Последний день
Дома ждет тревожный, нервный, похмельный сон и отказывающийся лезть в горло суп. Сборы корытец с гречкой и печенкой на завтрашний перерыв на обед. Осматривание своего изменившегося изображения в зеркале и десятая за день чистка зубов в робкой надежде отбить дыхание аспида.
Возле магазина местные алкаши в количестве трех особей привычно созерцали пустоту. Небо порошило мелким снежком в их широко открытые глаза. Шубы искусственного меха и линялые кролики на голове мокли и слипались комьями. Сегодня нет уже добрых самаритян, которые в праздники весело жертвовали мелочь или наливали от широкой, щедрой души. Сегодня все очерствели и оскотинились. Не дают не то, чтобы слово молвить, а пресекают даже неловкое движение: "Даже не думай, сволочь! Иди, работай!" И вот стоят они - три волхва - в этой юдоли печали, а снег сыплет им на плечи.
Даже петарды не вызывают той реакции, что еще пару дней назад. Когда какой-то сорванец хлопнул под ногами у кого-то честно купленную на мамины деньги бомбочку, то вместо "Ура!" или даже "Ой!", послышалось только сдавленное: "Я вот тебе сейчас в жопу все это засуну, огрызок! Задолбали уже, черти!"
Телевизоры в домах умолкли. Слышны лишь туканье стиральных машинок и шипение утюгов с отпаривателями.
Поземка заметает машины, от которых завтра на площадке останутся только пятаки черного асфальта.
Свидетельство о публикации №218010802436