Ледяная купель

Персонажем многих рассказов моей бабушки была лошадь. Самая обыкновенная  деревенская рабочая лошадка, без которой когда-то невозможно было представить себе жизнь как в деревне, так и в городе. И лошадь и человек, живя бок о бок, настолько "притирались" друг к другу, что между ними устанавливалась не только деловая, но даже духовная связь.  Люди многим обязаны этому поистине благородному животному, которое всю свою жизнь служило им верой-правдой, было преданным другом, в трудный момент всегда готовым прийти на помощь. Многие случаи из жизни свидетельствуют о том, что лошадь способна на героический поступок и часто, жертвуя собой, выручала людей из беды, буквально спасала от смерти. Об одном из таких героических поступков лошади и рассказала мне однажды моя бабушка. Вспоминаю, с каким трепетом описывала она один случай, непосредственным участником которого она была. Я слушала её с замиранием сердца и до сих пор, спустя долгие годы, как будто слышу её голос, в котором отражались пережитые ею чувства, и рисую в воображении картину приключения, о котором она мне поведала.
Вот этот волнующий рассказ, который произвёл на меня сильное впечатление и которым мне бы хотелось поделиться с читателем. Я передаю его так, как он мне запомнился, со слов моей бабушки.
"Было это ранней весной.  Жила я тогда в г. Керенске Пензенской губернии, в небольшой комнатке, на квартире у знакомых своих родителей, и училась в старших классах городской школы. Комнатка моя была очень маленькая и тесная и довольно тёмная. Через маленькое запылённое окошко почти не проникал свет. В ней хватало места только для кровати и небольшого столика, на котором лежали мои школьные принадлежности, и за которым я готовила уроки. Это было моё жильё на период учёбы, а на каникулы родители приезжали за мной и забирали меня домой, в родное село Поливаново.
Заканчивалась самая длинная и трудная учебная четверть в году, приближалось время каникул. В последний учебный день я возвращалась из школы весёлая, радовалась теплой погоде, и весело перепрыгивала на ходу через залитые водой ямки, и бегущие вперегонки неугомонные ручьи. Ярко светило солнце, тепло разливалось кругом, звонко щебетали птицы. На душе у меня было легко и радостно. И от того, что наступила весна и от того, что наконец-то опять начинаются каникулы. Всё это сливалось вместе и мне хотелось щебетать, как птичка и также, как эти ручейки, побегать с кем-нибудь вперегонки.
На квартире меня ждал мой отец с односельчанином, Иваном Ивановичем. Они приезжали в город по делам и, собираясь в обратный путь, зашли за мной, чтобы взять меня с собой. -Ну, Аня, - сказал отец, - собирайся, поедем домой. Я не заставила себя долго ждать, быстро собралась, взяла свой саквояж с вещами, книжками и тетрадками, попрощалась с хозяевами и выбежала во двор, где стояла наша лошадь, запряжённая в сани. Она была коренастая, белая, с крупными ярко-рыжими пятнами на боках и на морде, и мы её так и звали: "Рыжуха". Мы уселись в сани и тронулись в путь. Солнце уже клонилось к закату. На прощанье оно озарило всё вокруг своим оранжевым блеском, который постепенно угасал, а вместо него на землю стали опускаться сиреневые сумерки. Весна так переменчива и непостоянна. Ещё утром везде лежал снег и лёд, а за день от солнца и тепла дорогу сильно развезло. Она превратилась в месиво из талого снега и грязи. Лошадь шла с трудом, тяжело переставляя натруженные ноги. Местность в наших краях неровная, холмистая, в период распутицы ездить по нашим дорогам было тяжёлым испытанием. Того и гляди, то лошадь увязнет, то сани или телега застрянут, то, чего доброго, колесо или полоз сломается. Ездить в такую пору днём-то одна мука, а уж вечером или ночью - и подавно. Санки взобрались на гору, с горы спустились в низину. Вдали уже показались огоньки нашего села. На душе было и радостно и вместе с тем тревожно. Радостно от того, что село уже близко, а тревожно от того, что нас застала ночь, и неизвестно, как мы ещё доберёмся до дому .
