Выборы мэра

       В городе «Н» выбирали Мэра. На этот пост претендовали несколько человек. Город, как новогодняя елка, украсился предвыборными рекламными щитами, которые скрывали все дорожные знаки. На столбах, стенах домов, заборах, дорожных подземных переходах появились плакаты и фотографии претендентов, а тексты под ними обещали золотые горы жителям города. На некоторых плакатах было изображение кандидата в окружении детей и надпись: «Дети – наше будущее!», на других – кандидат в окружении улыбающихся, счастливых пожилых людей и его призыв: «Обеспечим счастливую старость пенсионерам!», на третьих – кандидат на фоне строительного объекта и надпись: «Каждому жителю нашего города - достойное жилье!».
       В ответ на эти призывы и обещания неоднократно обманутые жители города давали свои ответы: «Доверяй, доверяй, но собак брехливых знай!», или «Голосуй! Голосуй! Гришке дом – народу х…!», или «Он загонит в угол всех – негодяй и пустобрех!», или «Голосуй, пенсионер, покажи другим пример, пой ему частушки – будешь жрать  от хрена ушки!».  Эти надписи красовались под плакатами, или под призывами кандидатов, написанные карандашом, красками или нацарапанные на стенах.
       Местное телевидение прокручивало рекламные ролики, восхваляя того или иного кандидата. В автобусах, трамваях постоянно возникали споры между пассажирами, в которых вскрывались темные пятна в биографиях кандидатов, их родственников и друзей.
         - Да что Вы болтаете, мужчина! – вступила в полемику пожилая женщина с краснощеким хорошо одетым мужчиной, агитирующим в трамвае за Григория Волкова – претендента на пост Мэра. - Совесть потеряли! Весь город плакатами увешан: «Волков! Волков!» и Вы о нём! Да  знаете Вы, кто такой Волков? Он далеко не ангел! Я его знаю с детства. На нашей улице был первый бандит, вор и хулиган. Он был на особом учете в милиции! А сейчас подавай ему кресло Мэра! Чего захотел! Расскажите лучше народу, на какие шиши он отгрохал дом  – крепость и только! Охрану содержит. Собаки такие, что за полкилометра обходишь эту крепость! За ширму депутатской неприкосновенности спрятаться хочет – бандит, «слуга народу»! Его поступкам и фамилия подходит: волк – он и есть – волк! И окружение у него такое же. А Куропаткин – первый взяточник и бабник! Святошу из себя корчит,  негодяй! Сходите, посмотрите, какой дом он построил своей крале. Ссыкушка, двух слов связать не может, а раскатывает по городу на джипе за 1,5 миллиона рублей! За какие такие труды у неё эти богатства?! Ответьте народу! Что замолчал, агитатор? Правда глаза колет?! Пусть все эти ваши хорошие будут трижды прокляты! Грабят народ без зазрения совести, жиреют! А тут не знаешь, как свести концы с концами за такую пенсию! У меня высшее образование, всю жизнь проработала на заводе, а результат? Здоровье потеряно, помощи ждать не от кого, хожу по магазинам, слюнки глотаю, да слезы проливаю!
       Пассажиры дружно поддержали женщину-пенсионерку. А из дальнего  конца вагона раздался другой женский голос, переходящий в крик:
         - Да что Вы спорите с этим мужиком! Ишь, агитатор нашелся – видно в одной банде с этими прохиндеями! За какие такие деньги нажрал себе ряшку? Ответь! Ответь народу! Не с мусорных же корочек!
         - Женщина, Вы не оскорбляйте! Я в ваш кошелек не заглядываю! – несколько смущенно ответил пассажир, подлив этим масла в огонь.
         А ты иди, загляни в мой кошелек! Иди, загляни – вот он! Я ни от кого не скрываю! – она достала из сумки кошелек и, раскрыв его, показала пассажирам его содержимое. – Люди добрые, смотрите! Вот заплатила за квартиру и коммунальные услуги, чтобы под забором не ночевать, и осталось 500 рублей от пенсии! Как на них можно прожить месяц? Ответь мне, хамло! Или, может, твой Волков ответит?! Веди его сюда, пусть пообщается с народом, и мы посмотрим на его поганую рожу. Из-за темных стекол джипа он уже давно не видит нашего горя!
         - Вы не оскорбляйте! Я могу рассердиться и, несмотря на то, что Вы женщина, по морде съездить!
