XXIX Глава

Лавирую между машин под оглушительный визг тормозов и гудки, БМВ проделывает то же самое и ни на сантиметр не отдаляется от корпуса Венено. Как я ни пытался сбросить их с хвоста – не вышло. Мешался с потоком машин, резко срывался в другой ряд, подрезал гражданских так, чтобы они стали преградой на пути преследователей, но не смог. Они умело обходят все препятствия, словно привязанные ко мне. Кажется, что они предугадывают каждый мой ход.

Чувствую себя загнанным гепардом, развивающим максимальную скорость и теряя остатки безопасности во имя спасения. На соседнем сидении Оля постоянно наблюдает за ними в боковое зеркало и нервно теребит пальцами ремень безопасности. В первые полчаса она пыталась смотреть на дорогу, но потом напрочь забыла об этой идее. Такая скорость для неё слишком велика, когда я подрезаю или перестраиваюсь, она инстинктивно пытается ударить по педали тормоза, которой нет под ногами. В России, насколько я слышал, все машины с левым рулём, а потому она не может привыкнуть к несколько иному положению вещей так быстро.

Задумывался ли я когда-то о собственной смерти так рьяно, как сейчас? Нет, у меня не было для этого поводов. Даже услышав разговор Найта и Смит, я не был настолько выбит из колеи. А здесь я в ловушке.

Что будет, если я погибну? Ничего, пустота. Отца убедят в моей гибели, никто даже и не подумает, что к этому причастен Найт. Раз так, то моё тело непременно оставят здесь, в машине, или заботливо положат рядом с ней. Ведь отцу потребуются доказательства. Мой бедный отец, такая новость совсем раздавит его.

Он снова замкнётся, уйдёт в себя и будет молча уничтожать себя изнутри, пока Найты будут пировать на моей могиле. Они сместят отца, и что тогда? Хорошо, если они просто выбросят его из Штаба, а что, если убьют вслед за мной? Никто не сможет его защитить, никто не сможет дать этим шакалам отпор за него. Они не преминут возможностью уничтожить наш род полностью, ради собственного тщеславия и проклятого статуса.

Оля, эта милая рыжая девчонка, погибнет из-за меня. Они заботливо положат рядом её бездыханное тело. Или, может, они просто заберут её, и Джевелс осуществит то, о чём говорила Кайлу. В любом случае она умрёт, так же как и я. Моя бедная малышка. Разве мало она вытерпела за всё это время, мало страдала? Смит уничтожит Ольгу только за то, что та спутала ей все карты, что появилась благодаря её возлюбленному не в том месте и не в то время.

Ким, хрупкая суетливая женщина, заменившая мне мать. Её тоже не пожалеют. Уничтожат вслед за всеми нами, да и захочет ли она сама жить, после гибели отца? Вряд ли. Она расплатится этим коршунам жизнью только за то, что любила. За то, во что верила и кого оберегала.

Я должен жить. Должен, чёрт подери, выбраться из этого дерьма. Единственный залог жизни отца, Ольги и Ким – моя жизнь. Не позволю навредить им, до последнего удара сердца буду защищать и оберегать их троих. Я должен вернуться, у меня просто нет выбора.

В салоне машины напряжённая тишина, Оля молча копается в собственных мыслях, а я пытаюсь думать о спасении. Нужно что-то делать, игра в кошки-мышки может длиться долго, а действия нужно предпринимать немедленно.

Нервничаю и постоянно поглядываю в зеркало заднего вида. Глаза преследователей полны щенячьей радости борзых, которые получат косточку от хозяина за загнанного кролика. Ловушка, и я почти угодил в капкан. Залог моей поимки – время и топливо, которое всё ещё плещется в бензобаке.

Ловушка… Что, если подстроить её им? Но что я могу сделать? Сидя в своей машине и летя на бешеной скорости, я не смогу устроить засаду. Отец. Надо позвонить ему. Он что-нибудь придумает, так он будет знать, что меня выследили, что всё это неспроста и подстроено кем-то.

— Оля, набери номер отца, — протягивая разблокированную трубку, говорю я. - сами мы из этого не выпутаемся.

— Диктуй.

Проговариваю ей номер, рыженькая старательно вводит его в мобильный и жмёт кнопку вызова. Забираю телефон из её рук и ставлю его в специальную
подставку, теперь голос отца будет слышен на весь салон, и я смогу, не отвлекаясь от дороги, объяснить ему всю ситуацию от начала и до конца.

— Слушаю, Рик.

— У меня для тебя есть две новости: хорошая и плохая, пойдём по классике, с какой начать?

— Что случилось?

