7. Ход красными

– Мне тут подлинники Моне предлагают. Хочешь купить что-нибудь?
– Мане или Моне?
– Мо.
– Хочу!
К вечеру Вероника выгрузила в одной из гостиных четыре одинаковых вида на купола Сан-Марко в разное время суток и один апельсинный, будто из Африки, закат сквозь игольное ушко какой-то кампаниллы.
– Чувствуется фанатизм неофита, – скептически заметил Альдо. – Посидела бы в Венеции с моё – выбрала бы что угодно, только не тот же пейзаж, что и за окном.
– Но ты ведь незадолго до меня сюда приехал, – удивилась Вероника.
– Да я все эти тридцать лет был здесь. Просто никуда не выходил.
– Почему? – нерешительно уточнила Вероника, уже зная ответ. Отец отговорился общим:
– Плохо себя чувствовал, – но потом добавил красок: – Как будто из меня… душу вынули… и всю кровь выпили, – сдавленным голосом закончил он, и по его глазам, хоть он и смотрел в сторону, Вероника поняла, что он не простил ей эту боль и, возможно, никогда не простит. Что ж, у неё тоже есть к нему счёты… И кто кого в итоге переиграл?..
– А почему не уехал?
– Потому что не мог! После ритуала я привязан к Настоящей Венеции намертво. Каким бы могущественным ни был Бог Соли и Тьмы, он явно сугубо местное божество. Я не могу больше покидать эту географическую область на сколько-нибудь заметный период. За исключением… впрочем, ладно.
– За исключением? – вцепилась Вероника, которой тайны отца надоели до смерти.
– В Настоящей Венеции я узнал, как можно обойти этот запрет, – неохотно признал он. – Но звучит совсем уж по-вампирски. Я должен, как граф Дракула, набрать ящик местной земли и ложиться спать в неё каждую ночь, что я собираюсь провести на стороне. Да уж, лучше посидеть дома… Короче, – он кивнул на её покупки, – вешай это у себя в комнате.
– И повешу! – Вероника принялась собирать картины и вдруг фыркнула от смеха.
– Ты чего? – улыбнулся отец.
– Вспомнила хохму. Типа: если хочешь прослыть завзятым интеллектуалом, надо завести двух котов, одного назвать Моне, а другого Мане, и бычить на гостей, которые не понимают разницу.
– Вот бы Алистер и Антон посмеялись…
Коты, услышав свои имена, тут же появились на пороге и стали обнюхивать незнакомые предметы.
– Ой, убирай. А то они сейчас поточат об шедевры импрессионизма свои когти. Дай помогу.
Сложив картины обратно в ящик, они оттащили его наверх. Отец критическим взглядом окинул кремово-белый девичий будуар.
– Помещение слишком маленькое.
– Да, правда… Может, в библиотеку? Уж туда-то ты точно не зайдёшь.
– Спасибо, ты такая чуткая. Кстати, – вдруг спохватился он: очевидно, спальня дочери навеяла ему воспоминания. – Наши высокочтимые родственники снова приглашают нас к себе. На этот раз – на расклад.
– Эта… Дисса?
– Да.
– Но я не умею в неё играть…
– Это не нужно. Играть буду я против княгини.
– А я там зачем?
Отец со вздохом опустился в кресло возле двери.
– Ты будешь бросать кости. – Он извлёк из кармана пластиковый пакет и передал ей. Вероника выложила на ладонь самое странное, что когда-либо видела в жизни: пару абсолютно белых игральных костей, сделанных, насколько она поняла, из расплавленного сахара. Она с изумлением взвесила их на руке.
– Сделай разметку каплями своей крови. Положи на ночь себе под подушку, – мрачно проинструктировал отец. – Возьмёшь их с собой на игру. Не держи в руках слишком долго, чтобы не расплавились, – Вероника поспешно вернула кости обратно в пакет. Всё же родственники у неё какие-то ненормальные.
– Да нет здесь ничего ненормального, – по обыкновению ответил на её мысль отец. – Банальные законы физики. Сахар – кристалл, который спишет с тебя за ночь твою волну, как любой другой, вот как чип на компьютере.
– Но почему именно я?..
– Этот расклад собирают, чтобы решить твою судьбу. Княгиня сейчас – глава «семьи». Если я проиграю, они попытаются меня убрать и забрать тебя себе.
– То есть как это… «убрать»? «забрать»?..
– А вот так. Если Дисса развяжет им руки, они будут действовать любыми доступными способами. И вероятнее всего, у них получится.
– Постой, но… кто решает, что покажет Дисса? От кого это зависит?..
– От истинного желания человека, на которого делают расклад. – Отец снова вздохнул. – От тебя.

