Оберег

Нет на свете  сильнее  оберега, как вера. Как в стародавние  времена, за нас люд  земной, Господь  отдал  сына  своего на заклание, чтобы  спасти  род людской, заблудившейся в пустыне. Так и матки  сыновей своих пославших в ристалище, оберег для сродников.
Настал  черёд  народцу  потолкаться,  устал человек в мире жить, так и норовит встречного  топориком в темя садануть , или из под  тешка  лезно в бок торнуть. Осталась  матушка  одна  одинёшенька  в  чухонском  доме  чужой  стороне. Эту сторону мой батька на слом взял там,и жить остался, а с ним его жена в будущем моя мать с ней  её дети  два сына и дочь.
Занялось  пламя  усобицы,  мужи  в  линию  встали. Германец  Маннергейм  во главе  чухны на русака  шёл.  Чухна  повылезла  из  всех  схронов, разом взялись  за русских  баб, как  они  справлялись с бабами,  можно  понять  только  по  бабьему   вою.  Не кому за баб заступится, все мужи  в линии, Маннергейма не пускают.   Вот  и моя  мать  как  она  мне сказывала, от стрельбы  и  бабьего воя она всполошилась,  вот порог, а за порогом  их ждёт смерть. Стоит она  у порога  в одной  руке  в пелёнках  грудник, в другой  узелок,  в узле  пелены,  а сверху  пелен  метрики,  за подол  держатся  сын  с дочкой.  На  крыльце  стоял  Финн, одет просто, не отличишь от русского,  только в руках  оружие; «не бойся меня»,  заговорил  Финн  на  ломаном русском   языке. Продолжал  Финн; «Я не воюю  с бабами.» После  Финн подогнал  телегу, и  помог  моей  матери погрузится, и не выпуская  вожжей сам  подвез  к  станции  где  беженцы  грузились  в  товарники.  Когда поезд тронулся,  крикнул; «Матка, матка, русская  матка, обереги  чухну без имени, как  он  тебя  оберёг,» . А батька мой шаг за шагом отдавал  чухонцам  их  родину  Суоми, не  оставляя  не одного  целого  строения. Чухонец,  видя  это не расстраивался,  он  считал так  если  Чухон  выживет, то всё поставит с из нова,  краше,  чем  прежде.  Состав  с беженцами прибыл в  Питер,  мать с детьми  обосновалась  и  стала жить.  В  городе  начался  голод, с  севера  Чухон  подпирает  с  юга  Германец  прёт,  окружили  недруги  подвозу  нет. Вот  тебе  паек,  хочешь  клади его на полку, любуйся, выжить  от  такого питанья не возможно.  Напилась  моя  мать  квасу, а грудник  грудь просит, дала  мать  ему  грудь. . Сгубило  грудное молоко  моего  брата, изошёл водой.  Грудничок  был  обмыт,  саванн  для него, был  пелена льняная.  Сердце  материнское подсказало,  как  схоронить  тельце,  обнесла  мать сыночка  своего в круг   горы, нашла  осину, подрыла  корни  туда  тельце и положила,  земелькой   присыпала.  Осина  та до сих пор стоит. Сродники  матери  моей,  и мой  отец вернулись с войны без единой царапины. Выжил ли её спаситель  Финн, одному  Господу  известно.
 Есть пример веры Господнею силу,  есть человек ведающий  тайны  вод  из жил  земных  сказывал он,  что его матушка во время войны служила  радистом при штабе фронта, радиостанция  находилась в крестьянском доме, начался обстрел. Поступила  команда все в укрытие, радисты оставили свои рабочие места, пошли к порогу. У порога   стояла  хозяйка  избы пожилая  женщина,   в руках у неё была  икона, то был список с Пресвятой Богородице Казанской. Грозно не моги  перечить, сказала; «из избы не шагу.» Сама же переступив через порог, вышла с иконой из избы.  Обойдя избу вошла  в дом установила икону в красный угол. Обстрел закончился, все вышли из дома на крыльцо, от деревни не осталось ни одного дома, на месте убежища   образовалось  воронка,  в ней собирались грунтовые воды.