Мир в голове другими глазами

Мрачность коридора невыносимо давит на глаза так, что хочется моргать и не останавливаться. Что это за место? Где я? – вполне закономерные вопросы, теперь задай их вслух, пока горло не высохло окончательно.

Он поднялся с сырого пола, шатаясь на больных ногах, точно пьяный. Дрожащие пальцы грязной руки все еще скребли стену, отчаянно за нее хватаясь. Под ногти забилась грязь, вперемешку с запекшейся кровью. Выходит, попытка подняться не была единичной – звучит где-то на задворках сознания. В пальцах неприятно покалывает, и это ненадолго, но ощутимо отвлекает внимание от осознания ситуации. Мысли не слушаются, даже не звучат в голове, что еще страшнее – звенящая пустота вытеснила абсолютно все. Кроме страха, естественно.

Испуганный отрывистый вздох.

Пальцы до боли вцепляются в сырую темноту стены, и закон: «Отпустишь – упадешь» стремительно набирает силу.

Мужчина с трудом пытается восстановить сорванное паникой дыхание. Получается, откровенно говоря, не очень, от слова «совсем». Собственное загнанное жалкое состояние, ледяной стук зубов – все кажется таким неправильным, нереальным. Вторая волна паники захлестывает ту часть не затуманенного сознания, которая еще хоть как-то осознает, что вот она! - рука, зябко охватывающая плечо, - живая, вовсе не ватная, ты не тряпичная кукла, очнись.

Он вытягивает руки прямо перед собой. В глазах все плывет, опираться о стену плечом становится больнее – ломит все тело. Оно ощущается каждой клеточкой, все будто расщепляется до простейших частиц, и, казалось бы, утраченные тактильные ощущения вновь проявляются, только в более яркой и болезненной форме.

Болит абсолютно все.

Было куда проще не прислушиваться к собственному телу.

В глазах двоится, полы собственного плаща кажутся стекающими вниз по стене сгустками мазута.

- Очнулся?

Чей-то насмешливый голос приглушает адский гул в ушах. Слова пробиваются точно через толщу воды, как бы ты не старался расслышать все хоть чуточку отчетливее, беспомощно вытянув шею вперед. Темный силуэт вдали стоит против света, и от того кажется чернее, чем есть на самом деле. Неизвестный человек закономерно приближает и отнимает ото рта тонкий фильтр – курит, это же так очевидно.

- Кто вы? – мужчина выглядит более чем жалко, опасливо приближаясь к свету, так и не опустив растопыренных перед лицом пальцев рук. Безобразно. Грязных. Пальцев.

Чужой голос содрогается и смеется – по-женски кокетливо, но, не предвещая ничего хорошего. Что-то настораживает в резкой усталости выверенных движений. Ни одного лишнего поворота головы, ни случайной смены позы ног, - ничего.

- Уверен, что хотел задать именно этот вопрос?

Нет.

Естественно, нет.

- Где я? - уже менее уверенно.

Девушка кивает так, будто собеседник может четко разглядеть этот жест вопреки мелькающим перед его глазами пятнам. Шестое чувство подсказывает, что она и только она повинна в его нахождении здесь. Все ответы в эфемерно-прозрачном теле, подойди ближе.

- Уже лучше.

Рука с сигаретой неожиданно резко опускается, и мужчине кажется, что он видит кукловода, что отсек ведущую к ней нить. Силуэт разворачивается, и девушка, должно быть, смотрит прямо в невидящие глаза напротив. Расстояние неумолимо тает, причем, никто из них не совершает движений.

- Давай же, предположи, где мы находимся, - безразлично говорит она, и пожимает плечами, снова закуривая. Вызов во взгляде какое-то мгновение назад – не более, чем обманчивое наваждение.

Мираж.

Стальной контур зажигалки красиво и минималистично блестит на свету. И это смотрится так правильно в ее руках.

- Двери. Здесь одни двери, - по нарастающей произносит мужчина, будто постепенно вникая в смысл своих слов, и, одновременно, ужасаясь. Он оглядывается - так и есть.

Сплошные двери.

Их так много, что хочется добежать до конца коридора, тоннеля, или что это вообще, чтобы посмотреть, есть ли конец этому множеству деревянно-железного царства, хотя подсознательно ты знаешь ответ.