***

Вероника задумчиво сидела с иголкой в руках и всё никак не могла заставить себя колоть пальцы. С трудом верилось, что всё это всерьёз, однако у неё уже был случай убедиться, что вокруг случаются вещи выше её понимания. Отец с отсутствующим видом ласкал довольную Луну, глядя на пустой белый экран.
– А почему ты с самого начала не бросил меня?..
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, какая-то… – Вероника запнулась: нехорошо было говорить так о матери, – шлюшка, которую ты даже не помнишь, вдруг подбрасывает тебе младенца под дверь и исчезает… Почему ты с этим согласился?
– Да что у меня тут, места мало? – удивился отец.
– Ну, всё же ребёнок – такая ответственность…
– Да какая ответственность? – ещё больше удивился отец. – Даже забавно.
– Да?.. И всё-таки, тебе не приходило в голову… провести экспертизу, например? Чтобы хотя бы удостовериться, что я действительно твоя дочь?
– Зачем? Что я, ребёнка на улицу бы выбросил?
– Понятно… А ты после этого никогда больше не видел мою мать?
– Нет.
Вероника вздохнула и вытянула руку над журнальным столом. 
– Ты уже делал это?
Альдо перевёл мрачный взгляд на иглу.
– Да. Для себя.
– Сделай и для меня.
Отец поколебался.
– Пересядь поближе.
Вероника подвинулась. Он взял её руку в свои, больно уколол палец, поднял игральную кость и осторожно спустил по острию иглы в центр белого поля первую жирную, жадную до сахара красную каплю.

