Ворованный мёд

   Собираясь в третью смену, Иван пораньше лег спать, что бы чувствовать себя бодрым у станка. Сейчас он уже не спал, просто лежал с закрытыми глазами и, хотя не знал, сколько времени, но чувствовал, что скоро зазвенит будильник. Дверь тихо приоткрылась, и в комнату вошёл Олег. Он, видимо, придя с гулянья, успел умыться и сейчас  стоял без рубашки и вытирался полотенцем. На тумбочке у него горела ночная лампа с голубым стеклянным отражателем. Повесив на спинку кровати полотенце, взял книгу и лёг читать, по пояс, укрывшись одеялом.
  Настало время вставать Ивану. За окном  остановилась машина.  Обычно с этой стороны общежития мало подъезжало машин, если только скорая помощь да милиция.
  -«Уж не Валентин ли заехал?», - подумал Иван и хотел встать с кровати, но его опередил Олег. Он быстро  вскочил, судорожно закрыл дверь и, продолжая  держать её, быстрым взглядом оглядел всю комнату, затем бросился к лампе и выдернул вилку из розетки, хотя можно было просто нажать выключатель. Теперь он испуганно стоял среди комнаты, смотрел то на дверь, то на окно, точно к нему  должен кто-то ворваться. Всё же на цыпочках подошёл к двери, убедился, что дверь заперта, вынул ключ и, присев на корточки, начал подсматривать в замочную скважину. За дверью было тихо, лишь где-то далеко, должно быть в первом подъезде, слышались голоса, но разобрать было невозможно.
   То ли почувствовал взгляд Ивана, толи вспомнил об окне, Олег резко повернулся, всё также лисьим шагом подошёл к окну, мельком взглянув на Ивана, отодвинул тумбочку и присев на уголок чужой кровати, через отодвинутую шторку  начал наблюдать за улицей. На небе плыла полная луна, и ему было хорошо видно.
   - Что, волнуешься? – спросил Иван, вставая с кровати.
    Олег  отскочил от окна и, пятясь к своей кровати, продолжал испуганно смотреть на Ивана.
   -А чего мне бояться? – вместо ответа испуганно спросил он.
   -Может, думаешь, милиция за тобой приехала, познакомиться хотят, а ты, видишь ли, и двери на засов. По-моему, по привету и ответ.
   -А с какой стороны здесь милиция? - уже совсем растерявшись, спросил Олег.
    -Может за медок спросить, куда ты его дел, с кем воровал, мало ли что их интересует. За твоей душой и придут. Вот ты и мотаешься, как волк в западне.
    Олег до последнего момента надеявшийся, что об этом случае не знает ни одна душа, вдруг ошарашенный, с широко раскрытыми глазами глядел на Ивана, медленно сел на край кровати  и не зная, что делать, беспомощно опустил руки на колени. Чем дальше время уходило от этой  проклятой ночи,  тем больше надежды оставалось у него на лучший исход. И вдруг оказывается, что Иван знает всё. А может не всё? Может он ловит его на испуг?  Он сделал недоумённые глаза и плохо получившуюся улыбку, вкладывая в неё всю свою артистичность, словно от неё зависела его судьба, наигранно весело спросил, вставая с кровати:
   -Что, что? Какой медок? Уж не тот ли, что бывает на пасеке? Откуда ты знаешь? И вором меня обозвал!
  Иван заправлял кровать, и словно не заметив его вспышки, повернул в его сторону голову, как бы, между прочим, ответил:
     -Откуда я знаю, - повторил спокойно Иван, - у страха есть признаки, которые не ускользнут от внимательного глаза. Ну а какой медок, тебе лучше знать. Сладкий наверно и липкий, коли к штанам прилип.
     -Мне милиции бояться нечего, вот тебя они в понедельник  спрашивали, и, как я понял, не нашли. Ты этого не отрицаешь? – переходя от обороны в наступление, повышая голос, заспешил Олег.
    -Вот тебе на!  Скверная это привычка – сваливать свой грех с больной головы на здоровую.  А чего же ты прячешься как заяц, и свет выключил, и в замочную скважину подсматриваешь? Свет-то включи. Не бойся, не возьмут, пока я не скажу, - и, повернувшись спиной к шифоньеру, начал искать свою одежду. – Собственно говоря, об этом знаю только  один. Расскажи, как дело было.