— Ничего особенного, если не брать во внимание то, что за твоим сыном, на скорости триста километров в час, гонится БМВ Х6 до отказа набитая корейцами, китайцами или японцами, их сам чёрт не разберёт! Они все на одно лицо!

— Как это произошло?

— Я не знаю. Они пасли меня от самого торгового центра. На стоянке они включили глушилку и ждали, пока я выйду. Посадил Ольгу в машину и сходил к администрации здания. Когда вернулся, глушилка уже не работала. Заподозрил их, на всей стоянке только у их машины был заведён мотор. Рванул со стоянки, а они за мной. Я уже два часа пытаюсь скинуть их с хвоста, но не могу. Они слишком резвые!

— В какую сторону ты двигаешься?

— Знаешь, у меня, к сожалению, нет под рукой компаса, и я не могу тебе ответить на этот вопрос!

— Ты прекрасно знаешь о чём я! По какой трассе вы едете?

— По шестьдесят шестой трассе.

— Езжай вперёд. Дальше будет разветвление, крупной дорогой пойдёт новая ветка трассы, а одноколейной – старая ветка. Тебе нужно свернуть на старую. Там пусто, машин почти не бывает, там мы вас примем. По бензину дотянешь?

— Наверное… Не знаю.

Я сникаю, на самом деле, шансы ничтожно малы. До этого участка трассы ещё далеко, а бензина осталось не так много. Голос отца такой обеспокоенный, периодически вздрагивает, а вопрос полон надежды. Наверняка он сразу же после разговора вылетит из своего кабинета, мобилизует чуть ли не пол Штаба и сам примчится ко мне на помощь.

Если бы ты знал, отец, как мне сейчас страшно. Я никогда так не боялся, как сейчас. И не за себя, я боюсь потерять тебя, Ольгу, Ким - всё, что так дорого и близко. Из-за меня разрушится всё, что столько лет строилось непосильным трудом праотцев. Боюсь, что эти твари не пожалеют вас и друг за другом уложат в могилу в след за мной. Это как цепная реакция, эффект домино: уйду я, разменяют и вас.

Чувствую, как внутри, где-то глубоко во мне, возвращается к жизни тот мальчишка, который ушёл в пустоту пятнадцать лет назад. Больше всего мне сейчас хочется оказаться рядом с отцом, быть уверенным в его поддержке, знать, что если что-то случится, то я хотя бы смогу попрощаться с ним.

Я сижу здесь, за рулём своей машины, разговариваю с отцом и думаю о том, как мне страшно. А думаю я об отце? Каково ему? Пока я мямлю в трубку и размышляю о том, как хорошо было бы спрятаться в Штабе, он изводится и не знает, за что ему хвататься. Вот ему сейчас действительно страшно и больно. Его сердце сейчас рвётся на куски, он не знает, куда ему деться и что делать.

Возьми себя в руки, тряпка. Своим поведением ты напрямую влияешь на ситуацию! Оля обеспокоенно смотрит то на меня, то косится в сторону телефонной трубки, она явно поняла моё состояние. Отец рычит в трубку:

— О’Хара младший, отзовись!

Спохватываюсь и мысленно отвешиваю себе парочку пощёчин. Надо привести себя в чувства. Оказывается я ушёл в раздумья настолько, что совсем абстрагировался от реальности.

— Да, я слушаю.

— Слышишь меня, держись! Не вздумай сдаваться! Ты должен бороться!

— Я должен бороться… — повторяю я эхом, должен, и буду. — Я постараюсь дотянуть до старой ветки, но не уверен. Топлива мало, а они на хвосте. Останавливаться я не могу, у меня даже оружия нет.

— Сбрось их с хвоста и заезжай на заправку, заливайся до отказа и гони, главное — не выходи из машины.

— Я дам время заправиться и им!

— Плевать, заправка нужна тебе! Я вылетаю к ветке, держись, сын!

Он вешает трубку, короткие гудки отбивают ритм на всю машину, а в голове в такт им бьётся всего одна мысль — выжить. Оля кладёт свою ладонь на переключатель передач, накрывая мою руку. Отвлечься от дороги я не могу, держу пари, сейчас она сама не знает, за что хвататься, но, видя моё состояние, мужается из
последних сил. Вкладываю её руку в свою и ободряюще сжимаю.

— У нас получится.

— Получится.

Вжимаю педаль до отказа в пол и начинаю увеличивать скорость. Кажется, я всё-таки уже проскочил это разветвление дороги. Нужно искать заправку, развернусь в обратное направление потом. Теперь всегда буду заливать полный бак бензина в Штабе, хватит с меня таких приключений.

