На расстоянии вытянутой руки

Семён был тих, не слыл хапугой, не сквернословил, не курил, не пил горькую, и, даже, вежливо здоровался с жителями дома. Ну, примерный мужик, да и только! О таком все женщины мечтают! А он так и не женился. Поговаривали тётки около подъездов, что влюбился он по молодости в одну кралю, а та дала ему от ворот поворот, мол, рожей не вышел. И вправду, мужик, хоть исправный, но некрасив дюже собой. Узкие щёлки глаз, скуластое лицо, пухлые большие губы, да приплюснутый нос. Будто над его личностью потрудился не один татарин в пору монгольско-татарского ига. И фамилия русская, и вся родня Хохлаткиными прозывались, и ни один родич не был похож на кровного отпрыска, а факт оставался фактом – низкий, вёрткий, кривоногий, хоть сейчас на коня сажай. Работал Семён экскаваторщиком. Работал исправно, добросовестно, начальство нахвалиться на него не могло.
Раз копал он канаву под прокладку новых труб – подводили коммуникации к новому микрорайону. Место пустынное, неприглядное. Рабочая бригада согласно графику после пяти вечера двинулась домой, позвав и Семёна. А у него ещё оставалось метра два дорыть до конца длинной ямы. А бросать работу, не доделав, ой, как не любил Семён! Задержался, дальше копает. Тут, как назло ещё и дождик стал накрапывать, земля липнет к лезвиям ковша, но Семён упрямый, продолжает работу. Покопал минут пятнадцать, уж и канава почти готова, и тут…
Показалось Семёну, что чиркнуло лезвие обо что-то, да так отчётливо и громко, что в ушах у мужика засвистело. Остановился, бросил работу, да в ковш и заглянул. А там крест необычно-диковинный с ладошку величиной торчит. Вспомнил Семён, что сказывали мужики, кладбище здесь старинное когда-то было, ещё до революции, в прошлом веке. И вот разглядывает Семён ту находку, а в руки взять боится. И ни души вокруг. Последний автобус придёт через полчаса. И бросить находку жалко, и взять боязно.
Перекрестился Семён, хоть и неверующий, осмелел и взял тот крест, да подивился его тяжести. От земельки кое-как отмазал, рассмотрел, а на кресте даже малой царапинки нет, до того металл крепкий. Завернул в тряпицу и на остановку пошагал. Идёт, идёт, а остановка, словно и не приближается. Вот и автобус вывернул из-за поворота. Сообразил Семён, что всему виною крест, выбросил, и тут же оказался рядом с остановкой. Пустынно, зябко и дождь не прекращается. Рядом дед-старинушка оказался, словно из-под земли вырос:
- Чего это мил друг, выронил ты? Небось, вещь нужная, и в хозяйстве сгодится.
Семён обернулся, а это его найденный крест в тряпице валяется.
- Возьми, дедок, дарю! – промолвил Семён.
- Не гоже, сынок, чужие вещи раздаривать, раз ты хозяин, владей ею!
Тут и автобус подкатил, дверцы распахнулись, Семён крест поднял и в машину. Обернулся и рот открыл – столетний дедок растворился в потемневшем воздухе.
Ничего не понимающий Семён прокричал водителю, что дед с ним был, может за остановку пошёл, но две дородные тётки, сидевшие на передних сиденьях, в один голос заявили, что один Семён стоял, и деда рядом не было. Присел Семён на сиденье у окна, а у самого на сердце неспокойно: не мог он с ума совсем сойти, чтобы живого деда не рассмотреть. Едет, призадумался, за окном дождь шуршит, в салоне те две бабёнки сплетни про соседскую дочку плетут. И тут…
Откуда он взялся на ровной дороге, взметнувшийся к небу бугор? Водитель вправо баранку крутнул, чтобы объехать непредвиденное препятствие. Поползла машина в кювет, завалилась набок и вмиг перевернулась. Семён помнил ещё душераздирающий крик, а затем хрип одной из тёток, автоматически схватился за крест и… потерял сознание.
Очнулся он в больнице. Пришедший утром хирург констатировал, что на нём нет ни царапины, лишь синяки на пальцах правой руки, которой он с усилием сжимал крест. Он и сейчас цепко держит его в пятерне. Водитель же и пассажиры погибли на месте трагедии.
