Двери

История первая

Дверь, которая разбудила птицу

Вы никогда не задумывались над тем, с каким количеством дверей вы сталкивались за всю вашу жизнь? Подумайте! Начните с первой двери. Наверняка это была та самая дверь, которая выпускала Вас из дома, когда вам было еще очень мало лет. Но тут все зависит от памяти.
Я, например, помню все четко с трехлетнего возраста. Итак, мне было три года. Я не могла открыть тугой замок на двери моей квартиры, чтобы выйти на улицу. Вы спросите, зачем ребенку трех лет выходить на улицу без мамы? Да здесь дело не в том, чтобы выйти, а в том, чтобы разомкнуть пространство. Мои родители развелись, когда мне был год. С тех пор мы с мамой жили вдвоем в двухкомнатной квартирке в военном городке. Когда мне было три года, нашему миру было 1977 лет. В военный городок привозили финскую обувь, какие-то дефицитные вещи, продукты. Привозили их почему-то ночью. Сейчас это выглядит странно, но в то время люди нормально относились к тому, чтобы простоять всю ночь в очереди, сверяя и переписывая фамилии самых стойких оловянных солдатиков и вычеркивая фамилии тех, кто сошел с дистанции.
В одну из таких ночей мама, уложив меня спать, отправилась на ночную охоту за финскими сапогами. Какое-то время я действительно спала. И вдруг проснулась. Я не могу сказать, что именно меня разбудило. Скорее всего, это была дверь. Мы с ней друг друга просто не переваривали. Я была маленькой и слабой. А она - большой и сильной.
Я какое-то время сидела в кровати, прислушиваясь к звукам в доме и к своим внутренним ощущениям. Звуков не было вообще, дом спал. А вот ощущения были. Я поняла, что меня бессовестно заперли одну. Страх колючий и липкий наполнял тишину вокруг меня. Надо было что-то с этим делать, от страха надо избавляться. Первым моим шагом на пути к освобождению была попытка открыть вреднючую дверь. Она не обращала никакого внимания ни на мои слезы, ни на неимоверные усилия. Она просто меня игнорировала. Еще толком не сознавая, что делаю, я начала одеваться. Я иду на улицу: значит надо надеть свитер, брюки, носки, валенки. Шапку, шубу, варежки, шарф - завязать под воротником. Ну, вот я и готова. Теперь можно смело идти к окну. Оно не открывается, но окно - это ведь не дверь, стекло не такая прочная штука как дерево. Я нашла молоток...
Я больше чем уверена, что не сама до всего этого додумалась. Противная дверь - это она мне все это внушила. Ведь стоило ей открыться, я бы преспокойно осталась дома. Мне просто очень надо было разомкнуть пространство.
Сначала стекло не поддавалось. Ах, так, подумала я, ну хорошо же. Ба-бааах! Вот так вот, будете теперь знать, как издеваться надо мной. То, что случилось дальше, очень напоминает яркий цветной сон. Морозный январский воздух, ярко-синяя ночь и внизу, под окном, голубой снег. Я стою на подоконнике, смотрю вниз. Второй этаж - это все-таки высоко. Страшно. Оглядываюсь - воздух комнаты, пропитанный страхом, встречает меня гробовой тишиной. Он как будто ждет, что маленький человечек в черной шубке и белой шапочке вернется, и будет страдать и плакать от своего бессилия. Я отворачиваюсь, снова смотрю на снег, присаживаюсь на корточки, примеряюсь. Нет так все-таки страшней. Где-то внутри меня в какой-то момент моих сомнений и нерешительности зарождается смутно-знакомое ощущение, когда «еще не...», но «вот-вот...». А вдруг я полечу, ведь во сне же я летаю. Улица замерла и ждет, комната тоже ждет, ждет дверь. Все они с нетерпением ждут, чем же все это кончится. Я не рассказывала никому и никогда, о том, что произошло в следующий момент. Это было моим секретным оружием, тем, чего ни у кого не было. Все до банального просто. У меня внутри проснулась птица, и ей надо было слететь вниз, всего два этажа. Не так уж это тяжело, можно сказать совсем легко, для той, которая привыкла к многодневным перелетам, плохой погоде и небу в самолетах и проводах. Я подпрыгнула, чтобы не задеть подоконник на первом этаже и не разбудить мирно спящих людей, и плавно опустилась вниз. То есть, когда я опускалась, мне казалось, что я делаю это плавно. Может, так оно и было, пока я не коснулась земли. Просто видимо птица не привыкла к таким нагрузкам. Хотя я и была тогда маленькой девочкой, но весила много больше даже ну-у..., ну, например, совы. Я не упала, не ударилась, чуть присела, как при прыжке, но пяткам все же было больно.
