Ровенская Беликова Валентина Федоровна
До колхоза имели 60 десятин земли, три дома крытые железом, скотину, трактор "Фордзон" (первый и единственный в деревне), маслодельный завод, табун лошадей, пасеку на 100 пчелиных семей. На всю неделю семья уезжала на пашню, обрабатывали землю, сеяли в основном пшеницу, выращивали бахчи. По праздникам пекли много хлеба и раздавали его с мёдом всем прихожанам местной церкви. Варфоломей Ермолаевич с Марфой Яковлевной не афишируя свою благотворительность, как истинные христиане, тайком приносили мешок муки и зерна для бедных.
Варфоломей Ермолаевич был грамотный, окончил 3 класса, Марфа Яковлевна 2 класса сельской школы, где главным предметом был "Закон Божий". Старших детей тоже обучали.
Имели большое стадо коров. Молоко сепарировали и делали масло, которое отправляли в Швейцарию, а оттуда привозили другие товары. Горница была убрана чисто, висели шторы, был граммофон. Во время праздника Масленицы к ним сходился народ, проводили лошадиные бега. После праздников - снова работа.
Федор Варфоломеевич женился на Прасковье Озеровой.
Всё нажитое трудом большой семьи отобрали вновь избранные "правители". Амбары, наполненные зерном , опустошили. Зерно увезли в Грязнуху в бункер. Маслозавод перевезли в Шульгинку. Изрыли весь двор - искали золото. Лошадей и коров оставили при тут же организованном колхозе. Дома разобрали. Позже в одном из них в селе Грязнуха (ныне село Советское) устроили церковь
Ранним мартовским утром 1929 года всю большую семью, в сопровождении конвоя, на обозах вывезли с нажитых мест в Бийскую тюрьму. Со слезами на глазах провожали их односельчане. Мужчин отделили от семей. Женщин с детьми посадили в подвалы рядом с тюрьмой. Три дня пробыли там моя бабушка Марфа Яковлевна с дочерьми Марией 18 лет, Устиньей 14 лет, её снохой Прасковьей Ивановной (моей мамой) у которой на руках было двое сыновей - Алексей 2 года и новорожденный Леонид. На четвертый день вновь повезли на обозах всю семью. В пути провели 24 дня. Конвой был строг - везли кулаков. Маленький Алексей простудился, заболел и лишился глаза, а младенца Леонида, раздражавшего конвоиров своим голодным плачем, вырвали из рук и выкинули собакам, которые разорвали малыша на глазах у несчастной матери.
Сосланные на поселение в затерянную в тайге деревушку в Томской губернии, на берегу реки Томь, выкопали землянку и жили в ней. Позже, объединившись, несколько ссыльных семей, срубили барак и жили в нем большой общиной, спали на нарах, ели забитую острогой рыбу. Летом кормила тайга: ягоды, травы, грибы. А малых детей подпаивали кровью - протыкали брюшину кобылы, вставляли сухую бутылку в которую стекала кровь. Ею поили младенцев, чтобы не умерли с голоду. Пауты заедали до крови лошадей и людей. Сырая, холодная тайга преподносила болезни и страдания. Люди опухали от голода и умирали.
Чтобы не умереть от голода семья Ровенских решили сбежать. Ушли ночью и бежали несколько ночей. Были моменты, когда добрые люди, рискуя своей жизнью, укрывали беглецов в своих домах, в подполье. Так семья Ровенских попали в Горную Шорию и под фамилией Брагины обосновались в селе Аил, недалеко от золотых приисков "Илюшкин" Мужчины устроились на работу, на заработанные деньги купили избушку.
Узнав о побеге со ссылки из Томской области, муж сестры Прасковьи Ивановны приехал удостовериться и доказать, что Брагины это кулаки Ровенские. Узнав об этом семья перебралась в с Мандыбаш, где у 33 -летнего Фёдора Варфоломеевича ещё родились дети - я и брат Николай. Мне было 3 года, Алексею 8 лет, Николаю 7 месяцев, маме Прасковье 33 года, когда от всех переживаний умер дед Варфоломей.
В 1937 году моего отца Федора и его братьев Михаила 18 лет и Дмитрия 17 лет по доносу расстреляли(мы об этом тогда не знали). А нас "щенков" пожалели, объявили "врагами народа" Люди перестали с нами общаться. Глаза Марфы Яковлевны не просыхали от слёз и она ослепла. Все тяготы жизни: слепая свекровь и малые дети, легли на плечи моей мамы Прасковьи Ивановны.
