Эссе 15 Имперская мысль и Жизнь

Имперская мысль и Жизнь

Эссе 15

Истоки нынешних антиимперских, антитрадиционалистских тенденций многообразны и многосторонни. И главная опасность заключается в том, что нынешняя мировая финансовая диктатура либералистики изживает идею «открытой экономики» и «открытого общества» и имеет тенденции к построению «демократических» и «красных империй», как торгашеского эрзаца прежней имперской идеи.

Гуманизм итальянского Возрождения толкнул процессы Реформации Веры и привел к обезбоживанию Европы. Обезбоживание народов породило в свою очередь идею Самовластия человеческого «Я», что сразу вызвало Английскую и Французскую революции, с казнью Монархов революционной чернью.

Как это ни парадоксально, но дальнейшую идейную деформацию имперского типа вызвала воссозданная в 1870 году Германская Империя Бисмарка. Германская Имперская Идея держалась на Авторитете Пруссачества, оно немецкое юнкерство было стержнем и Основой самой имперской идеи Императора Фридриха Барбороссы воссоздания Тысячелетнего Рейха. Бисмарк создал Империю из всех объединенных немецких народов …демократического типа, где пруссачество было одним из многих. И это отозвалось в Германии соответствующими взглядами Шопенгауэра и «сверхчеловеком» Ницше. Идея «сверхчеловека» Ницше это исключительно атеистическая мысль и прямой бунт против Бога. Подобные мысли, но внешне укутанные в Православие, пропагандировал у Нас с Вами в России Достоевский. Раскольников это тоже самовластие человеческого «Я»  несколько иного рода. Безверие в России выродилось в опаснейшее явление Общества – нигилизм. И ладно бы оно охватило разночинные низы, но оно проникло и в аристократические круги и вылилось в также опаснейшее народничество, которое в дальнейшем закономерно мигрировало в республиканские и далее в социалистические идеи. События конца XIX века и начала века XX-го заставили переосмыслить имперскую мысль и это пытался, во многом успешно итальянский потомственный аристократ Юлиус Эвола и иные.

Всякий истинный империализм универсален по внешним проявлениям, но уникален по своему Духу и является положительным преодолением националистической стадии в наднациональное ощущение Общего и Расы.

Империализм является таковым, если он господствует в силу универсальных ценностей, в которых определённая нация или народ на своих природных Основах Духа переходит на новый наднациональный уровень посредством возможности самопреодоления этической жизни народа в Имперскую Типологическую Эстетику Культуры. Это прямо противоположно узкой, замкнутой сама на себя «морали», так называемого «священного этноэгоизма» нации. Без врожденного наднационального чувства Общинности и Аристократизма своей Сущности (главенства осуществления своего предназначения от Творца) никакая нация не может стремиться к реальной и законной имперской миссии своего Духа. Нельзя оставаться эгоистичными и замкнутыми в своих национальных чертах, чтобы на их основе господствовать над  расовым имперским миром.

Сегодняшние представители торгашеской черни, занявшие место аристократов, управленцы и дельцы, владеющие финансовой монополией, вообразили себя «демократическими и социалистическими вождями» и не признают никого, кому они были бы должны подчиняться: до тех пор, пока случайность и Хаос, присущие всякой материальной паразитической силе, предоставленной самой себе, и лишённая всяких принципов и сдержек, не сметёт их и не поставит на это место других, представителей все той же черни.

В этих пределах и нужно оценивать опасность «демократического» или «красного социалистического империализма», как и опасность дальнейшего господства международной либеральной финансовой олигархии. Такая опасность существует, и она реальна для того, кто терпит и допускает снижение всякого критерия и всякой идеи власти до уровня чистой экономики (что существует, как объективная реальность в экономике России).

Народ пробуждается для империи, когда он способен выйти за пределы самого себя, когда он идёт, как идёт герой, который не был бы таковым, если бы в своём порыве не победил инстинкт, связывающий его мелкой животной любовью к своей частной жизни. Поэтому национализм (в статическом и исключительном смысле) и империализм — это два исключающих друг друга термина. Имперский народ становится далёким, как от собственных частностей, так и от тех, что отмечают другие народы: он противопоставляет  свое универсальное имперское частному.

Национализма на самом деле два: один этнополитический — явление упадка; другой наднациональный имперский является положительным явлением, и который является выражением имперского духа. Наднациональное имперское чувство также выражает резко антагонистическую реакцию против форм ещё более обширной коллективизации чем имперская, то есть идей космополитизма, которые могут быть, например, интернационально–социалистическими (марксизм) или же подразумевать чисто антинациональную материалистическую стандартизацию на экономически–социальной основе (Америка).