***

– А венецианцы купаются в каналах?
Вероника, сидя в водном такси, подставила лицо весеннему ветру и старалась не думать о том, что предстоит. Отец спрятал глаза под стёклами дымчато-чёрных очков – как Вероника успела заметить, многие венецианцы по весне уклонялись таким образом от коварных ударов солнца из-за угла.
– Я купался однажды, вынужденно. Телефон в воду уронил.
– И как?
– Нашёл!
– Да нет… Как водичка?
– Мерзопакостная, – безжалостно подтвердил отец её худшие опасения.
За поворотом показался знакомый грязно-розовый фасад, апокалиптичная монохромность и промозглость которого даже производила впечатление своеобразного благородства. Под ближайшим скоплением лепных мостиков намечалась гондоловая пробка, которую они счастливо миновали.
– В чём всё-таки суть этой Диссы?
– В непредсказуемости…
В небольшой гостиной их ждало избыточное количество молчаливых гостей. Никто ни с кем не поздоровался. Люди в роскошных костюмах стояли рядами вдоль стен, как арестанты. Под их пытливыми и, как Веронике показалось, неприязненными взглядами она почувствовала себя нашкодившей девчонкой, которую привели наказывать. Альдо и княгиня заняли места напротив друг друга по сторонам старинного игрального стола с инкрустацией из разных пород дерева. Все чего-то ждали.
– Поскольку расклад делают на тебя, ты должна подать сигнал к началу, – вполголоса неохотно пояснил Альдо. Вероника беспомощно оглянулась.
– Ээ… давайте начинать, – она пожала плечами, и собрание заметно расслабилось. Пробежал шёпоток. На столе появилась доска со спиралевидным орнаментом, расчерченная на красные и белые клетки, и чёрный куб с круглым отверстием в боку. Альдо и княгиня поставили каждый свою резную фигуру в противоположные углы. Распорядитель – тщёдушный человечек с седым пушком у висков – объявил:
– Играют: Альдо Паоло Боначелли против Дарии Консоло-Романовой. Партия началась. Ничто не прервёт её, пока не определится победитель.
Собравшиеся снова застыли, в напряжении глядя на доску.
– Определяем очерёдность хода, – и кивнул Веронике: – Бросайте кости. Белое.
Вероника бросила. Выпало три.
– Красное.
Семь.
– Первый ход – красное. – Этой фигурой играл Альдо. – Определяем шаг. – Вероника снова бросила кости, подумав при этом, что до конца игры они вполне могут расплавиться у неё в руке или расколоться. – Двенадцать.
По собранию пробежал гул. Подумав, Альдо отправил свою фигуру в замысловатое путешествие по двенадцати клеткам доски. На каждой клетке значились какие-то не знакомые Веронике символы.
– Двадцатый Аркан Таро Суд, – объявил распорядитель. Некоторые зрители переглянулись. Лица Альдо Вероника не видела, да и не хотела смотреть – всё равно неизвестно, что в игре к лучшему, а что – наоборот. – Желаете жертву?
Поколебавшись, отец ненадолго вложил руку в отверстие в кубе, а когда вынул, на ней были следы пепла.
– Жертва принята. Ход белого, – объявил распорядитель. – Бросайте кости.
Началась стремительная, но напряжённая партия. Веронике так и не удалось уловить логику игры. Каждый ход, исходя из символов на клетках, открывал один из Арканов Таро, причём кроме Больших упоминались Малые и некие Тёмные, о которых она никогда не слышала, а после по сложной системе соотносился с картой, открытой противником. Чтобы закрыть карту, нужно было чем-то пожертвовать. Поначалу Вероника не понимала связи между игрой и кубом, но потом заметила, что при манипуляциях с ним по комнате разливался то запах дыма, то запах крови.
Наблюдатели реагировали на происходящее напряжёнными позами и прерывистыми вздохами, причём Вероника не совсем поняла, кто за кого болеет. Ясно было только, что каждый ход означает новое жизненное испытание, и чем дальше заходит игра, тем выше ставки – уже не здесь, а за пределами доски. В комнате нарастало физически ощутимое напряжение, будто силовые линии, сошедшиеся на доске, затягивали и связывали самые судьбы и души. В какой-то момент по безнадёжному жесту отца она решила, что всё кончено, однако игра продолжилась, и вот уже настал черёд княгини измученно откинуться на спинку старинного стула с вензелем семьи на золочёной спинке.
Внезапно одним удачным манёвром фигура Альдо завершила игру, войдя в центр спиралевидного лабиринта.
– Победитель – красное, – глухим и, казалось, уже ко всему равнодушным голосом обозначил распорядитель. – Альдо Паоло Боначелли.
Наблюдатели хмурились, лица многих окрасились гневом.
Альдо откинулся назад, одарив княгиню обворожительнейшей улыбкой, и не надо было знать его так же хорошо, как Вероника, чтобы понять, с каким трудом он удержался от непристойного жеста, который, впрочем, ясно читался в его глазах.

