Из гнезда

В тот день Федор Иванович заночевал в кабинете. С вечера засиделся допоздна за переводами, а после, чтобы не тревожить Варвару Павловну прикорнул на диване. Сон был прерывистый, тяжелый. Снились Лаврики в самую нехорошую свою пору — в распутицу, в грязь, склизкой жижей растекающейся по барскому двору. Видел малознакомых людей, в некоторых узнал молодых французиков, приятелей жены — те развязано смеялись и тыкали в него пальцами. Послышался звук отъезжающей кареты — Федор Иванович проснулся. Отголоском уходящего сна с улицы донесся женский смех, который отчего-то почудился ему смехом жены. Было еще слишком рано для кофе и Лаврецкому пришлось самому спуститься за ним.  Целый сонм ароматов окружил его на кухне — Жюстина уже готовила любимые мадленки. Федор Иванович различил свежий запах цитронов, об которые кухарка терла кусок сахару, да ореховый дух растопленного сливочного масла из Изиньи, покрывавшего рифленые металлические формы-ракушки. Жюстина уже отвесила девять унций цитроновой смеси, а теперь ловко разбивала яйца в кастрюлю. Не заметив внезапного прихода мюсье, она продолжала колдовать над тестом — всыпала муку, добавила две ложки андейской водки, а увидев хозяина на пороге своих владений, угодливо залепетала, засуетилась. Федор Иванович приветственно улыбнулся и велел подать кофе в кабинет. Возвращаясь к себе, он прихватил стопку только что доставленной корреспонденции — среди всего прочего были там и русские газеты, кои он любил почитать в тишине.

Увлеченный внушительным заголовком о начале строительства Царскосельской железной дороги, Федор Иванович поспешно развернул газету. Оттуда выпало письмо от его душеприказчика Модеста Яковлевича Стоцкого. Взглянув на адресата, Лаврецкий немало удивился – оно было адресовано не ему, а его жене. Повертев в руках загадочный конверт и решив, что произошла какая-то ошибка, Федор Иванович вскрыл его. Содержание этого злополучного письма заставило его содрогнуться — он был в таком смятении, что перечитал написанное несколько раз, попеременно чувствуя себя, то в страшном сне, то в отвратительном дешевом водевиле. Содержание письма было таково. Модест Яковлевич еще раз приносил соболезнования и сетовал по поводу безвременной и внезапной его, Федора Ивановича, кончины, с коей минул уж год, а также уведомлял его жену, что расчет с ней за продажу имения в Лавриках и перевод состояния на нее произведен  полностью. Внезапная догадка осенила Лаврецкого. Не помня себя от ужаса, он вбежал в комнату Варвары Павловны. Незаправленная брошенная постель и пустая утроба распахнутых гардероборов красноречиво свидетельствовали о побеге. Лаврецкий рухнул на пол, в голове шумела прилившая кровь, и звучал обиженный голос Глафиры Петровны: «Помяни мое слово, племянник: не свить же и тебе гнезда нигде, скитаться тебе век. Вот тебе мой завет!».