Первый (демагогический национализм) ставит перед собой целью разрушение в индивидах собственного и специфического качества ради «этнонациональных» качеств. Во втором (аристократическом национализме) суть состоит в том, чтобы поднять индивидов и этику общества с низшего бытового состояния, в котором один равен другому: дифференцировать одного от другого до такой степени, где будет видна врожденная Эстетика расы и ее наднационального имперского Народа и народов национальных имперской Семьи, что выражает собственную Ценность и высшее Достоинство по отношению к чувству равенства (идеи равенства и братства, коммунистическо-демократического «человечества»).

Демагогический национализм и империализм — это два исключающих друг друга социальных явлений мира народов. Имперский народ становится далёким, как от собственных частностей, так и от тех, что отмечают другие народы, он естественно противопоставляет  универсальное имперское частному этнонационалистическому.

Уже тогда в 30-е годы XX века был ясен ущербный дух имперского Национал-Социализма в Германии. Да здесь, и само название «социализм», прямо говорит об этом. Национал-Социализм это те же демократические этнорамки этического низменного национализма. И догматика германского прагматического материалистического лозунга «завоевания жизненного пространства» для немецкого народа имеет характер торжества самовластного человеческого «Я» и просто компроментирует саму традиционную имперскую идею. 

 В Германии национал–социализм стремился создать новый религиозный германский (!!!, в Нашей с Вами новой имперской России в религиозном русском смысле предстоит вернуться к временам христианского Духа «нестяжателей» до XVI века) и в то же время нехристианский дух. И действительно нужно было продемонстрировать ценность, которую возобновление некоторых наших великих дохристианских традиций могло бы иметь для восстановления нашей западной цивилизации в героическом, имперском и в общем «римском» смысле

Но то, что происходило в Германии в30-40 годы XX века, это демонстрация деформаций, которые претерпевают многие идеи, способные иметь высшее значение: в них происходят изменения, в результате которых за природную или имперскую цель принимаются чисто эмпирические и тенденциозно политические цели.

Юлиус Эвола говорил: -

 «Тот, кто познакомился с некоторыми традиционными учениями арийского Востока, возможно, был удивлён утверждением, согласно которому всё, составляющее движение, деятельность, становление, изменение, свойственно пассивному и женскому началу. В то время как к мужественному и «солнечному» началу относится неподвижность, неизменность, постоянство. Большую важность может иметь другое утверждение: «Мудрец различает бездействие в действии и действие в бездействии». В этом проявляется та же сознательность высшего, аристократического идеала действия, по отношению к которому обычное действие становится почти что бездействием. Это та самая же идея, которая в метафизически–теологических терминах видна в аристотелевской доктрине неподвижного двигателя. Тот, кто является причиной и настоящим господином движения, сам не двигается.

Он вызывает движение и руководит им, вызывает действие, но сам не действует — в том смысле, что он не «увлечён», не охвачен действием (!!! то есть мыслит всегда имперски стратегически); он является не действием, а скорее спокойным, бесстрастным и властным превосходством, от которого действие происходит и зависит.

Насколько бы парадоксальным это выражение ни казалось, но в этом смысле действует только пассивный. Вот поэтому по отношению к трансцендентному, высшему, царственно спокойному, чисто решающему, «неподвижному» миру «господ движения» он похож именно на женщину: он двигается, делает, создаёт, бежит, но мотив, абсолютная причина его действия, лежит вне его. Сегодня превозносится слепой и инстинктивный порыв, который действует, не зная почему, не имея возможности измениться, овладеть собой, создать в себе центр, предел, свет, абсолютную причину. Это действие ради действия, поддерживая и укрепляя всяким способом революцию человека против Вечного.

Если в своей лихорадке бега, втягиваясь в неё всё дальше, современный мир не покончит с крайними последствиями политического пропагандистского романтизма, вновь установив равновесие, не прекращая, а объединяя и централизуя действие, совершая мужское, солнечное и активное деяние, то невозможно будет восстановить то, что в широком смысле можно называть классическим опытом: любовь к космосу в противоположность хаосу; форме в противоположность бесформенности.

Идеал нового классицизма действия и господства, оживлённого новым контактом с вечным, подготовленный ценностями мужественной аскезы и аристократического превосходства над простой «жизнью» — вот то, что сегодня нам нужно».

 Трудно оспаривать тот факт, что лозунгом нашей последней финансовой цивилизации является «активизм». Экзальтация и практика действия—то есть всего того, что есть усилие, подъем, борьба, становление, преобразование, вечный поиск, непрекращающееся движение, обнаруживается везде.

Таким образом, из–за концентрации на аспекте «становления», «развития», «истории» современный глаз всё больше привыкает пренебрегать в вещах аспектом «бытия». А в «активизме» задают ритм «историцизм», «динамизм», «эволюционизм» и Мы с Вами видим, как с начала XX века времени торжества «относительности» всего и вся, что даже в тех же науках принципы, вчера считавшиеся неизменно действительными и по сути очевидными, сегодня считаются гипотетическими допущениями, управляемыми не природным духом исследования, а ложными принципами  политизированного «научного знания» и всемирного торжества атеистической догматики «относительно релятивистской науки», как последней инстанции материалистического бытия.