Сны про детство

Все эти вещи, оставляющие след в нашем детстве, делают нас теми, кто мы есть.
(Итан Чандлер)

Я часто вижу сны – цветные и черно-белые, странные или обыденные. В моих снах нередко проносятся, как стрелы, обрывки впечатлений из моего детства. Все – до мелочей. Беляши тети Дариги Абдуллиной, нашей соседки. Черничный пирог тети Вали – ленинградки-блокадницы. А иногда даже вкус груш из нашего двора, у дома, который назывался «книжный», на Фурманова – Абая. Велик, на котором Аскар Каймолдин, сосед из первого подъезда, проносится на огромной скорости... И тут я просыпаюсь. И начинаю вспоминать...
Как наяву, вижу бабку по прозвищу Десятка, потому что, сами понимаете, она жила в 10-й квартире. Своих друзей по детским играм – Балжан Турсункулову, Алика Малыбаева, Надю Чернову. Мы любили лазать по сараям и гаражам, со смехом и криками, свистом и улюлюканьем. А Десятка нам грозила кулаком и приговаривала: «Усю у-яблоню уели!» А нам было весело, и мы на нее внимания не обращали.
Возле каждого подъезда были беседки. Там любили собираться дети с трех дворов. Летом мы выходили из дома в девять утра и заходили в десять вечера. Вернее, нас загоняли домой. По всему двору были слышны голоса матерей, которые звали нас из окон.
За домом, со стороны Абая, были клумбы, на которых росли высокие красивые цветы красного и малинового цвета, а в них жужжали пчелы, осы и трутни – мы называли их музыкантиками, потому что когда мы их ловили в кулачок, они не кусались, а только жужжали. Еще мы ловили жуков, бабочек и стрекоз, отрывали им крылышки и смотрели, как они ползают. Нам было невдомек, что этого делать нельзя, ведь нам было всего по пять-шесть лет.
Зимой взрослые жильцы дома заливали для детей горку водой. Горка замерзала, и мы катались с нее, выстраиваясь в очередь. Кататься на картонке было не очень удобно, и я как-то раз выбросила картонку. Каталась целый час, а когда пришла домой, оказалось, что мех на шубке стерся, и круглое кожаное пятно стало очень гладким. Мама поругала меня, и после этого шубки у меня уже не было.
Из Москвы папа привез мне красивое красное пальто. На нем было два накладных кармана. И на каждом кармане вышивка была или аппликация: две красные вишенки. Пальто было мне большим, потому что родители покупали пальто на вырост, и рукава закрывали руки до кончиков пальцев. Я поднимала руки высоко, и рукава оказывались впору. Так я сама себя обманывала, что пальто мне в самый раз. И комплексов никаких не испытывала, более того, я вообще не знала, что такое комплексы.
В моих снах про детство мне кажется легким то, что тогда не удавалось. Сны не только возвращают меня в детство, они делают меня счастливой…
Я вспоминаю время, которое проводила у дедушки с бабушкой. Они жили тогда в районе СМУ-15, сейчас это микрорайон Орбита. У них был трехкомнатный частный дом с верандой и небольшим яблоневым садом. В саду росли «райские» яблочки. Красивые такие, розового цвета. А сладкие какие! Рвать их можно было, когда бабушка варила из них варенье. Яблочки в варенье были с плодоножкой, что казалось очень удобным: берешь яблочко за хвостик, вытаскиваешь из вазочки, капельки стекают – а я ловлю их ртом. На мои проделки бабушка не реагировала или делала вид, что не замечает. У нас с ней был «пакт ненападения».
Мою бабушку звали Гайнижамал. Она была очень строгая, и все ее боялись. И взрослые, и дети. Папа уважал ее безмерно, выполнял все ее пожелания. Во всем ее слушался и не перечил. Вообще все взрослые так делали. И поэтому я ее побаивалась. Старалась с ней не спорить. А дедушка, его звали Ильяс, был очень добрым. Он мне все позволял втихаря от бабушки. Разрешал бегать на почту, потому что она была в двух шагах, – я туда бегала на открытки с цветами смотреть. Очень красивые открытки. Я могла их долго рассматривать. Старалась запомнить, чтобы потом нарисовать. Разрешал мне малину рвать во дворе, кур гонять, под окошками играть.
Они оба были родом из Семипалатинской области. Дедушка из рода Тобыкты, а бабушка из рода Найман. Они переехали в Алма-Атинскую область в 1929 году. Жили в селе Кегень до тех пор, пока мой папа не перевез их в Алма-Ату. Зачем я это пишу? Наверное, для того, чтобы историю семьи знали мои дети и племянники.
Мой дедушка был слепым. Он пришел с войны, хромая на одну ногу, так как в боях получил ранение. Я его просила показать след от пули. Но он, как и все участники войны, не любил вспоминать те страшные годы. А ослеп он от глаукомы. В те времена, видимо, медики ничего не смогли сделать, чтобы он не терял зрение. Все же чуть-чуть он, наверное, видел. Потому что, когда я на цыпочках мимо него прошмыгнуть хотела, он меня всегда ловил – это у нас была игра в прятки. При наших встречах дедушка всегда целовал меня в лоб и называл «Аккозы» – белый ягненок. Почему так называл, не знаю. Но помню, что поцелуй в лоб мне был не так уж по душе, я вытирала след рукавом и говорила: «Лучше я сама тебя поцелую!»
