Рассказ Серьги для Калины

 В канун праздника к Матвею Кузмичу пришел внук Митя и занялся уборкой.  Сегодня на повестке стояла кладовка. Она была просторной и в разные времена , чем только не служила для большой и дружной семьи. Даже спаленкой успела побыть, там легко умещалась раскладушка.                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                А потом все разошлись, разъехались по своим углам и кладовая снова стала выполнять своё предназначение, то есть, хранить всё нужное и ненужное. Но прежде, чем заняться уборкой, Митя сходил в ближайший цветочный магазин и принёс огромный букет цветов. Он размещал цветы в шикарной вазе и при этом приговаривал:
 "Ну, деда, ну внимательный супруг, ни разу свою бабулечку без маленькой охапочки цветов не встретил. Ни разочку не изменил своим правилам, ты у нас образец для подражания".
- Ну, красиво? - Он  крутил вазу перед дедушкой, показывая со всех сторон букет. - Куда ставим? –
Дедушка молча указал на место.
Матвей Кузьмич , полюбовавшись букетом,велел Мите переменить салфетку под вазой. Ему не понравилось сочетание цвета в общей картинке, и Митя терпеливо исполнил дедово требование. И уже после, внук начал разбирать кладовку, тряс пыль и с каждым предметом бежал к деду, проконсультироваться.
- Дедунь, это на вынос?
- Ну, если тебе не надо, то выбрасывай.
Дедушка Матвей по старости больше обитает на диване. Вот и сейчас он разместился высоко на подушках,  и с нежностью наблюдает за внуком. Семьей, Матвея Кузьмича Господь не обидел. Но возле стариков , больше всех, вертится  один Митя. Утром перед институтом заглянет, после учебы тоже мимо не пройдёт . Опять же в магазин, в аптеку, бегут его, молодые Митькины ноги. Вот и кладовку разобрать, тоже его инициатива.
- Дедунь, что с этими лабутенами делать будем? - Митька вертит старые, сморщенные ботинки, - ты, наверное, даже и не помнишь, когда их топтал!
- Очень хорошо помню. Это спецовочные, я таких много сносил, а эти, видно, из последних. Ну надо же, сохранились! - Дед Матвей нянчит обувь, стучит по сильно сношенной подошве и что-то долго рассматривает внутри.
- Вот, Митя, даже цифры сохранились, посмотри-ка - Митька долго смотрит во внутрь ботинка.
- Дед, да это твой размер стоит, сорок третий что ли…
- Правильно, сорок третий у меня. А у тебя, Мить, какой?
- У меня, дед, балетная нога. Тридцать девятый у меня размер, в геологи я не гожусь. Так, что с этим антиквариатом будем делать? На помойку истории, или ещё постоят попылятся? – Дед неопределённо махнул рукой, Митя понял этот жест посвоему и ботинки полетели в мусорный мешок. Митя долго и тщательно сортировал вещи, но все они так или иначе оказались навсегда выселенные из кладовой. В завершении упала и разломалась в щепки полка.
- Всё когда-нибудь заканчивается! - Философски заметил внук и поднял с пола чемодан. Старомодный чемодан был  небольшой, коричневый и с тиснёным рисунком. Митя с интересом вертел и долго протирал его от пыли, а металлические замочки вообще помыл водой.
- Да, это не Китай, - с восторгом произнёс он,- а рисунок-то, рисунок! Он внимательно смотрел на тиснение, снова вытирал многолетнюю пыль.
- Там футболисты и мяч вытиснены, – сказал ему дедушка,- тогда это очень стильная вещь была, были чемоданчики вообще малюсенькие, но те больше предпочитали девушки.
Внук долго вертел чемодан в руках, стучал по железным уголкам.
- Да, поношена вещь. Дедуль, а он что, на ключ закрывается?
- Закрывался когда-то, - Матвей Кузьмич лежит с закрытыми глазами и наслаждается обществом  юноши . Он  с удовольствием слушает, как тот возится с замками, открыть чемодан не удаётся,замки заржавели.
- Дедушка, а что в нём?
- Пустой он, что в нём может быть, или старые бумаги. Я его давно в руки не брал. Капни масла в замки, подожди немного. Митя долго ищет масло, наконец-то замочки смазаны и чемодан открыт. Внутри чемодана пусто, щёлк подкладки во многих местах разошёлся.
- Как интересно, - сказал Митя и чихнул,- вау, пыль веков! Дед, может его тоже на свалку? Чего здесь антисанитарию разводить? - Он смотрит во внутрь, руками разглаживает шёлк.
- Дедушка, а здесь какие-то записи, - он снова внимательно смотрит на подкладку - Дед, а дед, тут даты, числа, города. Ой, да тут всё кругом исписано.
Митька лазит вокруг чемодана и вслух читает - Баку 1962, Сахалин, дата  неразборчива, дед, что это? Майкоп 1959, Усинск-65.
- Это места, где я бывал, работал ещё в партии,  командировки из НИИ. У геолога вся география страны в кармане. Ботинки видел? А чаще бывали кирзачи. Вот портяночки намотаешь и плюх, плюх по болотцам. Винтарь по бедру хлещет, рюкзак килограммов на двадцать, потому , что, все своё несешь с собой. Нефтеразведка это называется. А чемодан это потом появился, когда приличные деньги стал зарабатывать. В чемодане удобно было бумаги возить,не мялись.Документации много было,дневники вел, свои наблюдения записывал...  Даже рассказы писать брался, да не вышел из меня писатель.
- Зато вышел инженер с мировым именем! – С восторгом произнёс  Митя и снова стал внимательно рассматривать записи, которые ещё можно разобрать.
- Ямбург, Уренгой. Харасавэйское,- с трудом прочитывает он последнее слово.