         - А ну попробуй, буржуй вонючий! Я тебе глазища выцарапаю «агитатор», подойди только! – закричала возмущенная женщина.
       Невообразимый шум поднялся в вагоне. Вся публика была на стороне пассажирки, и создавалось впечатление: сделай он хоть маленькую попытку осуществить свою угрозу – его растерзают на части.
         - «Колхозная площадь»! – объявила вагоновожатая. – Пассажиры, ускорьте высадку и посадку! Следующая остановка – «Аптека»! Приготовьтесь к выходу!
       Мужчина-агитатор поспешно выскочил из вагона и, не оглядываясь, нырнул в переулок. Двери захлопнулись, трамвай продолжал движение по маршруту.
       Возбужденные пассажиры, еще некоторое время, продолжали посылать непристойные эпитеты вслед, удаляющемуся мужичку-раздражителю, но вскоре все успокоились, оставаясь со своими мыслями и переживаниями.
       Такие возбужденные споры в предвыборную компанию возникали в  различных общественных местах и в семейных кругах.
       И вот наступил день, когда агитация была запрещена. Все плакаты, фотографии и листовки исчезли, а на следующий день должны были состояться выборы Мэра.
       Провожая мужа на работу, за завтраком Мария Егоровна полушепотом беседовала с ним, боясь разбудить приехавшего в гости родного брата.
         - Ваня, когда будет у тебя зарплата? Мы задолжали за коммунальные услуги, да и пора платить налог за землю. Где взять тысячу рублей, чтобы расплатиться? В доме остались копейки, не хватит дотянуть до конца января. Стыдно перед братом, что в доме, кроме овощей и картошки, ничего нет. Вот подлецы – развалили Союз, нахапали полные карманы наших денег, жиреют! А тут - хоть караул кричи – не знаешь, как свести концы с концами! Что делать? Что делать, ума не приложу! К почтовому ящику  хоть не подходи. Каждый день вынимаю из него кучу газет и всякой другой брехни: листовок, фотографий, рекламных плакатов. Посмотри, какая гора макулатуры собралась! А какая бумага?! И откуда берут деньги на это все негодяи и хапуги?! И каждый хвалит себя, обещает золотые горы – только голос за него отдай! Голова кругом идет, не знаешь, кому верить! Видно сладкое место Мэра, если столько претендентов  на него. А посмотри на это мурло - Волкова – «защитника трудового народа»! Ряшка, как у свиньи, противно смотреть! А глаза?! Посмотри! Посмотри на эти глазища – бандит и только! Тьфу на тебя, паразит! Дулю тебе, а не место Мэра! Проклятый хапуга, взяточник! – причитала Егоровна, сидя подле мужа с кипой агитационной литературы, показывая ему красочный плакат Волкова и тыкая дулей в его изображение. Её почему-то больше всего раздражал этот кандидат, контролирующий все рынки города. Она плюнула на плакат, скомкала его и в сердцах бросила комок в мусорное ведро.
         - Вот только там тебе и место, дармоед проклятый! – возмущалась она. – А остальную гору этой бумаги оставлю на растопку печки, для туалета она не годится – очень уж жесткая.
       Её муж, Иван Иванович, был немногословен. Он молча пережевывал пищу, изредка высказывал свои мысли о предстоящих выборах.
         - Маша, ну зачем ты так! Может быть, Волков не такой уж плохой человек, как ты его поганишь, и что-то сделает для города полезное.
         - Ваня, замолчи! Не действуй мне на нервы! Ты ничего не понимаешь! Волков - отпетый негодяй! Послушал бы ты, что болтают люди о нем в общественном транспорте! А какие надписи на плакатах и на стенах! Ты что слепой, ничего не видишь? На все тебе наплевать! Голосовать будем за Ферапонтова!
         - Маша, да все они - бандиты! А голосовать за кого-то все-таки надо!
         - Вот и будем голосовать за Ферапонтова! У него вроде морда человеческая, не похожая на бандитскую! – утвердительно подвела итог Егоровна, вытащив из кипы бумаг листовку с фотографией Ферапонтова, разгладила её ладонью и поставила у вазы, подперев стограммовой стопкой.
         - Ты не задержишься сегодня на работе? – мягко спросила она.
         - Нет, не задержусь. Приеду в шесть часов! – ответил Иван Иванович.