Ехать оставалось немного, километра два или три, не больше. Но продвигаться приходилось с черепашьей скоростью. А сумерки не хотели нас ждать и, быстро сгущаясь, на глазах превращались в темноту, заполнявшую местность и скрывавшую от взора всё, что на ней было.
Начинался наиболее трудный и опасный участок пути. Здесь, под горой, лежала долина, на которой были луга вперемежку с кустарником. Луга упирались в реку, она как лентой опоясывала возвышенность, за которой стояло наше село. Дома стояли на возвышении, а огороды спускались к самому берегу. Наша речка была неглубокой, местами её переходили вброд, но каждой весной талые воды, врываясь в неё обильными потоками, буквально на глазах повышали уровень воды на несколько метров. Лёд отрывался от берегов, трескался на большие и малые льдины и начинался ледоход. Река, разлившись, выходила из берегов и быстро затопляла огороды и даже сельские улицы.
Отец надеялся перебраться через реку по льду. Когда они выезжали рано утром из села, она ещё была покрыта льдом. Но к ночи всё изменилось.
Когда мы спустились с горы, нас встретила водная стихия. Вода была везде, куда ни посмотришь. Рыжуха послушно брела по залитой водой дороге. Она хорошо знала эту дорогу, по которой ходила тысячи раз в добрую пору, знала на ней каждую канавку и рытвину.
Я смотрела, с какими усилиями она идёт и мне было очень жаль её. Её ноги были  в ледяной воде, а вскоре вода была ей по брюхо. Отец отпустил длиннее вожжи, чтобы хоть немного облегчить ей передвижение. Летом или зимой такая поездка не отняла бы столько времени, и мы давно бы уже были дома. Но теперь, в период разлива, нам приходилось продвигаться очень медленно. Всем нам хотелось поскорее добраться до дому и напиться горячего чая из самовара. Час был поздний. Мы пробирались почти в кромешной темноте, и только огоньки в селе, мелькая меж кустов, словно маячки, светили нам, указывая путь. Временами до нас доносился собачий лай. 
Наши сани уже не ехали, а плыли по воде. Мы все промокли и дрожали от холода.  Ехать, сидя в затопленных ледяной водой санях, в промокшей одежде, да ещё впотьмах, нам было не по себе. Мне хотелось умолять отца повернуть назад, добраться до соседней деревни Крутовки и переночевать там до утра, обсохнуть, отогреться. Но я знала: отец у нас был очень строгий по отношению ко всем, также и к своим детям, и не решалась высказать свою просьбу, боясь рассердить его. Он не любил слушать жалобы от своих домашних. А я ведь была самой старшей из всех детей, и должна была уметь терпеть трудности наравне со взрослыми.
Вижу, мужчины начали советоваться меж собой: продолжать ли путь дальше или вернуться назад. Лошадь с невероятными усилиями тащила залитые водой сани, и облегчения не предвиделось. Рыжуха покорно переставляла ноги, порой оступалась, угодив в канаву, но выбиралась и снова шла вперёд. Мы подъезжали к реке. Огни на том берегу были видны всё яснее, они как будто поддерживали нас, ободряли, мол, потерпите, дом совсем рядом. Лошадь взобралась на высокий берег. Отец натянул вожжи и сани остановились. Здесь, на возвышении, было относительно сухо, и мы скорей начали выливать из саней воду и отжимать одежду. До родного дома было рукой подать, но нас разделяла непреодолимая преграда - река...Наша речка, летом такая дружелюбная, ласковая, в которой мы так любили купаться и смотреть на её зеленоватые струйки, усыпанные, как блёстками, солнечными бликами, теперь становилась враждебной нам, разлучая нас с родным домом...
Мы с тоской глядели на огни родного села на другом берегу, где нас ждали и волновались наши родные...Мама, конечно, давно вскипятила самовар, испекла к ужину вкусных шанежек с капустой и все глаза проглядела, ожидая возвращения мужа и дочери...она, сейчас, конечно, очень волнуется, переживает...уложила младших детей спать, а сама не может сомкнуть глаз, вся в тревоге...что так долго нас нет, не случилось ли чего, и всё сидит у окна и глядит в темноту...
Отец держал лошадь под уздцы, а Иван Иванович пошёл вперёд осмотреться и узнать обстановку.
