Сибирские разбойники ред4

Что-то упало с громким стуком. Покатилось. Над ухом раздался отчаянный писк. Чертёнок вскочил на голову Белкину, царапнул когтями. Перепуганный Пётр Иванович подпрыгнул на постели, не понимая спросонья, что происходит.
Рыжая кошка как угорелая гонялась по комнате за воробьём, залетевшим в открытое окно.
Схватив за угол подушку, учитель размахнулся, швырнул её, и одним ударом сшиб воробья.
Пернатый комок затрепыхался на полу между печкой и столом. Пришлось встать с постели, подобрать его и выбросить на двор. Рыжая разбойница молнией вылетела следом, опрокинув на пол горшок с бальзамином.
Раннее утро дышало свежестью. Из окна флигеля, где поместили учителя, было видно парадное крыльцо барского дома, куртину посреди двора, изгородь. За изгородью виднелись прибрежные кусты над рекой. Дальше, за холмом, блестел купол комаринской колокольни.
Выкурить бы трубочку, да присесть негде – подоконник мокрый от росы.
К парадному крыльцу подкатил экипаж. Белкин отшатнулся от окна – неприлично торчать на виду в ночной рубашке и колпаке. Но любопытство одолело – спрятался за занавеской, разглядел приезжего.
Неожиданный визитёр сидел в экипаже прямо, опираясь на тяжёлую трость. Это был седой, как лунь, сухопарый, жилистый, благообразный старик в сибирке, в картузе и смазных сапогах. Белкин не сразу узнал в нём Фаддея Мосеевича Федякина, ведь в городе купец всегда ходил в сюртуке или во фраке и в шляпе-цилиндре.
Пётр Иванович вздрогнул – не ожидал столь скорого явления этого волка в овечьей шкуре! Быстренько привёл себя в порядок и поспешил в гостиную, где надеялся застать и гостя, и хозяев.
Ещё в коридоре он услышал встревоженный голос Федякина, и пошел тихонько на цыпочках.  Потом приостановился послушать. Купец расспрашивал о здоровье Дмитрия Дмитриевича,
- Спасибо вам за заботу. – Отвечала хозяйка. - Митя, слава Богу, здоров. Он ничуть не пострадал. Ушёл спозаранку на мельницу. А вот Климушка ночью бредил и теперь лежит без памяти.
- За лекарем в город послали?
- Да, Фаддей Мосеевич. Ждём вот, к обеду должен быть.
Хозяйка хлопотала, наливая чай. Журчала вода, ложечка звякала о фарфоровую чашку.
- К становому надо бы послать, дочушка. Для порядка.
- Митя послал.
- Хорошо, правильно. Только, думаю, напрасный труд. Предъявить-то нам с вами, детушки, нечего. Разбойники убежали. Свидетель при смерти.
Белкин услышал шаги, и поспешил войти, дабы не застали за неблаговидным занятием. Вошел и сразу наткнулся на острый, недобрый стариковский взгляд. Светлые, выцветшие глаза блеснули из-под косматых белых бровей, словно воровской нож.
- Может, хоть вы, господин хороший, скажете нам с дочкой что-нибудь дельное? – Федякин откинулся на спинку стула, скрестил на груди руки.
Неприязнь так и потянула сквозняком. Будто это Белкин виноват, что подвёл под удар Дмитрия Дмитриевича. Раздражение поднялось в душе, как пивная пена. Да как он смеет так разговаривать! Мужик! Лапоть! Ответил бы вздорному, дрянному старичишке хлёсткой презрительной фразой, да нельзя.
Поликсена Сергеевна с милой улыбкой подала Белкину руку, пригласила сесть подле себя. Налила чай. При дневном свете она выглядела немного постарше. Умный, проницательный взгляд заставил опустить глаза. Сердце затрепетало в неясной тревоге.
Стыдясь своей слабости, учитель вынужден был признаться – становому рассказывать будет нечего, с перепуга память напрочь отшибло.
Федякин фыркнул, словно кот. Пробуравил смеющимся взглядом. «Погоди, – подумал Белкин. – Устрою тебе каверзу. Сегодня же выложу все подозрения на твой счёт».
В столовую робко вошла бледная, худосочная девица. Хозяйка представила ее Белкину: «Зинаида Матвеевна, выпускница Патриотического института. Гувернантка наших мальчиков». Зинаида, не поднимая глаз, молча подала руку, принуждённо улыбнулась, не разжимая губ. Видно стеснялась кривых зубов. Белкин легко и с удовольствием поцеловал ей ручку. Такие девицы стоили внимания не более чем мебель в столовой, и были для него не опасны.