Дедушка ходил в тюбетейке, и она ему очень шла. Я попросила папу купить мне такую же, и однажды он мне принес красную велюровую тюбетейку с красивой зеленой вышивкой.
Дедушку я называла аташкой, бабушку – аже (аже на казахском), как принято в казахских семьях. Дедушка был очень добрым, никогда меня не ругал, и потому я его сильно любила. Он прекрасно говорил по-русски, и у него был каллиграфический почерк. Такой же, как курсив шрифта Колибри, по-моему. Он рассказывал мне много историй про свою жизнь: как учился ездить на лошади в детстве, про свою семью и т. д. У него в руках часто была трость, и когда бабушка меня ругала за какие-нибудь проделки, он махал этой тростью и говорил ей: «Не ругай ее!» Я называла его своим защитником. Вот что я помню. Жаль, что очень мало.
Родители привозили меня к дедушке и бабушке, когда я болела и не могла посещать детский сад. И вот в один из приездов случилась одна неприятная история, после нее у нас с бабушкой и состоялось перемирие, которое я назвала потом «пактом ненападения».
Как-то раз я с девочками ушла гулять на каток, который был совсем недалеко. И заигралась там. Бабушка пришла за мной, стала ругать меня и ударила сильно по пятой точке. Мне было больно и обидно, что она это сделала при всех детях. Все дети стали смеяться надо мной. Я стиснула зубы и молча побрела за бабушкой. Но про себя подумала: уйду из дома, и никто меня не найдет. На следующий день я оделась потеплее и снова побежала на каток. И познакомилась там с одной маленькой девочкой по имени Ира. Мы с ней долго катались с горки, пока за ней не пришли родители. Они стали интересоваться, где я живу. Я тут же сочинила историю, что я из детдома, и я сиротка. Уже стемнело, и они вынуждены были взять меня к себе. Мы с Ирой еще немного поиграли у нее дома, пока нас не уложили спать.
Через некоторое время ее родители снова повели нас на каток. И там меня уже ждала бабушка. Она, увидев меня, снова стала меня ругать и, схватив за руку, сказала: «Пойдем домой!» Но я вырвалась и ответила, что если она меня снова ударит, то я убегу из дома. Бабушка замолчала от удивления. И мы молча пошли домой. Но после этого она никогда уже меня не била. Потом мы с ней договорились, что об этом случае мои родители ничего не узнают. Так у нас появился первый секрет, который помог нам впоследствии наладить отношения и понять друг друга.
Сегодня, когда мне снится детство и мои бабушка с дедушкой, я, проснувшись, долго размышляю над свои-ми детскими ошибками. Понимаю, что уже ничего не изменить. Но, я могу в молитвах попросить у Бога покоя для них.
Каждый год 9 Мая я езжу в парк имени 28 героев-панфиловцев к «вечному огню» и несу цветы в память о всех павших в боях солдатах, и в эти минуты вспоминаю своего дедушку – простого солдата и свою бабушку, которая героически работала в тылу, стараясь прокормить семью. Во время войны, в самом ее начале, у бабушки родились близнецы, которые умерли от голода, потому что у нее пропало грудное молоко. Нам, родившимся в послевоенные годы, трудно по-настоящему понять, каким нужно быть мужественным человеком, чтобы пережить все ужасы войны и ее последствия и продолжать жить и работать как ни в чем не бывало. Конечно, им хотелось забыть о том, что они пережили. Но мы – их дети, внуки и правнуки об этом забывать не имеем морального права.
Мой дедушка ушел из жизни в 1975 году. Я училась тогда в пятом классе, и это было первое горе в моей жизни. Я отчетливо помню этот день в подробностях. Помню всех людей, кто пришел к нам домой, чтобы выразить слова соболезнования и поддержки... Это странное свойство человека – помнить всех, кто пришел, и кто не пришел, меня всегда поражало. Вроде бы когда у человека такое горе, он думает только о том, кто его покинул. Каким образом нам в память врезаются иные события и люди, остается загадкой.
Моя бабушка покинула нас в 2001-м, в возрасте 91 года. У нее была нелегкая жизнь. Вследствие этого – сложный характер. Но главное – она запомнилась нам честным, добрым и сильным человеком. В последние годы она говорила всем своим внукам: «Алла менін жасымды саган берсін!» – «Пусть Всевышний подарит тебе столько же лет жизни, как и мне!» Аминь!
Спасибо за то, что вы оба были в моей жизни, и каждый из вас научил меня чему-то, что пригодилось мне уже взрослой…
Сны про детство не хочется заканчивать на такой грустной ноте. Просто мое детство и дедушка с бабушкой неразделимы. Кто-то сказал, что детство – это самая счастливая пора в жизни. И это, несомненно, так!