Зараза

            В одном посёлке на остановке стояли люди, автобус ждали. Кто на лавочке сидел, кто семечками плевался возле урны мимо урны. Кто стоял, жевал жвачку и болтал о том, о сём. И ходил по остановке здоровенный кот. Некогда пушистое его одеяние свалялось в плотные колтуны, которые придавали отвратительный вид и доставляли коту ощутимый дискомфорт. Время от времени он старался их выдрать зубами или вычесать когтями.
- Нда-аа, некому тебя расчёсывать, – с юмором посочувствовала одна тётка и сейчас же пожалела об этом.
        Кот тут же бросил почесушки и, мыркнув, подбежал к ней с явным намерением потереться об ноги.
- Иди ты! – как коза подпрыгнула она и мигом выскочила из-под козырька остановки, брезгливо осматривая чулки.
       Сидящие под козырьком на лавочке тоже зачем-то встали и вышли прочь.
- Эх ты! Он же хотел, чтоб ты его за ухом почесала! – сострил мужик и в свою очередь тоже пожалел, что встрял. Кот тут жё подбежал к нему и тиранулся о штанину, оставив на ней след шерсти.
- Пшшёл, зарраза! – как конь лягнул его мужик и швырнул в него семечками.
       Отлетевший в сторону кот прекратил мурлыкать и отошёл подальше. Подобрав под себя все четыре лапы, он уселся огромным клубком и стал наблюдать за людьми каким-то прямо не кошачьим, а человеческим осуждающим взглядом. Словно хотел сказать:
- Эх вы! Я к вам по-хорошему - с песнями, с лаской, а вы все, как… нелюди!..
- Ишь ты! Смотрит-то как… – тихо заметил кто-то. – Прямо прокурор-обвинитель!
       А кот посидел, посидел так-то, потом встал, понюхал шелуху семечек, посмотрел на людей и ловко вспрыгнул на урну. Покрутившись на её краешке, он развернул зад в её нутро, оттопырил хвост и, прижмурившись, умиротворённо зажурчал. На остановке все разом притихли, вытянули шеи и уставились на него. А оправившийся кот аккуратно развернулся мордой в урну, понюхал, понюхал, поскрёб лапой по её краю и, спрыгнув на землю, стал нализывать под хвостом.
- Вот тебе и «зараза»! – поражённо произнёс мужик и даже перестал плеваться семечками. Все сразу заметили, что он заплевал лушпайками всю остановку.
- Домашний он! – строго сообщила откуда-то появившаяся старушенция и с горьким апломбом коротко поведала: - Заболел чумкой, его и выгнали. Знаю я этих людей. Бог им судья! – и она подошла к коту, взяла его на руки: - Кис-кис, иди ко мне, милый.
       Кот сразу благодарно замурлыкал громко, старательно, как трактор.
- Чистый он и аккуратный очень! – стала гладить его старуха. – Ходит только на унитаз. Вот только колтуны не даёт обрезать. Видно кожа у него после чумки болит, – и она бережно понесла кота, словно корзину с яйцами, сюсюкая над его макушкой ласковые уговорочки: - Ну пойдём домой, милый, пойдём. Есть у тебя дом. Не брошенный ты…
       Остановка сразу будто осиротела. Кто-то вполголоса стал вспоминать свои истории с животными. И каждый думал о том, чтобы побыстрей приехал автобус и увёз его отсюда, где хором обижали того, кто эту обиду совсем не заслужил.
       А возле урны внезапно налетевший ветер кружил фантики от жвачек, окурки и шелуху от семечек.

(г. Тула 2007) 
(рис.Сёстры Рудик)