Глава 1

От автора.
После большого перерыва, в 10 с лишним лет, в маете после восстановления начатого 10 лет назад, вдруг пришло в голову. И первый вариант ЧБ, и второй – имеют место быть, но должен быть и третий, и опять перпендикулярный первым двум. Сюжет тот же, а вот характеры героев изменились. Удастся ли мне сделать Кристу более воинственной, сблизить два полюса, не вызвав быструю аннигиляцию?

«И всё получится, и всё завертится,
Сначала – весело, потом – повесишься…»
(«Агата Кристи», «Весёлый мир»)

 Глава 1

К тому моменту как Криста достигла полноводной Маузды, силы её приближались… нет, не то чтобы к нулю, но к половинке от нуля. Но это был всего лишь голод. Голод тела, физическое истощение – какая малость! Гораздо хуже было то, что на мосту скопились байкеры, и между ними затевалась свара. Не то истерическое выяснение отношений, что возникает спонтанно, а целенаправленное и продуманное глумление. Чёрные вихри крутились над мостом и распыляли махристые хвосты далеко в пространство. И одного только духовного просветления для этой компании было маловато.

Парня сперва стащили с мотоцикла, затем окружили и принялись толкать передними колёсами. Сначала тот пытался увёртываться, и даже улыбался, потом начал спотыкаться, потом упал. Раздался крик боли и отчаянная ругань – озлобленная ругань загнанного. Потом – завывание и всхлипы. Криста уловила хруст – кажется, ему что-то сломали, возможно, руку.

Криста отбросила недомогание, смахнула пот со лба – и как только этим не жарко в их кожаных комбинезонах и увесистых ботинках? Впрочем, на скорости, наверное, не жарко. Она бросилась в самую сердцевину, чудом прошмыгнула между двумя ревущими монстрами и крикнула срывающимся голосом, пытаясь перекрыть рёв: - Прекратите! Слышите! Прекратите это варварство сию минуту!

Колесо задело её по ягодицам, Криста не удержалась и упала, вызвав взрыв хохота, и поползла к раненому на четвереньках. Возможно, Кристу раздавили бы вместе с её пациентом, но байкер в заклёпистой кожаной куртке на голое тело, кого Криста посчитала за главного, поскольку тот сильно отличался от остальной братии, сделал знак татуированной рукой – и мотоциклы утихли. Криста заставила себя не обращать внимания на окружение и принялась ощупывать стонущего. Тот задёргался, выпучив глаза: - Ты чего? Ты чего?

- Молчи, - шепнула Криста. – Сейчас я тебе помогу.
Ну, да, так и есть, сломана кисть. Всё остальное в порядке, если не считать сильных ушибов, синяков и разодранной щеки. Чепуха, главное – рука. Без неё он не сможет сесть за руль. Криста наложила руки на кисть - сосредоточилась, закрыла глаза и принялась пропевать обращение к Исцелителю.

Толчок под рёбра тяжелой бутсой, участливая физиономия склонившегося: - Ты чего, с катушек съехал? Куда лезешь? Хочешь сообразить на двоих?

- Что он такого мог сделать, чтобы калечить?
- Должок не вернул, да своему боссу настучал. Это хорошо, по-твоему?
- Не очень, - согласилась Криста. – Но есть суд…
- Вот мы и судим. А может, ты за него вернёшь, певунчик?

Кристу ткнули лицом в пыль, она едва не задохнулась. Когда отпустили, она, хватая воздух пополам с пылью, подняла голову и закашлялась.

- Хорошо лежишь, как тёлка. Что бы с тобой такое сделать?
Байкеры гоготали. Про проштрафившегося собрата почти забыли, и он, утирая кровавые сопли, тихонько полз прочь с моста. Теперь их вниманием целиком завладел случайный путник. Байкеры медленно наступали, похохатывая и поигрывая перчатками в шипах.

- Вы что, ребята, я же вашего товарища лечил!

- Свинья ему товарищ, гниде! Мы ещё только начали разборку, а ты встрял. Знаешь, что стукачу бывает? А что бывает с тем, кто влез поперёк? Так кого же ты лечил, придурок? Может,  вы в напарниках? Вста-а-ать! – заорал главный – не то байкер, не то панк, с чёрно-жёлтым гребешком, рассекающим надвое до гладкости обритую голову и с изощрёнными, щедрыми татуировками по всему, похоже, телу. Тяжёлая, крупноячеистая цепь свисала, едва не касаясь груди Кристы, и она обратила внимание на медальон, что крепился к ней. Вернее, являлся цельным с крайними звеньями – гладкая собака чёрного металла, длинноногая, с хищной мордой и белыми камушками-глазами. Смутно знакомая цепь. Где-то она её видела. Где? Или на ком?
Криста попыталась встать. Ей помогли – вздёрнули за шкирку, точно кутёнка. Кристе в глаза уставился панк с цепью, немигающий взгляд белёсых глаз, точно вампир, казалось, пытался высосать самую сущность её. Только этого не хватало Кристе в её немощи!

Криста выдержала взгляд, хотя перед глазами двоилось и расплывалось. А потом её начали все по очереди толкать в грудь. Легонько, чтобы не свалилась, но достаточно болезненно, чтобы она пятилась и пятилась назад, пока не уткнулась спиной в парапет. Криста схватилась одной рукой за разогретые перила, другой прикрывая грудь. Её соломенная шляпа давно с хрустом исчезла под ботинками байкеров, грязные длинные, мелко завитые пряди волос облепили потное лицо, делая её похожей на профессионального хиппи. Но одна вещь была хуже всего, даже хуже глумливых глаз и улыбочек, хуже пляшущего перед глазами изящного ножичка с бликующим лезвием и глянцевой чёрной рукоятью. Сейчас, сейчас её «легенда»-покрывало спадёт неверными грязными клочьями, и все увидят, что она женщина. А что будет потом… Лучше не представлять.

