Невыдуманная история

Лёнька решил исчезнуть, и виновата в том жена Ираида – превеликая склочница и неукротимая мегера. Стоит Лёньке немного забыться и после смены, чуть расслабившись, положить свою сменную обувь или носки не на отведённое супругой место, то Ираида устраивала в доме девятибалльный шторм, извергая шквальные волны обидных для Лёньки оскорблений.
Работа у Лёньки непростая, он возит на дальние лесоразработки бригады. Уважает Лёнька свой тепловоз – большую, сильную машину, ставшую ему с годами другом. В его работе требуется и зоркий глаз, и нужное чутьё. Чего угодно можно ждать за новым поворотом. Вот два месяца назад вёз он утреннюю смену через тайгу, а на путях стоит, низко нагнув рогатую голову, лось. Стоит и не думает уходить. Животное, обычно убегающее даже от людей, на этот раз не пугается ни огромной машины, ни сирены. Пришлось тормозить. Вплотную тепловоз приблизился к лосю, а тот стоит, как вкопанный, ни на какие уговоры не поддаётся. Минута проходит, вторая, третья… И тут лось вдруг отпрянул и к соснам побрёл, оглянулся, будто за собой зовёт. Лёнька совсем растерялся, что ж ещё по тайге за ним ходить! Вдруг животное как заревёт, так мучительно, что аж мурашки на теле повылазили. Ну Лёнька тогда на график плюнул, да за лосем и побежал, а за ним и мужики скачками. Привёл их лось к яме, а там… Лосиха с дитём провалились и вылезти не могут, мать копытами бьёт, а зацепиться не за что. Вот добрая душа Лёнька и полез в яму, за ним и двое мужиков спустились, сначала лосёнка-кроху передали бригадиру, а затем и лосиху подталкивали наверх, еле сами вылезли, перемазанные, землёй. А семейство рядом стоит, не уходят, в глаза смотрят умным взглядом, благодарят, лишь кроха резвится, к людям ластится, и родители не против.
- Ну, идите уже! – крикнул уставший Лёнька, - замучились мы с вами, ещё от начальства нагорит!
Свистнул, и лосиное семейство помчалось прочь, пропало за деревьями.
Лёньке, конечно, нагорело за опоздание, выдернули премию, несмотря на объяснения и уговоры бригадира. А Ираида в крик:
- Зверюгу какую-то пожалел! А я вновь без шубы!
Лёнька зубы стиснул и ни слова в ответ. Шуб-то у жены целых две! Нет, подавай ей норковую! И куда в ней щеголять в посёлке! Пройдётся по улице пару раз, похвастается подругам и вновь в шкаф повесит. А через год опять потребует, может лисью или медвежью.
Не понимает Лёнька жениного интереса к дорогим шмоткам, но ничего не поделаешь, сам женился, никто не принуждал. А мать, наоборот, даже отговаривала:
- Не пара она тебе, Лёнечка, жадная, завистливая, не связывай судьбу с такой женщиной.
Мать Лёньки набожная, верит в Бога. И когда Лёнька после материнского совета всё-таки решил жениться, лишь перекрестила молодых на свадьбе и сказала:
- На всё воля Божья!
Она не вмешивалась в жизнь сына, не давала более советов относительно его жены, иногда только при встрече вопросительно заглядывала в глаза Лёньки, да, словно прочитав там ответ на волнующий её вопрос, опускала взор и крестила неразумное дитятко. Она догадывалась, что в семье сына не всё ладно, но не упрекала, не гневила Бога за неудавшуюся судьбу единственного чада.
Но сегодня Лёнькиному терпению пришёл конец. Ещё утром он почуял перемену в настроении жены. Она ласково и чуть игриво, чего не бывало в прошлом, спросила, когда Лёнька отправляется в поездку. Улыбнулась мыслям, витавшим в её взлохмаченной голове, и вновь скрылась в спальной. Лёнька, собравший себе в путь термосок и наскоро поев, выскочил из квартиры и побежал вниз по ступенькам. Уже возле выходной двери спохватился, прошёлся по карманам и вновь помчался наверх за забытым удостоверением. Не хватало ещё отправиться в путь без документов! Тихо приоткрыл дверь и неслышно, чтобы не гневить супругу «топаньем сапожищ», подошёл к вешалке. Засунул руку в карман пиджака и… застыл от воркующего голоса жены:
- Дурак-то мой уехал, три дня в отлучке… Я жду тебя, котик!
Послышались звучные поцелуи.
Лёнька застыл в недоумении. При чём тут какой-то котик? До Лёнькиных мозгов медленно доходил смысл сказанных женой слов. Горячей волной обдало грудь, рывками забилось сердце. Он решительно распахнул дверь и увидел ошеломляющий испуг в глазах жены. Она тут же отбросила телефонную трубку, словно ядовитую змею на ковёр и срывающимся голосом промямлила:
- Что, ещё не ушёл? Я же слышала, как хлопнула дверь…
- Ушёл! – рявкнул сердито Лёнька и, посмотрев исподлобья на жену, добавил:
- Навсегда ушёл!
Отодвинул неприметную крышечку одному ему известного тайника, схватил упакованный в газеты свёрток и, бросив ключи на полку, хлопнул дверью, побежал вниз…


