школ. Он ходил и ездил по району для организации школ в деревнях. Ему приходилось выбивать у немцев для нужд школ избы, столы, дрова, чернила, бумагу. Он подбирал профессиональных учителей, добрых и честных, всячески их поддерживал. Шла война, но он понимал, что детей надо учить, что грамотных людей трудно поработить. Благодаря его усилиям, осенью 1942 года школы открылись. Я тоже пошла в первый класс. Наша школа в Медведе расположилась в уцелевшем от пожара доме, где дорога поворачивает на Шимск. Один учитель обучал по два класса одновременно: первый и четвертый.
Я до сих пор благодарна деду и своему учителю господину  Насонову. Сколько надо было иметь любви к народу, чтобы в то лихое время думать о его будущем. Это было не сотрудничество с немцами, а забота о молодом поколении. Они воскресили школу. Господин Насонов не учил нас покорности немцам. Он учил  писать, считать, любить литературу – Пушкина, Блока и др.
Осенью 1943 года мы проучились месяц, и школу закрыли. В ноябре нас через Уторгош отправили в Латвию.
Дедушка умер 4 августа 1945 года в городе Калинине . Ему сказали, что после выхода медведских жителей из леса, в том числе и моих родителей, в одной из казарм на часовой мине все подорвались. Сердце не выдержало.
Он отдал Медведской школе более сорока лет жизни. 
Вечная ему за это память. 25.08.2004».
Уважаемая Надежда Валентиновна не упоминает в своих воспоминаниях об актерской работе дедушки на медведской сцене. Наверное, это оправдано, ибо ей было совсем немного лет, да и Александру Петровичу шел восьмой десяток. Об актерском периоде его жизни уже среди домашних и не вспоминали. А было  время, когда он в 1897 году окончил Гатчинскую учительскую семинарию и полный сил и радужных надежд прибыл в старинное русское село Медведь. Было ли оно для него родным селом? Об этом не говорят даже родственники, ибо, по-видимому, не знают места рождения Александра Петровича. Но то, что наше село стало для него пристанью, которую он не покидал по своей воле никогда в будущем, это точно. Возможно, что не сразу он получил место учителя в Медведском двухклассном училище, а получил назначение на должность народного учителя в близлежащей к Медведю сельской школе. Но то, что уже с 1897 года он на педагогической работе, подтверждается сведениями по Медведской Советской школе II ступени на октябрь 1920 года. В графе «педагогический стаж работы» напротив Калязинова значится 23 года. 
Медведская Советская школа II ступени
№
п/п Разряд Фамилия имя отчество учителя Образование Педагогический стаж работы Ставка зарплаты по февральскому тарифу в рублях Ставка зарплаты по сентябрьскому тарифу в рублях
1 I Фиников В. А. Университет, историко-филологический факультет 9 3100 3400
2 I Калязинов Александр Петрович Учительская семинария 23 3100 3400
3 I Федоров А. Ф. Учительский институт 10 3100 3400
4 II Панкратьев Арсений Иванович Реальное училище 1 2900 3100
5 II Евсеева-Сидорова С.О. 8 классов гимназии 18 3100 3100
6 I Сретенская А. И. 8 классов гимназии 10 3100 3400

Молодой человек сразу же окунается в общественную жизнь села. В год его приезда в Медведь началось строительство пожарного депо – народной стройки.  Нет сомнения в том, что Александр Калязинов вполне осознанно взялся за лопату, а может быть, и топор, чтобы включиться в это благое дело.
Постановка на сцене  военного гарнизона спектаклей давно не давала покоя местным жителям.  Своеобразное противостояние меду теми (жителями военного городка) и этими (сельчанами) всегда существовало, вплоть до ликвидации воинских частей в 2009 году. Доказать, что сельчане тоже не лыком шиты,  решились Михаил Галактионов и Александр Калязинов.  Как задумали, так и получилось. Театр открыл свои двери, ознаменовав тем самым новую страницу в истории  села,  а наспех сколоченную  сцену в здании пожарного депо - изумительной и понятной зрителю тех лет пьесой  А. Н. Островского «Бедность не порок». Фотографий того периода с постановками спектаклей не сохранилось. Но так случилось, что в конце ХХ века на сцене МНТ режиссером Фоминой В. П. данный спектакль вновь ставится, а в роли основного героя снова учитель, он же - директор  Медведской школы, Иванов В.Н. в роли Любима Торцова. 
Сцена из спектакля «Бедность не порок». В роли Любима Торцова Виктор Иванов (справа на скамейке), в роли Митеньки Александр Дружинин
 Энергичного парня заприметила дочка местного купца Михеева. Да и как не влюбиться в положительного героя пьесы Островского – Любима Торцова.  Венчание, по-видимому, долго не откладывали, ибо к 1911 году в семье уже трое детей: старшая Тамара, затем Валентин и младшая Анна. Счастливое семейство можно рассмотреть на фотографии того времени.
 Карьерный рост молодого учителя складывался удачно. С 16 августа 1906 года Александр Петрович уже руководит школой в Медведе, приобретшей к этому времени статус образцовой, то есть обеспечивающей очень хорошие знания своим выпускникам.  А ведь обеспечивали столь хорошие успехи в учебе своих воспитанников  медведские учителя, в числе которых находится молодой специалист Калязинов.  И это не праздные слова. Они подтверждаются, в частности, и таким фактом: выпускник 1906 года Исаков поступая в Новгородскую учительскую семинарию успешно выдерживает конкурс из трехсот абитуриентов.
Александр Петрович продолжает работать в ранге руководителя школы и после октября 1917 года.
Факт его работы в данной должности в эти периоды его трудовой деятельности на ниве просвещения подтверждают документы, хранящиеся в школьном музее, за подписью А.П.Калязинова. 
Одним из них является свидетельство об окончании  1-го класса в 1909 году мальчика из деревни Взъезды Максимова Алексея, сына Никифора Максимова.  Первый класс двухклассного училища состоял из трех отделений, то есть, надо было проучиться полных три учебных года.  Замечу, что Алексей Никифорович в будущем также получил профессию учителя и работал в родной волости. В  1924 году он руководил Медведской школой I ступени.
 
 Его дочь Максимова Людмила Алексеевна, выпускница Медведской средней школы 1937 года, тоже пошла по стопам отца, став первоклассным завучем и учителем русского языка и литературы, отличником народного просвещения одной из средних школ Вырицы Ленинградской области. Людмила Алексеевна вместе со своей матерью Александрой Васильевной стали самыми  активными помощниками в подготовке столетнего юбилея Медведской  школы.
Второй документ: за  подписью Александра Петровича выдается документ об образовании выпускницы 1921 года Медведской школы II ступени  Кирилловой Анастасии Ефимовны .  В нем  Калязинов А. П. значится как Председатель Школьного Совета, то есть был руководителем Медведской Советской Школы II ступени на это время.
 
Влияние молодого зятя в семье купца было достаточно велико, так как младшая его дочь Раиса, окончив Новгородскую мещанскую женскую гимназию в 1911 году, с сентября 1912 года приступает к педагогической деятельности в Медведском высшем двухклассном училище , руководить которым продолжает Александр Петрович. Михеева Раиса Александровна – одна из первых женщин учителей в нашей школе. Престиж учителя-мужчины в школах дореволюционного периода  и первых послереволюционных лет был непререкаем: учительствовали, в основном, мужчины, особенно в школах II ступени, поэтому появление в школе женщины было скорее исключением того времени, чем правилом. Позднее, после октября 1917 года, число учителей обоего пола выровнялось.  Да пусть простят меня читатели, но я приведу сведения по учительскому составу других школ волости на октябрь 1920 года:
Списочный состав  педагогических кадров школ Медведской волости на октябрь 1920 года
№ Р
А
З
Р
Я
Д. Фамилия, и.,о. Населённый пункт, где
располагалась  школа Общая подготовка стаж Ставка
по фев.
Тарифу в рублях Ставка
по сен
тарифу в рублях
1 II Сидорова Е. А. Медведская Советская школа I ступени.
Медведь 6 классов гимназии 1 2900 3100
2 II Сидорова Р. А. 8 классов гимназии 1 2900 3100
3 I Дроздова Р. А. 8 классов гимназии 10 3100 3400
4 I Сцепуро А.И. 8 классов гимназии 3 3100 3400
5 I Павлов И.М. Трехлетние педкурсы 14 3100 3400
1. I Богданов В. М. Новое Веретье Велебицкое второклассное 6 2900 3400
2. II Марков А. И. Костково Годичные педкурсы 1 2900 3100
3. I Паршин П. В. Михалкино Велебицкие учительские курсы 13 3100 3400
4. II Опоцкий В.В. Михалкино Духовная семинария 1 2900 3100
5. II Вышкина Е. М. Старое Веретье 8 классов гимназии 2 2900 3100
6. II Кузнецова Старое Веретье Гимназия 2 2900 3100
7. III Дроздецкий А. П. Бедрино Реальное училище 1 2900 2700
8. I Лежнев С. П. Горное Веретье Велебицкая 2-кл. школа 9 3100 3400
9. II Петрова А. А. Горное Веретье 8 кл. гимназии – 2900 3100
10. I Лебедева Е. К. Высоково Епархиальное училище 19 3100 3400
11. I Соколова Л. Н. Высоково Епархиальное училище 18 3100 3400
12. I Алексеева В. М. Нижний Прихон 8 кл. гимназии 12 3100 3400
13. I Алексеев П. В. Нижний Прихон Велебицкие учительские курсы 10 Ставки колебались в тех же пределах от 2900 р. до 3400 р.
14 I Баранова Е. И. Закибье Епархиальное училище 25
15. I Францева З. И. Закибье Годичные педкурсы 5
16. I Семёнова Е. И. Клевенец Учительская школа 12
17 I Семёнова М. И. Ужницкая школа Епархиальное училище 17
18 II Сидоров С. А. Ванец Земледельческое среднее училище 1
19. II Финикова М. Н. Раглицы Епархиальное училище 2
20. I Семёнов М. С. Раглицы Трёхгодичные педагогические курсы 17
21. III Орлова Е. А. Сосенка 7 классов гимназии –
22. II Дерфельзен Е. М. Межник 8 классов гимназии –
23. II Кононова А. Г. Большие Угороды 7 классов гимназии 1
24. II Гришина Т. И. Верхний Прихон 6 классов гимназии 1
25. I Михайлова Е.К Верхний Прихон 8 классов гимназии 4
26. II Францев М. И. Верхний Прихон Учительская семинария 1
27. I Белоусов Ив. Большие Угороды Временно по май 1921 года 5
28. I Богатырёв Е. И. Верхний Прихон Некрасовская 2-кл. школа 22
29 I Антипов И. К. Маковище, Шимской вол. Учительская семинария 11
30 I Маренцев Е. А. Велебицы II ступени Духовная семинария 16
31 I Фаворский П. С. Велебицы  II ступени Духовная семинария 13

В заголовок данной статьи я вынес официальное обращение к учителю дореволюционной России: Ваше Высокородие.  Подтверждение тому – почтовая открытка в адрес Александра Петровича, присланная из Новгорода Ольгой Кузьминичной Гавриловой по случаю Рождества Христова и наступления нового 1911 года.
 
По содержанию поздравления видно, что  Гавриловы и Калязиновы были по-настоящему дружны.
Из воспоминаний Калязиновой Ольги Валентиновны, другой внучки Александра Петровича, узнаем, что он был человек добрый, в то же время его взгляд был сурово-строгий, приводил учеников к порядку и дисциплине. Никого  никогда не бил линейкой, хотя сей метод воспитания в школах того времени был весьма  распространен. Если он вел уроки, то даже  в соседних классах стояла тишина. Его авторитет в школе был непререкаемым.

 
 А. П. Калязинов (третий в среднем ряду) среди активистов 1920-х годов с. Медведь. Второй слева сидит на стуле Гусельников Иван Николаевич, учитель музыки и рисования.

  Александр Петрович был очень щепетилен в бытовых вопросах, во всем любил порядок. Если ехал к друзьям в Ленинград, то постельные принадлежности вез с собой. В его доме все лучшее было предоставлено гостям. На стол подавалось лучшее варенье, мед собственной пасеки.
Пасека располагалась в саду, который примыкал к их дому. Александр Петрович сам лично обихаживал этих благодарных сладкоежек, приносящих человеку здоровье. Есть даже фотография, на которой он заснят за сбором меда возле раскрытого пчелиного домика. Очень обидно, что она плохого качества, но все же удается рассмотреть его стройную фигуру, которую подчеркивает белая рубашка, опоясанная черным кушаком. Правая рука Александра Петровича поднята и грациозно положена на ствол дерева. День солнечный, поэтому фотография заполнена большим количеством бликов от солнечных лучей, пробивающихся сквозь листву плодовых деревьев.  Александр Петрович, как правило, в теплое время года ходил в белой расшитой орнаментом рубашке, опоясанной темным кушаком, кисти от которого свисали достаточно низко.   Эти кисти не давали покоя местной детворе. Тамара Григорьевна Сабинина при встрече со мной 10 июля 2013 года рассказала о таком курьезном случае.
Александр Петрович спокойно шагал по селу в своем традиционном наряде – белой рубашке с кушаком.
- Я не выдержала, - вспоминает девяностопятилетняя женщина свою детскую проказу, - и ухватила кушак, представив, что в руках у меня вожжи.
- Тпру! Но! – скомандовала оторопевшему пожилому учителю девчонка.
- Ты, что, девочка? – невозмутимо проговорил оправившийся от бесцеремонной выходки «наездницы» Александр Петрович.
Наказания за столь дерзкий проступок юной  невоспитанной особе, конечно, не последовало, но больше она себе такого не позволяла.
- Александр Петрович был исключительно интеллигентным человеком, - продолжает Тамара Григорьевна. - Длинные усы придавали ему определенную строгость. За эти усы, кончики которых постоянно подкручивались пальцами рук вверх, он даже удостоился чести быть названным именем кумира тех лет Буденного.
- Тише, Буденный идет, - вполголоса говорили друг другу сельчане, заприметив подходящего Александра Петровича.
Конечно, позволить себе назвать таким, хотя и  безобидным именем весьма уважаемого в селе человека, в глаза никто не смел.
 
Дочь Тамара, внучка Надежда (от сына Валентина),
Анна Александровна – жена Александра Петровича
   
Александр Петрович и его супруга Анна Александровна тщательно оберегали семейное счастье. Их медведский дом не умолкал от радостного детского смеха. Находили они время не только накормить своих любимых внучек, но и сфотографироваться с ними на память, как, например, с малышкой Надей, будущей Надеждой Валентиновной Зубриловой. Нашла и она, спустя несколько десятилетий, в 2004 году, время, чтобы написать для школьного музея добрые слова о любимом дедушке.
Анна Александровна официально нигде не работала: учитель того времени мог позволить иметь большое семейство и содержать его в достатке. Но все же она не превратилась в простую домохозяйку. Она была не только первоклассной швеей, но и искусной белошвейкой. Заказы к ней поступали не только от медведских модниц, но и из Новгорода и Петербурга.   
Ольга Валентиновна, одна из внучек, носит фамилию отца и деда. Прописана она в Новгороде, где ее застать почти невозможно. Она уже на пенсии, поэтому вольна пребывать там, где ей удобно. А комфортнее она себя чувствует почему-то в Риге. В 2004 году Ольга Валентиновна нашла время и посетила Медведскую школу в день её 125-летия. Ей было вручено благодарственное письмо в знак признательности школой заслуг деда Александра Петровича Калязинова. В свою очередь она направила в мой адрес и всего педагогического коллектива письмо следующего содержания:
«Выражаю великую благодарность лично Вам и всему педагогическому коллективу школы за большой титанический труд в подготовке 125-летия школы. Желаю неиссякаемой энергии, оптимизма и, безусловно, здоровья в это тяжелое  для истории время. Жизнь наша непредсказуема, и как бы ни пытались изменять историю под власть имущих, зерна, посаженные в правдивую почву, дают благодатные плоды. Разве я  могла предполагать, что буду принимать участие в чествовании моего деда по истечении стольких лет, я, видевшая его самого в пятилетнем возрасте.
Медведская средняя школа находится под защитой  какого-то небесного покровителя. Слава о школе идет со дня её образования…
… Благодатное зерно, посаженное в здоровую почву, срока вымирания не имеет. Оно живо вечно.
Всем здоровья, семейного счастья, успехов в Вашем нелегком, благородном труде.
18.09. 2004, село Медведь».

Учитель с Военного переулка

Военный переулок. Данное название улицы села говорит само о себе красноречиво и не требует дополнительных пояснений. Вдоль данного переулка совсем недавно проходил забор из железобетонных плит почти трехметровой высоты. Он преграждал путь в расположение существующей войсковой части. Это было вплоть до начала XXI века. А ранее, до 1941 года, от него вглубь медведского гарнизона уходил прекрасный бульвар, по которому каждый из жителей села мог спокойно прогуляться, отдохнуть в тени деревьев. В 1960-е и в последующие годы данный переулок был знаком всем приезжающим в Медведь, ибо здесь находилась столовая Шимского райпо. В этой столовой подавали прекрасные борщи, вкуснейшие котлеты с макаронами. Любители побаловать себя разливным пивом и чарочкой водки были завсегдатаями этого заведения. Но не об этом я хочу рассказать. Именно на этой улочке проживал медведский учитель и краевед Насонов Дмитрий Петрович. Он оставил после себя воспоминания о селе, о Медведской школе, выпускником (1898 года) которой являлся. Эти воспоминания позволят лучше представить ту эпоху, поэтому часть его воспоминаний предлагаются нашим читателям.
«Моя жизнь в селе Медведь.
 