Так. Хватит дурью маяться. Соберись, «тёлка». Раз сумела вылечить, сумеешь и отпор дать. Криста вскочила, как та странная игрушка, что не может лежать. Приняла воинственную позу. Ну, кто кого? Может, она и не победит. Но так просто не сдастся. Её, словно жаром, обдало новой волной хохота.

Она стукнула первому полезшему на рожон по носу, попутно локтем заехала в ухо следующему, а потом в прыжке достала ногой того самого, главного, и тут же взвыла от боли, словно ударила по каменной глыбе. Кто-то саданул её шипом, пробив предплечье, но она снова подскочила, взлетела в прыжке, уверенная, что это её последний полёт, и с силой обрушилась на ранившего её. Тот рухнул. В глазах потемнело. Волна тяжёлой дурноты накатила на Кристу, ноги ослабели. Вопреки её ожиданиям, воцарилась тишина. С чего бы это?

Она вдруг поняла, проморгавшись. Байкеры молча шли на неё. Криста попятилась и уткнулась спиной в ограждение.

Тогда она заставила себя присесть, изогнуться и оттолкнуться от парапета, чтобы в момент оказаться по другую его сторону и шмыгнуть вдоль. Или лучше прыгнуть? Соображай быстрее, дура. Уж лучше в реку, чем оставаться тут. Она оттолкнулась из последних сил и ласточкой нырнула в сторону. Но прыжка не получилось. Ноги запнулись и сползли по скользкому камню. Она на миг отключилась, а очнулась уже в холодной воде, и дна под ногами не ощущалось. Чёрные круги ещё плясали перед глазами, и Криста отчаянно забила руками и ногами, пытаясь удержаться на поверхности, но течение оказалось слишком сильным, и от слабости она не сумела с ним совладать. Увы, она себя переоценила. Её начало сносить к небольшому водовороту, где вода оказалась прямо-таки ледяной благодаря бившему со дна ключу. Ноги мгновенно зашлись, тело свело судорогой – и Криста ушла под воду, хлебнув студёной воды. Вынырнула – и снова ушла. Оторопевшие байкеры, гоготнув было, умолкли – панк буквально пригвоздил их к месту. Кожаный легко перемахнул парапет и в красивом прыжке приземлился на берегу. Быстро сбежал к воде, высматривая прыгающую на воде, точно поплавок, Кристу.

- Эй, эй, эй, хиппарь, ты что? – заволновался панк, забыв о временных дружках. – Ты тонешь, что ли?

И он, сбросив куртку, с маху шлёпнулся в воду, подняв волну. Байкеры оседлали мотоциклы и, положив на любопытство, потихоньку, один за другим, начали сматываться от греха подальше, бросив и пострадавшего, и спасателя. Однако панк неплохо держался на воде, и его цепкие руки в крагах обхватили Кристу и подтолкнули к поверхности. Через десять минут он уже выволок её на самый солнцепёк, и как следует потряс. Пока Криста откашливалась и отплёвывалась, панк отстранённо сидел рядом и курил – он предусмотрительно оставил сигареты на берегу.

Мокрая одежда предательски облепила её, Криста обхватила себя руками, прикрывая грудь. Еще она успела удивиться, как это тяжёлая металлическая цепь не утащила их обоих на дно Маузды. Видно, силы в этом панке не мерено.

- Что, замёрз, цветок жизни? Сейчас папаша поухаживает за тобой.

Криста кивнула. Цветок. Какая она ему «цветок»? Какой он ей папаша? Они же одного возраста. Только что она обливалась потом от жары и слабости, а сейчас уже тряслась от холода. И то – какой дурень станет купаться в весенней Маузде? Хоть и жара стоит ранняя, а вода ещё далеко не прогрелась. Панк накинул на неё свою куртку – Криста почти утонула в ней, затем байкер неспешно прогулялся до мотоцикла, вернулся с плоской фляжкой и свинтил с неё крышку.

- Пей… чувачок, - Панк сказал это насмешливо, с особым значением.
И опять неточно. Чувачок – это нечто вроде «человечка», а Криста, хоть и была тонка и увёртлива, но ростом не уступала своему спасителю.

- Что там? – просипела она.
- Лишние расспросы. Пей – мандраж оттянет.

Металлический жёсткий край прижался к её рту, царапая губы, Криста сделала глоток, сливовая самогонка обожгла рот и глотку, затем – желудок, зато и впрямь ослабляющая тряска прекратилась. Жар бросился в лицо. Криста  наконец-то разглядела панка подробнее. Бледные, словно выцветшие, глаза вбуравливались в неё двумя сосущими пиявками – от такого взгляда не укрыться. Спасибо хоть, что не выдал братве. Брови широкие, густые и тоже какие-то пепельные. Губы, напротив, крупные, сочные и тёмные. Нос тоже крупный, с небольшой горбинкой и крючковатым кончиком. Лицо гладкое, словно восковое. Щетина отсутствует, как и у Кристы. Волосы вокруг расклякшего цветного хохолка - бритые под нуль, но, кажется, тёмные. По черепу расползались тонкие цветные струйки. Он казался молодым, но только очень особенный, специальный взгляд мог распознать его истинный возраст. И от этого знания провидцу стало бы нехорошо.

Впрочем, истинный возраст Кристы тоже стоял под большим вопросом. Слишком гладкая кожа сходила за чисто выбритую, лишь лёгкий пушок золотился на верхней губе. Черты лица тонкие, только вокруг глаз и вокруг рта расходятся лучиками морщинки, и выцветшие русые волосы длинные. Действительно - чистый хиппи, этакий старый мальчик, или театральный травести.

- Во, цвет появился. Жить будешь. Скажи, какого хера я с тобой мудохаюсь? На хрен ты мне сдался, доходяга?
- Вот и ладно. Догоняй своих, и оставь меня. Оставь!

- Да не моя это братва, слышь, я с ними попутно. Заодно помог с шалопутом разобраться. Понял?
- Разве ж это разбор, когда калечат?

- Ты, праведник, заткнись, когда ума не хватает в деле разобраться, - рявкнул панк. – На ногах держишься? Ну, тогда пошли. Нечего рассиживаться. И что это у тебя за приёмчики? Кто такой тупой тебя учил?

