Записки гаишника. Глава 5

                Глава 5
      В одной, Клинской смене работал инспектор, Виктор  Дураков. Хороший парень. Фамилия  иной раз  его выручала.  Сделал он просечку в талоне предупреждений водителю,  а  тот был  с этим не согласен.
- Водитель мне говорит: «Я буду подавать на вас жалобу, -  рассказывал сам Виктор, -  не расслышал,  как ваша фамилия»? – «Инспектор,  Дураков», - отвечаю я, приложив ладонь  к  козырьку фуражки.
 – « Дураков? Ну, тогда я и жаловаться не буду."
 Я   срзу вспомнил анекдот: «В одной поликлинике работал врач по фамилии Дураков. В регистратуре посетитель спрашивает: «Невропатолог принимает»? «Дураков принимает по средам», - отвечают. «А умных»?

  Старший лейтенант милиции, Василий Мещанинов, имел одну достопримечательность, про которую у нас в народе говорят: «Нос, на семерых рос, одному достался». Разбирался он с немецкими автотуристами,взяв документы у водителя микроавтобуса. Он не знал их языка, а они не знали русского. Время затянулось, подъехали ещё сотрудники, среди которых тоже не оказалось знающих немецкий язык. Вдруг одна немка подошла к Василию, подняла палец к его носу, и произнесла: «О,
зер гут». С  тех   пор   его   так  и  стали  у  нас  звать,  между  собой:   «Вася, зер гут». 
               
      У нас уже были  американские  приборы   «Spidgan»,   измеряющие  скорость  автомашин, с максимальной точностью, и фиксирующие эти показания на индикаторе в цифрах, что исключало ошибок. Мы с Татарчуком работали с этим прибором на 35 км в населённом пункте «Елино», и водитель Жигулей» не поверил, что мы точно замерили его  скорость. Ему было предложено провести эксперимент:
- Вы вернитесь назад, наберите скорость, посмотрите на спидометр и моргните нам фарами, а мы этот момент зафиксируем её, - сказал ему Анатолий.
- С какой  скоростью  вы  сейчас  двигались?  -  спросил    я, -  когда водитель  снова подошёл к нам.
- Шестьдесят километров в час, - ответил он.
Татарчук показал ему цифры на приборе, там красным цветом горели цифры: «60».
- Вот это да! - восхитился водитель, и с чувством полного удовлетворения поехал дальше с просечкой в талоне предупреждений.

    Работая на посту 49 км, остановил я грузоперевозчика, управлявшим автомашиной «МАН», из ФРГ. У него в кабине сидела девушка. Водитель сидит, смотрит на меня сверху в окно кабины, опустив стекло.
- По - русски говорите? - спрашиваю его.
- Найн.
- Do you speak English? - перешёл я на английский.
- Yes, - отвечает.
А я забыл, как по-английски: «Дай». Казалось бы чего проще: «Гив ми, плиз ё докуменс». Вылетело из головы, а немец на меня смотрит.
- Аусвайс, - нашёлся я, вспомнив фильмы про войну.
Получилось, как в анекдоте: Русский корабль идёт по морю. Вдруг наперерез ему идёт иностранный корабль без знаков опознавания. Вот-вот столкнуться. На сигналы иностранцы не
реагируют. Капитан выскочил из рубки и кричит им в рупор: «Ду юс пик инглишь»? - «Но»,- в ответ. «Парле ву франсе»? – «Но» - в ответ. «Шпрехон зи  дойч»? – «Но». И русский капитан кричит: «Сворачивай на…».
     Как я и предполагал, девушка была русская, и голосовала попутку. Немец ей остановился, что являлось нарушением с его стороны. Пришлось её высадить и отправить на советской машине.

   Я должен был ехать на развод в Молжаниновку, и находился в Солнечногорске, подбирая попутную машину, когда остановился автобус «ПАЗ-651», которым управлял житель деревни Дурыкино,  Лёша  Царьков.   Ясел в автобус, с ним ехала молодая,
 рыжеволосая, женщина. Мы  с  ним  болтали   о  том   о  сём, двигаясь  в соответствии   с маркой   автобуса,    но быстрее, чем дядя Вася Коротеев.
- Прибавь скорость, я на развод опаздываю,- говорю Алексею.
Прибавил. У монумента он свернул в Зеленоград, - ему надо было ехать в Брёхово, - и я вышел. Через несколько дней он заглянул ко мне на пост, когда шёл на родник с вёдрами и коромыслом. В разговоре вернулись к той поездке. Царьков мне рассказывает: «Я Галю спрашиваю, она у нас кассир: «Как тебе мой друг»? -  «Ничего, - говорит, - только странный какой-то: едет с женой разводиться, а сам шутит,  смеётся».
- А куда это ты с кассиром ездил? – спросил я.
- В банк. Деньги на зарплату для работников «Ксенона» получали.
- Это  вы  так заводскую  зарплату   возите,   в хозяйственной сумке? – удивился я.
- Да.   Она  ещё  по  рынку  походила,  хотела  что-то  купить, - ответил Лёшка.
- С деньгами? – спросил я, не переставая удивляться.
- Да, - подтвердил Царьков.

