Стрекозиное лето

1
  Чудовищно жарким летом 2010-го года над Москвой стоял густой смог. На юго-востоке горели торфяники, и удушливый запах гари распространялся повсюду - проникал за плотно закрытые окна домов, просачивался в душные вестибюли метро, заползал под смоченные водой защитные маски задыхающихся прохожих. Обычно оживающий к июню и уже совсем живой и готовый показать все свои летние краски в июле мегаполис выглядел гипертрофированной копией Сайлент Хилла. Опустевшие улицы и малочисленные, быстро перебегающие от убежища к убежищу люди создавали атмосферу натурального зомби-хоррора.
  Солнце не появлялось на небе целыми сутками - утро незаметно перетекало в день, день в вечер. Смог сначала усиливался, а к ночи ослабевал, давая людям небольшую передышку в вынужденной кислородной диете.

  В старой хрущевке в одном из западных районов столицы, в длинной узкой комнате, похожей по форме на чемодан, стояла высокая кровать. Ебучая скрипучая кровать. Любое движение, каждый вдох больше положенного, даже излишне активная мысль вызывали отвратительный звук, раздававшийся как будто внутри головы. Данил попытался максимально осторожно вдохнуть через мокрое полотенце, накинутое на лицо. Кровать немного подумала и опять злорадно заскрипела. Данил сдался и сел, передвинув полотенце на лоб. Голова болела, глаза покраснели и слезились от копченого воздуха. Остаться в кровати значит впасть в очередной десятичасовой анабиоз до вечера, дожидаясь, когда мощность костров ада убавят и можно будет немного поготовиться к экзамену, чтобы потом с чистой совестью покинуть сознание. Умыться надо, а лучше душ холодный. А еще лучше провести день в ванной с запертой дверью и подоткнутой мокрой тряпкой. Проблема состояла в том, что так надо было провести еще почти неделю. Продержаться еще шесть дней, сдать экзамен и уехать куда-нибудь до самого зачисления. Куда угодно, лишь бы подальше от Москвы.
  Откуда-то из-под кипы бумаг на письменном столе смской зажужжал телефон.  Данил попытался нашарить на полу под кроватью тапки, не преуспел и босиком направился к книжному шкафу. Единственной непыльной книгой в шкафу был древний русско-немецкий словарь. И то подобной чести это полуантикварное издание было удостоено только с приездом Данила. Когда Соня увлекалась изучением очередного бесполезного языка, она переходила на него во всей переписке и иногда еще и в устной речи, насколько ей позволял словарный запас. Увлеченность окружающих ее лингвистическими упражнениями была ей малоинтересна.  Данил взял словарь и откопал телефон, раскидав листы с формулами и геометрическими чертежами. «Aufwachen. Ich werde in 20 Minuten dort sein».  Вроде знакомое слово. Данил пролистал словарь. Aufwachen – будить, просыпаться, пробуждаться. Ну хоть число буквами не стала писать, смилостивилась. Данил кинул словарь на кровать и пошел в ванную.

  Он долго умывался, словно пытаясь вымыть из себя запах копоти. Затем полил полотенце холодной водой, обмотал его вокруг головы, улегся в пустую ванну и начал дрочить. На Соню, конечно. Он много раз обещал себе прекратить это делать, но каждый раз придумывал очередную причину, почему можно еще разок. На этот раз причину он сформулировал в армейском стиле: «с целью повышения устойчивости к манипуляциям стратегического противника». Живо представленная сцена того, как он с серьезным и ответственным видом подписывает документ с такой формулировкой у самого себя и не менее серьезно отправляется его исполнять, оказалась настолько забавной, что он долго не мог кончить и вынужден был прибегнуть к сверхсекретным воспоминаниям из прошлого лета, от которых орудие быстро пришло в боевую готовность и разразилось серией выстрелов в стенку ванны. Данил отрегулировал насадку душа на максимальный напор и тщательно ликвидировал последствия боевых действий. Ополоснувшись, он выбрался из ванны и, обмотавшись большим махровым полотенцем, вышел в коридор, шлепая мокрыми пятками по паркету.