- Не тупой. Мастер Квота.
- Нууу… - татуированный махнул рукой с пренебрежением. – Квоте давно пора на покой. Плохо он тебя учил. И мышцы не накачал – откуда силе взяться. Больной, что ли?

- Э… почти, - кивнула Криста. Как объяснить, что слишком много сил ушло на путешествие, и ей необходимо отсидеться и отдышаться? А теперь еще и залечить рану, которая продолжала кровоточить.

Панк помог Кристе подняться по откосу на мост. Байкеров уже и след простыл. «Стукача» тоже.

- Как зовут?
- Криста Фо… Фотий, лекарь, - пробормотал тощий и безусый молодой человек со старыми глазами, сердито приглаживая и без того прилизанные сосульки намокших волос. Впрочем, не совсем прилизанные: волосы вились, и «сосульки» оказались волнистыми и непослушными – такие называют «мелким бесом». По иронии судьбы. Но сейчас они были больше похожи на дреды.
 
- Да-да, - байкер ухмыльнулся. – Именно так. Криста Фотий. А я – Дэниц Люцер, сечёшь? Принц Дэниц.
- Принц – это прозвище?
- Считай, как угодно. Моё дело – представиться.
- Принц Дэниц в компании бродяги. Что ж, благодарствуй за помощь.
- Ты чего без тачки? И такой задрипанный? Никого не нашлось, чтоб подбросить?

- А мне нравится ходить пешком, встречаться с людьми, беседовать.
- Как уличный проповедник? – хмыкнул Дэниц. – Ха, помнится, и я автостопом пробовал. Не понравилось. Решил на байк забомбить.
- Заработал?
- Я что, совсем дурной – зарабатывать, выламываться? Денег вокруг навалом, только умей добывать.
- Ты никак по чужим карманам шаришь?
- Обижаешь! Я на такое не размениваюсь.
- Значит, мошенничаешь?
- В точку. И не только это.
- Грех великий… - ужаснулась Криста.

- Молчать! – рыкнул Дэниц. – Благородный нашёлся! Ты, никак, по помойкам шаришь, хлебные корочки у ворон отнимаешь?
- Зачем же у ворон отнимать. Находятся добрые люди, угощают. Да и выбрасывают нынче не хлебные корочки, а целые упаковки бисквитов.
- Точно. Богатые люди стали и переборчивые. Вот за это я их и люблю – от них не убудет, если Принц Дэниц за их счёт поживёт. А ещё люблю симпатичных тёлок – вот кто бескорыстен и жалостлив! И на тело падок. А ты как, – Дэниц толкнул Кристу в бок жёстким пальцем, - с добрячками балуешься, али как? Где накормить, там и трахнуться. Точно?

- Женщина изначально – не сосуд порока, а пламенник чистый, - горячо возразила Криста, ругая себя за то, что позволила себе так легко раздражиться словами Дэница. – Да нужное время ушло. И сейчас - время разврата.
- Время разврата, - легко согласился Дэниц. – А что, когда-нибудь было другое?
- Было, Дэниц, было. Да сплыло. Легко себе на потребу создать куклу. А ты попробуй, разгляди глубинное, космическое…

- Глубинное в ней одно место, - ухмыльнулся Дэниц. – А тебе щедрые, однако, не часто попадались, если так зажух. Ладно, катим. Залезай, держись крепче, чтобы ветром не снесло. Проповедник, твою мать! Космическую тёлку ему подавай – земные не по нраву!

После реки Криста ощущала себя так, словно побывала в купели. На скорости свежий ветер и осушил, и охладил одновременно, и рана затянулась. Однако она, как ни странно, и в такой компании получила удовольствие от езды, обозревая живописные окрестности, и ей даже захотелось напевать себе под нос, что она и сделала под аккомпанемент рёва двигателя.

 Посреди пересечённой долины, в холмах, оврагах и перелесках - прелестный посёлок, почти городок, Торбанк, в двадцать-тридцать зажиточных домов, двадцать-тридцать средних и несколько многоквартирных, трёхэтажных, а также - район бедноты откровенной. Плюс постройки муниципальные и коммунальные. Ухоженные сады, фермы, обильные пастбища, кормовые поля, небольшие палисады. Всё – нежно зелёное, молодое, зацветающее.

Они ураганом ворвались в городок, притормозили на центральной площади, вздымая пыльный шлейф. Дэниц насмешливо огляделся. Криста тоже озиралась. Одноэтажная мэрия и полицейский участок – «в одном флаконе». Напротив них – почтовое отделение и кафе, тоже два в одном. Рядом – аптека, первый этаж универмага. Супротив универмага – Храм за оградой, аккуратно отремонтированный, не новострой – это хорошо, должен быть намоленным, за ним - кладбище. И тишина. И ни души.

- Благостность какая, - вздохнула Криста. – Так бы и жила тут всю жизнь, красоту вдыхая.
- Скукотища, - хмыкнул Дэниц. – Как посмотришь на эту геометрию, тоска берёт. Небось, и грядочки по линейке вымерены. Ни тебе ярких вывесок, ни рекламы с неоновыми ковбоями, ни музыки – одни коровы мычат да козы блеют. Серость. Летаргия. Бьюсь об заклад, здесь и электроника прошлого века.

- Как же серость? Смотри, стены белые и розовые, черепица красная, газоны зелёные, цветы…
- А где кинотеатры, дискотека, бары, игровые?
- Ладно, ты как желаешь, а я, пожалуй, поспрашиваю, нельзя ли на постой. Мне отдохнуть надобно.
- Хотел бы я знать, у кого. Похоже, все вымерли. Или дрыхнут с перепою.
 
- А вот и нет. – Криста соскочила с мотоцикла и направилась к деловому пареньку лет двенадцати, который вынырнул из аптеки, держа в руках банку с леденцами и пакет с лекарствами.
- Мальчик, не знаешь ли, у кого можно комнату снять?
- Конечно! – обрадованно заявил шустрый пацан, нисколько не удивившись вопросу. – Знаю! Мы можем сдать комнату. И даже две!
- Вот это удача! – обрадовалась Криста. – Тогда давай знакомиться. Я – Криста. Он – Дэниц.
- А я – Борис! – мальчик охотно и безбоязненно пожал руки обоим.