Семён заплакал. Не было в его жизни ничего мистического или сверхъестественного. Он с усилием разжал ладонь и выбросил крест на пол. Хирург тот же час поднял его и с уважением посмотрел на Семёна:
- Ну, вот и загадка раскрылась. Верующий Вы человек, и даже в такой час не выпустили крест из рук, он-то Вас и спас! Хотя, честно признаться, шансов на спасение у Вас не было ни единого. Вот .
Пожевал губами, поудивлялся удивительной вещице и пошёл дальше.
Семёна прошиб пот. Что же это за крест погибельный для других и спасительный для него?
На другой день, пошатываясь, пошёл Семён в туалет Думал – утоплю ненавистный крест. Только зашёл, как народ повалил, будто все разом опорожниться захотели. Вышел, и больные мимолётно рассосались. Зашёл, и вновь тьма охотников до заветных кабинок. Пристроился Семён к раковине помыть крест, смывает земельку, а сам думает, куда же девать неожиданную находку, неохота постоянно носить при себе гранату с сорванной чекой. Додумался, зашёл в кабинку и оставил крест на полу, может, кто позарится на диковинную вещицу.
Пришёл в палату, лёг на постель и мгновенно уснул. Долго проспал, крепко, слышит, что на ужин кличут. Вскочил, боли нигде не чувствует, на правой руке синяки подживают, хоть сейчас выписывай. Взглянул на тумбочку, а там… крест проклятый лежит, аж сверкает весь, переливается. И рядом давнишний дед пристроился, глазами жжёт:
- Вот вещицу твою нашёл, принёс, возьми. Да такими вещами не разбрасывайся, твой он.
Посверкал глазами да исчез вновь. Прямо чертовщина какая-то!
Подошёл Семён к окну и зашвырнул свою находку подальше. Потёр клешни-руки, поулыбался и отправился на ужин. Не успел он допить компот, как по коридору каталка прогромыхала, везут горемычного на операцию. Что-то срочное, раз до утра подождать не захотели. Выходит из столовой и видит невесёлую картину: на каталке мужчина с пробитой головой, вокруг сёстры с капельницами хлопочут, врачи серьёзные в операционную спешат. И…крест на каталке, что рядом с больным, вываливается и падает Семёну прямо под ноги. Мужик обмяк и сполз по стенке. Опять та «граната» взорвалась, и управы на неё нет никакой.
К нему санитарочки подбежали, ватку с нашатырём  под нос тычут, а тут и утрешний доктор нарисовался – дежурный он сегодня. Кое-как подняли, крест в руку вложили, да в палату и повели. Семён в плаче заходится, истерика с парнем, тут ему быстренько укольчик вкололи, да баиньки.
Всю ночь Семёну снился паршивец-дедок, хитро грозивший пальцем малому неслуху Сёмке, и обещавший наказать за ослушание недоумка.
Под утро у парня поднялась температура и обложило горло. Семён мычал, не в силах высказать ни слова. Его срочно перевели вместе с крестом в инфекционное отделение, выделив личный бокс. Два дня врачи брали анализы, три дня обрабатывали, но не обнаружили ни единой инфекции в Сёмином организме. Горло понемногу прочистилось, температура спала, язык стал слушаться Сёмку, речь у мужика восстановилась. Но парень был не в себе. С бешеными глазами он взирал на покоившийся на прикроватной тумбочке крест и непрестанно кричал.
За период обитания в отделении справа и слева в боксах от Семёна умерли мужики, Семён это знал, а вновь положенным на их места становилось с каждой минутой хуже. Врачи терялись в диагнозе Сёмкиной болезни, в скоропостижных смертях пошедших на поправку пациентов и в ухудшении состояния вновь прибывших.
Во вторник, перед обходом Сёмка разорвал больничную рубаху, смастерил верёвку и повесился на шнуре от лампочки. Но то ли не выдержала старая застиранная пижама, то ли верёвка соскользнула с ненадёжного обиталища, но Сёмка остался жив. Он упал в тот момент, когда открылась дверь и группа врачей нарисовалась на пороге бокса. Семёна сразу реанимировали, освободив от слабого ошейника, и уложили на кровать. Рядом оказался неразлучный крест. Семён дико закричал и впал в прострацию.
