Сибирские разбойники ред

Выходя из Общественного банка, Дмитрий Панкратов нос к носу столкнулся с известным в городе поверенным, коллежским асессором Жемчуговым.
Летнее сибирское солнышко высоко сияло на безоблачном голубом небосводе. Под берегом, за ивняком, блестела речка. По деревянному мосту гремели колёса бричек и телег. Магистратская улица кишела народом.
- День добрый, Дмитрий Дмитриевич! – Язвительно сказал поверенный, в знак приветствия приподнимая свою касторовую шляпу. – Вот вы-то мне и нужны, молодой человек.
Чисто выбритое, морщинистое лицо подёрнулось рябью мелких складочек, изображая улыбку, но глаза смотрели строго.
- Добрый день, Викентий Исаич. – В свою очередь поздоровался Панкратов, чувствуя, как угасает в груди лёгкое радостное чувство.
Жемчугов ранее был поверенным у старшего брата, покойного Зенона Дмитриевича, и встреча с ним не из приятных. Напоминает о прошлом, которое лучше забыть. Да и характер у старика тяжёлый, нудный. Однако пренебрегать им не следовало. Поэтому Дмитрий, хоть и торопился на пристань – присмотреть, как грузят кирпич, любезно указал на одноколку у крыльца. Двухместная новенькая повозка лоснилась на солнышке чёрным лаком.
- Вы домой? Прошу садиться, я вас подвезу, по дороге и поговорим.
- Приятно видеть вас в добром здравии. – Сказал Жемчугов, с кряхтением усаживаясь на кожаные подушки и подбирая полы длинного сюртука. – Надеюсь, дела идут прекрасно?
Дмитрий вскочил следом. Сел, подтянул на коленях модные клетчатые брюки. Разобрал вожжи.
Лошадь резво тронулась с места, пощла лёгкой рысью. Дмитрий поправил за козырёк фуражку и добродушно рассмеялся.
- Не жалуюсь. Всё благополучно. Фаддея Мосеевича не устаю благодарить за курс коммерческой науки.
Жемчугов хмыкнул неодобрительно.
- Вот я к вам как раз насчёт вашего благодетеля, господина Федякина. – Посмотрел значительно. – Есть у меня один документец, составленный вашим братцем, Зеноном Дмитриевичем, шестнадцать лет назад.
Господин Федякин Жемчугову не по нутру. У стариков давние счёты.
- Что такое? Какой документ? - Удивился Дмитрий. Тревожное предчувствие обдало лёгким холодком. Пятнадцать лет назад смерть брата вызвала скандал в городе. Зенона тогда открыто называли мошенником и ставили на одну доску с негодяем Гороховым. Для семьи Панкратовых это было тяжёлым ударом. И если бы не помощь Федякина – сгинуть бы им в нищете и позоре.
- А вы зайдите на минутку. Я вам покажу. – Жемчугов недобро прищурился.