В этот день Лёнька на работу не вышел. Договорился со сменщиком – другом Петром о подмене, дозвониться до начальства не удалось, но Лёнька решил повторить звонок позже. Пётр собрался уезжать в этот день, но увидав Лёньку в невыездном состоянии, решил выручить друга. Куда тому тепловоз вести! Он бы сейчас и фамилии своей не вспомнил, довела-таки Ираида Лёньку! Бросив ключи от хаты и ненужный уже билет, Пётр побежал к поджидавшей его машине. Лёнька побродил по пустой квартире, мысль об измене жены занозистым колом засела в мозгах, не давая переключиться на другие темы. Машинально взял оставленный другом билет, повертел в руках. Думы Лёньки поменяли направление, вытащив шальную мысль убежать, отвлечься, исчезнуть на какое-то время из посёлка, чтобы перерубить, переварить неожиданную весть. Он решительно схватил билет и плотно прикрыл за собою дверь…
На поезд он успел за минуту до отправления. Расположился в почти пустом вагоне и задумался. Перед глазами вновь и вновь возникало растерянное лицо жены, в ушах отголоском звенело мило произнесённое слово «котик», душу давила ярость. Сейчас он впервые осознал сказанные два года назад слова матери:
- …не пара она тебе…
Видно, права была мать, а не послушался, решил испытать жизнь-судьбинушку на излом. Вот и попробовал. Берёг, холил жёнушку, слова поперёк не произносил, а она ему рога, что у того лося, ветвистые наставляет. Лёнька скрипнул зубами, обругав себя последними словами…
Три часа он слонялся по незнакомым улочкам далёкого таёжного городка и, наконец, остановился перед крыльцом единственного в городе ресторана «Виктория», в котором отмечались все местные торжественные события. Ноги Лёньки сами переступили порог и вошли в просторный зал, заполненный белоснежными скатертями да хрустальным блеском бокалов. Было пусто и лишь в  конце зала официантки накрывали длинные столы для предстоящего свадебного застолья.
Лёнька сел за ближайший столик у двери. Хмуро посмотрел на хлопотавших девиц в кружевных фартуках, затем перевёл нелестный взгляд на подошедшую юную работницу заведения в белоснежном одеянии с блокнотиком в руке.
- Водки, - буркнул, не раздумывая Лёнька. Оглядел учтивую девицу и добавил:
- И селёдки.
- Двести пятьдесят водки, селёдочки с луком, - повторила юная прелестница, - что ещё? Есть форшмак, салат «Оливье», креветки…
- Тащи всё! – выдохнул нетерпеливо парень, - гулять – так гулять!
Лёнька не пил, профессия не обязывала, но сейчас готов был надраться до чёртиков.
Девица упорхнула, и вскоре на столе появились заказанные блюда и графинчик со слезой. Не раздумывая, Лёнька налил содержимое в стопарик и с маху отправил в рот. Зажмурился. Водка обожгла горло, скатилась в нутро и растеклась плавно по жилам. Лёнька повторил заход, не закусывая, и вновь приложился к графинчику. В голове зашумело, и парень уронил голову на стол.
- Предала…, - не уставало стучать в охмелевших мозгах, - предала…
Лёнька любил Ираиду, он и сам не смог бы объяснить, чем взяла жена за душу, он мог стерпеть её визгливые выходки, её страсть к стерильной чистоте и армейскому порядку, но не мог простить предательства. Перед глазами вновь встала онемевшая супруга, её удивлённо-испуганное лицо.
Лёнька поднял голову, прогоняя навязчивые видения, и вновь потянулся к графинчику. Он оказался пуст.
- Водки! – грозно потребовал парень.
Около него вновь появилось небесное создание с неизменным блокнотиком.
- Водки, - повторил бедолага, - да побольше! Чего жмёшься?
- Водки пятьсот, - повторила девица, и через минуту на столе красовался большой запотевший графин.
- Вы закусывайте, мужчина, - сочувственно проворковала официантка.
Лёнька неловко ткнул вилку в селёдку и, покачнувшись, поднял стопку.
- Вам плохо? – вновь проявила внимание девушка.
- Плохо, - согласился Лёнька, - душа горит…
Опрокинул стаканчик, положил селёдку в рот и добавил:
- Вот, например, ты. Изменяла своему мужику?
Девица брезгливо передёрнула плечами:
- Я? Нет. Правда, муж – козёл, какого ещё поискать, такому не грех изменить.
- А я?
- Что Вы?
 - Я – тоже козёл?
Девушка недоумённо посмотрела на парня.
- Ира! – внимательный администратор отвлёк официантку от дальнейших откровений. Она тут же исчезла.
- Козёл! – пробурчал себе вслух Лёнька, - полный козёл.
Он ковырял вилкой в салате и вёл диалог сам с собой, мысленно низводя собственную персону в ранг распоследнего животного в большом стаде земли.
- Тюфяк, - уронил себя ещё ниже Лёнька, - идиот…
Когда пришедшие на ум ругательства были произнесены, он поднял глаза, обозревая окружающее пространство. Присутствующих в ресторане мало, лишь в глубине зала во всю ивановскую гудела свадьба. Невеста с женихом отплясывали русскую удалую, гости с задором аплодировали. Прозвучал последний аккорд зажигательной мелодии, жених подхватил возлюбленную на руки, закружил под бурные овации.
Лёнька набычился и привстал. Его тотчас занесло влево, он покачнулся и коснулся хрупкого плечика проходившей мимо милашки-официантки Ирочки.
- Прошу шампанского! – расшаркался парень.
- Бутылка шампанского, - занесло юное создание новый заказ в знакомый блокнотик.
Через пару минут приосанившийся Лёнька с заветной бутылкой твёрдым шагом направился к весёлой свадьбе. Музыка смолкла, и наступила пауза. Тамада приготовился произнести очередное приветствие молодым, но инициативу перехватил подошедший Лёнька. Обычно немногословный и стеснительный, сейчас он был готов произнести экспромт, слова лезли на язык Лёньки, складываясь в голове в стройные фразы. Он был в ударе.
- Г-господа! – пафосно начал он речь.
 - Я х-хочу п-поздравить молодых – браво закончил он первую фразу.
И он победно уставился на хорошенькую молодую.
- Я х-хочу сказать…, - он вдруг начал откупоривать бутылку. Пробка выстрелила в стену, шампанское рванулось из ёмкости, накрыв с головой взвизнувшую невесту, пеной разлилось по столу. Лёньку пытался залить непокорную жидкость в фужеры молодым, но струя вмиг опрокинула лёгкую посудину и разлилась по тарелкам гостей. Промокшая невеста отряхивала свадебный наряд, пришедший в себя жених вырвал из Лёнькиных рук бутылку с остатками взбунтовавшейся жидкости, откинул её в угол и схватил изумлённого Лёньку за грудки:
- Ты, чудо заморское…
- Ну, п-почему же з-заморское…, - с достоинством произнёс парень, - тутошний я…
- Зачем ты облил Свету?
- Я? – искренне удивился Лёнька. Молодожён яро встряхнул несостоявшегося оратора. Зашумели гости, пытаясь стереть неприятную неловкость, бросились уговаривать молодого мужа, растолковывая тому, что выкупаться в шампанском на свадьбе – к счастливой супружеской жизни. И, может быть, уладили бы ссору, если бы Лёнька вдруг отчётливо не проговорил:
- Смотри, главное – чтобы она тебе репутацию не подмочила. Стервы все они: Светки да Ирки…
Фраза повисла в сгустившемся воздухе. В следующее мгновение крепкий кулак молодого врезался в скулу Лёньки. Он покачнулся, но, сконцентрировавшись, устоял на ногах. Помогла выучка в десантных войсках в любой ситуации оставаться в вертикальном положении. От удара Лёнька окончательно протрезвел и пошёл на молодого пружинящим шагом. Тот не успел ни понять, ни оценить ситуацию, как в одно мимолётное мгновение оказался на полу в распластанном состоянии. Над мужем тут же заохала новобрачная, забыв про испорченное платье. На Лёньку накинулись несколько добрых молодцев, пытаясь скрутить и обезвредить нарушителя широкого застолья, но парень каким-то непостижимым для дюжих ребят образом выворачивался, награждая тех точными ударами. И долго бы продолжалась данная «потеха», если бы один из очередных отброшенных, нехилый детина – сажень в плечах, не схватил графин и не заехал разохотившемуся Лёньке по голове. Этот удар мгновенно умерил пыл парня, и Лёнька, наконец остановился, ошарашенно потряс головой и осмотрелся. Вычислив своего последнего обидчика, он схватил подвернувшийся стул и наградил пылкого верзилу для порядка сильными ударами по хребтине, попутно задев и несколько особо ретивых гостей. К нему спешил наряд милиции, вызванный администрацией ресторана. На полу валялся пришедший в сознание молодожён, рядом – разбитая посуда, поломанная мебель, перепуганные гости, некоторые держались за ушибленные места, поглаживали скулы. Лёнька сам отдался в руки хранителей правопорядка. Кинув ошеломлённой официантке Ире стопку купюр и сунув другую часть заветной пачки администратору, он спокойно протянул бдительным сотрудникам руки.


