Исповедь Надежды

     В Ростове, пока поезд стоял, и менялась бригада машинистов, службы слесарей заливали в систему воду, проверяли тормоза, чувствовалась суматоха, - они должны были за время стоянки выполнить свой круг обязанностей и вовремя отправить поезд.
   На  платформе было много людей, - производилась посадка пассажиров. В порядке живой очереди Иван с Эдиком, держа в руках лёгкие чемоданчики, предъявив кондуктору билет, не суетясь, вошли в вагон. Их спокойная манера поведения говорила, что они часто ездят в поездах и что они едут опять куда-то в командировку. У них даже чемоданчики были одного покроя, но отличались лишь цветом.
  В вагоне работали кондиционеры, и не  чувствовалась уличная жара. Дверь в их купе была открыта, а на проходе вдоль окна стояли  ехавшие пассажиры. Иван с Николаем вошли в купе, забросили свои чемоданчики на багажную полку и уже присматривали место, куда бы присесть, как раздался женский голос:
-Терем, терем, теремок, кто в теремке живёт? – и приветливо улыбаясь, вошла пышноволосая женщина лет пятидесяти. Она увидела перед собой двух прилично одетых    мужчин лет под сорок.
    -Мы, мышки - норушки, - чуть не в один голос  ответили мужчины и рассмеялись сами, что так дружно  неожиданно получилось без репетиции.
    -Сейчас я уберу, -  засуетилась женщина. – Так уж получилось, что моё место на второй полке, и поскольку ехала в пустом купе, то пользовалась нижней полкой.
    -Не переживайте, мы так привыкли, нам как раз желательно вторые полки, чтоб не мешать другим! – подвёл итог мужчина с кудрявой и непослушной шевелюрой и развернул скрученный матрац на второй полке, тем самым, застолбив своё место.
   -Ну а я напротив тебя на второй полке, - быстро среагировал второй мужчина такого же роста, но с неглубокими пролысинами. – Как же я  могу оставить его без догляду? Мне его жена строго настрого наказывала доглядывать за ним, - шутя, объяснял он женщине и уселся рядом с другом на свободную полку.
Дальше пошёл ничего не значащий разговор, познакомились. Она узнала, что мужчину с шевелюрой звать Эдиком, а мужчину с пролысиной звали Иваном. Мужчины же  узнали, что её зовут  Надеждой.
Поезд тронулся. Мужчины дождались, пока к ним снова не подошла проводница, забрала билеты. Поскольку постели лежали рядом с матрацем на полке, то  мужчины после её ухода, начали стелить постели. Николай, переодевшись, заспешил на полку.
   -Ты что, и перекусить не хочешь? - спросил его Иван.
   -А ты что, после ресторана уже проголодался? – на вопрос вопросом спросил его Николай.
   -Да нет, но чайку бы можно испить, - ответил Иван.
   -Давай часочка через два.
   -Лады,
   Усевшись на лавки, друг против друга, Надежда и    Иван молча, смотрели  на пробегающие дороги и деревья.
Надежда задала Ивану несколько вопросов, типа куда едете и зачем.  Иван, отвлёкшись от мирской суеты, когда всё уже  было сделано и всё осталось позади, теперь мог подробно рассказывать Татьяне о своей жизни.
    За разговором не заметили, как доехали до следующей станции, и поезд остановился напротив вокзала. Только тут Надежда с Иваном выглянули в окно, но  к купе подошли мужчина, примерно ровесник Ивану, с мальчишкой лет пятнадцати.
   -Здравствуйте, - поприветствовал мужчина - Нам билет в ваше купе.
   -Место-то есть, но одно, - просто ответил Иван.
   -А нам и нужно одно, - сразу же ответил мужчина и, переводя взгляд с Ивана на  Надежду, сказал:
   -У меня будет к вам одна просьба, проследите, чтоб сын мой, Костик, вышел в Туле, а то он может и проспать. Первый раз он едет без сопровождения, к бабушке на каникулы, да и пора самому к самостоятельности привыкать, от няньки отрываться, ведь уже пятнадцатый год, - и указал на тихо стоящего Костика.
   -Хорошо, хорошо, - сразу же согласилась Надежда. – Мы дальше едем, а в Туле мы будем часов в десять утра, если сам не проснётся, так мы его поднимем и проводим.
    -У меня такой же растёт, - участливо проговорил Иван. – А за него не беспокойтесь, присмотрим.
    -Вот спасибо, вот спасибо. А в Туле его встретят, - заспешил    мужчина, так как поезд отпустил уже зашипел тормозами и собирался трогаться. Мужчина побежал к выходу. Уже за вагоном он что-то говорил,  идя за вагоном, но поезд его обогнал, и он остался позади.
   -Ну вот, Костя, считайте, что вы  уже едете к своей бабушке. Разворачивайте матрац, стелитесь вот на нижней полке, - и, поднимаясь, уступил место.