После яркого солнечного света показалось, что в комнатах у поверенного царит ночная тьма. Тяжёлая мебель и бордовые портьеры в кабинете усиливали мрачное впечатление.
Дмитрий присел у стола, покрытого зелёным сукном.
Викентий Исаевич достал из недр огромного резного шкафа старый сафьяновый портфель. Вынул из него бумагу и положил перед молодым человеком.
- Что это? – Спросил Панкратов, глядя в лицо Жемчугову.
- Это дарственная, на имя дочери Зенона Дмитриевича. Речь идёт о Мариинском прииске.
- Не может быть! – Покачал головой Дмитрий. – У брата не было никакой дочери. Ведь он даже не был женат.
- Вам, видно, не сообщали – у Зенона Дмитриевича на прииске была сожительница.
- Но, уважаемый Викентий Исаич, если у той женщины и были дети, то они не могут считаться законными!
- Законные или незаконные – тут дело десятое. – Возразил поверенный и коротким властным жестом ткнул пальцем в бумагу. – Есть дарственная на имя Марии Панкратовой. Она вступит в силу, когда владелице исполнится семнадцать лет.
- Позвольте, – спохватился Дмитрий, – если была дарственная, то почему брат заложил прииск в банк?
- Мне это не известно. Возможно, господин Цветков лучше осведомлён. – Сердито дёрнув подбородком, отчеканил Жемчугов. – Я закладную не видел и больше никаких документов от вашего брата не получал.
Дмитрий внимательно прочитал бумагу.
- Смотрите, вот здесь дата стоит. Выходит, прииск сначала был подарен, а через год его заложили, как свою собственность. Но Зенон был не такой человек, чтобы дать и забыть. Возможно, тот ребёнок умер?
- Возможно. – Согласно кивнул Жемчугов. – И всё-таки советую вам произвести розыск. Ведь сейчас прииском владеет Федякин и ему будет не слишком приятно узнать о существовании этой девушки. Если Мария явится и потребует своё имущество, тогда многоуважаемый Фаддей Мосеевич окажется в крайне двусмысленном положении. И не избежит разбирательства и суда.
- Викентий Исаич, -  Дмитрий с сомнением покачал головой. – Который раз вы хотите поссорить меня с Фаддеем Мосеевичем? Вам ведь известно, я, кроме глубокого уважения и благодарности к этому человеку никаких чувств не питаю. И не позволю…
- О, нет!  - Остановил его Жемчугов. - Я ничего не хочу, кроме как честно выполнить свой долг. И думаю, у вас тоже есть некоторые обязанности по отношению к вашему брату. Имейте в виду, я со своей стороны постараюсь навести необходимые справки об этой Марии.
Дмитрий вскочил.
- Господин Жемчугов! Мне надоели ваши намёки на причастность купца Федякина к смерти моего брата! У вас нет доказательств. Я спрашивал господина Цветкова, лекаря Штоля и Максима, который содержит постоялый двор в Комарье – они уверили меня, что Фаддей Мосеевич не имеет никакого отношения к этому. Мариинский прииск даёт немалую прибыль и тут есть чем поживиться. Но вам не удастся втянуть Федякина в тяжбу. Я уверен, эта пресловутая Мария скончалась ещё в младенчестве и наверняка найдутся люди, которые подтвердят это!

Выйдя из квартиры поверенного, Дмитрий в первую минуту хотел ехать к Леониду Петровичу Цветкову. Тот был поверенным Федякина, и кроме того пятнадцать лет назад служил управляющим на Мариинском прииске у брата. Но рассмотрев ситуацию со всех сторон, молодой человек передумал. Во-первых, дело такого свойства, что пока лучше сохранить его в тайне от Фаддея Мосеевича, а Леонид Петрович сразу же сообщит о дарственной. А во-вторых, Цветков неприятный, язвительный человек, даже если он и согласится молчать, то уж не откажет себе в удовольствии поколоть ехидными намёками и шуточками. И, в конце концов, вынудит раньше времени рассказать о розыске этой мифической Марии. Да ещё выставит неблагодарным перед Фаддеем Мосеевичем.
Кстати, полицию тоже не желательно привлекать. В городе все друг друга знают и от одних только расспросов обязательно пойдут сплетни и слухи.
Для розыска требуется человек, не внушающий подозрений, ловкий и осторожный. Лучше всего для такого поручения подошёл бы добрый молодец в шапке-невидимке.
От таких мыслей стало жарко, хоть скидывай сюртук, но правила приличия не позволяют разоблачаться посреди улицы. Тем более по высокому дощатому тротуару, который поднимался в горку, идут две нарядные дамы под кружевными зонтиками. Однако пуговицы расстегнуть можно.