- Ну, что ж, коллеги, - начал заведующий отделением, - здесь мы имеем прямое доказательство умопомешательства. Человек попал в катастрофу, увидел смерть пассажиров, и его психика не совладала с данным потрясением. Человек он верующий, при нём постоянно находится большой крест, кстати, очень старинный, вероятно редкий, он им очень дорожит и верит, что именно этот крест спас его. Имеет смысл перевести его в психиатрическое отделение к профессору Венидиктову. Он знает, как разговаривать с данным контингентом.


В психиатрическом отделении все палаты для больных начинались с цифры 1: 11,12,13 и т.д. В 6 палате была ординаторская, в 5 – процедурная, в 4 – спец лечебник, в 3 – сестринская, во 2 – столовая и в 1 – приёмный покой. Семёна поместили а палату №13 – палату «тихих» больных. Там находился юный пацан лет восемнадцати, впавший в глубокую депрессию из-за неудавшейся любви, щуплый, хиленький дедок лет под восемьдесят, клавший дохлых мышей под железную дверь соседки-генеральши и мужик лет сорока монголоидной расы, утверждавший, что является прямым потомком великого Чингиз-хана. Последний велел называть себя каганом и постоянно требовал кумыс. На ужин ему приносили  взбитую простоквашу, и великий Потрясатель Вселенной с наслаждением пил напиток своих прородичей.
Увидев удивительно похожего на монгола Семёна, Чингиз-хан сразу объявил его своим главным военноначальником Субудай-багатуром и приставил наблюдать за остальным контингентом. Потом увидел крест и обалдело уставился на Семёна:
- Зачем?
- Взял сдуру, а теперь не могу избавиться.
- Так выкини!
- Пробовал…
- И что?
- Башку мужику крест пробил… Да и вообще, он всех со света сживает…
Чингиз-хан опасливо поглядел на поблескивающее распятие.
Дедок уже выходил из палаты, отправляясь в дальний конец коридора. Чингиз-хан молниеносно вскочил, подложил злополучный крест в карман дедовой пижамы и удовлетворённо потёр ладони. Семён не успел ни вскрикнуть, ни предупредить дедка. Он уронил голову и протяжно замычал. Теперь деду капут. Чингиз-хан же сноровисто бегал по палате, хваля себя за находчивость.
Через минут десять дверь отворилась и дед, хитро щурясь, просунул голову в проём. В руке он держал дохлую мышь, неведомо как раздобытую в стерильном помещении больницы. Положил её у порога и исчез вновь. Через полчаса у порога палаты лежали три мёртвые мышки. Дедок приподнял их за хвосты и отправился к палате №6. Он держал их осторожно, словно хрупкое стекло, любуясь пушистыми созданиями. В это время двери палаты №6 отворились, и показалась дежурная врач. Увидев мышей, она взвизгнула и с ловкостью обезьяны вспрыгнула на стоявший в коридоре стол, махая оттуда папкой с историями болезней.
Дедок, не обращая внимания на перепуганную врачиху, осторожно положил померших животных под внушительную дверь палаты №6 и удовлетворённо удалился.
Семён ждал продолжения истории. Дедок, оказавшийся Макарычем, перед сном обнаружил у себя крест и очень удивился. Он долго разглядывал удивительную вещицу и, наконец, налюбовавшись, ласково погладил, положил на тумбочку и лёг спать. На рассвете у порога палаты оказалось четыре дохлых мышки.
А на обходе врач начала уговаривать Макарыча отдать крест его владельцу. Дедок заупрямился, закручинился и даже пустил слезу. На помощь подоспел Семён, заверив медперсонал, что подарил крест немощному дедку, потому что он тому нужнее. Чингиз-хан хитро улыбался и говорил, что Семён говорит правду, пусть дедок с ним ходит. Парень Лёвка не реагировал на происходившее, был тих и невменяем.



Семёну назначили лечение. Он исправно ходил на процедуры, принимал таблетки, микстуры. Крест прижился у Макарыча, который каждую ночь где-то добывал мёртвых мышей. Чингиз-хан разрабатывал новый стратегический план захвата Хорезм царства, упрекая Семёна в отлынивании от своих прямых обязанностей главного завоевателя данной территории. Лёвка незаметно полёживал на кровати.
