Xxviii глава

Непослушные веки отказываются подниматься, конечности не слушаются, а голова гудит, словно в ней дают концерт все рок-группы сразу. Кажется, что череп вот-вот расколется надвое или, ещё хуже, — лопнет на куски. Да ещё и щека так странно саднит. Медленно открываю глаза, а они предательски слипаются вновь. После долгого поединка с самим собой заставляю себя пробудиться окончательно.

Пытаюсь сесть, и тут же голову пронзает ноющая тупая боль. Всё же усевшись, сжимаю пальцами виски в надежде избавиться от мучительных ощущений. Оли рядом нет, где она может быть? Неужели вчера что-то случилось? Ни черта не помню… Танец Оли и Каина, то, как я разозлился, как потом к ней клеился какой-то блондинистый ублюдок и я надавал ему по морде. А дальше провал — интересно, как я добрался до дома?

Ужасно хочется пить, но заставить себя встать — ещё более мучительная пытка. Я разозлился… Да что там разозлился, вчера, после того как Каин попортил мне всю малину, я был просто взбешён. Он прав, я действительно ревновал Ольгу. Мне категорически не понравилось, что она была в руках другого мужчины, танцевала с ним и улыбалась его шуткам. Разгорячённые мысли, скачущие по моей голове, сводят меня с ума, третируя несчастный проспиртованный разум беспощадной болью и своим ходом. Неужели Каин прав, и это действительно признаки влюблённости? А что, если из подруги она плавно переросла для меня в девушку? Вдруг это не просто вспышка, а одно из побочных действий любви? Как тогда быть?

Да нет, я не мог влюбиться, это от привязанности. Я просто привык быть в центре её мира, привык тешить себя эгоистичной мыслью о том, что она любит меня. Надеюсь, что это был просто секундный заскок из-за спиртного. Не хочу влюбляться и причинять ей новый и новый вред.

С этим разобрались. Но что было дальше? Что было после драки, как я добрался домой и оказался раздетым? Может, Оля меня раздела? От этой мысли мои глаза ползут в район лба. Нет, она не могла такого сделать. Застенчивая девчонка, которая в глаза-то мне иногда из-за смущения боится посмотреть, точно не смогла бы меня раздеть, а значит, я сделал это сам.

Дверь, ведущая в ванную, открывается, и в комнату входит Оля, прерывая ход моих мыслей. Рыженькая бросает на меня уничтожающий взгляд и проходит мимо молча, не проронив ни слова. А вот это уже настораживает: что я мог вчера натворить? Одному Богу известно, как я ни пытаюсь — вспомнить не могу. Надо узнать у неё.

— Оль…

Она молчит, даже не поворачивает головы в мою сторону. Прекрасно, просто прекрасно, я точно вчера что-то сделал. Знать бы, что… Быстрыми шагами зеленоглазая скрывается за дверью кухни и буквально через несколько секунд возвращается обратно. Она явно не находит себе места и злится. Боже, моя голова… Я согласен даже на гильотину…

— Ты со мной не разговариваешь?

Глупый вопрос, но ничего более успешного я сказать просто не в силах.

— Ясно… Что я вчера натворил?

— Как будто ты не помнишь!

Сколько язвительности — видимо, я очень здорово её чем-то задел.

— После драки в клубе я ничего не помню…

Как быстро она меняется. Изумруды её глаз сменяют гнев на жалость, но это секундная слабость: она продолжает напускать на себя гневный вид. Кажется, что она вся горит от злости. Прежде медные волосы теперь полыхают искрами, не тем задорным огнём, что я видел в клубе, а страшным всепожирающим пламенем с тёмными переливами. Всё её тело напряжено, руки сжаты в кулачки, а губы предательски дрожат. М-м… эти губы.

— Голова болит?

— Безумно.

— Я не разбираюсь в ваших таблетках. У тебя есть что-нибудь для таких случаев?

— На кухне в аптечке должен быть Адвил.

Она молча идёт в кухню, а я, пользуясь моментом, экстренно ворошу память, но безуспешно. Чёртова водка!

— Держи.

Заглатываю таблетку и ставлю стакан на прикроватную тумбу. Боль медленно рассеивается, освобождая разум из стальных тисков. Я не отступлюсь, надо узнать, что произошло.

— Так, что вчера было?

— Не важно.

— Я вижу. Расскажи мне.

