Воробьи

                Это маленькая история о моих соседях не совсем обычных и из тех, которых не выбирают. Когда они появились, теперь не имеет значения, но мы живем рядом и главное терпим друг друга.

      Город далеко, его не слышно. Кругом лес и только на маленьком пятачке, среди высоких сосен, в правильном порядке расставлено около полутора десятка домов. В холодные сырые ночи до этих строений лишь иногда долетают звуки где-то далеко проходящих тяжелых железнодорожных составов, да раскаты грома во время грозы нарушают тишину этого места. Жизнь кипит здесь исключительно в весенне-летний период. Дома наполняются людьми, улица детским смехом, а огороды и сады истосковавшимися по земле горожанами.
      Ранней весной тихо. Снег понемногу теряет свою белизну и медленно оседает под напором тепла и солнца. Голодные стайки синиц, желтыми шариками скачут по веткам, копошатся в траве у оттаявших стволов яблонь и пронзительным щебетом подзадоривают друг друга. Небо с каждым днем поднимается все выше и наливается голубизной. Невесомый и прозрачный воздух наполняется запахами и звуками.
      Весной и началась эта история.
Увидеть воробья да еще в таком удаленном от города месте, было полной неожиданностью. Сначала я не поверил, но приглядевшись, понял, что это действительно – воробей. Мы привыкли к этим птичкам и воспринимаем их, как неотъемлемый атрибут городской суеты, шума и бесконечной гонки. Да и сам воробей вечно спешащий, кричащий и рыскающий под ногами, символ безумства города.  Подумалось, что это залетный и появился здесь случайно, лишь для того, чтобы глотнуть свежего воздуха и отдохнуть от всяческих дел. 
      Земля оживала, освобождаясь от снега. Зацвели синие и желтые крокусы, ревень прорвался к свету ярко красными скрученными листьями, набухли фиолетовые шишечки бутонов гиацинтов, а по жухлому газону забегали худющие трясогузки. Все прогревалось солнцем и наполнялось теплом. Природа нежилась после зимы, а весна медленно набирала силы, но ее, еще сонную, уже терзал и не давал покоя птичий щебет. Больше всех в этом хоре старался воробей и его трескотне не было конца. Коричневый красавец скакал по веткам перед невесть откуда появившейся серой красоткой и кричал, что есть мочи. Он старался изо всех сил, расправлял свои орлиные крылья и совершал невероятные прыжки с такой ловкостью, что  этому комочку перьев мог бы позавидовать самый шустрый кузнечик. Она же, хитрюга, серьезная и спокойная сидела на ветке, оценивая его красоту и достоинства.  Смешно. Можно подумать, что у нее есть выбор, а от претендентов нет отбоя.   
      Наконец ухаживания прекратились, каждый определился в своих симпатиях, и пара приступила к выбору жилища. Чем привлек птиц мой дом не известно, но именно он был облюбован воробьями под жилище, которое и стало активно ими  обустраиваться. 
      Не виртуозы в полете, они ловко проскакивали в узкую щель между покатой крышей и подшитыми к ней снизу досками. Скоро из этой щели стали торчать сухие травинки и мелкие веточки. Судя по всему, началось строительство и занос, а точнее залет, стройматериала под мою крышу. Иногда веточки никак не хотели проходить в щель и воробьи их бросали, заменяя новыми. Определить окончание строительства было не сложно, просто мусора под гнездом не становилось больше, а из щели под крышей больше ничего не торчало. 
      Несмотря на соседство, в наших отношениях не было панибратства. Птицы пугались и всегда были недовольны моим присутствием. Возмущению их не было конца, для кого, в конце концов, построен дом для них двукрылых или для нас двуногих? Наверняка, так и рассуждали воробьи, когда мы сталкивались с ними и разглядывали друг друга.
      Каждый день заканчивался у воробьев жуткой суетой. Сначала пара бессчетное количество раз ныряло под крышу в свое гнездо и вновь появлялась на заборе или на ветке растущего рядом ореха. Затем только воробьиха подолгу торчала вниз головой из щели под крышей и что-то недовольно кричала своему избраннику. Он же сидел на узком выступе оконного наличника и лишь изредка пытался вставить свой чирИк в ее бесконечный монолог. Так продолжалось долго.
      День подходил к своему завершению. Наступал короткий промежуток времени  между сумерками и ночью. В сереющем небе разгоралась луна и появлялись самые яркие звезды. Весенний день, как и летний, угасает долго с переливами красок и нарастающим ароматом первых цветов. Горизонт постепенно исчезает, сливаясь с кромкой леса и уже не отличить где земля, а где воздух. Наступает ранневесенняя ночь тихая и беззвучная.
 
