я - сын трудового народа

 «В школе у меня всё по плану» - отшучиваюсь я. Отшутился, а в школе-то было не всё, как хотелось. Евге;ша - так мы за глаза называли директрису школы - была она старше нас, и это уже было поводом считать её старой девой, сухарем, да мало разве чего можно придумать для того, кто к тебе придирается на рабо-те - Евгеша меня доставала. Но я не сдавался. Старался всё де-лать по науке, не давал повода к нападению. (Учителя-то у меня были мудрые - бабка Марфа, бабка Паладья, а ещё и дед с ба-бушкой навещали мыслями, берегли, предупреждали. А вот то-го, что случилось теперь - этого никто из моих мудрецов не предусмотрел и соломки, так сказать, не подстелил) В клуб привезли картину о гражданской войне, на всех сеансах был полный аншлаг. «Жизни не пожалеешь за революцию?» «Нет, не пожалею, товарищ Щорс!» - в который раз клялся красноармеец с экрана.  Зал, битком набитый мальчишками и девчонками, затаив дыхание, шевелил губами, повторяя вслед за красноармейцем слова клятвы. Мне показалось, что они заучивали наизусть. Да так и было! На другой и в последующие дни школа была плацдармом военных действий. На переменке на каждом шагу если не красноармеец, то сам командарм! Если не белый (это те, кого лупили по случаю), то красный (всегда победитель!) Уроки на;чисто забыты. «Как же ты бьёшься с врагами?» - ехидно подходит кто-нибудь к жертве (ведь если тот не ответит, как положено, стало быть, враг!). Но все настороже: «Без пощады, пока не сокрушу!» - немедленно включается тот в игру. Часто такой диалог был сигналом к началу свалки. Двое начинали, сбегалась чуть не вся школа с криком: «Сам погибай, а товарища выручай!»  Я пытался взять бразды правления, то есть командование, на себя. Как-то на уроке я начал: «Всякий воин должен понимать свой маневр. Вы - будущие воины. Как вы думаете, что главное для вас?» «Три военных искусства: первое - глазомер, второе - быстрота, третье - натиск!» - вот что я услышал в ответ на свой вопрос. Кажется, они выучили всю военную присягу Красной Армии. «Выручайте!» - стонал я в кругу своих друзей одноклубников: «Школу съедает вирус войны. Что делать? Они забыли про математику, в диктанте по двенадцать ошибок!» «Я скоро прививки приду делать» - смеётся Галочка: «Всех успокою!» «Придумал!» - подскочил на стуле Венечка: «Вечер на 23 февраля! Привлечём твоих пионеров с горнами, барабанами. Можно устроить приём в пионеры при родителях!» Активисты-клубники наперебой сыпали советами. Ларочка – быстренько всё записывала. «Вот будет мероприятие!» - она выставила большой палец вверх. «С присыпочкой!» - генсек, смеясь, посы-пал ей на палец невидимый сахарок.
«Молодцы!» - одобрил председатель и выделил энную сумму на  проведение вечера. А мы взялись за подготовку дружно и с огоньком, как было принято говорить. И поплыли по деревне слухи: «Подарки мужыкам-от дадут...» «Ак это хто хорошо роботат, ак токо, пои тем и дадут!» «Да,бают, што всем, без розбору!» «Ну да! Хто воевал - тому!»  «Не-е! Тольке тем, хто с а;рмеи прише;дшы». Народ интересовался. Пионеры чувствовали себя, как перед амбразурой (сам погибай, а товарища выручай.)
И вот настало утро 23 февраля. Народу набилось в малень-кий сельский  клуб - не протолкнуться, не продохнуть. «Яблоку негде упасть!» - сказала Евгения. «Плюнуть некуда!» - уточнил Стёпка. Старухи загодя заняли всё лавки и сидели, обсуждая новости и всех приходящих. Молодя;жка толпилась в коридоре, на крыльце. Зазвучал сигнал пионерского горна «слушайте все» - и толпа потекла в зал. Старух  вместе со скамейками аккуратно перенесли к самой сцене, с извинениями и шутками сдвинули потеснее - и всё равно места было мало.
«...Я, сын трудового народа...» Зал затих. За сценой Ларочка сдерживала рвущуюся энергию ребятишек: «Читайте - кто за кем! И тихо!» - громко шептала она, прикалывая на стену про-граммку: Я стоял «на стрё;ме» - вовремя выталкивал зазевавше-гося артиста на сцену, откуда Евгеша строго грозила глазками и сердито потряхивала серёжками. Праздник удался, артисты бы-ли довольны, а еще больше их родители. «Мой-то ить как поёт!» «Ну-у, мой-от теперя сперва за уроки садицце да-а!» И на меня пролилась благодать: «Матфеич, заходи - шанешки спекла, таки, как ты любишь!» - это вдруг посреди-то улицы меня окликают. «На-ко, Марфа, рыбки - мой-от наловил, сказал, «уцителю снеси, ёму тамока не до рыбалки!» А в школе уже репетировали концерт на 8 марта. Мой класс, преодолевая трудности, неуклонно продвигался по всем статьям в передовые. Евгеша не находила к чему придраться и только с интересом поглядывала на меня из-под очков, улыбалась: «Хорошо, молодой человек, очень хорошо!» И я шёл на работу как на праздник. Время летело от одной до другой красной даты календаря незаметно. Моя словоохотливая хозяйка по вечерам передавала мне все деревенские новости, так что я был в курсе всех событий. Жил я у неё, как у Христа за пазухой. Она усиленно кормила меня творогом, парным молоком, готовила вкуснющие овсяные кисели, картофельные запеканки. «Марфа Алексеевна! - ещё с порога кричал я, возвращаясь с работы. А уж она ждёт, у неё уже всё наготове, и уже суетится у стола: «Ой, скоряе, скоряе! Горяценьково-то хлебни, замори цервяцька-та!»