До конца сеанса

Нужный автобус всё не приходил. На остановке скопилось много народа. Бороздили снежное бурое месиво, заглядывали в ту сторону, откуда подходил транспорт, кормили и гоняли голубей, разговаривали, смеялись.
Лёнька, опираясь спиной о бетонный столб уличного освещения, тоже смотрел вдаль...
– Уважаемый, что ж вы делаете! Вам незамедлительно надо обращаться к специалистам.       С такими симптомами, результатами флюорографии, анализами – в онкологию, срочно! И беречься травм! Никаких резких движений, падений, избыточных физических нагрузок, – полчаса назад злобно отчитывала его участковый терапевт в поликлинике, будто он совершено зря отрывал её от важных дел всякой ерундой. – Cправку для опеки я вам подпишу, патологий, предусматривающих отказ, нет. Но не затягивайте, молодой человек, в онкологию, срочно-срочно туда!
Сестёр беспокоил назойливый кашель брата, его тяжёлое дыхание (вдруг туберкулёз из своей армии притащил). Лёнька списывал онемение плеча и то, что иногда отхаркивалось кровью, на последствия ранения. А оказалось вот как. Онкология... Попросту говоря, рак... Но Серёжку ему отдадут. Вот уже скоро мы будем вместе.
На город сыпал снег. Ветер подхватывал белые хлопья, кружил, прилеплял к деревьям, машинам, прохожим... И загребал всё новые и новые порции снежного броуновского движения. Лязгнули железными челюстями дверцы подошедшего автобуса, откусили от толпы смачный край и протолкнули в холодное тряское нутро, пахнущее бензином. Поглотили и Лиса.
Отсчитав зычной кондукторше положенную дань, он загляделся в мутно-серое окошко. Гнал от себя мысли. Мимо медленно проплыл стадион «Взлёт» – в зимнее время здесь был городской каток. Там горели прожекторы и гремела музыка. У кассы стояла толпа...
Никаких резких движений, падений, избыточных физических нагрузок...
– Сестрёнки! Мне медицинское заключение подписали, скоро Серёжку отдадут! – вместе с Лёнькой в квартиру ворвался свежий ветер, запах снега и предчувствие новогодних праздников.
Катя смотрела сериал и бровью не повела. Надя переписывала какой-то конспект, подняла рассеянный взгляд на брата, подперла голову рукой:
– Угу...
Лёнька скинул берцы и закопошился в шкафу.
– Девчата, у меня где-то коньки были... Пойдёмте на каток! Там снег, блестящий звонкий лёд, музыка... Во, нашёл! Маловаты, наверное, стали, лет в четырнадцать последний раз их доставал... Ну ничё! Пойдёмте скорее!
– Я не пойду, – отрезала Катя, – я после работы отдыхаю.
– Лучший отдых – смена деятельности!
– Заткнись уже, дармоед, и вали на свой каток.
– Надя, а ты?
Надя потянулась, представила огни, влюблённые пары, радость морозного вечера... А тут конспект надо дописывать...
– Пойду. Но у меня же нет коньков... Вроде...
– Там прокат есть, возьмём тебе!
Надя приняла эстафету беззаботного веселья, стала собираться.
Катя слушала, как они гремят на лестнице Лёнькиными коньками, хохочут, хлопают дверью подъезда... Покачала головой:
– Полудурки...
На гладком отполированном льду ноги у Надьки разъезжались. Она вцепилась в руку брата.
– Блин.
Лис осторожно, внакаточку, поехал с ней по кругу, смешиваясь с подкованной коньками толпой. Лёд отражал огни прожекторов, в него впивались сотни острых блестящих лезвий и шумели в такт:
– Шух-шух...
Главное, правильно выбрать темп. И не менять его. Влиться в движение круга, подстроиться и катить. Лучше не тормозить. Свободно раскатываться – одной ногой – другой. Плавные, уверенные, полноценные движения... Уверенность и свобода...
Надьку пугали лавирующие между людьми подростки, играющие в догонялки. Лёнька успокаивал:
– Резко не меняй темп и направление движения. Они тебя видят. Они быстрее. Они объедут. А будешь суетиться – не поймёте друг друга и столкнётесь.