- Это Западная Сибирь,- поясняет дедушка и целый день рассказывает любознательному парню про свою жизнь в геологии. За разговором время проходит быстро. Митя готовит ужин, а Матвей Кузьмич всё повествует ему о прошлом.О трудностях жизни, о работе, которую он очень любит. Когда пили чай, Митя спросил:
- Деда, а ты чего так поздно женился? Моя мама родилась когда тебе почти сорок лет было... а?
- Зато твоя бабушка молоденькая была. Ты меня слушал? Чемодан видел? Я весь союз не то что, объездил, я его исходил!. По полгода в поле, в горах, на ком там женишься? Разве только на медведице!
И дедушка рассказывает внуку байки и анекдоты из геологической жизни, они долго смеются.
За окном тёплая майская ночь. Посапывает Митька. Матвею Кузьмичу не до сна. Внук с этим чемоданом разбередил воспоминания. Мысли бегут в прошлое, не остановить. Он взял чемодан, поставил его на стол, к очкам  добавил ещё лупу. И   внимательно стал изучать все свои отметки. За каждой из них стояло какое-то событие, значимое, или самое рядовое, но всё это было из прожитого, чего невозможно было выбросить из жизни. "Чемодан историй", - подумалось Матвею Кузмичу. Он погладил старый чемодан и будто впервые увидел его. Когда и с чего он начал отмечать свои поездки и командировки таким образом,конечно, не помнил. Но точно знал, что здесь нет той, единственной даты, которая перевернула его жизнь.

Матвею как обычно не хватало материала и он попросил своего научного руководителя, профессора Сладкова, направить его в командировку. Тот спорить не стал. Матвей был его лучшим аспирантом и писал под его руководством диссертацию. Он отправил его  на Южный Урал, где тогда, в середине пятидесятых, набирало обороты , мощное химическое производство. Первое, что Матвей увидел по приезду - огромную стройку. Она была везде. Строился город, спутник любого нового и мощного предприятия, строился и давал первую продукцию сам химкомбинат, прокладывались дороги. На улицах было многолюдно и шумно, везде мелькали молодые лица рабочих, уже курсировали первые трамваи, а  по вечерам все стремились попасть в единственный тогда кинотеатр. После нескольких напряженных дней работы, Матвей решил передохнуть и пошёл в кино. В фойе играл маленький оркестрик и были танцы, а между танцами  массовик-затейник проводил игры. В весёлой толчее бегал молодой парнишка-массовик и раздавал резаные открытки. А после объявил, что надо найти  свою половину открытки и пригласить её обладателя на танец. Игра так и называлась «Найди себе пару». Оркестр заиграл тягучую мелодию и первые «совпавшие» пары уже танцевали. Через пару минут танцевали все. Матвей стоял, вертел свою половинку цветной картонки. Его умиляла эта наивная игра и он с интересом наблюдал за всем происходящим. И вдруг увидел девушку, которая так же как и он держала половинку открытки. Танцевать он не хотел, но поддавшись общему настроению, подошёл к ней. Он молча протянул девушке руку и  после танца, они соединили открытку. Картинка не совпадала. Они от души смеялись. Матвей, вдруг, не захотел расставаться с этой девушкой. И после кино, высмотрев её в толпе расходящихся зрителей, подошёл к ней.
- Хоть открытка наша и не совпала, можно мне вас проводить?
- Хорошо бы!- Вдруг искренне, без всякого жеманства ответила та, - а то у нас на улице темно и грязно, только это на самом конце города.
- Да ваш город вон уже где заканчивается, идти нечего - Матвей показал рукой. Они пошли по улице, которая вдруг из асфальтированной перешла в проселочную и действительно была грязной.
- Да как же Вы отваживаетесь ходить здесь вечером? - спросил он, переводя очередной раз свою спутницу через лужу.
- А мы всегда с Дашей ходим, а сегодня она пошла с Владиком погулять. Мы с ней сапоги воон там прятали, переобувались, но их украли, больше мы обувью не рискуем. Вот так,в туфлишках и прыгаем.
Молча прошли канаву, девушка вдруг остановилась. Посмотрела в темноту и вдруг кому-то громко сказала:
- Калач, это ты? – в ответ раздалось  шлёпанье по воде,- Калач, Даша с Владькой гуляет, а меня вот товарищ до дома доведёт, так что ты на сегодня свободен. - В ответ молчали и топали по воде.
- О,да вы тут с верными пажами проживаете, - Матвей снова придержал девушку, которая балансировала между лужами, сам он давно промочил ноги.
- Да это Калач, местный, здесь все друг друга знают.
- Пригород маленький? – спросил Матвей.
- Да мы и не пригород, это к нам город начал пристраиваться, - ответила она, а потом помолчала и добавила,- ну да, получается, что мы теперь пригород, не город и уже не деревня, что-то средненькое.
Скоро они остановилась возле небольшого дома, в окнах горел свет.
- Ну, спасибо Вам! - девушка протянула руку. Матвей пожал маленькую, почти детскую ладошку.
- И вам спасибо за вечер! – Но спутница уже шагнула за калитку, - Матвей вдогонку  спросил - девушка, как ваше имя, мы не познакомились! - Она ответила, но рыкнула собака во дворе и Матвей ничего не разобрал. На столбике калитки черной краской было выведено – №26.
Снова они встретились нечаянно, у одного из цехов, у проходной. Закончилась смена, народ не спеша шагал к остановке трамвая. Его незнакомка была в компании как видно, друзей.Высокой, коротко стриженной девушки ,и здоровенного парня в клетчатой рубашке.Здоровяк кружил вокруг девчонок, что-то рассказывали и смешно жестикулировал руками.Все смеялись. Матвей их быстро догнал, поздоровался.
- Ребята, я вам рассказывала, что меня из кино незнакомый товарищ провожал, у нас с ним открытка не совпала, так вот он! - Обрадовано сказала его ночная незнакомка и бережно поправила яркую косыночку у себя на голове.