Стоя возле одноколки на тротуаре Панкратов вдруг задумался – в том, что ребёнок умер, нет сомнений, но почему брат не уничтожил дарственную, прежде чем заложить прииск в банк?
Пронзительный женский визг прервал его размышления. Вскинул голову. Через улицу, сжимая в кулаке розовый дамский ридикюль, бежал дебелый, краснорожий мещанский парень. А на противоположном тротуаре стояли дамы и верещали одна громче другой. Дмитрий кинулся наперерез грабителю. Тот сиганул в сторону, как заяц, и припустил сильнее. Однако догнать, схватить за плечи, ничего не стоило. Труднее оказалось удержать здоровенного лося. Дохнув перегаром, тот вырвался из рук, помчался дальше и тут перед ним, словно ниоткуда, возник неизвестный молодой человек в форменном зелёном сюртуке. Одним ударом он свалил громилу наземь.
Панкратов подбежал, увидел голубой воротник мундира и понял, что перед ним чиновник Судебной палаты. Молодой человек поморщился, вытер платком руку в лайковой перчатке, наклонился и взял из лапы поверженного детины часы.
- Ваши?
Дмитрий схватился за оборванную цепочку.
- Вот чёрт! Я и не заметил! На ходу подмётки рвёт! Благодарю. – Взял часы, стянул перчатку и протянул руку для рукопожатия. – Позвольте представиться, Дмитрий Панкратов, потомственный дворянин.
Судейский чиновник тоже стянул перчатку. Пожал протянутую руку:
- Афанасий Докукин. Судебный следователь.
На вид ему было не более двадцати пяти лет. Внешность не отличалась ничем особо примечательным. Однако ясный, чуть насмешливый взгляд светло-карих глаз выдавал недюжинный ум.
К ним уже бежали полицейский надзиратель и любопытствующая публика. Панкратов с досадой огляделся. Докукин кивнул.
- Вы можете ехать, я вас после приглашу.
Дмитрий вдруг вспомнил – на Рождество в доме у прокурора он видел господина Докукина в любительском спектакле, где тот преуморительно играл роль подгулявшего купчика. Этот молодой чиновник совсем недавно появился в городе и совсем не похож на местных судейских. Ведь после реформы на должности следователей назначают людей с университетским образованием. Отбирают строго, каждую кандидатуру министр внутренних дел представляет на высочайшее утверждение. У кандидатов не должно быть ни единого пятнышка на репутации.
А ведь как раз такой человек ему и нужен – честный, умный, решительный и склонный к лицедейству.


***

Побывав на пристани, Панкратов поехал обедать к маменьке, в старый родительский дом.
Мать за столом всё беспокоилась о внуках – пора бы мальчикам готовиться к поступлению в кадетский корпус.
- Митенька, я просила сестрицу Соню подыскать учителя. Ты бы, голубчик, заехал к ней.
Дмитрий соглашался, поддакивал, а сам думал, как бы так осторожно порасспросить о брате. Много неясностей следовало разрешить в ближайшее время. Кто была та неизвестная женщина, которая родила ему дочь? Жива девочка или давно умерла? А так же, что заставило заложить прииски? И наконец, сама смерть брата таила неразрешимую загадку, ведь мёртвым его никто не видел. Но глядя в желтоватое, блёклое лицо матери, в глубоко запавшие, выплаканные глаза, он никак не мог решиться начать разговор. Бедняжка начнёт волноваться, а у неё слабое сердце.
- Маменька, вы бы поехали в мой новый дом на Комарье. Дети и Поликсена будут вам рады. К чему вам в городе всё лето жить в пыли, да в жару. А там бы и отдохнули на воле. Я велел беседку в саду построить, мы теперь в ней чай пьём.
Мать отрицательно покачала головой:
- Нет, Митенька, живите своей семьёй. А я из родного дома никуда не пойду. Вдруг Зинуша приедет, а меня нет?
Мать всё ещё ждёт Зенона. Дмитрий стиснул зубы.