  Дверной звонок протрещал несколько нот из марша имперских штурмовиков. Данил и не подозревал, что этот инструмент был способен на что-то большее, чем пам пам пам-пам-пам пам-пам-пам-пам пам-пам. Открыто! – крикнул он и, не задерживаясь у входной двери, прошел в свою комнату и опять улегся на кровать. Соня вошла через несколько секунд, прошла мимо кровати, села на кресло у стола, крутанулась на нем полтора оборота и, запрокинув голову на спинку кресла, посмотрела на Данила. На ней было простое черное платье, темно-русые волосы перехвачены резинкой и стянуты хвостом на бок, на лице медицинская маска. 

  - Guten Morgen, Обломов, целыми днями в кровати валяешься? – Соня насмешливо сощурилась, сдвинув маску на шею и переведя взгляд на полотенце, которым Данил пытался закрыться целиком, но которого явно не хватало – ешь, спишь и дрочишь - и все не вставая с места?
  Данил загипнотизировано смотрел на нее, радуясь своей предусмотрительности, но с тревогой понимая, что принятых мер может быть недостаточно – противника не стоило недооценивать.
  - А ты что же, пришла разнообразить мой досуг? – попытался парировать он, одновременно без особого успеха изображая лицом равнодушие и усталость.
  - В некотором роде – Соня хмыкнула – ты же не слишком занят сегодня-завтра?
  - Ну вообще-то я к экзамену готовлюсь – Данил указал на заваленный бумагами стол. 
  - Неуважительная причина - Соня лишь на секунду скосила глаза и снова взглянула на него, уже без улыбки  – у меня  есть к тебе серьезная просьба.
  - Да? И какая же?
  - Съезди со мной к Ростику и помоги на него повлиять.
  - К Ростику? – удивленно переспросил Данил – а что с ним?
  - Он сидит на даче и упарывает наркотики уже две недели. Сказал родителям, что будет готовиться к экзамену, типа там не так дымно, а сам сидит и закидывается какой-то гадостью.
  - Внезапно. И что ты хочешь от меня? Ну упарывает, его дело.
  - Ну ты же его друг, поговори с ним. Я была у него позавчера, он меня прямым текстом нахуй послал – Соня, не отрываясь, смотрела ему в глаза – Дань, это серьезно, он вообще на все забил – и на подготовку к экзамену, и на сам экзамен забьет такими темпами, он вообще не в адеквате, с ним все что угодно может произойти. Пожалуйста.
  Мировой рекорд по применению двойных стандартов. Экзамен одновременно важен и неважен. Данил хмыкнул и перевел взгляд на потолок, словно взвешивая все за и против. Взвешивать, впрочем, было особенно нечего – перспектива заживо коптиться в квартире в тщетных попытках подготовки едва ли могла сильно нагрузить чашу весов.
  - Ладно. На этот раз великодушие и снисходительность – и вновь безуспешно – Соня лишь кивнула. Над  правдоподобностью эмоций явно стоило поработать.
  - Одевайся тогда в темпе, ближайшая электричка через полчаса, если поторопишься, то успеем – Соня потянулась к кровати, взяла словарь и, демонстративно развернувшись, стала листать его. Ну конечно, возможность отказа даже не рассматривалась, Данил слегка улыбнулся и начал собираться.

2

  Дорога до станции вела через пустые дворы, очерченные пятиэтажками в форме буквы Г. Потом по неасфальтированной дороге вдоль длинного ряда гаражей они вышли к парковой зоне и пошли напрямик, срезая путь через большой луг. Соня шла молча, задумчиво смотря под ноги. Данилу не хотелось приставать к ней с расспросами о подробностях ее прошлого визита. Накопит – расскажет сама, тем более в их с Ростиславом отношения Данил старался не вдаваться, полусознательно дистанцируясь от болезненной темы. Продумывать предстоящую встречу тоже не хотелось. Прямое насильственное вмешательство в чужую жизнь это как-то не здорово. Да и проблема какая-то надуманная, небось очередной Сонин загон, издержки воспитания.