- Матвей!- Отрекомендовался он и посмотрел на девушек. - Давайте знакомиться! 
- Даша, - ответила высокая девушка и засмеялась.
- Калина,- сказала её подружка, и потупилась.
- Это не розыгрыш,- сказал парень , - никто не верит, что она Калина, а она и записана так, я видел.
- Да верю я, что вы меня уговариваете, - Матвей внимательно смотрел на девушку, которую провожал однажды вечером и она ему уже очень нравилась.
- Есть же имена Лилия, Груша, - продолжил он.
- Ну там Резеда какая-нибудь, - подхватил парень - а я Калачёв Сергей - сказал он и протянул огромную лапищу.
Познакомились. Матвей при дневном свете смотрел на новую знакомую и диву давался  не просто её миловидности, а красоте. И это обстоятельство никак не вязалось с  комбинатом, с этим гигантским монстром, где она работала. Он смотрел на неё во все глаза и, как ему казалось, не чувствовал ни себя, ни своего сердца. И с того момента не было ни минуты, чтобы он не думал о Калине.
Бежали весенние денёчки, но Матвею казалось, что  само время зависло в тягучем майском воздухе. Провожая вечером Калину до её дома, он  уже  ждал завтрашнего дня, чтобы снова её увидеть. Только видеть, только слышать её незатейливые разговоры, вдыхать аромат её сладких духов, больше ему ничего и не надо было. Он с удивлением обнаружил, что давно не чувствовал себя так свободно и легко как в эти дни, а причиной перемены была вот эта самая, казавшаяся на первый взгляд очень простая девушка, с чУдным именем - Калина.
Матвею уже исполнилось тридцать лет. За плечами был некий жизненный опыт, сам он себе казался умным и всезнающим, но эта девушка, в сущности ещё пребывавшая в своём детстве, открыла в нём качества, о которых он и не догадывался. В её присутствии он становился робким, мягким, уступчивым, с удовольствием выполнял её мелкие поручения…  У него срывался голос,  когда они оставались наедине. Матвей понимал, что нашёл в своей жизни больше, чем клад и не мог в это поверить. И в Москву ему больше не хотелось. Он позвонил Сладкову и попросил продлить срок командировки.
- Деточка, да у Вас защита на носу… материалу на две диссертации… Вас что-то не устраивает?! - Для старого профессора все его студенты и аспиранты были «деточками», - оттачиваете перо? Сколько Вам ещё надо времени? Члены комиссии на местах, ждут Ваш автореферат - он чем-то пошуршал на том конце провода и сказал - а впрочем, Чесноков отсутствует, я забыл. Он будет через неделю. Вот у Вас, деточка, есть семь дней.
Матвей уже и в руки не брал свою работу, в его жизнь вошла Калина ,и это было сейчас самым важным событием. Он хотел  жениться.
Калина жила трудно. Она рано пошла работать, училась в вечерней школе, но из-за сменной работы больших успехов не делала. Дома были два старика, за которыми надо было ухаживать. Дядя был  покалечен на войне, его жена теряла зрение. Всё было на Калине. Но она не жаловалась, всегда была весёлой, даже хохотушкой. И тайно, никому не показывая, писала стихи о любви. Нечаянное знакомство с Матвеем перевернуло её жизнь. Она вдруг ощутила на себе внимание взрослого мужчины. Калина делала вид, что не замечает, как он смотрит на неё, с каким волнением встречает её на проходной. Она чуть с ума не сошла от счастья, перехватив его взгляд, когда в фойе кинотеатра прихорашивалась перед зеркалом. Любовь это, или её предчувствие, она не знала. Да кто скажет точно, что такое любовь? Но Калина интуитивно понимала, что если он её позовёт с собой, вот этот незнакомый до недавнего времени синеглазый парень, она бросит всё и уйдет с ним. А там - что будет.
Незадолго до своего отъезда Матвей пришёл к Калине домой, свататься.
За столом рядышком сидели дядя Вова и тётя Тоня. Молодежь расположилась напротив, на шаткой скамейке. Калина часто срывалась с места, чтобы принести на стол очередную тарелку с угощением. Дядя Вова строго посмотрел на племянницу:
- Ты, давай-ка  угомонись, не свадьба столы уставлять.
Калина присела возле Матвея, лицо её светилось от счастья. Все молчали. Тетя Тоня предложила:
- Ну, может за знакомство, по рюмочке?!
- Погоди, Тоня, - сказал муж, - разговаривать надо на трезвую голову. А то ведь я с рюмки и в атаку могу пойти. Так, Матвей, значит твоя командировка заканчиватся, это ладно. И зовёшь, стало быть, нашу Калину с собой…
- Я сделал предложение. Мы хотим пожениться, - они чуть ближе придвинулись друг к другу, - по-моему, в этом нет ничего зазорного, - продолжал Матвей, - испокон веков люди женились... - его перебил дядя:
- И это все правильно, только паря, залётный ты, незнакомый. Месяц побегали в киношку, это так,  несерьёзно. Кто тебя знат, может у тебя семья где, да куча ребят… Тебе вон за тридцатник, а ты вроде всё холостой, чтой-та подозрительно всё это. 
Матвей заволновался.
- Мне, что, Вам паспорт показать?! Так вот он, я никогда не был женат, что-то Вы, дядя Володя, уж очень подозрительный… надо же иногда людям доверять! В армии отслужил, учился на геолога, два с лишним года поле, разведка.  Потом в Москве аспирантура, теперь защита на ученую степень, мне было не до женитьбы…
- Про это мы тоже наслышаны, Калина вон все уши прожужжала, всё нахваливат тебя. Тётя Тоня тихонько вытирала слёзы, она понимала, что парень Калине выпал серьёзный и надёжный, и что скоро с Калиной надо будет распрощаться. А между тем разговор продолжал накаляться.