село Медведь. Фотография 1885 года. Из архива семьи купцов Гавриловых
  Я родился в 1885 году, 16 октября (по старому стилю). Отец мой состоял в то время  на сверхсрочной службе старшим унтер-офицером Гренадерского батальона, находящегося в селе Медведе. В то время в Медведе находились еще другие инженерные батальоны: понтонный и саперный. Отец мой пришел на военную службу в 1870г. Медведские части участвовали в Русско-турецкой войне 1877-1878г. О периоде моей жизни до 1891года включительно я мало что помню, хотя за это время в селе был большой пожар, уничтоживший много домов. Тогда выгорели целые улицы, а в 1891 году был сооружен через реку Мшагу большой железный мост, названный Владимирским, в честь великого князя Владимира Александровича, дяди царя Николая II. Этот князь тогда (в 1890г.) приезжал к воинским частям. Население села Медведя и окрестных деревень обратились к нему с прошением о постройке моста, т. к. переправа через р. Мшагу причиняла населению громадные препятствия.
В конце 1891года, бродя по казарме, где были квартиры военнослужащих и наша, я видел, как в одной из пустых комнат складывались в ящики ружья  системы Бердана (однопатронные) для отправки их в арсенал: тогда происходило перевооружение воинских частей новыми винтовкам и (пятипатронными).  Видеть же, что происходит в селе, я не мог, так как нас, малолетних детей, туда не пускали родители.
Перед новым 1892 годом Медведские части были переведены: понтонный батальон в Боровичи,  а остальные в город Петербург. Отец же вышел в отставку, получив денежную премию, и занялся в селе Медведе мелочной торговлей.
1 сентября 1893 года я пошел в школу. В Медведе тогда было двухклассное образцовое училище Министерства Народного Просвещения с пятигодичным курсом обучения,  или  с пятью отделениями.
1-ый класс – 3 отделения (I, II,III).    2-ой класс – 2 отделения (IV и V).
В 1-ом классе при одном учителе было около 60 учеников, во 2-ом классе – около 30 учеников.
По деревням же были школы двух ведомств: земские и церковно-приходские одноклассные с 3-х годичным курсом обучения при одном учителе. В Медведе позднее была также открыта церковно-приходская школа для девочек. Земские школы содержались на средства Земских Управ, поступающие, главным образом, из податей за землю с крестьян. Церковно-приходские же содержались на средства Синода и государства.
В городах же школы начальные содержались на средства из налогов городского населения и на средства Министерства Народного Просвещения.
В больших городах были и частные школы.  Их содержали частные лица, с разрешения правительства, на средства, поступающие от платы за обучение с учеников. В этих школах обучались лишь дети богатых родителей.
В школы принимались дети восьми лет, но на самом деле, поступали значительно старше: десяти и более. Учебными предметами были следующие:
1. Закон Божий, состоящий в изучении молитв и истории Ветхого и Нового Заветов;
2. Церковно-славянский  язык (чтение и перевод текста по Евангелию);
3. Русский язык: чтение, рассказывание, письмо, изучение грамматических правил;
4. Арифметика: действия над целыми числами любой величины (в 1-ом классе);
5. Чистописание;
6. Гимнастика (строевая);
7. Пение.
Во втором классе, кроме названных выше предметов, преподавались:
1. Русская история;
2. География общая и России;
3. Естествоведение (общие сведения);
4. Геометрия.
По арифметике: действия над простым числом , десятичными и периодическими дробями, проценты, тройное сложное правило и др.
Занятия в школе велись с 9 часов утра до 3-х часов, с часовым обеденным перерывом с 12 часов  до 13 часов. Длительность урока – 50 минут.
В школе применялись над учениками следующие наказания:
1. Оставление учеников после занятий от ; часа до 1 часа;
2. Становление учеников (столбом) в урок на месте;
3. Становление на колени у круглой печки (для мальчиков в 1-ом классе).
Нередко можно было видеть в 1-ом классе (в 3-х отделениях), как двое или трое учеников стояли кругом печки на коленях. Это напоминало картину «Молящихся отроков».
Иногда учитель Степанов И.  брал за ухо ученика, но без особой боли, что я испытал и на себе.
Учителей часто приглашали местные торговцы на именины, и тогда на другой день школьные занятия  часто шли ненормально: позднее начинались  и раньше заканчивались.
Закон Божий в школе преподавал протоиерей местной церкви, отец Алексей Климовский – большой старик с длинными седыми волосами и такой же бородой. Он очень был похож  на бога Сааофа, нарисованного в куполе Медведской церкви, но только тот был в зеленой рясе, а наш законоучитель ходил в фиолетовой.
Я до сих пор не могу забыть такой случай, когда он, выведенный из терпения поведением одного ученика 2-го отделения (Яшеньки-Хохотунчика из  деревни Раглицы), схватил от классной доски длинную линейку и опустил ее на голову этого ученика. Последний вскрикнул от боли и заревел. За ним заплакали некоторые девочки. В этот момент и сам бог Саваоф показался нам не таким уж добрым дедушкой.
Мы очень любили уроки пения, но они были очень редко. На урок пения являлся учитель 2-го класса И. И. Абакумов  (он же - заведующий нашей школы) со скрипкою в руках.
На классной доске писались ноты и слова небольшой песни, например, «Вот лягушка по дорожке скачет, вытянувши ножки». Это пение просто оживляло нас.
Уроки гимнастики проводил учитель, из отставных солдат, на школьном дворе в теплое время, а в холодное – в классном помещении и в прихожей.
Большинство учеников не оканчивали школу, уходя из нее, проучившись 2 или 3 года. Некоторые из выбывавших учеников, более взрослые,  поступали в школьную столярно-токарную мастерскую, которая помещалась в темном подвальном помещении, где окна были малы, над самой землей. Там занятия шли при одном мастере и при ламповом освещении.
Проучившись в мастерской около 4-х лет, они выходили из нее порядочными мастерами. Другие же их выбывших учеников поступали учиться к ремесленникам: сапожникам, портным, малярам и др., которых в селе было достаточно. Большинство же крестьянских детей оставалось в своих семьях работать на пашне.
Дети богатых торговцев поступали учиться в город Новгород, в гимназии и реальное училище только для мальчиков. Дети духовных лиц – священников, дьяконов и псаломщиков поступали сначала в Духовное училище, а потом в Духовную семинарию, откуда выходили дьяконами, священниками и учителями.
Любимыми развлечениями и играми у детей были: игры с мячиком (в лапту), а у более взрослых – в  солдаты. Ребята (мальчики) маршировали с деревянными ружьями или просто с палками на плечах, и пели солдатские песни. С возвращением солдат из лагерей в Медведь  под звуки духовой музыки, ребята стройно сопровождали их до самых казарм.
Вообще,  влияние гарнизона сильно  сказывалось на играх ребят. Когда же в гарнизон приезжали из города эстрадные артисты: клоуны  и акробаты, и давали представление для военных в  манеже, то мы, ребята, умели «просачиваться » туда, хотя вход в манеж для штатских не был свободным.
В Рождественские святки (на зимних каникулах) в село приезжали из села Большие Угороды самодеятельные артисты-любители, которые давали представления: «Царя Максимилиана» и «Шайку разбойников». В чем состояли их представления мы – ребята,  не знали, а только видели, что  мужчины несли на себе латы и шлемы, сделанные  из стального и бронзового цвета бумаги, и вооружены были саблями. Среди них был и черт, затянутый в черный костюм, имел рога и хвост.
На обязанности этого артиста лежало закрывание дверей в трактиры, где происходило представление, и  отпугивать нас – ребят, куда мы старались проникнуть. В это время в наших трактирах было много народа. Собрав с присутствующих в трактире плату за представление, артисты, угостившись, тут же уезжали на нескольких своих подводах  домой. Нам же ребятам доставалось только встречать  и провожать их.
В теплое время, летом, весной и осенью частенько появлялись в селе шарманщики. Заслышав на улице звуки шарманки, чаще других «Разлука ты разлука – чужая сторона», мы – ребята, быстро собирались с разных улиц около нее в качестве бесплатных слушателей. Перед толпой, на коврике  кувыркался мальчик, выполняя акробатические номера, затем он, взяв в руки фуражку, стал обходить присутствующих и собирать медные монеты. Иногда по селу проходили два артиста и представляли «Петрушку».
Да, тогда, т.е. до 1898г., пока не было выстроено здание пожарного депо, можно сказать, эти развлечения для жителей села  и окрестных деревень были почти единственными. С постройкой здания один верхний этаж его был занят клубом, где   была сцена, на которой часто устраивались спектакли артистами, которые были в большинстве сыновья и дочери торговцев. В Рождественские праздники устраивались маскарады. Дети и школьники на представления, маскарады и танцы не допускались.
В селе образовалось «Общество трезвости», в которое записывались при церкви лица, дававшие обет на определенный срок не пить водки. При этом обществе была открыта библиотека,  книгами которой пользовались все жители, кроме детей, но в ней книги в большинстве были духовно-нравственного содержания. Библиотека находилась в чайной того же общества. Здесь, кроме школы, стали устраиваться публичные народные чтения с туманными картинами ; Эти чтения вели почти все духовные лица.
Несмотря на все эти культурные мероприятия, местные жители и окрестные крестьяне усерднее всего посещали трактиры, откуда, чаще всего в праздники, слышались непристойные песни пьяных. Около этих трактиров иногда валялись пьяные, тогда можно было видеть, как местный урядник «Коля Курносый» (Николай Ерофеев) суетился около них в одной руке с ведром воды, а в другой с нагайкой и помогал пьяным тем и другим вытрезвляться. Этого урядника не любили не только пьяные, но и собаки, поднимавшие неистовый лай, когда он проходил по улице. Знать,  и они помнили его нагайку!


  У Медведских парней любимой игрой были рюхи . Она совершалась  на базарной  площади. Там часто сыновья торговцев, проигравшие «кон», нанимали за копейки, смотревших игру ребятишек,  собирать и ставить рюхи.
Иногда простые парни села позволяли себе в качестве «самодеятельности» и такие «невинные» шутки. Однажды в темную осеннюю ночь они отвинтили у стоявшей на площади карусели  деревянных львов и лошадей и расставили их на Подгорной и Шимской улицах.    Этим они вызвали у проходивших рано утром жителей недоумение и испуг. С организацией в 1898 году в селе вольной пожарной дружины, подобные явления со стороны молодежи стали более редкими. Молодежь делалась более сознательной: участие дружинников в практических учениях по тушению пожаров и в самих процессах тушения оказывало на них благотворное влияние. 
Волная пожарная дружина. Слева в шляпе Михаил Кузьмич Гаврилов – медведский купец, один из   спонсоров строительства пожарного депо и организатор создания дружины.
 
Затем, устройство на площади около пожарного депо сквера совместно со школой, прививало им навыки коллективного труда на пользу народа.
Весной 1898г. я окончил Медведское 2-х классное училище. Передо мной стоял вопрос: куда мне поступить учиться, к ремесленникам или же в какую либо другую общеобразовательную школу. Учиться в Новгородских средних учебных заведениях я не мог из-за отсутствия средств у моих родителей.
И так как осенью двое окончивших училище в прошлом учебном году уже поступили учиться в Велебицкую второклассную школу, находящуюся в 18-ти верстах от села Медведя, то мои родители решили отдать меня туда.»


Жизнь и ученье Насонова Д. П.
 в Велебицкой школе

Велебицкая второклассная церковно-приходская школа носила свое название от села Велебицы, расположенного в двух верстах от школы. В этом месте  на левом берегу реки Шелонь произошла известная в истории, так называемая Шелонская битва, когда московский воевода – князь Даниил Холмский переправился на этот берег со своим войском в пятнадцать тысяч человек, на голову разбил Новгородское войско, превосходящее Московское более чем в два раза. 
 Возможное место Шелонской битвы.  Река Шелонь в районе Велебиц. Солецкий район. Фото 2013 г.
 Войско Новгородское, состоявшее из разных ремесленников: плотников, горшечников и других, плохо обученное не могло противостоять хорошо обученному войску великого московского князя Ивана III. На месте битвы в последствие выстроилось селение под названием Велебицы (от славянских слов: велич-бицы) была выстроена небольшая церковь, называвшаяся обыдённой, т. е. выстроенной в один день, как памятник.

Велебицкая церковь.  Слева на фото виден поклонный крест  с надписью ( смотри следующую фотографию). Фото автора.  2013 г.
Во время Великой Отечественной войны 1941-45 г.г. эта церковь была разрушена фашистами.
Погибшие в битве воины были зарыты в песчаном берегу Шелони. Преподаватель истории Г. В. Соболев на уроке рассказывал нам, что когда он уже работал в соседней школе, а в Велебицах строилась одноклассная церковно-приходская школа, то из  котлованов под фундамент ее были вырыты человеческие кости  и на семидесяти слишком подводах вывезены дальше за село  и зарыты в песчаном месте. Мы лично тоже видели, как за церковью, дальше к этой школе, из подмытого берега виднелись отдельные человеческие кости.
Эта школа, как я уже сказал, находилась в 18-ти верстах от села Медведя. Она состояла в ведомстве Православного Исповедания и носила такой широкий титул
«В. П. И.  Велебицкая второклассная школа с учительскими, сельскохозяйственными и ремесленными курсами».

Бывшее здание Велебицкой второклассной школы, где ныне располагается санаторий для больных туберкулезом. Фото автора.  2013 г.
Курс обучения в ней был 3 года. Принимались в нее окончившие начальные школы, но тех, кто был постарше. В ней были ученики разных возрастов, от 13 до 19 лет. Окончивших министерские 2-х классные училища, и имевших возраст 15 и более, принимали во 2-е отделение.
Мне исполнилось 16 октября 1898 года 13 лет, а потому меня приняли в 1-е отделение, мотивируя это тем, что раньше 16 лет меня нельзя выпустить учителем школы грамоты. Поступивших осенью раньше меня, окончивших нашу школу и имевших возраст 15-16 лет приняли во 2-е отделение, т. е. на второй курс обучения.
В этой школе учились не только дети из окрестных деревень, но даже из других уездов. Тут были сыновья крестьян, рабочих, служащих, учителей, волостных писарей, торговцев и даже священников. Сыновья последних были значительно старше других. Они, очевидно, выбывали из духовных училищ не по своему желанию. Например, ученик Щеглов – сын священника из города Устюжны, Падарский И. – сын священника из г. Валдая.
Всех учащихся в школе было около 50.  По отделениям распределялись так: 1-е – 25, 2-е – 15, 3-е – 10 человек. Многие учащиеся, как видим, выбывали из школы до окончания курса в ней. Причины этого были разные. Одна из них нежелание летом работать на земле (огороды, поле, сад), поэтому летних каникул почти не было, кроме двух недель, на которые ученики распускались не все сразу, а группами, человек по 10, в виду того, что надо было ухаживать за посевными (поливка, полка и др.). Кроме того, надо было скосить 12 десятин заливного луга и убрать сено в сарай.
За учение и содержание в школе нужно было платить по 3 рубля в месяц. Некоторым после года обучения  давалась стипендия.
Питание же в школе было худое. Завтрак в школе состоял из одного чая с черным хлебом; обед состоял из двух блюд – щей или супа, которые в среду, в пятницу, и в посты варились без мяса, а только сдабривались сверху ложкой льняного масла в общую чашку на 4 или 5 человек. В мясоеды в щи или в суп мясо клалось очень мало, редко кому попадался его кусочек. На 2-е блюдо подавали кашу или картофель, тоже с льняным маслом и очень редко с топленым коровьим салом. Вечерний чай был так же с  черным хлебом.
Ужин состоял из остатков щей или супа, и из остатков каши или картофеля. Выручал нас от голода черный хлеб, но он не всегда выпекался кухаркой хорошо. Тогда ученики протестовали против этого тем, что лепили из сырого хлебы разные скульптуры: собачек, свинок, и др. животных и расставляли их по столам в столовой. Но такое выражение протеста в «художественной» форме, вызывало со стороны заведующего хозяйством такой упрек:
- Небось дома хлебали щи лаптем, а здесь нате ещё, ломаются.
Заведующий школы был священник Велебицкой церкви, отец Николай Опоцкий, ездивший в школу за 2 версты из села Велебицы. Он же был и законоучителем школы.
Заведующим же хозяйством школы, которое было довольно широким, был Зайцев Дмитрий Иванович. Он же преподавал теорию сельского хозяйства.  Какое он имел сельскохозяйственное образование,  мы не знали.
Старший учитель – Соболев Григорий Васильевич преподавал математику (арифметику, геометрию), историю, правоведение. Учителем русского языка, литературы и церковно-славянского языка (1-ый год) был Добротин Николай Федорович, окончивший духовную академию. Был еще один учитель. Он преподавал пение и педагогику, но  скоро выбыл.
Распорядок в школе был таков: вставали в 6 часов утра, сразу начиналась уборка помещений (подметание, проветривание, стирание пыли и в сильные морозы топка печей в помещениях). Уборку помещений производили прикрепленные к ним ученики. Затем проходила общая молитва. Молитвы читал очерёдной ученик по часослову , а некоторые молитвы пелись хором.
После молитвы пили чай с черным хлебом. В 8 часов утра начинались уроки; каждый урок продолжительностью в 50 минут. После 11 часов следовал обед, с отдыхом до 12 часов, затем до 3-х часов продолжались уроки. Кроме уроков по общеобразовательным предметам, шли занятия в мастерских: столярно-токарной и кузнечно-слесарской. Уроки в мастерских были сдвоенными.
Иногда занятия происходили и в переплетной мастерской, где преподавал учитель Соболев Г. В.. Занятия в мастерских были 2-3 раза в неделю. Занятия по сельскому хозяйству в холодное время шли в классах, теоретические, а весной, летом, осенью – на земельных участках по огородничеству, садоводству, полеводству – практически.
И, конечно, самым тяжелым временем было лето. Так, копать весной огороды, носить на себе навоз, делать гряды, поливать растения целый день все это давало чувствовать. После всех этих работ трудно было вставать в 6 часов утра: болели спина, плечи, локти. Кратковременный отдых – 1 час после обеда не мог устранить нашу усталость, вот  только дождь давал нам настоящий отдых. Когда мы работали на земельных участках, расположенных у самой школы, мы как-то спокойнее переносили все это.  Но кроме этих участков числом 11 по 40 с лишком гряд, длиною каждая по 3 сажени и школьного поля в несколько десятин,  нам приходилось еще  работать на усадебном участке Шемякина Василия Ивановича , статского генерала. Он тогда состоял наблюдателем над церковно-приходскими школами всех видов в России.
 