       С развода подъезжал я на попутной машине в Дурыкино менять на посту инспектора, отстоявшего ночь. На правой обочине стоит «ЗАЗ-968» со знаком: «Инвалид» на заднем стекле. Перехожу дорогу,  с поста выскакивает Татарчук, садится в стоящую служебную машину «Жигули», и срывается с места в
сторону  Москвы. Захожу на пост и вижу Виктора Балашова, диктора центрального телевидения, стоящего рядом с
инспектором, Пашей Качаловым.
- Здравствуйте. Что случилось?
- У  Зеленограда    машина   не   останавливается,   её   преследуют.   Татарчук
полетел на перехват.
- А у Вас что? – поинтересовался я у Балашова.
- Не знаю. Вот остановили.
-Паш, а чего ты человека держишь? – спросил я.
- Так его Татарчук остановил, а документы он увёз с собой.               
       Поразительно красивый у диктора голос, вроде слушал его каждый день в «Новостях», а вживую намного лучше. Вернулся Татарчук. Извинился, отдал водителю «Запорожца» документы. Я его спрашиваю:
- Толь, ты что, не знаешь Виктора Балашова, с экрана не слезает?
- Я что, телевизор, что ли смотрю?  Он что, инвалид? – в свою очередь
спросил он.
- Я знаю, что он участник войны, и был трижды ранен, - ответил я.
               
      В   1974   году,   начальник  отделения,   Варганов   Юрий    Михайлович, перевёлся  в  Москву,  в  спец.милицию,   и   на его  место назначили   майора милиции, Пиюренко Валерия Григорьевича, который до этого работал в 15-м отделении ГАИ по сопровождению негабаритных грузов (ОСНГ), расположенного   с   нами    на  одном    дворе.
     После Николая Барканова старшим смены у нас был Константин Савин, бывший дежурный по отделению. Но он ушёл вместе с Варгановым под его начало, и старшим смены был назначен Старов Виктор Иванович, он заочно обучался в высшей школе милиции, и закончил её.
     С  улучшением жилищных условий у нас было туго, не как на    предприятиях. Получали квартиры сотрудники по разным каналам, а чтобы конкретно  получить  от отделения - вопрос.  Мы  же   относились  к   области,
а не к району. Конечно, руководство   ходатайствовало    перед    администрациями       районов, создавалась комиссия в отделении. Как-то в такую комиссию попал и я, поехали смотреть жильё Виктора Ивановича  Есакова, мы  были с ним в одной смене.  Он жил в бараке с женой и дочкой в посёлке ЦМИС. Комната была маленькая, метров десять квадратных, с единственным окном, в углу печка. Стол, два стула, гардероб, кровать и детская кроватка. Ещё  тумбочка. Николай Иванович
Гусев поводил носом, поводил, и говорит:
- Виктор Иванович, у вас мебели много.
    А мне и Любе повезло, в апреле мы получили отдельную, двухкомнатную  квартиру в микрорайоне Рекинцо. В связи с рождением дочери, нам по закону она   была  положена:  в комнате   нас  прописано   было  уже  четверо на 10-ти    квадратных метрах. Спасибо бабушке.

      В Спас-Заулке, на стационарном посту 106 км, стоял Виктор Павлюченко, и со служенной машины «ВАЗ-2101» ему передавали нарушителей скоростного режима проходящих автомобилей в этом населённом пункте для принятия административных мер. Виктор остановил очередного водителя, который превысил допустимую скорость, и сделал отметку в его
талоне предупреждений. Водитель утверждал, что скорость не превышал:
- Я  буду   жаловаться.   Как   Ваша  фамилия? – спросил   он, 
 доставая  блокнот с карандашом.
-Павлюченко Виктор Андреевич
- А   фамилия   инспектора,   который   замерял    скорость?  –  спросилводитель.
- Сапко.
 «Сапко», повторил водитель, записывая.
- Начальник у вас кто? – продолжил он дальше спрашивать.
- Если непосредственный начальник, то старший смены, капитан
милиции, Михайличенко.
- А начальник подразделения? - спросил водитель, уже не записывая.
- Пиюренко  Валерий  Григорьевич, товарищ  водитель, - сообщил Павлюченко.
- Понятно,  понятно.  Я понял.  Извините,  я  жаловаться   не   буду.  До    свидания, - сказал водитель, и поспешил к машине.
               