- Ты пойми, паря, что мы ей вместо родителей, вырастили можно сказать с пелёнок, сирота ведь она. Мать-то её помирала, сестра моя, наказывала честь по чести её отдать замуж .
- А я, что, ворую её у вас?? Приедем в Москву и в ЗАГС, там распишемся. Здесь уже времени не хватает.
- Знамо не хватат, в командировке женятся  несерьёзные… - Матвей вскочил как ошпаренный -
-Да вы что такое говорите, вы меня видите чуть ли не впервые, а уже такие выводы делаете!
Дядя Вова усмехнулся, сильно почесал покалеченную руку:
- Эх, на погоду болит наверна, небось дождик будет. - А потом чуть помолчав добавил - вот ты правильно сказал, что мы тебя впервые видим… у нас своих женихов не початый край, вон под боком Калачевы какого сына вырастили, а ты без году неделя, как тут показался и здрасьте вам, зять!  Не гоношись, паря, усмири пыл, если по-доброму пришёл, давай обмозгуем это дело. - Дядя Вова глубоко вздохнул и  сказал - он ведь, ЗАГС для чего, так, чтоб потом было с кого алименты спросить. А вы, ребята, повенчайтесь, вот это дело будет, а потом как-нибудь и до ЗАГСа дойдёте. А церква она вота, километра четыре отсюда, не больше, её милу ещё не прикрыли, обвенчают хоть сейчас. Вот тогда отдадим мы свою Калинушку тебе с лёгким сердцем, нас верующих, надо тоже уважить.
Закончив речь, дядя выбрался из-за стола, открыл окно и закурил. Он перенервничал и от того сильно устал. Максим остолбенел. Как это повенчаться? Ему, коммунисту и в церковь?! Ну дядя Володя, ну фронтовик, ну вот это повороты сватовства! Он не знал, что сказать, задумался.
- Чего примолк? - Дядя Вова с трудом дошагал до стола, налил себе водки, опрокинул стопку и стал закусывать. Прожевав, он продолжил:
- Все ведь под Богом ходим, вся жизнь ИМ построена, вот тебя к нам занесло, ты Калину повстречал, думаш случай? А вот и нет. Это ЕГО промысел. Если так дорога тебе наша дочка, вот тебе весь мой сказ. В церкву и аминь.
Максим взволнованно начал объяснять, что у него начнутся неприятности, что он коммунист и что ему нельзя в церковь, и в конце концов могут диссертацию закрыть!Дядя Вова выслушал его сбивчивую речь и неожиданно рассмеялся:
- Я под штыком заградотряда всю войну прошагал, те вот тоже, вроде, коммунисты были, а как в атаку поднимамся, так они первые начинали креститься. – Потом он пристально посмотрел на Матвея и закончил:
 - Ты паря, определись, что тебе дороже, твой билет или наша Калина. А как надумашь, так и приходи, мы не звери, не съедим. 
Горько рыдала Калина на плече Матвея, долго они стояли у калитки и не знали про что говорить. Калина, вытирая мокрое лицо, вдруг сказала:
- Наверное, не пара я тебе, Матвей, куда мне в Москву, на кого я их оставлю? Ты же видел их, что дядя, что тетка, оба  больные…  Да и вообще…
- Нет, Калинушка, вот на днях у меня защита, ну ещё какое-то время на все формальности и чихал я на эту Москву, что места нет больше на земле? Да вот хоть у вас. Работы  непочатый край, с жильём определимся, а там хоть и в церковь, ты только меня дождись. Калина рассмеялась. Он смотрел на неё во все глаза и не мог насмотреться на это лицо, на эту цветастую косыночку на плечах. - Ты только дождись меня, - ещё раз повторил он, сам не зная почему.  Они ещё долго стояли в обнимку, через два дня Матвей уехал.
 Шагая по университетскому коридору, он ещё издалека увидел Сладкова. По взъерошенной шевелюре Матвей понял, что тот не в духе.
- Матвей Кузьмич, деточка, я ничего не понимаю! Вашу тему закрывают! – С трудом, переводя дыхание, он продолжил - я сейчас от председателя комиссии Лебедева, Вы представляете, даже объясниться не хочет. То есть, объяснение есть, но настолько абсурдное, что-то там  не в духе времени и вразрез с постановлением партии и правительства о нефтедобыче… Идёмте, деточка, сейчас соберется комиссия, ах, я даже с Вами не поздоровался! Да, и ещё какая-то странность, два дня назад, вдруг, поменялись члены комиссии. С некоторыми я вообще не знаком, а остальные, по-моему, вообще дилетанты в нашем деле, ну идёмте.
Так оно всё и  случилось. Его трёхлетний труд был объявлен "не актуальным, не своевременным, и даже несерьёзным". Матвей видел, что это "заседание" перед его защитой напоминает постановку, притом  плохо срежиссированную. Половина членов комиссии сидели не поднимая глаз, некоторые, как ему показалось, вообще не понимали о чем идет речь. Защиту его кандидатской диссертации отменили. Матвей шёл по коридору и почувствовал, что его не слушаются ноги. Его догнал Сладков и взял за руку.
- Только не отчаиваться! Вы ведь в аспирантском общежитии проживали? Но теперь Вас оттуда попросят, лучше всего пожить у нас, Марта будет рада.
Но на этом злоключения дня не закончились. Они ещё не минули длинный коридор, когда их догнал секретарь из канцелярии и запыхавшись сообщил, что его, Матвея, ожидают в комнате №5. Это был кабинет, где обитал представитель от КГБ.
- Присаживайтесь, Грошин. - Хозяин кабинета что-то долго просматривал в бумагах
 и  подняв на Матвея глаза произнёс:
- Распишитесь в получении повестки.
