4. Кость в горле

- Что вы думаете обо всем об этом, господин Мигера?
   Трактирщик подсел к столу городового и, после пожелания приятного аппетита, осторожно спросил его.
- Не знаю, не знаю, - ответил тот, опрокинув в глотку полный стакан вишневой наливки.
- Может быть, - в голосе Бойля зазвучали нотки сомнения, - может быть, отменить праздник, посвященный водяному Кохе?
- Ни в коем случае! - заволновался Мигера.
- Люди напугаются до смерти при виде живого чудовища. Никто не осмелится купаться в речке. А для скота придется искать другой водопой.
- Всё враньё. Лошка – старый проходимец и пустомеля. Выпил всю наливку, какая имелась у Грицко, и морочит своими баснями людям головы. Распустил бредни, - нахмурился Мигера, - но мы-то с вами в них не попадемся. А?
   Бойль не стал спорить.
- План церемоний останется прежним? - спросил он. - Шествие к мельнице, ваша речь и... карнавальная ночь.
- Да, да. Точно. Только не забывайте – приношение даров. Этот древний обряд – главный и обязательный атрибут всего действа. Каждый гражданин обязан пожертвовать, как записано в «Семи правилах» десять золотых монет, чтобы река также щедро отдавала свои богатства и служила нам в будущем году, как делаем это мы сейчас.
- Это правильно.
- Бойль, непременно напоминай каждому посетителю об этом, каждому прохожему и заезжему. Они, я знаю, любят веселиться без меры и забывают о своих обязанностях перед городом и перед всем обществом.
- Хорошо, так и сделаю, - сказал Бойль и перед тем, как скрыться на кухне, добавил: - Не буду вам мешать, почтеннейший.
   Трактирщик не спеша удалился на кухню. В то время как Тихон смотрел в окно, Мигера, проглотив кусок селедки, жирный и блестящий, долго и усердно жевал. И морщился. В комнате было прохладно, даже сыро. Уличная жара осталась снаружи. И непривычно тихо. Голодные халтурщики, не отягощённые заботами, дружно двигали челюстями, как прожорливые акулы – редкость в здешних местах. Предания, правда, упоминали вкось (вкривь) о единственном, пожалуй, случае в истории города, когда в речку Поганая заплыла неведомо откуда – до океана расстояние, как до луны – хищная рыба. Но правдивость этой истории до сих пор считалась оспоримой.
   Наконец Тихон развернулся и сказал:
- Наверное, Лошка к Грицко побежал.
- Что? - переспросил Мигера с набитым ртом. Не расслышал.
   Сторож повторил, благодушное выражение на его лице никуда не делось.
- Как ты смеешь? - хотел сказать городовой, но поперхнулся.
   Он хотел сказать: «Как ты смеешь напоминать мне об этом проходимце?» Но не договорил. Слова наткнулись на надежную преграду – наивность парня, и разбились об нее, как о каменную стену. Вместо этого он закашлялся. Не пережеванный кусок провалился в горло и встал поперек. Острые, как иглы, кости впились в нежное мясо гортани. Слезы брызнули из глаз ручьем. Мигера давился и хрипел подобно сопротивляющемуся на бойне кабану. Тихон заторможено следил за корчившимся начальником. Теперь его лицо выражало крайнюю степень удивления, непонимания и нескрываемого интереса – а что же дальше?
- Во-о-ды! - взмолился полицейский, сжимая горло цепкими, сильными руками, точно тисками.
   Тихон понял. Взял со стола свою кружку, протер ее внутри, вздыхая, обшлагом куртки, потянулся за тонконосым кувшином и перелил из него густую красную наливку. Мигера залпом осушил кружку, отбросил ее в сторону. Та со звоном поскакала по щербатому полу, как теннисный мячик. Халтурщики снова прервали обед.
- Бей, - сказал полицейский.
    И подставил под удар Тихону свою упругую и широченную, как у атлета, занимающегося гиревым спортом, спину. Сторож размахнулся.
   Кулак с бычью голову – парень также был не промах, и крепкого телосложения – приземлился в самую середку. Внутри городового что-то хрустнуло, треснуло, сломалось. Гладкая селедка, как пробка от шампанского, с ввернутыми в нее, застрявшими там и окрашенными кровью штопорами – торчащими из мяса рыбы костями – выстрелила из чрева (настолько глубоко, казалось, она там, внутри, сидела). И поскакала, также подпрыгивая, вслед за кружкой.
   Мигера упал со скамьи на четвереньки. Халтурщики с криками подскочили к нему с разных сторон и принялись поднимать на ноги. Городовой небрежно отстранил их и заковылял к двери. Тихон, как преданный слуга, последовал за хозяином.
- Нет, - сказал Мигера, как только перевел дух на улице, - нет, это всё неспроста.
- Что вы сказали, шеф? - спросил Тихон, заискивая теперь, осознавая свою вину и боясь отмщения.    
   «Так с начальством не поступают, - думал он о содеянном. - Можно было бы и помягче ударить».
   Он все ждал, когда Мигера скажет: «Ты мне еще ответишь за этот удар». Но шеф молчал. Настроение Мигеры, приподнятое перед посещением трактира, резко пошло на спад, ухудшилось. Но если сторож думал, что причина заключалась в селедке, то он серьезно ошибался, заблуждался. Рассказ Лошки не давал ему покоя, не выходил из головы. Хоть Мигера и не доверял сплетням пьяницы, однако рассказ его всерьез обеспокоил.
   «Селедка, что? - думал Мигера. - Пустяк. Вылетела, и забыл о ней. Вот если б так все проблемы решались! А вот что скажет на всё это Вилон? Вот вопрос, так вопрос? - вертелось у него в голове. Безотчетно он повернулся в ту сторону, где прикрытый уродливыми холмами в зеленной осоке и камышах прятался дом мельника, и куда вела, петляя, желтая, укатанная песчаная лента Большой дороги. - Вот, где скрывается бандит с Большой дороги. Вот, кто будет не доволен всей этой историей».
   Марко на пороге не было, из открытого окна доносился ласковый голос красавицы-еврейки и звон посуды. Тихон сзади бормотал что-то. Без передышки. Как будто читал молитву. Всю обратную дорогу в участок Мигера пытался уловить в его нечленораздельном бормотании отдельные слова.
   «Иногда этот дурак выдает удивительно трезвые мысли, - размышлял Мигера, - может быть, и сейчас что-нибудь скажет... умного? Мне в возникшей ситуации любая мысль оказалась бы полезной. У самого что-то после этого куска в горле ни одной лазейки в мозгу ни осталось. Сображалка никуда не годится. А без нее совсем худо. До встречи с Вилоном нужно разработать стратегический план, как действовать. И как не сдать своих позиций. Конкуренция нам ни к чему».
   Ему все же удалось расслышать пару слов, но они не обрадовали. Тихон нахваливал рыбака. «Умница» и «весельчак» - это были не единственные одобрительные эпитеты в адрес Лошки. Мигера злился, закипал, но сил для ругани у него не осталось.
   «Ладно, проклятый пьяница, - говорил он себе. - Знаю, как проучить тебя, а заодно и остальных дармоедов. Чтобы все держали язык за зубами, не проболтались, куда идут их денежки. Пускай эти глупые овцы бросают свои монеты в реку и верят, что задобрили водяного. А денежки, тем временем, преспокойно текут в карманы почтенного господина Вилона... и мои, конечно же, тоже».

Продолжение следует: http://proza.ru/2017/12/19/1900