Через месяц Семён успокоился, и дела парня пошли на улучшение. Ненавистный крест пребывал у дедка, Макарыч словно прирос к неожиданной находке. Всё это время мыши, неведомо откуда приходившие к дверям палаты, мирно дохли около оной, и дедок планомерно уносил их к ординаторской. Дедка пробовали лечить разными способами, но мыши, словно заколдованные, смирно ложились помирать именно у дверей Сёмкиной палаты. А утром весь женский медперсонал пронзительно визжал около дверей ординаторской.
Чингиз-хан, раздобывший где-то карту Хорезм-царства, понял, что у него нет конницы и уговорил дедка уступить ему пять десятков мышей, обещая тому титул правителя страны. На неделю подкладки дохлых тварей под очи медицинских эскулапов прекратились, и врачи вздохнули свободно. На второй неделе Макарыча срочно выписали, не дав дорасти до правителя далёкой державы.
В этот же день выписали также и Семёна. С весёлым настроением он покидал заведение для избранных, предвкушая встречу с друзьями, с любимым экскаватором. Переодеваясь, невзначай он обнаружил в кармане куртки блестящий крест, и душа у парня ушла в пятки. Оглянулся, дедка уже не было, видно того успели забрать родственники.
И тут он увидел, как в дверь приёмной, крадучись, заглянул неугомонный Чингиз-хан. В глазах его стояли слёзы, он был неутешен. Оказалось, что нянечка нашла его сокровенную конницу – мёртвых мышей, и вынесла их на помойку. Он умный он сообразил, что мышки стали приходить и помирать с возникновением креста, он сопоставил эти события, он догадлив, ведь он – Потрясатель Вселенной! Ещё в детстве бабка шаманка ему сказывала, что есть заговорённые вещи, которые дружат с духами. Они не трогают лишь человека, освободившего их из неволи, которого считают хозяином, и людей, потерявших ум. Да ещё избранных, тех, кто знает силу этих вещей. Остальным от них беда, они притягивают смерть, словно магнитом, будь то человек, или животное. Дедок, конечно, безумный, его крест и не трогал, но притягивал к тому любимых им тварей. А вот Чингиз-хану очень надо иметь этот крест. В Христа он не верит, но не за тем выпрашивает он его. Он – избранный, для него вещь угрозы не представляет. Как завоевать сильный Хорезм без конницы? Мыши со временем превратятся в коней, сильных, гривастых, породистых. И всадников он подыскал, он разговаривал с пребывающими в палате №11,12,14,15. Все согласны, один только Лёвка молчит, но со временем он и его уговорит. Он даже освобождает своего поданного от титула главного военноначальника… В глазах Чингиз-хана сквозили печаль и неимоверная скорбь.
- Бери! – Семён великодушно положил крест в протянутую руку прямого наследника кагана, - тебе нужнее!
Чингиз-хан с достоинством принял заговорённую вещь.
- Ты приходи, не забывай! Вот увидишь, скоро несметные конницы помчатся  в благодатные земли недостойных, скоро начнётся великая битва, и мир изменится, скоро я и мои нукеры будут пребывать в райских садах великого Хорезма…
Вошедшая нянечка прервала поток нескончаемого красноречия Чингиз-хана и быстро увела того в родную обитель…


Прошло много лет. Семён так и не женился, поседел, поусох, давно на пенсии. Он доживает век один в крохотной квартирке в центре разросшегося города. Он много повидал за прожитые годы. Мы – соседи по подъезду. Множество историй рассказал он долгими зимними вечерами, но эта дальняя полубыль-полусказка  поразила моё воображение. Я слушала и с трудом верила в реальность происходивших событий. Улыбнувшись, я спросила:
- Дед Семён, неужели всё это правда?
Я надеялась, что старый дед с лицом, похожим на печёное яблоко, улыбнётся и скажет:
- Да прихвастнул немного, чтоб веселей было.
Но дед Семён как-то странно посмотрел на меня и строго сказал:
- Чудеса-то рядом с нами проходят, на расстоянии вытянутой руки, и чудесам тем нет объяснения. А ты, ежели не веришь, что же слушаешь? Провалиться мне на месте, всё так и было, истинный крест!
И с испугом оглянулся по сторонам…
Где сейчас этот крест, похожий на распростёртую птицу, на голове которой выгравирован удивительный знак? Может, нашёл нового хозяина или вновь лежит закопанный в земле? Мне по душе последнее, пусть пребывает в скрытости, пусть вечность будет его счастливой избранницей.