  Они пересекли луг и вышли на парковую дорожку. За весь путь им не встретилось еще ни одного человека, что было неудивительно – в аду явно решили, что люди страдают слишком мало и подбросили дров в костер. Густая дымка заполонила весь парк, дышать было особенно тяжело в его центре, где огромные опушившиеся тополя соединялись кронами над тропинкой, образовывая закрытую, тихо шелестящую галерею. Пошли быстрее – в нос просопел Данил, ускоряя шаг и разгоняя сугробы тополиного пуха, лежавшие вдоль дороги. Соня послушно поторопилась вслед за ним. Нет, все-таки это его собственное сознательное решение, она тут ни при чем. Да? Наверное, документы в тот же универ подал тоже случайно и независимо? Себя бы хоть не обманывал. Мысли вяло ворочались, неспешно переваливаясь одна через другую. Это лето просто надо перетерпеть, потом другая, взрослая жизнь, возможность начать все заново. Инфантилизм во все поля. Ну и похуй.

  Они дошли до конца аллеи, поднялись по лестнице и вошли на пустынную платформу железнодорожной станции. Соня достала свой новомодный iPhone 3G и посмотрела на время.
  - У нас еще 3 минуты. Пошли к первому вагону, там ближе.
  -Давай лучше во второй, в крайних народу всегда много.
  Подошла электричка. Второй вагон оказался почти пустым. Данил сел у окна на последнюю непарную скамейку и прислонил голову к холодному стеклу. Соня села рядом и, достав наушники, нырнула куда-то в глубины немецкого фолка.
 
  А все-таки странно. Ростик был последним человеком, которого можно себе представить при слове «наркоман». Данил всегда завидовал ясности его мышления и невероятной, почти волшебной легкости, с которой он решал самые сложные математические задачи. Да даже хрен с ней с математикой. Когда Ростик объяснял, решение любой проблемы вдруг оказывалось элементарным, а в безвыходной ситуации обнаруживалась лазейка, и Данилу становилось неловко, что он не мог дойти до этого сам. В такие моменты он чувствовал себя туповатым Ватсоном, пытающимся отследить ход дедукции Шерлока Холмса. Хотя с другой стороны, Холмс как раз и был наркоманом. Данил улыбнулся забавной аналогии. В памяти пузырями всплывали эпизоды из истории их дружбы. Знакомство во дворе, параллельные классы, футбольная секция, компьютерные клубы, летний лагерь, школьные поездки, первые вписки, до странного совпадающие музыкальные вкусы, олимпиады по математике и физике, на которых Ростик неизменно брал призовые места, а Данил чаще просто тусовался за компанию. Но в  последние два года они почему-то стали общаться реже, хотя вместе перешли в один класс в новой школе.
  Соня пододвинулась ближе и положила голову ему на плечо. Ах да, вот почему. Данилу вдруг снова захотелось спать. Сон. Соня. Сон. Погрузиться в сон. Погрузиться в Соню. Данил фыркнул, отгоняя от себя дурацкие мысли. Электричка равномерно стучала по рельсам, пейзаж за окном постепенно выплывал из дымки. Данил закрыл глаза и задремал.

3

  До деревни добрались сравнительно быстро. Старый автобус, кряхтя раскаленным двигателем, притормозил у остановки на выжженном пустыре. Дальше от шоссе отходила пыльная узкая дорога со следами колес в многочисленных рытвинах и примятой порослью посередине. По краю поля, заворачивая за выступ леса, она вела к деревне, расположенной на берегу узкой речки в несколько ярусов – как будто от торта вавилонской башни отрезали сочный кусок и вывалили на маленькое блюдце. Дом Ростика примыкал к ограде заброшенного пионерского лагеря в самом конце нижнего яруса. Забор густо порос диким виноградом, а через ров сточной канавы мостиком была перекинута облезшая деревянная дверь.