Слева могила Шемякина В.И. возле Велебицкой церкви. Фото автора. 2013 г.
Его усадьба с барским домом находилась в ; версты от школы, на том же левом берегу Шелони, что и школа. Там была почва глинистая, а потому капусту и др. овощи садили на этом участке, и ухаживали за ней так же ученики. Здесь же находился и плодовый сад из нескольких сот яблонь, груш, вишен и кустов. Сад этот садили мы, сломав не один десяток лопат, из-за  твердой глинистой почвы. Уход за садом лежал тоже на нас.
Все практические работы происходили под руководством огородника и садовода, опытного специалиста, происхождением из Ростовского уезда Ярославской губернии. Уход же за парниками и теплицей производил на участке  Шемякина этот огородник самостоятельно.
Нам – ученикам, казалось странным, почему это мы должны работать на усадьбе Шемякина, а так же скосить 2 десятины заливного луга (арендуемого) и  убрать с него сено в количестве нескольких тысяч пудов, для нескольких усадебных коров и лошадей. Всех лошадей было 5, две из них считались школьными, а 3 – усадебными (две выездные и одна - верховая).
Школьные лошади выполняли работы не только для одной школы. В усадьбе Шемякина еще находился деревянный дом, где проживала дворня: коровница, кухарка, работник, и тут же в отдельной комнате проживал и садовник-огородник.
В самом же барском доме проживала постоянно жена Шемякина – Ольга Владимировна. В этом же доме жил управляющий имением, и он же заведующий хозяйством школы и преподаватель сельского хозяйства Зайцев Дмитрий Иванович. Ближние крестьяне назвали его про себя царем и Богом.
Из скотоводства, практически, приходилось школе только свиноводство. Здесь был большой  хорошо устроенный свинарник, с особыми стойлами, в котором содержалось около 20 свиней. Из них взрослых маток было не менее 6 - 7 штук. Все свиньи были чистокровных английских пород: белые – йоркширы, а чёрные – беркширы.  Все они носили имена римских и греческих языческих богов: Афина, Венера, Минерва, Бахус и др. Кормление и уход за ними производили прикрепленные ученики. Так я целый второй год  ходил за Афиной – громадной йоркширой.


Больших свиней (кроме маток) продавали на мясо в посад Сольцы, а мелких поросят на племя легко разбирало население ближних деревень.
Мы – ученики за 3 года своего пребывания в школе не пробовали свинины. На мясо нам покупались недорогие коровы.
На школьной земле находилась и пасека из 20 ульев. Для пчел сеялись медоносные травы: резеда, синяк и др., уход за которыми возлагался на учеников. Мы эти травы поливали из пожарной машины, производили посев трав и др. Попробовать же меду нам также не приходилось: его убирал садовник и уносил в усадьбу Шемякина.
На поле сеялись сортовые хлеба: рожь, пшеница, овес, урожай коих обменивался на обыкновенный хлеб окрестным крестьянам и, конечно, за немалый процент все тем же Зайцевым Д. И.
При школе были мастерские: столярно-токарная с двумя мастерами, и кузнечно-слесарная  - тоже с двумя мастерами. Эти мастера меньшую часть времени тратили на занятия с учениками, а в большую часть должны были изготовлять заказы посторонних лиц. Так, один мастер  изготовлял машины: веялки и ручные молотилки. Он же был наши учителем ремесла.  Другой же постоянно изготавливал хорошую мебель: письменные столы, буфеты и др., он был -  краснодеревщик.
Одни ученики посещали на уроках столярно-токарную мастерскую, а другие постарше -  кузнечно-слесарную. Изделия учеников – табуретки, простые столы отправлялись на школьных подводах для продажи в посад Сольцы.
Саженцы яблонь и ягодные кусты продавались крестьянам окрестных деревень. От хозяйства школы получали немало средств.  Почему же так голодно и трудно содержались ученики?
От тяжелого труда и голодного рациона ученики часто болели чирьями. Так, например, я сносил их за время всего учения несколько десятков. Никто нас не лечил, т. к. больница и фельдшер находились далеко (больница в 18 верстах – в Медведе, а фельдшер  в 16 верстах – в Шимске). Как же на все это реагировали учителя? Так, например, один их учителей -  Николай Федорович Добротин в 1898/99 учебном году на свои средства покупал нам по праздничным и воскресным дням по французской булке на каждого. Эти булки по его заказу привозила из посада Сольцы женщина, проживавшая в полукилометре от школы в деревне Песочки. Она так же иногда торговала в школе булками, но не всем ученикам они приходились по карману. Во второй и третий год моего пребывания в школе булок нам никто не покупал, т. к. Николай Федорович почему-то уехал от нас летом 1899 года. На его место явился довольно пожилой учитель - Егор Тихонович Тихонов , тоже преподаватель русского языка, литературы и церковно-славянского языка, окончивший учительскую семинарию.
И вот, в феврале месяце на масленице, перед самым роспуском учеников на четыре праздничных дня (с четверга по понедельник) этот учитель, подвыпив, стал собирать учеников кучками и  говорить им, чтобы уходили отсюда, что вас здесь морят и обманывают.  Об этом быстро узнал Зайцев, немедленно дал знать в Новгород Епархиальному (т. е. губернскому) наблюдателю церковно-приходских школ Спасскому П. Н. Тот также быстро прибыл в школу и, увидев учителя  Е. Т. Тихонова, остановился, и медленно возгласил ему: «Отныне не будешь учителем!» Все это было на наших глазах. После этого большинство учеников разъехались и разошлись по  домам на праздничные дни. Когда мы вернулись в школу, мы уже не застали Егора Тихоновича. Постановлением Епархиального Училищного Совета он был  лишен звания учителя и, по слухам,  поступил где-то на счетную должность. Жалко было нам его. Другие же учителя до поры до времени сдерживали себя.
Каким был из себя наш законоучитель, он же - заведующий школы о. Николай Опоцкий? Про него говорили, что он «не от мира сего». С виду сам постник, старался внушить и нам, что пост или воздержание в пище необходимо. Так подходя к нашему столу во время обеда в среду или в пятницу, пробовал зеленые щи и говорил: «Вот в такие дни Святые отцы совсем не ели горяченького, а питались только холодной водицей и одним хлебом, а вы  едите горячие щи, да еще и с маслицем». Мы потом говорили  между собой: «Пока мы еще не отцы, а святыми вряд ли нам быть.  Поесть же теперь мы очень хотим».
Ближние ученики не так сильно терпели  в школе голод потому, что они чаще попадали домой на короткое время и приносили с собой съестное, а так же их часто навещали родные, а вот дальние ученики (за 20 и более верст) находились совсем в других условиях. Они попадали домой только в каникулы и,  если заболевали, то уже не возвращались совсем в школу.
Наш законоучитель не только так ревниво относился к обыкновенной  пище учеников, но также  и к духовной пище, т. е.  к чтению книг. В школе была жалкая библиотека, состоящая большей частью из книг духовно-нравственного содержания, жития святых и др., а книги русских писателей: Пушкина, Лермонтова, Гоголя и др., были представлены в мелких произведениях. Ученики поэтому менялись между собой привезенными книгами из дома. Однажды на уроке Закона Божия наш законоучитель наклонился над библией и объяснял нам так: «Что значит слово библия? Это слово означает - книги! Это книги - не какие-либо там книжонки, как например,  у Щеглова под подушкой «Королева Марго» (сочинение Дюма) ». Значит, он заглядывал нам под подушки.
Школа была расположена  в красивой и прекрасной местности, на  левом берегу реки Шелонь, по соседству с вековым сосновым бором, называемым Ольгиным Бором, - такое название дано было, вероятно, в честь жены Шемякина, Ольги Владимировны, женщины с виду очень суровой, лет 50-ти, с лишним. Особой добротой она не отличалась, ученики очень не любили ее. Сколько из-за нее они получали от Зайцева выговоров. выговоры чаще всего следовали за песни, с которыми они шли на работу через бор,  в Шемякинскую усадьбу утром, когда она еще спала. Ученикам тогда приходилось ходить с песнями только  в обратную сторону. Еще «проборции» давались нам и за то, что мы якобы  не совсем почтительно встречали ее, поэтому завидев ее издали в коляске, запряженной  в пару выездных лошадей, мы старались скорее незаметно юркнуть в кусты.
Когда поспевали в усадебном саду плоды, то по ее приказанию нас близко не подпускали к ним. И работали мы в нем под непосредственным наблюдением садовника.
В мае месяце 1901г. пришли выпускные экзамены у нашего 3-его отделения. В это время в школе появились представители  от 2-х церковных учительских школ (семинарий) представители. Первый – от Дровненской семинарии Смоленской губернии, второй- от Русско-Качимской семинарии пензенской губернии. Эти представители вербовали для своих школ окончивших курс второклассных школ, коих в каждом уезде было около 2-х, в числе их были и женские.
Нашу школу окончило 10 человек. И вот Зайцев Д. И. при них стал предлагать лучшим ученикам поступить в эти школы: Иовлеву Михаилу – в Дровненскую, а мне в Русско – Качимскую. Иовлев Михаил согласился. Долго уговаривал меня Зайцев поступить в названную школу, обещая полное содержание и проезд туда за казенный счет. Я же боялся попасть в школу с подобными условиями, как в Велебицкой, а потому ссылался, что мать дома одна, отец же служит в Ленинграде на железной дороге сторожем, что в нашей семье 10 человек детей, и,  вероятно, отец устроит меня на работу. Как только ушли представители из школы, ко мне подошел старший учитель Соболев Григорий  Васильевич, уже под хмельком, и обратился ко мне  с любимой его поговоркой: «Дура ты баенная! Не слушай ты их, и не ходи ты к этим попам, а поступай лучше в Новгородскую Учительскую Семинарию, она нынче осенью откроется». Я поблагодарил его и обещал ему поступить так.
Итак, от учения в Велебицкой школе у меня на долгое время сохранились тяжелое воспоминание: там я познал голод и тяжкий труд. На этом прекрасном уголке природы, со здоровым смолистым воздухом, можно сказать, существовало еще барство, со срытой формой барщины, под видом сельскохозяйственной учебы в пользу Шемякина и Зайцева. Последний, или оба вместе, как мы тогда слышали, имели в Уфимской губернии купленную землю, которая сдавалась в аренду, для чего там содержался человек из окончивших ранее Велебицкую школу. Здесь же в усадьбе Шемякина шла привольная жизнь с целым штатом прислуги, с художником-живописцем, французом-учителем взрослого сына Шемякина. Для них была выстроена обширная  художественная мастерская со стеклянной крышей.
Летом до половины августа пришлось работать в школе. Об открытии семинарии в Новгороде было пока не слышно, и я сразу подал прошение в Уездный Училищный Совет церковного ведомства о назначении меня  в одну из школ грамоты уезда.»




Село Медведь и Медведская волость в годы столыпинских реформ 1912 -14 годов
Столыпинские преобразования. Это словосочетание для большинства людей, прошедших советскую школу, ассоциируются с определенным негативом. В настоящее время все больше статей, публикаций разворачивают наши представления совершенно в противоположную сторону. К 1913 году, накануне первой мировой войны, в которую Россия была обречена ввергнуться, многие показатели в развитии села, оказывается,  имели стабильный рост по сравнению с предыдущим  пятилетием.
Можно ли увидеть положительные тенденции в развитии русской деревни того периода на примере сложившейся системы образования в конкретно взятом регионе, в частности, на примере Медведской волости.
В селе Медведь  к началу реформы 1907-1912 годов действуют два учебных заведения: министерское двухклассное училище с шестью годами обучения и церковно-приходская школа, обслуживающие один и тот же микрорайон из пяти населенных пунктов с населением 2325 человек, в том числе детей в возрасте 8-11 лет 209 человек.  Из  данных детей в 1-4 классах обучалось 190 человек, т.е. около 90%. По другим селениям  Медведской волости картина была следующей: работало 6 земских школ, 2 смешанных земских школы, 2 женских церковно-приходских школы, 3 церковно-приходских школы. В них обучалось 498 детей указанного выше возраста, причем, охват обучением составлял 57%. Таким образом,  в отдаленных от центра волости деревнях почти половина детей 8-11 лет вовсе не обучались в школах. Подробные сведения о школах Медведской волости можно почерпнуть из приведенных ниже данных на 1908 год







Школьная сеть Медведсколй волости Новгородского уезда Новгородской губернии на 1908 год:

Сведения о всех селениях Медведской волости Наименование школы Число учащихся
обоего пола Число  учителей (не считая законоучителя) Фамилия, имя, отчество  учителей, законоучителей, попечителей
обучалось Планировалось обучать обучали Планировалось  на 1908 год
Наименование селений Число всех жителей обоего пола на  1 января
1908 г. Число детей 8-11 лет  обоего пола на
1 января
1908 г.
1 село Медведь 1038 93 Медведская 2-х классная министерская школа
146 159 2 3 Калязинов А.П.
Цветкова Е.П.
Хохлов С. С.
Абакумов И. И.
 Степанов И. С.
2 Ст. Медведь I пол. 405 36
3 Ст. Медведь II пол. 484 44
Климовский А.Н., законоучитель
4 Взъезды 155 14 Медведская церковно-приходская школа 44 50 1 1 Осиновская А.И. Богоявленская Антонина Алексадровна
5 Щелино 243 22
6 Межник 275 25
6 Горное Веретье 692 62 Горно- Веретьевская земская школа 45 62 1 2 Иванова К.П.
Товцов В.П., священник, законоучитель;
Сергунин Г. К. попечитель
7       Верхний Прихон  I пол. 606 54 Верхне-Прихонская  земская школа 71 102 1 2 Богатырев Г. И.
8        Верхний Прихон II пол. 539 48 Успенский Владимир Петрович, законоучитель
Кукшино 69 6 Спренкова Анна Васильевна
9 Нижний Прихон 450 41 Нижне-Прихонская земская школа 33 41 1 1 Головина Мария Павловна
Успенский В.П.,законоуч., дьякон
10 Костково 308 27 Костьковская  земская школа 30 50 1 2 Семенов Михаил Семенович
11 Вешка 264 23 Дмитриева Мария Дмитриевна
12 Большие Угороды 687 61 Большеугородская смешанная земская школа.
Большеугородская женская церковно-приходская школа 62
70
1
2
Нет сведений
13 Малые Угороды 448 40
14 Клевенец 210 19 33
50 1 1
15 село Высоково 683 62 Высоковская смешанная земская школа
Высоковская женская церковно-приходская школа 61 81 1 2 Лебедева В.К.
16 Ванец 545 47
17 Ушно 360 32 40 50 1 1
18 Закибье 403 36 Закибская земская школа 32 55 1 2 Нет сведений
19 Ускибье 207 19
20 Раглицы 404 36 Раглицкая земская школа 24 36 1 1 Карпова Надежда Васильевна,
Мысловский Иоанн Аристархович, законоучитель
21 Новое Веретье 525 46 Ново-Веретьевская церковно-приходская школа 27 46 1 1 Сахарова Лидия, она же и законоучитель
22 Любач 434 39 Любачская церковно-приходская школа 15 39 1 1 Нет сведений
23 Михалкино 412 37 Михалкинская церковно-приходская школа 25 37 Нет сведений
24 Сосенка 457 41 Планировалось открыть Сосенскую земскую школу - 41 - 1 Семенова Евгения Ивановна
25 Межник 275 25 Планировалось открыть Межницкую церковно-приходскую школу - 25 - 1 Нет сведений
26 Старое Веретье 457 40 Планировалось открыть Старо-Веретьевскую церковно-приходскую школу - 40 - 1 Нет сведений
 
