Где ты?

В престижный институт педиатрии и акушерства привозили только избранных: сложных рожениц или по «блату». Нора была из сложных. Поздние роды, гипертония, и противоположные резусы крови с нерожденным младенцем. Все здесь ждали своего маленького счастья. Но в жизни  никогда не бывает всем «поровну», кому-то везет, а кому и нет.

В палате их было трое. Лена – молодая, девятнадцатилетняя  женщина и красивая, надменная Флора. Они заранее заняли освободившиеся места, хотя до родов им было еще очень далеко. «Блат» делал своё дело.
 
На прогулку разрешалось выходить только внутри здания и  Нора  гуляла всегда с Леной. Они быстро с ней подружились, несмотря на разницу в  возрасте. Подхватив под руку Нору, прохаживаясь по длинному коридору,  Лена начинала рассказывать о себе. В голове молодой женщины было столько сумбура, и своими короткими исповедями она старалась найти ответ для себя: «Вот увидела его и просто влюбилась. А красивый какой... Через три месяца сыграли свадьбу. Мы были такими счастливыми... Прошел месяц и он стал меняться на глазах. Мог нагрубить, накричать, дать пощечину, да еще и избивал... Ушла к маме вся в синяках, через неделю он забрал меня. Умолял, плакал, стоял на коленях. И уговорил ведь, гад. Привез меня к себе... Мама была против, но что мамины доводы, когда у меня любовь к нему. Прошло три недели и опять началось всё по новой... Дуреха я, нарисовала его в лучшем виде красивой картинкой для себя, а на самом деле... Только потом я поняла, когда увидела, как он колется... Сбежала я от него. Мама спрятала меня у родственников. Аборт было делать уже поздно и я начала пить таблетки, ох, чего я только не пила, чтобы выкинуть из себя этот чёртов зародыш и все впустую. Вот теперь придется рожать».

- Лен, ну а после родов, как вы жить будете?
Лена ухмыльнувшись кривой улыбкой, отвечала:
- Как? А  никак! Никакого ребенка ему от меня не будет. Откажусь я. Не хочу никакого сына. Папаша-наркоман, видали? Отличница школы - Лена Лобанова, воспитывает сына с мужем-наркоманом...- говорила она то ли себе, то ли Норе, прищурив карие глаза и с такой щемящей безысходностью на лице, что Нора замолкала и только внимательно слушала.
 
На следующее утро врач обьявила Норе:
- Ну что, голубушка, будем рожать? Время подошло – выбирай день на этой неделе...

От этой новости Нора заволновалась, ведь до настоящих родов больше двух недель. Но рожать нужно было раньше - это требовало её сложное положение. Посоветовавшись с мужем, который выбрал  двадцать пятое число – день зарплаты, они решили, да – двадцать пятого марта.
 
Утром, двадцать пятого марта,  в палату  зашла медсестра, и ни с кем не поздоровавшись, молча, с каменным лицом  поставила Норе капельницу и так же молча, вышла из палаты.

Флора посмотрела ей вслед и заметила:
- Если за мою зелёную купюру с двумя ноликами ко мне будет такое отношение, я их всех здесь разнесу в пух и в прах!

Время приближалось к обеду, а в палату к Норе ни разу не заглянули ни врач отделения, ни медсестра, которая поставила капельницу. О ней просто все забыли. Соседки палаты с интересом наблюдали за Норой – ведь для них это было всё впервые.

Через час живот Норы заходил волнами и она уже кричала: - «Да позовите врача, что вы сидите, как курицы...». Две молодые женщины оторопело смотрели на неё и вдруг обе разом выскочили из палаты, громко выкрикивая в коридоре: «Врача, скорей...она рожает!».

Наконец, прибежали  врач, медсестра и техничка с креслом-коляской. Осторожно усадив её, быстрым ходом повезли в родильную на этом же этаже. В родильном зале было очень холодно и поразительно стерильно. Акушерка и врач быстро уложив Нору на специальное кресло-кровать для родов, стали подготавливать инструменты...

Акушерка Марина подошла к Норе, и ласково сказала ей – «Ну давай, у тебя уже всё готово. Посмотри на часы, через пять минут ты должна родить – только сначала  сделай глубокий вдох...». А сама в это время поглаживая ей живот, вдруг двумя руками слегка нажала в нужном месте и показалась головка младенца и ...он  буквально выскочил в руки акушерки.

Новорожденную положили на живот Норе и она прислушиваясь слышала и чувствовала короткие тревожные удары маленького сердца. Затем малышке очистили  ротик и носик от слизи, перерезали пупочный канатик, наложив специальную скобу и обработали ранку, а затем взяли у Норы кровь из пуповины на анализ группы и резуса младенца.
               
Акушерка приподняла молчавшую крошку, держа одной рукой за головку, а другой, поддерживая за спинку, слегка хлопнула её по розовой попке и она закричала, заплакала - извещая всему миру о своём появлении на этой земле. Улыбаясь, акушерка Марина сказала:

 - Смотри, какая красавица! Отличный вес 3.200 и рост...52 см.