- Как мне выбраться? – он называет первое, что приходит в голову, и оно самое правильное. Страх заглушает остальные просьбы, слова, просто сковывает железным обручем горло. Мужчина выходит из первоначального ступора, и непонимание и ярость оказываются первыми чувствами, что он ощущает чуть ли не кожей. Он готов поклясться, что губа начинает предательски трястись, когда выходят первые слова.

- Ты слышишь вообще? – уже громче и требовательней повторяет он, смелее подходя к индифферентному силуэту вдали. Не такой уж и дали, отмечает про себя он, - расстояние незаметно сокращается до границ личного пространства. Девушка по-прежнему курит, даже не замечая его, и это просто невозможно бесит. Хочется влепить ей пощечину, вздернуть за грудки, приложить головой о стену, избить, заставить вопить от боли, что угодно, главное не терпеть этот безразличный взгляд.

Она словно абстрагировалась от ситуации. И это просто невыносимо.

Он хочет сломать одну из этих дверей напополам, но вместо этого с силой бьет о стену рядом с лохматой макушкой.

- Ответь мне, я все еще здесь! – мужчина рявкает так, что его лицо искажается от гнева, венка на лбу вздувается и пульсирует. Он до смерти напуган неизвестностью.

- Сдаешься?

Боже, прекратите, остановите этот спектакль, не смешно. Ситуация с самого начала не казалась забавной, а эта дрянь смеет продолжать вести свою игру и испытывать его?

Мужчина чувствует, как становится труднее дышать, хочется выплеснуть всю агрессию, отвести взгляд от пустых глаз девушки, но он не может ни пошевелиться, ни моргнуть.

Его трясет.

Ее дыхание непоколебимо.

Его глаза горят лихорадочным злым блеском.

Ее не выражают абсолютно ничего.

- Подсознание. Мы в моей голове, - издевательски тихо и спокойно шелестит ее голос четко над ухом, и, черт, ему кажется, что он слышит настоящий шелест листьев. Мужчина отходит и как-то неловко опирается о ручку двери позади себя. Мозг воспринимает слова, но отказывается принимать их значение. Ты слушаешь, но не слышишь.

Мужчина настолько увлечен этим ничтожным открытием, что пропускает тот момент, когда тонкие, но сильные руки дергают за ручку двери и толкают его вниз. И он падает.

Но он не чувствует этого.

Наступает тишина, и появляется возможность осмотреться вокруг: картинная галерея, выполненная в стиле цирковой арены.

Неуместные вывески дешевых кабаре пестрят пошлой вычурностью и обилием разврата, а красочные нити шатра закручиваются высоко над головой, и мысли путаются, подобно неестественно большой паутине, что тянется вдоль сидений зрительных рядов. Сцена выглядит более обитаемой, уже готовой к следующему захватывающему дух по красоте и сложности в исполнении номеру, нежели пугающе- заброшенные места в зале.

Как иронично.

Мужчина вздрагивает, когда свет прожектора громко загорается где-то впереди. Яркость и блеск софитов также слепят глаза, но это ощущается уже более неприятно и резко.

- Дамы и господа, сегодня вам выпала честь стать свидетелями нового перфоманса!

Этот голос.

Не спутаешь не с чьим другим.

Мужчина поворачивается, становясь на ноги лицом к…

- Мы поместимся в двух стеклянных кубах, соединенных трубкой, — Объясняет он, столпившимся вокруг людям, - Оба герметично закроются после того, как мы туда войдем. Воздух не будет поступать.

…самому себе.

Толпа одобрительно гудит, но звук своего голоса звучит непривычнее всего. Дезориентирует. Откуда взялись все эти люди?

Не столь важно.

- Вы можете воспользоваться рычагами, чтобы открыть доступ кислороду одному из нас, - девушка срывает кусок бархатной ткани, что прикрывал две небольшие ручки с надписями «Лево» и «Право».

- При этом вы заберете воздух у другого, — добавляет мужчина и сигнализирует взглядом партнерше.

Щелчок – и стеклянная створка опускается над их головами.

Здесь по-прежнему есть воздух, и его вполне достаточно, но факт того, что через какие-то минуты публика получит власть над их жизнями, леденит все тело неконтролируемым ужасом.

К рычагу подходит первый человек. Мужчина, одетый в стиле панк, тянет ручку вниз.

Левая или правая?

Шум исходит от рычага с правой стороны. Мужчина долго вглядывается в усталые глаза напротив, но это теряет всякий смысл, ведь рычаг зашумел не с твоей стороны.

Он выбрал ее.

