Пицца

Гомер не выбирал места, где ему съесть пиццу. Открыл дверь в первую попавшуюся забегаловку (глаза сократили причудливое название до слова «кафе»), сел за свободный столик в углу так, чтобы не было видно и слышно других посетителей, молча ткнул пальцем в меню, поданное официантом, и стал думать.
Жизнь казалась Гомеру длинной полосой случайных, непростительных ошибок, совершаемых по мере того как обстоятельства подталкивали его к новому ложному шагу. Один неверный поступок и тягостный след в душе от него наслаивался на второй, третий, а в результате общей тяжестью они давили на совесть Гомера, будто железобетонная плита, из-под которой нет шансов выбраться. Душа у парня ныла и болела, делая попытки избавиться от невыносимой ноши, но без посторонней помощи, самостоятельно это не получалось. Каждый прожитый день добавлял Гомеру тревожных мыслей и капель разочарования в себе, не давая подсказки, в чем состоит спасение от внутренних мучений и бесплодного самоедства. В этом состоянии Гомер и зашел в кафе с названием, которое он даже не разобрал.          
О своем заказе Гомер вспомнил в тот момент, когда официант принес и поставил возле него пиццу: с сыром, ветчиной, томатами, оливками, еще  с чем-то. Выглядела она весьма живописно и почему-то напомнила Гомеру пиццу-хат, съеденную им когда-то в заведении, принадлежащем известной американской сети. Но парень находился в таком убитом настроении, что любые гастрономические изыски оставили бы его равнодушным.
Гомер сидел за своим столиком и тихо депрессировал. Рассматривать в кафе было нечего, музыку здесь никогда не включали, и, казалось, тишина, впитав в себя тяжкие размышления бирюковатого посетителя, еще больше придавила его своим грузом. Сбежать Гомеру от своего гнусного состояния было некуда, он сидел один на один с пиццей, которую даже не собирался есть. И вдруг парня осенило, что все это неспроста, что сама судьба занесла его сегодня в незнакомое пустое кафе, где он слышал каждый шорох, где ему подали аппетитную еду, которую официант, кстати, оставил без устной рекламы. Гомер бросил оценивающий взгляд на свое блюдо и вдруг понял, что горячая пицца, как живое существо, чего-то ждет от него, настраивает на предельно искренний разговор, какого у парня в жизни не было. Гомера прострелило, что он должен прямо сейчас исповедаться перед этой пиццей, рассказав ей обо всем, в чем согрешил, и что терзало его душу. Осознав эту мысль как последнюю необходимость, Гомер уставился на пиццу, которая, по его ощущениям, обрела человеческие черты и ждала начала исповеди.   
– Пицца-хат, я хочу исповедаться, – робко произнес Гомер, еще не веря в то, что нашел лекарство для своего душевного выздоровления.
Парень в ожидании смотрел на пиццу, лежащую перед ним на тарелке, заранее уверовав, что сию минуту, в этом кафе должно произойти чудо: его просьбу услышат, и дадут отпущение грехов. Ожидание не было долгим и тягостным, потому что Гомер, занятый своими мыслями, уже участвовал в таинстве, требующем от человека сосредоточенности, смирения, а главное – искренности. Минуты две парень сидел в полной тишине, и наконец…
– Слушаю тебя, сын мой, – вдруг послышался тихий, умиротворенный голос, исходящий от пиццы. – Расскажи, что тебя тревожит.
Гомер даже не удивился, не вздрогнул; его желание очистить сердце и душу было таким сильным, что прозвучавшие в ответ слова, в исполнении куска теста с запеченной на нем ветчиной и помидорами, стали логичным продолжением беспокойных раздумий парня.
– Пицца-хат, я согрешил…
Выбранное в качестве духовного наставника кулинарное блюдо молча смотрело на исповедующегося, приглашая его к откровенной беседе. Тогда Гомер, спрятав глаза, начал рассказывать о себе, что работает в компании системным администратором и параллельно торгует акциями на фондовой бирже – с разной долей успеха. Якобы из-за крупного проигрыша в парне и разгорелась жгучая ненависть к одной влиятельной фигуре – сделал Гомер нелегкое признание.   
– Ненависть – страшный грех, Гомер. Скажи, кто и чем заслужил это недостойное тебя чувство? – спросила пицца.