Нора лежала счастливая, ведь их желанный, долгожданный ребенок, наконец, после долгих хождений по больницам, родился здоровенький!

Как всё волшебно и гармонично создано нашим Творцом – родительские двадцать три  хромосомы, соединяясь в единую клетку, из которой зарождается зародыш, уже никогда не повторится снова - только один раз.
 
Нора с улыбкой смотрела на девочку, а её тело вдруг стало постепенно переходить из розовато-светлого цвета в жёлто-горчичный:
- Оооой...что это с ней?...
 
Акушерка взглянув на новорожденную, быстренько ловко  запеленала её в пелёнку и выбежала с ней из родильной.

Прошел час, второй...
Никто не приходил в родильную. Норе стало холодно, она задремала и проснулась от  низкого баритона мужа, кричавшего ей в окно:
 
- Нора, Нора, ну как ты там?

Нора собралась громко ответить, но вместо этого, обессиленная, только еле слышно прошептала:  «да...всё хорошо, только...». Затем, поняв, что он её все равно не слышит, рассердилась на него и закрыла глаза. А папа в волнении и переживаниях ходил под окнами, так как не мог добиться ответа в приёмной родильного отделения института.

А в это время новорожденной девочке делали переливание крови - на 80%  -  несовместимость резусов крови мамы и малышки внесли гемолитическую желтуху в её кровь и она медленно умирала.

Проснувшись на следующее утро в палате, только уже с новыми роженицами, Нора, как и все остальные, стала готовиться к первой встрече с малышкой. Но ... её не принесли ни в этот день, ни на следующий. Девочку положили под стеклянный колпак на двенадцать дней в детское отделение.
 
Только через два дня она смогла с ней увидеться. В специальном детском отделении  в кроватках, покрытыми стеклянными колпаками, лежали детки, одинаково запеленённые в светло-голубые или белые пелёнки. Одни из них безмятежно спали, посапывая носиками, другие надрывно кричали, краснея от натуги.  Если бы не таблички с ф.и.о. рожениц, прикреплённые к ручкам каждой люльки, невозможно было бы отличить своего ребенка. Медсестра Зухра подвела её к одной из кроваток и приподняв стеклянный колпак  бережно взяла не подававший признаки жизни укутанный белый сверток и положила на рабочий столик.  Нора механически посмотрела на табличку, все верно – это её дочь, но не узнала свою девочку. Где кругленькое личико, где пухлые малиновые губки? Она вопросительно посмотрела на медсестру:
 
- Это моя дочь?
- А что ты хотела, мамочка? Ведь она потеряла триста грамм после переливания.
- Вы мне её разверните, я хочу посмотреть.
 
Разговаривать с медсестрой было сложновато - нельзя было уловить её взгляд. Правый глаз её  сильно зашкаливал вправо, когда левый смотрел прямо тебе в лицо.

Зухра развернула малышку и с улыбкой в левом глазе поглядывала на неё, а правым внимательно посматривала на остальных деток.

На столике в облаке белоснежных пеленок лежал ребеночек с тоненькими, как спички, ручками и ножками голубоватого цвета. От такой картины лицо Норы сморщилось и она заплакала от жалости к этому беззащитному, слабенькому существу по имени «моя дочь».
 
- Она вообще улыбается? - Спросила Нора, не понимая своего вопроса.

Медсестра Зухра деловито подняла ей ручку со складочками в подмышках, затем стала щекотать её малюсенькую стопу ножки. Девочка вяло «заплакала», издавая слабые непонятные звуки то ли плача, то ли мяуканья.

- Мамочка, ну о чем ты говоришь? Детки начинают улыбаться только через  шесть недель, а смеяться она будет в три месяца. И вообще не волнуйся, всё тип-топ, она поправляется.

Пожилая врач-неонатолог  на следующий день, после бесед с роженицами о состоянии их малюток, в последнюю очередь подошла к Норе и облокотившись на спинку кровати, стала рассказывать о состоянии её дочери, а потом добавила:

- А начни-ка ты  кормить отказную, ведь тебе нужно сохранить молоко...

И уже через несколько минут в палату  принесли отказную - девочку, которая родилась с её малышкой в один день и  почти в одно и то же время. Нора начала кормить её и вглядываясь в круглое личико, с маленьким крошечным курносым носиком, пухлыми губками бантиком, закрытыми глазками с густыми длинными ресничками, думала свои невеселые думы.

Как обычно, после обеда, прогуливаясь по длинному коридору института, соседки по палате показали ей маму отказной девочки, стоявшей у окна и рассказали её историю. Она была студенткой университета, встречалась с парнем, которого забрали в армию. Вернуться в общежитие с ребенком не разрешалось, а вернуться домой было невозможно. «Где здесь правда, а где ложь» - думала Нора, внимательно присматриваясь к ней.