— Вчера ты нажрался в стельку, когда мы вернулись — здесь был твой отец. Я не знаю, о чём вы разговаривали, он долго кричал на тебя. Потом ушёл, а ты… Ты полез ко мне целоваться. Я даже среагировать не успела!

Точно. Я всё вспомнил. Идиот. Я даже не дал ей времени дёрнуться или запротестовать, настолько быстро вчера справился с хрупкой девчонкой. Злости в ней больше нет, только обида, до краёв наполнившая её глаза. Она наблюдает за мной, ожидая реакции, а я расставляю всё по полкам.

— Так вот почему у меня до сих пор так горит щека?

— Да, я тебя ударила.

Она говорит это с сожалением, пристыженно понижая голос и пряча взгляд.

— Правильно сделала… Заслужил. Прости, Оль, пожалуйста.

— Я подумаю.

Ого, подумает? Вот это да. Ну нет, теперь я любыми путями заслужу прощения.

— Я готов замолить свой грешок.

— И как же?

Недоверчиво скрестив руки на груди, Оля пристально изучает меня любопытным взглядом — неплохо, предложение её заинтересовало.

— Ты любишь шопинг?

Бинго! Убиваю двух зайцев одним ударом. Хитро прищурившись, рыженькая улыбается в ответ на моё предложение, а я неподвижно наблюдаю за ней. Так и она развлечётся, и я наконец избавлюсь от её вызывающих тошноту майки и джинсов. Они настолько намозолили глаза, что хочется просто выбросить их в мусоропровод, притом срочно.
Она глубоко вздыхает и азарт испаряется из её глаз. Так, что ещё вчера было… Отец, он на меня кричал. Может, из-за неё? Напрягай извилины, Рик. Он ругался из-за того, что я вывел её за пределы Штаба. Надо предупредить его и дело с концом. Тогда я смогу спокойно вывезти её на шопинг, как и планировал.

— Мне нельзя выходить из здания, — тихо, обиженным тоном озвучивает мои мысли Ольга.

— Кто сказал?

— Извини. Просто твой отец вчера так громко кричал, что я слышала половину разговора. Он ругался, потому что ты меня вывел отсюда.

— Значит, ты плохо слушала. Мы договорились, что если я буду его предупреждать, то могу шагать на все четыре стороны с тобой в охапку. Так что мы поедем по магазинам. Вот только таблетка начнёт действовать, моя голова окончательно перестанет разрываться, тогда мы сразу поедем.

— Есть будешь?

— Угу. Стоп. Ты меня уже простила?

— Не обольщайся, я просто не настолько жестока, чтобы вдобавок к твоей головной боли ещё и морить тебя голодом.

— Боже, какая ты добрая.

— Знаешь, иногда мне кажется, что даже слишком. Как-нибудь возьму и проучу тебя.

— О нет, не надо.

— А я думаю, надо.

— Прости… Мне, правда, стыдно. Я представляю, каково это. Отвратительно получилось.

— Скажу больше. Это было ужасно!

Оля встаёт с кровати и со стаканом в руках идёт в кухню. Я представляю, каково это… Да что ты представляешь? Можно подумать, тебя заламывал пьяный до безобразия мужик и целовал насильно. Надо было контролировать себя вчера. Во всём виноват вездесущий Девингем. Если бы он не стащил Олю у меня из-под носа — я бы не глушил водку в одиночестве. Моя зеленоглазая… Точно.

Вчера я действительно взбесился. Я знал, что у Джевелс кроме меня были и другие партнёры, ещё до всей заварушки с Кайлом, знал каждого из них и при встрече улыбался, мысленно разрушая их призрачную надежду на то, что они единственные избранные любовники этой женщины. Но я никогда не ревновал, когда случайно видел, как она целовалась с очередным юнцом за углом — не чувствовал гнева и лишь по ночам доказывал ей, что я единственный хозяин её тела, что я один знаю, как правильно с ним обращаться. Интересно, хватает ли Кайлу на неё прыти? Фу, меня заносит, хватит.