- Спасибо тебе, Борис.
- Да не за что.
- Вы – добрые люди!
- Они – нуждающиеся люди, - поправил Дэниц. – Верно? Что, проблемы в семье, верно я чую?
Борис вздохнул: - Верно.
- Отец – выпивает…

- Работу потерял, - Борис опустил голову и закусил губу. – Нет, он работает, на ферме, на комбайне, только у них то густо, то пусто. А мама…
- Позволь, я угадаю, - Дэниц поднял лицо мальчика за подбородок и вгляделся в его глаза: - Мама болеет. Бессонница, нервы, головокружение… Это ты ей «Сноувокс» покупал, верно?

- Откуда вы узнали? Вы что, экстрасенс?
- Да вот краешек баночки торчит. Смотри, потеряешь! – И Дэниц затолкал баночку поглубже в пакет. – Ну, садись впереди, ковбой, и показывай дорогу. Не испугаешься – сейчас мы в Космос взлетим. Держись!!! – Он помог мальчугану сесть впереди себя, показал, за что ухватиться.

И Дэниц рванул с места так, как он любил это делать – Криста едва успела уцепиться за его пояс, а Борис восторженно завопил.

Они домчались до дома минут за десять. Но прежде, умножая восторг Бориса, Дэниц сделал несколько виртуозных кругов по невеликой площади, затем вывернул на большую дорогу и долетел до ближайшей рощи, снова круто развернулся и помчался назад. Криста даже пожалела мимолётно, что не обзавелась таким шустрым транспортом, но когда-нибудь обзаведётся, успеется.

Вот и нужная улица, и искомый дом. Довольно большой – но давно не ремонтировавшийся. Заросший садик, в розоватой дымке раннего цветения. Полуразвалившийся сарай с велосипедами. Ухоженный дворик. Дряхлая умная кошка. Не умывалась, сидя на пороге, не испугалась и не сорвалась с места – сидела и внимательно наблюдала, будто ещё не решила, как относиться к незнакомцам, и стоит ли приглашать в дом.

- Мама, мама! – радостно вскричал Борис, вбегая в дом. – Я постояльцев привёл! Вот, моя мама! – с гордостью и нежностью сказал Борис, оборачиваясь к Дэницу и Кристе.

Перед ними посреди прихожей стояла, опираясь на трость, растрёпанная худая женщина, лет сорока четырёх, с поникшими плечами, с блеклым сухим лицом, ранними морщинками и сизыми кругами вокруг близоруких глаз, с подёргивающейся левой щекой. От тика морщины вокруг левого глаза были глубже и казались воспалёнными.

«А ведь когда-то была славна собою», - подумала Криста. – «Выцветшие глаза горели васильковым огнём, улыбчивые, упругие и пухлые губы пунцовели маковым цветом, немного ассиметричные ямочки на щеках сводили парней с ума. А ломкие, посекшиеся волосы лежали пышной соломенной волной. Она и сейчас могла бы быть хороша лицом, потому что не от собственного зла поразил её недуг, а от невзгод жизненных. Родителей рано потеряла, третий ребёнок – сын – в младенчестве умер. Муж спиваться начал. Ох, не дело за то женщину казнить. Напутал он что-то, Вседержитель. Разве попытаться помочь, заставить в себя поверить – не дело хоронить себя, старухой ощущать. В её-то годы женщины будь здоров, как колобродят…»

- Моё почтение, госпожа… - мягко проговорила Криста.      
- Эмилия Хоумлинк, господа, моё имя.
- Моё почтение, госпожа Хоумлинк. Счастлив познакомиться.

- Очень приятно! – кивнул Дэниц.
- И мне приятно, люди добрые. Надолго ли к нам, какими путями?
- Какие бы пути ни были, неисповедимы они. Ибо нет у нас целей, - ответила за двоих Криста. – Сегодня здесь, завтра – далече от «здесь».

- Если работу искать – то в Торбанке нет работы. И в Оунвилле нет. И в Каламатче. Глохнет наш посёлок, фермы сворачиваются, скота всё меньше. Раньше пшеницу выращивали, кукурузу, горох. Теперь одни сады остались, зато коттеджи строят. Говорят, выгоднее покупать готовые упаковки. У нас в Торбанке молодёжи мало, а старикам эти упаковки за ненадобностью. Привыкли жить старым укладом. Так что, молодые люди, крепко подумайте, придётся ли по нраву тихая жизнь. А то, что к нам пожаловали – очень рада.

- И мы рады. А спасибо надо Борису говорить.

Эмилия неспешно зашагала в захламлённую, но чистую гостиную. Кристе нравилось здесь всё: и госпожа Эмилия, и уютный запах старой, несколько тяжеловесной мебели, и выцветшие зелёненькие обои в цветочек, и кипы журналов и книг на книжных стеллажах до самого потолка, и  множество цветущих фиалок в горшках на окне.

Но самым замечательным оказались развешенные по стенам картины, являющие разительный контраст всей прочей обстановке – точно яркие, трепетные, свежие бабочки, готовые вот-вот улететь.

- Позвольте узнать. Чьи картины, госпожа Эмилия? – спросила Криста.
- Дочери, - прихрамывая и придерживая одной рукой дёргающуюся щёку, Эмилия спешила с гордостью поведать симпатичным пришельцам о любимой дочери. – Она у меня умница и талант – так преподаватели говорят.

- Вижу, что талант, - Криста расцвела. – Не каждому так удаётся акварель! Сама нежность. А краски! Она – прирождённый колорист! А масло – выше похвал: тончайшая прорисовка, полёт фантазии, так и навевает умиротворение…

- Сдаётся мне, талант не на то пошёл, - встрял Дэниц.
- То есть?
- Прорисовка, колорит… а где азарт, страсть, динамика? Где драйв? Анемия какая-то: лютики-цветочки, радуги. У неё молодость должна ключом бить!
- Что же плохого в радугах?
- Красиво, но сплошное затишье. Словно в спячку залегли. Хоть бы буря всколыхнула это болото - гром, молнии, град, ливень!