Как мне быть на заправке? Выйти из машины — смертельно опасно, а иначе залить топливо я не смогу. Мысли роятся в голове как языки пламени, обжигая разум своим ходом. У меня нет выбора, придётся идти ва-банк и рисковать. Иного выхода у меня нет.

Мчусь, из последних сил разбирая смазавшийся окружающий мир. Сбавляю скорость, до добра такое лихачество не доведёт, тем более толку от него ноль, оторваться я всё равно не могу.

Откуда не возьмись на дороге появляется дорожный полицейский, с мигалкой и сиренами он пытается притереть меня к обочине. Чёрт! Знать бы, наш он, или то же представитель азиатской национальности.

— Водитель Ламборджини Венено с государственным номером: Калифорния 1RRO111, прижмитесь к обочине!

— Чего они хотят?

В зелёных глазах паника, которой ещё не видел. Они говорят, естественно, по-английски, а Оля не может ничего разобрать.

— Патруль. Они хотят, чтобы я остановился, скорее всего, из-за нарушения скоростного режима.

— Это может быть опасно!

— Я не могу не остановиться, Оля, гирлянда из визжащих машин на хвосте мне не нужна. Я выйду из машины, закрой двери. Никому их не открывай и не выходи из машины.

— Что бы не случилось… Я помню.

— Умница.

Оставляю машину заведённой, прихватив документы, подхожу к патрульной машине. Мои новоявленные друзья проехали чуть вперёд и припарковались на обочине. Они будут ждать меня. Эта гонка ещё не окончена.

— Сержант Уинстон, можно Ваши документы?

— Держите.

— Вы нарушили скоростной режим, мистер О’Хара.

— Я в курсе.

— Боюсь, это слишком серьёзное нарушение, Вам придётся проехать с нами в участок.

Вот только участка мне сейчас не хватало! Лихорадочно соображаю как выкручиваться, но разум отказывается шевелиться. Придётся импровизировать.

— Может, обойдёмся без участка?

— Может, выполним требование властей? Кстати, девушка на переднем сидении Вам кем приходится?

— Какое отношение это имеет к превышению скоростного режима?

— Мало ли, может, вы похитили кого, вот и несётесь с такой скоростью по трассе. На ваше транспортное средство в участок поступило порядка пятидесяти жалоб от населения с указанием номерного знака.

— Это моя девушка.

— Ну, это мы проверим в участке. Будьте добры, пересадите девушку в нашу машину и проедьте с нами, машину заберёт на штрафную стоянку эвакуатор.

Я не хотел этого делать, но, видимо, придётся. Извлекаю из кармана джинсов шпионское удостоверение и чуть ли не тыкаю им в нос сержанту. Его глаза медленно, но уверенно, ползут на лоб.

— Извините, мистер О’Хара, я не знал, что вы из разведки. Тогда вопросов у нас к вам нет, будьте, пожалуйста, осторожнее.

Так всегда. Все государственные спецслужбы трепещут перед шпионами. Даже ФБР и прочие полу-разведывательные войска, которые формируются, в основном, ради прикрытия реальных Штабов и организаций. А уж для обычного сержанта полиции увидеть перед собой шпиона, вообще, нонсенс. Думаю, сегодня он будет на весь участок галдеть, что своими собственными глазами, по размеру сейчас схожими с двумя монетками по пять долларов, видел живого настоящего боевика. Что ж, раз так, то пусть окажет мне маленькую услугу.

— Мне нужна ваша помощь.

— Всё, что угодно, сэр!

— Сопроводите меня до ближайшей заправки. Топливо в моей машине подбирается к минимуму, если я не заправлюсь — то боюсь, что к утру на трассе шестьдесят шесть в Ламборджини будут обнаружены два трупа. Та БМВ гонится за мной уже весь день и вечер, мне срочно нужна дозаправка.

— Садитесь в машину, мы сопроводим вас до заправки!

Боже, какой он довольный. Теперь на фоне сослуживцев он просто герой. Шпионы давно стали мифом, сродни лохнесскому чудовищу. Красивая сказка, в которую многие верят, но не могут увидеть своими глазами. И этот чудак теперь один из тех, кто лично общался с разведчиком. Это, безусловно, нечто из ряда вон выходящее.

Сажусь в машину, неотрывно, хвостом, следую за полицейской машиной. Преследователи, видимо, почувствовав подвох, держатся от нас как можно дальше в потоке, но из виду не выпускают. Оля никак не может ровно усидеть на одном месте. Она ерзает в сиденье, то и дело открывает и закрывает рот, перебарывая жгучее желание завалить меня вопросами. Интересно, когда её самообладание закончится?

— Почему мы едем за ними?

Наконец-то. А она долго продержалась.

— Они сопроводят нас до заправки. Нам нужно топливо.