***

– Так что показала Дисса? – от возбуждения они забыли про такси и ринулись через весь город пешком.
– Нечто невообразимое… Но я почти уверен, что фильм мы покажем, Виви, – отец называл её так, только когда был в особенно хорошем настроении – чаще всего, в постели; Вероника считала прозвище ужасно фривольным и возмущалась… Она прятала сама от себя страх, что отец называет её именем другой женщины. «Признавайся, кто такая эта Виви, которую ты всё никак не можешь забыть?» – допрашивала она с притворной обидой, чтобы он не заметил подлинную. Отец истово клялся, что «ви» – просто первая буква её имени. – Судя по раскладу, это будет светопреставление… Я даже не понял, останемся мы живы или нет, – кто-то другой мог бы счесть подобную перспективу приговором, но Альдо как будто предвкушал неведомое наслаждение.
Неожиданно они вышли прямо на Сан-Марко во всём блеске её весеннего расцвета. Розовоперстый Дворец Дожей надвинулся на них всеми ярусами своей сабельной красоты. Облака неслись ему за спину, как озарённая надеждой вуаль. Кампанилла исправно ловила на румяный кончик прощальные лучи провалившегося куда-то за город солнца. Вдали два силуэта ударили в колокол.
– Часовая башня Святого Марка – одна из главных достопримечательностей Венеции, – прорезался в толчее жизнерадостный голос русскоязычной девушки-экскурсовода. – На террасе на вершине башни находятся две подвижные бронзовые статуи, бьющие в колокол. Фигуры, изображающие одна – старого человека, другая – молодого, символизируют течение времени.
Дирижёр сгрудившегося неподалёку оркестра вдруг отчаянно взмахнул палочкой, и музыканты грянули: «Мой адрес не дом и не улица, мой адрес – Советский Союз!»
– О боже, что они играют?! – Вероника вытаращила глаза. Альдо согнулся пополам от смеха.
– Цирк с конями… Прям специально для тебя…
– Нет, серьёзно? Они что, тоже русские?!
– В Венеции полно выходцев из бывших союзных республик, – Альдо за рукав потянул её к вапоретто. – Пошли быстрее, отплывает.
На борту отец азартно клацал айфоном.
– Мне пишет твоя мать. Предупреждает, что ты можешь меня найти, – усмехнулся он.
– Очень вовремя, – слегка оторопела Вероника.
– Хочешь посмотреть её фотки в Инстаграме?
– Давай. Она сейчас танцует где-то в Лас-Вегасе?
– Ага. Только осторожно, телефон в воду не урони.
Вероника опасливо приняла устройство и с сомнением вгляделась в бесстрастное лицо, обрамлённое блестящими пепельными волосами.
– Природа – сфинкс. И тем она верней
Своим искусом губит человека,
Что, может статься, никакой от века
Загадки нет и не было у ней , – неожиданно для себя продекламировала она.
– Очень точно, – заметил Альдо.
– Интересно, может, у неё ещё есть дети?
– А ты пыталась с ней поговорить?
– Да, – Вероника вздохнула. – Я ей неинтересна.
– Я даже не помню, как её на самом деле зовут.
– Наталья.
Она пролистала длинный утомительный ряд фотографий какого-то стрип-шоу с длинным рядом крепконогих девиц, обмотанных светодиодными лентами на голое тело.
– Чума… А что ты ей ответил?
– Пока ничего. А ты бы что сказала?
Водный трамвайчик подрулил к их остановке. Вероника снова зарылась в фотографии, тщетно пытаясь отыскать лицо.
– Под ноги смотри. Ты его сейчас уронишь.
– Да перестань ты… – Тут айфон подлейшим образом проскользнул между его и её рукой и нырнул в канал. – Ч-чёрт…
– Я же говорил!
– Вот и нечего было каркать! – Вероника припала к облепленным водорослями ступеням, вглядываясь в зелёную муть. – Если б ты не говорил, я бы об этом не думала, а если б не думала, этого бы не произошло!
– Да ладно… Количество утопленных приезжими телефонов не поддаётся исчислению и попало бы в книгу рекордов, не будь погребено на дне Адриатики… – Отец без особой надежды шарил глазами по волнам. – Слушай, ты вроде хотела искупаться в канале.
– Ты охренел?! Апрель на дворе!
– Двадцать пять градусов. Вы, русские, загораете при такой температуре.
– Я не хотела, я спрашивала!
– Да тут неглубоко.
– Купишь себе новый, – отрезала Вероника и только успела отвернуться, как отец схватил её в охапку и бросил следом за айфоном. От неожиданности Вероника хлебнула порядочно воды. – Ах ты, гад!
– Потом скажешь мне всё, что думаешь. Ищи быстрей, пока не замёрзла! – посоветовал практичный Альдо. Вероника брызнула в него волной и нырнула. «Чёрт, мать твою, чтоб ты провалился, ну и холодильник, – продолжила она мысленно диалог с отцом и почти сразу увидела айфон, привалившийся плечом к илистой стене в скользких ракушках мидий. Канал и правда оказался неглубокий. «Как я ещё башку не раскроила, – зло думала Вероника, выцарапывая проклятый девайс. – Здесь даже в воде тесно…»
Вынырнув, она обнаружила, что Альдо благоразумно отступил подальше от края, швырнула на ступеньки айфон и подтянулась сама.
– Как водичка? – участливо поинтересовался отец.
– Я тебе отомщу.
– Нелегко в наши дни сподвигнуть молодую, сильную женщину на милосердие к ближнему и снисходительность к старшим, – патетически продекламировал отец и принялся давить на кнопки, проверяя функции. – Я бы с ума сошёл, восстанавливая контакты!
– Оставь его в покое, пусть просохнет! – сварливо перебила Вероника, и Альдо вспомнил о дочери.
– Тебе бы тоже, того. Просушиться.
– Ты такой заботливый!