Гомер исповедался впервые, говорить начистоту о подобных вещах ему было трудно, и все же после тяжелой паузы, собравшись с мыслями, парень произнес вслух имя Бена Бернанке – бывшего главы ФРС. Гомер рассказал пицце-хат, что в июне 2016 тот выступил на пресс-конференции и своими громкими заявлениями об отказе выкупать гособлигации обвалил мировые финансовые рынки.
–  В то время, как назло, я затарился ценными бумагами под завязку, а после его прогнозов все рынки друг за другом покатились вниз, и Америка, и Европа с Азией. Нефть тоже просела. Я проиграл кучу денег…
Пицца, проявив сочувствие, деликатно спросила Гомера, сколько денег он потерял на неудачных сделках с акциями? Неужели так много, чтобы до сих пор ненавидеть Бена Бернанке? 
– Двести баксов, пицца-хат. Хотел заработать ими и погасить кредит в банке, а получилось наоборот. С тех пор я так и не отыгрался…
Пицца-хат и Гомер долго говорили о природе ненависти и о том, как от нее избавиться. Но духовному наставнику с трудом верилось в искренность признаний Гомера. Пицца не понимала, как можно испытывать ненависть  к человеку, которого парень видел только на экране телевизора, с которым не был знаком лично и не имел общих дел. Кроме того, Бен Бернанке давно ушел с поста главы ФРС, а Гомер, покупая акции, распоряжался деньгами сам, значит, и на бирже ошибся он, а не кто-то другой.
– Отпускаю твой грех, – произнесла пицца-хат, наказав Гомеру забыть о Бене Бернанке и встать на путь исправления.
Гомеру ничего не оставалось, как принять совет духовного наставника, а затем продолжить исповедь – он решил рассказать еще об одном грехе.
– Зависть овладела мною, пицца-хат. Трудно говорить об этом. Коллега  купил новый компьютер, пригласил меня к себе, хвастался – очень дорогой, продвинутый. Материнская плата Gigabyte GA-Z270-Gaming K3. А хозяин совсем еще мальчишка, я в его годы о такой технике и не слышал. Завидно мне стало, – голос Гомера выдавал, насколько он озабочен несправедливым обстоятельством.
Наделенная мудростью и опытом общения с людьми, пицца-хат знала, что нужно говорить для исцеления любых душевных болезней.
– Гомер, зависть – страшный грех, его нужно искоренять. Разве у тебя нет компьютера, пусть самого простого, на котором ты мог бы работать или заниматься, чем хочешь, дома?
Гомер ответил, что компьютер у него, конечно, есть, и намного круче, чем у молодого коллеги.
– На новой платформе Skylake-X, процессор Core i9-7900X, стоит около восьми тысяч долларов, парню с работы такое и не снилось.
Гомеру пришлось разъяснять не сведущей в технических делах пицце: зависть его вызвана исключительно тем, что в молодости он не мог купить себе навороченный компьютер, а «какой-то сосунок с работы» приобрел его запросто.
– Гомер, эта зависть еще глупее, чем обычная, но отпускаю тебе грех, – проговорила пицца-хат, стараясь скорее забыть о признании парня.
На душе у Гомера стало легче и спокойнее. Парень ощущал радость от общения с доброй, всепонимающей пиццей и мысленно благодарил судьбу, позволившую ему встретиться с ней в кафе. Правда, в момент осмысления сокровенного разговора Гомер слишком углубился в себя, утратил контроль над действиями и автоматически отрезал ножом кусочек пиццы, отправил его вилкой в рот и стал жевать.
– Прости меня пицца-хат, – вдруг понял свою ошибку Гомер и перестал работать челюстями.
Но пицца оказалась готовой к такому повороту событий. 
– Не беспокойся, Гомер, мне достаточно и маленькой части самой себя, чтобы исповедать тебя. Ешь, если проголодался. Посетители говорят, что во мне очень хорошая ветчина и оливки, их привозят сюда из Греции.
Было видно, что Гомер чуть замешкался, но затем с желанием отрезал от пиццы кусок побольше и стал пробовать, как бы дегустируя. На его лице заиграла улыбка.