С малых лет пришлось трудиться. Пашня была далеко за горой. Землю мотыгами обрабатывали мама и бабушка, а я носила воду из родника чайником. Сеяли просо "Камчатка" Со стареньким дедом - соседом ребятишки ходили в тайгу, собирали кедровые шишки, ягоды. Все были обуты в лапти, которые он нам плёл. Так выживали до Великой Отечественной. Когда началась война мне было 7 лет. К нам везли с фронта раненых. Мама работала в госпитале. Хлеб давали по карточкам по 200 граммов на человека. В очередь за хлебом стояли старики и маленькие дети. Был голод. Питались травами: заваривали крапиву и лопух, с которого опухали.
Мама и бабушка мечтали вернуться на родину в село Кокши. Зимой 1946 года продали избушку, купили быка, положили в сани мешок проса и мешок сухарей, посадили бабушку и маленького брата Колю и тронулись в путь в город Бийск. Мама, старший брат и я шли пешком, держась за сани. Был буран, идти очень тяжело, от деревни до деревни, где жили староверы, которые не давали нам даже воды. Только в одной деревне нас пустили переночевать, накормили картошкой в мундире и посадили на печку погреться. Хозяин был председателем колхоза. Я этого никогда не забуду.
Так добрались мы до Бийска и прожили там год у маминой сестры Ефросиньи Ивановны на улице Чехова. Когда прошла реформа денег, жить стало не на что. Ходили на полигон за город, собирали гнилую картошку.
Переехали в Кокши. От семейного поместья осталось два лиственных столба на том месте, где были ворота. Вырыли землянку, слепили из глины и соломы. Сени сплели из прутьев. Вошли в колхоз. Старший брат зимой валил лес, а летом сплавлял его по реке. Односельчане жалели нас, но были и такие, как Котосонов, который при встрече показывал на нас пальцем и кричал: "Бей кулацкое отродье!" Большая обида была на родственника Кольцова за предательство. Прасковья Ивановна за своё трудолюбие и кроткий нрав была в почёте в колхозе. Но пенсию маме не платили, так как муж был "враг народа" и якобы ещё не отсидел 10 лет тюремного заключения. Они верили, что Фёдор Варфоломеевич и его братья живы, сидят в тюрьме. Я много лет писала письма-запросы в НКВД, КГБ, МВД, но получала один ответ - таких нет.
До 1962 года было неизвестно, что же произошло с Федором Варфоломеевичем и его братьями. Однажды меня вызвали на ул. Ленинградскую МВД, взяли подписку о неразглашении, закрыли в комнате, где стояла какая то аппаратура и полки, и дали прочитать документы о том, что нас сослали и расстреляли трёх братьев ( в том числе моего отца).
Я продолжала писать и добиваться справедливости. И нас с братом наконец-то реабилитировали (потому что к тому времени никого в живых уже не было). Через 30 лет ходатайства я получила "Протокол допроса перед расстрелом" отца и его юных братьев. Храню у себя это страшный "документ"
Мне больно рассказывать детям и внукам обо всём пережитом нашей семьёй. Это голод, позор, унижения - вот моё детство и юность. Никогда не забуду сиротство.
Постоянно думала: за что тружеников сослали, за что отца и его братьев расстреляли?
Сейчас мне 83 года. Пишу стихи - крик души - (в день память жертв политических репрессий 30 октября).
Будь прокляты те времена
Жизнь прервана в самом рассвете
Ссылка, голод, тюрьма,
Опухшие ноги - поверьте!
С родными расстаться навеки!
Будь прокляты те времена!
Допросы, побои, умерших завалы,
Впереди роковая стена,
Позади-замурованы стены подвалов,
Холодна, голодна душа - поверьте!
Руки связаны назад.
Невинные люди ждут смерти
Исполнен лютой приговор
Спрятаны дальше секреты
А кости невинных людей
Навек мерзлотою одеты.
Невинных расстрелянных жертв
Вовек никогда не забудем
Мы дети-сироты родных,
Гордиться и помнить вас будем!
Свидетельство о публикации №218011201573
Валерий Неудахин 17.02.2018 11:24 Заявить о нарушении
Татьяна Валентиновна Шаталова 17.02.2018 15:02 Заявить о нарушении