Пятнадцать суток Лёнька подметал двор местного УВД, сгребал опавшие листья в мешки, носил мусор. Не жаловался, не стонал. Деньги, что копил Ираиде на шубу, уплыли в ресторане. Расторопный администратор, заявил, что не имеет к Лёнькиной персоне претензий, написав расписку, что весь ущерб ресторана оплачен. Молодого уговорила жена Света не начинать супружескую жизнь с процесса в суде. Гости тоже отказались писать заявления в милицию. Лёнька отделался меньшим злом, считай – испугом.
Одна мысль точила душу Лёньки, что не знает мать, где находится её сын. Удивляло его и то, что ни одна живая душа его знакомых не появилась перед зданием далёкого УВД. Даже друг Петро не проявился, хотя вместе приехали они на заработки в таёжный край после армии, здесь оба и женились, сюда выписал и мать свою Лёнька с далёкой Рязанщины. Мать, как ни странно быстро привыкла к местному климату, перестала жаловаться на одышку, что так часто донимала её в бывшей деревне. Лесной воздух подлечил её лёгкие. Мать жила неподалёку, но ходила к сыну нечасто, не желала пересекаться с невесткой.
Мучила Лёньку и непонятная боль в голове. Не зная до сего момента, что такое болезнь, он с удивлением обнаружил, что жить с постоянной тупой болью в черепной коробке обременительно, и Лёнька решил по приезду домой отправиться к врачу.
Но не суждено было Лёньке осуществить свои замыслы, не знал бедолага, какие события прошелестят над его тропой жизни, подрежут, перевернут пласт его судьбы, вычёркивая Лёньку из списков присутствующих на земном празднике жизни…
Через пятнадцать суток без рубля в кармане, но с заветной справкой на руках он стоял на перроне чужого таёжного города, пытаясь уехать. Он думал договориться с проводником или начальником поезда, поведав тому все свои приключения. Темнело, накрапывал мелкий дождик, в конце сентября в тайге смеркается рано. Исчезли редкие пассажиры, лишь в сторонке на лавочке темнела одинокая фигура. Лёнька поднял воротник и полез в карман куртки, в надежде найти завалявшуюся на удачу деньгу. И тут сильный удар опустился на Лёнькину голову. Виски разорвала дикая боль, вспыхнули в глазах сотни съедающих его мозг жгучих искр, и мир перестал существовать для Лёньки…
Тёмная личность, до того мирно дремавшая на лавочке, осторожно опустила на землю недавно допитую бутылку пива и, оглядываясь, перевернула Лёнькино тело на спину. Пошарила в карманах, выудив на свет Божий удостоверение машиниста и справку об освобождении. Ни денег, ни дорогих вещей на Лёньке не оказалось. Мелкой добычей разбойника стали недорогие часы, подаренные матерью и золотое обручальное кольцо. В сердцах от неудачного вояжа раздосадованный грабитель разорвал документы и разбросал клочки в разные стороны...


Время мерно шло вперёд, давая ход очередным событиям в жизни. Отпела проливными дождями осень, прошелестела белыми снегами неспешная зима, отзвенела, призывно переливаясь нарождающимися изумрудными красками весна,  прилетело короткое северное лето. И только для Лёньки время остановилось на одной отметке. В реанимационное отделение местной больницы время заглядывало нехотя. Медленно тянулись дни для очутившихся здесь людей, неслышно приходила и забирала к себе избранных Владычица Смерть, менялись пребывающие здесь больные и только на крайней койке обитатель сего места оставался неизменным.
Лёньку привезли той жуткой ночью с внутричерепной травмой без проблесков сознания. Ни паспорта, ни записной книжки, ни других опознавательных документов при нём не оказалось. Его не разыскивали родственники, не искало начальство. Но и на бомжа парень не был похож. Лёнька пребывал в коме, оставаясь в стабильном состоянии. Сердце работало исправно, показания мозговой деятельности были удовлетворительными, но в сознание молодой мужчина, не смотря на усилия врачей, не приходил. Он жил одной ему известной жизнью, не реагируя на разные способы применяемого лечения. Случай был неординарным, заведующий реанимационным отделением не сдавался, меняя лекарства, пробуя иные способы возвращения заблудившейся души Лёньки на грешную землю.
Больница стояла на окраине городка, и сквозь плотно закрытые окна иногда в реанимацию проникал далёкий гул проходивших поездов. Однажды доктор заметил, что при длинных гудках тепловозов лицо парня настораживается, словно тот прислушивается к чему-то родному, что являлось неотъемлемой частью в его жизни. При этом и пульс, и другие показатели резко прыгали вверх, будто человек стремился бежать от призрачного мира, и не мог. И доктор призадумался. Многие люди выходили из комы сами, тому – десятки случаев. Кому-то  надо три дня, кому-то – месяц, а молодой мужчина хотел вернуться в бренный мир, боролся за право жить почти год. Единственный пока случай длительного пребывания в коме на опыте заведующего. И доктор, отставив очередной метод, решил попробовать вывести больного не писанным ни в одном научном труде, неординарным, неопробованном, но слышанным им в детстве от бабушки старым способом…