Об отношении к учению родителей и их детей на рубеже введения экономических преобразований в деревне можно проследить из воспоминаний выпускника-отличника 1906 года Медведского двухклассного училища Исакова Григория Исаковича: «Я рано (в 5 лет) лишился отца, единственного кормильца в семье, когда старшему брату было 11 лет. Все 5 детей (три брата и 2 сестры) легли на плечи матери, единственной после смерти отца трудоспособной работницы, которой некогда было заботиться о нашем воспитании: ей не мало доставляло забот, как бы мы не умерли с голоду.
Рано приучали к труду, крестьянскому. С 7 лет меня и брата отправили в школу, которая в то время находилась в 1 версте от нашей деревни (в деревне Верхний Прихон,  I половина). Ученье в данной школе, несмотря на все её трудности,  мне давалось легко, хотя для многих учеников школа была не ученьем, а мученьем, настоящей бурсой. Учеников, как ни странно, родители тащили в школу на веревке. Нас  в конце трехлетнего обучения стали готовить к экзамену, который для нас учеников был страшнее ада. Заболели, я и брат, коклюшем. Пришлось ещё повторить год в третьем отделении в той же самой школе, что, конечно, дало ещё больше окрепнуть в смысле усвоения учебного материала. На экзамене я и брат резко отличались от других учеников школ Медведской волости , и нам выдали свидетельство и похвальный лист. Эта первая награда во много раз была дороже для меня, чем последний аттестат об окончании института Народного образования Отдела Техникумов. Мне казалось в ту пору, что первая брешь в стены Медведского двухклассного училища пробита, и весьма удачно. Так и случилось. По окончании этого училища в шесть отделений, где я проучился всего три года, меня охватила жажда ученья. Часто просиживал напролет целые ночи, за что нередко доставалось от матери: «Вы вечно не даёте покоя. Посмотрите, какие книжники сидят» Медведское двуклассное М.Н.П. окончил с похвальным листом и книгой, что считалось тогда высшей наградой. Купцы деревни говорили: «Выучились, учеными стали. Все равно к нам пойдете лен трепать за пятиалтынный в день, вот ваше и ученье» Но очень хотелось учиться. Единственный, но довольно трудный, при конкурсе в 380 человек, путь к продолжению учебы в Новгородской учительской семинарии был преодолен только моим братом Павлом. Павел по её окончании и учительства на протяжении последующих пяти лет был зачислен на стипендию в Псковский учительский институт. Мне пришлось искать подводные камни: я через 4 года поступил на учительские курсы при Велебицкой второклассной учительской школе, где и пробыл два года. С 1 октября 1912 года до 1 ноября 1919 года я работал учителем в разных школах Новгородской губернии»
Ставилась задача охватить 100% детей этого возраста при введении всеобщего начального обучения. При этом планировалось дополнительно открыть ещё одну земскую школу и две церковно-приходских в тех населенных пунктах, годе школ вовсе не было. Эта задача была выполнена, причем Медведское двухклассное училище  к 1912 году получило статус Медведского высшего начального училища с 7-годичным курсом обучения. Руководил училищем в это время Калязинов Александр Петрович, выпускник Гатчинской учительской семинарии, посвятивший педагогической работе в нашей школе почти 40 лет. Предполагалось, что значительно понизится нагрузка на учителя. На начало реформы она составляла до 70 и более учащихся. Так в Верхнеприхонской земской школе один учитель обучал 71 ребенка, то  планировалось при введении всеобщего начального образования начать обучать 102 человека и ввести ещё одного учителя. Даже в Костьковской земской школе планировалось обучать 50 человек при двух учителях. На селе требовались грамотные люди. Необходимо отметить большую заинтересованность местных предпринимателей, купцов в приобретении учащимися школ трудовых навыков, которые были остро необходимы сельскому человеку. «При школе специальный мастер преподавал столярное и токарное ремесло, дело шло весьма успешно и крестьяне охотно отдавали детей учиться ремеслу», - отмечалось еще в справке инспекторской проверки Медведского училища в 1885 году. Повторюсь, что почти вплотную к школе примыкала кузница, в которой дети могли приобрести навыки кузнечного ремесла, так необходимого сельскому мастеровому люду.
Одаренных людей в поселении было предостаточно. В эти годы приходится расцвет творческих и деловых способностей братьев Багорчиковых из деревни Межник, что в 3-х верстах от села Медведя. Василий Федорович Багорчиков , проживавший со своей большой семьей в Медведе, проявляет чудеса в изобретательстве, ремонтирует всё, от ручных часов до локомобилей. Эти технические способности передались его детям и внукам. Так, его сын Багорчиков Николай Васильевич стал ведущим специалистом в Советском Союзе по монтажу гидротурбин. С его легкой руки был запущен ряд гидроэлектростанций на Кавказе, Кольском полуострове и канале Москва-Волга. К сожалению, он погиб во время войны, получив смертельный электроудар на станции Энсо (Карельский перешеек).
В это время  поступил в начальные классы Медведского двухклассного училища известный летчик-испытатель Анисимов Александр Фролович, друг В.П.Чкалова, родившийся в 16 ноября 1897 года в деревне Взъезды, располагавшейся в микрорайоне, обслуживаемом нашей школой. В биографии данного летчика указано, что он окончил в 1912 году  четырехклассное городское училище в Новгороде. Родители Александра проживали  в небольшой деревне Взъезды, что в трех километрах от села Медведя на правом берегу речки Мшаги. В деревне на то время проживало 155 жителей, в том числе 14 детей от 8 до 11 лет. Удивительно, но именно среди этих детишек подрастал  будущий герой-испытатель  новой пилотируемой техники тридцатых годов ХХ века. Три отделения Медведского училища он закончил в 1908 году и поступил в четырехклассное городское училище Новгорода. Возможность такая у него была. Сразу замечу, что поступить в старшие классы самого Медведского двухклассного училища было не очень-то просто, тем более в городское училище. Но Александр поступил и окончил это училище в 1912 году. Знания ученики  Медведского училища получали великолепные. Таковые, думаю, получил и Александр Анисимов. Его учителями могли быть: выше упомянутый заведующий школой Калязинов Александр Петрович, Раиса Александровна Михеева, великолепная учительница, дочь местного купца, сестры Наумовы Надежда Ивановна  и  Александра Ивановна, Алексеев Яков Иванович.
В списках имеющейся трудовой рабочей силы в селении Взъезды Нижне-Прихонского сельсовета на 1930 год значится семья бедняков в составе которой  Анисимов Василий Фролович 1892 года рождения, Анисимов Николай Фролович 1899 года рождения, Анисимова Римма Ильинична 1902 года рождения. Очевидно, что Василий и Николай – это братья Александра Анисимова. Такое положение в семье было на 1930 год. В дореволюционный же период было все иначе. Их  отец Фрол Яковлевич Анисимов был достаточно крупным купцом-предпринимателем, занимавшимся переработкой льна, имел большой двухэтажный дом в деревне Взъезды. Семья  держала скот, имела  свои баржи, позволявшие по реке Мшаге переправлять льнопродукцию потребителям в промышленные центры России. Всё перекроила революция. Фрол Яковлевич вынужден был покинуть родные места, а потом был арестован и расстрелян. Такая же судьба в 1937 году настигает и его сына Анисимова Василия Фроловича, арестованного 18 августа 1937 года и расстрелянного (впоследствии реабилитирован). Могла такая же участь ожидать и  Александра Фроловича Анисимова, погибшего 11 октября 1933 года  при выполнении показательного полёта на самолете И-5. 

Сестра Александра Фроловича  Александра выходит замуж за командира полка, дислоцировавшегося тогда в селе Медведе,  Дмитриева Михаила Петровича, ставшего впоследствии известным советским генералом, руководившим в конце  Великой Отечественной войны 2-ым  Белорусским фронтом. После войны Михаил Петрович назначается командующим артиллерией военного округа, затем состоит в штате Министерства обороны СССР. Сыновья Александры Фроловны и Михаила Петровича стали также военными, один из которых Игорь Михайлович Дмитриев стал летчиком,  затем командующим ВВС Забайкальского военного округа.
До настоящего времени в деревне Старый Медведь проживают родственники Александра Фроловича по линии его брата Василия. У Василия было четверо детей, одного из которых звали Николай Васильевич Анисимов. Его жена Глафира Васильевна и сейчас живет по-прежнему в деревне Взъезды, ей уже более 92 лет. Их дочь Валентина Николаевна Копейкина родила семерых детей, в том числе двух сыновей: старшего сына Анисимова Николая, проживающего ныне в городе Москве (сын Николая Владимир Анисимов включен в младшую сборную команду по футболу города Москвы) и младшего из всех детей - Копейкина Александра, и пять                дочерей:  Копейкиных Лидию, Марину, Ольгу, Викторию, Наталью. Александр, Лидия и Виктория проживают с матерью в деревне Старый Медведь. Александр участвовал в военных событиях в Чеченской республике, работает в подразделении МЧС в Шимском районе. Все дети Валентины Николаевны в разные годы окончили успешно Медведскую среднюю школу, а в настоящее время учится в 5-ом классе дочь Лидии Вероника Копейкина, радуя своих родных и учителей своей очень хорошей учебой. Марина и Ольга Наташа  проживают в Санкт-Петербурге. Кстати, муж Натальи Дмитрий Черкасов из семьи, в которой родственник, был летчиком-испытателем под командованием Анисимова А.Ф.
Сын Зои Васильевны Анисимовой, племянницы Александра Фроловича, - известный в современной России писатель-фантаст Никишин Игорь Сергеевич, один из организаторов и победителей  открытого конкурса «Звезды ВнеЗемелья» на лучшее художественное литературное произведение о космосе 2008-2011 годов.
Другой пример ответственного отношения к получению образования простых деревенских детей и их родителей. Вот что вспоминала на 100-летнем юбилее школы в сентябре 1979 года о Медведской школе тех лет выпускница Медведского училища 1913 года, успешно выдержавшая очень большой конкурс при поступлении в Новгородскую учительскую семинарию.
«Я пришла в эту школу в 1907 году. Моей первой учительницей была  Елена Петровна Цветкова. Она обучала нас, крестьянских  ребят, в течение трех лет грамоте и арифметике, вела кружок рукоделия. Дисциплина на её уроках была такая, как говорят в народе, муха пролетит – слышно. Добивалась она этого простыми методами: трепала нас за косы, ставила на колени. В школу из окрестных деревень в любую погоду ходили пешком. На завтрак родители иногда давали копейку, на которую в большую перемену у частной торговки покупали бублик. Родители наши были неграмотными, обучение не было обязательным и из каждой, в то время многочисленных деревень, школу посещало не более 5-7 человек. Формы у нас не было, а о ранцах и портфелях понятия не имели. Грифельную доску, букварь и тетрадь носили в холщевых сумках. На сумках у девочек был изображен тигр, а у мальчиков – лев. При возвращении домой иногда происходили сражения между «тиграми» и «львами»».

В период с 1907 по 1913 годы многие крестьяне получают земельные наделы. До настоящего времени в нашей местности возле каждой ныне существующей деревни располагаются именные  земельные участки, так называемые хутора. Например,  Каркасов и  Матюшин хутора возле деревни Горное Веретье, Странников хутор в направлении Медведь -  Старое Веретье по старой аракчеевской дороге, Байгаров хутор (единственный из всех частично возделываемый  до  сего времени пенсионером-коммунистом Лисавиным В.И.), что  недалеко от деревни Заречье. На селе в большом количестве  появляются новые кузницы, мельницы, открывается мебельное производство. Крестьяне плодотворно занимаются выращиванием льна, изготавливают льняное масло, производят мясомолочную продукцию и т.д. В это время в волости начинают работать 6 новых маслобоен, около 13 кузниц, 5 ветряных мельниц, три водяных мельницы, колесная мастерская Морозова Николая из д. Мшага, столярная мастерская Братьев Афанасьевых Тихона и Василия Афанасьевичей из деревни Заречье. Братья владели токарным станком, верстаками, имели хорошую квалификацию краснодеревщика,  что позволяло им изготавливать качественную мебель, в том числе столы, стулья, шкафы, комоды. Деревня ожила. Только торговцев и торговых посредников в волости было более 100 человек. Не стоял в стороне по развитию и центр волости –  торговое село Медведь. В Медведе действовали 6 сапожных, 3 портняжных и шапочная мастерские, 4 булочные, 21 кондитерская и бакалейная, 6 хлебных, 2 мясных, колбасная, 5 чайных, 5 кожевенных,  2 кустарных и др. лавки. Тут располагались два постоялых двора, трактир, часовщик, винная лавка. Здесь процветал бизнес купца Любацкого Василия Ивановича, занимавшегося переработкой льнотресты, его компаньоном был купец Гаврилов Михаил Кузьмич, внесший основной вклад в строительство местного Никольского собора,  здания народного театра и пожарной части. Созданная в это время  добровольная пожарная дружина существует у нас в Медведе до настоящего времени.
Если сравнить процессы экономического преобразования в русской деревне и соответствующие преобразования в системе образования начала ХХ века, то они шли одновременно, то есть, руководители понимали, что без развития образования экономического роста на селе не будет, как и то, что рост производства будет способствовать преобразованиям в школе.
Что произошло в начале ХХI  века? Рухнуло сельскохозяйственное производство, деревня пришла в полнейший упадок. Одновременно была поставлена задача по модернизации  образования. Одно разрушаем, а другое стараемся поднять на небывалую доселе высоту. Барахтаемся вот уже второе десятилетие, но положительных сдвигов  в образовании не наблюдаем. Ученики, в большинстве своем, потеряли интерес к учебе, так как многие из них даже при отличной учебе из-за отсутствия материальных возможностей семьи, не смогут продолжить обучение в вузах и средних специальных учреждениях. Некоторые родители не могут отправить ребенка даже на учебу в близлежащий районный центр, так как не имеют возможности оплатить проезд. Для некоторых он обходится от 100 до 200 рублей ежедневно. А те семьи, что смогли обеспечить образование своему ребенку, больше никогда не увидят его в своей родной деревне, ибо он там пока не востребован.
В настоящее время поставлена задача развития села, но мне, сельскому жителю, она пока кажется утопической, по крайней мере, в ближайшей перспективе.

Владимир Маяковский в селе Медведь.

История нашего села удивительна. Чем глубже погружаешься в нее, тем больше тайн она  раскрывает. В селе есть краеведческий музей. Именно он является первым источником, откуда жители и гости села черпают сведения о событиях прошлых лет. Фамилии  многих известных людей и их связь с Медведем никого не удивляют. Они на слуху, но  каждое новое имя, каждая новая находка – это сенсация, это бум. Вот такой находкой стало известие о посещении Медведя В.В.Маяковским.
В селе в 1904 году побывал Максим Горький, крупнейший пролетарский  писатель, одно упоминание имени которого заставляет сердце стучать учащенно, вызывая чувство гордости. А тут еще и В.В.Маяковский, поэт-глыба, «горлан», «главарь», и тоже в Медведе. Известие о его пребывании в нашем селе вызвало недоверие, сомнение. Первой реакцией на услышанное были слова «Не может быть!», тем более что никогда ни один местный источник об этом не свидетельствовал. Еще год назад поверить в подобное было невозможно. И тем интереснее представлялась работа по изучению данного факта.
Основной вопрос, мучащий меня, следующий. Как получилось, что пребывание столь значительной личности осталось незамеченным жителями целого села на протяжении столетия? И началось мое путешествие по страницам книг, газет, Интернета. Состоялись встречи с людьми, которые помогли разрешить многие вопросы. 
***
Первое знакомство В.В.Маяковского с селом Медведь было опосредованным. Об этом поведал в своей биографической книге «Полутораглазый стрелец» Бенедикт Лившиц.  В июне 1912 года Бенедикт сдал государственные экзамены. От юридической карьеры его «отделяла прослойка в виде военной службы… в качестве вольноопределяющегося».
Судьба привела Лившица в Медведь. Нам же его служба здесь  помогла пролить свет на многие темные места в разрешении вопроса о таинственном пребывании поэта в селе. Так Бенедикт Лившиц по воле случая становится посредником, связавшим село Медведь и  В.В.Маяковского.
     Год, проведенный им «в стенах аракчеевской казармы, оказался периодом кульминации русского футуризма». В ноябре 1912 года Лившиц отпросился в увольнение. Он на четыре дня покинул Медведь и отправился в Санкт-Петербург.

Д. Бурлюк сообщил ему,  что « к их группе «Гилея» примкнули еще Крученых и Маяковский, товарищ Бурлюка по Училищу живописи, ваяния и зодчества, невероятно талантливый юноша, которого он «открыл» около года назад… второе имя не говорило Лившицу ровно ничего.  Их знакомство должно было состояться на следующий день.
Вот, что пишет Б.Лившиц в «Полутораглазом стрельце»: «… пришел высокого роста темноглазый юноша, встреченный радостными восклицаниями. Одетый… в черную морскую пелерину со львиной застежкой на груди, в широкополой черной шляпе, надвинутой на самые брови. У него размашистые, аффектированно резкие движения, басовый регистр и прогнатическая нижняя челюсть… отсутствие передних зубов. … Однако  достаточно было заглянуть в умные, насмешливые глаза, чтобы увидать, что, ... незаурядная внутренняя сила угадывалась в новом знакомце».
Лучшей иллюстрацией портрета В.Маяковского той поры, по словам Б.Лившица, явился портрет работы  Веры Федоровны Шехтель.
Говорили о живописи и поэзии. «Маяковский упорно отказывался признавать все написанное им до того времени, за исключением двух стихотворений: «Ночь» («Багровый и белый отброшен и скомкан...») и «Утро» («Угрюмый дождь скосил глаза...»),   я … дал ему понять, что стихи мне не нравятся. Маяковский делал ту же ошибку, какую допустил и я, поместив в боевом программном сборнике вещи, в которых еще не перебродил старый символистский хмель».  Как поэт он еще не состоялся.
       ...Именно в ноябре 1912 года В.Маяковский впервые услышал от Б.Лившица его рассказы о Медведе, где тот проходил службу. Село произвело на Лившица огромное впечатление, как, надеюсь, и на Маяковского. Подобные сцены, описанные в книге «Полутораглазый стрелец», Лившиц мог рассказывать поэту. 
      «Мирное соседство казармы и села не шло дальше Медведя: за… мостом, начиналось враждебное царство окрестных деревень. Все эти,… Большие и Малые Угороды, Новые и Старые Веретья… враждовали с обитателями гарнизона. Солдат, отваживавшихся заглянуть в одно из этих селений, избивали до полусмерти. …мне рассказали историю об… умыканиях девок солдатами: в этом…и заключалось ядро нескончаемых раздоров между деревней и казармой...…Я  до приезда в Медведь предвкушал… экскурсии по окрестным деревням, где почти в каждой избе можно было наткнуться на настоящие сокровища живописи. Однако после первой же попытки в этом направлении - попытки, за которую я едва не поплатился ребрами,- у меня сразу пропала охота пополнить на месте свое знакомство с новгородской иконой».
 



