Кому слёзы горькие, а кому палка суковатая

Утро зарделось, деревня просыпалась, страда серпень на дворе. Батька с Маткой в поле подались свою долю брать, сын наследник - ему доля, дочке-мокрощелке доли нет. Будет сын, будет и доля: спим на топоре. Дав наказ: «Оставаясь на дому, не давайте никому», - дед остался за главного, Бабка на хозяйстве, внук с внучкой спят на полатях, всё в избе чередом, а не аредом. Дед, видя в избе и без него хорошо. А всякому хорошо должно быть ещё, сел на лавку, стал дратву сучить, серпень на дворе. За серпнем придёт покров, земля покроется снегом, невеста женихом - время свадеб. Как без валенцов по снегу ходить, готовь дратву в серпень, телегу по покрову, сани по купалу дню, обычаю древнему. В купалу дева сама себе мужа ищет, а не родители. «Не нами заведено и не нам этот обычай рушить», - пел свою песню Дед. Тем временем Бабка у печи хлопотала над горшком с кашей, песню свою играла, в песни той о силе и здраве сказывалось: «Свою силу не оставляй, за детьми не доедай, жизнь не заедай,  деда крупеницу подсоби несть,от этого деду здраву быть». Солнце жаркое те песни услыхало, сквозь окно в избу  заглянуло, от луча яркого внук с внучкой разом с полатей спрыгнули. Внук не умываясь, во двор побёг цыплят давить, с гусями на кулачку биться, а внучки нужен бабкин ухват. Вот она круг бабки бегает, так и норовит ухватом править. Но печь высока, а внучка мала: ухват не легается, из печи горшок не тянется. Беда- мала ещё. Бабка внучку окрикнула: «Отдайся негодница, студеной водой обмойся, жди завтрака».  Делать нечего, надо слушаться. Внучка, сев на лавку, стала ждать часа своего. Сидя на лавке, внучка играла песню свою: «Будут моё помело и ухват, а выросту - моя будет печь». Во дворе кто-то ревел. «Внук зашибся»,- решил дед. оставил дед начатое вышел из избы, бабка за дедом побёгла, внука выручать. Внучка осталась одна в избе на хозяйстве, час её настал. Во дворе дед грел внука хворостиной, приговаривая: «Тепло тебе, внучек». Бабка вступила за любимца: «Отдохни дед, это я ему велела цыплят давить». Дед опустил хворостину, переведя дух, стал бабку пытать: «Чем это бессловесная скотина перед тобой провинилась». На что бабка деду ответила: «Мне не нужны такие петухи и несушки, коли от моего внука спастись не в силах». Сказав это, добавила: «Жизни квёлые не нужны, к жизни допускаются сильнейшие». Тут в избе что-то хлопнуло, как ружьё стрельнуло, дед с бабкой в избу втиснулись, в избе пахло кашей, к  печи придвинута лавка, а на лавке стояла внучка. В руках у неё ухват, горшок с кашей на полу - завтрак будет завтра. Бабка схватила полотенец, стала внучку по избе гонять, но не долго, за внучку-любимицу дед вступил: «Отдохни, старая. Когда ты на посиделки ходишь, внучка мне крупеницу в печи парит».  Бабке нечего деду на это ответить.  Батька с Маткой не скоро с поля придут, надо править обед - дело важное, все к столу: стар и млад. Внука дед на горох в закут поставил:  «Терпи казак, атаманом станешь». Бабка на лавку лещину насыпала, подол внучке задрала, да голой жопой на лещину усадила.  Дала в руки ветерено, прялку с куделью, пряди внучка пряжу, слёзы лей, поболе поплачешь, по мене по сцышь. Вот и Батька с Маткой с поля вернулись, в избу вошли, огляделись,  все при деле:  дед на лавке сидит,  дратву сучит, бабка у печи хлопочет, сын - надёжа в углу на горохе стоит, карактер слезы палкой не выбьешь, дочка на лесном орехи усажена, слезою умываясь, пряжу прядёт - рукодельница. Долго в девках не засидится, от сватов будет не отбиться. В доме все чередом, а не аредом, все к столу. За едой кажный думал о своём: дед о внуке: « вырастет внук, кистень и финское лезно золотой носок, на драку от деда, а от прадеда припевка: «Задираться я не буду и бежать не побегу, для меня вырыта могила высоко на берегу». Баба думала о внучке: «В девушку выйдет: ветерено с прялкою, горшок с лещиной, в придачу к приданому». Батька на матку поглядел,  матке стало понятно: спать ей на топоре, нужны сыны. Будут сыны, будет и доля.