— Понятно. Как быть с хвостиком? Они всё равно едут за нами.

— Плевать, моя задача завести их в капкан к отцу. Пока мы в движении — ничего не случится.

— Да.

Отвлекаюсь от дороги на секунду и смотрю на неё. Зелёные глаза похожи на два тёмных омута, из которых вот-вот начнут капать слёзы. Она напугана, растеряна и не находит себе места. Я боюсь нанести ей вред, если влюблюсь,но, на самом деле, постоянно порчу ей жизнь даже без чувств.

Я должен хоть как-то её успокоить, но сидя за рулём ничего не могу сделать. Я бы сейчас с большим удовольствием обнял её, провёл рукой по шёлковым медным локонам и ушёл бы от реальности, растворился в ней.

Через ещё полчаса езды мы, наконец, добираемся до заправки. Сворачиваю с трассы, и БМВ делает то же самое. Что, ребята, то же бензина не хватает? Припарковавшись возле колонки, поворачиваюсь к Ольге.

— Пересядь за руль, глушить машину я не буду. Ты закроешься изнутри, если что-то пойдёт не так — уезжай! Ты умеешь водить, жми на газ и сматывайся.

— Нет, я не уеду!

— Уедешь.

— Нет, я не смогу, я тебя не оставлю!

По её щекам градом начинают катиться слёзы. Подруга отрицательно машет головой и продолжает твердить одни и те же слова. Она должна уйти, должна выжить, если мне такой возможности не представится. Я не могу рисковать ею.

Беру её лицо в свои ладони и растираю слёзы по нежной коже. Смотрю ей прямо в глаза. Она должна это сделать: спасти хотя бы себя в случае такой ситуации.

— Оля, ты сделаешь это.

— Нет.

— Да, и не спорь, прошу.

Тянусь через весь салон и целую её в щёку, знаю, что попытка дотянуться до губ может грозить провалом. Всхлипы стихают, она смотрит на меня так, словно видит последний раз в жизни. Внутри всё дрожит, за дверью машины неизвестность, но я должен туда шагнуть. Ради нас, ради неё.

Выхожу из машины и пересаживаю её за руль. Чувствую её взгляд на себе. Уинстон выходит из своей полицейской машины и следует за мной, также мои китайские дружки, с замашками корейцев японской наружности, отправляются к кассе. Всё может начаться в любой момент, а я безоружен, теперь везде буду с собой таскать оружие.

— Здравствуйте, мы рады видеть вас на нашей заправке, сколько вам топлива?

— Полный бак, пожалуйста.

— Ваша сдача.

— Спасибо.

Вставляю пистолет в машину и покорно жду, когда бак прожорливой Венено заполнится до отказа. Сержант не отходит от меня ни на шаг, а преследователи наскоро заправляют свой бронетанк с движком от реактивного самолёта. Когда пистолет отщёлкивается, вешаю его на держатель, прощаюсь с Уинстоном и благодарю его за сопровождение. Снова пересаживаю Ольгу и бью по газам, я не дам им заправиться до конца.

Они носятся вокруг БМВ и буквально вырывают из неё шланг, не успев толком закрыть двери, они рвутся с места и летят за мной. На улице уже темнеет, и это не предвещает ничего хорошего. Опыт вождения в темноте у меня совсем мизерный, а о скорости придётся забыть напрочь. Гонки по темноте в три раза опаснее, чем при свете дня.

Тьма неумолимо ложится на зеркальную асфальтовую гладь, неудобно ехать, когда ты не видишь ничего дальше собственных фар. Прижавшись к спинке сидения, Оля развернулась боком и в полу-лежачем положении прикорнула лицом ко мне. Бедная, за сегодня она так разнервничалась и устала, что готова заснуть даже в таком положении.

Глаза слипаются. Грязными ругательствами пытаюсь заставить себя следить за дорогой, но чувствую, что вот-вот усну прямо за рулём. Это слишком опасно. Тишина и монотонность давят, раскатывают меня по салону машины. Если в ближайшее время я не найду выход из ситуации, то, боюсь, мы погибнем в автокатастрофе. Надо разбудить Олю, если она будет со мной разговаривать, то я перестану клевать носом.

— Оля, проснись.

— А? Мы всё ещё едем?

— Да, поговори со мной, иначе я засну.

Она садится в сидении как положено и сладко позёвывает, потирая сонные глаза.

— О чём поговорим?

— Не знаю, о чём угодно, главное не спать.

— Ну, хорошо, какой номерной знак у твоей машины?

— Калифорния 1RRO111.

— RRO?.. Рик Райан О’Хара?