- Град, буря… Для наших садов это беда. Жизнь здесь тихая, мирная, вот и на картинах – покой, - сказала Эмилия. – Потому-то картинки и покупают.

- Где же?
- В Оунвилле, в Гростицах, в Каламатче… - стала перечислять Эмилия. – А в Кербинке в магазине по двадцать пять монет дают. Потом приезжает агент – и забирает аж в столичный салон. Говорят, покой наш хорошо в мегаполисах расходится, где от суеты и скорости подошвы дымятся.

- Двадцать пять? – присвистнул Дэниц. – Так вас обирают, дорогуша. Сдаётся мне, что это не агент из столичного салона, а самый натуральный мошенник. Силён, чёртяка, сумел мозги запудрить.

«Что ещё раз доказывает, что мирным искусством не проживёшь», - шепнул Дэниц Кристе. – «Эх, молодёжь, учить придётся…»

- Ох, может, и обирают. Я уж говорила Анне – перебирайся в большой город. Нет, не хочет мать бросать. Сердобольная девочка,  – у Эмилии на глазах выступили слёзы. – Что ж я вас своими невзгодами потчую, идём наверх, комнатки покажу. Только не топлено там, уж не взыщите. Сегодня же мужу велю протопить – весна выдалась холодная. Мы-то привычные, а вам с дороги неуютно будет. Борис, верно, про оплату ничего не сказал? Вы уж извините, но с пансионом меньше пяти за день не смогу взять – муж вторую неделю зарплату не получает…

Криста сникла. Дэниц демонстративно похлопал себя по карманам, выудил из одного из них ассигнацию: - За две недели, госпожа. Пока что. А там видно будет.

- Борис, покажи гостям комнаты, - распорядилась Эмилия, поспешно пряча деньги в карман. – Да, чуть не забыла. Душ у нас работает только два раза в неделю, и вам повезло – сегодня как раз такой день.

- Намёк понят! – весело отозвался Дэниц.
- Только сливное отверстие не засорять. Иначе затопит всех.

Борис отвёл их на второй этаж, отворил дверь. Комнатка и другая, смежная с ней, были бы совсем уютные, если бы не некоторая промозглость: на втором этаже было холодновато, а комнатки давно не протапливали. Смежная комнатка-клетушка оказалась просто ледяной, да еще и без окна. Там бы только вещи держать – да вещей у них и не было.
 
Борис медлил, и, наконец, бросил хитрый, косой взгляд на Дэница: - А вы меня ещё покатаете?

- Хм, взрослый пацан, а просит покататься, как маленький. Тебе пора учиться гонять по окрестным шоссе и просёлкам так, как полагается в твоём возрасте юному экстремалу.

- Хорошо говорить, - проворчал Борис, глядя на Дэница влюблёнными глазами. – Когда байк имеешь.
- Накопишь, купишь.

- Да у меня и времени не так чтобы очень: в саду помогаю, к школе заработаю на учебники и маме на подарок…
- На учебники государство должно раскошелиться. А ты часть откладывай, откладывай, я тебя потом научу, как в камушки играть. Научишься – выигрывать будешь. Как я в твоём возрасте. А пока, так и быть, дам покататься.

Глаза Бориса вспыхнули жадным огнём: – Когда?
Дэниц чувствительно щёлкнул его по носу: - Много будешь знать, скоро состаришься. Иди, иди. Я позову, когда надумаю. Разрешение ещё заработать нужно.
- Так я заработаю. Что нужно, скажите.
- В своё время. Иди, иди.
Борис кивнул и с явной неохотой удалился.

Постояльцы наконец-то остались одни в скромно обставленной, чистой комнатке нежилого вида. Дэниц сразу же заглянул во вторую комнату, забросил дорожную сумку и принялся расстёгивать ремень джинсов.

- А ты чего не попросил отдельный номер? Не боишься быть скомпрометированным? – Дэниц гоготнул и принялся скидывать джинсы, куртку и майку, не переставая говорить, и не дожидаясь ответа Кристы.
- Дивное местечко. Тихое снаружи и громкое внутри. В таких преступления происходят громкие, но по тихому. Ах, ты и не знаешь, какие славные и заковыристые преступления происходят в таких местечках. Вот я побывал не так давно… Городок как городок. Жила-была семья. Добропорядочная. Отец, мать и сын, великовозрастный дубина. Жили душа в душу. Сыночка слабоумием не попрекали, учителей на дом приглашали. В церковь ходили. Но вот жена умчалась к матери, находящейся при смерти...

Пока он раздевался, Криста не удержалась-таки и на миг дала волю греховному любопытству, и тут же отвела глаза. Она углядела, что оказалась права: Дэниц почти сверху донизу был покрыт остроумными жанровыми картинками, весьма искусными графически. «Пожалуй, это интересно было бы разглядеть повнимательнее», - решила Криста, невольно краснея. – «Кажется, там фигурируют бесенята и ангелочки с крылышками. Забавная архаика».

Дэниц вышел из комнатки в одних спортивных трусах, потом поравнялся с Кристой и дружески, словно невзначай, положил широкую кисть ей на пояс. Криста шарахнулась.

- Так вот, - как ни в чём не бывало, продолжил он. - А отец, пользуясь случаем, пригласил пару шлюх из борделя на хату. Вернулась наша добродетельная домохозяйка домой раньше времени – мать помирать раздумала. Видит – папаша развращает сыночка в постели, поучает, и оба пьяные в жопу. Тогда взяла матушка ножик кухонный, самый большой и толстый, вернулась в спальню и вонзила нож… Думаешь, в мужа-развратника? Нет, в сыночка родного. Мужа-то, слышь, пожалела.