      Почти каждое утро у меня начинается с топота на крыше. Первый раз подумалось, что кто-то ходит и пытается проникнуть в дом через крышу, но это не реально. Было страшновато, но топот прервался так же неожиданно, как и начался. Объяснение всему нашлось быстро. Утреннюю разминку по крыше грациозно совершали пугливые сороки.
      Однажды сосед рассказывал, что к нему кто-то ломился в дом через крышу и он, выбежав на улицу, пытаясь помешать проникновению, но никого не увидел.  Спрашивал у меня, не видел ли и я кого. Мой рассказ о сороках его не успокоил, а лишь усилил подозрения о злоумышленниках.
      После утренней побудки устроенной сороками, раздавался первый шорох за перегородкой, говорящий о том, что проснулись и воробьи. Первым выпархивал самец, садился на штакетник забора, крутил головой и лишь потом издавал несколько звонких восклицаний. Затем появлялась воробьиха и, не обращая внимания на своего кавалера, мчалась куда-то. Он, как галантный кавалер, улетал за ней.   Целый день они носились по своим воробьиным делам, прыгали по голым веткам, оживленно чирикали и, случайно наткнувшись на меня в этой суете, отпускали недовольные реплики в мой адрес.
      Весна в полном разгаре. Ночи наполнились соловьиным пением и даже днем, среди птичьего щебета и массы других звуков, можно было услышать его голос. Не найти глазом эту маленькую птичку, а голос сильный и красивый. Жаль, что поет он не все лето, а лишь до тех пор, пока у него не появятся птенцы. После этого ему уже не до песен.

      Однажды, ранней весной мы с родителями были на рыбалке. Так получилось, что палатку устанавливали уже в сумерки и не приметили гнездо соловья. Всю ночь он пел, заливался и щелкал замолкая лишь на миг, чтобы вдохнуть цветочный аромат, почувствовать прохладу ночи и почерпнуть вдохновенье звездного неба. Музыку его песен невозможно передать, ее надо услышать, понять.
      Утром, измученный бессонной ночью, около палатки я обнаружил соловьиное гнездо, где лежало несколько голубых яичек. Тем же утром довелось увидеть лосиную семью, которая утопая в сером тумане по брюхо, как будто бы в брод перешла лесную просеку недалеко от нашей стоянки.
      Свежий воздух и хорошая погода сделали свое дело. Воробьи чирикали безостановочно и с каждым днем все громче и громче. У них появились птенцы. Теперь пара только тем и занималась, что бессчетное количество раз ныряло под крышу и вновь вылетало на поиски пропитания для птенцов. Пожалуй, только в это короткое время им было не до меня.
      Птенцы росли и теперь из щели под крышей, торчало несколько маленьких головок. Как они выпорхнули первый раз из гнезда, я не увидел, но воробьиной трескотни стало в несколько раз больше.   