— Да, я за этим номерным знаком две недели бегал, через Штаб выбивал себе. Буквенная часть — инициалы, цифры — так, для красоты. А Калифорния — название штата, в котором машина зарегистрирована.

— То есть, мы в Калифорнии? Ну, в смысле, Штаб расположен в Калифорнии?

— Да.

— Здорово. Океан, пальмы, солнце и Лос-Анджелес.

— А ты неплохо разбираешься в географии.

— Я много читала про Штаты... да и вообще про разные страны.

— У нас тут всё сразу: и шоу-бизнес, и разведка. На любой вкус, так сказать.

Она тихо смеётся в ответ на мои слова. Хоть что-то положительное за день.

— А у тебя какой был номерной знак?

— Н053ТМ, но у меня был обычный знак.

— У вас их тоже выбивают по инициалам, если на заказ?

— Нет. У нас как посчастливится, а красивые номера можно получить, только если дать взятку. В основном приобретают номера с буквенной частью ЕКХ.

— Почему?

— Еду как хочу.

— Предприимчиво, однако. Нет, у нас можно заказать через Штаб, только деньги придётся доплачивать, но всё легально.

— Твой отец тоже номер заказывал?

— Да, у него: Калифорния 0RRO111. Разница лишь в одной цифре.

— У него такие же инициалы?

— Он — Райан Реймонд O’Хара. Мой дед был Реймонд Рассел O’Хара. Забавная вещь, даже не знаю, откуда у нашего рода такая любовь именно к такому набору инициалов.

— Зато не запутаешься.

— Это точно.

— Нам ещё далеко до того участка дороги?

— Я не знаю, пропустить я его вроде не должен был, но, ориентировочно, даже не знаю, где он может быть. Если мы проехали мимо, то это плачевно.

— Понятно, — тяжело вздохнув, отвечает Ольга. — Как думаешь, Джейсон успел предупредить своих дружков о засаде?

— Не думаю, если бы он это сделал, то они, скорее всего, уже удрали бы.

— Я тоже так думаю.

В дали, под светом фар, из тьмы появляется указатель на старый участок трассы, хвала Богам, мы не проскочили его! Жму газ и сворачиваю на старую дорогу. Кромешная тьма покрывает корпус машины. Новая трасса хорошо освещена, а столбы со старых участков полностью демонтировали. Всё, на что я опираюсь — фары.

В лунном свете за небольшим возвышением вижу отблески от корпусов тяжёлых джипов и вертолётов. Я так и знал, что отец притащит за собой целый Штаб. Преследователи начинают заметно нервничать, дорогу назад им уже перекрыл ряд бронированных джипов, осталось ехать только вперёд. Мне это не нравится. Они могут начать пальбу.

— Оля, перебирайся на заднее сиденье.

— Зачем?

— Не нравится мне всё это. Лезь, говорю!

Она послушно пересаживается на заднее сидение Ламборджини, пробираясь по бардачку между двух передних сидений.

Впереди джипы так же загородили дорогу. В салоне БМВ, явно, паника, благодаря включенному свету я вижу оружие в их руках. Если они начнут стрелять по машине, то вполне могут задеть Ольгу или меня, или, ещё хуже, попасть в бензобак, тогда машина сгорит как спичка и мы вместе с ней. Бью по тормозу и разворачиваю машину левым боком к преследователям.

— Быстро выпрыгивай из машины и беги! Быстрее!

Рыженькая открывает дверь и, выскочив из салона, приземляется на асфальт в нескольких метрах от машины. Они палят по Ламборджини очередями, вспарывая кузов как консервную банку.

Отстёгиваю ремень безопасности и под свист пуль, навернув в полёте сальто, вылетаю из водительской двери, буквально кубарем. Бежать поздно, нас может задеть пулей. Я ложусь на неё сверху и накрываю свою голову ладонями. Если машина взорвётся, то так я хотя бы прикрою Ольгу.

Звук стрельбы учащается, теперь к нему примешиваются родные очереди Глоков. Ползком пробираюсь как можно дальше от машины, таща с собою Олю. Оставленные в качестве преграды пустые броневики загородили всю дорогу, чуть в стороне припаркован отцовский форд, выстрелы не стихают, разрезая полночную тишину треском и грохотом. Я опираюсь спиной на колесо джипа и сажусь.

Зеленоглазая испуганно прижимается к моей груди, дрожа всем телом и капая слезами на мою футболку. Я обнимаю её, пытаюсь успокоить, хотя сам давно потерял остатки спокойствия. Там отец, что если он сунулся в пекло и участвует в перестрелке? Я не могу вступить в бой, оружия у меня нет, равно как сил. От долгой езды руки и ноги стали ватными, а усталость накатила сокрушительной волной откуда-то извне. Остаётся только ждать.