Ревность, я и не знал, что это такое. С самого детства я привык делить отца с работой и Ким, а здесь — захлебнулся гневом, когда увидел её в чужих руках. Она моя подруга, самый надёжный человек в этом Штабе, кроме отца, но почему я отреагировал так, что чуть не набросился на Каина? Что заставило меня так злиться? Она… её тело… То, какая она есть, сама, без оболочки, добрая и доверчивая душа, готовая простить всё на свете. Оля определённо сводит меня с ума. Мне нужно разобраться с собой, взять себя в руки. Я не могу себе позволить любовь. Это смертельно опасно и для меня, и для предмета воздыханий.

Вдруг я ошибаюсь? Может, это не ревность? А что тогда? Быть может, я просто побоялся отпускать её с Каином? Всё может быть, я начинаю бояться своих мыслей. Если она действительно мне нравится как девушка, то нужно срочно высылать её из Штаба или заниматься постоянным самовнушением. Мы не можем быть вместе, я только испорчу ей жизнь.

— Ты идёшь есть?

— Бегу!

Я совсем закопался в собственных раздумьях.

После завтрака шагаю в кабинет отца, по дороге подбирая объяснения. Ничего не скажешь, вчера я действительно был в ужасном состоянии. Постучавшись в дверь, вхожу; Райан сидит за своим столом и бросает скомканные бумажки в мусорное ведро, тщательно прицеливаясь и одобрительно улыбаясь самому себе, попав в цель.

— О, кто у нас проснулся, головка не болит?

— Уже нет. Я тебя не отвлекаю? А то, гляжу, ты тут прицел настраиваешь.

— Не отвлекаешь. О чём хотел поговорить?

— Во-первых, я хотел извиниться за вчерашнее. Не думал, что ты будешь волноваться. А во-вторых, хотел попросить пропуск для Оли, хочу свозить её по магазинам.

— Ты точно ничего больше не хочешь мне сказать?

— Например?

— Скажем, об Ольге. С чего это ты взялся таскать её за собой? Сначала клуб, теперь шопинг. Странный рывок.

Опять намёки, снова он смотрит на меня с хитрым прищуром и полчищами озорства в глазах. Эх отец, всё не так однозначно, я сам запутался в себе и не могу найти ответа на этот вопрос. Потерялся в непонятных новых ощущениях, с головой ушёл в мысли и не смог найти верного выхода. Всё слишком запутанно.

Я знаю, он бы помог мне разобраться со всем этим, но я не хочу говорить. Не хочу, чтобы он считал меня влюбившимся пацаном, потерявшим голову и контроль над всем, не хочу, чтобы они с Ким на пару лукаво улыбались, видя нас с Ольгой.

— Она моя подруга. Я же иду в клуб с Каином, он мой друг, почему я не могу взять её?

— Опустим подробности с клубом. То, как ты там надрался, совсем не красит тебя перед девушкой. Теперь шопинг.

— А что в этом такого? Я просто хочу, чтобы она ходила не в застиранном тряпье, а хороших дорогих вещах. Могу ей это позволить.

— Суть не в том, что в этом такого, а в том, почему ты этого хочешь. Разберись в своих мотивах, и ты поймёшь, о чём я.

— Я хочу сделать ей приятно.

— Молодец, ловишь налету! А почему ты хочешь сделать ей приятно?

— Потому что она моя подруга.

— Ясно, разговор сводится в пустоту. Держи пропуск и езжай, только будьте аккуратнее, пожалуйста.

— Хорошо.

— Рик, не лихач, я тебя прошу. Ты ведь на такой скорости даже среагировать ни на что не успеешь.

— Всё нормально. Я не один и буду осторожным.

Отец качает головой и, улыбнувшись, шутливо закатывает глаза. Сегодня у него хорошее настроение. Его явно ещё не успели измучать бумажной и информационной волокитой. Таким — весёлым и беззаботным — я запомнил его в детстве и встретил полную противоположность потом, после смерти деда.

Мне было пять лет, когда ужасающая новость прокатилась по Штабу; взбудоражив и разворошив привычное спокойствие, она свела с ума половину людей. Будучи на смертном одре, в последние минуты жизни он успел попрощаться с отцом и со мной. Передав в руки отца фамильный перстень — печать нашего рода и бразды правления, — он отбыл в мир иной, покинув нас окончательно. Я слабо понимал произошедшее, надеялся, что всё поправимо и вернётся на круги своя. Как же сильно я тогда ошибался.

