Acqua alta

В твоих глазах -- серый пожар. От тебя надо бежать.
Что я, собственно, и сделала.

У меня такое чувство, что в La Fenice он приходит исключительно в поиске дамы. В данном случае именно меня. Почему "именно" -- станет понятно чуть позже. С чего он взял, что я француженка? С разговорным французским у меня, честно скажу, не очень. Это выяснили. С английским вполне себе. Плавно подходим к тому, что я, оказывается, говорю и по-итальянски. Родной язык смывает часть "макияжа". Однако своё имя он называет на французский манер -- Pierre. Pie'ro, конечно же, но путь будет Пьер. Он высок, в меру худощав, у него огромные светло-серые глаза, что редкость даже для северной Италии, вьющиеся волосы чуть длиннее привычного.  И горячий интерес к моей персоне. От него я опытным путём узнаю, что (будто бы) итальянцы целуются не только, когда здороваются или прощаются, но то и дело. Два долгих поцелуя в обе щеки. Время антракта истекло. У меня есть возможность всё взвесить. Жалею, что он ко мне подошёл, поскольку я уже не могу спокойно наслаждаться музыкой, как в первой части, весь второй акт моё сознание занимается тем, что оценивает обстановку и пытается предсказывать следующий ход вероятного противника.

Пьер -- музыкант. И художник. Показывал мне фотогалерею в смартфоне. Если это действительно его картины, то вполне неплохо. Ничуть не хуже приличных уличных художников в СПб. Особенно Big Ben.
К концу у меня появляется мысль незаметно улизнуть, поскольку внутри шевелится что-то похожее на бессознательный страх. Но Пьер, похоже, чувствует моё настроение и подходит ко мне чуть раньше, чем публика начинает покидать зал. Чёрное пальто, шляпа и зонтик-тросточка. Вау, короче.
На улице ливень. И ветер. Зайти в кафе отказываюсь сразу. Идём в сторону Пьяццы Сан-Марко. Я от внутренней неловкости никак не втянусь в язык. Он понимает, говорит достаточно медленно и ждёт, пока я соображу.

Ну да, я уже поняла, что итальянцы много целуются. В обе щеки. По-дружески. И Пьер пытается со мной дружить чаще, чем мне это комфортно.  Но  даже это, по правде сказать, не выглядит, как пошлость. В целом, он очень интеллигентный. Преподаёт музыку и занимается какой-то научной деятельностью, связанной с литературой. Но почему мне всё-таки не по себе?

Дождь и ветер. Из его "тросточки" вылетела одна спица. Странно, но эдакая неидеальность внушает доверие. И я на время успокаиваюсь. Мраморные скамейки по периметру Palazzo Ducale отражают мутный электрический свет и кажутся тёплыми. Даже на ощупь. Я рассказываю, как сильно люблю этот город. Ни о чём другом у меня сейчас так хорошо не получится. Пьер снова тревожит мои щёки. Потому что я говорю такие красивые вещи. А потом рассказывает, как давным-давно Джаккомо Казанова сумел удрать из этих стен. Ну и некоторые подробности его, Казановы, застенного пребывания. И тут мой новый друг мне сообщает, что он немного... маг.

Ха-ха-ха. А зря.

Безобидные фокусы с маленькими перочинными ножичками и монетами привели меня в ступор. Нет, я и раньше видела нечто подобное. Дедушка моей детсадовской подруги в молодости работал в цирке и по старой памяти ох как хорошо нас с ней дурачил. Но здесь пространство искривилось в полной мере и образовало временную петлю. Вглубь. В недра города. В самое его сердце. Туда, где море играет на сваях. И они поют. От непрекращающейся боли. Я только сейчас понимаю это. И принимаю город ещё сильнее. Самый лучший, самый мужественный, самый настоящий город на свете.

Да простит меня Пьер, но в тот момент я также внимательно (насколько это было вообще возможно в данных условиях) прижимала к себе сумочку, ибо свято верила, что, вернувшись в отель, не обнаружу там своих скромных сбережений и даже под гипнозом не вспомню обстоятельства их дислокации.