Вечером отправился в Общественное собрание в надежде встретить там Докукина. И не ошибся. Афанасий ходил вокруг бильярдного стола, с кием в руках, словно кот, подбирающийся к ведёрку гольянчиков.
Дмитрий на минуту усомнился в своём выборе. Слишком уж рисуется, франт. Стоит ли ему доверять? Но с другой стороны – он приличный, образованный человек. Да и другой кандидатуры всё равно нет.
- Могу я с вами побеседовать? – спросил Панкратов в перерыве между партиями.
- Имеете в виду сегодняшнее ограбление? Пройдёмте в библиотеку. Там нам никто не помешает. – Предложил Докукин.
В библиотеке они устроились за столом с газетами. Панкратов достал серебряный фамильный портсигар, открыл. Докукин взял сигару, понюхал:
 – Манильская?
 Дмитрий улыбнулся: «А этот следователь имеет вкус. Разбирается, что - почём. А как же, высочайшим указом кого попало не назначают».
Афанасий закурил, с удовольствием выпустил колечко дыма.
Панкратов последовал его примеру.
- Вы человек учёный, не чета нашим полицейским урядникам, которые конокрадов ловят. – Начал он. - А у меня дело очень деликатное – сам я не могу им заниматься. Моё участие только навредит, поскольку будут задеты некоторые известные персоны, а мне бы не хотелось огласки. Вы же в нашем городе недавно и ваши расспросы могут показаться простым любопытством нового человека.
Афанасий осторожно выпустил табачный дым, посмотрел испытующе. Дмитрий глубоко вдохнул и решился:
- Мне нужно отыскать ребёнка, который пропал пятнадцать лет назад. Либо  убедиться, что его нет в живых.
Докукин аккуратно стряхнул пепел с сигары.
- Дело трудное, но возможное – если я буду располагать полными сведениями о том, где, когда и при каких обстоятельствах это произошло.
- Не хотелось бы, чтобы до поры до времени об этом знал кто-либо помимо нас с вами. Даже ваше начальство.
- Ну, это моя забота.
Панкратов рассказал о дарственной.
Докукин призадумался, глядя как извивается струйка дыма от сигары.
- Мне надо знать образ жизни вашего брата. Где он бывал. С кем общался. Родственников, женщин, коммерческих партнёров, друзей, недругов. Денежные проблемы. Обстоятельства смерти.
Дмитрий рассказал всё, что было ему известно. А известно оказалось немногое.
- Мне было тогда четырнадцать лет, я находился в Петербурге, в кадетском корпусе. Брат о своих делах писал мне довольно скупо. Когда произошла катастрофа и наша семья лишилась состояния, мне пришлось вернуться домой. Отец умер от удара, маменька была настолько расстроена, что ничего толком не могла объяснить. Из её путаных рассказов я понял одно – дела у брата шли отлично, но после смерти вдруг вскрылись многие упущения и недостачи. По городу поползли слухи – Зенон Панкратов мошенник, обманул компаньонов. Потом стали говорить – обманул банк, заложенные прииски оказались бедными и убыточными. Их выставили на продажу по бросовой цене, и купец Федякин купил все, чтобы погасить скандал.
После я узнал – в городе в это время вкладывали деньги в компанию золотопромышленника Горохова, которая в скором времени лопнула. Может быть, слышали, ведь уже девять лет судебные разбирательства идут. А тогда прибыли у этого господина были бешеные. Вы сами можете видеть его огромные каменные склады, великолепный сад и роскошный дом, где теперь живёт конкурсный управляющий. Партнёр моего брата, купец первой гильдии Федякин, тоже склонялся к тому, чтобы войти в долю, а брат отказывался наотрез. И вдруг в один день он заложил в банк прииски, оформил бумаги, получил деньги и с этими деньгами исчез. Через неделю была найдена его бричка. Лошадь бродила неизвестно где, пока не притащила её к городской заставе. Сиденье было залито кровью. Посчитали – кучер польстился на деньги и убил хозяина. Вскоре на постоялом дворе в селе Комарье обнаружился и этот кучер – его до смерти избили в пьяной драке. Денег при нём не оказалось.
Кредиторы осаждали нас со всех сторон, разорили вчистую. Фаддей Мосеевич Федякин, из уважения к нашей семье, помог сохранить родительский дом. Маменька стала сдавать его внаём и тем выплачивала долги. А сами мы жили на чужой квартире. Как мухи в паутине бились в нищете. Фаддей Мосеевич добрейшей души человек, истинный христианин не дал нам погибнуть. Поэтому мой долг – уберечь его от возможных неприятностей.
Панкратов закончил свой рассказ. Раздавил в пепельнице потухшую недокуренную сигару.
Докукин аккуратно ткнул туда же свой окурок.
- Как я понял, в ближайший круг вашего брата входили неизвестная женщина – мать ребёнка, купец Федякин и управляющий Цветков. Кого ещё вы можете назвать?
- На Мариинском прииске служил лекарь Штоль, Август Иванович. Он в городе живёт, на Обрубе. Возможно, будет полезен шихтмейстер Зимин. Не имею сведений о месте его жительства. Думаю, следует расспросить рабочих. Многих из них набирали в селе Комарье. Там же найдёте Максима, содержателя постоялого двора. Брат часто у него бывал. Возможно, что-нибудь известно и священнику комаринской церкви, отцу Алексею.
- Да. Ещё священники в городе и в сёлах вблизи приисков. – Задумчиво протянул Докукин. - Ведь ваш братец где-то ребёнка крестил? Придётся поколесить по всей губернии.
- Только, прошу вас, ради Бога, держите в тайне цель расспросов. Иначе нам не избежать скандала.

