Лик, дуб, которому тысяча лет

А месяц пролетел незаметно. Иногда в голову закрадывались мысли о Даррелле, и от этого мне становилось не по себе.
Его уж точно можно было обвинять в том, что именно он сделал — в том, что не удержал Саванну, в том, что она убежала от него так же, как и от меня, хотя в случае с Йорком были хоть какие-то шансы удержать её. Ведь она ничего не кричала ему в ответ, он мог её спасти, остановить и предотвратить всё то, что сейчас происходило на наших глазах, глазах всего города, но он этого не сделал. Интересно, чувствовал ли этот придурок за собой хоть каплю вины в происходящем?
И чем больше я задумывался обо всём этом, тем было хуже. Это как съев за один раз две или три плитки шоколада, ты еще долгое время не захочешь брать в рот ни дольки. Есть такие люди и ситуации — когда часто их вспоминаешь, становится так тошно, что, того гляди, вывернет. Даррелл, определённо, был не исключением из этого числа. Поэтому нужно было просто забить на него.
Пусть живет, как хочет. Он всё равно виновен. Это было даже слишком достоверно. Ведь у Йорка имелась какая-то информация — информация о хижине. И как раз совсем недавно по ТВ прошёл новостной выпуск. Помню, мы сидели у Вестера, разговаривали и что-то в таком роде. Следовали всем стереотипам, свойственным британцам, и пили чай. Клео не одобрила бы это моё распространение всяческих предубеждений, и, тем не менее, мы отвлеклись, услышав репортаж о Саванне.
Да, теперь она крутилась по телеку.
На экране появился полицейский, и его коллеги говорили о том, что их внимание привлекла хижина в лесу. Оставалось неизвестным, кому она принадлежала. Хотя я думал, что это информацию просто скрыли, решая не выставлять на всеобщее обозрение, и полицейские проверили хижину, но, кажется, везде были забиты доски, и повсюду, можно сказать, царило запустение. Ну, неужели так могло быть?
Слово «странно» тут было бы слишком мягким.
Ещё и Даррелл без всякого волнения разгуливал по городу с некоей информацией. О чём она была, чью личность за собой скрывала — это не давало мне покоя, но я опять не мог говорить об этом с остальными. Мне казалось, что или меня не поймут, или вспомнят наш глупейший договор, скажут: не переживай, всё будет хорошо. О боже, бессмысленный оптимизм, кому он вообще нужен? Пора уже давно осознать, что проще оказаться реалистом, а то и пессимистом, чтобы не было разочарования. Доктора вроде как предупреждали, что носить розовые очки слишком долго вредно, ещё и зрение совсем испортится. 
В остальном же: что изменилось?
И вновь — ничего. Если только не считать какую-то бесполезную улику, которые активисты нашли на одной из улиц городка. Позже оказалось, что это и вовсе не улика была, а мусор или вроде того. Всего лишь трата драгоценного времени.
Как обычно.
Хотя было и за остаток октября одно событие, поднявшее настрой. И это был мой автомобиль. Мой ещё совсем новенький Volvo родители, наконец, позволили вытащить из гаража. Видно, их очень смущала вся эта история с пропажей девушки, имя которой они смогли запомнить только спустя три или четыре попытки. Смущало и то, что во всём этом был замешан именно я. Раньше я не так уж и часто вляпывался в сомнительные ситуации, а в этот раз я вышел за все возможные рамки.
И в любом случае это всё, это всё странное и непонятное, нужно было устранять. Это было ясно совсем как день. Как этот день, когда полуденное солнце прорезалось через жалюзи зального окна и наверняка нагревало своим светом полы комнаты. Усевшись в кресле, я пил горячий кофе — настолько горячий, что при первом глотке обжёг язык. Теперь вкус притуплялся, и напиток казался то слишком горьким, то недостаточно насыщенным. Но зато он согревал в эту холодную осеннюю погоду, напоминанием о которой служил термометр на шкафу — пятьдесят девять градусов по Фаренгейту при летнем семидесяти одном.