Во влажной паутине из calle* и каналов кое-где запутался мерцающий свет. Жутко. Впрочем, ощущение первого внутреннего полёта, обусловленного только собственной сутью, и должно пугать. Ведь никто тебя не поддерживает и не подстраховывает. Ты "a tu per tu"** со всей своей древнейшей историей, то бегущей, то гуттаперчево тянущейся вплоть до сего момента. Словно река, взявшая начало в очень незапамятных временах, наконец-то отыскала море.

Решаюсь сказать Пьеру, что боюсь его. Он понимает. Темно, всё-таки...

Я спрашиваю, сколько ему лет. Предлагает угадать. Это несложно. Я вижу, что ему 38. Есть. Предлагает угадать месяц. Это я тоже вижу. Поэтому попадаю с первого раза. Настаивает, чтобы назвала и число. Числа я вижу два. Называю сначала большее, но Пьер говорит, что это слишком много. Остаётся второе, меньшее. Оно. По его словам, разумеется. Я не верю. У меня, конечно, есть кое-какие способности, но не настолько. Тогда мой друг роется в своём портафольо и достаёт персональную карточку, на которой во второй информационной строке стоят:

-- угаданное мною со второго раза меньшее число
-- угаданный с первого раза месяц
-- 1979 год

Его действительно зовут Piero.

Жмурюсь, медленно открываю глаза. Цифры не меняются. Все до одной на своих местах. Пьер ничуть не удивлён. Почему(?)-то... Он не спеша убирает карточку, и я понимаю, что, как и в случае с моими скромными сбережениями, на этой карточке по факту могло быть написано всё, что угодно. Но он, Пьер, "просит" меня видеть именно эти цифры. Прошу достать ещё раз. Он достаёт. Я беру её в руки, переворачиваю несколько раз, но всё остаётся по-прежнему. Но я-то себя хорошо знаю. Может, конечно, я теперь именно такая, просто ещё не до конца это поняла... И всё же мне кажется, что это дело рук Пьера. Дело его невидимых, но властных рук. Ведь по какой-то причине он совершенно спокоен... Излагаю свою мысль вслух. Пьер смотрит на меня. В его глазах непрерывно плавится свинец, выливаясь то в пространство, то в вакуум... Второе чуть чаще. Так вот, он смотрит на меня и говорит, что всего лишь дал мне возможность увидеть саму себя. Чуть приподнял, как поднимают маленьких детей, когда им чего-то не видно...

Ты кто? Ты вообще существуешь?
Эти два вопроса я задала Пьеру больше десяти раз. А может, больше пятнадцати. Он ни разу мне не ответил, но каждый раз задумывался. И в конце концов сказал вот что: "В каком-то смысле я и есть -- Венеция. Хотя бы потому, что я здесь родился. А ты любишь этот город. Поэтому он может говорить с тобой. Я ещё в La Fenice понял, что ты себя не знаешь. Поэтому и подошёл к тебе. Поэтому и предложил "угадать". И фокусы тоже. Потому что это ты."

Прошу проводить меня до отеля. Мне страшно. Мне очень страшно. И свободно... Невероятно свободно...
Пьер говорит, что завтра у него с утра работа в университете, а во второй половине дня уроки музыки. Он хочет видеть меня послезавтра. Я ничего не отвечаю. Я не хочу. Но, повернувшись к нему спиной, "слышу", как он просит меня не уходить. Так просят ласковые дети. Им почти невозможно отказать. Но я всё-таки ухожу.

Через полтора часа мне звонят с ресепшн насчёт того, удобно ли мне спуститься вниз, так как меня спрашивает некто Пьер. Отвечаю отрицательно. Прости, Пьер, но на этом таинственном перекрёстке нам с тобой однозначно не по пути. Ты ведь не сомневаешься, что я правильно чувствую?

В два часа ночи просыпаюсь от странного звука. Под окном плещется acqua alta. Ночные прохожие рассекают поднявшееся море резиновыми сапогами. Мне хорошо видно, до какого уровня поднялась вода... Вот это зрелище... Она пришла прямо ко мне... Именно сейчас, когда мы так близки...
Потому что это был единственный раз за всё время. Фотографирую и ложусь спать. Но засыпаю только под утро...

Утром сухо, солнечно и довольно холодно. И спокойно.






* улица (в Венеции)
** с глазу на глаз