В первый — и, скорее всего, в последний — раз в своей жизни я видел слёзы отца. Я помню тот день, словно он был вчера. Смахнув рукавом капли с глаз, отец посмотрел вверх, казалось, в потолок — куда уж выше? Нет, он искал защиты и сил свыше, собственных ему просто не хватало. Прижав меня к груди, он молча сидел на полу, возле кровати деда, а я лишь пытался осознать произошедшее, мне не хотелось верить, я убеждал себя, что всё нормально, но всё оказалось не так просто.

Именно в тот день я потерял частичку своего отца навсегда. Будучи наследником, он мог себе позволить излишнюю возню со мной, уделять мне внимания больше положенной нормы. Я всегда ценил такие минуты, проведённые рядом с ним. Он был для меня солнцем; всё, что меня окружало, — начиналось и заканчивалось им, купаясь в его внимании и заботе, я даже не думал, что когда-то может быть иначе.

Но это иначе настало. Отцу не дали даже оправиться от потери. В то время были серьёзные проблемы на многих фронтах, требовалось срочное принятие решений, а потому без Главы Штаб не мог существовать. В экстренном режиме был собран Совет Штаба, и работа продолжилась, словно ничего не изменилось. Будто никто не умер.

С тех пор ответственность тяжким грузом легла на плечи отца. Утомительная возня с бумагами и решение проблем, не терпящих отлагательств, окончательно выбили Райана из колеи. Лишившись внимания и опеки с его стороны, я был раздавлен грузом всего навалившегося. Всю ситуацию спасала только Ким. Ей удавалось возиться со мной и помогать отцу — не знаю, что бы с нами было, если бы не она.

Следом за дедом, буквально через несколько месяцев, в аварии разбивается отец и мать Каина. Это было вторым тяжёлым ударом для Райана. Я разрывался на части. В тот момент я знал, как важна моя поддержка Каину. А вот отцу помочь я не мог, просто не знал чем. После автокатастрофы Глава принял решение, которое удивило всех. Он взял на воспитание Каина, фактически принял его в семью без права на наследство.

Постепенно отец оправился ото всего этого и жёсткой рукой навёл порядок, но тот тёплый задорный огонёк так и не вернулся в его глаза. В них поселилась стальная уверенность и решительность, больше с тех пор я не видел своего отца таким, каким он был прежде. Возможно, стены Штаба день ото дня давят на него, возможно, положение обязывает его быть таким. Я не знаю, с чем это связано, да и не хочу. Мне достаточно знать, что он рядом и всегда сможет меня поддержать и направить по правильному пути.

В покоях на диване елозит Оля, бумага в моих руках моментально приковывает к себе любопытный взгляд.

— Что это?

— Твой пропуск. Собирайся, поедем по магазинам, отец дал добро.

— Здорово! Я быстро!

Она буквально подскакивает со своего места и стрелой несётся в ванную, а я присаживаюсь на краешке дивана и разглядываю аккуратно сложенную футболку, которая уже давным-давно принадлежит ей. Белая ткань хранит её запах и даже не успевшее рассеяться тепло хрупкого стройного тела.

Ольга не заставляет меня долго ждать, через пару минут она уже готова к выходу, а я лишь переодеваю брюки и рубашку: в джинсах и поло мне будет намного комфортнее за рулём и в торговом центре.

Покинув комнату, сквозь коридоры мы шагаем к подземному гаражу, личные автомобили стоят на парковке в подвале жилого корпуса. Моя спортсменка и отцовский Форд стоят в отдельном боксе.

Бокс открывают незамедлительно, и Оля, охнув, обводит взглядом кузов автомобиля. Новенькая Ламборджини Венено буквально блестит. Машина, созданная по последнему слову техники, совсем недавно сошедшая с конвейера, — подарок отца за окончание Оксфорда. Мечта, обратившаяся явью.

Не знаю, откуда у меня любовь к спортивным машинам, способным оглушить всю округу поистине зверским рёвом мотора и сметать со своего пути верстовые столбы. Отец придерживается классики, ему вполне хватает машины представительского класса, которая максимально развивает около двухсот-двухсот пятидесяти километров в час; для меня это мало. В черте города разгоняться негде, а вот на трассах между штатами это просто восхитительная лошадка.

— Это твоя машина?

— Ну не Форд же Мондео, он слишком медленный.

— Ничего себе.