Что делают послушные девочки поздно ночью, оказавшись на улице? - Они идут домой. Вы, конечно, скажете, что послушные девочки поздно ночью не оказываются на улице, они преспокойно спят в своих кроватках и смотрят свои чудесные сны. Но ведь я же не виновата, что проснулась и эта противная дверь затеяла драку. Я должна была ее победить. И, между прочим, я таки ее сделала, чистая победа. Я вернулась к своей квартире. Уселась возле поникшей и предварительно побитой ногами (для самоутверждения) двери и стала ждать возвращения мамы.
Это первая история, рассказанная так или почти так, как оно все и было на самом деле. Я, кажется, знаю, вы хотите спросить о реакции мамы, когда она вернулась. Ну, у меня хорошая мама, и она меня очень любила, любит, и будет любить всегда. В тот раз она меня не отшлепала и даже не отругала. Она прижимала меня к себе и плакала. Наш полковой врач осмотрел меня с головы до ног. Не найдя ни ушибов, ни переломов, он ушел. Мама пообещала, что обязательно научит меня открывать дверь. Она всегда и все понимала. Через какое-то время я действительно научилась открывать дверь, и мы с ней подружились. Она ждала меня из школы и обижалась, если я надолго уезжала. Теперь там живут другие люди: и дверь, и замок наверняка давно сменили.


История вторая

О том, как Стрижов писать ходил

Если Вас смутило название этой истории, я не советовала бы Вам читать ее содержание. Происшествие, о котором здесь пойдет речь, забавно до коликов, на мой вкус, но чувство юмора развито у всех по-разному, а у некоторых его и вовсе нет. В общем, кто не спрятался, - я не виновата. Я начинаю рассказывать.
Проблема номер один всего человечества - это проблема отходов жизнедеятельности человеческого организма. И все мы хорошо знаем, что для решения этой проблемы под землей проходит куча труб, называемая канализацией. Система работает следующим образом. Возьмем обычного среднестатистического человека. Поместим его в отдельное небольшое помещение, снимем штаны, для облегчения стоящей перед нами задачи, и усадим нашего человека на забавную конструкцию, именуемую унитаз. Вообще-то, как только среднестатистический человек входит в контакт с вышеназванным сооружением, срабатывает приобретенный за долгие годы рефлекс, и... канализация заработала. Но фишка вся в том, что комната, с которой должен начаться данный процесс, помимо столь важной конструкции, как унитаз, оснащена еще и дверью. Дверь является непременным атрибутом любой такой комнаты. Служит подобная дверь для разных целей. Например, чтобы на ней можно было повесить указатель, разъясняющий предназначение данного помещения. Так же, при наличии двери, имеется возможность закрыть ее изнутри, чтобы в полной мере насладиться процессом дификации и сладким моментом одиночества. Но, как говориться, сколько людей, столько мнений...
Жил был на свете молодой человек. К великому моему сожалению, я не помню его имени, хотя, скорее всего, таковое в наличии когда-то все-таки имелось. Но на тот момент, когда мы с ним познакомились, его именем во всю пренебрегали. Его старались употреблять как можно реже, называя молодого человека просто и незатейливо - «Стрижов». Надо заметить, что он ничего не имел против. Стоило его позвать: «Стрижо-о-ов!» - он тут же отзывался и начинал рассказывать очередную историю из своей многотрудной жизни.
Наверное, существует какой-нибудь закон, по которому именно с такими людьми случаются всевозможные случаи и случайности. Странные странности, страшные беды, великие страсти, - вот далеко неполный перечень того, что сваливается этим бедолагам на голову.
Стрижов был небольшого роста. Весь какой-то несимметричный - создавалось ощущение, что его сделали впопыхах. При этом он обладал такой бездной обаяния, что в ней, пожалуй, пропали бы все самые зловредные тетки и дядьки, все самые строгие милиционеры вместе с самыми злыми собаками. С ним всегда было уютно, всегда интересно, всегда смешно. Таких людей забыть невозможно, так же, впрочем, как и истории, ими рассказанные и с ними происходившие.