Невысокая, с красивой стрижкой светлокаштановых волос, карими большими глазами на бледном лице, двадцатилетняя молодая женщина задумчиво смотрела в окно. Любила ли она своего парня, что могла поступиться своим младенцем? Её Любовь потребовала от неё жертв – нужно было поступиться либо принципами, либо возможностями. Но она, опустошив свою жизнь – сделала третий выбор. 

Ей предстояло оставаться здесь два дня для юридического оформления отказа от ребёнка. Нора внимательно вглядывалась в неё, ей захотелось подойти и поговорить с ней, но в последнюю минуту передумала. В коридоре она встретилась с Леной, вчера родившей мальчика, с туго перетянутой полотенцем грудью. Было понятно, что от своих намерений, она не отказалась.

Прошло двенадцать дней... Нора успела полюбить свою подопечную. Отказная девочка расцветала на глазах – её щечки с розовым румянцем округлились, она хорошо набирала вес. И доченька Норы пришла в норму, прошли критические дни и её перевели в обычное детское отделение.

Как обычно, с раннего утра, разносили деток на кормление. Вот и Норе принесли в первый раз её доченьку. Все двенадцать дней она верила в чудо, успокаивала себя мыслью, что счастье не обойдет её. Наконец, затихли страхи и радости не было предела. Маленькая крошка похорошела и так побелела, что трудно было отличить её на белоснежной подушке, если бы не отросшие завитки тёмных волос, выбивавшиеся из-под косыночки на головке. Чуть позже пришла врач и улыбнувшись, присела на краешек её кровати:

- У тебя всё хорошо, и девочка твоя  пришла в себя. Она будет на особом учёте в детской поликлинике пять лет, подробнее расскажет ваш детский врач. Если через пять лет всё будет в норме - кризис миновал, а если на протяжении этих лет будут отклонения, ничем не поможешь, такая уж патология.
 
Она развела руками, как бы заканчивая разговор, но опять продолжила:
- А на твою молочную доченьку очередь, чтобы удочерить. Но первое слово за тобой – ведь ты - её молочная мама...Посоветуйся с мужем и о своем решении скажешь мне завтра.
 
Нора немного растерялась от такого предложения и стала с нетерпением ждать прихода мужа.
Вечером он появился в приёмной, и со счастливой улыбкой вручил ей букет крупных махровых розовых гвоздик. Предложение об удочерении девочки он воспринял с готовностью и радостью, но Нора была в раздумье и нерешительности. Это был серьезный шаг и ответственность за девочку на всю жизнь.

А утром ей принесли сразу двух младенцев, одну за другой. Отказная девочка, как всегда спала. За все двенадцать дней она ни разу так и не открыла глазки. Нора всматривалась в личико ребенка, и невольно вспоминала слова Лены, пытавшейся избавиться от ребенка и ...отказалась от неё, испугавшись за здоровье девочки.

...Прошло десять лет.
Время утекло, как вода сквозь пальцы, обернувшись для Норы сомнениями о молочной  малютке. Тоска по ней за все эти годы дошла до самой высокой точки и тихо ушла от неё, оставшись только в воспоминаниях.

В воскресный осенний теплый день, Нора с двумя детьми, гуляя в парке  ВДНХа, обратила внимание на женщину, чем-то похожую на Лену. Только подойдя ближе, она узнала её. Рядом с ней – мужчина в импозантном сером костюме, серебряные виски короткой стрижки, в тонкой оправе очки. А Лена мало изменилась, только немного располнела. Познакомив мужа с Норой, решили пойти в кафе. Сев за столик, муж Лены сразу же взял шефство – заказал им пепси-колу и мороженое. Затем предложил детям покататься на высокой карусели. Оставшись одни, женщины теперь могли и откровенно поговорить:

- Ну как жизнь, Лена?
- У меня все хорошо. Замужем уже девять лет. Собираемся уезжать в Америку. А дочь твоя как, у неё все в норме, ведь она была...?
- Да, всё обошлось.  Никаких последствий. Только я часто вспоминаю отказную девочку, помнишь? Жалею, что не удочерила. Часто думаю о ней и очень скучаю. Где она? Если бы она открыла тогда хоть один раз глазки и посмотрела на меня...ведь все время спала, я даже не знаю какого цвета её глаза...
- Как не помнить...всё помню... А я ведь так и не родила, а так хотелось. Видно, обидела я сильно первенца своего...
 
Они одновременно замолкли, зачем возвращаться в прошлое, если нельзя забрать тех, кто там остался. Можно забыть прошлое, но оно тебя никогда не забудет и неожиданно, в любой момент, нахлынет волной воспоминаний.
 
В парке от лёгкого ветра шелестели жёлтые листья деревьев. Мимо них проходили  люди и среди них -  женщина с маленькой девочкой, которая улыбалась всем лучезарной улыбкой и счастливо смеялась, держась крохотной ручкой за мамину юбку.




Картинка из интернета,
спасибо автору.