- Какая повестка, куда? Что, снова в армию?  - Недоуменно спросил  Матвей.
- Вас вызывают на площадь, распишитесь в получении и не забудьте с собой паспорт. – Матвей с трудом нашёл в себе силы подойти к столу и получить эту повестку, ему было все равно, что за ней последует.
Сладковы  весь вечер отечески его опекали,  силой накормили и велели как следует выспаться. И Матвей действительно, несмотря на все волнения, спал хорошо.
 В кабинете, куда был пропущен Матвей, очень светло и даже как–то уютно. Он не заметил человека в штатском за столом, настолько в кабинете было много солнца, да и немудрено, на улице стояло лето. Хотелось побыстрее освободиться и шагнуть на летнюю улицу. Приглашение в серьёзное заведение, ему казалось продолжением того же фарса, который он наблюдал вчера. Следователь ещё какое-то время занимался своими делами, прежде чем обратить внимание на Матвея.
- Так, - начал он каким-то дребезжащим голосом, - так, Грошин Матвей Кузьмич, - дальше он перечислил все его персональные данные, Матвей ему поддакивал.
- Ну, Грошин, что Вы можете рассказать о сборищах на вашей ведомственной квартире? Об антисоветских разговорах, о разврате, что там у вас творился?
- Чего? – Матвей задохнулся от возмущения,- Вы меня с кем-то путаете. У меня никогда ничего подобного не было…
- Не было?! К Вам не приходил Мусалёв, Никитин, Вёдров? – Следователь так и сыпал фамилиями.
- Да это все мои соседи по этажу!И что такого, если соседи заходят друг к другу?   
 Матвей уже разозлился и смотрел на этого чекиста как на недоумка.
- А ещё, мы вместе в аспирантуре учились, вместе в командировки ездили и не понимаю, почему они ко мне не могли зайти? Я у них тоже бывал.
- Значит Вы подтверждаете, что имели тесную связь с выше перечисленными людьми?
- Я не возьму в толк, чего Вы добиваетесь? Про какую тесную связь я должен рассказывать, если мы все вместе учились?!
- Ладно, - следователь смотрел на свои ногти,- спросим по другому. На ваших сборищах бывал поэт, вы там его Люсиком называли, он  без постоянного места жительства и не желающий работать, вот он читал там у вас стихи, стихи были антисоветского толка?
- Я не знаю никакого Люсика, или как там его… а стихи читались один раз, мы тогда к Новому году выступления готовили, творческие соревнования между группами придумали, вот и все стихи. Не лирические мы ребята, мы нефтеразведкой занимаемся.
Следователь будто и не слышал объяснений, он что-то всё смотрел или подсматривал в своих бумагах, потом, взяв листок в руки, прочитал по нему:
- Краснов Виталий, тоже с вами учился, тоже нефтяник? - И криво усмехнулся.
- Такого у нас не было, нет, с нами такой не учился.
- Конечно не учился, фарцовщик он, с товаром к вам  в общежитие приходил, что вы у него купили? Кто ещё у него в покупателях состоял? - Потом был шквал каких-то вопросов, которые ставили Матвея в тупик и поэтому, чтобы не навредить себе и другим, он всё отрицал. Через час непонятного для Матвея разговора, следователь глянул на часы и велел подписать бумагу. Это была подписка о  невыезде.
Сладков быстро всё расшифровал.
- Если Вы, Матвей, купили у Краснова рубашку, то Вы автоматически становитесь сообщником, то есть помогали сбывать товар фарцовщику, он же есть валютчик. Понимаете, куда можно всё склонить? Опять же поэт, читал он что-то или нет, уже  неважно. Но, если он у вас ночевал, то это уже укрывательство, сотрудничество с антисоветчиком. Мой совет, всё отрицайте и ничего не подписывайте. Сейчас бить не будут, сейчас на психику больше давят, но самое главное, кому Вы могли так дорогу перейти, вспомните, может с кем конфликт был? Или они через вас к кому-то подбираются… или среди Вашего окружения, Матвей, был стукач.
Ночью, лежа с открытыми глазами, Матвей вспоминал учебу в аспирантуре, вечновеселое сборище разного люда  в его квартирке. У его друга Хмелика был талант заводить знакомства. Неважно где - в магазинных очередях, на остановке, в столовых  и кафе, и даже в общественных уборных. Аркадий Хмелик был выгнан из всех  Московских ВУЗов, но ещё подвизался в столице и пытался восстановиться в последнем институте. Он приводил к ним своих знакомых, малознакомых и даже случайных людей. Это были какие-то поэты, артисты, выгнанные из дома мужья, заезжие оленеводы, колхозники с мешками, все, кто на тот момент «нуждался в ночлеге и в участии», как он любил говорить. Все "нуждающиеся" жили у них сколько им надо было. Уходили не попрощавшись. Но особо Хмелик был по женской части. Придя домой, Матвей часто заставал стайку девушек во главе с его другом и бутылкой. И поэтому, Матвей часто сам искал ночлег. Вспомнив про подруг Хмелика, Матвея пронзила догадка! Женька! Как он мог  забыть про неё? С яркой брюнеткой Женькой познакомил все тот же вездесущий Хмелик. Она стала часто у них бывать. Была  немногословна, молча курила дорогие, импортные сигареты, часто иронизировала над темой разговора. Чем она занимается, никто не знал. Только по всему было видно, что она из очень обеспеченных. Когда она оставалась ночевать с Хмеликом, а  Матвей удалялся к соседям, то он постоянно видел, как рано утром её забирал автомобиль с водителем. Как-то незаметно Женька переключилась на Матвея, он не возражал, мужская природа не противится таким отношениям, свободным и ни к чему не обязывающим. Хмелик надулся и надолго куда-то исчез. Очень скоро Матвею уже не хотелось проводить с Женькой даже часа. За молчаливостью скрывался не ум, как ему казалось раньше, а высокомерие, снобизм, бесшабашность помноженная на вседозволенность. Он предложил расстаться.
