Рядовой Романов

     Кик-кири-ки-ии! - пронзительно дрожит воздух. Странные петухи - отхожу ото сна - будто пионерский горн!
«Поо-дъёом!» 
Старшина! - орлом слетаю с койки. Полотенце, мыло, сапоги-и... сапоги Митька прял! (как говаривала Марфа) сапогов нет!  Аха, вот они голубчики, голубо;чки, кирзачи;! Бегуу-у, у-спел, бе-гу, бе-гу,..со все-ми вме-сте... 
«Рраз-два, рраз-дыва! Рраз! Рраз! Рядовой Романов, шевели помидорами! Рраз! Раз!»  Пробежались и - под кран.  Ффут-ты, вода-то какая ржавая! Пропустить чуть-чуть, воо-т, уже и чище.
«Рядовой Романов!» 
«Вода…» 
«Шё-о вода? Тоби руки мыть чи шёсь полоскать? Рр-рота, в столовую шагоо-м арш!» -  Начался очередной день солдатских будней. В хоззброде, то есть хозвзводе, куда я попал, подобрался интеллигентный народ, разносторонне развитый, образованный - музыкант, художник, кто в очках, или еще какой изъян. Были два классных королевских водилы – т.е, они на гражданке возили членов каких-то там министерств - провинились чем-то там... Был даже чемпион по тяжёлой атлетике, тоже чем-то кому-то не угодил, и сразу, прямо из института загремел к нам. В общем, где-как, а наш элитный взвод (в смысле образованности) мы гордо называли хозсбродом. «Рядовой Романов,»- старшина покачивается с пятки на носок (давно видно засёк меня, хохол долбаный). «Побач-но, шё там!?» - старшина поднимает волоса-тый, как у ма;упы, палец (это он обезьян так называл, «ма;упа», и нередко в их компанию попадал кто-нибудь из его подчинённых). Ма;будь, птахи; закапалы?!»
Там, куда стремится указатель начальства, высится огромный портрет, и на мне висела забота «Шёб блэстило!» Беру лесенку, лезу с кисточкой и красками на грудь генсека подновить пиджачёк: рукав вот попротёрся под осенним дождём; забледнел маленько - наведём румянцу!..
«Протри тряпочкой!» - командует снизу старшина, поддерживая фуражку, а, может, не фуражку, а голова тяжёлая после вчерашней читки. У нас слово «напился» засекречено, говорят «начитался». «Ой, какой ты начитанный!» - и всё! Кто не знает - думает «Что это они все читают и читают?». А «читают» они часто и много...
«Рядовой Романов!»
Забодал! Нянька я ему? Стоит тут… шесть на девять, восемь на; семь!.. «Жираф большоо-й, большой, ему видней» - напевая, спрыгнул я с лесенки...
«Шё-о, шё ты казав?» - грозно рычит хохол в кокарде: «Ты ще мэни поварня;кай!» - волосатый кулак зависает над моей переносицей. 
«Не надо, Семён Михалыч!» - тяжёлый атлет, слегка приподняв, бережно опускает моего обидчика на землю. Начальство, подрыгав беспомощно начищенными хромовыми сапожками, обретает опору, и независимо поправив кокарду, и ремень, сплюнуло: «Хрчптфу!.. Ду-урак, едрёна вош!».
Вообще-то, служба в нашем подразделении тянулась нудно, без приключений. Правда, иногда случались ЧП - вдруг кто-то дёрнул со скуки в самоволку. А так...  «Рядовой Романов, свиньи сыты?».
Плетёмся втроём, волокём ящик с кухонными отбросами в свинарник. Втроём - это я и два членовоза. Наша обязанность - откорм «бифштэксов» - это мы свиней так засекретили. Наш удел - летом на колхозно-совхозных огородах, за что на столе среди государственных килек в томате появлялись овощи, фрукты, простокваша. Зимой было чуть посложней, но зимы здесь короткие и не такие лютые, как у нас на Севере.
«Аха-а, тее смешно=о!» - обиженное шмыгание носом прервало мои размышления, - за кустами сирени на крылечке сидели офицерские жёны. «Как теерь в рожу-то ему гляну, блиин!» - и захохотали, припадая одна к другой на плечо. «О-ой, ним- магу я, нимагуй-я!..».