  Ростик сидел на крыльце и курил. Гостям он нисколько не удивился и приветственно помахал рукой, разгоняя дым.
  - А вот и господа наркологи пожаловали в притон к зависимому – он широко улыбнулся нахмурившейся Соне – амбулаторно будете лечить али сразу в стационар потащите? Вижу, медбрата с собой взяла – Ростик протянул Данилу руку – так ведь он даже без халата, как его от пациента-то отличить?
  Соня подошла к нему и, схватив за подбородок, потянула к себе, пристально рассматривая зрачки. Ростик быстро закатил глаза и, вывалив язык набок, лизнул ей ладонь. Соня отдернула руку  и наотмашь ударила его по щеке тыльной стороной ладони.
  - Нихуя у вас тут порядки, сестра Рэтчед, - Ростик потер покрасневшую щеку – ладно, пошли, что ли, в дом, проведем чайную терапию – он сделал последнюю затяжку и выкинул окурок в ведро с дождевой водой.

  Открытая дверь странно подействовала на Данила. Мир на секунду зажужжал, резкость выкрутилась на максимум. Он вдруг ощутил яркое дежа вю, к которому карамельным сиропом примешалось ощущение сейвпоинта памяти – магнитофон щелкнул и встал на запись. Со всех сторон на липкую ленту-пленку стали слетаться расслабленные движения Ростика, резкая походка Сони, стрелки часов, показания термометра у входа, тени от старой изрезанной мебели, солнечные лучи, тянущие за собой миллионы пылинок. Чувство было не новым, но почему память иногда вдруг включалась, принимаясь фиксировать в мельчайших подробностях какие-то незначительные сцены, он не знал. Внезапной подсказкой всплыла идея сделать сцену значительной - раз уж пленка все равно крутится, почему бы не срежиссировать художественный фильм вместо унылой документалки?

  -Ты че башкой мотаешь в ахуе? – Ростик наполнил чайник и включил плитку - здесь ничего не поменялось с прошлого раза, я только вон постер себе повесил, чтобы на автопилоте не летать – он указал на большой плакат с космическим принтом, прибитый к стене в углу гостиной прямо перед облезлым диваном.
  - Без карты маршрут не вывозишь?
  - Без карты можно в такую далекую галактику улететь, что хер вернешься потом.
  - И часто ты летаешь, Скайуокер? – к Соне вернулось привычная язвительность, она чуть заметно улыбнулась. Только глаза оставались по-прежнему серьезными.
  - Следующий старт через час по плану – Ростик заметно расслабился, но ответил с вызовом.
  Данилу показалось, что он находится в той фазе тарантиновского фильма, где герои как раз допили кофе в шутливой беседе, и через секунду кровью зальет все стены. Он уже видел, как Соня набирает воздух и, не видя другого способа сгладить сюжетный угол, выпалил:
  - А топлива хватит на двоих? – внутренний сценарист схватился за голову. Ростик слегка приподнял бровь и улыбнулся краешком рта. Данил изо всех сил старался смотреть только на него.
  - С избытком! Как раз думал о том, что не помешает второй пилот, а то чет хал девять тыщ в последнее время ****ит много и не по делу – Ростик подмигнул Соне. Чайник весьма вовремя засвистел.

4

  Данил сосал мятный зеленый чай из калебаса и листал «бортовой журнал» - блокнот, в который Ростик записывал сигналы из далекого космоса. Сигналы были преимущественно в форме афоризмов либо двустиший. Встречались и зарисовки. На одной из страниц было изображено здание из заброшенного пионерского лагеря, разделенное на семь частей, между которыми были воткнуты факелы, горящие через один. Подпись к зарисовке гласила: на глазок разок отмерим, а потом разрежем на семь – мировой пожар раздуем и задолженность погасим. На следующем развороте был схематично нарисован витрувианский человек на фоне круга-монетки, к которому солнечными лучами сходились стволы множества ружей. Начинавшаяся сверху от рисунка надпись “ползи по дороге, мощенной рублями, от поднятых весел до кожаных кресел” заканчивалась внизу страницы “ты встанешь к стене, и тебя расстреляют те ружья, что ты на нее повесил”. Был и квадратный рисунок-логотип: два круга по одной диагонали, два треугольника смотрящих в разные стороны по другой. Ростик пояснил, что это значит “от и до”, но дальше пояснять отказался.