Когда кофе кончился, я ещё какое-то время сидел и от долгого ожидания даже стал барабанить пальцами по керамической чашке. Мне вот-вот должны были позвонить и сказать, что машина была готова. Ожидание затягивалось. Могло даже показаться, что время превратилось в какую-то вязкую субстанцию, в которой я погряз по самое горло. В такие минуты часто на ум приходили  мысли о Саванне.
Нет, мне пришлось встать с кресла. Надо было чем-то себя занять, чтобы голова тоже не оставалась ни при делах, и ей не находилось бы времени на что-то лишнее. От мыслей легче не становилось. Какой толк в мечтах и желаниях, если для их осуществления ничего не делается?
Я направился в спальню, осторожно прикрыл за собой дверь. Будто боялся, что вернутся родители и увидят маленькую, но очень значимую вещь.
Кулон.
Достав его из комода, я повертел украшение в руках, понаблюдал за его блеском под лучами туманного солнца. Но вряд ли в этом кулоне была еще какая-то ценность, помимо той, что в нём какое-то время назад я нашел ключ.
Еще один. И в этот раз смутно вырисовались идеи, для каких же целей тот предназначался.
Я только хмыкнул в ответ на собственные размышления. Как раз в это самое время тишину разрушил телефонный звонок.
Наконец-то. Я мог сделать еще один шаг к своей цели.
***
Стивен с широкой улыбкой на лице вручил мне ключи и похлопал по плечу, добавив:
— Ну, брат, я уже и забыть успел, как она ревет. Со стороны твоих мамы с папой очень жестоко лишать тебя этого чуда.
Тут нельзя было не согласиться. Щедрый подарок на моё семнадцатилетие, когда права были у меня уже в кармане, запомнился надолго. Сильвия, моя бывшая девушка, иной раз не могла сдержать радостного визга при виде и при звуке авто.
До сих пор в памяти осталось то, как я возил Сильвию до школы, и она с такой счастливой улыбкой оглядывала улицы, магазины, которые мы проезжали, часто проводила рукой по кожаному сиденью, по стеклу, оставляя на чистой поверхности отпечатки пальцев. И порой казалось, что она едва сдерживалась, чтобы не хлопнуть в ладоши и не рассмеяться. Я жал на газ, и машина яростно ревела, устремляясь вперёд. Мне нравились такие моменты. Во время них можно было ощутить себя впереди всех, впереди всего мира, словно он гнался за тобой и едва успевал, даже кончиком пальца дотронуться не мог. Это было опьяняющее чувство, а сейчас я просто посмотрел на свою машину. Серый кузов, он блестит под солнцем, авто вроде бы быстрое, и куда делся мой восторг? Сейчас бы Сильвию, что завизжала мне прямо на ухо.
Охотно поблагодарив Стивена и распрощавшись с ним, я уселся в водительское кресло. В салоне витал сладковатый запах, немного даже приторный — наверняка это постарались на мойке.
***
За окном вновь сменялись улицы, одна за другой — витрины. Одни яркие вывески за другими, а в воздухе летали листья, отчего чувствовалось, что осень действительно вступила в свои права, но и зима не тормозила. Этот лёгкий морозец на вывесках в виде еле заметных снежинок и на витринах, а на них как всегда были их лица: везде Саванна, вот Эдди, Саванна, Саванна, Саванна, а также Эдди и снова Саванна, и снова она. Только успевай смотреть в зеркало заднего вида. Похоже было, что весь город превратился в её лицо. Повсюду были и желтые кошачьи глаза, и очки, покатые плечи, эта улыбка, эта очаровательная улыбка, говорившая: «О да, я сейчас на курорте, со мной всё прекрасно. Зачем вы обо мне и беспокоитесь? Здесь светит солнце, здесь поют птицы, здесь прекрасно настолько, что вы даже не можете представить».
Какая глупость.
Хорошо, что в машине было радио, и можно было просто включить его и отвлечься на какие-то попсовые песенки. Какие из них в данный момент были на пике популярности, я и понятия не имел — так давно не слушал это всё. Слишком многое сменило свою направленность в моей жизни. Возможно, что я преувеличивал, но только не в этом — многое изменилось, и не изменился только город, бывший по-прежнему маленьким, по-прежнему тихим, только теперь с лицом Саванны на каждом углу.