- Ну и х… с тобой, -  Женька любила грязно выругаться,- х… с тобой, думаешь это ты меня бросаешь? Э, нет, меня ещё никто никогда не бортанул. Ты меня на какой-то момент  опередил, я только что тебе хотела сказать, что у меня романчик закрутился с иностранным подданным, да, финном. Вот так, а я к тебе  по старой привычке заскочила. Чао, бывай, Хмелика увидишь, скажи, что я сроду такого клоуна не видела, даже в цирке.
Матвей с облегчением закрыл за ней дверь. А через зиму, когда он укладывался в командировку, она неожиданно возникла, притихшая и даже без начёса.
- Надо поговорить, - начала она без предисловий и плюхнулась на диван.
- Слушаю, о чем речь? - Матвей вопросительно смотрел на старую знакомую.
- У меня срок уже приличный, надо в ЗАГС идти, родители говорят.
- А я при чем?!
- Ну ведь у нас были отношения, - Женька выразительно кивнула на диван.
- Ну… от тех отношений ты должна была давно родить, до девяти-то считать умеешь.   
 Ответил холодно Матвей и продолжал укладывать чемодан. Женька сверкнула карими глазами, покрутила дорогой браслет на руке и будто его не слыша, продолжила:
- У меня предложение к тебе, Грошин, женись на мне, за это папа тебе во всем протекцию составит. Ты же у нас умный, ученый червь… Ты со мной в ЗАГС, а папа тебе карьерку быстренько сделает головокружительную, - и Женька впервые назвали свою фамилию. Эта фамилия была на передовицах всех газет. Портреты её отца несли на первомайском параде. Матвей смутился, но ненадолго. Он встал перед Женькой во весь рост, едва сдерживая себя, чтобы не залепить ей хорошею оплеуху, спокойно произнёс:
 - Вот пусть твой всемогущий папа придёт и посватает меня, а я подумаю. А лучше к своему финну обращайся, или китайцу, или кто там в твоей коллекции последним был?! Или с иностранцами в брак нельзя вступать, у семьи будут неприятности? А сюда ты не по адресу пришла, тут не базар и я не продаюсь.
   Матвей вдруг вспомнил эту картину во всех мелочах.  Вспомнил, как уничижительно посмотрела на него дочка всемогущего папы и понял, откуда «дует ветер». Всё встало на свои места. Стало понятно, что его неприятности всерьёз и надолго. Его ужаснула мысль, что этот весь кошмар может коснуться его любимую и утром написал ей короткое письмо.
Он  просил Калину  простить его, не держать на него зла, написал, что любит её как и прежде, даже ещё больше, но по всей вероятности, они больше никогда не встретятся. Он ничего ей не разъяснял, такое на бумаге трудно объяснить, он просто прощался со своей нечаянной любовью навсегда.
На площадь к следователю он ходил уже как на работу. Его выматывали беспредметные допросы.  Вопросы из раза в раз были одинаковые. Кто у кого что купил, кто кому что сказал, с какой целью он ездил в последнюю командировку, почему тема для диссертации именно вот такая и так далее.
- Ваш следок понимает, что тут никакого «дела» вовсе нет, так, чей-то бестолковый навет, но Вы Матвей, держите ухо востро, а главное ничего не подписывайте. - Давал совет бывалый Сладков.
 -А главное, наберитесь терпения, сейчас процессы в стране, фарцу вылавливают, они же валютчики, так называемые. Ну вот, чем больше людей загребут, тем для них лучше. Потерпите, а потом, как всё уляжется, подумаем над вашей диссертацией.
 — Сладков из большого уважения к Матвею, уже начал ходить по кабинетам, выручать своего «деточку».

Матвей во сне увидел Калину. Они шли по улице, Калина была как всегда веселая. Она танцевала. Свою цветастую косыночку держала в руках и в такт ею размахивала, а потом, вдруг, говорит ему: «Матвейка, я серьги хочу, прямо до плеч чтобы были, я вот тряхну головой, а они, чтобы колыхались и позванивали». И снова начала кружиться, а потом побежала и непонятно куда делась.
Матвей проснулся , колотилось сердце, до боли, до спазмов в горле захотелось увидеть Калину, как наяву слышал её голос и ощущал запах её волос...Было обидно за всю нелепую эту ситуацию с невыездом.Уже сотни раз он винил себя за ту, бесшабашную связь с Женькой. То, что , мелко напакостила именно она,у него и сомнения не было. И это "мелкая" пакость могла иметь громадные последствия, и это он уже  понимал, как никогда ,четко.
 После очередного  длинного допроса, в который раз «ни о чём», Матвей почувствовал себя опустошённым. У него заболела голова, на ум пришёл ночной сон, до него, как из другой комнаты донеслось:
 - С моих слов верно и подпись - следователь отвернулся к окну, ждал. Матвей возвращался в реальность. Машинистка с протоколом уже стояла возле него и протягивала ручку.
- С чьих слов верно, с моих? Да это всё ваши слова и придумки, я ничего вам интересного не сообщил!
- Так сообщите же в конце-концов или напишите, ну хоть что-нибудь! - Следователь забегал по кабинету.
- Мне нечего вам сказать, нечем вас обрадовать и вы прекрасно это знаете! Матвей выхватил у машинистки протокол.
- Здесь нет ни единого моего слова, это все Ваши вопросы, и Ваши же, так сказать, ответы, я ничего подписывать не буду. Вот тут у Вас везде пробелы, пробелы… - Матвей уже срывался на крик,- Вот у вас пробелы, я подпишу, а вы любое слово сюда вставите, или даже целое предложение втисните и  дело готово, вам что, здесь за сдельшину платят?!