– Очень вкусно, пицца-хат, спасибо огромное. Только меня тяготит еще один грех, – сказал Гомер и промокнул губы салфеткой.
Пицца не ответила, но парню показалось, что она еле уловимо кивнула ему, подав утвердительный знак. Тогда Гомер признался, что давно женат, в браке его все устраивает, но неожиданно он стал испытывать похотливые чувства к другой молодой женщине. И теперь не знает, как быть.
– На кого направлены твои нечистые помыслы? – посерьезнела пицца, словно догадываясь, что сейчас услышит от Гомера что-то непотребное.
Парень с трудом проговорил, что воспылал желаниями к сексапильной особе, снявшейся в рекламе для польских колготок: девушка в откровенном виде изображена на картонной упаковке. Гомер успел добавить, что почти никогда не расстается с этой картинкой, и даже сейчас упаковка при нем.
– Покажи, – сказала пицца.
Гомер открыл небольшую сумку из кожзаменителя, которая лежала на стуле рядом, достал пустую упаковку от колготок и повернул пицце-хат той стороной, где виднелся пикантный дамский силуэт. Пицца вновь кивнула, как это было минут назад.
– Ты передергивал затвор, глядя на этот снимок? – спросила она парня в лоб, добиваясь правдивого ответа.
Гомер смутился, но короткий опыт исповедальной беседы с пиццей-хат действовал душеспасительно, и он был готов вывернуться наизнанку, лишь бы рассказать ей о своих прегрешениях.
– Несколько раз пробовал, но не получается.
Гомер признался, что занимается с женой сексом три раза в неделю, и этого ему достаточно. Поэтому, когда он смотрит на рекламный снимок с радующей глаз супермоделью, намереваясь перезарядить личное оружие, у парня ничего не выходит. А выбросить эффектную девицу из своей головы он не может. И в мыслях ее вожделеет!
Пиццу удивили слова Гомера, но она преодолела растерянность и стала объяснять парню, что в этом грехе нужно было исповедаться обязательно.
– Похоть овладела тобой, Гомер. Нужно бороться со своим грехом, если не получается преодолеть его сразу… 
Гомер на секунду отвлекся от разговора с пиццей и увидел за одним из столиков мужчину лет сорока – посетителя кафе. Он был одет в джинсы и клетчатую рубашку навыпуск, лицо – как у обычного работяги. В тарелке у незнакомца лежал бифштекс и картошка фри с зеленью, но мужчина не ел, а что-то тихо нашептывал, склонив голову к блюду. Гомеру показалось, что странный тип адресует свои слова не кому-нибудь, а именно бифштексу, от которого на весь зал распространялся пряный аромат. «Он сумасшедший» – подумал про себя парень и снова направил взор на пиццу-хат.
– Не все грехи я тебе раскрыл, советь по-прежнему мучает, – признался Гомер. 
И парень искренне рассказал пицце, что однажды снялся в массовке у начинающего режиссера, а позднее написал об этом случае рассказ, желая поделиться впечатлениями от участия в создании кино. Напечатал рассказ за свои деньги в безвестном любительском альманахе, решил было прочить его во время презентации, но устроители литературного вечера не пустили парня на сцену. Гомер так разозлился на организаторов, что сначала вылил на них свой гнев, используя нецензурную брань, а затем подрался на глазах у многочисленной публики и ушел с презентации. По словам Гомера, у него до сих пор тревожно на душе, хотя ничего особенного он не сделал.
– Тщеславие называется твой грех, – спокойно сказала пицца. – Не зря совесть тебя мучает. Написал за всю жизнь единственный рассказ и хотел добиться пустой славы…
Пицца наказала Гомеру бороться со своими низменными страстями и отпустила ему грех. После этого в разговоре наступила небольшая пауза.   
– Пицца-хат, а можно я кружку пива выпью? – обратился вдруг Гомер к духовному наставнику.
Возражений не последовало, тогда парень заказал бокал светлого пива и картошку фри – официант принес к ней еще и соус. Парень взял вилку с ножом и начал есть. 
– Картошка прожарилась? – спросила пицца.
– Очень мягкая. Соус мой любимый – сырный, – ответил Гомер.
Парень запил картошку пивом, а затем съел кусок основного блюда.
– В следующий раз, если захочешь исповедаться, лучше заказать пиццу на дом.   