После разговора со следователем Панкратов решил поговорить с Цветковым и осторожно выведать – кто была та неизвестная женщина.



Эпизод2
 
Играли в карты на суар; у вдовы статского советника Наумова, Софьи Игнатьевны. Дамы и господа собрались вокруг трёх столов, покрытых зелёным сукном.
Парадная гостиная с белыми колоннами, с цветами на окнах и разномастными креслами имела простоватый, радушный вид, под стать своей хозяйке. Ночной ветерок, врываясь в приоткрытое окно, теребил бахрому синих бархатных портьер, но свежая, прохладная струя не могла остудить жар множества горящих свечей и карсельских ламп, и развеять кисловатый запах старых ковров.
Отставной прапорщик Пётр Иванович Белкин, весь вечер был партнёром советницы и с завистью посматривал на соседний стол, где играли на интерес. Там ставка поднялась уже до десяти рублей, а прижимистая мадам Наумова не соглашалась ставить на кон более копейки.
Петру Ивановичу было уже далеко за сорок. Реденькие, седоватые волосы он подстригал в кружок «а ля мужик», бороду и усы брил, поскольку не имел права носить мундир. Поношенный фрак, немного тесный в плечах, был им одолжен у квартирной хозяйки.
Под мухой Белкин непрочь был намекнуть о своей прикосновенности к делу петрашевцев, однако в подробности никогда не вдавался. В Сибири никого не пугало каторжное прошлое, а поскольку человек он был смирный и не пьяница, никто и не доискивался причины неудачной военной карьеры.

Господа за соседним столом азартно шлёпали картами и, при молчаливом одобрении остальных гостей, отчаянно ругали губернатора Германа Густавовича.
- Понесло же окаянного немца в Кожо-Агач, порядок наводить! Разогнал на ярмарке беспаспортных китайских торговцев, оставил всю губернию без дешёвой контрабанды, а купцов без прибыли.
- Мальчишка, грубиян, ни с кем не считается.
- Парвеню, выскочка. Возомнил себя графом Муравьёвым, а что бы ни сделал – всё ни в лад, ни в склад.
В городе сильно невзлюбили нового начальника. Последнее замечание, намекающее на поцелуй с кошкой, вызвало взрыв гомерического хохота. Господа утирали платками глаза, хлопали по столу пятернями, так что подпрыгивали золотые империалы и красненькие бумажки.

Белкин старался не глядеть в ту сторону. Нельзя сказать, что Петру Ивановичу срочно нужны были деньги, но дело в том, что он зарабатывал на жизнь репетиторством, а его ученик, младший сын Наумовой, весной выдержал экзамен и поступил в гимназию. Июнь приближался к середине, нового ангажемента не предвиделось, денежки таяли. Конечно, положение ещё не было критическим, и подходящая вакансия могла подвернуться со дня на день – Белкин хорошо знал математику, и чиновники губернского города всегда охотно брали его в дом в качестве учителя. Пока же приходилось довольствоваться приглашениями на именины и званые вечера.
Сдавая карты, рослый, широкоплечий Белкин шумно втягивал носом воздух и старался придать своему лицу глубокомысленно-философское выражение. При этом густые чёрные брови над круглыми, выпуклыми глазами, поднимались домиком, и одутловатая физиономия господина отставного прапорщика становилась простодушно-глуповатой.