Протокол выхватил следователь:
- Да это пробелы от машинки, старая машинка, негодная, вот и печатает с пробелами, всех-то дел!
- Так замените машинку и вместе с ней машинистку, одни ошибки, читать тошно, следствие называется!
Он кричал на следователя, на худую его помощницу. Когда на шум влетела охрана и стала его выталкивать из кабинета, то он кричал и на неё. Целую неделю его не вызывали. Он постоянно лежал отвернувшись к стене, ничего не хотелось, прятал  лицо в падушку.Хотелось плакать, да не было у него слез. Глаза были сухими и горячими. Вспомнилось сватовство. Как же дядя Володя был прав!Как он сказал? "Все под Богом ходим". Так что же, Господом посланы испытания? Или Он проверяет их любовь с Калиной? У Матвея в голове вдруг, все события разложились по порядку, исчез хаос и замешательство последних дней,и он  подсознанием вдруг понял, что все неприятности скоро, нет, незамедлитеньно, закончатся. Закончатся,  если взять себя в руки и не распускаться. От этого открытия, он, вдруг успокоился, стал смотреть в окно. Светило желтое солнце заката. Но он его не видел. Перед глазами стояло лицо Калины,и оно было как наяву. С ощущение небывалого счастья и легкоси Матвей уснул.
  Через несколько дней в квартире профессора Сладкова неожиданно зазвонил телефон . Голос на том конце провода  очень вежливо попросил прийти товарища Грошева по известному адресу.
- Что-то изменилось, - сказал профессор,- будем надеяться на лучшее, уже не повестку присылают, а звонят. В конце концов не дураки же там! Идите, Матвей, и держите себя в руках, малейший Ваш промах только им на руку.
В знакомом кабинете новый следователь, он представился:- "Николай Анисимович".
Следователь был в очень хорошем костюме, в массивных очках , с волнистой шевелюрой. Он больше напоминал какого-нибудь редактора крупной газеты. Жесты были неторопливы и вальяжны. Но когда он прохаживался по кабинету, то в глаза бросалась военная выправка. Стол был заложен папками, стопками бумаги. В воздухе висела пыль, окно было открыто настежь.
- Матвей Кузьмич, распишитесь - следователь подал  бумагу.
- Что это?
- Это подписка о Вашем  невыезде. Она отменена. Проверяющая комиссия нашла Ваше дело беспочвенным, даже надуманным. Виновные будут наказаны. И вот ещё. Если у Вас нет претензий к ведомству, то тоже распишитесь. Матвей подписал две бумаги.
Когда он шёл к метро, ветер принёс и бросил ему под ноги жёлтые листья. Матвей с удивлением увидел, что наступила осень. И как никогда ощутил своё одиночество, потому что никто, нигде его не ждал. Он боялся представить, что думала о нём Калина после его письма, как его встретит, да и встретит ли?

А на знакомой улице его встретило попелище. Это было так неожиданно, что в первое мгновение ему показалось, что он заблудился. Но только столбик под номером "26" говорил, что адрес правильный.
- Проводку замкнуло, ночью дело было, еле сами спаслись. Пока народ проснулся, дом вовсю горел, ветер помогал.- Калачев рассказывал и показывал  шрамы от ожогов на руках. Они сидят у него дома, мать Сергея хлопочет у стола.
- Им дали комнату в немецком бараке, ну помнишь, вдоль забора комбината бараки для пленных строителей? Ну вот, там дают комнатки, так им, как погорельцам там «хоромы» выделили, - Калачев наливает по рюмке  и продолжает, - но они там месяц какой-то и прожили. Тетя Тоня с  племянником списалась, он в Крыму живет. Приехал, забрал к себе. Военный, в большом чине, Калина обещала прислать адрес Дашке, да что-то не шлёт.
Матвей слушал и не верилось ему, что вот теперь, действительно, всё рухнуло. 
 Стало страшно от мысли, что Калина потеряна навсегда.Но ещё тонким волоском висела надежда на то, что Калина даст о себе весточку... А даст ли? С тяжелым сердцем и с пепелищем перед глазами уезжал Матвей.
От Калины известий не было. Обещавший писать обо всём  Калачев, добросовестно сообщал ему это  «до востребования». Сам Сергей вскоре женился на Даше и теперь они вместе писали Матвею. Матвей, по настоянию профессора Сладкова, защитил кандидатскую диссертацию. От должности в НИИ наотрез отказался и получил направление в Сибирь. Сибирь-матушка встретила сыростью, комаром и гнусом. Вахта с трудом добиралась до буровой, машины тонули в грязи, балкИ стояли кем-то раскуроченные, не хватало питьевой воды, а самое главное – дисциплины. Матвей сутками был на ногах, он сорвал голос, неделями не брился, исхудал. Но работал страстно, с азартом и, если бы не потеря Калины, то вообще был бы счастлив.Уже
 в Сибири Матвей нечаянно встретил неприкаянного Хмелика. Не зная, что делать одному в недавно полученной квартире, позвал Аркашу к себе жить. Хмелик активно участвовал в поисках Калины. Он где-то купил огромную карту Крыма и  расстелив её на полу, он отмечал города, куда ушли запросы и куда надо было ещё написать. Паспортные столы отвечали медленно, ещё медленнее доставлялась почта в тайгу на буровые, он сошёл бы с ума от напряженного ожидания, но спасался работой. Хмелик, чувствуя некую вину перед другом, в свободное от вахты время стал писать ещё и на радио в Москву.