- Дэниц, что за гадости ты мне рассказываешь на сон грядущий?
- А ты разве спать собрался? Уверен, на колени бухнешься и молиться станешь до утра, с того, что свела тебя дорога со спутником не самым желаемым… Да и историй подобных сам мог бы порассказать не меньше моего.

- Историй подобных много во все времена, - Криста пыталась освободиться от Дэница, но не решалась слишком явно оттолкнуться руками. – Только рассказывают их по-разному, и на разные детали внимание обращают. Иной вот, вроде тебя, насилие смакует, другой доброе семя найдет, и помирить попытается…

- Помирить – это хорошо… - Дэниц словно бы задумчиво поглаживал спутницу по тонкой талии, затем рука его опустилась ниже, на бёдра, сжалась крепче.
Криста передёрнулась и вырвалась из рук Дэница, ткнула его в бок: - Ты что? Ты что?

- А что? – удивился Дэниц, весело тараща глаза, в глубине которых горел недобрый огонь.

- Прекрати меня щупать! Дурно это, неприлично, срамно…
- Не более срамно, чем щупать пригожую девицу. Один хрен, тело есть тело… - Дэниц коротко хохотнул. – А что, не приходилось мальчиками заниматься? Иль ты ещё и девушки не познал?

Криста вскинулась, готовая к отпору, тяжело дыша, светлые глаза сузились, в них застыли одновременно мука и готовность к защите, даже кисти сжались в кулаки. Дэниц вытянул вперёд длинные, мускулистые руки, словно желая обнять Кристу, но затем тут же развёл их в стороны и вверх, сильно потянулся – зря Криста отскакивала в сторону испуганным зверьком.

- Криста Фотиния, вот твоё имя, не так ли? – прищурился Дэниц. – Неужто думаешь кого обмануть?

- Моего имени никто не знает, - угрюмо отозвалась Криста. – А рук не распускай, я не про тебя. Если захочу, отпор дам. Просто нежелательно свару здесь затевать.

- Да имею информацию, Фотиния, Светлейшая, - примирительно сказал Дэниц. – Не знаю, кому как, но мне имя твоё известно. Издавна. Отпрыск знатного рода… Почти что родственничек.

- Не богохульствуй, Дэниц!

- На том стоим, - Дэниц нахмурился, верхняя губа его презрительно дёрнулась. – Не был бы я Дэницем иначе. А счёты у меня к папаше давние, ох, давние.

- Надеешься свести?

- Как знать, как знать. Плох тот солдат, что не желает стать генералом. – Дэниц резко развернулся, одним броском достиг кровати и принялся отжиматься, упершись кулаками в панцирную сетку. Криста помялась, покусала губы.

- Дэниц, очень прошу тебя, никому не говори, что я… никогда не была мужчиной, – тихо попросила Криста. – Пожалуйста! Они привыкли к тому, что я – мужчина. Придёт время – сами поймут, откроюсь, а пока не надо, а?

- А разве ложь – это не грех? Ладно, ладно, не трепыхайся. Так уж и быть. Стать твоим сообщником по мистификации – это вдохновляет. К тому же, ты автоматически становишься моим должником.

Криста только крепче стиснула зубы.
- А не оговоришься? – робко поинтересовалась она.

- Тогда разрешу в лоб закатать, ох, повеселимся! - Дэниц расхохотался. – Я лучший в мире актёр, других подобных не сыщешь. Мою школу многие окончили – от политиков и зэков до неверных жён. Ежели пожелаешь – и тебя научу лицедействовать. От тебя ж мужеством и не пахнет. Нынче времена такие – мужской одеждой не удивишь, гульфиком тоже. А многие мужики на баб смахивают. Так что вполне за гея сойдёшь. Но и ты не плошай – туману погуще, погуще, чтоб вовек не расхлебали, а то ведь сама проколешься. Ну, не мне учить. Ага? Только позволь уж тет-а-тет обращаться к тебе по половому признаку, - И Дэниц, как ни в чём не бывало, принялся рыскать по этажу в поисках душа.

- Угу, нашёл, по соседству. – Он нырнул в узкую кабинку. Зажурчала вода. – Ага, даже тёпленькая. Жаль, баньки нет. Ты любишь баньку? С чистыми полками, с бассейном, хорошими девочками и мальчиками и тайским массажем… Ха-ха-ха! Криста Фотиния – в одном номере с Принцем Дэницем! Сдохнуть от смеха! Вот за что жизнь люблю – за эти вот выверты! Ха-ха!

Криста проигнорировала восторги и подковырки Дэница, хотя с таким соседом в одной комнате – и стрёмно, и стыдно, и грешно. Она подумала… и вдруг усмехнулась, и добавила про себя: «И забавно». Посмотрим, как она сумеет сдерживать его экспансию. Помогло бы ей чувство юмора, да его отродясь не бывало, а жаль. Она осмотрелась.

- Банька – это хорошо, - наконец отозвалась она. - Но и душ два раза в неделю – тоже замечательно. Главное, пот смыть. А ты что ж в дыру забрался? Без бассейнов и тайского массажа? Боишься признаться самому себе, что Провидение ведёт?

Дэниц не ответил, только засвистел залихватский мотивчик.
- Важнее всего – крыша над головой и хорошие люди рядом, - задумчиво продолжала Криста. - Вот сразу и на душе полегчало. Ничего, обживёмся. Хороший мальчик Борис. Умница. Ему бы учиться и учиться.

- А зачем? Что, жизнь веселее станет? Прожить можно и без просиживания штанов за книгами. Только найди умного человека, к кому прилепиться можно – и учись. А вот уметь вертеться – без того не обойтись. Умел бы хозяин вертеться – и не горбатился бы на тракторе. Жил бы фраером.

Криста нахмурилась и что-то прошептала себе под нос.
- Что, неужто так расстроилась? Три к носу: обычная задрипанная семья обычной задрипанной провинции. Папаша – пьянь, мамаша – чокнутая. Стало быть – пожили в своё удовольствие. Одни детки ещё при крыше. Вот детками и займёмся – чтобы скучать не пришлось.