От реки на берег дул сырой, пронизывающий, леденящий ветер. Он яростно трепал нашу промокшую одежду, холод добирался до самого сердца...У нас зуб на зуб не попадал. Наша одежда на ветру застыла и покрылась ледяной коркой. Насквозь продрогшая, наша Рыжуха, стойко переносила вместе с нами эти мучения. Крупные водяные капли на её ногах и брюхе почти на глазах превращались в крошечные льдинки, она тоже как будто покрывалась коркой льда...Она грустно смотрела своими большими карими глазами, и мне показалось, будто в них стояли слёзы.
Отец немного прошёлся, осмотрел упряжь, обошёл сани кругом и вернулся на прежнее место. Его промокший насквозь тулуп был весь в ледяных сосульках. Он снял мокрые рукавицы, разминая затёкшие, онемевшие пальцы...В слабых отсветах я видела его лицо...Оно было очень суровым и непроницаемым. Глубокие складки возле рта как будто стали ещё глубже...
Иван Иванович подошёл к саням. Он был очень серьёзным и озабоченным. Вода в реке поднялась так высоко, что лёд везде отошёл от берегов. Нечего было и думать, чтобы проехать по льду. Мужчины стояли в замешательстве, не зная, как поступить. Кричать на берег на таком ветру, ночью - кто же нас услышит, да если бы услышали, вряд ли смогли нам помочь... Иван Иванович, тяжело вздохнув, начал садиться в сани. И тут произошло нечто непредвиденное. Едва он успел поставить вторую ногу, как Рыжуха вдруг дёрнулась всем телом, сорвалась с места и изо всех сил рванулась вперёд, прямо к обрыву...Отец схватился за вожжи, но было уже поздно...Лошадь не слушалась, и что было сил неслась прямо к реке...и казалось, никакая на свете сила сейчас не могла бы её остановить. Такого поворота событий никто не ожидал. Добежав до края обрыва, она на полном ходу прыгнула в реку, увлекая за собой сани... Всё произошло так быстро и неожиданно, что мы не успели опомниться, как оказались во власти леденящей водной стихии...вода доходила нам почти до груди...нас охватил смертельный холод...мы в исступлении вцепились в поручни саней, чтоб не вылететь в воду и чувствовали, что коченеем...
Как молния, обжигая, пронеслась мысль: "Это конец...мы погибли...". Слёзы комом подступили к горлу, сердце моё разрывалось от безысходности...смертельная тоска охватила душу...я не хочу умирать...я только начинаю жить...неужели нет никакого спасения...Внутри меня разливался холод, тело дрожало, как в лихорадке...я не могла пошевелить ни рукой ни ногой...только губы нервно вздрагивают да стучит в висках, и сердце от страха так бешено колотится в груди, что кажется его стук слышен далеко вокруг.
Иван Иванович, сильно побледнев, едва шевеля застывшими губами, начал что-то говорить тихим охрипшим голосом. Он вслух прощался со своими родными, которые ждали его из поездки, как ждала нас мама и младшие братья. Я слышала, как он шептал, задыхаясь: «Прощайте, мои дорогие, Машенька, сыночек Петенька...простите меня, если обидел чем... не поминайте лихом и помолитесь за меня».
Лишь отец, сжав губы, не проронил ни слова, ни звука, молчал, лицо его стало ещё серьёзнее и я боялась даже взглянуть на него. Но я могла себе представить, что творилось у него в душе!
Сидя в "ледяной купели", мы постепенно коченели...мы были в отчаянии и готовились, что с нами произойдёт самое страшное...ещё мгновение и сани уйдут под лёд...
Помощи нам ждать было неоткуда и мы были уже не в силах ничего предпринять. В этой чрезвычайной ситуации лошадь как бы взяла ответственность на себя, начав действовать по своему усмотрению. Нам оставалось лишь уповать на её природное чутьё, на её силы, волю, выносливость, сообразительность.