  -А можно мне на второй? Мне посмотреть хочется с высоты, -  и такими просящими глазами посмотрел на Ивана, что Ивану стало как-то стыдно, что так умильно его просят.
   -А вы не упадёте  с ней? – поинтересовался  Иван.
   -Вы меня совсем за ребёнка считаете, - укоризненно ответил мальчик.
   -Да вам, молодой человек,  хоть тридцать лет будет, а для нас, отцов, дети всегда  будут ребёнком. Вспомните мои слова, когда сами отцами станете. Ладно, стелитесь на верхней полке. Сами постелете?
   -Конечно! – с готовностью ответил Костя и начал быстро стелить постель.
   -Молодец, - похвалил его Иван, видя, как Костя ловко надевал наволочку на подушку.   
    Начатый и прерванный разговор, Иван продлил лишь после того, как Костик взобрался на вторую полку. Он искренне рассказывал и припоминал эпизоды из своей жизни. Были в ней разные случаи, где-то ему везло, а в иных эпизодах попадал в такие ловушки, о которых он и не подразумевал.
    Окончив разговор, Иван замолчал. Молчала и Надежда. Она видимо сопоставляла свою жизнь с эпизодами Ивана, и это сопоставление близко тронуло её.  Вздохнув, она всё же начала рассказ о своей жизни.
   -Мне было семнадцать лет, когда в один из майских вечеров, на Невском проспекте Ленинграда повстречала парня, Григория. Много счастливых и долгожданных минут,  провела я с ним, и Григорий был настолько увлечён мной, что только теперь понял, что такое любовь и хотя понимал всю бессмысленность встреч, но и разорвать их не мог. Им овладела моя гипнотическая сила, пересилить которую он не смог. Полюбил так, как любят только в 20 лет, - безрассудно, по случайному выбору сердца, ради печалей и радостей самой любви. Он увидел меня, – и всё было решено.
Ему нужна была только я, никто не мог заменить меня;  какой бы я ни была – красивой или безобразной.
   -А вы любили его? – спросил её Иван.
   - Без ума!  Встречи продолжалось два месяца. Он оканчивал военное училище, и наступило время, когда их стали распределять по воинским частям. Попал он на Дальний восток. Я же осталась в  Ленинграде оканчивать  медицинское училище. Дни, похожими один на другой, сливались с ночами, и, казалось, им и конца не будет. С Григорием я  продолжала переписываться, хотя долго и скудно ходила почта.   Она на какое-то время остановилась, видимо вспоминая своё тяжёлое время.
   -Когда я окончила училище, - продолжала Надежда, - то меня направили в  Ригу. Проработала я около года и  поехала в Ленинград на день освобождения города. Туда же как-то смог выбраться и Григорий. Больше того, он просит моей руки, но здесь же и сообщает, что он женат, но жена его лишь формально считается женой, - она вышла замуж за второго, бросив его, Григория, но почему-то  не даёт развода.  Узнав эту новость, я не поверила ему, думая, что эта одна из известных  басен всех мужчин. И я не хотела несчастья другой женщине, не хотела рушить семью, ведь именно из-за неё, как я думала, разрушилась семья. На прощание  сказала ему: - Ты забудь обо мне, как и я о тебе, как бы тяжело нам ни было, ибо будущее поколение, твои дети, нам этого не простят. Так что ищи их, сходись и живи. Согласия на брак я так и не дала. С тем мы и расстались.
    -А как же он за такое короткое время успел, и жениться, и развестись?! - возмутился Иван.
   -Оказывается, он женился ещё до встречи со мной. Так он мне говорил.
   - Что, любовь с первого взгляда?
   Надежда на этот вопрос не ответила, но с минуту что-то обдумывала.
   -И всё  же меня мучил и терзал неотступный вопрос, - продолжила Надежда, - имела ли я право ввергать  Григория в такое отчаяние, отказать ему.  А, между тем, я любила его, и всё же заставила страдать, и сама мучительно страдала.
   -Что, и парней не было, ведь вы были, судя даже по теперешнему виду, красавицей. 
   -Никто меня не интересовал, да я и никуда не ходила, никого не искала.
   -Обычно девчата прозорливее и смотрят не так, как мы, ребята.
   -Это теперешние девчата на всё могут пойти, и то не все. У каждой есть голова на плечах
   - Так он и уехал один?
   -Так и уехал. Хотя я отслеживала его жизненный путь и  даже прислала после его свадьбы поздравительную открытку.
    -Да…, - протянул Иван, - сильная вы женщина. – Как же вы жили дальше?
    -Как? А примерно так, как вы только что говорили, закрыла я своё сердце  на замок и примерно через год  вышла я замуж за Семёна, уроженца из Новороссийска, куда переехала  вместе с ним на постоянное местожительство.