А может быть, его рассказы были такими:
 «Зимой и в ненастную погоду строевые занятия, гимнастика и фехтование происходили в манеже, огромном двухсветном здании, рассчитанном на несколько тысяч человек. Потолочные балки при Аракчееве натирались графитом до зеркального блеска и - под страхом порки розгами каждого десятого - должны были отражать все ротные построения. Сверхсрочные "шкуры" с восторгом рассказывали нам об этом как об образце порядка, и в выбеленных известкой брусьях над нашими головами видели один из неоспоримых признаков упадка воинского духа».
В «Полутораглазом стрельце» Лившиц дает читателю представление о В. Маяковском 1912-1913 года как о человеке только входящем в круг искусства, малоизвестном. Не случайно в 1913 году В.Маяковский, Д.Бурлюк, В.Хлебников и др. футуристы, афишируя себя, совершили тур по областям, чтобы привлечь внимание к своему новому стилю. Маяковский здесь был «звездой».
Перед отъездом в село Медведь Лившиц с Н.Бурлюком «условились о главном: Лившиц « в  ультимативной форме заявил, что согласен оставаться в «Гилее»…только в том случае, если весь литературный материал будет проходить»  через его руки (присылаться для ознакомления в Медведь).
В состав Санкт-Петербургской «Гилеи» на ту пору входили В.Хлебников, А.Крученых, В.Маяковский, Д.Бурлюк, В.Каменских, Б.Лившиц.
Николай дал слово, что все рукописи будет отсылать на просмотр в Медведь. «Разрешив – так, по крайней мере, мне казалось – и этот важный для меня вопрос,- вспоминает Б.Лившиц, - я уже на следующее утро гнал лошадей со станции Уторгош прямо к зданию казарм», т.е. в Медведь.
В декабре 1912 года гилейцы выпустили манифест «Пощечина общественному вкусу», под которым подпись Б.Лившица не стояла, так как несмотря на договоренность с Н.Бурлюком, рукопись ему в Медведь не прислали, чем он был очень огорчен.
А теперь вместе с ним огорчены и мы, так как не состоялось редактирование стихов  Маяковского на нашей земле. Мы располагаем только реакцией Б.Лившица на материалы сборника «Пощечина общественному вкусу»: «По сравнению с Хлебниковым,… все остальное в сборнике казалось незначительным, хотя в нем были помещены и два стихотворения Маяковского, построенные на "обратной" рифме…»
В.В.Маяковский только входит в литературу, и ему, как любому начинающему, еще многому надо научиться, прежде чем он обретет силу. На ту пору фамилия Маяковский широкому кругу была неизвестна. И в этом кроется  объяснение, почему его пребывание в нашем селе  осталось незамеченным, хотя, скорее всего, вернувшись из Санкт-Петербурга, Лившиц рассказывал сослуживцам в селе о футуристах, о Маяковском.
***
Так состоялось  опосредованное знакомство  поэта с Медведем через Б.Лившица. Непосредственное же знакомство произошло в 1915 году, этому способствовал ряд  предшествующих событий.
Осенью 1913 года Маяковский знакомится с Эльзой Каган, девушкой из интеллигентной еврейской семьи, получившей блестящее образование, говорившей по-французски, по-немецки и игравшей на рояле.   
В конце июля Эльза привела В.Маяковского  на квартиру сестры Лили, которая жила на улице Жуковского в Санкт-Петербурге и была замужем за Осипом Бриком. В своей автобиографии «Я сам» Маяковский писал: «Радостнейшая дата июль 1915-го года. Знакомлюсь с Л.Ю. и О. М. Бриками…». Маяковский сразу влюбился в Лилю.
  Через несколько дней после знакомства Маяковский упрашивал Бриков принять его «насовсем», объясняя своё желание тем, что «влюбился безвозвратно в Лилю Юрьевну». Та дала своё согласие, а Осип был вынужден смириться с прихотями ветреной супруги. Спустя много лет Лиля скажет: «Я влюбилась в Володю, едва он начал читать „Облако в штанах“. Полюбила его сразу и навсегда»…. «Меня пугала его напористость, рост, неуёмная, необузданная страсть», — признавалась Лиля и добавляла: «Он обрушился на меня, как лавина… Он просто напал на меня».
Маяковский с восторгом сообщил своему другу Корнею Чуковскому, что, наконец, встретил ту самую, неповторимую, единственную, женщину своей мечты — Лилю Брик…
Маяковский стал часто бывать у Бриков. Осип Максимович за собственный счет помог ему издать "Облако", причем перед поэмой стояло посвящение: "Тебе, Лиля".
 С тех пор почти все свои произведения Маяковский посвящал только Лиле Брик.
      По воспоминаниям современников, Лиля Брик не была красивой.
В.Маяковский не видел в любимой ее недостатков: он смотрел в ее прекрасные глаза, «Если я чего написал, если чего сказал – тому виной глаза-небеса, любимой моей глаза.  Круглые да карие, горячие до гари», - писал он. И костер его пламенного сердца разгорался все сильнее.
Началась I мировая война. Именно она и привела В.Маяковского в наше село. Вот что Л.Брик пишет об этом в своих «Пристрастных рассказах»:
  «Ося служил в автомобильной роте. Служба была утомительная, скучная, отнимала всё время, и Ося так и тянул бы лямку до самой революции, но вдруг начальство решило, что незачем евреям портить красивый пейзаж авточасти, и велело в одни сутки всех собрать и под конвоем отправить в село Медведь, в дисциплинарный батальон, а оттуда на фронт. Я, конечно, сначала в слезы, а потом заявила категорически, что если Ося позволит вести себя, как вора и отцеубийцу, под конвоем и т. д. и т. д., то я ему не жена и не друг, и никогда в жизни не прощу этого. Что тут делать? Ося ложится в госпиталь».
В Медведе на ту пору располагалась 22-ая дивизия и один из пяти имевшихся в России дисциплинарных батальонов, откуда всех отправляли на фронт. Евреев из автомобильной роты было решено перевести именно в Медведь не случайно.
 Медведь  на начало ХХ века считался  еврейским селом. Об этом  пишет в своей книге «Старый дом» А.М.Гаврилов. Его повесть посвящена главному дому в Медведе, являющемуся  визитной карточкой села. А.М.Гаврилов родился и проживал в 1915 году в  Медведе. Вот строки из его повести: «Евреями «кишмя кишело …родное, торговое, полувоенное село». Александр Михайлович «воспитывался в чувстве страха и отчуждения к евреям», хотя отец «всегда отзывался о них с похвалой, как о самых деловых людях. Но в дом их не пускали».
Лиля Брик в своих «Пристрастных рассказах» продолжает вспоминать: «Тем временем евреев отправляют в Медведь, и, когда Ося выходит из госпиталя, начальство соображает, что не стоит на жида вольноопределяющегося тратить двух конвойных и досылать его в Медведь, а лучше отправить его к воинскому начальнику».
Если бы Осип попал в Медведь, то вероятность того, что Лиля приехала к нему, является стопроцентной, а вместе с ней,  конечно же, прибыл бы и влюбленный Маяковский, то есть все равно в нашем селе он бы побывал.
Но судьбе было угодно отправить его в Медведь по другой причине. Л. Брик назвала ее в  своих «Пристрастных рассказах»:
«А в село Медведь, как ни странно, попал не Ося, а я. В автомобильной  роте служил Осин родственник. Жена собралась с ним разводиться, а он развода не давал, и в самый разгар переговоров его отправили в Медведь. Отправили меня туда его уговаривать. Ехать надо всю ночь поездом, а спального вагона нет. Да от станции железной дороги часа два на лошадях, да в селе остановиться можно только на постоялом дворе».
Из газетной статьи «Медведь: его прошлое и настоящее» (1987 г.) П. Золина, кандидата исторических наук, узнаем, что в начале ХХ века в селе находилась почтовая и земская конная станции, два постоялых двора, трактир... Видимо, об одном из этих постоялых дворов и о земских конях вспоминает Лиля. Узнать в настоящий момент, где находился и кому принадлежал упоминаемый Л.Брик постоялый двор и конная станция, не представляется возможным.
Медведь 1915 года являлся богатым купеческим селом, к тому же очень красивым, ведь не зря остро вставал вопрос о придании ему статуса города, и даже плата в школе за обучение взималась по расценкам города.  Но заметил ли   красоту села В.В.Маяковский, избалованный красотами двух столиц, да к тому же влюбленный, проведший здесь (в лучшем случае) только несколько дней, а, может быть, и всего-то один. Как жаль, что никаких свидетельств этой поездки он не оставил!
Л.Брик называет причину, по которой В.Маяковский приехал в  наше село: «В качестве мужской силы послали со мной Володю. Он старательно охранял меня и, пока я часами изощряла свое красноречие, ходил за нами (за мной и Осиным родственником) следом шагах в четырех — куда мы повернем, туда и он. А когда ему это надоело, он догнал нас и строго сказал: «Послушайте, Петя, разводитесь-ка».
Второй причиной поездки, я считаю, явились рассказы Лившица, желание увидеть ранее услышанное своими глазами.
 Разговор с Осиным родственником, по всей видимости, происходил на территории воинской части, потому что в «Альманахе с Маяковским» )  Л.Брик говорит, что «здесь, в этом полку, в 1915 году побывал также и Маяковский». Итак, В.В.Маяковский, мечтавший о воинской службе в 1914 году, мог в нашем селе воочию убедиться в том, что она из себя представляла.
 Желая защитить Родину от врага, в самом начале I мировой войны В.Маяковский просится на войну. Вот документ той поры:
« Господину московскому градоначальнику
   Дворянина Владимира Владимировича Маяковского

Прошение
   
   Покорнейше прошу выдать мне свидетельство о благонадежности для поступления добровольцем в действующую армию. При сем прилагаю свидетельство, выданное мне из 3-го участка Пресненской части за No 4170.
Владимир Владимирович Маяковский.
   24 октября 1914 года».

На свою просьбу – отправить добровольцем в действующую армию, он  получает отказ как политически неблагонадежный. А в 1915 году поэт уже не испытывает такого желания.
Нежелание служить появилось после пребывания Маяковского в Медведе. Причин могло быть две: первая – страстная влюбленность, стремление не  расставаться с Лилей; вторая  -  естественная реакция на  воинскую службу после тех сцен, которые он мог увидеть в военном гарнизоне села.
О том, каким был 1915 год в Медведе рассказывает А.М.Гаврилов в «Старом доме».
Читаем: «В Медведе тоже было не весело. Огромные аракчеевские казармы ломились от десятков тысяч запасных и новобранцев, наскоро обучавшихся  мальчишками-прапорщиками на изрытых учебными окопами полях вокруг села. Солдат кормили плохо, донимали учениями до зари, а то и по ночам. Во мраке осенних вечеров по безмолвным улицам села проходили с учений в казармы тысячи людей, тяжело и глухо доносился гул шагов,а иногда и песня, похожая на стон: «Карпатские долины, Полчища удальцов…» Вечерами прапорщики катались с девицами на тройках по селу пьяные, стреляли из револьверов куда попало».
И такую сцену мог наблюдать В.Маяковский:
«..потянулся нескончаемый поток запасных, направляющихся с железной дороги в село, где образовался крупный мобилизационный центр. Они шли под жарким солнцем, все в пыли,  хотя еще в своей одежде, но уже одноцветные, шли тихо, без шуток и песен» 
Дорога, показанная  А.Гавриловым, та же  самая, по которой В.Маяковский и Л.Брик ехали в село Медведь.
Избежать воинской службы поэту не удалось. Она последовала почти сразу после его поездки в наше село. Случилось это уже через месяц, в начале октября 1915 г. Он скажет:  «Забрили. Теперь идти на фронт не хочу. Притворился чертёжником. Ночью учусь у какого-то инженера чертить авто».   

Впечатления от Медведя Лиля Брик изложила в «Пристрастных рассказах»: «Медведь произвел на меня сильное впечатление  количеством блох на постоялом дворе и количеством звезд на небе. Был август, мы ехали ночью к станции на извозчике, полулежа в коляске, лицом к небу, и на нас лил звездный дождь. С тех пор я всегда вспоминаю Медведь при виде звездного неба». (Такой она описала обратную дорогу до станции Уторгош.)
Мог ли В.В.Маяковский не поехать с Лилей? Конечно же, нет! Любовь его с каждой минутой разрасталась. Это была  «громада любовь»,- как он скажет о ней. Видеть постоянно рядом ту, без которой поэт не мог дышать, стало для него необходимостью. Нам же, жителям сегодняшнего села, остается с гордостью констатировать тот факт, что начало огромной любви поэта, которую он пронес через всю жизнь до самого последнего дня, было связано с Медведем. Свою привязанности к Л. Брик поэт подчеркнул в  предсмертном письме, поставив её первой в списке членов своей семьи: «Товарищ правительство, моя семья – это Лиля Брик, мама, сестры и … Полонская».  Эту любовь, невенчанную и неписаную, признает и И.В.Сталин. Именно она спасет Лиле жизнь. В годы репрессий ее имя было вычеркнуто из «черных» списков врагов народа. «Не будем трогать жену Маяковского», – сказал Сталин.
Даже после смерти их тела постигла похожая участь: кремировали. Урну с прахом Маяковского захоронили на Новодевичьем кладбище (1952 г.).  Согласно завещанию Л.Брик, ее прах был развеян в подмосковном поле. (1978г.).
Она пережила В.Маяковского на 48 лет.
Итак, что же стало причиной того, что столетие прошло, а сельчане ничего не знают о пребывании В.Маяковского в Медведе в августе 1915 года?
Во-первых, В.Маяковский как поэт еще только начал формироваться. Он не был известен широкому кругу читателей. Самое его значительное произведение на эту пору, поэма «Облако в штанах», издано на деньги Бриков, т.к. никто другой не  соглашался его печатать;
Во-вторых, поездка в Медведь была кратковременной, поэт здесь не задержался; прессой это событие не отмечено.
В-третьих, шла война: никто не обратил внимания на незнакомых людей, навещавших солдат в армии. Да мало ли их приезжало ежегодно к военнослужащим!
В-четвертых, цель поездки была незначительной, чтобы о ней где-то сообщать (даже в письмах родным).
И, наконец, в-пятых, В. Маяковский был влюблен и счастлив: его мало волновали красоты Медведя, чтобы писать о них.
Мы, жители села, можем гордиться тем, что село явилось свидетелем самой сильной и глубокой любви В.Маяковского. Медведь навсегда соединился с именем поэта, удалось стереть одно из белых пятен в его истории. Теперь каждый с гордостью может сказать: «В.В.Маяковский в августе 1915 года приезжал в село Медведь».

Анастасия Иванова, учащаяся МАОУ «СОШ» с. Медведь,
Иванова Вера Леонидовна, заслуженный учитель РФ