         - Может, попросишь, чтобы аванс дали? Стыдно перед братом, - в доме, кроме овощей и картошки, ничего нет. Возьми, на всякий случай, пятьдесят рублей, купи растительное масло, хлеб, а если дадут аванс, то и бутылочку спиртного. Я на ужин поджарю картошку. Осталось ещё несколько кусочков селедки, а чай попьем с прошлогодним вареньем. Сахар закончился, купим с пенсии.
         - Хорошо! - ответил Иван Иванович и, молча накинув куртку и шапку, побрел на остановку трамвая, рассуждая о моральных и нравственных потерях с распадом Советского Союза, когда пенсионеры в одночасье превратились в нищих и вынуждены влачить жалкое существование.
         - Собака Горбачев, пьяница Ельцин – предатели, перегадили всю жизнь нашему брату! – думал он, мысленно посылая проклятья негодяям.
       Проводив мужа на работу, Мария Егоровна навела порядок на кухне и принялась готовить завтрак для брата. Она не могла успокоиться и неустанно посылала проклятья тем, кто поломал, перегадил жизнь людям, превратил человека труда в ни во что, жестоко растоптал моральные ценности, разложил молодежь, безжалостно насаждая в сознание детей жестокость, грубость, ложь, цинизм, предательство, неуважительное отношение к женщине и старикам, обогащение за счет убийств, ограблений. Рассуждениями и воспоминаниями она растеребила свои нервы, слезы градом катились из глаз, она всхлипывала и подолом фартука вытирала их.
         - Ты почему плачешь? – спросил Виктор – брат Марии Егоровны, незаметно появившись на кухне.
          - Плачу! Плачу, дорогой братик! Нет уже сил, бороться за своё существование в этой жизни! Ты приехал, а угостить тебя нечем - в доме, кроме овощей и капусты, ничего нет! Зайдешь в магазин - там всего в изобилии, а купить не на что! Походишь, посмотришь - и домой уходишь ни с чем! А тут платить надо за свет, за газ, за воду, налог на землю! А лекарства чего стоят?! В больницу хоть не ходи - с пустым кошельком там делать нечего! Наши две пенсии - курам на смех! Иван вынужден подрабатывать сторожем в трамвайном депо. Человеку семьдесят лет, первоклассный радиоинженер, всю жизнь трудился, а сейчас - сторож! И то взяли на эту работу по рекомендации знакомого. Хорошо ещё, что здоровье не подводит, а то ходили бы по мусоркам и корочки собирали.
         - Успокойся, сестра! Я ведь приехал не с пустым кошельком – что-то заработал. Вот позавтракаем, схожу в магазин и куплю продуктов.
         - Да, Витенька, тебе не сорок лет. Вот уже пять лет на пенсии, а рыскаешь по Белу Свету, чтобы заработать копейки и кормить семью. А когда силы иссякнут, что тогда делать? На кого надеяться? Нет на земле правды, кругом обман и разбой! Посадить бы на нашу пенсию Ельцина со всеми его выродками за его проклятый капитализм и демократию! Паразит! Пьяница! Предатель!
         - Успокойся, Маша! Не надо так расстраиваться. Никто не думал, что все обернется таким развалом! Обидно до слез! Всех нас обвели вокруг пальца. Бессовестно ограбили тружеников – тех, кто строил, созидал, а сейчас этим людям - грош цена! Бандиты и неучи захватили власть и творят чудеса! А всё из-за предательства верхушки и нашей слепой доверчивости.
       Брат и сестра от грустных рассуждений перешли к воспоминаниям о тех временах, когда Союз был одной семьей, когда хлеб стоил 20 копеек, молоко – 28, когда каждый имел работу, мог бесплатно учиться, бесплатно получать медицинские услуги, а за мизерную плату - курортное лечение в лучших здравницах большой страны.
         - Знаешь, дорогой братик, я стала глубоко верующим человеком! Вера в Господа Бога не дает мне окончательно свихнуться, погибнуть. Я посещаю церковь, молюсь за всех нас. И, знаешь, Господь Бог помогает мне.
       Они рассказали друг другу о судьбе своих детей, близких знакомых и родственников, вспомнили своих родителей и пожелали им Царствия Небесного.
         - Давай, братик, позавтракаем. Я потушила капусту, Ваню накормила и нам осталась. Может быть, он получит сегодня аванс, так вечером устроим маленький праздник по случаю твоего приезда.
       Их завтрак продолжался бы долго, но вдруг, зазвенел в калитку звонок.