- Кому не пришлось скучать – им или тебе?
- В первую очередь – мне. Но и им достанется своя порция радостей.
- Что ты имеешь в виду? – насторожилась Криста.

- У тебя будет возможность понаблюдать, - утешал Дэниц сквозь слабый шорох жидко текущей водички в душе. – Вот, к примеру, одна из многочисленных радостей жизни. Учёные люди говорят – расширяет сознание. Верно говорят, но не договаривают. Не только расширяет, но и наружу вытаскивает самое скрытое, бесстыдное, души наизнанку выворачиваются, самое сокровенное  вылезает из пещер и диктует законы. И запреты, рамки всяческие исчезают, истаивают, только за это ни стыда не ощущаешь, ни совесть не мучает – освобождаешься от них напрочь, девочка. Так и живёшь, душой наизнанку, в своей химере, и никто тебе не хозяин,  никто не судья. Свобода!

- Никак наркотик?
- Верно, попала, - поддразнил Дэниц, выходя из душа голышом – Криста ойкнула, поспешно зажмурилась и отворотилась, пока Дэниц оборачивал стройные чресла огромной зелёной простынкой. Череп Дэница стал чистым, и волосяной гребень, его пересекающий, теперь пушисто топорщился. Криста угадала – Дэниц оказался темноволос.

- Я запрещаю тебе предлагать это зелье детям! – отчеканила Криста. – Смертельный грех – сознание затуманивать. Когда разум спит, наружу монстры лезут. А дети ещё и не жили толком.

- А вот это ты брось. Что тут за жизнь – сон разума и есть. Может, что стоящее приглючится – будет, что вспомнить, когда руки-ноги задрожат. Что такое травка? Это ж пустяки! Дымок – и только. Натуральная приправа к жизни. БАД. Я и чем покруче баловался и до сих пор вон балуюсь – и ничего, здоров как бык.

- Никак ты меня перевоспитывать берёшься? Сдаётся мне, твоё здоровье иного качества, иных корней… - заметила Криста. - А что тебе самому глючится, когда куришь? Секрет?

- Да не секрет. Но покуда сам не познаешь, не поймёшь. А поэтому - покури, блаженный. Или – блаженная. Впрочем, какая разница! Ты у папы бесполый дурик. – Дэниц покопался во внутреннем кармашке ветровки, вынул инкрустированную коробочку, достал самокрутку, раскурил косячок и протянул Кристе. Та опасливо взяла его озябшими пальцами в цыпках. Втянула дым раз, ещё раз – блаженное расслабление разлилось по телу, типа опьянения, с которым была знакома не понаслышке. Блаженное, приятное, затягивающее – да, но не благостное – туман в глазах не только не рассеялся, но напротив, сгустился. Ей захотелось откинуться на кровати, забыться хоть ненадолго, повисеть в розовом мареве. Криста закашлялась и осторожно отвела от лица самодельную папиросу, пока не нахлынули искусственный подъём и веселье. Надо бы попытаться понять, что за зверь, с которым сразиться придётся, да не всё сразу, может, в другой раз.

- Ты чё, ни разу не пыхала?
- Ни разу, и что-то неохота… - Криста хотела ещё что-то сказать, Дэниц собирался ответить, но тут новые звуки прервали их одиночество и отвлекли внимание. На улице раздался весёлый автомобильный гудок, и во двор въехал старенький раздолбанный джип.

- Мама, папа! – звонкий голос заполнил двор, из машины выскочила девушка лет двадцати двух, с пакетом, набитым кистями и красками в одной руке, и рулоном акварельной бумаги – в другой. Она взбежала на крыльцо, ворвалась в дом ураганом – и Криста улыбнулась, воображая, как та обнимает и целует мать, и как у Эмилии смягчаются напряжённые мышцы лица. Попробовать иголки, разве. И массаж – не верилось Кристе, что всё так окончательно плохо.

- Эт-то тёлка! – Одобрительно произнёс Дэниц, выглядывая в окно. – Огонь! Ради такой следовало заглянуть в провинцию. Как ещё её до сих пор не увели? Ты как хочешь, а я помчался – знакомиться. А ты нюхни ещё – вдохновение появится!

Криста отрицательно покачала головой, вызвав перед глазами небольшой фейерверк искр, а Дэниц поспешно убрал табакерку во внутренний карман и покинул комнату. Криста только вздохнула, всё происходящее казалось ей нереальным, ненастоящим, и оттого несерьёзным. Симпатичная девушка. Добрая. Неиспорченная. Талантливая. Если Дэниц что позволит себе – придётся приструнить, применить силу. А сейчас – какой от неё толк? Криста, пошатываясь, на ощупь отправилась в душ, насладилась чуть тёплой водой под оживлённые разговоры внизу, внутренне мечтая к ним присоединиться, но не решилась в таком неравновесном состоянии.
Криста вернулась в комнату, села – и задумалась. Бесполый дурик? Как заблуждается противник. И хорошо, что заблуждается. Ничто человеческое Кристе не чуждо, и женское начало не спит летаргическим сном. Просто силы тратить надобно на дела достойные и благие, и их, этих сил, много на дела сии уходит. Думала, думала, не заметила, как задремала – не дождавшись, когда спустятся сумерки…


…К ужину, скромному, но сытному, вернулся домой отец семейства. Коста Хоумлинк всю жизнь содержал семью, и неплохо содержал. И гордился этим. А потом невзгоды одолели, потерял второго сына и работу, а новой, достойной, не нашёл.

Перебивался малоквалифицированными сезонными работами. И – ссутулился, и потихоньку запил, ещё не называя это выпивкой, а просто «расслаблением для пущей уверенности в себе». И прозвали Косту «Горбач». Что гораздо больше соответствовало натуре, чем все прочие имена.

Когда Криста, отдохнувшая и спокойная, с рассеявшейся пеленой перед глазами, сбежала вниз знакомиться с хозяином, она первым делом услышала оживлённый и весёлый смех Анны, которой Дэниц что-то рассказывал.