Надя устала быстро, доковыляла до лавочки и важно уселась – рассматривать толпу, кто как одет, как умеет кататься.
Поймала себя на мысли, что гордится ловким и быстрым братом, красиво скользящим между людьми.
Вот трогательная влюблённая пара в одинаковых серых пуховиках – стройная длинноволосая девушка и лохматый, чуть напуганный, симпатичный паренёк. И оба не умеют кататься. Он храбрится и пытается поддерживать свою даму, вид у него отчаянный, приставные шаги, как у сломанного робота. Девушка старается не упасть и опирается на его руку. Наверное, эта рука ей кажется сейчас надёжнее всего на свете. А зря.
Вот женщина средних лет. Катается одна. Не особо и умеет. Зачем? Что она здесь забыла? Тут Надя встретилась с радостным взглядом этой мадам и поняла, что та сейчас просто безумно счастлива.
Вот малыш степенно едет, держась за руки папы и мамы... У них слаженные движения, наверное, хорошо понимают друг друга... Лад и гармония...
Когда-то давно отец приводил на этот каток маленького Лёньку. Ставил на первые в жизни стальные лезвия коньков, поддерживал сначала за две руки, потом за одну. Совсем отпустить руку отца было страшно. Казалось, что он сразу затеряется в круговерти толпы. В ней тогда пропадёт и сам Лёнька без надёжной поддержки. Он неуклюже и угловато пытался шагать на коньках, так же, как в ботинках. Коньки ускользали, подворачивались. Опоры, кроме руки отца, не было. Лёд казался очень твердым, нереально скользким и угрожающим.
Отец был в лыжной куртке и шерстяных спортивных штанах с рубчиком посередине. Он смеялся и подбадривал оробевшего Лёньку:
– Давай, сынок, это не ботинки, это волшебные сапоги-скороходы, в них надо по-другому. Бесстрашнее, свободнее, легче. Они только этого и ждут. Не шагай, не отрывай лезвие, катись... Отталкивайся, одной ногой, другой...
Лёнька не сразу заметил, что уже едет-летит сам. Восхитился, закричал от счастья, но потом стал искать руку отца, испугался и мгновенно улетел в сугроб. И, лёжа в сугробе, ждал, когда отец вытащит его, смотрел, как отражается свет прожекторов в каждой грани бесчисленных снежных хрусталиков...
Лёнька задумался и пропустил момент, когда девушка в сером пуховике стала падать, беззащитно качнулись длинные волосы. Партнёр не сумел её удержать, а она не успела вовремя отпустить его руку, и вот он уже падает на неё. Лёнька ушёл в подкат, одним движением оттолкнул от девушки паренька и поймал её, уже почти упавшую на лёд. (Никаких резких движений, падений...) Сам приземлился мягко. Чуть перевёл сбившееся дыхание, поднялся, выпуская девушку из заботливых объятий, помог встать ей и протянул руку её парню. Соединил их ладони и поехал дальше, всё ускоряясь. (Никаких резких движений, никаких...)
И вдруг почувствовал, что он впервые за много лет свободен и счастлив. Как хорошо, что его тело ещё может ловко и уверено двигаться, сливаясь с ритмом катка. Как замечательно среди этих беззаботных красивых людей, таких далёких от войны и смерти. Как здорово слышать музыку и видеть отражение огней родного города в его ледяном сердце. Лёнька разогнался так быстро, как только мог, расправил руки, будто крылья, подпрыгнул и с блаженным видом улетел в сугроб.
Надька покачала головой, подковыляла к брату, распростёртому в сугробе, сунула этому хохочущему и задыхающемуся от кашля существу руку в тёплой варежке и сурово сказала:
– Теперь ты ездишь со мной по кругу до самого конца сеанса. И не изображаешь из себя горного барса.
А на весь каток пела несравненная Селин Дион:
Every night in my dreams I see you, I feel you,
That is how I know you. Go on.
Far across the distance and spaces between us,
You have come to show you. Go on.
И жизнь была бесконечно долгой. До конца сеанса. И даже чуть больше.