Весело живут - думал я, продираясь взглядом сквозь листву.
«Рядовой Романов!» - неожиданно возникает из-за кустов старшина. «йЯ!»- вздрагиваю. Вот ззараза, как чёрт из табакерки! - негодую в душе на вездесущего, везде свой нос сующего. «Круу-хом!».
       «Люди!» - взываю я к послеотбойной ночной тишине в ка-зарме, зная что ни у кого ни в одном глазу: « Хотите про зампо-лита?» (Иногда я развлекал себя и сослуживцев, изнывающих в тоске по цивильной свободной жизни, сочинял и читал вслух). Люди хотели, потому в казарме стало слышно жужжание мухи на оконном стекле.
«Объясняю ситуацию - это не наш замполит, потому что жена у него не Лилька» «Да ладно, чего там! Не маленькие, разберёмся!» - подгоняют нетерпеливые слушатели. «Сидит эта Лилька в кустах - в засаде – ну, мужик загулял, дак, она его пасла. Она, значит, в кустах, а на крыльце мужик её с замполитом  дымят.» «Начитанные!» - уточняет кто-то.
«Как водится!» - успокаиваю, и казарма, вроде как довольная, выдыхает «Ну, давай дальше!»  «…разговор на крыльце затих» - продолжаю я: …дверь скрипнула. «Уже слиняли!» - Лилька обеспокоено раздвинула ветки. «Кажется, мой ушёл» - вглядывается она в фигуры на крыльце. В следующий момент ночная тишина оглушила её, зазвенела в ушах, забилась высоковольтным напряжением в глазных впадинах - Лилька остолбенела, отпав нижней челюстью на манер известного Ван Ваныча . В густой листве над её головой из ночного мрака возник...»
Тишина в казарме треснула громким кошачьим фырсканьем и стала рассыпаться натужно сдерживаемым покашливанием, постаныванием, сдавленными вздохами. «…и возмущённо затрепетало Лилькино целомудрие...»
И застонали, заскрипели пружины солдатских кроватей; завсхлипывала придушенно в подушки казарма (сдерживали эмоции, а вдруг старшина не ушел?!)
«...терпкий запах шибанул в нос - пенящаяся струя нетерпеливо полоснула по кустам сирени...».
В казарме уже не сдерживались, хохотали вовсю  глотку, представив очевидно, картину в знакомых лицах. «Дальше да-вай! Дальше-то што?» - нетерпеливо прорывалось сквозь смех.
«…Вот з-зараза, чуть не на меня!» - хлопнулась на диван рядом с гостьей Лилька. Вчерашнее потрясение ещё било по нервам, и воспоминание пунцово вспыхивало на щеках: «Гад такой! Ну, ты подумай, а!» 
«Уйю-сюс-аха-ха,» - упала на диван Тамарка: «Т-туши свет!» - неприлично зажималась она рукой, тоненько по-щенячьи взвиз-гивала, икала и дрыгала ногой...».
Хохотала Тамарка, хохотала казарма «…уии-хха-ха…уйи…» -  по-щенячьи взвизгивали сол-даты.
 «Тихо вы, жеребцы!» - одернул я их развеселившихся. «А ты бы…» - читаю я...  «Ыых-хы…» - дышат сипло, давятся смехом слушатели.
«…ты бы его, ха-ххвать!» - размазывала брасматик по щекам Тамарка.
«Да ты чёоо? Он бы с испугу... блин, ха-хха...»
«Ой-и,  нимагу я, нима-гуй-я…» - дочитывал я уже в разливах свободного несдержанного хохота. Заметались над койками подушки - началась обычная веселая возня расша-лившихся мальчишек.
«Ой, мимогуя, мимогуй-я!» - повторил кто-то из угла, и новый взрыв хохота потряс стены казармы, в то время как ей было положено молчать и тихонько сопеть в подушку, высматривая третий сон.
«Ррядовой Романов!» - гром среди ясного неба. «Нуу-сс! - надо мной нависла фигура стар-шины - он разглядывал меня будто неведомую ему букашку под микроскопом: «Хо-холь, понимаш!» 
«У Гоголя немного не так, это я...»
«Моол-чать! Пи-са-тель, мать твою! Ты про ково там, а?»
«Да, так... просто...»