Вопросы, вопросы… С ответами от неведомого доброжелателя, возникающими, словно по мановению волшебной палочки в голове, и вопросы без ответов, будто кто-то не сильно торопился раскрыть все карты перед Лёнькой. Вопросы сыпались из парня, словно из дырявого решета, и Лёнька не уставал удивляться их количеству. Они приходили сами собой, и не успевал он додумать вопрос до конца, как в мозгу возникал исчерпывающий ответ или не возникал совсем… И первый вопрос был до тривиальности прост:
- Где я?
В ответ прозвучало:
- В гостях…
Кто-то ответил так просто и понятно, с присущей лёгкой интонацией удивления. Затем тот же голос добавил:
- Захочешь, останешься совсем…, тебе решать…
Лёнька с трудом рассмотрел через густую мглу далёкий свет и направился к нему. Он оглянулся, пытаясь увидеть неведомого собеседника, но липкая темнота смешала очертания местности, где находился Лёнька.
- В гостях, - устало повторил парень, - разве так гостей встречают?... Как я сюда попал?
- Встречают по-разному, и попадают сюда по-разному… Кто бежит от себя, тот оказывается здесь…
- Никуда я не бежал, стоял, а тут удар по кумполу…
Лёнька только сейчас прислушался к своим ощущением, пытаясь определить мерность боли. Но к удивлению, ни дикой боли, ни других неприятных симптомов не ощутил. Внутри Лёньки поселилась неведомая лёгкость и ясность мыслей.
- По кумполу…, - загадочно протянул голос.
- Ну, по голове кто-то врезал с разгону, знать бы кто…
- Врезал…, - опять задумался голос, - не врезал он в твою голову ничего, и не разгонялся при этом, на лавочке сидел, тихо подкрался…
- Ах, тот гад ползучий…
У Лёньки непроизвольно зашкалил градус зла.
- Плохие мысли, не думай об этом, - тут же отозвался голос, и через мгновение добавил:
- Гад ползучий,… змея, крокодил…
- Ну, это так, для сравнения, такого человеком и назвать трудно.
- Человек – всегда человек, разница в мыслях, - вновь поправил говорящий.
- А как я должен думать про такого, лапочкой пушистой его называть?
- Если не можешь думать о человеке хорошо, относись к нему нейтрально, не думай совсем. Твой приход сюда предопределён неправильными мыслями, и, как следствие – неправильными поступками.
Лёнька удивился:
- Что же я неправильного сделал? Меня же стукнули по к… по голове, и я же виноват. Как-то у вас тут всё запутано.
Голос умолк, вероятно, предоставляя парню самому разобраться в данной проблеме.
За разговором Лёнька прошёл достаточно длинный путь, и, хотя ноги вязли в невидимом песке, вскоре яркий свет ослепил парня. Непроизвольно сощурились глаза, и Лёнька почувствовал нестерпимую жару, испепеляющую всё вокруг.
- И как тут живут при такой жаре? Ни навеса, ни домика, ни сараюхи какой-нибудь…
Голос продолжал помалкивать.
- Эй, ты! Куда мне идти?
- Ты же не хочешь слушать меня. Здесь троп много, выбирай любую.
- Троп? Ты ещё скажи, дорог широких! Тут же один песок, как в пустыне.
- Это – пограничное состояние, точка выбора, время отсчёта, называй, как хочешь. Сидеть и размышлять можно и на песке.
- Так он же горячий, словно раскалённая сковородка, усидишь тут…
- В данный момент его так чувствуешь ты, другие – по-иному.
- Почему?
- Я же говорил тебе: встречают по-разному…
- Вляпался, - прошелестело в мозгу, - надо что-то делать.
Лёнька приплясывал на жарящем песке босыми ногами, явно припоминая, что в момент удара был в обуви. Куда подевались добротные туфли, оставалось только догадываться. Кстати, пропали также куртка, остальная одежда. Он растеряно посмотрел вокруг себя с надеждой увидеть что-либо подходящее для себя на первый случай и не обнаружил даже намёка на одеяние. Вокруг расстилалась бесконечная и необъятная пустыня с тоннами необычайно жёлтого песка.
- А одежда где? – недоумённо спросил парень.
- Тебе зачем? – вновь откликнулся голос, - сюда ничего с собой не берут, одежда – атрибут жизни земной.
- А я где? На небесах?
- Ну, до небес далеко ещё. Ты – на границе двух миров. Тебе выбирать, куда пойдёшь.
 Лёнька выбрал направление наугад и потопал к горизонту. Он шёл и размышлял о странностях судьбы, о непонятных замечаниях невидимого собеседника. Мысли его приняли стройное упорядочение, и неожиданно на ум пришли думы о матери. В сердце всплыл её образ, и у парня защемило в душе от любви к дорогому и единственно преданному человеку. Он вспомнил, что не виделся с матерью около двух месяцев, всё не хватало времени заскочить, обнять, подбодрить ласковым словом главного человека в его жизни. И ему вдруг стало стыдно за фальшивые оправдания себя, неловкие затушёвывания обидных слов Ираиды в адрес его матери, за изворотливость и лживость. В лицо будто брызнули кипятком, он остановился, присел и застонал. Его топила раскалённая волна своего предательства. Всё подстраивался под жёнушку, а мать тихо доживала свой век без тепла и добрых слов.
- По заслугам и награда, - вновь ожил невидимый наставник, - за предательством следует предательство, ты получил сполна всё… Мы исполняем желания людей и даруем им то, что заслужили…
- Интересно, какое желание вы исполнили моё? – саркастически начал парень.
- Исчезнуть, ты так искренне хотел этого… Вместо того, чтобы разобраться в причине своего несчастия, проработать ситуацию и сделать правильные выводы, ты необдуманно бежал от себя.
Лёнька молча проглотил заслуженный укор, посмотрев на себя под иным углом. И снова мучительный стыд залил его лицо.
Песок уже не казался раскалённым, ноги Лёньки стояли на прохладной влажной траве, неизвестно как пробившейся из-под песка. Да и песка значительно поубавилось, вместо необозримого царства нетронутого пляжного достояния желтели островки рассыпчатого, мелкого, приятного на ощупь песочка.
- Выбор делать мне, - вспомнилось Лёньке, - ну так сейчас я его и сделаю, чего тянуть. Он приободрился и громко произнёс:
- Хочу вернуться обратно, разобраться и наказать моих обидчиков!
- Как наказать, снова подраться?
- Ну, как придётся, по ситуации, - уклончиво подытожил парень.
- Нет, - резко раздалось в ответ.
- Нет? – не поверил своим ушам Лёнька, - но ты же сам сказал – мне решать.
- Не готов ещё вернуться, не должен мстить и наказывать.
- Что же мне с ними чай распивать прикажешь?
- Приказывать мы не можем, у тебя есть право выбора.
- Ну, так я выбрал…
- Неправильный выбор – наказать. Нет этого слова. Есть слово – награда по выбору. И её вручаем отсюда мы. Ни один человек не властен над другим, никто не может распоряжаться жизнью и свободой другого человека.
Лёнька ошеломлённо уставился в одну точку, обдумывая сказанное. Что-то в его мозгу не укладывалось, и он озадаченно спросил:
- А как же войны, служение Родине, не послушаться приказа командира – преступление, и убивать приходится. Война – грубая мужская работа.
- Вот именно – грубая, ты правильно подметил. А Землю создавали не для войн, не для смерти, а для разумной жизни, для счастья.
- Но смерть есть? Вы её нам всё-таки подкинули? Сделали бы нашу жизнь вечной, убрали бы людей-извергов, развязывающих войны, тогда бы и спрашивали с нас по справедливости. А то вы все чистые да пушистые, только люди виноваты. А вы поживите у нас на Земле – узнаете, как нам приходится.
Лёньке послышался лёгкий смех. Через мгновение голос торжественно произнёс:
- А мы и создали вас чистыми да мягкими. С чистыми душами да мягкими мыслями, вечно живущими в Раю. Не наша вина, что вы стали переделывать себя, забыли заповеди Господа, укорачивая себе жизнь, и в конце концов приобрели себе смерть, как дар Бога за содеянные грехи. Из рода в род ваши грехи накапливались, и чаша грехопадения, наконец, переполнилась, и должен был искорениться род людской, но в нужный час Бог послал на Землю сына своего – Иисуса по-вашему. Взял Сын Божий грехи людские на себя, приняв смерть лютую, оставил после себя заповеди новые. И что? Люди одумались, перестали воевать, убивать, мстить, завидовать, жадничать, предавать друг друга и начали любить ближнего своего, как самого себя? Люди сами виноваты в своих несчастьях и неудавшейся жизни. Что вы оставляете своим потомкам? Может быть, умение прощать или светлые мысли, не убивать меньших ваших братьев или чувство любви ко всему живому на свете? Нет! Вас прельщает дух наживы и богатства, и неважно, каким путём добыто состояние, а скорее всего – нечестным, вам «фиалетово», как вы выражаетесь. Странное сравнение. А прощать и по-настоящему любить людей из вас могут лишь единицы. Подумай, оцени, проникнись, ты же до сих пор мечтаешь отомстить. А то – не в твоей компетенции. Думай!
Последнее слово эхом отозвалось в Лёнькиной душе, и голос пропал.
Чистосердечные слова, словно спелые зёрна, упали в благодатную почву Лёнькиных переживаний, и он вдруг ясно понял, что жизнь до сих пор для него не имела ни малейшего смысла; что всё, что делал и любил парень – призрачное ничто, и сварливая жена, и деньги на третью шубу, и пиво по праздникам, и «гулянье» в ресторане сейчас выглядело глупо и до странности пошло. Лёнька закрыл глаза и прислушался к себе. Неужели он прожил двадцать восемь лет бесцельно, плыл по течению и думал, что это и есть его путь. Нет, нет! У него есть друг – Петька. Он что хочешь для друга готов сделать, да и Петька для него. Вот выручил, когда Лёньке было невмоготу, только посмотрел на него и понял – беда у друга. Все дела отложил и в поездку за него поехал. Да и он бы так поступил…
Внезапно вдали послышался зычный гудок. Лёнька сноровисто вскочил и повернул голову в направлении сигнала. Он узнал бы его из тысячи, родной гудок его тепловоза – верного служаки. Из-за горизонта потянулся снова длинный зов, и Лёнька смело шагнул в ту сторону. Он ускорил шаг, и вскоре уже бежал, боясь, что машина уедет и не успеет забрать его. Сердце застучало быстрее, готовое сорваться с ритма, дыхание участилось, на лбу выступили капельки пота. Он торопился на свой поезд. Впервые он осознал, что настоящим, кроме друга Петьки да матери, был его тепловоз, его любимая работа. Он бежал к железному другу.
Но на пути стали попадаться занозистые колючки, острые камни, скользкие и материализовавшиеся из воздуха огромные плиты. Лёнька с трудом перелезал через образовавшиеся преграды, раня в кровь ноги, падая и вновь поднимаясь. Гудок постепенно стал затихать и вскоре растворился в мареве.
Солнце и не думало клониться к горизонту, припекая с новой силой. Трава исчезла, обнажив километры бесконечного песка вперемежку с острой галькой. Лёнька сел и обхватил голову руками.
- Чудило заморское, правильно тогда молодожён сказал, - ругал себя Лёнька.
Никогда он о жизни всерьёз и не задумывался. Жил, как все: рос, учился, после – училище, служба в армии, потом – свадьба, даже две свадьбы. Друг Петька решил жениться, и он отставать не хотел. Не обдумал, как следует и, даже, когда мать деликатно намекнула на неудачный выбор, не придал словам должного внимания. И вот – по заслугам и награда плюс расчёт за предательство к матери. Всё правильно, всё по закону, по справедливости.
Лёнька остро вспомнил, как перед армией хоронили отца, погибшего на чужбине. Закрытый гроб, неутешная мать, прощальные залпы… Орден, вручённый генералом полковнику Смирнову Семёну Сергеевичу – отцу Лёньки. И злую решимость сына мстить. По призыву в армию он попросился в десант, сотни раз писал рапорты с просьбой послать его в ту точку воевать… Не привелось, обстоятельства изменились, и тогда Лёнька после демобилизации решил уехать на какую-нибудь стройку, где работа потруднее да обстоятельства пожёстче. Вдвоём с Петькой приехали они в эти края, обжились, он и мать сюда выписал, чтобы рядом была… Снова мысли о матери больно обожгли сердце. Как она там одна, без него? Да и он тоже хорош! Слова лишнего ласкового не припас для родной души, козёл бездумный.
- Козёл, - загадочно вновь протянул голос, - животное подсемейства козьих, семейства полорогих, подотряда жвачных…
- Всё правильно. Я – и есть полорогий, жена наставила, и жвачный к тому же.
- Ты – человек, ты – разумная, думающая субстанция, не вини себя. Вины нет. Есть проработанные ошибки, сделанные выводы.
- Вот я и сделал вывод, что неправильно жил, только куда это пришьёшь? Мать – там, а я – непонятно где!
- Шить никуда не надо, это должно быть в голове, думай!
- И здесь я один такой думающий? Что-то других не видно нигде.
- Они в других проявлениях, тебе не нужно их видеть, у них другие ошибки. Думать легче одному.
Лёнька поднялся и пошёл к вершине песочного бархана. Солнце стояло в зените, но не жгло, лёгкий ветерок обдувал бренное Лёнькино тело, на котором появилось подобие одежды – еле ощутимый прозрачный балахон.
- Ну вот, а говорили, что нельзя сюда с одеждой.
- А это – не одежда, это твой кокон защиты, оболочка, охраняющая от налипания посторонних мыслей.
- Я же один в этом проявлении, как вы говорите.
- Уже не один…
Лёнька остановился и осмотрелся вокруг. Признаков присутствия другого человека не определялось, всё та же пустынная местность с проблесками небогатой растительности. Земельный покров менялся с быстротой мысли. Стоп! Лёнька вновь озадаченно сел. Он вспомнил, что когда думал с любовью о матери, друге, солнце убавляло жар, под ногами вмиг исчезал раскалённый песок, и появлялась приятная прохлада. Местность менялась в зависимости от мыслей.
- Встречают по-разному, - вспомнилось Лёньке.
Послышалось негромкое подтверждение:
- Ты правильно догадался, правильные мысли – мягкие условия обитания.
- Прямо сказка у вас тут, не как у нас на земле…
- И на земле – так же. Правильные мысли – счастливая жизнь.
Думы Лёньки вновь прервал отдалённый гудок тепловоза.
- Пришёл снова за мной, - обрадовался парень, - ждёт…
Он припустился на зов машины, сбивая дыхание. Он старался успеть, уже показались очертания знакомой машины, уже солнце блеснуло в стекле кабины, и тепловоз плавно растворился в колышущемся воздухе. Лёнька обречённо присел.
- Я навсегда здесь? Почему я не успеваю? Мне надо к матери, другу!
- Не торопись, наберись терпения…
- Всё загадками говоришь, нет, чтобы помочь!
- Не торопись делать выводы.
Лёнька махнул на невидимого собеседника и уселся на сухую траву.
- С места не тронусь! Оставаться здесь я не хочу, значит должен ты меня переместить на землю.
- Никто никому ничего не должен. Делать надо всё по доброй воле, от чистого сердца.
- Ну, тогда по доброй твоей воле перемести меня домой.
- Нет у меня пока доброй воли доставить тебя по месту жительства.
- Ну, к другу Петьке!
- Нет необходимости.
- Почему?
Голос замолчал, видно продумывая ответ.
И тут Лёнька увидел ЧЕЛОВЕКА. Тот шёл, угрюмо вперив очи долу, не реагируя на Лёньку. Еле видимый кокон колыхался на нём.
- Э-эй! – закричал обрадованный Лёнька. Ему порядочно надоело находиться в одиночестве. И даже голос неведомого советчика не спасал положения. Хотелось своего, родного, земного…
Мужик мерно и тупо переставлял ноги, не слыша крика. Вот он поравнялся с удивлённым Лёнькой и, не заметив его, упал к стопам парня. Он тяжело дышал и закатывал глаза. Лёнька бросился к несчастному, подхватил его голову и устроил её поудобнее, подложив пучки травы. Мужик впал в прострацию.
- Эй! – вновь закричал проникшийся Лёнька, - мужика-то зачем так мучить? Он же сейчас помрёт!
- Не умрёт. Раз сюда попал – есть шанс выжить.
Бедолага не приходил в себя, дыхание перешло в хрип, потом прервалось…
Лёнька дико закричал и, вспомнив про искусственное дыхание, принялся реанимировать несчастного. Через минуту очертания мужика стали прозрачнее, он таял на глазах. Лёнька последним усилием воли пытался привести того в чувство. Он очень хотел, чтобы заброшенный сюда скиталец остался жив. Он очень хотел…
- Пусть будет по-твоему, - раздался громкий бас,- желание твоё исполнено.
Тут же мужик обрёл предыдущие очертания и с трудом разлепил глаза. Мертвенная бледность сменилась лёгким румянцем. Он задышал без труда, и вскоре поднялся и сел:
- Где я?
Лёнька заулыбался и выдал фразу, им услышанную на этот же вопрос:
- В гостях.
- Зачем?
- Жил как? Правильно или так себе? Не задумывался, поди о жизни-то, раз сюда попал…
Мужик отвёл глаза и промолвил:
- Так и есть. Бабу я увёл у соседа, ушла ко мне, и мужа, и ребёнка бросила… Ну, он мне рёбра и наломал. Чемпион города по боксу, вечно в разъездах, на соревнованиях, жена одна. Вот мой грех.
- Да, хорошо тебя он отметелил, еле откачал, да и то хорошо – помогли.
И Лёнька посмотрел наверх.
- А врачи что же? Меня же в больницу везли…
- Врачи ничем не могли помочь, боролись до последнего, - пророкотал голос, вот паренька благодари, а то в другом сейчас месте находился бы!
Мужик суеверно посмотрел наверх и спросил:
- А это кто?
Наверху фыркнули.
- А невидимка, - молвил тихо Лёнька, - маленький такой, занозистый, но главное то, что говорит – сбывается на сто процентов.
Вдали пробасил вновь гудок. Лёнька заволновался, огляделся.
- Ну мне пора, корешок, бежать надо, прощай.
- Последний твой тепловоз, успеешь? – голос был грустным.
- Поспешу.
- Подожди! Если на этой машине не вывести поступившего, он погибнет, для него возврата обратно не будет….
- Что? Я же не смогу его унести, самому бы добежать!
- Дело в том, что на машине можно уехать лишь одному, второму там не поместиться.
Лёнька пристально посмотрел на мужика.
- Ну, что, друг, может, и не опоздаем, сумеешь дойти?
- Зачем? Мне всё равно хана, беги сам…
Мужичок закрыл глаза и тяжело вздохнул.
- Нет, ты не смеешь так поступать, не имеешь права, у тебя есть шанс на жизнь, последний шанс!
С этими словами Лёнька легко встряхнул мужика и поволок на горку.
- Мы ещё успеем добежать, мы ещё успеем!...