   -Если знаешь, то чего же рассказывать, - огрызнулся Олег, включая свет.
    Боковым зрением через отражение в зеркале Иван заметил, что Олег, зашаркал глазами по комнате, ища чего-то. Снова, мельком, воровато взглянул на Ивана, и вновь взгляд его блуждал по комнате.
    -Олег, где ты служил? – спросил вдруг Иван.
    -На аэродроме, сварщиком.
    -Ясно. Значит, по существу ты не почувствовал, что такое служба. А я вот был на границе. Три года и каждый день в боевой готовности. Вот приехала эта машина, - Иван указал пальцем на окно, - а мне кажется, что сейчас тревогу пробьют и я инстинктивно вскакиваю. Вот и воскресенье, когда ты за мёдом ходил, я был в парке с землячкой. Нашли тихое местечко, сидим на лавочке, разговариваем и вдруг слышим душераздирающий женский крик в кустах, немного в стороне. Крик этот в сердце ударил, истерический крик. Я вскочил, а землячка повисла на шее, и не пускает меня, говорит: куда ты идёшь, убьёт тебя там  шпана. Вообще, не пустила.  Только сели на лавочку, выходят по одному на аллею, как волки, человек пять, и смотрят в нашу сторону. Все наголо пострижены, видимо готовились идти в армию, в белых рубашках, какие-то приметные, мода тогда была на китайские рубашки, Вижу, выходят ещё двое, один большой громила, а другой так, плюгавенький, как шавка. Собрались, обнюхали воздух, и эти двое подходят к нам, сели на лавочку со стороны девчонки и молчат. Мы тоже молчим. Потом, этот орангутанг, цап лапищею, и за ногу подруги повыше колена. Юбки были  модные, коротенькие. Так вот, схватил за колено и, видимо, выжидает момент, когда я вскочу и первый драку начну. Только девчонка, взглянула на него и  сбросила его руку. Тогда он мне говорит: - пойдём, поговорим.  Поднимается, идёт впереди, я за ним, а прихвостень сзади меня. Подходим  к остальным ребятам, которые наблюдали за своим вожаком.  Я и спрашиваю: - что ты хотел сказать? Он же оглянулся, и со снисходительной улыбкой резко протянул ко мне руку, чтобы взять меня за воротник. Тут-то и сработал во мне рефлекс. Не успела его рука дотянуться до моего воротника, как уже  воющим от боли волком лежал у моих ног, и ртом зевал, крикнуть не мог. А те, что стояли рядом, было двинулись на меня, а я стал в готовность и, хотя самому кричать хотелось, и говорю спокойно: - ну кто следующий, положу крест- накрест. Они остановились. Я вновь спрашиваю: - нет желающих? - тогда я пошёл.  Вернулся, взял еле живую подругу, и мы покинули это место. Никто из этих трусов нас не осмелился преследовать, - Иван остановился, видимо было тяжело вспоминать этот случай.
   - К чему, Олег, я тебе так долго рассказывал этот случай, - продолжал взволнованно Иван, - да что бы ты понял, что ты такой же трус, как и те ребята. Это, во-первых, а во-вторых, ты, я вижу, сам не пошёл бы и не организовывал такую шайку, какую организовал этот волкодав, которого я трепанул. Остальные ребята, были как ты, готовые сами драпануть, но против друга-вожака не посмели это сделать. Я уверен, если б один из них, побежал,  то и остальные бы побежали, и наоборот, кто-либо пошёл на меня, и они бы за ним пошли. Понимаешь, они не имеют своего Я. Они сла-бо-душ-ные, как и ты. Ты плёлся за ними как овечий хвост, а у самого, наверное, полны штаны были, и зубы дрожь выбивали. Ты боялся. И сейчас боишься, как тот пескарь - жил дрожал и умирал, дрожал.
    Рассказывая, Иван ходил по комнате взад-вперёд, а Олегу казалось, что он играет с ним как кошка с мышкой.  «Уж убивал бы сразу, а не терзал душу» думал Олег, но Иван этого не делал.