 Шло время, как-то незаметно пролетели почти три года. Три года поисков, работы и снова поисков. Почта приносила всегда примерно одни и те же известия. Не проживает…, не прописана… Но Матвей искал. И ждал о ней весточки со страстным упорством любящего человека, он чувствовал, что должен найти её, а иначе незачем ему жить на этом свете! Он хранил маленький листочек со стихами Калины. Он знал их наизусть и как какое-то заклинание без конца их повторял:
                Тронулась медленно почка сирени,
                Белый платок положу на колени.
                Мы расстаемся, я знаю, надолго,
                Будет искать тебя почта подолгу.
                Время пройдёт, я тебя не забуду,
                Годы, как чётки, считать только буду.
Вот на это «…я тебя не забуду» и уповал Матвей.  Письма из паспортных столов, как и все его бумаги, он хранил в чемодане. Их становилось всё больше. А ещё в углу чемодана спряталась коробочка с серьгами. Серьги для Калины. Такие, какие она просила во сне. Длинные и немного позванивающие.
 От Калачевых давно не было известий и Матвей пытался дозвониться Сергею на работу, но связь была никудышной. Он слал ему телеграммы, но и на них тоже не было ответа.
Конец года и пятилетки просили перевыполнения плана. План, конечно,  перевыполняли. Матвей, смертельно уставший, неделями  мотавшийся по своему участку, приехал к себе домой.  Старый друг,Аркаша,  как обычно, развил бурную деятельность по благоустройству холостяцкого жилья. Вот и сейчас он носился с какой-то кастрюлей и скороговоркой докладывал ему все подъездовские новости.
- Представляешь, у нас за стеной Киселёв с семьёй поселился. Трое ребят, а младшие – вообще двойня годовалая, ну орут, орут! Вряд ли будем высыпаться. Ты сейчас будешь есть, или погодишь?
Матвей не спеша снимал с себя намокшие унты, тяжёлую кожаную куртку, долго освобождался от шарфа. Слушая Хмелика, он прошёл к своей раскладушке и не раздеваясь, рухнул на постель.
- Матвей, ты что не видишь, я же телевизор купил! «Новогодний огонёк» как люди будем смотреть! Хватит  волков слушать,  будем эстраду смотреть! Матвей, я вот чего думаю… - но Матвей уже крепко спал. Проснулся он поздно вечером и засел за  производственные  бумаги. Хмелик всё пытался навести порядок и перекладывал вещи, книги, всякий ширпотреб с места на место.
- Ну ты оцени мою покупку в конце концов. Матвей, посмотри, новенький. А название-то «Старт-3»! Везде-то мы стартуем, везде-то мы первые, давай–ка помоги мне, надо антенну разобрать, - и из угла в угол тянул шнуры наружной антенны.
- Я тебя в Вартовск зачем посылал? За телевизором?
- Ну я же груз встретил и доставил в целости и сохранности! Что здесь такого, если я попутно купил телевизор?
- Ты его не купил, а перекупил, за ним в очереди надо было стоять день, ты кому басни поёшь?! Где такие деньги взял?
- Да, что я, не нефтяник что-ли, зарплату что-ль не получаю?! Скажешь тоже!
 Обижаешь, обижаешь, Матвей Кузьмич!
- Зарплату ты свою проиграл, и уже не одну, в последний раз предупреждаю… Ещё раз узнаю прот карты, поедете всей бригадой на большую землю со статьёй в кармане, а не с деньгами. - Хмелик притих на кухне, он знал, что Матвей быстро отходит. Пошумит, а потом есть попросит, а у него, у Хмелика, уже и макароны по-флотски готовы. Пауза затягивалась. Он заглянул в комнату. Матвей присев на корточки рассматривал телевизор.
- Ну, что, есть будешь, строгое начальство? Макаронцы с мяском, час колдовал над ними.
- Нет, не хочу. Надо поработать, а где газеты, куда ты их складываешь? - Хмелик покопался на заваленном всякой мелочью подоконнике, вытащил снизу кипу газет.
 - Вот, тут за две недели, но писем не было - потом выждал паузу и спросил :
 -Матвей, а в каком обществе мы будем встречать Новый год? Втроём? Ты, я и телевизор?
- Ну приводи свою Клаву, чего клинья подбиваешь?! - Матвей перетряхивал вдвое и вчетверо сложенные газеты, - да и вообще, Аркаша, женился бы на ты ней, чего женщину обнадёживаешь…, а то ей надоест неопределённость, бросит тебя, такого хозяйственного, будешь знать…
- Да ладно, мы разберёмся, а может, и её подругу, как её, ну брюнеточку такую, для компании пригласим? Или Лизочку из столовой, или вот смазливенькая такая появилась, тоже в общепите работает, Верочкой кажется зовут. Я, Матвей, тут всех свободных женщин знаю. А вот недавно, так вообще бомба появилась, слышь Матвей, ну такая глазастая и должность приличная у ней… - Матвей держал в руках  письмо.
- Это когда пришло?- У Матвея, вдруг, осип голос и помутнело в глазах от непрошенных слез. Аркаша схватил конверт и стал рассматривать штемпели.
- Почти три недели назад, вот ведь спрячут внутрь газеты и ищи их там!Извини, Матвей Кузмич, прозевал.-Хмелик, вдруг всё поняв,вышел из комнаты.
  Матвей держал в руках  письмо и глядя на убористый, красивый почерк  понимал, что это письмо от Калины. «Годы, как четки»  они отсчитали вместе.
Матвей Кузьмич стоит на балконе и смотрит в ночь. Май такой же тёплый и небо такое же звёздное, как много лет назад.Очень быстро прошла жизнь. А он ещё не налюбовался на свою Калину, на свой цветок, на свою любимую женщину. На диване разметался Митя. Дедушка заботливо поправил сползшее одеяло. Расти, мужай, Митя. А когда встретишь свою единственную, возьми её за руку и крепко держи, не отпускай от себя ни на минуту, только тогда  будешь по настоящему счастлив!

 
 

 

 
-