И вновь эти каналы. Проезжая по мосту, отвлекся, смотря не в зеркало заднего вида, а в окно, надеясь, что позади не было машин. Тут мне пришлось сбавить скорость, ведь кого я видел! Да, по воде, оставляя за собой серебристую водную рябь, плыла лодка — похожая на ту, какая проплывала обычно битком набитая людьми, у каждого из которых были огромные фотоаппараты в руках, на шее подвешенные на веревочке, а ещё магнитики в сумках, как можно было предполагать. Но это была не туристическая лодка, а самая обыкновенная. На подобных местные жители рассекали водную гладь просто так. Кому-то нравилось рыбачить, кто-то любил смотреть на улицу, наблюдать за людьми в окнах. Занятие довольно интересное, но, пожалуй, не совсем для меня.
И вот в этот раз я видел свою знакомую, точнее, даже больше, чем знакомую — конечно, Рейн. Не совсем ожидаемо было её здесь встретить. Она держала в руках весло, осторожно подплывая к берегу, до которого оставалась, буквально, парочка метров. Рейн, возможно, успела заметить моё лицо в окне машины, но я не был в этом уверен. Пока мне это было на руку. Можно было наблюдать за ней с за приличного расстояния, но стоило бы ей только поглядеть чуть выше её взгляда, она бы лицезрела моё застывшее недоумение.
Рейн сидела в лодке и гребла так уверенно, будто делала это всю свою сознательную жизнь. Это могла быть и правда, но я у неё не спрашивал. Ведь все вопросы, которые исходили от меня и были направлены в её адрес, с легкостью отметались, как назойливые мухи. Что произошло с Дарреллом и с Саванной, рассказала Клео, а Рейн, даже узнав, что я не был причастен к пропаже Саванны, продолжала свою молчанку. На каждой из общих встреч игнорировала, делала вид, что меня не существует, я — пустое место.
Рейн плыла в совсем непримечательной деревянной лодке — таких полно. Наверняка, они составляли половину всех лодок нашего города. На них можно было просто плыть, смотреть по сторонам и, впрочем, ничего более. А ещё нужно было быть довольно сильной, чтобы не устать уже через парочку метров после гребли.
Когда Рейн, наконец, причалила, то попыталась встать в полный рост, аккуратно и медленно повернуть лодку. Стивенс была в какой-то широкой куртке, похожей на спортивную, в которой её худоба была видна не с такой силой, как это происходило обычно. Волосы у Рейн лежали сзади и казались похожими на смолу, — особенно в эту слабо-светлую погоду, туманную погоду — такую переливчатую смолу. Девушка ещё долгое время меня не замечала. Только спустя секунды посмотрела в мою сторону. Не знаю, хорошее зрение у неё было или нет, но прошло еще две или три секунды, я не знаю, но её взгляд с равнодушного сменился на холодный.
О да, цель Рейн для убийства посредством глаз найдена!
Я продолжал сидеть в машине прямо на мосту и надеялся, что никто не начнет сигналить сзади.
Мне повезло, и позади меня была тишина. Выключил радио. Вокруг ни души, все закрылись в своих домах и ждали, что же произойдет в следующую секунду.
А произошло вот что.
Я проехался чуть назад, остановился возле чьего-то высокого серого дома и, заглушив двигатель, покинул салон. К Рейн теперь я был чуть ближе, мог ощущать на себе её взгляд с ещё большей силой. Да уж, она явно не была счастлива меня видеть. Возможно, сыграл тот факт, что теперь я знал одно её увлечение или, по крайней мере, знал, где её можно искать.
Девушка стала нехотя выбираться из лодки. Ох, как будто я ее оттуда вытаскивал насильно.
Когда Рейн снова взглянула на меня, солнце светило прямо на её лицо, и глаза — глаза показались какими-то светлыми и чистыми.
Может, мне показалось. Да, скорее всего. К Рейн такие понятия относиться не могли — уж слишком неприязненно она на меня смотрела сегодня и всегда.
— Ну, неужели нельзя было притвориться, что ты рада меня видеть? — сказал я, усмехаясь и одновременно надеясь разрядить обстановку. Рейн только закатила глаза. Естественно, это было ожидаемо. Она бросила мне короткое «привет». Вот мне показалось, что на этом наш долгий разговор был закончен.