Медведский Детский Дом  имени Лассаля

                Работа  в Новгородском архиве над историей Медведской средней школы в 2003 году позволила  мне обнаружить наличие в нашем селе ещё одного учебно-воспитательного заведения. О существовании такового  учреждения никто никогда не упоминал.  Не было о нем ничего и в местном краеведческом музее, не упоминали о нем и старожилы села. Вот почему мне хочется приоткрыть ещё одну страничку истории нашего,  и без того богатого на исторические события, села.
По линии губернского отдела социального воспитания  в Медведе в 1919 – 1923 г.г. действительно действовал Медведский Детский Дом им. Лассаля.
Открыт он был для голодающих детей из Поволжья. Новгородская губерния смогла в те страшные годы принять  1000 детей. 50 детей приютил Медведь.
Масштабы голода, поразившего молодую советскую  республику в те годы, поражают своими размерами. Первые признаки голода обозначились осенью 1920 г. В Самару и другие поволжские города начинается приток голодающих крестьян из окрестных деревень. Толпы голодных становятся повседневной картиной городской среды. Крестьяне бросали свои дома и тысячами устремлялись на юг. В декабрь 1920 г. в Саратове появились крестьяне, просившие милостыню. В мае 1921 г. там уже находились около 10 тыс. беженцев от голода. Люди бежали в урожайные губернии, некоторые из них попали за границу (немцы Поволжья). Остановить огромный поток беженцев из «голодгуберний» правительство было не в состоянии. В итоге, голод охватил территории Среднего и Нижнего Поволжья, Кавказ, Крым, Южной Украины, ряда западных областей (30 губерний) с населением 30 миллионов человек.
Удивительно, но об этой трагедии поколение людей, родившихся в нашей стране в 50-х годах прошлого века, к коим я причисляю и себя, практически ничего не знали об этом на протяжении всей своей сознательной жизни. И не удивительно, ибо об этом просто ничего не говорили, а только, как правило, рапортовали о своих достижениях, боясь пролить свет на неудачи и просчеты в своей хозяйственной и политической работе. Открывая странички Интернета по данному вопросу, лишний раз убеждаешься, что мировое сообщество не без добрых людей, что те страны, которые в наших глазах выглядели на протяжении десятилетий злодеями, на самом деле творили добро, причем, весьма эффективно, спасая в нашей стране миллионы детских жизней. Таковой страной, протянувшей руку помощи,  стали США, организовавшими деятельность  в голодающих районах страны  Американской Администрации Помощи (American Relief Administration-АРА, русское написание АРА) во главе с Гербертом Гувером, доставившей тысячи тонн продовольствия, медикаментов и одежды. «Это был уникальный эксперимент взаимодействия двух противоположных систем, что не помешало совместными усилиями успешно победить трагедию. Борьба с голодом стала одним из самых конструктивных эпизодов в советско-американских отношениях двадцатого столетия», - пишет Рашит Латыпов в статье «Помощь АРА Советской России в период «великого голода» 1921-1923 гг.» научно-культурологического журнала  №14 от 25.09.2012 г.
Борьба с голодом в России стала самым трудным опытом АРА во всей ее гуманитарной деятельности в европейских странах с периода 1919 по 1923 гг. Первоначально предполагалось ограничиться распределением продуктов среди детей и больных. Это была «стандартная» процедура в других странах. Гуманитарная операция в Советской России оказалась беспрецедентной. Она вышла за рамки традиционной гуманитарной активности. Колоссальные масштабы бедствия и не менее колоссальные усилия трансформировали АРА из обычной гуманитарной организации в разновидность американской корпорации, действующей на коммерческой основе с гуманитарными целями. От смерти было спасено от 10 до 20 млн. человек.
Первые признаки голода обозначились осенью 1920 г. В Самару и другие поволжские города начинается приток голодающих крестьян из окрестных деревень. Толпы голодных становятся повседневной картиной городской среды. Крестьяне бросали свои дома и тысячами устремлялись на юг. В декабрь 1920 г. в Саратове появились крестьяне, просившие милостыню. В мае 1921 г. там уже находились около 10 тыс. беженцев от голода. Люди бежали в урожайные губернии, некоторые из них попали за границу (немцы Поволжья). Остановить огромный поток беженцев из «голодгуберний» правительство было не в состоянии. В итоге, голод охватил территории Среднего и Нижнего Поволжья, Кавказ, Крым, Южной Украины, ряда западных областей (30 губерний) с населением 30 миллионов человек.
Местные власти начинают посылать тревожные телеграммы в столицу о надвигающемся бедствии. Несколько месяцев центральное правительство в Москве не распространяло информацию о голоде в стране. Вплоть до июля 1921 г. Москва упорно отказывалась официально признать факт катастрофы массового голода. Несмотря на сообщения с мест об угрожающем положении, советское руководство не желало признавать национальную трагедию, которую никак нельзя было приписать козням “кулаков” и “белогвардейцев”. Руководство партии и страны впервые столкнулось с проблемой, которую нельзя было решить силой. В мае и июне 1921 г. Ленин распорядился о закупках продовольствия за рубежом, но оно предназначалось для питания городов, а не крестьянства. Прессе было запрещено делать ссылки на голод, наоборот, даже к началу июля 1921 г. сообщалось, что положение в деревне нормальное. В конце апреля 1921 г. Совет труда и обороны принял постановление «О борьбе с засухой». Власти воспринимали бедствие как «посевкампания», «неделя борьбы с голодом», как очередное плановое мероприятие. Первое официальное признание сложившегося кризисного положения появилось в Правде 26 июня 1921 г. Отмечалось, что положение хуже, чем в период голода 1891 г., признавалось, что голодает около 25 миллионов человек. Несколько дней спустя газета «Правда» сообщила о массовом исходе людей из районов, пораженных голодом, центральная и местная печать уже широко сообщали о голоде. Лишь к июлю Кремль признал то, что знал каждый. Первоначально большевистские лидеры и публицисты с пренебрежением отнеслись к идее обращения за помощью к российской общественности и западным правительствам, рассчитывая на поддержку международного пролетариата. В июле были изданы декреты об эвакуации в Сибирь 100 тыс. жителей наиболее пораженных засухой районов. Через несколько дней было принято решение правительства освободить от натурального налога крестьян голодающих губерний. Правительство все еще мыслило в категориях засухи, но скоро, хотя и с некоторым  запозданием, осознало, что уже начался голод.
В условиях надвигающегося голода и растерянности властей произошла активизация общественных организаций, деятельность которых была ранее насильственно свернута. В июне 1921 г. проходивший в Москве Всероссийский съезд по опытному сельскохозяйственному делу постановил направить делегацию в Кремль с требованием обеспечить участие ученых в составлении планов борьбы с голодом. В июле последовало беспрецедентное разрешение Кремлем деятельности беспартийного Всероссийского комитета помощи голодающим (Помгол) под председательством В.Г. Короленко. Комитет получил право приобретения продовольствия за рубежом, денежных сборов среди населения, распределения средств   голодающим. Создавались филиалы за рубежом среди эмиграции. В США туда вошли Сергей Рахманинов, Н. Рерих и др. Активизировалась позиция церкви. Инициатива борьбы с голодом переходила в руки общественности.
В первую декаду июля 1921 г. с призывом к миру о помощи выступили Патриарх Всея Руси Тихон и русский писатель Максим Горький. Патриарх Тихон опубликовал послание «Воззвание Патриарха Московского и Всея Руси Тихона о помощи голодающим», которое было прочитано всенародно в храме Христа Спасителя. За ним последовали обращения к папе Римскому, к архиепископу Кентерберийскому, к американскому епископу с просьбой о скорой помощи голодающему Поволжью – «Помогите стране, помогавшей всегда другим! Помогите стране, кормившей многих и ныне умирающей от голода».  Обращение пролетарского писателя Максима Горького «Ко всем честным людям» было опубликовано на Западе и имело большой международный резонанс. Помощь пришла оттуда, откуда менее всего ожидалась, от США.





 















Штат школы:



Заведующей детским домом была
Александра Войк.

Врач:
Е. В. Миллотов;

Воспитатели:
А. Степанова,
Евгения Ивановна Евсеева-Сидорова,
Болотова Александра Васильевна,
Анна Васильевна Валюжинич (назначалась кандидаткой на эту должность );

Делопроизводитель:
Михаил Иванович Степанов

Портниха:
 Е. Григорьева

Няни:
Т. Лебедева, Антонина Северова, Балабина (уволена 5 марта 1920 г.)
Кухарка:
Ольга Серова
Прачка:
 А. Архипова
Дворник:
В. Парманский
Коровница:
М. Петрова с окладом  22970 рублей.
 Сохранилось заявление от 13.04. 1920 г.  воспитателя  Евгении Ивановны Евсеевой-Сидоровой  на имя заведующей Детским Домом им. Лассаля следующего содержания:

« Прошу  Вашего распоряжения о зачислении меня воспитательницей  во вверенный Вам Детский Дом. Окончила  8 классов  Детскосельской женской гимназии, педагогические курсы им. Лимкой.  В течение одного года работала на должности преподавательницы и воспитательницы в 1-ой  Советской Гимназии в Петрограде; 6 месяцев состояла  воспитательницей  Детском Доме №2 социального обеспечения и до последнего времени продолжала воспитательную работу в 7-ой Детскосельской Детской Дошкольной Трудовой Колонии».
Как видим, штат данного заведения был достаточно обширным. Очевидно, судя по штату детского дома, что в нем  нашли приют совсем маленькие дети. Где мог расположиться в Медведе на то время этот  детский дом. Скорее всего, что под него были отданы комнаты дома купца Гаврилова. Во-первых, это здание располагалось в центре села, достаточно благоустроенное по тем меркам, да и с купцами в то время не церемонились.
Каких-либо других сведений по работе Детского Дома им. Лассаля  до марта 2012 года  найти не удалось. Судя по заявлению Евгении Ивановны, можно предположить, что возраст детей, пребывавших в этом детском учреждении,  был дошкольным. Закрыт  он был по случаю отправки голодающих детей на свою родину.
 В марте 2012 года в местном краеведческом музее  его руководитель Маслакова Наталья Кирилловна обнаружила рукописные воспоминания  учителя Медведской школы Болотовой  Александры Васильевны, датированные 1970-м годом. Ознакомившись с их содержанием, удалось узнать, что Александра Васильевна работала воспитателем в этом детском доме. Кроме того она подробно описала свою трудовую деятельность на протяжении длительного периода  (1898 по 1970), в том числе и период существования Медведского детского дома имени Лассаля. Открылись подробные сведения о положении с обеспечением питанием медведских детей в этот период времени.
«Я приехала в Медведь из Николаевской начальной школы Молоковского сельсовета Холмского района Тверской губернии осенью 1919 года. Надо было поддержать сестру, оставшуюся с тремя детьми на руках после смерти мужа, больного туберкулезом.  Состояние здоровья сестры было тоже неблагополучным, о чем меня предупредила местный врач. Сюда же в Медведь переезжают из села Селижарово Тверской губернии и мои родители.   Я принялась за организацию питания медведских детей. Все они получали в такое голодное время бесплатные обеды. Это продолжалось два года. Потом я перешла работать воспитателем в детский дом имени Лассаля. В нем я проработала тоже два года. Затем после прохождения в химической лаборатории Новгорода месячной курсовой подготовки  по варке сахара из картофеля, варила его в Медведе целый год».
В  этих кратких воспоминаниях Александры Васильевны о жизни  в Медведе в те годы, сокрыто очень многое.  Могло быть и то, что организацию питания детей в Медведе организовывала именно АРА.  Возможно, что помощь детям шла от военных частей, располагавшимся по соседству  в аракчеевских казармах. Возможно, что благотворительной помощью в нашей губернии занимался Норвежский Красный Крест, тем более что значительный поток помощи голодающим в Советской России пошёл после активной общественной компании, организованной лично норвежцем  Фритьофом Нансеном.    Положение и к 1923 году в стране было не из лёгких, хотя деятельность Ара к этому времени приостанавливается. Ведь не случайно приходится даже изготавливать сахар из картофеля. Процесс  изготовления данного сахара для нас современников, особенно молодого поколения, вовсе не известен. Вот как описывает его в своих воспоминаниях  А. В. Болотова.
«Измельчали картофель на круглой тёрке, складывали в кадочку и заливали водой, отжимали, пропускали через сито, давали отстояться. Крахмал оседал на дно кадочки.  Строго по рецепту в таз с водой наливали серной кислоты и ставили эту подкисленную воду на плиту. Когда она закипала, вливали в неё растворенный  в холодной воде крахмал (вспомните варку киселя). Процесс  кипения останавливался, но вскоре возобновлялся, после чего вновь добавляли раствор крахмала небольшими порциями,  постоянно помешивая деревянной лопаткой. После полной процедуры добавления крахмала в течение полутора часов шло кипение данного раствора. Процедуру постоянного помешивания не останавливали. Затем таз снимали и ставили на пол, стол или на широкую скамейку.  Из холщёвой материи приготавливали фильтры, через которые потихоньку пропускали приготовленную жидкость. Фильтрацию производили до тех пор, пока раствор не становился прозрачным. Его вновь кипятили до    густого  состояния, пока не будет тянуться. Эту тянущуюся массу разливали в формы и давали остыть. Получался крепкий продукт. Если ошибались и добавляли меньше серной кислоты, то вместо сахара получалась патока.  В связи с тем, что точных анализов при получении такого сахара на местах произвести не могли, его изготовление через год запретили».
 
Положение в голодающих губерниях было настолько тяжёлым, что даже в резолюции  I  Всероссийской конференции в мае 1922 года  предписано губернским отделам образования вместе с учительством губерний
«оказать помощь вымирающему педагогическому персоналу в голодающих губерниях».
Благотворительная помощь  Красного Креста, пришедшая  на территорию нашего села  в те голодный годы, была  не первой.   Два десятилетия ранее, когда в селе Медведе находился единственный в России лагерь для плененных в ходе Русско-японской войны японцев, отделения данной организации не оказались в стороне. Благодаря этой помощи,  доброте простых  медведских жителей около двух тысяч военнопленных почти без потерь были отправлены обратно на свою родину.
Конец ХХ века – начало ХХI века.  Перестройка в СССР, развал страны,  на смену социалистическому строю вновь возвращается капитализм. На территории современного Медведского сельского поселения почти полностью рухнуло сельскохозяйственное  производство, ликвидирована войсковая часть. Многие  семьи осталась без существенных поступлений в семейный бюджет. Государство не в состоянии оказать необходимой помощи таким семьям. И вновь на помощь нашим детям приходит  норвежское отделение Международного Красного Креста. Вот уже на протяжении нескольких лет от 100 до  80 детей (из 180 учащихся школы этого учебного года) из малообеспеченных семей получают бесплатное горячее питание на средства этой организации. Можно только сказать им большое спасибо за такую заботу о наших детях, и в тоже время высказать глубокое сожаление по поводу  крайне несущественной помощи таким семьям со стороны родного государства: 15 рублей в день на чай и маленькую булочку (от Красного Креста по 44 рубля в день). Обидно, но приходится принимать эту помощь, ибо категория детей, нуждающихся в дополнительном питании,  сохраняется до настоящего времени.
Наши дети под руководством учителя изобразительного искусства и мировой художественной культуры Ивановой Веры Леонидовны, заслуженного учителя Российской Федерации,  в апреле 2012 года в стихотворной форме отразили  145-летнюю благотворительную деятельность Российского Красного Креста в содружестве с Норвежским Красным Крестом.
«К 145-летию Российского Красного Креста

При Крестовоздвиженском храме
Российский рожден Красный Крест.
Господь троекратно перстами
Напутствовал прямо с небес.

Устав императорской властью
О Красном Кресте утвержден.
Служивым, к великому счастью,
Явился спасением он.

Не предается забвенью
Наш славный хирург Пирогов.
Достойны земного почтенья
Спасители русских сынов.

Заботой сестер милосердья,
Влияньем Великой княжны,
Любовью, терпеньем, усердьем
От смерти бойцы спасены.

И даже плененных японцев
Принял под крыло Красный Крест.
Медведь стал им крышей и солнцем,
Надеждой на скорый отъезд.

В Медведском детдоме Лассаля
Собрали полсотни детей,
«Движение» жизни спасало
Посланцам поволжских  степей.

 И в битве с жестоким фашизмом
Бесстрашно стоял Красный Крест,
Являл образцы героизма,
И ими  гордился Арес.

А в послевоенные годы
РОКК снова в бессменном строю.
Ему рукоплещут народы.
Он в  миссию верит свою.

Сражается с оспой, холерой,
И с тифом воюет сыпным,
В борьбе с эпидемией – первый,
Он нужен  несчастным, больным.

А в девяностые годы
К нам в школу пришел РКК.
Где трудно живется народу,
Поддержка его велика.

Он малоимущим подмога
Питаньем, одеждой, бельём.
Едины делами во многом
Российский с Норвежским Крестом.

Самим милосердием движим 
Бесстрашный состав РКК.
И нет человечеству ближе
Партнера вперед на века».

Краевед. Преподаватель. Театральный критик.
Мухин Константин Николаевич.
 
Выпускникам Медведской средней школы конца 1970-х годов и жителям старшего поколения нашего района хорошо известно имя Мухина Константина Николаевича, уроженца 1953 года  деревни Межник. Современному молодому поколению оно неизвестно, но, набрав строку «Мухин Константин Николаевич»  в любой поисковой системе Интернета, получаем  ссылки на работы этого человека, некогда исколесившего половину нашего континента. Так, доктор искусствоведения, российский историк театра, театральный критик, сценарист Борис Голдовский в научной работе «История драматургии театра кукол» пишет:
«Заметный вклад в исследования русской кукольной драматургии конца ХХ века внес театральный критик К.Н. Мухин, опубликовавший 80-90-х гг. ряд статей о состоянии современной ему кукольной драматургии . В них анализировались пьесы, фиксировались достижения и неудачи драматургов, устремления режиссеров и художников-кукольников».
Именно в эти годы Костя Мухин, как все его называли, работал внештатным корреспондентом районной газеты «Знамя Ленина». Он опубликовал достаточно большое число интереснейших исторических статей о селе Медведь, три из которых представлены в данной книге «Любимое село». Написаны они живо, красочно, с использованием фактического исторического материала. В этих статьях виден яркий индивидуализм, красочный литературный язык автора. Он собирался издать книгу об истории нашего села, но к великому сожалению, его мечте не удалось воплотиться в реальность. Он трагически умирает при невыясненных обстоятельствах под Москвой на даче у своих друзей жарким летом 1993 года. Похоронили его в канун Иванова дня на кладбище в селе Медведь. Горе родственников, его друзей, коллег по работе в газете, жителей Межника было безграничным. Его любили все. Меня до настоящего времени не покидает ощущение, что нас, медведских жителей, «обокрали», нанесли неизлечимую рану. 16 апреля 2013 года Константину Николаевичу Мухину исполнилось бы 60 лет. Памяти  своего друга, нашего земляка, я посвящаю эту статью.

Родился Костя в простой крестьянской семье  Моховых 16 апреля 1953 года.  Его мать Мохова Нина Дмитриевна родила своего весьма обаятельного первенца вне брака. Отцом его был военный Мухин Николай из войсковой части села Медведь, проходящий в то время срочную военную службу. Так получилось, что по истечении срока службы Николай возвратился на свою родину, а молодая мать, не готовая к такому развитию событий, спасовала и также выбыла за пределы нашего района. Маленькому Костику, который едва научился говорить, родную мать заменила Елизавета Дмитриевна Богданова, сестра сбежавшей. Елизавета Дмитриевна одна растила своих троих детей: Николая, Надежду и Александра. Их отец Матвей Арефьевич Богданов погиб в годы Великой Отечественной войны 1941-45 гг. Требовала своего внимания и заботы  старенькая, полуслепая бабушка Татьяна, мать Елизаветы. Семья жила очень бедно. Совладать с таким количеством ртов Елизавете Дмитриевне было крайне сложно. Надо было неустанно трудиться, чтобы хоть как-то прокормить семью. Постоянной нянькой и первым воспитателем Кости становится, конечно, бабушка Татьяна, обладавшая, помимо своей доброты, приемами знахарства и юмором. О её юморе вспоминают старожилы Межника до сих пор.
- Сладенького хочу, Мавронья, не угостишь медком? – спрашивала знахарка Татьяна, войдя в дом Яковлевых. 
В своей семье не доставалось старой женщине даже кусочка сахара: надо было кормить им в первую очередь детей, в том числе подрастающего малыша Костю. Чтобы не заострять внимания на основную причину своего прихода в дом к Мавре Ивановне, она, как правило, рассказывала о своем сватовстве:
- Приехал Дмитрий Дмитриевич меня сватать и говорит, что у него пять лавок в Межнике. Я, конечно, сразу согласилась: у парня в семье такое богатство – пять магазинов. А на меру то оказалось, что у него пять скамеек в полупустом доме вдоль стен расставлены. Так и мучаюсь со своим Митричем.
Сама Татьяна была всю жизнь женщиной работящей, а муж Дмитрий Мохов особым трудолюбием не отличался. На этот счет у бабушки Татьяны была заготовлена следующая быль:
- Уйдет на покос мой Митрич  ранним утром. Ближе к полудню иду его обедом накормить. Ищу своего работника, окликаю -  ни ответа, ни шороха не слышу. Потом только нахожу под кустом ивняка. Закошен пятачок луговины, чтобы удобно лечь – и спокойно спит.
В дом Мухиных можно было пройти свободно: двери не закрывались ни перед кем-либо, в том числе, и перед межницкой детворой. Тут можно было свободно поиграть в карты, просто поболтать. В весенние дни к стенкам железной чугунки приклеивали оттаявший на полях картофель, чтобы испечь вкусные «ландорики».
Вот в таких условиях рос большеглазый,  с удивительно длинными ресницами Костя Мухин.
Его родная мать иногда появлялась в Межнике. Последний раз она приехала в 1970 году, когда хоронили её почившую мать. Оказывается, что у неё в Новгородской области была другая семья, в которой было двое детей. Судьба Константина, который в 1970 году окончил Медведскую среднюю школу, по-видимому, её вовсе не волновала.
В судьбе Кости, и это  не подлежит сомнению, сыграли бабушка Татьяна и Елизавета Дмитриевна. Они, по крайней мере, не мешали своему смышленому парнишке, заниматься любимым делом – чтением. С тех пор, как он научился читать в Медведской школе-интернат для детей сирот, в которой  проучился с первого по третий класс, книги он не выпускал из рук. Он читал все время, даже на сеновале в светлые летние дни. Поддерживала этот интерес к чтению, выслушивала его глубокие выводы по прочитанному, соседка по Межнику Мамзурина Светлана, которая была на два года постарше. С того раннего детства они шли рука об руку, помогая друг другу во всем. Этой товарищеской дружбе можно только позавидовать. Теперь, когда Кости нет,  Животовская Светлана Дмитриевна (так теперь зовут Светлану Мамзурину) во многом помогла раскрыть невидимые для меня страницы его биографии.