В Небесной Канцелярии два Ангела долго наблюдали, как Лёнька тащил ковыляющего мужика к тепловозу. Песок вдруг исчез, и трава тёплым зелёным ковром распласталась по земле. Надо было преодолеть ещё всего несколько шагов, несколько метров. Лёнька уже не тащил, а нёс тяжёлого мужика. Гудок повторился в третий раз, и Лёнька в этот миг втащил свою ношу на площадку тепловоза и тут же спрыгнул вниз. Машина вздрогнула и начала плавно набирать скорость, увозя избранного в жизнь, в мир людей, в разноликий мир добра, зла и вечной борьбы за существование…
- Люди…, задумчиво проговорил Первый Ангел, - такие непонятные существа, зачем он отдал своё место?..
- А может, это не его место было, и он понял, почувствовал, - предположил Второй Ангел.
- На земле они топят друг друга, а здесь…
- Ну, положим, на земле он был хорошим другом, никого не топил, и здесь поступил, как ЧЕЛОВЕК.
Они посмотрели друг на друга, затем Первый подошёл к большому экрану.
- Центр, я – Испытательный Полигон, разрешите доложить…
- Я видел всё, - раздался необыкновенно чистый и густой голос,  - исполните просьбу нашего испытуемого.
Два Великих Ангела с улыбкой посмотрели на Лёньку…