     В феврале 1975 года, у меня с женой получилась новая ссора, в результате чего я остался в нашей новой квартире, в которую мы ещё не переселились, а она уехала в деревню к маме. В расстройстве, я вечером пошёл к своей маме    на Рабочую улицу.
Побыл у неё, и, возвращаясь, встретил знакомого с женой. Я
пригласил их к себе. Выпивая, просидели допоздна, и они остались у меня ночевать.
      Люба, увидев беспорядок, который я оставил, уходя рано утром на работу, ничего не нашла лучше, как приехать в Молжаниновку к моему руководству. Так, состоялась и моя встреча с Гусевым, который, не повышая голоса, провёл со мной соответствующую беседу, и попросил написать: короче,  и  по подробней». А я жене сказал: «Ещё один визит к начальству, и я с тобой разведусь».

     Летом   я   работал   на  подвижном посту,  с 30 по 34 км, имея при себе переносную радиостанцию и планшетку с бланками и протоколами. В правой руке жезл, в левой руке свисток, в кармане компостер, и стоял я напротив ресторана «Турист», у Черногряжской больницы. Солнце в зените. Двигавшаяся со стороны  Калинина грузовая автомашина, остановилась, и из неё   вышла   девушка    в  лёгком, летнем   платьице и босая.   Она   перебежала через,  дорогу прямо ко мне, и я увидел на глазах у неё  слёзы, лицо пунцовое.
- Что случилось? – спросил я.
- У меня отчим в доме хулиганит, - пожаловалась она.
- А где твой дом?
- В Елино, - сказала она.
На попутной машине мы с ней доехали до поворота на Фирсановку, зашли в дом. Он не был пьяный, и я, молодой человек, должен был здоровому сорокалетнему мужику объяснять «политику партии и правительства».
- Вас как зовут? -  обратился я к девушке.
- Светлана.
- Вот что, Светлана. Вы территориально относитесь к Крюковскому отделению милиции. Хотите, я Вам сейчас помогу туда доехать, напишите там заявления по этому случаю, участковый с ним разберётся.
- Нет, не надо.
  Девушка уже успокоилась, у неё есть защита, а мужик понуро молчал. Она проводила меня до перекрёстка, немного
рассказала  о  себе. Она училась, и занималась лыжным спортом, выступая за «Динамо», мастер спорта. А на вид:  хрупкая, миниатюрная девушка.
- Спасибо, вам. Как мне вас отблагодарить? – спросила девушка.
- Не   знаю.   Я  женат.   Хотя,   вот  что.   У   нас   ежегодно  проводятся  соревнования по лыжам в ГУВД Московской области,   в том   числе,  и  среди  женщин, на них можно выступать  родственницам сотрудников. За наше отделение пробеги, -  предложил  я ей.
- Не   вопрос,   надо  только,   чтобы   динамовцев   не    было.    А   какаядистанция? – поинтересовалась Света.
- Мужчины бегут пять километров, женщины – три, - ответил я.
- Ну, это я могу без лыж, бегом пробежать – рассмеялась лыжница.
               
