Зима свободная 8

                Зима свободная 8

     За последний год я определилась с выбором алкоголя. Только вино. Только красное. И желательно "Мерлот" (редактор пишет "Мерло"). Ну, пусть мерло. Чешское. Итальянское. Французское. Разница только в цене.
     В последнее время я зачастила в "ДелМарт" по пути домой, у метро, в пассаже: пассаж огромный, трехэтажный, магазины, как медовые соты, одни прогорают, другие открываются, жизнь кипит, выживают только те, кто честно работает, и вот, вместо меховых манто, у самого входа, "ДелМарт", продукты исключительного качества. Два раза я там купила французское мерло. 179 крон бутылка. А вчера итальянское. 99 крон. Потому что у меня не было 200 крон. У меня было минус семьсот. Седьмого января! В самое что ни на есть Рождество.
     То есть я пришла в такой рассвященный праздник работать - и меня Господь наказал. Надо было дома свечи жечь и локти кусать, но на работу не ходить. Или штык продать.
     Я, короче, купила итальянское мерло.
     Пробка рассыпАлась под штопором, или, лучше сказать, вылезала капроновыми змеями, я ее всю истыкала, змей набралось на голову целой Горгоны, но она не сдвинулась с места. Другая бы на моем месте закатила бы истерику. Взяла бы и разбила горлышко о край ванны. Или выбила бы пробку хуком снизу. Но я исключительная. Я не поленилась, оделась и вышла к вьетнамцу в лавку. Купила то же самое итальянское мерло за 69 крон, причем, просто с отвинчивающейся крышкой. И то, только потому, что у меня в галкиной копилке завалялось несколько полтинничков.
     О чем я пишу?
     О том, что мне вчера вечером впервые стало тревожно.
     Обычно, с 1 января по 14-е, у нас были две золотых недели золотого дождя продаж. И все эти продажи делали русские туристы. Даже особо не торговались. Даже оставляли, как говорится, на чай. Вчера ко мне три раза возвращалась русская девушка. За самыми маленькими из миниатюр - миниатюрами Черныша. Сто пятьдесят крон штучка. Я ей сразу сказала сто. Она выбирала из шести четыре, вернувшись. На третий раз выбрала две. Потом оказалось, что она думала, что сто крон - это два евро. Она готова была заплатить четыре. Я сказала, возьмите одну из двух. Она сказала, дорого, и ушла.
     Не, ну факт, мир рушится, а мы тут с какими-то своими картинками.
     И еще я, со своими, окаянно откровенными текстами.
     Левицкий, на последней "Прогулке с писателем", к музею Йозефа Лады, иллюстратора "Похождений бравого солдата Швейка" Гашека, (два километра туда по отрогам вверх-вниз, и столько же обратно) , где нас набралось уже полноценных двенадцать человек, не считая собак, представил меня присутствовавшим в "господе", расписанной под орех все тем же Ладой, как писателя, который "пишет о себе такие вещи, которые нормальному человеку в голову бы не пришло написать".
    
     А тут еще дочь. Беременная. Уже открывается, а ей всего 34 недели.
     Я домой ползла еще позже, чем если б ползла с работы, в восьмом часу вечера. Наташка шла от мостика параллельно мне. Крикнула "мам! иди ко мне!" Я ответила "Ты ко мне иди". "Ну куда я через газон", сказала она. "Вот и я не могу", ответила я, "встретимся в подъезде". И так и вошли в дом. Я с парадной, она с черного входа.
     - Как ты не понимаешь, мама, мне сейчас каждый шаг дается с трудом! Я не хочу больше ничего. Только лежать и ждать, - сказала дочь, падая на постель, едва сбросив пуховик и сапоги у порога.
     - Ты должна заставлять себя, наоборот, ходить. Хотя бы два километра в день. Хотя бы вокруг дома. Ты должна держать себя в форме, иначе расплывешься, как студень, и тебе потом будет тяжело рожать.
     - Да мне уже тяжело тебя слушать, мама! Какое ходить? Какие два километра? Отстань от меня. Ты даже не можешь понять, как я боюсь лишний шаг сделать.

    Конечно, я не могу понять.
    Я, которая каждый день делаю лишний шаг.