Когда мадам Наумова закончила свою игру и ушла взглянуть на приготовления к ужину, сидящий против Белкина почтенный старик-генерал, у которого пышные пегие бакенбарды соединялись с не менее пышными усами, слегка наклонился к своей соседке казначейше, даме в тёмном вдовьем платье, и сказал тихонько:
- Слышали, Марья Гавриловна, новость? Говорят, будто купец Федякин хлопочет об усыновлении племянника любезной нашей хозяйки, Дмитрия Панкратова. Дескать, миллионы некому оставить – дочери умерли, а единственный сын застрелился.
- Да уж как бы не так, Сидор Антонович. – Тихо отозвалась казначейша, с сомнением качнув чёрным шёлковым чепцом. – Я скорее поверю, что Федякин, по примеру Мазепы, питает нежные чувства к жене Дмитрия Дмитриевича. Помните историю со свадьбой, когда невеста из-под венца убежала? Купец тогда тоже не последнюю роль сыграл. Уж если он и оставит кому наследство, так или ей, или детям её.
Казначейша горделиво поправила на плечах старинную кашемировую шаль.
- Э, нет, матушка моя! – генерал усмехнулся. – Тут другое. Знаете ведь что за человек этот Федякин. Он есть бывший крепостной. Ещё в начале сороковых годов его разыскал у нас в Сибири прежний владелец, какой-то разорившийся князь, и потребовал от начальства вернуть беглого раба. Купец поднёс тогда губернатору сто тысяч, а князю, за вольную, заплатил всего-то пятьдесят. И с наследством этот каналья всенепременно надует. У него же пятнадцать лет назад чуть ли не война была со старшим братом Дмитрия, с покойным Зеноном Дмитриевичем. Вот и смекайте, душа моя, есть ли резон капитал отдавать?
С этим и словами Сидор Антонович встал и направил свои стопы в другую комнату, к столу с закусками. Белкину захотелось продолжения занимательной беседы, и он почтительно потрусил следом. Вдали от столиц жизнь даёт слишком мало впечатлений. В провинции и не захочешь, да сунешь нос в чужие дела. Кто тут богу не грешен, кто бабке не внук?
Торопливо пропустив рюмочку наливки и закусив сардинкой, Пётр Иванович приготовил в уме красивые, гладкие фразы.
- Ваше превосходительство, позвольте доложить. Федякин был компаньоном этого мошенника Горохова. А когда дело до правительства дошло, и голубчика отдали под суд, купец как-то сумел вывернуться. 
Генерал перестал жевать, в упор посмотрел на учителя, презрительно выпятил нижнюю губу, фыркнул:
- Ну, ты брат, Америку открыл!
Затем развернулся, заложил руки за спину и неверной стариковской походкой пошёл дозором по комнатам.
Белкин в смущении подсел на диван к двум пожилым дамам, занятым разговором. Речь шла о сватовстве – тема опасная для старого холостяка.
Пётр Иванович пробормотал извинения и побрёл в кабинет покойного хозяина, полистать от скуки свежие «Губернские ведомости» – не пишут ли чего о землетрясениях или туркестанских делах?
В полутёмном кабинете уже сидели приземистый, лощёный мужчина – известный в городе господин Цветков, поверенный купца Федякина, и молодой человек в синей визитке – тот самый Дмитрий Панкратов, о котором судачили генерал с казначейшей.
Сидя за столом, друг против друга, и почти касаясь головами, поверенный и Панкратов, при свете единственной лампы, перебирали бумаги и тихо беседовали. Поверенный сладко улыбался, щуря злые глазки за круглыми стёклами очков. Гладкое, чисто выбритое лицо его блестело в свете лампы.  Молодой Панкратов походил на гончую, взявшую след.
Дверь срипнула. Оба, как по команде, обернулись, недовольные вторжением. Белкин извинился за беспокойство и поспешно ретировался.
Минуту постоял в коридоре, подумал. Цветкова не было среди гостей. Значит, явился по делу. А он – доверенное лицо Федякина. Может и не врут о наследстве? Интересно бы послушать.
Огляделся, нет ли посторонних. Прильнул ухом к двери. Где-то рядом послышался тихий смех. Белкин в панике отпрянул, оглянулся. В соседней комнате что-то шуршало. Осторожно приоткрыл дверь. Темноту внутри прорезало тонким лучом. В его свете очень близко друг к другу стояли две фигуры – мужская и женская.