    -Да, на другой день меня вызывали в милицию. Оказывается, что я поломал ему руку и ещё что-то ушиб. Милиция меня определила по почерку, через военкомат и нашли. Я не отпирался, рассказал всё, как было. Военком сделал мне выговор за применение приёмов в неположенном месте. Я ему доказывал, что эти враги ни чем не лучше тех, что ползут через границу: и те и другие идут грабить, убивать, заставляют себя бояться. Мне кажется, что в душе он был согласен, но устав есть устав. Взамен, он предложил мне работать в милиции. Иван щёлкнул пальцем.
   - Так ты там работаешь? – с ещё большим испугом и удивлением вскинул Олег голову.
   -Нет, Олег, у меня не хватает характера. Мягкотел я для такой работы.
   -Я мягкотел, ты мягкотел, кому же тогда там работать? По-моему, у тебя есть данные, - злобно озираясь, огрызнулся  Олег.
    -Я думаю работать с людьми, но не с такими…как ты…иждивенцами.
    -Разве я иждивенец? Я работаю! – почти вскрикнул Олег.
    -Меня привлекают люди труда, которые сами добывают себе корку хлеба, конечно, не воровским способом, как ты, мародерством.  Интересно, Олег, сколько же ты мёда мог унести на своей спине?
    Иван остановился около Олега, и испытывающими глазами глядел на него. Олег же,  потупившись, словно ребёнок, молчал.
   -Иди, доноси, чего меня мучишь, сколько мёда унёс, оно тебе надо? – вдруг вскочив с кровати, почти закричал Олег в порыве ярости, словно пришло к нему второе дыхание к защите. - Надо  ещё доказать! Ты же знаешь, если я и сознаюсь, так они мне и поверили?  Скажут, докажи, где были, как брали, а я знать ничего не знаю, даже где это было.
   -Доносить я пока не собираюсь, а, что, ты советуешь, молчать? А ведь таких людей как ты надо выводить на чистую воду. Неужели ты не понимаешь, что сам себе роешь яму, готовишь и загремишь в тюрьму. Там не рай божий и небо тебе покажется с овчинку. Будешь петь другие песни.
   -Какие песни?- вдруг вырвались у Олега.
   -Ты слышал такую песню: « Опять по пятницам пойдут свидания»? Жизнь, Олег, это сложная штука. В ней надо предвидеть  события хотя бы на два шага вперёд, иначе пропадёшь. Вот законы ты знаешь, видимо уже интересовался, вживался в роль подсудимого, а такую улику, как стереть мёд с брюк не додумался.
    -Где!- вскричал Олег.
   -Возьми брюки  и посмотри на правой штанине ниже колена, с внутренней стороны, там пыльное пятно.
   Олег быстро снял со спинки кровати аккуратно сложенные брюки и внимательно рассматривал расплывшееся пятно, ковыряя его ногтем.
   -Это машинное масло запылилось.
   -Что-то я не видел,  что бы пчёлы  на машинное масло слетались. И чего это они в комнату вдруг прилетели, летели бы в завод, там много его, да и рядом, - и подходит к Олегу, берёт брюки, тоже поковырял ногтем и понюхал. – Смотри, это разве машинное
масло? Понюхай. Что-то оно медком пахнет, - протянул руки Олегу  и пошёл, считая разговор оконченным.
   Собираясь на работу, Иван продолжал разговаривать:
     -Я, Олег, о тебе гораздо лучшего мнения. Вернее, ничего плохого не думал, наоборот, завидовал твоей Людке, вот, мол, парень так парень. А оказывается это только спогляду. Вроде и телом складен, и лицом бог не обидел, а вот душою - навоз. 
   При воспоминании о Людмиле Олег весь встрепенулся, словно его дёрнули за  живую жилку, глаза его говорили: - ну? идиот же ты, зачем терзаешь? Даже глаза не говорили, а кричали, лицо потянулось, выражало больную гримасу. Ему самому показалось, что в душе у него что-то надломилось. Он осторожно сел на краешек кровати, безнадёжно махнул рукой и тяжело вздохнул.
   Иван, перебросив через плечо полотенце, взял мыло, зубную щётку с пастой  и вышел. 