     Работая  на  подвижном  участке,   я  остановил  за  нарушение  проезда перекрёстка водителя «Жигулей» из Калинина. Когда я стал заполнять извещение на планшете, держа его левой рукой, он выхватил у меня талон предупреждений, сунул под листок рубль, и убежал к машине. Через год, я, работая на посту 49 км, остановил «Жигули», под управлением водителя, который нарушил правило обгона на железнодорожном переезде. А это оказался тот самый водитель, который сунул мне рубль. Я даже не стал проверять у него документы, а жезлом показал, что он может ехать дальше. Что-то унизительное я испытывал, когда мне всучали  деньги, будто покупали. А как говорила будущая тёща жениху в драме Александра Островского «Бесприданница»: "Я знаю, почему вы взяток не берёте: вам не дают с".  Так, возникает вопрос: что здесь первично? Не давайте - не будут брать.
     Начальник смены, Старов Виктор Иванович, осуществлял ночную негласную проверку на стационарных постах. Когда инспектор с поста 47 км
передал инспектору, несущему службу на посту 49 км, по внутренней связи:
«Старов   на  тебя»,   у того   в    помещении   была   девушка.      Схватив жезл, инспектор побежал на перекрёсток, крикнув подруге:
- Смойся, Старов едет.
Приняв    доклад   от инспектора,   Виктор   Иванович   прошёл    на пос, - сделать запись в журнале приёма и сдачи, а инспектор остался наперекрёстке. Сев на стул, и,открыв журнал, Старов ногами упёрся во что-то мягкое. Заглянув под крышку стола,   он увидел там скорчившуюся девушку.
- Это  что  ещё за проститутка тут сидит,  -  в  свойственной   ему  манере  обратился к ней  Виктор Иванович.
Та палец к губам приложила и шепчет:
- Тсс, тихо ты, Старов едет.
Виктора Ивановича повысили, поставив на должность заместителя командира по службе, и начальником смены у нас стал Серёгин Владимир Николаевич.
 
     В 1976 году  зима наступила рано. Уже в октябре дорога была заснежена, её укатали, стало скользко. Я работал на посту 49 км, ночь прошла хорошо. Под утро стали появляться люди: кто-то приходил на остановки, чтобы ехать на работу, а кто-то, наоборот, приезжал сюда тоже на работу: в ДЭУ-119, на Механический завод №1, на Берсеневскую базу, в ПМК-19, в совхоз «Майдарово». Вот, сколько только одних предприятий было рядом с постом. Время   около   половины   восьмого,   пора   готовиться    к   сдаче    смены.
     Дежурный   передал,   что   на   нас   идут   две   «боевые», что означало: две автомашины «Зил-117», не охраняемые, без пассажиров.  47-й просигналил,  что  его  прошли, жду на перекрёстке.  Вот они показались из-за бугра, двигаются к переезду. А у меня два самосвала, «ЗИЛ-555», выехали в средний ряд для поворота налево в ДЭУ. Надо  их срочно убирать. Я дунул в свисток, для привлечения внимания, поднял вверх жезл, машина в правом ряду остановилась,  пропуская меня. Я с поднятым вверх жезлом пошёл на середину перекрёстка. Посмотрел направо, машина достаточно далеко, подал сигнал жезлом для поворота налево первому водителю «ЗИЛ-555», а он стоит. Не успел я поднести свисток ко рту, как справа услышал сигнал клаксона, удар и я лечу. Упал я на руки, вниз лицом, чувствую, что подняться не  могу,   но переломов нет.   Сплюнул    на укатанный снег – крови нет. Надо мной кто-то плакал, кто-то пытался меня поднять, но его остановили:
- Не трогайте его, надо замеры делать, - проговорил кто-то.
- Подними,   подними, -  проговорил  я  мужчине,  склонившемуся надо  мной, и меня подняли.
На ногах меня поддерживали с обеих сторон.  У поста стояли «ЗИЛы-117»,   ичерез стекло окна я увидел, как один мужчина говорит по телефону. Он вышел, посмотрел в нашу сторону, и они уехали.    Виктор  Есаков в это время  был  в дивизионе и рассказал мне:
- Когда человек из ФСО передал дежурному по селектору, что сбит инспектор, в дежурке наступила немая сцена. Гусев Николай Иванович, как-то ссутулился и, молча, пошёл в свой кабинет.
     Водитель «ГАЗ-53», который на меня наехал, ехал со своей женой- она,как раз и плакала- может поздно меня увидел. Нажал на тормоза, а машина пошла юзом на меня. Хорошо, что он мне посигналил, я повернулся боком и, упав, не стукнулся головой об
 асфальт. Я  был в сапогах на  кожаной подошве, и стоял на               
скользкой дороге, благодаря этому у меня не было перелома ноги от удара бампером. Правда, целый месяц правое бедро сильно болело от ушиба. Приехал     Великов, оформил   материал   о  ДТП,   в  поликлинике меня осмотрел врач, но я больничный листок не стал брать. Отлежался пару
дней, а потом вышел на работу.   Меня   ставили на  стационарные   посты,  а там  можно много   не ходить,  стой  на перекрёстке.
          Сам виноват – подставился. Но с тех пор я навсегда вбил в мозги слова капитана из группы сопровождения: «Никогда не стой спиной к транспорту». Я ещё два раза в дальнейшей службе  убегал от наезда на меня автомашинами.