Большую роль в судьбе Кости  Мухина, по сути дела, - сироте при живых родителях, сыграла Жебровская Надежда Степановна. Эта замечательная учительница начальных классов нашей Медведской школы, отличник народного просвещения, отличник просвещения СССР,  постоянно держала под контролем его увлечения, грамотно направляла его жизненные устремления, заботилась по-матерински. Надежда Степановна не мела своих детей, поэтому свою материнскую любовь, которая с рождением закладывается у большинства женщин, переносила на учеников, а  на Костю особенно заботливо.
- Она не только могла его покормить вкуснейшими пирогами, сдержать его юношеские порывы, но и поддерживала материально в годы школьной и студенческой жизни, - рассказала мне Светлана Животовская.

Да, я и сам постоянно видел Костю, навещавшего в селе Медведь в первую очередь свою любимую наставницу. Надежда Степановна была моей соседкой по лестнице в медведском учительском доме. Об этой женщине, безвременно ушедшей из этой жизни в сентябре 2000 года, можно писать целую книгу. Её душевных человеческих качеств доставало на всех: на четыре десятка своих учеников, на соседей, коллег по работе в школе и по актерской деятельности в Медведском народном театре, прихожан православной церкви села Медведь и т. д.
Становлению гражданских качеств Кости способствовала работа в сельском краеведческом кружке. Именно здесь он получил позитив в трактовке итогов прошедшей войны, других событий богатой истории села Медведь. Костя из следопыта-шестиклассника и руководителя Совета музея перерос в настоящего исследователя. Несомненным его кумиром была Ильина Нина Николаевна – руководитель музея. Кто как не Костя ездил с Ниной Николаевной на областные слеты краеведов в 1960-е годы, выступал на них с сообщениями. Он был в числе тех, кто отвоевывал камни с японскими иероглифами у медведского военного кладбища ХIХ века. Это он стоит пятым среди следопытов, возвратившихся с очередного десанта на место бывших японских захоронений начала ХХ века. Перед ним его лучший школьный товарищ Саша Куликов, из семьи известного руководителя медведского подполья Александра Куликова, замученного в немецких застенках в 1943 году.
 
Юные следопыты перед десантом на японские захоронения.
1966 год. На крыльце музея.


На другой фотографии, запечатлевшей юбилейное мероприятие в краеведческом музее села Медведь в год двадцатилетия со дня Великой

Победы в мае 1965 года, выпускник Медведской средней школы Константин Мухин вручает юному пионеру-следопыту награду – книгу.   
О школьной жизни Кости вспоминает его учительница литературы Чупуро Нина Павловна. Вот, что она написала про него в своем письме в журнал «Театральная жизнь» 11 октября 1992 года, в связи с публикацией в нем статей, её интересующих:
«Середина шестидесятых годов. Я работаю в небольшой средней сельской школе. Среди тридцати с лишним учеников в среднем ряду сидит шестиклассник с умными глазами, внимательно слушает и следит за каждым словом учителя… А учитель тоже приглядывается к этому не по годам развитому мальчику.
Все сочинения Костя Мухин писал на одном дыхании, не пользуясь критическим материалом.
Не все его конкурсные работы доходили до области, но они всегда отличались оригинальностью.
А однажды, придя ко мне на консультацию, Костя увидел стопку «Театральной жизни», попросил почитать.
В те далекие годы я была убеждена, что Костя обязательно окончит институт и только гуманитарный факультет. Могла предполагать, что он станет учителем, журналистом, работником сельского или городского учреждения культуры…
Но разве могла я даже подумать, что Костя Мухин окажется в столице России, и я смогу читать и перечитывать его глубокие, эмоциональные статьи в любимом мною журнале?!»
  Уже в это время Константин поставил перед собой цель – стать учителем русского языка и литературы и прийти работать в Медведскую школу, чтобы в корне изменить подходы в изучении школьного курса литературы. Насколько был наивен Костя. В Медведскую среднюю школу в то время поступить на работу было почти невозможно. Старую учительскую гвардию заменить было не так просто, да, и заяви они о прекращении трудовой деятельности, как на их место тут же претендовали офицерские жены старших командиров войсковой части.  Так и его любимая учительница вынуждена была уволиться из школы по причине того, что «старики» отобрали почти всю нагрузку. В выпускном классе его учителем литературы уже была Сташкова Валентина Николаевна, а её догматический подход к изучению этого предмета, пытливого выпускника вовсе не устраивал.
В городе Ленинграде проживала с семьей в небольшой двухкомнатной квартире двоюродная сестра Кости Купрюнина Надежда Матвеевна – родная дочь его приемной матери Елизаветы Дмитриевны. Она обеспечила Косте постоянный приют и теплый прием  в своей квартире, когда он приезжал. Город очаровал молодого человека. Лучшие музеи, театры, кинозалы культурнейшего города нашей планеты оказались для него доступными.
- Чтобы съездить в Ленинград и насладиться его культурными ценностями, я и Костя ходили в местное болото за клюквой. Клюкву продавали, получали небольшие деньги, но их было вполне достаточно, чтобы приобрести годовой абонемент в Маринский театр, сходить  в БДТ, просмотреть все новые кинофильмы в лучших кинозалах города, ознакомиться с достопримечательностями Эрмитажа, Русского музея и т.д. Годовой абонемент в Мариинку стоил на одного человека 14 рублей. В настоящее время, чтобы попасть в это культурное учреждение Санкт-Петербурга необходимо выложить за одно посещение в пределах тысячи долларов, – рассказала мне Светлана Животовская.
Я, со студенческих лет, не бывавший в Мариинском театре, вообразить такого не могу. Может ли современный сельский житель позволить себе такой культурный досуг, если зарплата механизатора в СПК «Медведь», к примеру, в разгар полевых работ составила в мае 2013 года от трех до четырех тысяч рублей в месяц?! Да, дорогой Костя, не смог бы ты стать тем, кем стал, если бы твоя зрелая юность пришлась на наше время.
Но Константин исполнил свои мечты. В августе 1970 года он поступает на филологический факультет Новгородского государственного педагогического института (НГПИ) и успешно его заканчивает летом 1975 года. Увлечение театром, балетом, искусством за годы в институте превратилось в смысл его жизни, в страсть. Любимый писатель – Достоевский, отсюда близкое знакомство с Георгием Тараторкиным, исполнившим главную роль в фильме «Идиот». Любимый балетмейстер – Михаил Барышников. С Георгием они становятся друзьями. Фотографии молодого артиста Тараторкина найдешь почти у каждого, с кем общался Костя. Передала такую фотографию  для школьного музея и Нина Павловна Чупуро, отыскал я её и в стареньком семейном альбоме в межницком доме Богданова Вячеслава Александровича. На обороте данной фотографии написано рукой Нины Павловны: «Актер театра Юного Зрителя Георгий Тараторкин. На память от моего ученика Мухина Кости. Тараторкин – близкий друг Кости. 4 июня 1974 года».
Дом, где вырос Костя, Вячеслав Александрович получил в наследство от своего отца, унаследовавшего его после смерти  своей матери Елизаветы Дмитриевны. Супруга Вячеслава Наталья Александровна, учитель математики по специальности, разрешила мне просмотреть два Костиных фотоальбома в  июне 2013 года. Часть из того, что сохранилось в них, я  и использую для иллюстрации жизненного пути Кости. 
 
 
 Дом, в котором родился и вырос Константин Мухин в деревне Межник. Фото 2013 года.

- Откуда у Кости, нашего простого межницкого парнишки, оказалась привязанность к балету, опере, для меня по сей день остается загадкой, -  рассказала мне при встрече Светлана Животовская.
Да, и не только страсть, а какое-то талантливое чутье на талантливых людей. Так Георгий Георгиевич Тараторкин  стал известнейшим советским и российским актером театра и кино, народным артистом РСФСР (1984), ныне первым секретарем Союза театральных деятелей и Президентом ассоциации «Золотая маска».
 Михаил Николаевич Барышников, отметивший в январе 2013 года 65-летний юбилей, стал звездой мирового балета. Барышников родился в Латвии, в офицерской семье. В Ленинграде он закончил балетный класс у легендарного педагога Александра Пушкина, который обучал Рудольфа Нуриева. За несколько лет Михаил добился успеха и главных ролей в спектаклях театра имени Кирова, нынешней Мариинке. В 1974 году, во время больших гастролей в Канаде, Барышников попросил политического убежища и остался на Западе. Ныне знаменитый артист – трекратный обладатель премии «Эмми». В 2010 году ему присвоили звание офицера французского ордена Почетного легиона.
В годы расцвета молодого танцора на мариинской сцене Константин не пропустил ни одного спектакля с исполнением им главных балетных партий. Он постоянно выезжает на спектакли в Ленинград из Новгорода, где продолжает учебу в институте. Как тяжело воспринял Костя выезд за границу Михаила Барышникова. На обороте его фотографии того времени он написал весьма лаконично: « Михаил Барышников уже в США (1974 г.)».   
Окончив в 1975 году НГПИ, Костя направляется на работу в небольшую восьмилетнюю сельскую школу Солецкого района, в деревню Вшели. Этот населенный пункт располагается в северо-западной части района, на границе с северо-восточными границами Псковской области, то есть довольно далеко. Кругом лес и болота. Одно успокаивало молодого специалиста, что на место работы он мог добраться без особых проблем из Межника через Медведь по трассе Псков - Новгород до деревни Городище по асфальтовой дороге, а потом по лесной дороге Городище – Вшели. Но если принять во внимание,  что последний перед Вшелями десятикилометровый отрезок пути преодолевался через рытвины, ухабы, то проблемы все же были. Будучи директором Городищенской восьмилетней школы, летом 1974 года я побывал в данном населенном пункте ради любопытства. Данная школа все же была нашим ближайшим соседом. Вспоминаю, что расположилась она в нескольких корпусах, находящихся недалеко друг от друга. Как звали директора этой школы, я не запомнил, но то, что она была уважаемым и опытнейшим директором в Солецком районе, это знал. А меня только что назначили на эту должность, поэтому посмотреть на учебные кабинеты другой школы, особенно на кабинет русского языка и литературы, было весьма любопытно, тем более, в августе 1974 года моя жена, Иванова Вера Леонидовна, принимала учителей русского языка и литературы всех школ Шимского района на базе своего учебного кабинета. Я взялся помочь ей подготовить наглядность – учебные стенды. Наверное, чем-то я смог воспользоваться, но за основу были взяты материалы учебного кабинета Хайловой Галины Алексеевны из Коростынской восьмилетней школы – на то время одной из лучших сельских школ Новгородской области.
Константин Николаевич, а именно так стали его величать при вступлении на должность учителя, прибыл в данную школу в числе нескольких молодых специалистов. Сменяемость кадров в отдаленных населенных пунктах Новгородской области была огромнейшей. Это же не село Медведь, куда мечтал попасть на работу Костя-десятиклассник. Преподавал Константин Николаевич, кроме русского языка и литературы, многие другие предметы, особенно на втором году работы, когда молодые учительницы в срочном порядке вышли замуж и уехали из этой глухомани. Дополнительными дисциплинами оказались английский язык, история, физическая культура, трудовое обучение. Полностью отсутствовали элементарные удобства в предоставленном учителю жилье. Хорошо, что в Медведе в это время служит в медсанчасти военного гарнизона его друг детства – Мамзурина Светлана, да второй друг, молодой офицер Василий Корчагин. В Медведь он приезжал еженедельно, обстирывался, конечно, не без помощи Светланы, вымывался у друга в ванной, запасался продуктами в военторге, и Василий вез его поздним воскресным вечером на своем мотоцикле во Вшели.
За время работы в школе Константин Николаевич готовится к поступлению в аспирантуру. Попытка поступить в Ленинграде не удалась, но в 1977 году он поступает в аспирантуру при МГУ и начинает заниматься любимым делом. В 1979 году он защитил кандидатскую диссертацию. В октябре 1979 года два корреспондента одной из иркутских газет брали у него интервью по поводу его научной работы. Эту статью Константин переслал в Новгород  Чупуро Н. П. с припиской: «Дорогой Нине Павловне – мое первое в жизни интервью… Возможно, моя работа станет Вам ясней. Искренне К. Мухин». Преамбулу к интервью и несколько его ответов позволю процитировать.
«»Драматургия Вампилова», «Театр Вампилова», «Школа Вампилова»… Эти понятия в последние годы не сходят со страниц литературных, театральных журналов и газет, вокруг них разгораются споры, критики и литературоведы пытаются разобраться в особенностях иркутского драматурга.
Недавно в Иркутске находился в специальной командировке аспирант Московского государственного университета имени Ломоносова Константин Николаевич Мухин. Он готовит к защите диссертацию по теме «Драматургия Александра Вампилова»
Константин Николаевич поделился размышлениями о своей научной работе,  проблемах «Театра Вампилова» и впечатлениями от знакомства с родиной драматурга».
«…Как исследователь я сделал немного: завершается работа над диссертацией, насколько мне известно, первой в Союзе, написал обзорную статью по творчеству Вампилова для югославского издания его пьес.
Сам я родом из Новгородской области. Пять лет назад окончил филологический факультет Новгородского пединститута, работал учителем в одной из сельских школ. Еще в институте меня волновали опросы современной литературы и, особенно, драматургии. Поэтому после зачисления в аспирантуру филологического факультета МГУ долго выбирать тему не пришлось».
«Осознавая важность творчества Вампилова,  5 января 1977 года кафедра истории русской советской литературы под председательством профессора А. И. Метченко утвердила тему моей диссертации. Я считаю, что мне повезло, ибо я пишу работу о Вампилове – ведь писать о настоящем искусствевсегда интересно, при этом и сам растешь… Мир настоящего художника – это, как правило, до конца не разгаданная тайна…».
«В Иркутске, как известно живет его мать – Анастасия Прокопьевна, женщина удивительного и мужественного характера, человеческой щедрости… Встреча с ней – одна из самых волнующих. Разумеется, побывал на могиле Вампилова, в предместье Радищева. Кстати, я был очень удивлен тем, что даже «Краткая литературная энциклопедия», 9-й том которой я раскрыл в Иркутске, делает ошибку, сообщая о месте захоронения драматурга в городе Черемхове.
Поездка в Иркутск и Кутулик чрезвычайно обогатила меня как исследователя: новые материалы, встречи, беседы, сама атмосфера родины Вампилова – все это было для меня просто необходимо.
И остается только поблагодарить за помощь и внимание, оказанные мне, всех тех людей, с которыми посчастливилось встретиться.»
О научной деятельности Константина я, к великому сожалению, ничего конкретного не знал, как не знали об этом и многие медведцы. Но одно я знал, что на него можно было рассчитывать во многих вопросах. Близилось столетие Медведской школы. Уже с 1976 года я начал готовиться к этому юбилею: работа в Новгородском архиве, составление довоенных списков выпускников, учителей и т.д. За год до юбилея создали оргкомитет по проведению праздничных торжеств. В это комитет, конечно, вошел и Костя. Какую помощь нам оказал он, можно судить, прочитав только одно его письмо в мой адрес:
 
Конечно, мне удалось ответить почти на все вопросы, прописанные в этом письме. Праздник удался на славу. От имени оргкомитета отправили около восьми сотен писем-приглашений. На радиостанции «Юность» действительно прошла десятиминутная информация о юбилее в день его проведения - 16 сентября 1979 года. Родную Медведскую школу засыпали письмами, телеграммами, приветствиями. Уже прошло тридцать четыре года с тех дней. Лишь только сейчас осознаешь, какое грандиозное мероприятие было проведено. Воспоминаниям, фотоматериалам, которые были получены от выпускников и учителей школы перед юбилеем и за время его проведения, в настоящее время цены нет – они бесценны.  Приведу несколько фотографий с юбилея школы. На одной из фотографий Константин зачитывает «Письмо в будущее» на торжественной линейке поколений, на другой - сфотографировался с одноклассниками и учителями, на следующей, несомненно, - идет в колонне участников торжества, перемещающихся по селу Медведь на братское захоронение в честь погибших при защите и освобождении Медведя в годы Великой Отечественной войны 1941-45 гг.