Горбач вошёл в дом улыбающийся, но немного настороженный.
- Борис сказал – у нас гости. Ну, здравствуйте, люди добрые.
- Мир дому вашему, господин Хоумлинк. Не обессудьте, мы не обидим, захребетниками не станем, - Криста склонилась и забормотала приветственную молитву.
- Да я и не беспокоюсь – вижу, честные люди. Ну-с, а если за встречу? – Горбач смущённо хмыкнул, покосившись на жену. Он уже принял немного после смены, требовалось срочно найти напарника, чтобы добавить.
- Непременно! – спохватился Дэниц. – За встречу выпить – святое дело! – он подмигнул Кристе, желая либо подковырнуть, либо прервать бормотание: - Составь компашку, будь чел!

Криста терпеливо довела молитву до конца, умолкла и - вынуждена была согласиться: - Разумеется, я составлю компанию, но пить не буду.
- Экий вы непьющий, молодой человек, - удивился Коста, облизываясь в предвкушении чарки.

Горбач вытащил из шкафчика припасённую бутылку русской водки: - Эмми, закусить имеется?
- А как же, ужин готов! – встрепенулась Эмилия, которая, точно завороженная, не сводила взгляда с Кристы, читающей беззвучной скороговоркой краткую молитву перед трапезой, и её кроткого, мягкого лица. От этого она даже забыла и поругать супруга, и попенять ему, что неприлично начинать знакомство с выпивки.

- По рюмочке – никому вреда не принесёт, - крякнул Горбач. – Тем более – водочки. Гарантирую. Только польза для здоровья.

Пока госпожа Хоумлинк, ковыляя, поспешила в кухню, Дэниц осмотрел бутылку: - Чую, что не самогонка. Отколь сия реликвия?
- Подарок. А самогонки не держим, – оскорбился Коста Горбач.
- А что самогонка? Натурный продукт. Пробовал в разных провинциях. Мужики гнали, порядок!

- И я пробовал. Самый лучший первач в Каламатчах, Оунвилльский хуже – там вода уже не та, фабрика рядом. Но в поле, знаешь ли, всяко хорошо идёт – после смены.

На столе появилась жареная картошка, жареные колбаски, маринованные овощи. Эмилия присела за стол, зарозовевшая. Она успела причесаться и переодеться в легкомысленный модный свитерок взамен старушечьей блузы, сразу омолодивший её. Через минуту вошла тоже розовая и немного смущённая Анна, которую, в отличие от матери, мужская рубаха совсем не старила. Любопытный Борис заглядывал в комнату – но отец отослал его в свою комнату, читать книги к началу учебного года, и тот ему в отместку включил «музыку» на всю железку. «Пилилово металлистов» и высокие, кричащие голоса врывались в маленькое, смирное застолье диссонансом.

- Может, и мне глоточек сделать? – робко вопросила хозяйка.
- Мама! – укоризненно встряла Анна. – А твои лекарства?
- Мать, какой тебе глоточек? – изумился Коста.
 
Эмилия покраснела и бросила на дочь и мужа сердитый взгляд, понятный всем без слов: как это можно – в присутствии новых интересных мужчин говорить о лекарствах! Она же не какая-нибудь старая карга!
- Ладно, ладно, только глоточек! – сдалась Анна.

Так трое мужчин и две женщины… нет, двое мужчин и три женщины… нет, двое с половиной мужчин и две с половиной женщины чинно сидели за столом за бутылкой водки и горячим ужином, и, даже странное дело, малое количество спиртного бросилось в лицо и голову, веселя и забавляя.

Дэниц тихонько придвинулся к Анне почти вплотную, притиснул колено, и Анна, сидящая прямо и немного отстраненно, смущённая пристальным вниманием постояльца, запунцовела ещё сильнее. Коста увлечённо повествовал об особенностях спиртов, и Дэниц со знанием дела вставлял реплики. Эмилия расслабилась, и чувствовалось, что голова у неё и с одного глоточка готова «поплыть». Криста одна ощущала себя не вполне комфортно. Она бы лучше поговорила наедине с Анной об её картинах, или с Эмилией об её жизни в Торбанке, чем жива душа, или – с Горбачом, как ему удаётся не пасть духом совсем, и каждому бы дала совет – не забывать Бога и чаще ходить в Храм, и молиться. Ну да ладно, будет ещё время.

Ужин закончился за полночь. Эмилия первая извинилась и ушла готовиться ко сну и укладывать Бориса на новом месте. Горбач тоже клевал носом – он встал в четыре утра и отработал почти три смены. Анну перехватить не удалось – она отправилась мыть посуду и готовить на утро завтрак.

Довольный Дэниц и усталая Криста поднялись наверх, в свои маленькие апартаменты.
- Славная семейка, - пробормотал Дэниц, готовясь сладко отойти ко сну. – Но малое количество выпивки – всё равно как снотворное. Только в отруб, мальчики и девочки, только в отруб. Мне для куража в следующий раз ведёрко, и не самогона, а чего поизысканней. От самогона - что Оунвилльского, что Каламатчского – блевану, мальчики. Особенно если с тёлкой не пооботрусь. Слышь, блаженная? Чур, я на кралю первый. Можешь обрабатывать Горбача. Ась? Не слышу отзыва!

Настороженная, напряжённая, напружиненная Криста сделала вид, что уснула, и задышала мерно и редко, на деле готовая в любой миг подпрыгнуть, чтобы дать отпор. Кулаком в лоб и локтем в шею. Будьте уверены – дала бы, такой, какой Дэницу вовек не приглючится в самых страшных кошмарах. Если таковые, конечно, случаются у подобных Дэницу личностей. Кстати, интересно, что ему в кошмарах снится? Райский сад с яблочками? А Дэниц хохотнул, пару раз выругался похабно – и утих.

Криста, напротив, долго не спала. Уснёшь тут – в одной комнате с мужиком. И не просто мужиком, а оппонентом номер один. Но уж очень в холодную клетушку идти неохота. Да и на попятный нельзя – взялся за гуж, не говори уж, что не дюж.