Идея пришлась кстати: в тот момент Гомер как раз думал, что неплохо было бы исповедаться регулярно – таким благотворным снадобьем оказался для его сердца разговор с духовником. Все что мучило парня до посещения незнакомого кафе, до того как на его столе появилась хорошо запеченная пицца с нежной, хрустящей корочкой и пикантной начинкой, испарилось, улетело прочь, душа как будто очистилась, Гомер почувствовал себя заново рожденным. Ему захотелось прийти в это кафе вновь, а теперь выяснилось, что можно было скинуть внутренний груз, разобраться с совестью прямо у себя дома.
– Раньше я заказывал по телефону готовую пиццу, когда смотрел гонки «Формулы-1» или хоккей по телевизору, но желания исповедаться у меня не возникало, – разбирался в своих душевных движениях Гомер. – Сейчас по-другому…
– Ничего удивительного, сын мой, все люди приходят к этому желанию с годами, – ответила пицца. – Кстати, если воспользоваться доставкой, тебе домой привезут не меня. Но рассказать о своих грехах можно любой пицце.
Гомер слушал и одновременно думал: как поступить в конце исповеди? Если оставить пиццу на тарелке недоеденной, вдруг это оскорбит ее, ведь нетронутые куски придется выбросить в отходы. А съесть пиццу целиком Гомер тоже не мог себе позволить, опять же – боясь выразить неуважение к духовному наставнику. Перед завершением трапезы парень хотел искренне поблагодарить пиццу за разговор, снявший с его души мучительный груз, за то, что отпустила грехи, очистила советь, но любой вариант расставания казался ему неправильным. Гомер стоял перед сложным выбором, не зная, как распорядиться ситуацией, и тут пицца, будто услышав его внутренний монолог, одной фразой расставила все по своим местам.
– Не думай об этом, Гомер. Ешь сколько хочешь. Мое пребывание здесь закончится вместе с твоей исповедью.
Гомер успокоился, но решил, что пока на тарелке еще лежит три куска пиццы, он должен рассказать обо всех грехах, давно терзавших его. Парень сначала умолчал, но все-таки исповедался в том, что специально заразил дорогой компьютер коллеги вирусом, который тот долго не мог вылечить, что узнал почтовый адрес Бена Бернанке и послал ему ругательное письмо, что однажды спьяну помочился вечером на памятник известному писателю в центре города, что накормил кошку возле подъезда, а на следующее утро из каких-то непонятных побуждений пинул ее, что забавы ради передернул однажды затвор, глядя на смазливого накаченного парня в интернете, что, учась в колледже, добавил в стакан воды, который попросил его приятель, чистящего порошка, из-за чего у парня скривило скулы и он стал плеваться во все стороны.
Под конец исповеди Гомер собрался с духом и рассказал пицце о своем самом страшном грехе. Однажды он позвонил в полицию, сообщив о бомбе, заложенной в ресторане, где доставшие его предки отмечали юбилей своей свадьбы. Так сказать, отплатил родителям их же монетой. Стражи порядка, разумеется, установили автора зловредного поступка, но выдавать Гомера не стали. Он и так испортил себе вечер, находясь среди гостей: прятался от назойливых копов, психовал, вместо того чтобы мирно отдохнуть за столом.
Когда пицца отпустила Гомеру все грехи, он наконец-то почувствовал в душе облегчение, которого не испытывал прежде. Именно поэтому парень не стал доедать блюдо до конца, оставил один кусок, чтобы сказать пицце спасибо и как можно дольше помнить о встрече с ней. 
– До свидания пицца-хат, – сказал Гомер. – Спасибо тебе за все.
После этого парень встал из-за столика и не торопясь вышел на улицу. На сердце у него цвела весна. Гомеру даже захотелось подойти к окну кафе и заглянуть внутрь, чтобы еще раз окунуться в атмосферу доверительного разговора с пиццей. Парень приблизил лицо к стеклу и увидел, что к тому столику, за которым он недавно сидел, подошел откуда-то взявшийся бомж – мужчина в поношенной, грязной одежде. Он схватил недоеденный кусок пиццы и с жадностью запихал себе в рот. Наверное, так и должно быть – подумал Гомер и, лишенный мрачных мыслей, отправился своей дорогой.