Сажусь в салон и завожу мотор. М-м… какой звук. Пламенный агрегат размером в семьсот пятьдесят лошадиных сил дичайшим рёвом разрывает тишину, а затем становится в разы тише. Оля почти не дышит; сидя на пассажирском сидении, она заворожённо разглядывает интерьер машины и пробегает глазами по всем кнопкам и рычажкам. Кончиками пальцев касается своего сиденья и, кажется, не верит своим ощущениям и зрению.

— Натуральная кожа…

— На сиденьях? Да. Это Ламборджини Венено. Венено — в переводе с испанского — яд. Семьсот пятьдесят лошадиных сил, роботизированная коробка передач, максимальный тюнинг, эта малышка способна порвать несколько поколений гоночных болидов.

— Ого. Это не машина, а целое состояние.

— Она обошлась отцу в три миллиона евро. Плюс я вложил в неё порядочную сумму своих денег на тюнинг. Так что, пожалуй, ты права, это действительно состояние.

— Жуткие суммы.

— Да нормальные. Государство платит баснословные деньги за то, что мы рискуем собственными шкурами. Они готовы давать нам миллионы, лишь бы мы прикрывали их спины своими. Не будем об этом, мне тошно от таких разговоров становится. Надеюсь, ты, как и все русские, любишь быструю езду.

— Смотря насколько быструю.

— Пристегнись, тебе понравится.

Оля послушно закрепляет ремень безопасности, и я трогаюсь с места. С грозным рыком пробираюсь сквозь ряды прочих машин, лучи солнца начинают касаться капота машины, затем освещают её всю. За пределами стен Штаба, кажется, даже трава зеленее. Рыженькая заворожённо смотрит по сторонам — сейчас она напоминает мне крохотную любопытную птичку, готовую упорхнуть от любого резкого шума.

Уверенно веду машину вперёд, ловя удивлённые взгляды прохожих. Вскоре сворачиваю к торговому центру и паркую машину на открытой стоянке.

— Мы приехали.

— Ты не боишься её здесь оставлять?

— Да брось. Охранная система пентагона — ничто по сравнению с противоугонной системой этой машинки.

— Ты позаботился об её охране.

— А как же, Венено вышли ограниченной партией, таких машин по миру всего около пятидесяти штук. Лакомый кусочек для угонщиков. Пойдём?

— Да.

Торговый центр кишит людьми, толпы девушек и измученных парней слоняются от магазина к магазину. Куда бы её завести? Я даже не знаю, мои глаза разбегаются в стороны, а Олины и подавно. Если бы я не вёл её за руку за собой, она бы замерла в середине зала. Тонкими пальцами она сжимает мою ладонь, словно боясь потеряться; прижимается ко мне всё ближе, здесь народа ещё больше, чем в клубе, и это её явно пугает.

— Ты чего?

— Тут столько людей.

— Я так и знал.

— Что знал?

— Что тебя именно это и напугало.

— Не то чтобы это… Мне просто неуютно среди стольких людей. Я боюсь потеряться.

Кладу ладони на её плечи и носом зарываюсь в густые рыжие волосы, мне всё равно, как на нас смотрят окружающие. Она замерла, а я вдыхаю её запах.

— Не волнуйся. Я тебя не потеряю.

Я говорю достаточно громко, чтобы она услышала эти слова. Чувствую, как по её телу проходит короткая дрожь, точно разряд тока. Не хочу выпускать её из рук. Мысленно отвешиваю себе пару пощёчин и убирают от неё руки. Я должен держать себя под контролем. Зеленоглазая разворачивается ко мне лицом и так доверчиво смотрит на меня, что по спине пробегает холодок. Молча вкладываю её ладонь в свою. Веду в первый попавшийся магазин, мыслить о чём-то кроме неё я сейчас не в состоянии.

Вешалки пестрят яркими цветами, проходы между стеллажами полностью оккупированы охотницами за скидками. Касса безостановочно пищит, и довольные девушки с удовольствием опустошают кредитки своих инвесторов. Да, весь этот гнилой мир повёрнут на деньгах. Кого я защищаю своей собственной жизнью? Жлобов, которых буквально перекосило от злости при виде сложившейся суммы, и бездумных дамочек, которые готовы тратить цветные фантики на сотую кофточку.

Вешалки бодро клацают друг от друга; одни брюки, вторые, третьи, и я уже окончательно теряю счёт времени. Оля долго крутит каждые перед собой, прикладывает к себе, смотрит на ценник и вешает их обратно, вскоре она вообще не рассматривает их, лишь шуршит цветными блестящими бумажками лейблов и ценников.