Учитель шарахнулся как чёрт от ладана и, опасаясь снова наскочить на какой-нибудь приватный разговор, вернулся в гостиную. Осторожно пробрался вдоль стеночки и встал у колонны, дабы не привлекать внимание к своей персоне.
В комнате между тем началось движение. Карточные партии закончились и гости, в ожидании ужина, слонялись из угла в угол, разминая ноги. Общий разговор завертелся вокруг бродячего цирка в саду Общественного собрания.
Артист-англичанин показывал говорящую фарфоровую куклу. Причём внутри у куклы не смогли обнаружить никакого механизма.
- Ах, сколько удивительных феноменов за границей! – Воскликнула одна молодая дама.
- Да разве только за границей. – Отозвалась казначейша высоким старушечьим голосом. – Вот в пятидесяти верстах отсюда, на Комарье, живёт столетняя ведьма, которая по ночам в медведицу обращается.
- Это всё выдумки наивных мужичков.  – Произнёс негромкий, но ясный голос, и в комнату вошёл Дмитрий Панкратов. Молодой человек, с открытой, обаятельной улыбкой учтиво поклонился казначейше. Весело и лукаво блеснув тёмными карими глазами, приложился губами к надушенной ручке молодой дамы.
Теперь Белкин смог лучше разглядеть его. Молодому человеку было не более тридцати лет. Его короткие тёмно-русые волосы завивались крутыми кольцами, как на портрете поэта Пушкина. А костюм, ловко и просто сшитый, отвечал принципу заметной незаметности. С первого взгляда можно было догадаться – изготовил его не местный портной.
Длинноногий, поджарый, Дмитрий двигался по комнате легко и свободно. Словно столичный светский лев, непринуждённо обменивался рукопожатиями, добродушно кивал знакомым, и все отвечали ему сердечной симпатией.
«Жаль будет, если столь приятный молодой человек угодит в ловушку и его несчастье станет предметом досужих сплетен. – Подумал вдруг Пётр Иванович. – Ведь злые языки страшнее пистолета». А что если выступить в роли ангела-хранителя и предотвратить беду? И выгоду какую-нибудь можно приобрести, и труда не составит – стоит лишь подойти и переговорить, предупредить о подозрениях насчёт Федякина. Главное – выбрать удачную минуту.
– Наверняка ваша ведьма так же дурачит народ, как бродяги-цыгане. – Между тем продолжал свою речь Панкратов. – Видал я на конской ярмарке – один ловкач сквозь бревно пролезал. Бревно трещит по всем швам, цыган кряхтит, но лезет. Народ ревёт в восторге, медяки швыряет. А на самом-то деле тот обманщик полз по-пластунски рядом с бревном, а его приятель отводил глаза простодушным зрителям. Такой фокус раньше называли животным магнетизмом, а теперь выдумали новое название – гипноз. Это вроде сна наяву.
- Нет-нет, Дмитрий Дмитриевич! Не всё можно вашим гипносом объяснить.  –  Не согласилась казначейша. – Вот я в детстве видала в Барнауле негра-альбиноса, так он взаправду живой огонь ел. Многие тот огонь пробовали – жжётся!
- Не про эту ли ведьму я слышала? – Советница Наумова подошла и по-матерински взяла молодого человека за локоть. Он живо склонился и поцеловал ей руку. – Вот не припомню, не господин ли Цветков, говорил? Лет пятнадцать назад, на Еленинском прииске купца Федякина, у одной бабы убили мужа, так она с горя обратилась в медведицу и в лес убежала.
- Не слушайте, тётушка, Леонида Петровича. – Мягко промолвил Панкратов. – У господина Цветкова язык без костей.
- Митенька у нас материалист, в чудеса не верит. – Советница улыбнулась всем, ласково коснулась руки племянника. Увидела Белкина, поманила к себе.
- Друг мой, - снова обратилась она к Панкратову. – Ты искал домашнего учителя для своих мальчуганов. Вот, рекомендую Петра Ивановича. Он на славу моего Алёшу в гимназию подготовил.
Дмитрий Дмитриевич немедленно подал Белкину руку, и не успела ещё хозяйка пригласить к столу, как они обсудили условия и сговорились.
Петру Ивановичу понравилось предложение. Жить в деревне, в барском доме, на всём готовом, не в пример дешевле, чем в городе.