          – Кого это несет к нам? Не электрика ли приперся, снять показания счетчика? - Мария Ивановна набросила на плечи куртку, всунула ноги в калоши и побежала к калитке.
       Беседа у калитки затянулась. Виктор начал волноваться и подошел к окну. Егоровна оживленно беседовала с молодым человеком и женщиной. Было видно, что она волновалась и энергично жестикулировала. Через некоторое время гости в сопровождении хозяйки дома проследовали в летнюю кухню.
         - Что бы это могло означать? – подумал Виктор. – Почему сестра не завела гостей в дом? Что за вопросы решают они в летней кухне?
       Но их общение там было недолгим. Мария Егоровна, проводив гостей, с виноватой улыбкой, вошла в дом.
         - Вот, братик, Господь Бог услышал мои молитвы и помог мне!
       Она скинула куртку и выложила на кухонный стол 1200 рублей.
         - Что это за деньги? – спросил Виктор.
         - Ты узнал Гарика – нашего соседа?
         - Нет, не узнал, он очень изменился, возмужал, - ответил Виктор. – А что ему надо от тебя и кто эта женщина?
         - Ой, не знаю, братик, что и сказать! Представляешь, Гарик и эта женщина являются членами избирательного штаба Волкова. Им поручили агитировать за него – вот они ходят по домам и «агитируют» нашего брата! Я, как услышала эту фамилию, чуть в обморок не упала. Они долго меня уговаривали, а потом попросили завести их в летнюю кухню, Я отказывалась, но Гарик был очень настойчив! Я не устояла, завела, а там он, буквально насильно, вручил мне 1200 рублей. Короче, купил мой и Ивана Ивановича голоса за этого негодяя – Волкова! Пришлось взять грех на свою душу и эти деньги!
         - Правильно сделала, что взяла деньги, они твои, Ивана Ивановича,  и всех нас, простых доверчивых людей, их украли бандиты, предатели и негодяи! А голосуй за кого хочешь! – высказал свою точку зрения Виктор.
         - Ой, братик, второй грех не буду брать на свою душу – я дала слово Гарику!
         - В том-то и беда, что нашей честностью, доверчивостью манипулируют негодяи! Поступай, Маша, как знаешь! – ответил её брат.
         - Ой, Боже мой! Боже мой! До чего довели народ негодяи – приходится так унижать себя! Растоптали хамы во мне личность, моё Я! – ответила Мария Егоровна, смахивая со щек, накатившиеся, слезы. Доведут человека до отчаяния, до безысходности, а потом управляют им, как хотят! Витя, ты осуждаешь меня?
         - Нет, не осуждаю! Я осуждаю тех, кто растоптал наши души! – ответил Виктор.
         - Ой, нужно позвонить Ивану Ивановичу! – спохватилась Егоровна.
       Она быстро подбежала к телефону, набрала номер. Послышались телефонные гудки.
         - Ало! Пригласите к телефону Ивана Ивановича! – обеспокоенным голосом обратилась она к мужчине, снявшему телефонную трубку.
         - Кто его спрашивает?
         - Жена!
         - Он сейчас на обходе территории депо.
         - Пожалуйста – это очень срочно!
       Через несколько секунд в телефонной трубке послышалось объявление по радио.
          - Охранник Рассказов Иван Иванович, срочно подойдите к телефону на проходную, Вам звонит жена! – объявление по радио трижды прозвучало по всему депо и эхом отозвалось в телефонной трубке.
          - Что случилось, Маша? У меня чуть сердце не выскочило! – запыхавшимся голосом, задал вопрос Иван Иванович.
          - Ваня, голосовать будем за Волкова! – утвердительно сказала Егоровна. Она начала было подробно рассказывать о событии, изменившим  утреннее решение, но брат вовремя остановил её, предупредив, что такие разговоры нельзя вести по телефону. – Короче говоря, приедешь домой, я тебе все расскажу, а сейчас я еду в город расплатиться за наши долги!
         - Ничего не понимаю… – послышался недоуменный возглас Ивана Ивановича.
         - Вечером я тебе все расскажу! Поймёшь! Не задерживайся! – ответила Егоровна.
       Закончив телефонный разговор, Егоровна достала из мусорного ведра скомканный плакат с изображением Волкова, разгладила его ладонью, перекрестилась и поставила у вазы. Листовку с изображением Ферапонтова она бережно уложила в кипу агитационной литературы, чувствуя за собой вину и душевную неудовлетворенность.



                Февраль, 2008 года.