***

Конечно, он пришёл к ней в душ, чтобы «согреть». Вероника почти хотела этого. Его горячее тело было восхитительным. «Господи, он использует меня, как ему заблагорассудится, – мрачно думала она, пока он мягкими успокаивающими движениями втирал в её волосы шампунь. – Это ужасно… У него вообще нет тормозов… Он меня как будто не слышит, делает только то, что нужно ему…»
– Ты нужна мне, милая, – прошептал он. Сполоснув волосы, она собралась выходить, но он задержал её, слегка поглаживая пальцы – она уже знала этот жест.
– Давай, поласкай меня… – Он снова подвёл её дрожащую руку к своему возбуждённому члену. – Ну, хорошо, просто постой ещё немного рядом, откинься назад… У тебя такое красивое тело, сильное и в то же время изящное… – Он провёл рукой вдоль её тела и принялся ласкать себя сам, горящим взглядом впиваясь ей в губы, шею, плечи, грудь и живот. Вероника закрыла глаза.
– Нет, смотри на  меня!
Она стала смотреть, как артистка на сцене – поверх плеча зрителя. Он наклонился и слизнул капли воды с её груди, потом прижал её к себе – густые потёки спермы залили её живот, он слегка размазал их рукой и с удовлетворённым стоном прижал её к стене.
– Кажется, мне придётся вымыть тебя ещё раз.
– Оставь меня, я вымоюсь сама, – угрюмо предложила она.

***

Отец всё-таки реализовал свою фантазию с какой-то фотомоделью, похожей на Веронику если не лицом, то фигурой: широкие плечи, узкие бёдра, длинные ноги – через пару недель в одном из мужских журналов появилась фотосессия с девушкой, одетой только в кожаную куртку, раскинувшейся на чудовищном «байкерском» мотоцикле, как одалиска на железной кушетке. Что и говорить, образ получился дерзкий. У девушки было совершенно безумные бирюзовые глаза с ведьминской косинкой, сверкающие в полутьме, как рассветная роса, и слегка выдвинутая вперёд, как у Вероники, тяжёлая нижняя челюсть. Вероника скептически оглядела молочно-белое, льющееся, как река, тело (были и кадры, где девица сидела верхом на байке вообще без одежды), не нашла, что сказать, и отложила журнал.
– Я предпочёл бы, чтобы это была ты…
Вероника промолчала.
– А что? – Альдо оживился. – Давай я вас вместе пофотографирую?.. У меня даже идея есть… Вы будете голые на скотобойне, среди развешенных на крюках мясных туш. В таком исполинском тёмном холодильнике… На вас обеих будут ошейники. И она будет держать тебя у своих ног на поводке!
– Альдо, ты больной на всю голову. И самое страшное, что ты этого даже не замечаешь!
– Зря. Я бы вас обмазал оливковым маслом. Вы бы смотрелись на чёрно-белом фото просто убийственно!
– Ну ты фантазёр, – устало выдохнула Вероника.

***

Диван был занят. Альдо остановился напротив него, уперев кулаки в бока.
– Алистер! – воззвал он. – Ты не охамел?
Кот бросил на хозяина уничижительный взгляд.
– Может, тебе ещё режиссёрское кресло уступить?
Лицо кота смягчилось; он сверкнул заинтересованным глазом, давая понять, что не против.
– Так. Хватит, – не дождавшись нужных реакций, Альдо приступил к изъятию. Зачерпнув необъятного кота, как экскаватором, он перетащил тушу на соседний диван.
– Здесь твоё место! Понял? Это кошачий диван! – изрёк он, уперев указующий перст в бунтующего Алистера. Тот возмущённо мяукнул, спрыгнул с дивана и демонстративно вышел из комнаты, распушив хвост.