   15 ноября 1976 года наше отделение было реорганизовано в 1-й дивизион дорожно-патрульной службы. В Управлении ГАИ был создан полк  ДПС, и  командиром назначен подполковник милиции, Романенко Сергей Иванович. Гусев Николай Иванович вернулся в 15 отделение СНГ, а оттуда пришёл  к нам в дежурную часть майор милиции, Уральский Валентин Алексеевич. Из Солнечногорского ОВД перевёлся Старостин Сергей Васильевич,
на должность замполита, вместо Гусева. К нам на службу многие приходили, и многие уходили, по разным причинам.

      Иван Захаров, получив диплом об окончании МАДИ, перевёлся в УГАИ Московской области, что на Дурасовском переулке, в Москве, на должность старшего дежурного по Управлению.
               
   В вечернюю смену я обслуживал участок с 49 по 61 км. Была осень, темнело рано. Мне по рации передали, что у поворота на Берёзки автомашиной был сбит пешеход, который погиб. Я выехал на место происшествия. Водителем, совершившим наезд на пешехода, оказался детский писатель, Успенский Эдуард Николаевич. Он ехал со своим другом в Москву. Я выслушал Успенского и свидетеля о происшедшем, и выяснил, что пешеход был сбит на проезжей части, не на пешеходном переходе, и, судя по всему, находился в нетрезвом состоянии. На специально выделенном служебном микроавтобусе, «РАФ-977», ко мне подъехал оформитель, Великов Александр Сергеевич. Он сказал, чтобы я отобрал объяснения у водителя. Конечно, Эдуард Николаевич был подавлен,- погиб человек - а его друг активно добивался от нас: чего ему дальше ожидать. Мы не объясняли, потому что материал поступит в орган дознания, а там вынесут решение. Я протянул Успенскому бланк объяснения, рассказал, как его заполнять, и он  исписал  почти три страницы.  Когда я протянул объяснение Великову, и он начал читать, пассажир продолжал допытываться:
- Ну, как там?
Александр Сергеевич дочитал объяснение  до конца, и сказал:
- Года на три уже написал.
- А что неправильного? – забеспокоился спутник Успенского.
Для   нас   было   принципиально   важно   объективно  и  точно   отражать  в составленных материалах дела точное положение вещей и место наезда.  Успенский, как писатель, секунды расписал так, что складывалось впечатление: будто этого несчастного пешехода он увидел метров за сто. Для понимания: одно дело, если пешеход внезапно вышел на проезжую часть, и совсем другое, если он находился на               
проезжей части. Заявления, что не увидел, или, что был ослеплён  встречной машиной, указывает на вину водителя. Должен видеть, ослепили – останови машину. Успенский переписал объяснение, и оно уложилось в полстраницы.
 
       Январь 1977 года был холодным. Я работал в вечер на 47-м посту. В 18 часов ушли женщины из сельсовета, и приём в больнице был закончен. На улице ни души, деревня погрузилась в домашние дела. Уличные, ртутные, фонари вдоль дороги, в границах деревни, высветили одинокого пешехода, видимо, сошедшего с только что проехавшего маршрутного автобуса: Крюково-Солнечногорск. Он перешёл дорогу у перекрёстка и подошёл ко мне. Это был пожилой мужчина, совсем седой, без головного убора, и было видно, как сильно он замёрз.
- Мальчик,- обратился он ко мне, - можно у тебя погреться?
- Конечно, конечно, пройдёмте в помещение, - сказал я, и, взяв его под локоть, сопроводил на пост.
Он мне рассказал, что в Крюково с него хулиганы сняли шапку .
- Надо же, - сокрушался он, - в войну таких не было.
Отогревшись, мужчина попросил:
- Мальчик, мне в Липуниху идти, я не дойду. Нет ли у тебя чего-нибудь, надеть на голову.
На посту не было ничего, что могло бы заменить головной убор, и я снял с себя шарф и обмотал им голову деда чалмой.
- Дойдёте?- спросил я, всё - таки, два километра идти.
- Дойду, дойду. Теперь хорошо.
- Смотрите, а то, может, кого-нибудь попросим вас довезти, правда, это проблематично.
- Не надо, дойду. Спасибо.
Согнувшись,   он ушёл в темноту по бетонке,   и  ещё  долго занимал  мысли в
моей голове. Через несколько дней, снова, заступив на пост 47 км, я увидел свой шарф на подоконнике.