Тепловоз скрылся за поворотом, и Лёнька облегчённо вздохнул. Как хорошо, что успел он донести незадачливого любителя чужих жён до машины. Хорошо себя чувствовать победителем! И пусть он сам не уехал и не известно, удастся ли выбраться отсюда, но на сердце стало приятно и лучисто.
Он лёг на мягкую травушку и засмотрелся на облака. Оказывается, здесь есть такие необыкновенные, пушистые обитатели небесных сфер – чудесно вытканные облака! Он засмотрелся на них и на ум пришли давно читаные слова:

- Тучки вы, тучки,
Небесные странники…

Как прекрасна жизнь, приятно лежать на роскошной траве, дышать насыщенным воздухом, читать стихи, узнавать что-то новое… Жаль, что ничего этого уже не станет! Не родятся его дети, и Лёнька не поведёт их в лес, не покажет лося, не научит понимать пение птиц. Он вздохнул и закрыл глаза.
Вдали вновь отчётливо прозвучал зов тепловоза. Лёнька недоверчиво приоткрыл глаза и растерянно посмотрел вокруг. Из-за поворота приближалась маленькая машина – копия его тепловоза. Она начала тормозить. Миниатюрный, блестящий, словно игрушечный тепловозик призывно звал избранного на этот раз. Лёнька оглянулся, претендентов на посадку не было.
- И чего встал? – услышал он голос, - не хочешь ехать?
- Но…Вы же сказали, что для меня прошедший был последним…
- Всё меняется в мире, по поступкам – и награда!
Лёнька не заставил себя уговаривать и быстро взобрался на тепловозик. Тёплые перила приятно грели руки. Он устроился на площадке и бросил прощальный взгляд на расстилающуюся равнину. Песок исчез, вокруг буйно росла свежая высокая трава, и весёлые плюшевые облака махали ему белыми платками на прощание…


Смонтировать тепловозную сирену не составило большого труда. Доктор выбрал момент перед рассветом, когда обычно проходил поезд с зычными гудками. Неизвестный по всем показателям должен был выйти месяца три назад из комы, но что-то мешало ему вернуться к жизни. Заведующий не спал ночь, волновался, он очень надеялся на свой эксперимент. И вот час настал. Вдали доктор услышал протяжный гудок и включил сирену. Больных в реанимации на сей момент не было, всех перевели наверх, в палаты. Смонтированный гудок протяжно запел около Лёньки, призывая перейти через границу двух миров. Зачастил пульс, больной задышал быстро и жадно, задвигались глазные яблоки под веками. Сирена пропела и вновь включилось её сопрано.
Неожиданно Лёнька приоткрыл глаза и глубоко вздохнул. Доктор наклонился над ним, веря и не веря своим глазам. Больной приходил в сознание. Через мгновение слабый голос спросил:
- Вы – ангел?
- Нет, дружок, я – просто врач, но смерть мы с тобой победили.
Затем доктор устало присел около Лёньки, вытирая выступивший пот на лбу:
- Ира! Капельницу больному и валерьянки мне!...