Троих детей нажила я, Семёну  о Григории не сказала, утаила, а мысль о Григории не покидала меня. Я продолжала любить его, хотя и знала, что ничего уже не может получить от его любви, кроме сердечных мук. Это же грех – жить с одним, а думать о другом.  На дальнейшие встречи я не могла рассчитывать,  и у него, и у меня были семьи. Нет ничего страшнее трезвой совести, когда этот голос звучит в тебе, когда он будет обвинять меня.
   -Так вы всю жизнь и прожили с Семёном?
   -А сколько той жизни?  За это время  дети подросли, пошли внуки. Умирает от туберкулёза  мой  муж, Семён. Всю радость в жизни вселяют дети, а ещё больше внуки. И вдруг письмо Григория.
   -Во! – воскликнул Иван, - и как вы отнеслись к этому письму?
   -Письму я обрадовалась, как радуются  задушевному разговору, так досадно прерванному, а теперь так неожиданно возобновившемуся и согревающему вновь. Ведь в разлуке   острее ощущается необходимость друг для друга. Только в разлуке понимаешь необходимость  встречи.
  - Что же писал Григорий? – волнуясь, спросил Иван, так близко принявшему к сердцу судьбу Надежды.
   -А вот почитайте, - и она,  не стесняясь, полезла в своё потаённое место на груди и вытащила оттуда горячий листок бумаги, исписанный мелким почерком, и протянула его Ивану.
   -Нет-нет! – заговорил быстро Иван и выставил обе руки, загораживаясь от листка. – Я чужих писем не читаю.
   Татьяна только взглянула на Ивана, ничего не сказала и, придвинувшись поближе к окну, начала читать:
   -« Дорогая Надюша! Не хотел тебе писать об этом, но, видимо, другая, какая-то живая сила преодолевает силу Судьбы, которая меня посетила полтора года назад. Умерла моя Полина ещё в позапрошлом году. Думал один и доживать век, но каждый день, каждый час ловлю себя на мысли, что думаю о тебе. Сколько это будет продолжаться? Я думаю, настало время  исправить нам ошибки нашей юности, которой мы  тяготились всю жизнь. Ни ты, ни тем более я, не прожили так свою жизнь, как полагается её прожить. Это было просто игра в жизнь. Приезжай ко мне в Ленинград, хотя бы дня на два, а может и на всю жизнь. Не раздумывай много, я всё подумал и за тебя. Встречаю 24 мая вашим поездом. Твой Григорий».
   Иван молчал после прочитанного письма. Татьяна с любовью свернула письмо, как было, и вновь положила в потаённое место и лишь после этого заговорила:
   -А позади 51 год прожитой жизни. Вот она та самая  Надюша, пополневшая, с чуть заметной  с девичества походкой, можно ли узнать в ней ту Надежду, но в душе это такая же Надя, как и 34 года назад. Казалось бы, вновь бы скорой походкой побежала на встречу,  но теперь мне не даёт это сделать и солидность, и что скажут мои дети и внуки.
    Надежда остановилась, словно собираясь с мыслями, и сама ещё не знает, что ответить на слова Григория.
   -С одной стороны, я против этой поездки, ни к чему это, аморально, а с другой стороны говорит сердце, а что здесь аморального. И дети меня поймут, они взрослые, и я вот еду хотя бы узнать, почему и зачем. Но если я  не должна приехать,  то почему же сердце моё бьётся так, что я слышу каждый удар. Может  жизнь моя уже решена  Григорием, помимо моей воли?
    Казалось, Надежда уже не говорила с Иваном, она уже говорила сама с собою, отрицая и убеждая сама себя. Это была её исповедь.  Одиночество спутало и взяло её в плен, и ей не с кем было поговорить о таких потаённых вещах. И вот случайность, можно выплеснуть нарыв души незнакомому человеку, она не знает его, он не знает её, и они больше никогда не встретятся. Никто не будет её осуждать, всё тяжесть уйдёт как в песок. Это было очищение её души.
    И, словно подведя итог всей жизни, Надежда сказала:
    -Вся наша судьба, - перепутье. Чем дальше мы скитаемся по свету, тем более мы одиноки. Выбрать надлежащее направление очень трудно. Чем труднее становится выбор в жизни, тем тяжелее жить, тем больше надо владеть самой оттого, что в такую минуту ошибка дорого может стоить и себе и другим.     Вот и еду на эту  встречу, хотя до сих пор сама не знаю, останусь ли там или вернусь обратно.
    Наступило молчание.  Дверь в купе до сих пор была открыта, хотя на улице уже было темно, и на переездах мелькали огни фонарей. Эдик и Костик посапывали на верхних полках, да стучали колёса на стыках.
    После Надиного рассказа советы были неуместны, но всё же Иван сказал:
   -Вы же едете по зову сердца, слушайте его, оно не обманет.
                04.12.2016