Вслед за гувернанткой вбежали два резвых мальчугана – сыновья Панкратовых. Хозяйка представила им учителя и после завтрака все трое отправились на урок.
К обеду приехал лекарь Август Иванович Штоль. Белкин увидел его из окна классной комнаты и поспешил закончить занятия. Августа Ивановича он отлично знал. Жители губернского города заглазно величали господина лекаря немецкой варёной колбасой, и, действительно, внешность его производила впечатление приятной сытости и довольства. Основным качеством Августа Ивановича была душевная гармония, зримо проявленная в крепко сбитой фигуре и пропорциональном, красивом черепе. Лекарь не только выглядел округлым и гладким, но и манеры имел такие же, и, кажется, даже мысли в его правильной голове с длинными залысинами, были скруглены и отшлифованы до блеска.
Дмитрий Дмитриевич к этому времени уже вернулся с мельницы и, встретив лекаря, сразу повёл его в людскую избу, где лежал умирающий кучер. За хозяином и лекарем важно шествовал любопытный Фаддей Мосеевич. Белкин припустил за ними, желая присутствовать при осмотре, но купец захлопнул дверь у него перед носом. Пётр Иванович опешил, не зная, что и делать. В это время дверь отворилась, и Панкратов пригласил войти.
Август Иванович осмотрел раненого и остался в сомнении – выживет или нет. Однако велел обложить разбитую голову Клима льдом из погреба. Потом дал пузырьки с лекарствами и наказал кухарке Домнушке поить беднягу по часам.
Когда выходили из избы, Федякин и Штоль прошли вперёд, а Панкратов придержал Белкина за рукав:
- Друг мой, не сердитесь на старика, пожалейте его. Он ведь сирота, у него, кроме нас, никого нет. Он добрый, только ужасно ревнив. Любой новый человек в моём доме ему всегда поперёк горла. Мы с женой миримся с его причудами, ведь Фаддей Мосеевич семью нашу спас.
Белкин уже предвкушал удовольствие от своей мести, но услышав последние слова, сообразил – выступать обвинителем рано.

Вслед за лекарем прибыли становой пристав, Иван Агафонович Злобин, и полицейский урядник. Сидя в хозяйском кабинете, они долго расспрашивали Панкратова и Белкина о происшествии на лесной дороге. Однако те не смогли припомнить ничего, что могло бы натолкнуть на след грабителей.
Станового заинтересовало, почему Дмитрий Дмитриевич не поехал в тарантасе вместе с учителем?
Достав из кармана записную книжку, Панкратов порылся в ней, вынул клочок бумаги и передал Ивану Агафоновичу.
- Я собирался пробыть в городе несколько дней. Накануне ужинал у тётушки, засиделся допоздна и не велел будить себя рано. А когда проснулся, слуга подал мне записку.
Становой, высокий осанистый мужчина солидной комплекции, взял бумажку, повертел её так и сяк и передал уряднику.
- А кто принёс подмётное письмо? – спросил тот.
- Камердинер мой говорит – неизвестный мальчик прибегал. –
Белкин вытянул шею. На листке кривыми буквами было выведено: «Поезжайте немедля домой, если хотите получить известие о брате. Доброжелатель».
Федякин, который тоже присутствовал при допросе, подозрительным взглядом уколол Белкина, потянулся за листком:
- Кто писал? Чья рука?
Дмитрий пожал плечами:
- Не знаю. Даже предположить не могу. Доброжелатель этот пока ещё не объявился.
- Полагаю, это писал злоумышленник. – Учитель злорадно посмотрел на купца. – Теперь стоит отобрать образцы почерка, и негодяй у нас в руках.
Становой хмыкнул, повертел пальцами карандаш.
- У кого прикажете отбирать?
- Для начала у всех присутствующих, разумеется, кроме вас.
Урядник вопросительно глянул на Злобина, словно спрашивая у начальства позволения начать процедуру.
Федякин вперился в учителя страшным, остановившимся взглядом. Белкин обмер. Не слишком ли круто взялся? Ведь этот плут-купчишка нарочно его задирал. Что-то теперь будет?
Стараясь не потерять лицо, достал из кармана трубочку с намерением закурить, успокоить нервы. Купец насупился, встал и вышел из комнаты. Дмитрий с сожалением посмотрел на Петра Ивановича и с извиняющейся улыбкой сказал: «Батюшка наш из староверов. Не любит он этого зелья». Пришлось убрать в карман любимую забаву.

Допрос был окончен. Все снова собрались в гостиной. Федякин обратился к становому:
- Я, Иван Афанасьевич, с утра приказал Максиму расспросить ямщиков о подозрительных лицах. Теперь прошу всех ко мне – отобедаем, а заодно и новости узнаем. 