— Ты ведь в курсе, что детективы уже не знают, что делать? — начал я издалека. В тот момент Рейн отложила весло, аккуратно прошлась вперёд и, подняв ногу, пыталась подняться на причал. Может быть, кто-то другой на моём месте попытался бы помочь. Только я прекрасно ощущал, что в моей помощи Стивенс не нуждалась. И действительно — очень ловко и бодро взобралась, да и вероятно, попадись я ей под руку, она посчитала бы лучшей идеей сбросить меня в канал. Спасибо.
— Странно, что полицейские сообщили, что в хижине всего лишь забитые доски и вроде того.
— Да я прекрасно это знаю. Если помнишь, я смотрела репортаж вместе с вами. И что с того? — ответила она, но по голосу было непонятно, что за эмоции её сейчас одолевали. Вероятнее всего, равнодушие.
— И то! Что-то здесь нечисто, и я уверен, что надо сделать хоть что-то. Прошло уже столько времени, и никто ничего так и не понял, не нашёл никаких улик. Даже в этой дурацкой хижине не нашли ничего, кроме чьего-то следа и даже не могут понять чьего. Неужели у нас настолько плохая полиция? Неужели ты не хочешь узнать: что происходит?
Я хотел сказать еще что-то, но Рейн как обычно меня прервала.
— Хватит Флеминг. Хватит болтать. Ты можешь хоть раз понять, что я не желаю иметь с тобой дело? Зачем мне говорить с тем, кто виноват в пропаже моей лучшей подруги? Ты что, правда, думаешь, что такие люди, как я, поведутся? Ну, нет. А если ты и предлагаешь мне искать мою, заметь, подругу, когда тебе на самом деле всё равно, то тоже нет. Я не люблю подачек.
Я помолчал немного, незаметно потоптался на месте, затем смотрел, как Рейн складывала весло, потом проверяла то, насколько крепко она привязала лодку к берегу.
У меня кончалось терпение. Всякий раз рядом с Рейн мне казалось, что я вот-вот выйду из себя, а ведь я ещё хотел называться психологом в недалёком будущем. Какой из меня психолог, если я не мог успокоить даже самого себя?
На этих мыслях меня что-то дернуло. Что-то такое взбрело в голову.
— Ну, хорошо тогда я поеду и буду искать следы твоей и моей подруги в лесу. Может быть, я что-то найду. Да! Наверняка я что-то найду, и, я так понимаю, тебе безразлична судьба Саванны, раз ты не хочешь объединяться с тем, кто пытается ей помочь ведь, правда? — я усмехнулся, и наступила тишина. Я был уверен, что мои слова каким-то образом повлияют на всю эту неразбериху в голове девушки, и какой-то сдвиг в её настроении я просто не мог не чувствовать.
Не зря же я учился на психолога.
— Хорошо! — воскликнула она. — Я поеду с тобой, потому что я… — на этом моменте она повернулась ко мне, и я встретился с её решительным взглядом.
Отличный знак.
— Я не позволю, чтобы ты искал мою, — акцент на этом слове, — лучшую подругу в одиночку. И тем более, если это ты причастен к пропаже, то я смогу узнать это, — она откинула мешавшиеся волосы и скрестила на груди руки.
По воде канала шли небольшие волны, на берегу горделиво высился пятидесятилетний кирпично-красный дом, а мы уже ехали по городу, свернули в лес, как в прошлый раз, когда я, Клео, Вестер и Рейн отправились на поиски доказательств малейшего присутствия Саванны рядом.
Сейчас же мы с моей спутницей молчали, и безмолвие перебивал звук каких-то рокеров из колонок — девушка специально нашла какую-то волну, врубила звук на полную мощность и теперь продолжала держать руки скрещенными на груди, и смотрела в окно. Я тогда вдруг подумал, что не завидовал её возможному парню. Хотя не будь она такой вредной, упрямой и непримиримой с одним только моим существованием, всё было бы довольно неплохо, может быть. Она могла кого-то и привлекать длинными черными волосами, голубыми глазами и ещё этим отстранённым видом. Ну, прямо загадка. Хотя она была далека от идеала, который изображался в «Playboy» и в каких-то других журналах, которые доходили до нашего города. Вполне себе обыкновенная Рейн. Жаль, всё перечеркивали черты её характера.