Имя…

Люди подходят, делают свой выбор и уходят, ибо не в силах быть ответственными за последствия.

Дыхание постепенно сбивается, кислорода становится предательски не хватать, и мужчина начинает медленнее моргать, и еще медленнее поднимать тяжелые веки. Прежде, чем сделать последний вдох, мозг скандирует всего одно слово – безумие.

Дальше наступает мрак.

Мужчина раскрывает глаза много позже, и ему отчаянно хочется закрыть их обратно, и больше никогда не смотреть, лучше лишиться глазниц, право. Картинки сменяются одна за другой с чудовищной скоростью. Ему кажется, что все это время он успевает перелетать из одной двери чертового коридора в другую.
Он отказывается принимать себя в роли героя плодов больного воображения.

Но, тем не менее…

Это он выступает в роли мастера шарнирных кукол, что создает совершенство, доведенный до конца шедевр, до рези в глазах схожий с человеком. Это его руки торопливо царапают руны на белоснежной спине, и кукла совершает движения, согласно выведенным на коже словам.

Следующий эпизод с ним же в главной роли – святой отец и бесноватый подросток с мефистофельской улыбкой и обманчивыми серыми глазами. Ее так забавляли бесполезные молитвы! После: военная униформа оберфюрера и картина с появившейся на поверхности ледяного озера церковью из черного мрамора. Все пропитано кислотой, выжжено до костей, можешь смело щупать мясо рукой.

752 кадр, следующая пугающая дверь: мужчина слышит хруст ломающегося позвоночника в своих руках, рядом сидит человек с глубоким порезом на горле. Его пальцы исчезают на две фаланги в глубину разреза, и кровь выходит толчками, пока безумец заходится в хлюпающем смехе. Мужчина внезапно понимает, что это его рук дело, но не чувствует ни капли вины – он всего лишь плод воображения, им крутят, как хотят.

Мелькают полыхающие огнем воспоминания, серьезные глаза антихриста – «Это лицо и женщины, и мужчины, глаза святой мученицы и хладнокровной убийцы» - слова сами всплывают в подсознании.
Завершает каскад лже-воспоминаний искалеченное хрупкое тело в бинтах, только после операции. Короткие девичьи волосы неряшливо разметались по подушке, вживленный искусственный глаз плотно закрыт посиневшим веком. Операционный стол невозможно чист и бел. «Ты открыл секрет бессмертия!» - уши снова оглушает голосом из вне, и мужчина действительно верит: он тот самый врач, что нашел метод замены всех органов искусственными.

Фактически – подарил бессмертной душе вечное тело. Гениально.

- Ну, как тебе? – только сейчас до него доходит, что он снова очутился в том же коридоре бесконечных дверей. Спутница выглядит довольно пугающе: ядовитый взгляд и убийственно-обворожительная улыбка на губах. Мужчина отстраненно отмечает про себя, что ей идут эти гигантские высокие сапоги выше колен и рваное черное платье. Это изуродовало бы образ кого угодно.

Но только не ее.

Она держит его лицо в руках, точно отпусти – упадет. Вечный закон. И снова в силе.

- Вспоминай, - коротко чеканит девушка прямо в губы, но, не смея коснуться их.

Совершенная тварь.

- Что вспоминать? – голос звучит разбито и устало, а еще, кажется, мужчина все таки рухнул на колени – темный силуэт, служащий опорой, уже далеко.

- Лейся молва, полусладкая боль:
Загнанный страхом великий король,
Выжжен твой трон и корона черна,
Гордость тебя от потерь не сбрегла.

- Остановись, - мужчина готов умолять, сидя в луже между рельсами. Жалкое зрелище. Руки так по-детски охватывают голову, закрывая уши.

И, боги, если бы это помогало.

Силуэт вооружен железным крюком, который издает отвратительный и невыносимой звук, при соприкосновении с чертовой стеной. Улыбка на миловидном лице превращается в хищный оскал, что вкупе с серьезными глазами рождает убойную смесь. Мужчина понимает, что может сделать больно ей, сломать что-то ей, но не ее.

Будь все проклято.

Гори в аду.

Она нарочито медленно приближается, с чувством уродуя железякой поверхность стены. Ей определенно это доставляет удовольствие. Голос смеётся, говорит стихами, и слова отскакивают от стен, создавая чудовищную какофонию.

Мужчина вспоминает все: свой истошный крик, зажатые уши, накативший ужас и невозможную безысходность ситуации.

Ее имени он помнить не хочет.