— Ни одни не понравились?

— Нет.

— Оля, посмотри на меня.

Она вздыхает, словно приговорённая к смертной казни, и одаривает меня своим взглядом.

— Почему ты ничего себе не выбираешь, не нравится?

— Ты видел цены?

— Оль, мне глубоко плевать на эти бумажки. Сколько бы ни стоили эти тряпки — они будут твоими, если ты этого хочешь.

— Это слишком дорого.

— На моей кредитке сто тысяч долларов, и, чёрт подери, я ни на сантиметр не сдвинусь из этого проклятого торгового центра, пока не потрачу все эти деньги на тебя!

Мы оба настырно, испытующе уставились друг на друга и не желаем отступать. Она буравит меня взглядом, а я спокойно держу удар. Постепенно её бравада испаряется, и рыжая оппонентка сдаёт позиции.

— Я не хочу, чтобы ты так тратился на меня. И так предостаточно сижу на твоей шее и доставляю тебе кучу проблем.

— А я хочу на тебя потратиться. Мне, может, это нравится. Хочу видеть тебя в красивых приличных вещах, а не в этом тряпье. Хочу, чтобы ты чувствовала себя человеком, девушкой, красивой и модной. Позволь мне это удовольствие, ладно?

— Хорошо.

— Не смотри на ценники, выбирай, что нравится.

Медленно, шаг за шагом и под моим чутким руководством она выбирает себе вещи. Постепенно количество выбранных вещей увеличивается, и, обойдя весь магазин, мы устремляемся к примерочным. Вывалив всю собранную гору шмоток на несчастный стул, выхожу из примерочной и устраиваюсь на кожаном кресле напротив кабинки. Облегчённо перевожу дух: всё-таки шопинг действительно убийственная вещь.

Довольная как ребёнок, Оля дефилирует передо мной в новых вещах, а я придирчиво оцениваю оправу. Да, эта кофточка отлично ей подходит, а эти жуткие мешковатые джинсы нужно срочно убрать. Они портят её фигурку.

Она разная. То обольстительная дива, то кроткая девочка, которой не хватает разве что бантиков. Её хочется то прижать к себе и защитить ото всего на свете, то укрощать и поддаваться чарам. Страстные, горящие огнём колдовские глаза сменяют наивные и такие доверчивые огоньки. Яркие провокационные цвета, туфли на высокой шпильке, в противоречье им аккуратные балетки и пастельная гамма цветов. Поразительная смена.

Когда она появляется передо мной в белой блузе испанского покроя, чёрном корсете и джинсах, я буквально схожу с ума. Каждая линия её стройного тела подчёркнута и приковывает к себе взгляд. Лишившись дара речи, просто смотрю на неё, стараясь впитать в память каждую деталь и каждую чёрточку. Эдакая дерзкая ковбойка, разбивающая сердца воздыхателей одним щелчком кнута. Мужская половина бутика оторвалась от своих девушек и разглядывает Олю, я начинаю вскипать. Им никто не разрешал на неё пялиться!

— Ну как?

— Превосходно! Что там ещё осталось?

— Это последнее, я уже всё перемеряла.

— Отлично, иди переодевайся.

Улыбнувшись, она ныряет в примерочную, и все тут же возвращаются к своим делам. Жалкие бабники.

Вхожу в примерочную и отмечаю, что кучка обмелела, но всё же вещей мы выбрали много. Отлично, и что самое приятное, она не протестовала больше ни секунды. Не видя дороги, шагаю к кассе и выгружаю весь Олин гардероб. Все ошарашенно смотрят на нас, включая и кассира, видимо, в таких масштабах здесь мало кто отоваривается.

Расплачиваюсь, и мы продвигаемся к салону косметики. Оля долго и придирчиво растушёвывает помаду по руке, рассматривает флакончики с лаками для волос, внимательно изучает тени и всевозможные виды туши. Кажется, выбранной косметики хватит, чтобы разрисовать полштаба.

Завершив весь наш эпичный поход по магазинам, мы заходим в кафе и перекусываем лёгкими салатами.

— Подумай ещё раз, мы точно купили всё, что тебе нужно?

— Да. Вещи купили, косметику купили. Больше и нечего вроде.