  - Сильно полыхнула, да? Чисто приехала на 10 минут за тридевять земель чтобы речь сказать - Ростик присел рядом и начал расчищать стол.
  - Да уж. Впервые от нее такое слышу, видать сильно задело.
  - Да забей. Ее всегда коротит, когда рабы не слушаются. Особенно когда преданные – Ростик ухмыльнулся.
  - Нахуй пошел. Лучше инструктируй давай.
  - Инструктирую. Ну название топлива тебе ни о чем не скажет, могу потом скинуть ссылку. Да и это не суть важно. Главное – это настрой. Полный релакс и правильная обстановка это главное для успешного путешествия. Ну и еще чтобы индивидуальных непереносимостей не было или загонов каких, иначе можешь подохнуть или кукушка может вылететь.
  - Кайф. Уже релаксирую.
  - Да их почти ни у кого нет. Короче – Ростик извлек из кармана маленький сверток фольги, развернул его на столе и ссыпал на стол горстку белого порошка – я буду как в фильмах по ноздре пускать, давно хотел попробовать, а ты лучше под язык закидывай, для первого раза так лучше. Твоя часть на фольге.
Он достал бумажник и, порывшись, извлек тысячерублевую купюру. Данил закатил глаза.
  - Ну бля, стодолларовой нету, поэтому и понты у нас бюджетные – Ростик свернул купюру трубочкой и, вставив в ноздрю, одним движением запылесосил весь порошок со стола – ух, ****ь, сочно нос дерет, аж слезы потекли.
  - *** ты Суворов, я пожалуй действительно лучше десновтирательством – Данил опрокинул фольгу в рот и немного потер об язык. Вкус был ужасно горьким, он еле сдержался, чтобы не выплюнуть кашицу из порошка и слюны и, слегка погоняв ее во рту, торопливо запил остатками чая.

  - Ну все, теперь ты сидишь и ждешь полчасика, а я кажется уже – Ростик поморгал и уставился на ковер. Данил откинулся в кресле и стал прислушиваться к своим ощущениям, машинально наблюдая за Ростиком. Тот сперва пересел с кресла на пол и начал молча разглядывать свой постер. Затем через несколько минут  достал наушники и, включив плеер, продолжил сидеть напротив плаката, но уже с закрытыми глазами и, почему-то, нахмурившись. Спустя непродолжительное время Данил и сам почувствовал изменения. Внимание невидимым течением начало сносить к углу комнаты. Данил послушно повернул голову и принялся разглядывать текстуру обитых вагонкой стен. Десятки солнц-сучков пульсировали, от них расходились волны по всей поверхности и, сталкиваясь, образовывали вычурные папиллярные узоры – как будто кто-то приложил гигантскую многопалую руку и накачивает весь дом непрерывным потоком энергии. Взгляд заскользил по стене, ускоряясь на гладких участках и притормаживая на шершавых, помедлил немного и перескочил на обивку дивана. Там тоже было на что посмотреть: каждая ворсинка жила отдельной жизнью, на сотни, тысячи километров раскинулись шевелящиеся леса. Воображение стало дорисовывать города на солнечной стороне дивана, проплешинами на обивке разлились великие озера, а складки расчертили маленький мир горными хребтами. Данил завороженно следил за жертвоприношением на главной пирамиде города, раскинувшегося на самом краю подлокотника, и, уже слившись с телом обезумевшего раба, готов был прыгнуть в полуметровую пропасть, когда Ростик вдруг резко поднялся и скинул наушники.
  - Давай прогуляемся пока светло, там погода охуенная – он глянул на Данила, в оцепенении сидевшего на краю дивана и понимающе улыбнулся – древние цивилизации от тебя никуда не уползут, пошли фиксировать настоящее.

5

  Ебучая волшебная дверь снова изменила восприятие. Память немного потухла, зато слепящим прожектором зажглось внимание. Данилу показалось, что он следит за каждой травинкой и каждым листком дерева. Любая песчинка въедалась в мозг и занимала в нем свое место – мир словно перешел в сверхчеткое разрешение, в фокус настойчиво лезли сразу все детали. Наравне с внешним миром загорелся и внутренний – вялые утренние мысли гудели разбуженным ульем. Каждая мысль стремилась на первый план и заставляла думать именно ее, быстро доводила себя до абсолюта, закрашивая собой весь спектр, и так же быстро тускнела и становилась незначительной мыслишкой, на смену которой уже лезла новая.

