Мороз убивает бескровно с анастезией холодом

В зимней тундре умирать легко и безболезненно до убийственной простоты...

Выдержки из нового рассказа Лоры Белоиван — художницы, писательницы, директора Центра реабилитации морских млекопитающих, — в котором посмертное путешествие души становится увлекательным аттракционом. https://snob.ru/selected/entry...

Мастер-класс для такого писаки, как я. ашкеназ.




Я умерла в феврале 2004 года: смертью мне стал санный след, идущий вокруг горы и дальше вниз, одром мне был наст. Рабочая упряжка из двух оленей, ненецкий каюр Вадим, полная луна и тундра, блестевшая в лунном свете, как южное ночное море в штиль, — вот что происходило со мной за минуту до гибели. Нетривиальная смерть, мне понравилась: вы не слышали, что произошло с Белоиван? Что? Да умерла же. Как?! Ой, такой ужас, замерзла в тундре, да вы что, да-да-да, еще в том в феврале; а что она там делала, в тундре-то? — да кто же теперь знает, но, говорят, не хотела ехать, очень не хотела — по работе отправили.

Я стремилась в эту февральскую тундру так, как будто было мне там обещано великое счастье — я и от бабушки ушла, и от дедушки ушла, и от пограничников ушла я...

Хорошо было лежать под луной и уже ничего не бояться: ни упасть с нарт (сделано), ни замерзнуть (сделано-сделано-сделано), ни того, что придет росомачок и укусит за бочок (мертвому ли человеку жалеть свой бок для росомахи?). Мой труп ничего не хотел, ничего не чувствовал и никаких претензий мирозданию не предъявлял; единственное, что его беспокоило, — это свет луны, от которого хотелось умереть еще глубже: луна, как фельдшер скорой помощи, грубо оттягивала мне веки и тыкала в глаза лучом, будто б разумела что-то в реакциях зрачка. Чтобы обмануть фельдшера с его ярким скальпелем, я перестала закрывать глаза, и они замерзли открытыми. Сквозь них, разбив лед изнутри, вышла моя душа.

Я слышала стеклянный звук, а потом увидела себя со стороны. В этом смысле все было как у всех: и проклевывание души сквозь кожаные ризы, и полное покидание ею тела, и краткий обзор окрестностей (вид сверху, вид сверху-справа, вид сверху-слева, вид на собственный труп в контексте окружающей действительности). Труп произвел на меня странное впечатление: я его не узнала. Поверх наста была аккуратно сложена — руки вдоль туловища, ноги параллельно друг другу — ритуальная ростовая кукла. Она была одета в ненецкую одежду из многих оленьих ног, на голове у нее был повязан зеленый платок поверх шапки, на ногах валенки, на руках не помню что: должны были быть какие-то рукавицы, но я их не разглядела — мне быстро наскучило себя рассматривать, и я улетела.

*******************************
(См. картинки и видео с https://cont.ws/@vita1chuk/821808)

Ой, мама, я больше не могу,

Покидает душа тело на снегу


Рождество- Ты знаешь как хочется жить.(кавер на гитаре)

*********************************************

СНЕГ

 Только-только человек

Замер, на ночь глядя,

Как, лицом бледнея, снег

Всыпал снегопаду.



Всыпал яростно и зло,

Разорвав рубаху.

Аж, по первое число

Января. С размаху.



Для удобства сняв пальто –

Надо, Федя, надо! –

Всыпал, видимо за то,

Что мешает падать.



Всыпал будто и не он

Лёгок на помине,

Всем досталось от него,

Всыпавшего ныне.



Вроде вес в нём и объём,

Но на вид неловкий

Снег – тяжёлый на подъём –

На паденье лёгкий.



Человек и тот притих.

Не на зависть падок –

Знает, чтоб как снег идти,

Так же надо падать.

(Леонид Цветков)

************************************

Стадо в три тысячи голов исчезло.... пришлось  часами нагонять убежавшее стадо, часами разворачивать перепуганных оленей и перегонять их на запланированное место. Примерно в середине процесса я уже не чувствовала никакого холода (тепло ли тебе, девица? — да сойдет, дедушка), а потом, окончательно одеревенев, упала с нарт, когда упряжка Вадима неслась домой в стойбище по длинному спуску вокруг горы.

Среди мест, которые быстро, взахлеб, кинулась посещать моя душа, запомнились два.

Первое — шалаш на берегу тропического озера, в котором я жила на правах владелицы. Да, совершенно точно: это был мой шалаш. Кроме шалаша, у меня была лодка, и я ловила рыбу, стоя в ней на коленях. Снимая рыб с крючка, я морщилась точно так же, как морщусь, нечаянно видя, как кто-нибудь снимает рыб с крючка. Я заглянула в шалаш: в нем лежали какие-то вещи в пластиковых пакетах. Видимо, что-то из этих вещей было постелью, а остальное, может быть, одеждой. Я отчетливо понимала, что смогу узнать суть этих вещей, если сделаю усилие для возникновения желания узнать, но мне не было интересно узнавать даже то, сколько мне в этом шалаше на берегу голубой воды лет.

Второе место я запомнила во всех подробностях, но понять его смысл и назначение мне как раз и не позволили: при попытках проникнуть в суть меня отбрасывало в стратосферу, и оттуда, с высоты, подробности становились почти неразличимы.

Это был морской берег. Широкий галечный пляж, по всей длине которого валялся выбеленный плавник; кое-где виднелись ржавые бочки из-под ГСМ, не принятые морем. Я шла по пляжу, глядя под ноги, и время от времени наклонялась за желтыми и красноватыми полупрозрачными камешками. Это янтарь, думала я, значит, море — Балтика (на этой мысли меня выбросило в стратосферу первый раз). В какой-то момент, увлекшись камешками, я перестала думать про географию, а когда подняла взгляд, увидела в стороне странное сооружение: это тоже был шалаш, но не жилой, а какой-то — (в стратосферу).

Собственно, речь шла о полутора десятках бревен плавника, выстроенных конусом вокруг ржавой бочки. Я стала приближаться к сооружению и увидела, что на оконечности одного из бревен надета кукольная голова. Вопросов было так много, что меня вышвырнуло в небо уже окончательно: спустившись оттуда, я больше не смогла найти дорогу к этому пляжу.

А потом приехал Вадим, почти возле самого стойбища обнаруживший мое отсутствие позади себя, и стал поднимать мой труп на нарты. Поскольку с Вадимом, да и вообще со всей его семьей у меня были исключительно хорошие отношения, я стала помогать ему уложить меня так, чтобы я больше не падала с нарт; в процессе я обратила внимание, что он сильно расстроен всей этой ситуацией. Мне стало стыдно, и я из вежливости вернулась в тело.

Еще несколько дней мне было неуютно и неловко в нем находиться — будто бы взяла без спросу чужую, уже надеванную пижаму и хожу в ней повсюду, и все знают, что пижама не моя, как не был моим комбинезон «Таркосаленефтегаз», и мне самой пахло от этой одежды посторонним человеком — но какие у меня были варианты? Сперва я надела на себя себя, затем комбинезон, а затем привыкла. И глаз — левый; душа прорвала мне левый глаз — зажил: мне его мазали чем-то вонючим, от чего меня тошнило, но глаз переставал болеть, и я привыкла к полушаманским процедурам так же, как привыкла к пижаме с чужого плеча.