— Тогда обедаем и выдвигаемся в сторону дома.

— Спасибо.

— За что?

— За то, что здорово провели время. И за вещи.

— Забудь о вещах, считай, что это подарок. Крохотная благодарность за твою заботу и компанию.

— Ничего себе крохотная…

— Да, именно такая.

Подмигиваю ей и улыбаюсь. Зелёные глаза начинают искрить от заполняющего их веселья и озорства. Эта ответная улыбка… Отец прав, Каин прав, все вокруг чёрт подери правы. В ней что-то есть, и это что-то заставляет сердце биться чаще, сводит меня с ума. Эта фигура заставляет меня думать о неприличном. Доверчивые глаза останавливают и отрезвляют, алые губы нестерпимо манят к себе, а медные волосы полыхают всепоглощающим огнём. И я горю в нём. Этот огонь сжигает меня дотла. И каждый раз, вновь видя радость в её всё тех же наивных изумрудах, я восстаю из пепла.

Я должен задушить в себе это. Уничтожить все чувства, пока они не расползлись по сознанию. У меня нет на них права. Я потяну на дно нас обоих, сгублю её, если не остановлюсь. Буду до последнего сопротивляться, вырываться из этого сладкого и заманчивого плена. Бежать как можно дальше, в густую тьму, буду одиночкой, но не позволю себе погубить её. Я должен заглушить в себе это, пока не поздно, пока есть силы сопротивляться этим зарождающимся чувствам.

— Поехали?

— Угу.

Она идёт рядом со мной, а я героически несу кучу сумок, тщетно пытаясь не задевать людей объёмными пакетами. Что ж, план пошёл прахом, таким багажом кого хочешь снести можно. На парковке возле своих машин по кругу скачут разъярённые водители. Что за ересь здесь творится?

Машины надрывно верещат, брелки дистанционной сигнализации не срабатывают, а люди вокруг, не стесняясь в выражениях, кроют отборными ругательствами администрацию торгового центра. Здесь что-то нечисто. Рядом наверняка притаились угонщики с глушителями сигнализации, но вот зачем?

Подхожу к Ламборджини и жму на брелок — ноль эмоций, он не срабатывает, машина отказывается открываться.

— Что происходит?

— Чья-то машина, видимо, уже поехала кататься с другими людьми.

— В смысле?

— Это глушитель сигнализации — попросту говоря, «Глушилка», — здесь работают угонщики.

— Мы не сможем уехать?

— Пока они не выключат свою шарманку — вряд ли. Здесь у всех такая проблема.

Ставлю сумки рядом с багажником и подхожу к водительской двери; дёргаю за ручку, но тщетно, машина начинает оглушать округу пронзительным писком сигнализации. Надо её открыть, но как — большой вопрос. Безрезультатно жму на кнопки брелка, в итоге приходится, наплевав на визг сопротивляющейся сигнализации, открыть водительскую дверь ключом. Таким же образом открываю и багажник, сложив туда все купленные вещи, закрываю его и пытаюсь завести мотор. Всё в точности так же, как и у остальных.

По близости стоит только одна заведённая машина — чёрный БМВ Х6. Странно, завестись сейчас он не мог, а значит, и вовсе не глушил мотор. Но почему? Может, они знают о том, что здесь работает глушилка? Тогда надо понимать, что это и есть те самые угонщики. Мне хорошо видно двух мужчин, сидящих на передних сидениях, они пристально наблюдают за Ламборджини и мной, изредка отвлекаясь на Олю. А вот этот факт меня уже совсем не радует.
Они все будто на одно лицо, больше похожи на корейцев или китайцев — честно говоря, никогда не мог их различить. Что, если это вовсе не угонщики, а шпионы чужой организации и нужен им я? Умеешь же ты вляпаться, Рик.

— Оля, садись в машину, я оставлю тебе ключи. Закрой все двери изнутри и не вздумай оттуда высовываться, чтобы бы ни случилось, поняла? Я пойду за администрацией торгового центра, пусть решают этот вопрос.

— Хорошо.

Она садится на водительское сидение и закрывает двери; проконтролировав процесс, я нарочито быстро начинаю шагать в сторону здания. Из двери БМВ выходят двое и направляются за мной. Чёрт подери, я угадал. Они следят за мной.