По окончании обучения в аспирантуре МГУ, защите диссертации, молодой кандидат филологических наук Константин Николаевич Мухин принимается на работу в качестве преподавателя истории драматургии в высшее театральное учебное заведение Москвы, крупнейший театральный вуз в Европе  и один из крупнейших в мире – ГИТИС, ныне Российский университет театрального искусства – ГИТИС.
 После университетского общежития Константину предоставляют две хороших комнаты в трехкомнатной квартире в центре Москвы на улице Луначарского, недалеко от здания ТАСС. Некогда квартиру занимал профессор-филолог ГИТИСА. В старом московском доме, с гранитными ступенями, старинным, с решетками,  лифтом, высокими потолками и дубовыми полами начался московский отрезок его жизни. Конечно, он не оказался безоблачным и легким. Его соседка по квартире – ветеран-пенсионер ГИТИСА, требовала особого поведения, не выносила шума. Бытовые условия у молодого человека были спартаковскими: одна комната с пола до потолка загружена стеллажами, сплошь загруженными литературой – основным его богатством, а в другой стол, стул, да спальное место – скромный диванчик. «Грядка луку в огороде, сажень улицы в селе, никаких других угодий не имел он на земле», - сказано о российском крестьяне у поэта А. Т. Твардовского в произведении «Ленин и печник». Примерно, то же самое можно было бы сказать и о Косте. Помочь и поддержать материально его никто не мог, тыл такого рода отсутствовал. Конечно, оставались друзья, но большинство из них обзавелись семьями, появились дети, а личная жизнь у нашего героя не складывалась.  Как могла его поддерживала морально Светлана Животовская, но она была далеко: служила в Западной группе войск в Германии. Встречались она с ним во время коротких командировок в Москву. Постоянным атрибутом его московского жилища были пачки выкуренных сигарет, чашечки с крепким кофе, книги, книги и еще раз книги, а позднее – и спиртное.  Он только ей мог поплакаться в жилетку о своей нелегкой судьбе. Конечно, каждый человек волен выбирать судьбу сам, но не у каждого это может получиться гладко, «без сучка и задоринки».
Мы же медведские друзья, к которым причисляю я и себя, эту сторону его жизни, конечно, не знали. Мы знали одно, что он работал в ГИТИСЕ, что постоянно прерывал летний отпуск и спешил в Москву, где участвовал в приемной комиссии своего учебного заведения, а потом на несколько дней возвращался в Межник. Знали, что он работал внештатным корреспондентом нашей районной газеты, в которой появлялись с постоянной очередностью его статьи об истории Медведя, родной школы. Видели мы Константина в кругу своих немецких друзей Отто и Кристель, которые приезжали к нему в Межник. Постоянные публикации К. Мухина в «Театральной жизни» предварялись встречами с известными актерами театра и кино, например, с  Ниной Ургант, Александром Демьяненко («Шуриком») и др. Надо было жить и работать, или работать, чтобы жить. 
И вдруг сообщение, что его везут хоронить на наше медведское кладбище. Мы все были ошарашены таким сообщением. О его смерти даже Светлана Животовская узнала спустя время – её пощадила дочь Инна, понимавшая, что это сообщение отразится на состоянии здоровья матери, пребывающей за границей.
Прошло уже двадцать лет с того времени. Вместе с ней мы рассматриваем копию врачебного свидетельства о смерти Мухина Константина Николаевича за № 212 от 6 июля 1993 года, выданного Жуковской СМЭ Подмосковья. Из него ясно одно, что причина смерти нашего земляка тогда была не установлена в связи с резко выраженными гнилостными изменениями. Нашли его вне своей московской квартиры, а в поселке Быково Раменского района Московской области.
Можно только предполагать причину пребывания Константина Николаевича в подмосковном поселке. Квартиры, он, по-видимому, на то время уже лишился. Родные его мне сообщили, что дом, где он жил, сгорел. Их ввели в заблуждение. На самом деле у дома во время путча 18 августа 1991 года сгорела только крыша, квартиры же не пострадали. Смерть наступила в конце июня, в марте этого же года Костя провожал с Белорусского вокзала в Берлин Светлану Животовскую. Да, он позволял себе выпить лишнего, много курил, но других заметных осложнений в здоровье  визуально не наблюдалось. Предоставим читателю самому сделать выводы о возможных причинах смерти нашего земляка, когда внимательно присмотрится к месту обнаружения тела.
Одно скажу, что мы его любили, принимали его таким, каким он был.
Грусть и тоска охватывает, когда смотришь на его поникшую голову на одной из улиц Ленинграда возле фонарного столба.
На другой фотографии  Константин и  Куликов Александр приуныли перед скорым расставанием.
Под фотографией с гитарой в своем фотоальбоме он написал такие слова «Я люблю, я люблю!»
На последней фотографии видим Константина Николаевича в кругу своих московских коллег по совместной работе.
На этой грустной и одновременно несколько успокоенной ноте я заканчиваю свой рассказ о Константине Мухине.   
Любимое село

 
Современный вид на село Медведь со стороны автостанции.


Я не случайно в заголовок данной книги о селе Медведь  вынес слова «Любимое село». Оно действительно любимое для многих: для тех, кто жил некогда, для тех, кто жил несколько десятилетий назад,  для тех, кто покинул его совсем недавно и, конечно, для тех, кто в нем живет сейчас. Актеры Медведского народного театра могут вспомнить слова, которые неоднократно повторялись режиссером, заслуженным работником культуры РФ, Фоминой Валентиной Петровной:
- Те, кто пришел в наш театр, то ни с театром, ни с Медведем, никогда не расстается. Мало того, если придет в театр холостяком или девушкой, то еще и свадебку через год-другой сыграют.
Это подтверждено многократно. Пусть даже человек выехал за пределы Медведя, то он не расстается с ним в мыслях. Совершенно не случайно на юбилейные торжества по случаю 100-летнего и 125-летнего юбилеев Медведской школы прибыли выпускники со всех концов нашей необъятной Родины. Например, кто бы мог ожидать приезда Вольперта Ирмы Григорьевича из далекой Сибири в наш Медведь в 1979 году, когда он в 1930-е годы проработал в Медведской школе всего один год учителем истории. А сколько было получено телеграмм, писем? Очень много! Приведу содержание одного письма. Оно – яркое подтверждение выше сказанного о нашем любимом селе Медведь.
« Трезубова (Журавлева) Людмила Владимировна.
Я родилась в Ленинграде. Часто бываю там и люблю этот красивый город. Так вышло в жизни, что я не очень много, но поездила по Союзу.
В Медведской школе я училась с  четвертого класса. Потом на полтора года уезжала в Ленинград, а с шестого класса до окончания школы училась в Медведе. Очень скучала по Ленинграду, когда жила в Медведе. Но прошли годы, даже десятилетия, и я поняла, что лучшее место на земле для меня – это Медведь! И мне хочется считать Медведь своей малой родиной.
  В памяти, как фотография, запечатлелся довоенный Медведь – большое село, которое тянулось в сторону Шимска до самого кладбища. Центр села был застроен 2-х – 3-х этажными домами, каменными и деревянными. Как маленький городок.
Белый дом, часть которого занимала школа, тянулся дальше, чем сейчас. Вернее, это было несколько соединенных домов. По фасаду было несколько входов и подворотен. На углу нашей школы, как раз сейчас над входом в библиотеку, был маленький балкон, там, в



праздники, вывешивали флаги. Над входом в школу был большой балкон, его поддерживали чугунные резные столбы.
В общем, центр села был таким же, как на дореволюционных открытках. И сейчас Медведь мне нравится. Добротные дома, хорошая школа. И молодежь – красивые все, нарядные, мы такими не были.
 
Чемпионки Новгородской области по бадминтону (2010-2012 годов) Гусакова Ирина (Верхний Прихон) и Псарева Анна (Менюшский детский дом) на аллее ветеранов возле школы перед выпускным балом.
 28 июня 2013 года



Но… довоенный Медведь был для меня и лучше и красивее. Недаром он мне снился, когда я уехала оттуда. Снилась и школа, учителя и ребята. Забыть все это было невозможно!
Когда я приезжаю сейчас в Медведь (особенно, в первый раз) мне кажется все чужим, потто я привыкаю. Школа, сельский клуб и сад – они мало изменились, улицы все те же, но на месте новых домов я вижу другие – старые, те, что были при мне. А когда уезжаю из Медведя, то в глазах все равно стоит довоенный Медведь, а «ребят» наших вижу молодыми, а не такими, которым далеко за пятьдесят.
Я часто думаю: за что я так люблю Медведь? И не я одна, его любят многие из нашего поколения. Или потому, что все забывается, когда попадаешь в страну своего детства, и чувствуешь, что ты снова молодой. В Медведе осталось наше веселое и беззаботное детство, оборвалась наша прекрасная, не смотря ни на что, юность, и настала пора тяжелых испытаний – война, да и года после войны были тяжелые, появились у всех семьи. А Медведь остался светлым пятном в нашей жизни.
 
Муза Гулида, Игорь Трещевский, Людмила Журавлева (справа). 1940 год.
Не было у нас краеведов, красных следопытов, но все же и нас манило заглянуть немного в историю села. В седьмом классе Муза Гулида, я, Савва Лин, Саша Сканцев начали писать о Путрисе, о кулацком бунте 1918 года. Раскапывали где-то материал, уже не помню, но потом забросили это дело, а тетрадка эта уже после войны была у меня, сохраненная родителями, а потом я её почему-то уничтожила, к сожалению.
Как-то гуляя за гарнизоном, за конюшнями м мы «нашли подземный ход». Никому не говоря, на другой день мы снарядились: взяли веревку, фонарь «летучая мышь», мел, сделав предварительно запись мелом на стене, что мы пошли туда: я, Нина Федорова (Ильина Нина Николаевна) и сестры Муза и Нина Гулида. Ход был выше человеческого роста, достаточно широкий, с закругленным потолком, весь выложен кирпичом. Мы ходили по коридорам, ответвления которого оказались заваленными полностью и наполовину. Почему-то дальше идти не решились, видимо, боясь обвала. Когда я пришла домой, рассказала об этом папе, все оказалось очень просто: это была старинная канализация. А потом мы с Музой решили обследовать подвал под манежем, но там было все завалено мусором, и пролезть туда было трудно. Мы нашли там кусок позолоченной лепки, опять папа объяснил мне, что посреди манежа располагалась гарнизонная церковь, и куски лепки оттуда.
 
Вид гарнизонной церкви изнутри с кусками лепнины на стенах. Фото 2013 года.
Папа много мне рассказывал интересного об истории гарнизона, например, про пленных японцах, которые жили в манеже, спали там на нарах в несколько ярусов. Все его рассказы забылись, тогда историей мало интересовались. Это было не в моде (среди ребят).  Стояло у нас здание еще со времен гражданской войны, называли его «горелый корице». Его мы тоже обследовали, ходили по этажам. Там везде росла трава и даже деревья, и водились совы. И больше там ничего не было. Незадолго до войны этот корице отремонтировали.
У меня сохранилась маленькая записная книжка 1938 года. Там записано, что у нас в классе 12 комсомольцев. Это было в 8 классе, в 10-м классе уже все были комсомольцами. И еще, на комсомольском собрании 9 марта 1938 года я записала, что в сентябре 1937 года было в школе 185 пионеров, а в марте 1938 года – 233. Больше в записной книжке ничего интересного нет.
Очень мы любили Мшагу и купались в ней целыми днями, чаще за баней. Купались на Мурмане, где была построена тогда небольшая вышка, с которой мы раскачивались и ныряли. Была попытка достать дна реки, то никогда этого сделать не удавалось, сколько ни пытались. Плавали и на Пороховом плесе. Река сейчас стала мельче. Издали все такая же, а вблизи все изменилось – и река, и берега. Слева, как кончается село, берег размывало, видимо родниками, и обнажалась темно-коричневая глина мелкими тонкими пластинками. Мы её доставали, промывали и ели, называя шоколадом.
У нас в школе проводили очень интересные сборы и вечера. Особенно, когда ёще учились ребята первых двух довоенных выпусков . Очень хорошо было отмечено 100-летие со дня смерти Пушкина (в 1937 году). Запомнились мне первые выборы в Верховный Совет СССР в декабре 1937 года. Мы – комсомольцы, ходили по деревням, разъясняли «Положение о выборах». Помню первую новогоднюю елку на новый 1937 год (до этого празднование было отменено). Была у нас елка, и даже подарки. Состоялся бал-маскарад.  И откуда только смогли достать и смастерить такие интересные костюмы? А игрушки на елку делали мы тоже сами. И было очень весело!
Когда были религиозные праздники, и по соседству в церкви шли службы, в школе до поздней ночи проводились антирелигиозные веселые вечера. Это было еще до закрытия церкви, мы были еще «маленькие» и долго засиживаться на этих вечерах нам не разрешалось. 
Церковь Живоначальной Троицы. Конец XIX века. Фото из архива купцов Гавриловых.
Вспоминаю наших учителей: Веру Федоровну Лебедеву и Ивана Александровича Матвеева (наших классных руководителей), Софью Александровну Матвееву, Анну Александровну и Владимира Петровича Трещевских, Марию Дмитриевну Граменицкую, Захарова Семена Захаровича. Я хорошо знала русский язык и литературу и любила их, благодаря В.Ф. Лебедевой. Помню очень хорошо нашего директора Вантуринова Алексея Михайловича и Зинаиду Максимовну Вантуринову. Алексея Михайловича мы любили, уважали и почему-то очень боялись. Когда он входил в класс, наступала полная тишина. 
 Группа учителей Медведской школы:
 в первом ряду слева: Граменицкая М.Д.,Цехановская П.И., Старшая вожатая, Вантуринова З.М., Лебедева В.Ф.; второй ряд:  волзможно Озеров, Матвеева С.А.,  четвертый в ряду Граменицкий С.А., Вантуринов А.М., Насонова И.А., Еремина Е.Г., Болотова А.В.; третий ряд – мужчины: Трещевский В.П., Захаров С.З, Насонов Д.П., последняя справа Трещевская А.А.
село Медведь. 1937 год.

Жив еще дом в Медведе, где я жила почти все время, что стоит на краю плаца. И еще не разобран дом, где я жила последний год, тот, что виден из села. В городке было тоже очень красиво. Много берез, березовая аллея, хороший сад и маленькие запущенные сады. Не было забора, и все ходили, кто, где хотел.
Я радовалась, когда окончила школу, и уезжала из Медведя без сожаления, не зная тогда, что сердцем я навсегда приросла к нему.
Было две встречи в Медведе, одна в 1966 году, на которой я не была. Собрались тогда немногие. И вторая встреча в 1970 году – встреча выпускников школы пяти довоенных выпусков. Незабываемая встреча, хорошо организованная. Мы встретились в здании, где до войны располагалась наша школа. Все остались довольны встречей и решили собраться еще в 1975 году, но ничего не получилось.
Теперь ждем с нетерпением новой встречи – юбилея 100-летия нашей любимой школы, в нашем любимом селе.
 
Рисунок 2Часть многочисленной группы выпускников предвоенных лет на 100-летии Медведской школы: Макаров В.П. (Медведь), Яковлев М.А. (Новороссийск), Кошелев П.Г. (старший вожатый), Вантуринова З.М (учитель биологии, Ленинград)., ?, ?, Сенник М.Г. (Алма-Ата), Травушкина (Новгород), Петрова А.М. (Ленинград), Трезубова-Журавлева Л.В. (Калинин), Бурлака С.М. (Медведь), Иванов В.Н. (Медведь). Фото на память. 16 сентября 1979 г.
Вот и все мои воспоминания. Прошло более четырех десятилетий, а школа не забывается!
Посылаю песню, которую мы с удовольствием пели на встрече в 1970 году. Может быть, она пригодится, а может у вас уже есть другая. Нам на встрече раздали блокноты, там была и эта песня. Я свой блокнот сохраняю. Кто сочинил слова этой песни – я не знаю, но думаю, что Нина Николаевна Ильина».
Людмила Владимировна, по-видимому, ошибается, приписывая стихи этого своеобразного гимна «медвежат» Ильиной Нине Николаевне. Это -  стихи Эльзы Ивановны Мурник, выпускницы 1938 года, нашей знаменитой землячки, кавалера Орлена Красной Звезды, воевавшей в составе 43-й гвардейской Латышской стрелковой дивизии по Старой Руссой, Насвой, Новосокольниками, Латвии ..., бывшего старшего консультанта министра  министерства юстиции Латвийской ССР, управляющей делами  Президиума коллегии адвокатов Латвийской ССР, Почетного гражданина одного из районов столицы Латвии – города Риги.
Гимн «медвежатам»
В памяти нашей, безбрежной как море,
Есть уголок, куда можно пристать,-
Это Медведь,  речка Мшага и поле,
Где мы любили ромашки сбирать.

И, как ромашки,  чиста и красива
Школьная дружба в те годы была…
Локоть товарища,  дух коллектива.
Юность Корчагина в каждом жила.

С песней о «Встречном» весёлой ватагой
Шли мы, оставив свой бал выпускной,
Утро, как в песне, встречало прохладой,
Солнце вставало над сонной рекой.

Разве представить могли мы, ребята,
Что в нашу юность ворвётся война…
Вечный огонь над могилой солдата,
Павших друзей не забыть имена.

Вновь соберутся не все «медвежата»
К речке, заросшей теперь камышом,
Вспомним былое, на фоне заката
Дружно о зорьке вечерней сроем.

И комсомольская юность вернется,
Юность двадцатых, тридцатых годов.
Эхом минувших боев отзовется
Как пионерский девиз «Будь готов!»

1970 г.                Эльза Мурник.

Другими стихами этой замечательной женщины-патриотки нашей необъятной  Родины, нашего, ею любимого, села Медведь, которые вынесены в качестве эпиграфа к данной книге я завершу эту станицу своего повествования:

Любимое село

Как лицеистам Царское Село
Отечеством осталось неизменным,
Так наш Медведь – любимое село,
Для нас почти предел вселенной.