Сборы зимой

Зима на радость нам дана. Детям санки, а нам, резервистам, ждать лета, летом сборы. Не ждал, не гадал, на сборы военком позвал зимние - хорошо, а всякому хорошо должно быть еще. Сборы - это событие знаковое для солдата, значит то, что его не забывают, что он родине матери нужен и без него военкому не обойтись. Зима задалась морозная, снежная. Лыжи в войсках имеются, - решил я: знать, ходить мне на лыжах, я же связист. На сборном пункте народу не протолкнутся, проводила мать сына во солдаты. Пройдут, пронесутся три года солдату положенный срок по прибытию, он маму обнимет так, как раньше обнять он не смог. Месяц пролетит, хватит форму солдатскую носить, пора её снимать и носить то, что отличает парня от воина. Собрали нас в карельских лесах, у серёд вековых сосен озеро, с крут берегом, на берегу здание. Казарма - это наше пристанище на цельный месяц. Но казарма парней в штатском к себе не принимает. Мороз крепок, да и мы не из соломы. Дед Мороз нас сызмальства баловал: то за ухо цапнет, щёку так забелит, что варежкой приходится отогревать. Ждём, когда обретём надлежащий вид, привезли – переодевайте. Полевая кухня жаром пышет, в котле вода варится, прислуга кухне служит, кто дровишки топориком лущит. Истопник топку лучиной кормит, кашевар крупу в вар сыпет. Снежная шапка с горы сдвинулась, в горе дыра образовалась, и эта дыра нас всех приняла, а нам парням, что дыра, что нора лишь бы приняла.  Дыра не кому не отказала, обняла и обогрела, и заново родила тело белое, это тело одёжкой прикрыло. Влез в дыру парень, а из дыры вышел воин, он в одного целится, а трое убегают.  В дыре тепло, а на яви холодно, тело белое прикрывало хлопка азиатского исподнее, на исподнее гимнастёрка и порты в сапоги заправлены, и портянка в сапогах  махровая, а на плечах шинелька из серого сукна, и на славянской голове шапка ушанка. В такой одёжке служи, воин, и не о чём не жалей. Но опыт бывалого воина ему, резервисту, подсказывает, на пустой желудок не навоюешь. Вышел воин из дыры и прямиком к полевой кухне, а там, в котле, каша гречневая. Она сдобрена свиной тушенкой, от такого питания воину тепло и сытно. От горячего воины вспотели, и шинелька серая покрылась инеем. Генерал нами, вновь родившимися воинами, был доволен. Особенно ему глянулся парень из резерва, на нём шинель висела, как в ателье на манекене. Когда-то генерал сам был солдатом. Казарма нас приняла, как своих детей родная мать. Она встретила нас теплом и чистым постельным бельём, утром подъём и всё по расписанию. По подъему – гимнастика, водные процедуры, построение, завтрак, стрельбы и лыжи, как ни как - зима. Лыжи нам с детства знакомы, но всякое дело требует мастера. Мастер - наш резервист: два занятия - и зачёт принят. Так мы стали горнолыжниками, но под всякое хорошее дело должна пролиться кровь. Жребий пал на меня. В составе отделения спускаюсь по склону замыкающим, и что же я вижу? Отделённый и следующие за ним бойцы сваливаются на бок. «Эх», - подумал я: «Сейчас вам, неловким, покажу, как надо лыжами управлять». Склон градусов сорок пять не экстрим, но скорость приличная, лечу, вот и подошва, но грейдер прошёл и образовал на подошве вал. Вал своё слово сказал, я взлетел, но лыжи на лыжню не встали, а нос мой на лыжне крови оставил пол стакана чайного. Не велика рана, до дембеля затянется. Но какая служба без увольнения, ведь на дому винтовочка не чиста, не смазана у плиты стоит, надо у полковника спросить, сбегать до дому, рану залечить. Полковник догадлив был, он меня до дому отпустил, сроку службы неделя осталось, он понимал, что моя бела кровь наружу просится. У полковника тоже есть винтовка на дому, она у него чисто смазана и на положенный срок заряжена, чтобы его полковничьему роду не было переводу. Дома хорошо, а в строю теплее, локоть к локтю, плечо к плечу, и полковник перед строем доброе слово скажет. Само слово - это решение к поступку, покуда войны нет, к войне солдат готовься, но и про сон не забывай, так как, когда солдат спит, его служба идет, не спотыкается и скоро заканчивается. Месяц сборов прошёл как один день, такие сборы не часто встречаются, тут и мороз, и лыжи, и полевая кухня, и нос разбит, и на побывку отпущен, и опять в строй поставлен: память на всю оставшуюся жизнь