- А вас, господин хороший, - повернулся он к Белкину, - я к себе не зову. Не желаю аппетит портить гостям.


Щелчок по носу окончательно отрезвил Петра Ивановича. Он  и в самом деле слишком увлёкся историей с разбойниками. С чего только взял, будто Федякин причастен? Из-за его любопытства? Так уж он видно привык, что без его ведома тут ничего не делается.
Оставшись один в гостиной, Белкин осмотрелся. Здесь, как и во всём доме, ещё сильно пахло олифой и сосновой древесиной. Модная мебель радовала глаз яркой малиновой обивкой. Всё было новым, необжитым. В простенке между окнами висел большой портрет, написанный масляными красками. Девушка в строгом голубом платье – юная Поликсена Сергеевна. Белкин всмотрелся. Ах, какое лицо! Афина Паллада. Воительница. Прямой взгляд прямо в душу. Даже страшно, словно на краю гибели.
Учитель поёжился, отступил и застыл в нерешительности. Часы показывали половину первого. Из столовой доносились приглушенные голоса, и слышалась возня приготовления к обеду.
Дверь открылась. Под конвоем гувернантки чинно вошли мальчики и сели рядышком на диван. Положили на колени исцарапанные, чисто отмытые руки. Как подсолнухи повернули к учителю загорелые мордашки. Белкин слегка поклонился. Гувернантка держала осанку, как полагается благородной, благовоспитанной девице, краснела пятнами и отрывистым шёпотом бросала мальчикам короткие замечания на французском.
Повисло тягостное молчание.
Вскоре появилась хозяйка с маленькой девочкой на руках. За ней прибежала женщина в крестьянском платке и фартуке. Оказывается, кроме гувернантки в доме жила ещё нянька, которая водилась с четырёхлетней дочерью Панкратовых.
Белкин терпеть не мог младенцев. До приглашения к столу несколько минут детского лепета, смеха и визга стали для него сущей пыткой. И пока нянька не унесла малышку, он сто раз пожалел, что согласился на эту вакансию.
И ещё сто раз пожалел, когда оказался за столом в обществе Поликсены Сергеевны и гувернантки. Хозяйка попыталась завязать общий разговор, но у Белкина без мужской компании язык одеревенел. А от Зинаиды слова нельзя было добиться. Она то краснела, то бледнела, как невеста на смотринах.
Официанта Панкратовы не имели. За столом прислуживала горничная Татьяна, замечательно красивая, чистоплотная девушка, с развитыми формами. Когда она, подавая суп, наклонилась и её грудь внезапно оказалась в опасной близости, у Петра Ивановича остановилось дыхание от ужаса. Еле заметная гримаска мелькнула на лице наглой твари и исчезла. И до конца обеда дерзкая девка смотрела на него, как на пустое место.
Словом, обед был испорчен.
Пообедав, Белкин отправился прогуляться на мельницу. Обычно на селе такие места служат клубом, где можно услышать толки и сплетни, где судят и рядят обо всём, что происходит на свете. Однако оказалось, что жители Комарья не отличаются ни разговорчивостью, ни любопытством. К рассказу о разбойниках местные мужики отнеслись без интереса. О деревенских делах говорили скупо, на вопросы о Федякине предпочитали вовсе не отвечать. Такая скрытность и равнодушие разозлили до белого каления – живут люди, словно во сне, ни о чём не желают знать дальше собственного носа.
Раздосадованный, он нанял телегу и поехал в лавочку за табаком для трубки. Дорога шла через самый бедный конец села, через Голодрань. Лёжа на сене, Белкин брезгливо глядел на убогие лачуги, поваленные заборы и пыльный бурьян вдоль дороги.
Улица была пустынна, лишь стайка мальчишек с криками «ведьма, медведица» преследовала высокую старуху-нищенку в тулупе, вывернутом мехом наружу. Мальчишки увидели Белкина, побежали за ним, вопя во всё горло: «Барин, дай копеечку».  А нищенка свернула в кривой проулок и пропала из виду.
Кучер замахнулся на озорников кнутом, гаркнул басом:
- Вот я вас, шалюки проклятые! Ожгу по хребтине!
Мальчишки отстали, захохотали и заорали: «Господин Сковородин, коровья лепёшка».
- Она и в самом деле ведьма? – спросил Белкин.
- Люди бают. – Нехотя ответил кучер и так стегнул кнутом лошадь, что та пошла вскачь. Телега затряслась в лихорадке. Белкин нечаянно прокусил себе язык, расспрашивать сразу расхотелось.