Однажды! Стрижов очень любил пиво. Выпить этого достойного напитка мог много, и делал это при первой же возможности, то есть, когда появлялись финансовые средства. Надо сказать, что пиво на Стрижова влияло благотворно, как считал он сам. Он начинал казаться себе выше, благороднее, значительнее. Знаменитое Стрижовское Обаяние выплескивалось через край, иногда обливая ни в чем не повинных граждан. Тогда эти граждане вдруг перевоплощались в лучших Стрижовских друзей и требовали, чтобы он рассказал им как на духу о своих самых глобальных проблемах, требующих неотложного решения, и принял их помощь. Стрижов охотно исполнял это требование, тем более что самой глобальной и неотложной проблемой всех времен и народов он считал нехватку пива. Тут же вновь обретшие друг друга закадычные друзья шли решать проблему. Больше всего Стрижов любил, когда было много пива.
В тот вечер пива было много. Все складывалось на редкость удачно. Они пили пиво на работе, в теплом помещении, где можно было курить, и был туалет с замызганной, бывшей когда-то белого цвета, дверью, надпись на которой гласила «М», то есть, для мальчиков. Не раз и не два Стрижов, предвкушая небезызвестное всем любителям пива удовольствие, с самым счастливым видом проходил в эту дверь и с не меньшей радостью покидал сие заведение. Дымная комната, мужские разговоры, пиво, которое все еще есть и очередное напоминание собственного организма о переизбытке жидкости, о том, что пора бы и пойти отлить. И вот Стрижов, гордо шествуя по коридору с улыбкой Цезаря, подходит к двери и толкает ее... Что это? Сил что ли не хватает? Дверь не поддается. Ну-ка, толкнем еще раз. Нет? Но почему? Ведь совсем недавно все еще было в полном порядке, дверь впускала его и выпускала, и ничего против Стрижова не имела. Ошеломленный Стрижов пытается мыслить логически: «Может быть, кто-то закрыл дверь на замок?» Но тут же вспоминает, что никакого замка у этой двери никогда не было и в помине. Но что же тогда? Как же так? Стрижов начинает тихо всхлипывать.
- Дверь! Это я, Стрижов, пусти меня!
Тишина.
- Дверь, это я, Стрижов, пусти меня, я хочу писать!
Никакой реакции.
Неизвестно, что бы случилось дальше. Желание Стрижова избавиться от избытка жидкости стало уже нестерпимым. Он готовился к настоящему сражению. Скорее всего, в следующую минуту Стрижов либо вынес бы дверь, либо сломал бы себе ключицу. Но...
Навстречу изумленному и злому Стрижову из туалета вышел его коллега по работе. Поинтересовавшись, что случилось и не получив вразумительного ответа, он пошел допивать пиво. Стрижов же с опаской потянул дверь на себя. Она открылась, впустив его туда, куда он так сильно хотел попасть, и захлопнулась, при этом больно стукнув Стрижова по спине. Без обычного удовольствия он, наконец, пописал. Подойдя к двери, на этот раз, чтобы выйти, он потянул дверь на себя... Дверь не открывалась. Стрижов громко и воинственно выругался матом, разбежался и...
Поцелуй был долгим и страстным. В голове зажглись одновременно миллионы звезд. Как осталась цела стенка, в которую его выбросила дверь, остается загадкой. А для коллег Стрижова до сих пор является загадкой, что заставило Стрижова, такого милого и обаятельного парня, вышибать открытую дверь туалета.
Эта вторая история про дверь, рассказанная так или почти так, как оно все и было на самом деле. Чтобы соблюсти некоторые правила построения литературных произведений мне придется закончить эту историю в соответствии с данными правилами. Хотя, самое интересное, на мой взгляд, уже кончилось. По поводу назначения двери в туалете у Стрижова было свое мнение. Стрижов считал, что дверь, ведущая в туалет, на его работе существует для того, чтобы напомнить людям (в данном случае, - ему - Стрижову), что много пить спиртных напитков, даже таких достойных, как пиво, - это не хорошо.

История третья

Мир ВОЛКА
Мир ВОЛКА. Он совсем другой, не похожий на наш. Я, вообще-то, никакого другого мира, кроме нашего в глаза не видела. Теперь есть чем похвастаться.
Конечно же, как всегда, я спала. «Лесостепная зона, по всей видимости», - первая, осознанная во сне, мысль. Под ногами красный, кирпичного цвета, песок. Ветер теплый, родной. Вот это – самое странное. Откуда, как Вы думаете, в каком-то другом мире мог взяться родной юго-западный ветер? Ветру было смешно, он пах тепло и горько: шалфеем и лебедой. В зеркало можно не смотреться, - я и так знаю, как выгляжу сейчас. Самый любимый прикид. Черные волосы коротко стрижены. Никакая личина не действует на нервы. Глаза нормального цвета, то есть, желтого. Лицо смуглое. Самая простенькая и самая непритязательная, но зато, моя, фигура. Моя обувь, старенькая, но надежная, моя одежда, не красивая, но удобная. В общем, Я, Я, Я. От этой мысли становится так хорошо, что я улыбаюсь, стоя посреди незнакомого мне мира, на красном, как свежая кровь, песке.