А в салоне мы по-прежнему молчали.
До самого конца, до самой хижины, до того самого места мы даже успели разругаться.
Всё повторялось. И мы всё ещё не были друзьями и были не готовы разговаривать друг с другом. На наше счастье, в лесу хоть в этот раз было светло, и, кажется, даже звонко пели птицы, хотя стояла далеко не весна. Но многое перестало меня удивлять, я, словно, потерял такую черту, как умение удивляться. Всё менялось. Наша компания и так отделилась от многих наших школьных знакомых. Стоило вспомнить, что такое сидеть за отдельным столом в столовой — о, раньше о таком даже не могло быть и речи. Мы с моими друзьями постоянно объединялись, сидели за пятью-шестью столами, а попасть к нам было не так уж и просто — для кого-то шанс присесть вместе с нами приравнивался к достижению жизни.
Но времена меняются, ничто не стоит на месте, ничто не вечно. Даже дуб, которому уже тысяча лет когда-нибудь превратится в нечто иное и рассыплется. Разойдётся материя и перейдет в совершенно другое состояние.
И мне тоже было не привыкать к постоянству.
Не прошло и получаса, как Рейн принялась за свое. Она сказала, что «вместо того, чтобы разъезжать на Volvo, я мог бы пожертвовать хоть что-то на детективов-активистов».
— Знаешь ли, не у каждого из нас прыгают финансы из кармана! — воскликнула девушка.
Я побарабанил пальцами по рулю — это немного сбавляло уровень моего раздражения.
Я ответил:
— Так уже и сделал, но спасибо за совет, Рейн.
До этого девушка смотрела в мою сторону лишь боковым зрением, а потом вдруг хотела или что-то сказать, или вздохнуть, что я так и не понял, но она вновь отвернулась к окну. Похоже, не ожидала.
Когда мы, наконец, приехали, она довольно стремительно выбралась из машины и с силой захлопнула за собой дверь. Мне что-то подсказывало, что она знала о том, что не принято  было так стучать дверьми машины, но на то это действие и было рассчитано.
Ещё сколько-то шагов до хижины, и… молчание продолжалось.
Здесь до сих пор осталась сухая листва, хрустевшая под ногами. Через уже потерявшие всю свою красоту и ставшие голыми деревья пробивалось солнце, освещало нам путь. Хижина была совсем рядом. Я сказал:
— Что ж, давай поищем хоть что-нибудь.
Рейн согласно кивнула, что меня в тот момент несколько удивило.
Хижина стояла, как дворец на острове — может, не самое лучшее сравнение, но так оно и было. Кругом пустота, листья, голые деревья, ни одной души в округе и эта хижина, такая странная. Хижина, которая привлекла наше внимание с самого начала, почему-то оказалась ничем не примечательной для остальных. В этой ситуации я слабо верил полицейским. Сверхъестественное тут было замешано, или что, но просто так всё быть точно не могло, а иначе, так как минимум было неинтересно. Сплошная рациональность и никакого места для так называемых догадок — скука.
Мы с Рейн прогуливались вокруг хижины да около. Я пытался пройти в глубь леса, насколько простиралась дорога. Рейн поступала так же. Она без лишних слов оглядывала местность, возвращалась на дорогу и обратно. Мы были, как самые несчастные детективы — без лупы, без каких бы то ни было инструментов для того, чтобы найти хоть что-то. Я всерьёз не полагал, что мы что-то найдем, но мне просто хотелось возвращаться сюда вновь и вновь до тех пор, пока в душе жила надежда на то, что когда-то удача улыбнется мне. И этот день настал.
Я присел на колени и лихорадочно, чуть ли не в припадке начал разгребать руками красное, желтое, немного оранжевое покрытие леса из листьев.  В стороне от меня набралась довольно-таки значительная горка высушенной листвы. И тогда от меня никак не могла скрыться находка — небольшая баночка. Желтая, с белой крышкой, а внутри уже изрядно треснутая по бокам. С надломленными таблетками.
Только бы не наркотики.