«Так просто и вошь на яица не сядет! Наряд вне очереди за пререканье!»
Наряд, так наряд! – чем бы дитя ни тешилось…  Сижу на с ножом солдатской кухне среди бачков, кастрюлищь у мешка картошки, стараюсь. Очистки кар-тофельные тоненькой стружкой вьются с ножа на пол.
«Вы, ка-жется, пишете?» - майор наш до смешного смахивал на Луи де Фюнеса. Сейчас он стоял, наблюдая, как я чищу картошку. Я не слышал, как он подошёл, да ещё и вопрос такой ехидный: «Ка-жется, пишете?». Хохол доложил - беспокойство овладело мной. «Д-да,..» - замялся я не находя путей отступления: «Я... так...»
«Напишите что-нибудь к первомайским праздникам, на отвлеченную тему в нашу стенгазету!» - он добродушно улыбается - это успокаивает.
«Есть!» – а что ещё скажешь, приказы начальства – закон для подчинённых! Сказано - сделано! «Вот» - положил я однажды ему на стол исписанный листочек.
«Уже?» - весело поглядел он на меня, ну, читайте, я плохо разбираюсь в вашем почерке.
«YES!» - читаю я:  Стрелки командирских часов нетерпеливо проскочили за полночь, когда он вывел роту из увольнения на дорогу. «Схвачу «губу»! - тоскливо глядел он на подчиненных, на чернеющие в темноте кусты. Тёмная южная ночь мягкой тишиной лежала на пышной зелени улочек и садочков небольшого приморского городка. Жадно слизнув белые пески городских пляжей, ночь при-гладила соленую зыбь моря, проглотила яркие цветники и весё-лые афиши. Томно. Безлунно. Безветренно. Душно. Безлюдные ночные улицы не тревожили дворовых собак, и они дремали, успокоенно растянувшись где-нибудь на сквознячке, неви-димые и не страшные даже кошкам, которые гуляют сами по себе, потому, что кошки в этом чёрном безмолвии были, как водится, серы. И даже белые стены ма;занок не выдавали своего присутствия, солидарно сливаясь с окружающей средой. Всё было покрыто библейским мраком - беспросветная глушь. Ни луны, ни фонарей, ни огонька.
«Прозевали!» - приглушённо встревожились придорожные кусты слева женским голосом. «На лилькин похож!».. - насторожился он: «Точно! Вон с Тамаркой жмут через кусты. Воот р-ремень через пузень, н-ну шальные бабы!» - напряжённо всматривался он в темноту. «Хоть бы солдаты не заметили! Засмеют! Шшал-лавы! Чешут прямо на нас! Ну, бляха медная! Р-рот-таа... Запее-вай!» - нашёлся он, и облегчённо выдохнул: «Йй-ес!»
«Нам бы кралю, нам бы кралю!» - бодро хайнули солдатские глотки любимую обеденно-маршевую.
«ый!..» - испуганно ойкнули кусты и он успел заметить как  подружки от неожиданности присели – они, вероятно, и не заметили в пылу погони, что чуть было не сбили солдатский строй,  но  тёмная ночь услужливо спрятала их от нежелательных взглядов. 
« ...В путь! В путь! А для тебя родная...» - нависло над их головами  из ночной глубины, и солдаты, чеканя шаг, с песней пропылили мимо. Темнота эхом сомкнулась за их спинами и встревоженным собачьим лаем по-неслась следом. 
«Оо-оай, туши свет, бросай гранату!» - мелким горохом по ночной тишине рассыпалась смешливая Тамарка: «ха- ха- ха... Ну, блин горелый!» 
«Чё ржош?» - заторопилась, отдышавшаяся Лилька, карабкаясь на четвереньках из придо-рожной канавы: «Скорей!.. надо... раньше его домой!..».
И ти-шина, мяукнув испуганной кошкой, залилась неистовым лаем в погоне за быстрым цокотом двух пар легких каблучков».
«Да-а,..» - дослушав до конца, протянул майор: «Слог у вас... Посту-пать в литинститут собираетесь?»
«Не думал ещё»
«А вы поду-майте. Можем и рекомендовать».

© Copyright: Клеопатра Тимофеевна Алёшина, 2018
Свидетельство о публикации №218010900506