Постепенно грохот ослабевает, и всё вокруг обволакивает густая тишина. Слышу, как по асфальту стучат ботинки. От страха Оля замирает на месте и не может заставить себя даже пошевельнуться. Я встаю, кто бы ни вышел из-за Ламборджини, я должен встретить его ликом к лицу. Рыженькая встаёт, и я завожу её за свою спину.

К нам движется целая процессия: Каин, проклятый Джейсон, к моему огромному удивлению, Ким во главе с отцом. Он молча шагает ко мне, а я облегчённо выдыхаю, с ними двоими всё в порядке, с нами, вроде как, то же. Райан крепко обнимает меня, даже сквозь одежду, в гробовой тишине, я чувствую и слышу, как учащённо бьётся его сердце.

Смотрю на Найта старшего. Он уничтожает и без того измученную Ольгу взглядом, а та не знает куда от него деться. Я высвобождаюсь из рук отца и встаю прямо между ними, закрываю жертву игры взглядов собой. Сжав кулаки, испепеляю Джейсона взглядом в ответ. Никому не позволю её мучить, особенно тебе, шакал!

Джейсон быстро спохватывается и сменяет враждебный взгляд, перед отцом ему такие игры ни к чему.

— С вами обоими всё нормально?

— Да, Ким, спасибо.

— Откуда они могли взяться? — недоумевает Найт.

А то ты не знаешь, откуда они взялись, собачье отродье. Ненавижу его каждой клеткой! Уничтожу, как только представится возможность!

— Понятия не имею, Джейсон! Разберись с этим, если ещё хоть один раз с моим сыном приключится подобная ситуация, имей в виду, я с тебя заживо шкуру спущу! За его безопасность ты будешь отвечать мне головой! А ты, засранец, тоже хорош! Я сколько раз тебе говорил, чтобы ты отдал свою машину в отдел бронировки? Жить надоело?

— Всё обошлось.

— Хорошо, что обошлось! А если бы нет? — отец срывается на крик. — Ты когда-нибудь начнёшь думать своей головой или нет?

— Можно подумать, твоя машина бронированная.

Отец достаёт глок из кобуры, снимает его с предохранителя и стреляет в кузов собственного форда. На нём не остаётся даже царапины. Я ошарашенными глазами уставился на Райана, а он злится на меня, так тепло и по-отечески.

— Ладно, но стёкла-то вряд ли забронируешь.

Он снова заряжает глок и на этот раз, не глядя на машину палит по стеклу. На нём так же ни царапины. Боже мой, да это же легковой танк гражданского разлива!

— У тебя что, и резина защищена?

Отец метит пистолетом в покрышку, но Ким реагирует молниеносно. Ударив отца по руке, она сбивает прицел, и тот промахивается мимо колеса.

— Хватит! Иначе вы доиграетесь до того, что мы не уедем отсюда!

Глава моментально успокаивается, а я виновато потупляю взгляд. Надо было забронировать машину и тогда вообще ни о чём можно было бы не переживать, ни мне, ни отцу.

— Рик, у меня есть к тебе разговор. Каин, Джейсон, свободны, Ким, останьтесь здесь.

Плетусь за ним в сторонку, интересно, что он хочет мне сказать такого, о чём не должна знать даже Ким?

— Что-то не так?

— Да, нет, всё нормально. Мы с Ким давно подумывали о том, чтобы съездить в наш загородный дом, и я хотел поговорить с тобой на этот счёт.

— Вы хотите поехать? Езжайте, тебе давно пора отдохнуть.

— Я хочу, чтобы мы поехали все вместе, как раньше: я, ты и Ким.

Хорошая идея, я бы с удовольствием отдохнул вдали от Штаба, на побережье Тихого Океана. Наш дом стоит в таком выгодном положении, что небольшой пустующий участок пляжа принадлежит нам, вдобавок к этому пустынный берег небольшой речки, укрытый лесом, моё место, о котором не знает даже отец. Просто идеальные условия для отдыха.

Стоп. А куда я дену Олю? Я не могу отправить её в Штаб одну! Каин не защитит её как надо, а Джейсон не преминет возможностью уничтожить её, хотя бы морально. Джевелс обязательно найдёт возможности добраться до неё. Я не могу оставить её одну.

— Я не могу.

— Почему?

— Оля. Я не хочу оставлять её в Штабе. Если с ней что-то случится, я себя никогда не прощу.

— Так в чём проблема? Бери её с собой.

Что? Он только что сказал это вслух, или мой воспалённый от долгой езды мозг начинает самовольничать? Бери её с собой… Ничего себе, значит, он уже и не имеет ничего против того, чтобы чужая русская девчонка поехала с нами в наш загородный дом? Да, отец, твоё отчаянное сводничество просто не знает границ!