      Лето выдалось жарким и засушливым. Даже ночь не приносила прохладу. Каждый день десятки литров воды выливались из шланга на землю, траву и цветы. Распылители работали без устали, орошая кусты, цветы и газон. Ну, какой полив без воробьев. Их было уже  восемь. Семья выросла, и отличить родителей от детей уже не представлялось возможным.
      В один из дней, измотанный жарой и смогом от горящих торфяников я сидел в тени и наслаждался видом водяных струй. Капли разлетались в разные стороны, рассыпаясь блеском и прохладой на землю. Воробьи заняли место напротив меня на ветках смородины и, изнемогая от жары, раскрыли свои клювы. Разбрызгиватель медленно поворачивался, направляя струи то в одну, то в другую сторону. Наконец одна из птиц не выдержав духоты, прыгнула под капли и с величайшим удовольствием застыла под каплями, превратившись в мокрый комок перьев. На следующем повороте распылителя она повторила свой маневр и вновь нырнула под прохладную воду.  Сидящие рядом воробьи с завистью смотрели на смельчака и одобрительно чирикать.  Под капли следующей волны прыгнуло уже три птицы, а уж на следующий раз вся стая оказалась под струями. Водная процедура продолжалась долго и доставляла удовольствие не только воробьям, но и мне, наблюдающему это зрелище. Купания стали проходить регулярно и привлекли внимание новых зрителей из числа моих соседей.
      Жара не спадала, висел смог, все пропахло гарью. Ближе к нашему жилью прибились и другие птицы, здесь они чувствовали себя в относительной безопасности. Появились сойки - большие и красивые птицы, правда, их трескотня никак не соответствовала их внешности. Три птицы облюбовали яблоню и с завидным постоянством, каждый день прилетали и расклевывали еще не созревшие плоды.
      Воробьям, сойки были безразличны, они не любили яблок, а питались мелкими насекомыми, мошками и червями из компостных ям.
В один из дней я приехал в свой дом не вечером, как обычно, а утром. Шум машины, в столь ранний час, не понравился моим крылатым соседям и они, не преминули высказать мне все, что они обо мне думали. Их возмущению не было конца, весь день они преследовали меня и успокоились только на следующий. Все лето мы соседствовали, я наблюдал за ними, а они за мной.    

      К осени появилась еще одна воробьиная пара. Она облюбовала себе место рядом с моими знакомцами, но вели себя скромно и тихо. Воробьи стали ленивыми и сонными, все больше времени они проводили сидя на ветках, монотонно и бесцельно чирикая, как бы обозначая свое присутствие.
      Сорняки падают в ведро, солнце не по осеннему греет спину. Уже чувствуется усталость от сезонных работ по саду и огороду, хочется ничего не делать, а просто сидеть, подставив лицо свету и теплу. Вот и воробьи забирают последние ласки солнца перед долгой и холодной зимой.
      Осень. Воздух наполнен запахом прелой листвы, грибами и ароматом последних садовых цветов. К вечеру теплая волна воздуха перемешивает все это и невозможно уже различить, чем он наполнен. Это запах осени.
      Небо высокое и прозрачное. Лес стоит тихий и почти голый. Птицы умолкли и только воробьи продолжают чирикать целый день напролет. Редко появляется новый звук, но пропадает вместе с желтогрудой синичкой или какой-то другой птицой.
      Дни стали короткими, ночи холодными. Зарядили дожди, лужи покрылись бурой опавшей листвой, все стало серым и бесцветным. Воробьи потерялись и обнаружить их можно было только по звуку.

      Заморозки и первый снег принесли свет и безмолвие. На голых ветках расцвели грозди огненно-красной калины и темно-сизые черной рябины. Вновь прилетели сойки и с большим удовольствием стали склевывать ягоды. А уж собирать урожай они большие мастерицы. С тонких веток рябины они склевывали ягоды точно также как и с вишни летом. Вишню же они помогают собирать мне каждый год, весьма оригинальным способом.
      Вишневые ветки, на которых висят ягоды, очень тонкие и выдержать большую птицу не могут. Сойки садятся на самые толстые из них у ствола, высматривают ягоду и пикируют на нее, ловко срывая на лету. С ягодой в клюве перелетают на яблоню, где глотают свою добычу. Самое обидное то, что съедают они только косточку, мякоть же бросают на землю. В отличие от вишни, ягоды рябины они глотают полностью. Однако я подметил, что часть ягод они сбрасывают на землю и делают это осознанно. Оказалось, что таким образом они делают себе запасы на будущее. Зимой, оставшиеся на ветках ягоды, съедают синицы и снегири, а оставшиеся под снегом ягоды весной доклевывают сойки, свиристели и дрозды. Точно так же они заготавливают себе боярышник и калину.

      Зима дохнула робко и застенчиво, вымела мошек, спрятала червяков. С каждым днем все больше снега и он уже не тает днем. Все разлетелись и попрятались.  Соседей моих не слышно и не видно. Нашли, наверное, себе зимние квартиры и улетели. Что ж будем ждать весны, ждать новой встречи, радоваться соседству и жить.