   Дверь комнаты вдруг без стука отворилась, и на пороге стоял, улыбаясь, высокий молодой человек в милицейской форме. Ещё не закрывая дверь, он лихо взял под козырёк и, шагнув к Олегу, протянул руку:
    - Извольте познакомиться, Валентин Ткачёв!
У Олега, казалось, случился шок. Он не протянул руку, не встал, лишь рот его от удивления приоткрылся и перекосился, задрожали щёки, покраснели от прилива крови глаза, гневная гримаса исказила лицо.
   - Ну что молчишь, давай знакомиться. Мне все в этой комнате знакомы, кроме хозяина этой кровати. Ты на этой кровати спишь? – продолжал дружелюбно Валентин.
   -Да, моя кровать, - немного приходя в себя, протянул Олег, по-прежнему не сводя глаз с Валентина.
   - Что ты  так на меня смотришь, испугался что ли меня? – и, видя, что Олег молчит, добавил: - А вот раньше меня милиционером пугали, а сейчас дети нисколько не боятся, подходят и за полу дёргают. А вот ты боишься. Меня боятся только воры, разбойники и  другие нарушители, - последние слова Валентин договаривал свободно, как  хозяин, прохаживаясь по комнате.
   Дверь вновь приоткрылась, и в комнату полубоком вошёл Иван:
   -О! У нас гости!- ещё с порога закричал он.
   -Да. Ярко горит свет, дай, думаю, загляну к ребятам в гости. Не откажете? – продолжая улыбаться, Валентин снял с плеч Ивана полотенце, повесил его на спинку Ивановой кровати. Обращаясь к Ивану, пожаловался: - Вот пришёл домой, а товарищ не признаёт за своего,  не гостеприимный парень и угостить медком не желает.
    -Чаёк сейчас согреем, а вот насчёт медку не прогневайся, своей пасеки нет, а получка должна быть завтра. Ты же помнишь, у нас так и осталась традиционная кухня – лучок с солью, с хлебушком, ну и чаёк можно сгонять. Ты как, не отвык? – весело спросил Иван, сам же мельком взглянул на Олега; тот сидел, втянув голову в плечи, глаза упёрлись в пол, а лицо было белее снега.
  -Олег, согрей чайничек, действительно чайку сгоняем, - попросил Иван, чтобы вывести как-то его  из глупого положения и обращаясь к Валентину: -Вообще-то я иду в третью смену, а Олег только от девчат,  -и подмигнул Олегу.
   Олег медленно поднялся, взял чайник и как-то испуганно озираясь, вышел из комнаты.
   -Вот интересный парень у вас! – воскликнул Валентин, лишь только закрылась за ним дверь.- Откуда он к вам приехал? – спросил Валентин Ивана.
   -Он из Белгородской области. Вообще, неплохой парень, трудолюбив, но вот только полгода держится сторонкой, слабохарактерный. Надо для него хорошего товарища. Ты же знаешь, из гибкой лозы хорошо корзины плести, а топорища из крепкого дерева делают.
   -Ты имеешь ввиду девушку? Разве нет ещё?
   - Девушка-то есть у него, но нужен и парень, друг настоящий…
   -А что-то он какой-то …, перебил Валентин Ивана и покрутил пальцем правой руки выше головы.
  -Ну, знаешь ли, - Иван засмеялся, - у каждого своё. Может с девушкой повздорил. Всё может быть. Ты сам-то ещё не женился?
   -Креплюсь! – повысив голос, ответил Валентин.
   - А может она не хочет замуж за тебя идти? – улыбаясь, спросил Иван, подкладывая на тарелку хлеб, соль, сахар и лук.
   -Ты  знаешь, Иван, не знаю как  другие, но, чтобы лучше понять другого, я представляю себя на его месте. Я понимаю её, но не за неё я скажу, а скажу за нашего брата, за ребят. Вряд ли кто из ребят требовал бы жениться, если б не девчата. Ребята ходили бы год, и два, и десять,  и всё ходили бы и ходили, как солнце, каждый день. Ребятам-то что?  А у девчат годы уходят, а на них лежит ответственность за продолжение рода человеческого. Понимать надо, - и Валентин медленно и легонько придавил  Ивану кончик носа.
               
                17.07.15