— И надолго мы туда поедем?

— Надо понимать, что ты уже не против и берёшь с собой Ольгу?

Чёрт.

— Да, именно так.

— Я думаю, на недельку.

— Отлично. Когда поедем?

— Прямо сейчас. Я не планировал возвращаться в Штаб, в случае твоего согласия.

— Хорошо.

— Идём.

Мы возвращаемся к Ким и Оле, и только сейчас я окидываю взглядом свою Венено. Метал вспорот пулями, стёкла отсутствуют полностью. Моя ласточка. Я замираю на месте, не в силах сдвинуться с места. Выть хочется, она теперь не подлежит восстановлению, моя Ламборджини.

— Моя машина…

— Рик, спокойно.

— Что, спокойно? Ты посмотри, что они с ней сделали, моя бедная Венено.

— Нашёл, за что переживать.

— Но это же Ламборджини Венено…

— Будешь хорошим мальчиком, и папочка купит тебе новую.

Отец хитро улыбается, Ким прыскает от смеха, а Оля подавляет в себе улыбку, она просто не знает как себя вести. И одному мне не до смеха, моя первая любимая машина фактически уничтожена. Гады.

— Давайте в машину! Рик, в багажнике есть что-нибудь? — продолжает отец.

— Да, там пакеты с вещами.

— Хорошо, я скажу, и их перенесут в форд.

Отец и Ким удаляются к остальным прибывшим, Райану наверняка надо раздать приказы и напутствия перед уездом.

— Пойдём, — я обращаюсь к Оле. Она совсем растерялась.

— Куда?

— Мы поедем в наш загородный дом на недельку. Отдохнём там.

— Понятно.

Она расстроенно прячет взгляд, не иначе как решила, что я не беру её с собой. Старательно скрывает свои чувства, но проваливается в этой идее на первых же секундах. Глупая, как я могу оставить её одну в этом аду? Пальцами осторожно беру её подбородок и, медленно поглаживая, обращаю лицом к себе.

— Эй, даже не думай. Ты едешь со мной.

Удивлёнными глазами она разглядывает моё лицо, словно ищет подвох. Я беру её за руку и тяну за собой в сторону машины. Послушно, но с большой опаской она шагает за мной, её явно пугает то, что целую неделю отец будет маячить рядом.

— Подожди. Мне нужно кое-что сделать.

— Что?

Даже в темноте я вижу, как она краснеет, буквально до кончиков ушей.

— Мне нужно в туалет.

— Ладно, только я предупрежу отца.

Как я и думал, отец всё ещё раздаёт приказы. Надо как-то выкрасть у него буквально пару секунд. Оля стоит в стороне и ждёт меня. Наглым образом отвлекаю Главу от важных дел:

— Отец, мы отойдём.

— Куда это?

— Местную флору оценить. Мы скоро.

— Идите, только не долго, ладно?

— Не волнуйся, уж с кустами и пнями я справлюсь.

Он улыбается и хлопает меня по плечу. Веду Олю в пролесок: надо найти такое место, чтобы оно было недалеко от дороги, но и чтобы рыженькую не было видно. После недолгих прогулок по ночному, с позволения сказать, лесу, я нахожу хорошее удобное местечко. Закончив всё необходимое, мы возвращаемся к Форду, за это время все пакеты уже перегрузили в багажник отца.

Садимся с Олей на заднее сидение просторной машины, и мы сразу же отъезжаем. Последний раз бросаю взгляд на свою Ламборджини. При взгляде на неё у меня сердце кровью обливается, бедная машина.

Мы молча едем обратно по трассе. Отец, оказывается, замечательно водит в темноте. Он уверенно ведёт Мондео и, кажется, совсем не напрягается, в то время как я сидел за рулём в адском напряжении.

Через полчаса езды зеленоглазая начинает засыпать сидя. Ещё немного и она стукнется лицом о переднее сидение. Ловлю её за плечо в последний момент перед падением, как бы уложить её здесь? Разворачиваюсь в салоне почти вдоль сидения, я слишком высокий, от того не могу поместиться на нём полностью. Опираюсь спиной на дверь и в полу-сидячем положении кладу Олю к себе на грудь. Так и ей будет удобно, и я сменю положение.

Отец и Ким периодически поглядывают на нас и лукаво улыбаются. Мне всё равно, я настолько расслабился, что начинаю засыпать вслед за подругой. Веки слипаются, несмотря на неудобное для сна положение, я засыпаю.

— Рик, подъём, мы уже приехали.