Стараюсь затеряться в толпе, смешиваюсь с пёстрой массой беззаботных людей и двигаюсь к уголку администрации. Они не решатся предпринять действия здесь, значит, я могу быть спокойным, а вот дальше…

Постучавшись, вхожу внутрь и прошу администрацию разобраться, мои новоявленные друзья вваливаются следом за мной буквально через пару минут и говорят администрации то же самое, что и я. Пользуясь болтливостью начальника охраны, оставляю корейцев китайской наружности болтать с ним, а сам несусь к машине. Если это действительно шпионы, а не моя воспалённая фантазия, то они опасны в первую очередь для Оли, которая осталась в машине одна. Я должен как можно быстрее смыться отсюда.

Выхожу из дверей и с облегчением замечаю, что машины начинают потихоньку разъезжаться. Глушилка не работает — значит, нужно действовать быстро, пока они торчат в кабинете охраны. Бегу к машине; не дожидаясь сигнала, Оля открывает двери и ошарашено смотрит на меня.

— Нет времени объяснять, быстро садись в машину!

Она растерянно кивает, но выполняет мой приказ максимально быстро; завожу машину и, вжав в пол педаль газа, вырываюсь с парковки. Я видел, как преследователи запрыгнули в машину, но БМВ априори медленнее Ламборджини, я смогу оторваться.

— Что происходит?

— Видишь ту БМВ?

— Да.

— Это шпионы, я не знаю, на какую разведку они пашут, но они едут за нами и нам нужно оторваться, иначе всё может кончится визитом в чужой Штаб разведки!

— С чего ты взял, что они шпионы?

— Они пасут меня! Я пошёл в магазин — двое из них пошли за мной и не выпускали меня из виду, их машина — единственная на всей парковке была с заведённым мотором, а значит, глушилка была у них! И сейчас они едут целенаправленно за нами! Всё? Или ещё доказательства нужны?

— Как они нас нашли?

— Я сам бы хотел это узнать!

На самом деле — хороший вопрос. Как они вышли на нас, как догадались, что это моя машина? Не могли же они вести нас от самого Штаба, я бы заметил. Вряд ли они смогли найти нас сами, случайно. Значит, это было целенаправленно. Знать, когда я выйду в город, они не могли, выходит, им кто-то любезно подсказал. Но кто мог направить на мой след чужую разведку? Джейсон…

Как я сразу не подумал? Больше некому. Но как он мог об этом узнать? Каин ни сном ни духом о том, что я собрался в город, всё их паршивое семейство, и Джевелс в том числе, я сегодня не видел. Пропуска. Мой и Олин пропуска отметились на КПП. Найт просто повёрнут на контроле и постоянно проверяет, кто куда уходит и по каким причинам! Вот картинка и сложилась воедино. Паскуда, молись, чтобы я не вернулся, иначе я устрою тебе адскую жизнь.

— Джейсон.

— Думаешь, он им подсказал?

— Это месть за то, что Кайл отчаливает в Конго.

— Значит…

— Значит, что?

— Он рассчитывает на то, что они тебя убьют!

А вот об этом я не подумал. Конечно, им проще меня убить, чем доставлять в свою страну. Вжимаю педаль в пол и чувствую, как скорость притесняет меня к сиденью. Для X6 машина двигается неестественно быстро, у них что там, двигатель от реактивного самолёта стоит?

— Они совсем не отстают.

Оля неутешительно качает головой и постоянно наблюдает за преследователями. Я отключился от них, мне некогда смотреть в зеркала, этим занимается рыженькая. Слежу за дорогой и не сбавляю бешеную скорость. Остановиться — значит погибнуть, я должен выжать всё, что могу.

Если остановлюсь, то от нас с ней не оставят и мокрого места; ещё чего доброго и вовсе зароют где-нибудь под деревцем и поминай как звали. Курсы экстремального вождения не прошли даром, даже на такой скорости я чувствую сцепление с дорогой и спокойно управляю автомобилем. А ведь отец просил не гонять.

Гонка не ослабевает, они уже открыто преследуют нас и, не сбавляя темп, сидят на хвосте Венено. В итоге и они, и мы всё равно придём к одному. Погоня продолжается до тех пор, пока в машине есть топливо. Если мне повезёт и у них бензин закончится раньше, то я смогу хотя бы затеряться, а если я сойду с дистанции первым, то мы с Олей погибли.