По тёмной холодной воде от огней расплывались светлые тёплые блики. В этих слабых отсветах мы видели, как над водой показались лошадиные уши и голова. Отфыркиваясь, Рыжуха барахталась в ледяной воде и плыла к противоположному берегу. Напрягая все свои силы, она плыла на пределе своих возможностей, насквозь продрогшая, охваченная ужасом холода, страхом смерти... Весь остаток своих сил она отдавала борьбе за жизнь. И не сдавалась. Она тоже не хотела умирать. Она знала: там, впереди - спасительное тепло и рвалась к нему во что бы то ни стало. Она понимала, что другого выхода нет. Доплыть или погибнуть, жизнь или смерть...Мы понимали: всё, всё сейчас зависит от неё...
И наконец...о, чудо! Ноги её коснулись прибрежного льда...Мы замерли: вконец обессиленная, Рыжуха цеплялась коленями и копытами за толстую льдину. Копыта соскальзывали в воду, а она в исступлении вскидывала ноги снова и снова...После нескольких тяжёлых попыток, ей удалось зацепиться и поставить сначала одну, потом другую ногу на твёрдую опору... Наконец, сделав сильный невероятный рывок, она выбралась на лёд и вытянула за собой сани...Мы были спасены...Это был настоящий подвиг. Подвиг, совершённый лошадью. Подвиг во имя жизни, перед которым сама смерть могла бы преклонить колени...
Выбравшись на берег, Рыжуха отряхнулась как следует, разбрасывая кругом брызги и крошечные льдинки. Отряхнувшись, ускоренным шагом  пошла по чернеющей на льду дороге, ведущей к домам. Она чувствовала самое главное: дом и тепло были уже близко. Мы сидели в санях, совершенно онемевшие, почти безжизненные создания.
Я была настолько обессилена, что впервые минуты, когда сани выехали на берег, не вполне понимала, что произошло. От всего пережитого мы не могли как следует прийти в себя...Нам ещё не верилось, что мы спасены, не погибли, не утонули...Испытав тяжёлое потрясение, мы все были в каком-то странном состоянии: как в тумане или летаргическом сне...и не было сил ни плакать ни радоваться...
Рыжуха дошла до поворота на пустырь, пройдя его, повернула на нашу улицу. Наконец, мы у родного крыльца...Кое-как, не помня себя, выбрались из саней и едва-едва переставляя одеревеневшие ноги, которые уже почти ничего не чувствовали, потому что были почти обморожены, заковыляли к порогу....На пороге стояла мама, глядела на нас и обливалась слезами...Слёзы, расспросы, причитания без конца...Начала хлопотать, снимать с нас мокрую одежду, готовить растирание, отвары, чай с малиной...
Наша героиня Рыжуха тоже долго не могла прийти в себя...Она постепенно с невероятным наслаждением отогревалась под навесом, тяжело дышала, переступала всеми четырьмя ногами, слегка поднимая вверх и как бы разминая то одну, то другую ногу...От неё шёл пар, мокрые грива и чёлка спутались, висели сосульками...мы смотрели на неё с жалостью и с чувством глубокой благодарности...если бы не её усилия, отвага, упорство, чтобы было с нами...Если бы у неё не хватило сил, если бы она сдалась, мы бы погибли. Но она не сдалась и смерть отступила от нас.
Отцовский тулуп и моя шуба, мокрые, разбухшие, сушились во дворе все каникулы. А я вместо отдыха лежала в постели с температурой. Чудом никто из нас не схватил воспаление лёгких...Но пребывание в ледяной воде не прошло для меня бесследно и подорвало моё здоровье. Всю жизнь болели простуженные  ноги, временами мучил сильный кашель, и мне пришлось долго лечиться у деревенских бабок и у врачей.
Спустя несколько лет после этого случая я закончила школу, потом курсы и навсегда уехала из родного села в тогда ещё совсем чужой и незнакомый для меня край - Сибирь. Я навсегда связала свою жизнь с городом. Но память неизменно возвращает меня к событиям, которые мне довелось пережить, к воспоминаниям моего детства и юности. Я часто вспоминаю отца и маму, свою жизнь в родном селе, и нашу добрую Рыжуху, простую деревенскую лошадку, которая самоотверженно боролась с водной стихией, спасая себя и нас, выдержала тяжёлое испытание, совершила невозможное, и вытащила нас из "ледяной купели"... "

8.01.2018