. В конце сентября, хмурый и похудевший, Лёнька стоял у двери своей квартиры и упрямо жал на звонок. Намерение исчезнуть у парня растворилось, сейчас он хотел, чтобы исчезла из его жизни жена.
Звонок трещал, не переставая, и вскоре Лёньке надоело данное занятие. Он перестал давить на заветную кнопку и прислушался. За дверью раздались нетвёрдые шаги, щёлкнул дверной замок, и перед Лёнькой предстал невысокий лысоватый мужчина с трёхдневной щетиной и мешками под глазами. Мужик посмотрел на Лёньку водянистыми глазами, да так и прилип к полу. Глаза его застыли от ужаса, рот непроизвольно принял приоткрытое состояние. Лёнька оглядел неожиданного мужика, словно привидение.
- Кто там? – раздался знакомый голос.
Он привёл остолбеневшего Лёньку в чувство. Спокойно подвинув застывшего чудика в сторону, произнёс:
- Я.
Тут же приоткрылась дверь в залу, пропуская дородную Ираиду. Та застыла  на полушаге и стала оседать по стенке. Приземлившись, она схватилась за сердце, еле перевела дух и прошептала:
- От-ткуда?
- С того света за тобой, - не удержался Лёнька, - собирайся!
Ираида бухнулась в обморок.
Лёнька снисходительно посмотрел на неподвижную жену и перевёл взгляд на изваяние мужика:
- Может, скажешь что-нибудь, или вы тут все с ума посходили?
- И-и-и…
- Так, ясно – столбняк. Полная потеря речи с окончательной утратой рассудка, - констатировал поражённый проклюнувшимся красноречием Лёнька. Куда делись его немногословие и косноязычие. Жена казалась ему мерзкой, мужик – тупым.
- И кто же мы будем? – не унимался парень, заглядывая мужику в бесцветные глаза, - неужели «Котик»?
Что-то не похож на сытого мягкого представителя кошачьей породы невзрачный мужичок с выпученными глазами да отвисшей челюстью.
- К-котик, - неожиданно кивнул мужик, - то есть К-костик…, Костя.
Он продолжал неподвижно пребывать в ступоре.
- И что мы тут делаем, Костик?.. – ядовито допытывался Лёнька. Он окинул Котика пренебрежительным взглядом и остановился на трико с пузырчатыми оттяжками на  коленях.
- …в таком виде? – окончательно изрёк парень.
- Ж-живу… еле прошептал Котик.
- Нет, ты меня не понял, - Лёнька сплюнул Котику под ноги, - живу здесь я.
Он оглянулся на пришедшую в сознание Ираиду и добавил:
- Вот с этой, лахудрой…
- Так ты, вроде того,… не живёшь…, - заколебался Котик.
- Не жил, ты прав, а теперь буду находиться здесь постоянно, дарить свою квартиру этой… не собираюсь, - он презрительно взглянул на изменившуюся в лице Ираиду.
- Так что, собирай свои пожитки да вали побыстрее отсюда, пока я добрый! Да и подружку свою прихвати! – и он вновь с усмешкой посмотрел на бывшую жену.
- Как же так? – робко начал Котик, - вы теперь в другом доме проживаете, в маленьком таком домике….
- Было дело – жил в другом «домике», - язвительно прошелестел парень, - но не на век же мне там быть. Отпустили вот, сказали, домой иди.
- Как домой? – ошеломлённо прошептал Котик осипшим голосом, с испугом прикрыв рот рукой, - и что так всем говорят?
- Всем, - уверенно подтвердил Лёнька, - подержали, подлечили и отправили обратно.
Мужик онемел окончательно. В его голове что-то явно не складывалось. На помощь ему подоспела пришедшая в себя Ираида:
- Так мы же тебя похоронили!...
Пришла пора удивляться Лёньке.
- Меня? И когда же случилось столь грустное событие? – он язвительно выделил слово «грустное».
- Так в тот день, как ты ушёл…
- Поторопились Вы, Ираида Никитична,- Лёнька оглянулся на немого Котика, - поторопились заменить меня.
- Вы в трауре должны ходить, у Бога прощение просить, а Вы ухажёра себе заимели на постыду, - он прямо посмотрел жене в глаза, - спешу сообщить Вам, что помирать не помирал и не собираюсь в ближайшие пятьдесят лет.
Услышав такой прогноз, наконец ожил неподвижный Котик:
- А как же я?
- Ты можешь помереть, я не против, - разрешил милостливо Лёнька, - только не советую: того, кто совращает чужих жён, там очень не жалуют…
Котик присел и жалобно заскулил.
- Не слушай его, Костя! Он, хотя и живой, но никакого права на эту квартиру не имеет, я – хозяйка! А он по бумагам помер, нет его.
- А это кто перед тобой?
- Не знаю. Ты сгорел, вся бригада сгорела на тепловозе, никто не выжил. Один дядя Шура – бригадир в больницу попал, три дня не приходил в себя, а перед смертью открыл глаза и лишь одно слово сказал:
- Живой…
И умер.
- Так то… я – живой, он знал, что я не поехал, что вместо меня…
Лёнька замер. В ногах появилась слабость, в животе похолодело.
- Кто, кто? – наперебой допытывались Ираида и Котик.
Лёнька присел на стул и уронил голову:
- Значит, вон как, значит, на смерть друга послал, - застонал тихо Лёнька.
- Ну, говорил же начальнику, что в аккумуляторном отсеке не всё в порядке, предупреждал, эх…
Слёзы непроизвольно хлынули из Лёнькиных глаз. Он сердито вытер их рукавом и скрипнул зубами:
- А всё ты со своим Котиком, гори он, - сердито бросил неутешный парень Ираиде, - всё ты! Тебе всегда мало! Любви моей мало было, шуб этих чёртовых мало!
- Да что я? Может, из-за Котика моего ты жив остался, из-за моих нечаянных слов.
Она сердито поджала губы и уселась рядом с растерянным Котиком на полу.
Лёнька посмотрел на «сладкую парочку» и намекнул:
- И чего расселся, Котик? Шуруй отсюда!
- Ты не можешь его выгнать! – взвизгнула Ираида, - ты мне – не муж! Тебя нет! Ты умер, у меня свидетельство есть! Кто ты – я не знаю, явился через год и командуешь!
С этими словами она легко вспорхнула с насиженного места и устремилась к тумбочке, достала из ящика нужную бумагу и ткнула ей в Лёнькину рожу.
- И что? – вскинул вопросительно глаза «умерший», - я же жив, вот он я!
- А ты докажи, что это ты. Я скажу, что тебя не знаю, что мой муж умер, а ты – аферист!
Лёнька от негодования скрипнул зубами:
- Да меня же каждая собака в посёлке знает!
- Вот пусть каждая собака и доказывает твоё существование, и посмотрим, кому поверят: мне – твоей вдове или каждой собаке.
И она гордо устроилась возле своего Котика.
- Ну и стерва же ты!
- А пусть хоть кто! Главное – квартирка моя и мой Костенька при мне! А ты… ты мне не нужен был никогда. Только из-за денег и повелась на тебя.
Лёнька ринулся к жене, но та истерично заорала:
- Я и милицию вызвать могу! Ворвался, дерётся.
- Дура! – постучал по столу Лёнька, - вы же сами мне открыли.
- А ты докажи! Кому поверят: мне – женщине недавно потерявшей мужа, или тебе – проходимцу без документов.
- Да вот моя справка…
- А паспорт где? Я его при оформлении свидетельства о смерти отдала. А справку ты мог и купить, эко невидаль.
И стерва победоносно посмотрела на Лёньку. Приосанился и Котик:
- Ты того, мужик, ты иди отсюда.
Лёнька, понимая шаткость своего положения, схватил свидетельство о собственной смерти, выдохнул и под неустанные выговоры Ираиды выбежал из квартиры….


Мать Лёньки не спала. Она перестала спать с того дня, когда ей сообщили о трагедии на перегоне. Тепловоз вспыхнул враз, машинист лишь успел сообщить о пожаре, перекосило, заклинило двери, люди погибли лютой смертью. Выскочил один бригадир, применив недюжинную силу, он чудом разбил крепкое стекло. Обгорелого и еле живого «скорая» доставила дядю Шуру в районную больницу.
- Восемьдесят процентов ожогов, - диагностировали врачи.
Он пришёл в сознание за полминуты перед смертью, одно слово сорвалось с его губ:
- Живой…
О себе ли тогда произнёс он то слово, или ещё о ком…
На опознании опухшая от слёз Ираида уверенно указала на останки мужа, Лёнечки, её сыночка. А когда её подвели к тому, что лежало на столе, она лишь взглянула и упала. Неузнаваемое обгорелое тело до костей, ни лица, ни ног, лишь руки, чудом сохранившиеся, почти нетронутые огнём и обручальное кольцо на пальце. Такое кольцо было только у Лёни. Да Петра – друга его. Вдвоём они служили, вдвоём приехали в эти края, вдвоём и свадьбы играли. Лёня женился на Ираиде, а Пётр – на подружке её – Зинаиде. Только не пожилось Петру. Через год, забрав малую дочку, бросила Зинка мужа, надоело ей ожидать мужа из поездок. Да и Лёньке не шибко повезло: жадная, завистливая жёнушка досталась её сыночку. Неуверена она была на опознании, не Лёнины пальцы покоились на простыне, чуяло сердце – не Лёня это был. Но Ираида и тогда не успокоилась:
- Что же, Елена Юрьевна, Вы уж и сына не узнаёте?
И стала реветь да причитать:
- Лёня это, Лёня…
Её и послушали. Похоронили, как Смирнова Леонида Семёновича. Но чует, чует материнское сердце, не Лёня покоится на кладбище, не Лёнина эта могилка. Да тут, как назло и Пётр пропал, люди сказывали, что собирался Пётр за женой, дочку не мог забыть, шибко снилась она ему в последнее время. Уже и с начальством договорился, и отпуск себе выхлопотал как раз с того самого злополучного дня… Стали звонить Зинаиде, но соседка сказала, что уехала она с дочкой, а перед отъездом какой-то мужчина приезжал, уж как она рада была ему. Подумали, что это и был Пётр. Уехали всей семьёй в неизвестном направлении, не захотели возвращаться. Поудивлялось начальство, да на этом всё и закончилось. Эх, Лёня, Лёня…


Послышался стук в дверь. В домик на отшибе, что купил ей сын, редко кто заходил, да ещё ночью. Но кого ей бояться? Отбоялась, отстрадалась. Мужа похоронила – погиб при исполнении воинского долга, сын тоже ушёл при трагических обстоятельствах. Она тихо подошла к двери, откинула задвижку. Впотьмах она не видела пришедшего, только знакомый силуэт насторожил её. Она взяла рядом висевшую лампу и осветила лицо. Перед ней стоял… сын, живой, невредимый, милый её Лёнечка. Гулко забилось сердце, застучало в голове, она тихо прошептала:
- Ты?…
И прислонилась к стенке, чтобы не упасть…
Сын подхватил её, целуя, не уставая утешать:
- Я это, мама, твой Лёня, я!...