Ветер ластится к ногам, заглядывает в лицо: «А ты, кто такая, зачем пришла сюда?» Ну, кто я такая, я и самой себе не отвечу. А вот, зачем я здесь?
- Послушай, Ветер, мне нужно найти Красного Волка. Ведь это его мир? Ты случайно не знаешь, где он может быть?
Ветер смеется и убегает, оборачивается и зовет меня за собой, в сторону заходящего красного солнца. Надеюсь, он понял меня. Я бегу следом за ним. С удовольствием замечаю, что не утратила своих способностей. Я по-прежнему могу его догнать. Лечу рядом. Он толкается, похохатывает, треплет волосы. Сумасшедший воздушный поток. Мы летим на запад, туда, к вечно заходящему солнцу.
Ощущение ветра, летящего рядом, пропадает. Я останавливаюсь. Я одна. Ветер куда-то исчез – ненадежный спутник. Я резко поворачиваюсь. Ни единого шороха. Секунду назад его здесь не было. Теперь – есть. Волк. Большой, больше своих земных сородичей. Красный Волк. Никакой он не красный. Шерсть обычная серая, чуть длинновата. От черного блестящего носа вверх, по голове и дальше вдоль загривка тянется полоска шерсти непонятного цвета. Похоже на мерцание углей угасающего костра. Не оранжевый, как огонь, и не серый, как пепел. Очень необычно и красиво. «Ему идет!» – думаю я. Будто он сам выбирал себе окрас. Волк стоит спокойно, не выказывая никакого нетерпения. У него синие глаза. Спокойные и мудрые. Мудрость присуще старикам. Он не старик. Я чувствую, что ему даже не любопытно, зачем я здесь. Он все знает наперед и просто спокойно ждет развития событий. Подойти к нему я почему-то не решаюсь. Сажусь на землю, скрестив ноги. Он подходит ко мне. Близко. Разве волки так должны пахнуть? Все тот же запах шалфея и лебеды с легкими примесями нагретой солнцем шерсти. Или, может, не шерсти. Так пахнут человеческие волосы. Обнюхивает меня. Трудно сидеть спокойно. Заходит мне за спину. Нет у меня никакого оружия. У меня нет вообще ничего, кроме самой меня и того, что на мне надето. Вдруг совершенно неожиданно я падаю на песок. Толкнул, отскочил, вытянул передние лапы, прижал к ним голову и смеется. Прыгнул вверх и снова припал на передние лапы. Повернул голову набок. Дурачится, играет. Я встаю на четвереньки. Отряхиваюсь от песка. Резко отталкиваюсь руками и ногами, прыгаю немного вбок, потом на него, он ускользает. Я слишком медлительна. Обычному человеку это не под силу. Вспоминаются старые уроки «Равновесия». Если с одной чаши весов все снять. Снимаю. Мысли, чувства улетучиваются. Я стала быстрей, резче? Да, и почти достала его. Умудрилась даже ощутить руками его шерсть. Его бросок – я не успела отклониться. Прижал меня к земле. Холодный и мокрый нос. Острые когти.
Женщина и волк катаются по песку. У нее взгляд нечеловеческий, дикий. Она не замечает кровавых царапин на руках и ногах, ободранных коленок. Волк побеждает, женщина выворачивается, бросается на него, прикусывает холку. Он с трудом поднимается, стряхивает ее с себя. Падает на бок.
Если бы кто-нибудь увидел подобное, был бы очень удивлен. Я лежу на песке, пока еще не пришла в себя. Меня сотрясает смех. Волк катается на спине по песку и тоже смеется. Его смех похож на рык. Но ведь он же все-таки волк. Он подползает ко мне на передних лапах. Начинает зализывать ссадину на моей коленке. Неудобно, так девушку покалечил. Я вся в царапинах, в пыли и песке. Но мне очень, очень здорово. Он отошел метра на три, смотрит на меня, зовет куда-то. Надо идти. Встаю с большим трудом. Тело тяжелое, мышцы онемели. Огнем горят ссадины. Плетусь следом за ним.