Я даже представил, как приезжает полиция. И вот я до конца своей жизни, или сколько там было лет, сижу в тюрьме, пока все продолжают искать Саванну, а я так и не сдал экзамены.
Какая незадача.
Несколько секунд растянулось практически в целую минуту. Я сидел так на корточках и разглядывал найденное.
Никакого рецепта, никаких слов я не видел, пока моё внимание не привлекла бумажечка на дне баночки. Повертев предмет в руках таким образом, чтобы я мог прочесть написанное, я увидел. Увидел то самое имя. Той самой девушки.
Долгое время не мог поверить своим глазам. Встал, еще раз покрутил баночку и только вспомнил о Рейн в ту самую секунду, когда она очутилась рядом и стала смотреть на меня своим обыкновенным холодным взглядом.
— Отдай! — как робот, сказала она — очень тихо, как будто угрожала. Я не двигался. Я видел, как узкая девчачья челюсть чуть сжалась. Сдвинулись тёмные брови. — Я вижу, что это её таблетки. Она всегда носила эту баночку с собой.
— Дать? Почему я должен тебе это дать? — спросил я серьёзно под стать интонации Рейн. Не от мира сего, потерянно, как будто это был не я.
— Просто отдай без лишних слов, — сказала она и протянула руку.
Неужели она всерьёз верила, что сможет на меня таким образом воздействовать? Всерьёз верила, что после этих поисков частичка Саванны, которую я нашёл, окажется в руках той, кто меня презирал, той, кто при каждом удобном случае желал сказать мне что-то такое, что могло бы меня задеть, что могло бы…
Я был настолько твёрд, что был готов перестать общаться со всей компанией, бросить Рейн прямо здесь, и я был неумолим.
Никуда. Да, держал в руке я таблетки и не убежал никуда с таблетками. Я ждал просто какого-то знака, какого-то момента. Может, разверзлись бы небеса или, может, мы бы были погребены под землёй огромным метеоритом.
Я просто ждал. Я просто считал секунды. Время имеет свойство замедляться как раз тогда, когда этого не ждешь, когда хочется скорее избавиться от какого-то момента. Проявляется привычка останавливаться и прятаться. Ты просто стоишь, ждёшь, когда всё это закончится, ждешь символа, указания, но ничего не происходит.
Рейн всё-таки заговорила:
— Я заберу это, потому что я — её подруга, а ты ничего не значишь для неё и никогда не будешь значить, пойми.
Да это был знак. Это был знак того, что я мог просто развернуться, уехать, оставив Рейн в этом тихом лесу — в этом, где смотрели на тебя со всех сторон его молчаливые жители, где прекрасно ощущались чужие взгляды, но чьи — не узнать. Не самые приятные чувства, но это было так.
И потом, может я был не прав, может, я должен был сожалеть об этом все последующие года. Посчитайте меня слабаком, считайте меня самым безвольным на этой планете, однако я отдал ей таблетки. И продолжал ждать. Рейн бросила на меня короткий взгляд — он не выражал благодарности, он не выражал спокойствия. Он олицетворял силу, и она думала, что победила меня, думала, что я неудачник. В этой схватке — схватке за человека, который был дорог. Но нам уже давно не было десять лет, и я точно знал, что дружба не строилась на том, кому достанутся твои таблетки и кто будет хранить их в своём шкафчике.
Меняется всё.
Вот Рейн развернулась и уверенно зашагала от меня прочь, даже не спросила меня, и я не задавал лишних вопросов, но… зря она так торопилась.
Удалившись от меня на приличное расстояние вроде пяти метров, она могла услышать:
— А ты уверена, что, если бы Саванне было на меня наплевать, она написала бы мне сообщение после пропажи? Ты в этом уверена? — я невидимо для Рейн взмахнул руками, глядя ей вслед.
И время, да и мир в этот момент расплывались.
Мы встретились глазами друг с другом. Да, она повернулась.
— Да, я сказал это.
Рейн оставалось дальше думать самой, и не стоило ей смотреть на меня так растерянно, так, словно ей открыли правду о том, что она — приёмная.
Стивенс стремительно развернулась, пошла еще быстрее — всё быстрее, быстрее. Ну же, отдаляйся от меня! Пусть. Я в конце концов привык, что девчонки любят от меня убегать.