Медленно и лениво открываю глаза. Мы, действительно, уже приехали. Оля спит ровно в том положении, в котором я уложил её на себе. Аккуратно бужу её, чем, очевидно, вызываю тонны умиления со стороны Ким. Господи, чувствую, что эта неделя будет самой весёленькой с момента моего возвращения в Штаб.

Длинные пушистые ресницы вздрагивают один раз, второй, и она открывает глаза, так же нехотя, как я сам. Она окидывает взглядом сложившуюся ситуацию и своё положение. Щёки моментально поджигает румянец, а глаза не знают, куда спрятать стыдливый взгляд своей хозяйки. Видимо, рыженькая никогда не перестанет стесняться таких моментов.

Мы выходим из машины и направляемся в небольшую беседку, обвитую диким виноградом. Ким уговаривает нас поесть, собственно, она права, мы не ели за сегодняшний, точнее уже за вчерашний, день совсем ничего, а поесть нужно.

Пьём чай с бутербродами, хоть и сухомятка, но желудок всё же успокаивается. Мы с отцом и Ким разговариваем, а Оля молча сидит рядом со мной. Спустя время, я чувствую, как её голова ложится на моё плечо. Она всё ещё засыпает на ходу.

— Отнеси её в комнату, замучилась девочка.

Отец снисходительно улыбается и смотрит на неё удивительно тепло. Если я доберусь до комнаты, то сюда уже не вернусь. Хочу упасть в кровать.

Желаю Райану и Ким спокойной ночи и, подхватив Олю на руки, иду в дом. В своей комнате сажаю боевую подругу в кресло, она просыпается. Бедная, сегодня она ещё ни разу нормально не поспала, вечно я её бужу. Снимаю покрывало с кровати и бросаю на стол. Сейчас не до порядка.

— Переодевайся и ложись, мне не принципиально на какой половине спать.

Забавно. Те же самые слова я сказал ей в наш первый день знакомства. Почему я так чётко помню ту ночь? Не знаю, и вряд ли смогу себе объяснить это явление. Она улыбается, видимо, то же вспомнила эти слова.

— Во что переодеваться?

Чёрт, точно. Сумки с её новыми вещами так и остались в багажнике форда, и идти за ними у меня уже просто нет сил. Придётся снова одолжить ей свою футболку. Теперь чувство дежавю полностью оправдано.

Протягиваю ей белую футболку. Задумчиво улыбаясь, она берёт её из моих рук и пристально разглядывает, словно в ней есть что-то особенное. Не дожидаясь просьбы, я отворачиваюсь и смиренно жду, когда она переоденется. Попутно сбрасываю с себя одежду и после разрешения Оли ныряю в кровать. Боже, как же хорошо.

Устраиваюсь на подушке поудобнее. Рыженькая натянула одеяло почти до самой макушки и сжалась под ним в комок, чувствую, как ткань передаёт дрожь. Протягиваю руку к ней: бархатная кожа по температуре скорее напоминает ледышку.

— Ничего себе, да ты совсем промёрзла.

— Не страшно, сейчас согреюсь.

Да у неё зуб на зуб не попадает, наверное, она ещё на улице замёрзла, там было достаточно прохладно, а здесь, раздевшись до одной лишь футболки и трусиков, замёрзла окончательно. Нужно как-то её погреть иначе она может заболеть.

Приподнимаю одеяло, раздвигая руки и смотрю на неё: сейчас она кажется совсем крошечной и беззащитной.

— Иди сюда.

Её глаза удивлённо ползут на лоб, а я не знаю какими пряниками заманить её к себе в объятья. Это единственная возможность согреть её быстро и качественно.

— Не бойся, я только погрею.

Она нерешительно ладонью тянется ко мне, в зелёных глазах опаска борется с любопытством. Когда холодная ручка касается моей груди, я собираю весь самоконтроль в кулак, главное не поморщиться, не хочу спугнуть её. Она как маленькая недоверчивая птичка тянется к предмету любопытства, но боится подойти совсем близко.

Постепенно она вся оказывается в моих объятиях. Холод её рук жалит кожу, но мне всё равно, я улыбаюсь до ушей. Благо, она этого не видит. Одну её ладонь кладу на свой бок, вторую подсовываю под шею, так они будут согреваться быстрее. Сплетаю её ноги со своими. Левая рука в данном случае служит ей подушкой, она уютно примостилась на ней и уткнулась носом в мою грудь, а я, в свою очередь, закопался в её кудри.

Несмотря на то, что она холодная, её близость греет меня откуда-то изнутри, пробуждает во мне странное ощущение спокойствия и тепла. Она засыпает почти моментально, а в след за ней, обрадованный, от чего не знаю сам, подобным раскладом, засыпаю и я.