Озеро! Вода! Откуда берутся силы? Я бегу навстречу его подарку. Вода странная: чистая, теплая, мягкая. Волк отбежал на какое-то расстояние. Какой манерный. Плещется там, фыркает. Ему тоже хорошо.
Вы когда-нибудь видели такого волка? Голову даю на отсечение, – нет. Синие глаза задумчиво смотрят на огонь. Я разожгла костер, сушу белье и греюсь. Кругом ночь. Заходящее солнце, все-таки зашло. Я сижу нагишом на своей кожаной жилетке. Мне не стыдно. Это его мир, у него своеобразное гостеприимство. Здесь можно быть самим собой. И я есть. Разговор будет тяжелым. Я шла сюда ради этого, и Волк знает. Он дал мне время освоиться. Дал дождаться ночи. Ночью легче говорить, и слова получаются правильные, не пустые.
- Ты когда-то был другим.
- Мы все когда-то кем-то были.
- Ты был человеком.
- Тоже мне, новость.
- Этот человек все еще жив.
- …?
- С тех пор, как ты ушел, он не видел ни одного сна.
- Ему не нужны сны.
- Он потерял многое из прошлого. Он не помнит.
- Не потерял, – отдал.
- Он попал в переделку.
Волк молчал. Моя полу высказанная просьба повисла где-то рядом с костром. Темнота ночи. Чужие созвездия над головой. Угасающий костер. Дрема.
На земле спит обнаженная женщина, свернувшись калачиком под боком у волка. Она жмется к его теплой шерсти. Волк во сне дергает лапами, к чему-то принюхивается, тихо поскуливает, ворчит. Иногда открывает глаза, скалит в улыбке клыки, глядя на женщину. Снова засыпает.
Что с солнцем в этом мире? Оно встает там же, где зашло, зависает на какой-то точке. Мир вечного заката. Красиво, непривычно. Язык не поворачивается сказать: «Утро». Зола холодная, волка не видно. Смутные воспоминания о незаконченном ночном разговоре. Неужели все впустую? Где Волк? Далеко, на грани степи и перелеска какое-то движение. Меня подбрасывает пружиной. Это он. Тащит в зубах окровавленную тушу. Добытчик. Я думаю о человеке, который не здесь. Он ненавидит вид и запах свежего мяса, крови. Молодая косуля. Нежное мясо, теплая кровь. Завтрак проходил в полном молчании. Серьезное дело требует сосредоточенности. Мы оба довольно улыбаемся. Волк сидит и облизывает лапы. Я смотрю на его морду и начинаю заливаться смехом. Он весь в крови, на носу пятна, шерстка мокрая топорщится, усы слиплись. В его синих глазах мелькает удивление. Он скалит зубы, рычит. Да, нехорошо, вместо благодарности потешаться над нелепым видом.
- Все, все, я больше не буду. Пойдем умываться. Языком - слишком долго.
- …?
- Не тебе, мне долго, у меня язык маленький для такой процедуры.
Вода еще не нагрелась. Я не рискую залезать в озеро. Сверяясь с отражением, смываю с себя кровь. Волк стоит рядом, ждет.
- Прошу, мсье!
Он неторопливо подходит, садится рядом. Кое-где кровь успела подсохнуть, отмывается хуже. Мои старания все же приносят свои плоды. Теперь мы оба чистые. В пространстве повисает пауза. Я знаю, что Волк все уже решил для себя. Смотрим друг другу в глаза. Я в его - синие, он в мои – желтые. Я должна сделать шаг. Решить за двоих. За волка, который больше не сможет вернуться сюда, за человека, которому удобно обходиться без памяти и без снов. Тяжело. Сделаешь шаг, – останется след.
Две цепочки следов тянутся по красному песку на запад к вечно заходящему солнцу. Одни – принадлежат женщине, другие волку. Их силуэты все еще маячат на горизонте. Следом за ними увязался вечный спутник женщины – ветер юго-западный. Волк иногда ворчит. Его не особенно радует подобный попутчик. Когда они дойдут до тонкой дымчатой полоски горизонта, Волк обернется. В синих глазах блеснут слезы. Это его мир, мир Красного Волка, добрый, простой и теплый. Вместе с волчьим воем этот мир начнет таять. Наступит утро обычное земное, препротивнейшее. Человек откроет глаза, улыбнется уходящему сну. По странной привычке встряхнется. У него синие глаза. По переносице разбегаются веснушки, как искорки. У него странного цвета загривок. Похоже на мерцание углей угасающего костра. Не оранжевый, как огонь, и не серый, как пепел. Очень необычно и красиво. «Ему идет!» – думаю я.