Прошло два года. Ираида живёт с Котиком в квартире, выделенной Леониду по приезду на работу. Сам он живёт вместе с матерью в маленьком домике на окраине посёлка. Два года он доказывал, что жив. Не счесть курьёзных сцен, комичных ситуаций, в которые попадал парень при походах в администрацию, по другим начальственным кабинетам. И всё это было бы смешно, если бы не было так грустно.
Он прошёл три медицинские комиссии во главе с главным неврологом области, у него есть свидетельство, что данная личность – именно Леонид Семёнович Смирнов. Была произведена эксгумация тела, захороненного в могиле Леонида, подтверждающая наличие в могиле Свиридова Петра Егоровича – друга Петьки. Было затребовано личное дело из войсковой части, на суд приезжали его командиры, подтвердившие под присягой его личность. Были сняты показания с администратора ресторана и официантки, а также пострадавшего в тот день молодожёна. Приложены солидные справки УВД о дебоше в ресторане, о пятнадцати отработанных сутках, заключение заведующего реанимационным отделением города Ч-ска, утверждающее длительное пребывание данного гражданина в коме. С кипой документов, с постановлением суда о восстановлении Лёньки в правах два года Леонид напористо доказывал, что жив он и не думал отправляться на тот свет. Параллельно шло расследование о признании умершим Свиридова Петра Егоровича.
Коридоры власти длинны, кабинеты начальников разных рангов загадочны, в них часто тонут доказательства и заключения судебных органов. И только в начале последнего десятилетия уходящего века, наконец, Лёнька получил долгожданный, заветный паспорт гражданина России. Он примчался в далёкий таёжный городок к ресторану с охапкой хризантем. Шёл снег, мягким кружевом ложился на нежные цветы и длинные светлые волосы Ирочки-официантки. Лёнька любовался своей избранницей и улыбался…


Рассказчик умолк и усмехнулся:
- Вот ведь как на свете бывает. Одно событие тянет за собой другое, и неважно, что соткано сие событие из чёрных нитей, а тянет за собой светлую полосочку. Всё переплетено на земле: и хорошее, и плохое. Вот, не подслушай я тогда разговор моей бывшей супружницы, не видать бы мне моей Ирочки.
Он поворошил в костре, и яркие искры взлетели столпом, осветив лицо собеседника, чуть обветренное лицо мужчины среднего возраста.
Леонид разлил по стаканам горючую жидкость, двое мужчин встали:
- Ну что, корешок, помянем доброй памятью Петра – друга моего…
Они выпили, не чокаясь.
Искры костра вновь взлетели над поляной, осветив тёмные окрестности, словно невидимая душа Петра присоединилась к разговору. Они встретились впервые в конце первого десятилетия нового века – двое одиноких посетителей страны под названием «Кома»… И одна невидимая душа отошедшего в иной мир Петра…
Ухнула где-то поблизости сова и, с шорохом сорвавшись с дерева, полетела по своим неотложным делам. Засмеялась вдали невидимая ночная птица. Тайга не спала, словно прислушиваясь к необыкновенному житейскому рассказу человека. Леонид перевернул в мангале шпажки, и дразнящий дух жареного мяса разнёсся по тёмным окрестностям. Вскоре друзья наслаждалась аппетитными шашлыками.
- Завтра на рыбалку тебя вытащу, в здешних озёрах и хариус, и сиг, и даже таймень водится. А красота  - не вымолвить! На здешнюю природу надо с утра любоваться, пока она не проснулась. Диво дивное! Сколько здесь живу, а не насмотрелся. И в озере вода чистая, словно слеза. Здешние места сторожилы так и прозвали «Чистая вода».
- А ты кто же по должности теперь, Лёха? – спросил крепыш в чёрной куртке.
- А начальник над всем этим царством-государством, Серёга. Вот тебя разыскал, наконец, и впервые за три года умчался в тайгу с ночёвкой. Дела не дают, работы много.
Леонид на минуту задумался и тихо продолжил:
- Как Петр сгорел, так на тепловоз я не вернулся… Да и времена другие настали, лесоразработки потихоньку свернули…
Леонид широким жестом обвёл пространство:
- Теперь эти края – национальный парк. Каждую сосёнку, пихту бережём, о зверье заботимся. Туристов много приезжают посмотреть на наше богатство, у нас даже снежный барс живёт. Иностранцы ахают, фотографируются… Охота запрещена, да и рыбалка ограничена. Но тайменем я тебя всё-таки угощу, знаю, куда  повести. Завтра сам удивляться станешь.
- Ну а как потом-то жизнь сложилась, Лёня?
- Да всё просто, Серёга, всё просто… Ирочка моя – внезапно встреченная судьба, сейчас владелица двух ресторанов. Веришь, на следующий день после моего «выпада» в ресторанчике она выгнала мужа-пьяньчугу и бросилась меня искать. И чем я ей в таком состоянии приглянулся, до сих пор не пойму. Пришла в милицию, а ей говорят:
 - А кто Вы, гражданочка, будете Смирнову Леониду?
- А… свидетельница по его делу, - отвечает.
- Идите, гражданка, вас вызовут, когда понадобится.
И весь ответ. Так она до главного начальства дошла, доказывая мою невиновность, весь ресторан на ноги поставила, молодожёнов тех нашла и администратору пригрозила огласить его шашни с продуктами, если он про меня слово недоброе вставит. Она-то видела, как я пачку купюр тому в руки сунул. Да и мои денежки после все отдала, высчитав только за обед с водочкой. А потом и в больнице меня разыскала, голубушка моя…
- А потом после получения паспорта мы официально наш союз скрепили. Двоих сыновей родили, оба институты позаканчивали, сейчас оба в Москве живут.
Сергей разлил в алюминиевые кружки остатки горючего:
- А я как из больницы выписался, уехал, на Камчатке работал, в Сибири, где только меня не было. Женат, двое пацанов родил, теперь – дедушка.
- За нас, Лёха, за жизнь прекрасную и такую удивительную!
- За нас, - эхом повторил рассказчик, - за всех!...
И снова искры костра вспыхнули, обдав жаром сидевших около мужчин и люди, почувствовав мощь вспыхнувшего пламени, не сговариваясь, последний глоток влаги отдали всепоглощающему огню, в котором таилась душа Петьки. Набежавший ветерок на мгновение приглушил костёр, но уже через секунду он вновь плясал, бодрый и яркий на фоне тёмного неба. А люди ещё долго смотрели на пламя и сквозь яркие отсветы огня им чудились прожитые годы, и ни время, ни выпавшие испытания  не властны были над вечными силами, живущими в сердцах этих людей – мужеством, силой, спокойствием и любовью к жизни.