  - Го до речки пройдемся, покажу там тебе кое-что – Ростик открыл калитку и как-то смешно перепрыгнул дверь-мостик. Данил последовал за ним. Солнце уже миновало зенит и теперь подтапливало небо, которое уже начало протекать через горизонт голубыми каплями. Они быстро спускались к реке, хотя Данилу все время казалось, что куча важных деталей уплывает от него вдоль дороги, и он то и дело останавливался, чтобы проследить за одной из миллионов жизней, проживаемых вокруг него в ту секунду. Но Ростик шагал уверенно, полностью погрузившись в себя, и Данил доверился ему, пообещав себе обязательно прожить все эти жизни и додумать все мысли до единой.

  Они вышли на берег и пошли по старому деревянному пирсу, загнувшемуся буквой Г. В воздухе начал нарастать странный шум – как будто сразу несколько вертолетов заходили на посадку где-то посередине реки. Смотри – Ростик показал на конец пирса – вон там, видишь? За деревянными сваями на десятки метров раскинулось кувшинковое поле. Над ним было заметно какое-то движение, и, подойдя ближе, Данил наконец разглядел источник звука. В воздухе висели сотни стрекоз. Они спускались на кувшинки, тут же взмывали в воздух, сталкивались, разлетались, выписывали сложные ломаные линии и снова зависали на месте. Но главное – они пели. Их стрекот обволакивал, без того густой воздух почти затвердел, вибрации передавались всему вокруг. Данил почувствовал дрожь, как будто его тело вошло в резонанс с колебанием многокрылой системы. Желтые, зеленые, синие хвосты и крылья пульсировали в гигантском калейдоскопе, растекаясь по всему видимому пространству. Он уже не стоял на пирсе, а плыл в стрекочущем, переливающемся цветном туннеле, устланном бело-зеленым кувшинковым ковром, замазывающим далекий горизонт обратно на протекающее небо.

  - Ну как? – спросил Ростик одновременно тихо и оглушительно.
  - Охуенно – Данил не смог подобрать другого слова и лишь мотал головой и моргал, пытаясь прийти в себя.
  - Так и думал, что тебе понравится, сам тут раньше зависал. Слушай, ты же вроде уже пообвыкся в этом состоянии? Давай дотрипуем по-отдельности, у меня тут вдруг несколько идей возникло, я хочу их один пройти, а то когда я тебя веду, мне напряжно себя полностью отпустить – Ростик говорил немного несвязно, но Данилу показалось, что он понял его даже лучше чем обычно.
  - Да не вопрос, я тут пару часов прогуляюсь, потом обратно домой. Сколько эта штука еще будет действовать?
  - Хз, думаю еще несколько часов. Ну договорились тогда, главное до темноты не гуляй и в лес не советую ходить, без опыта можно и чекануться  - Ростик подмигнул ему, хлопнул по плечу и, не оборачиваясь, прошел обратно по пирсу и уверенно направился в сторону пионерского лагеря.

6

  За три часа Данил измотался до предела, а действие психоделика все усиливалось. Он побывал уже, казалось, во всех возможных состояниях – эйфорические витки описывали все большие спирали, сюжеты становились все изощреннее, обрастая множеством ложных финалов, а окружающее пространство все сочилось смыслами и идеями. Сперва Данил пытался по примеру Ростика записывать приходящие переживания, но быстро осознал свою полную неспособность подобрать правильные слова. Гениальные, божественные откровения, будучи записанными в заметках мобильника, мгновенно выцветали и становились пошлыми уродливыми фразами, не выражавшими и сотой доли изначального замысла. А через несколько секунд и сами откровения устаревали, и невидимый лектор начинал новый, во сто крат более сложный курс. И за ним еще один, и еще, с секундной передышкой на осознание.

  Он не помнил, как прошел по длинному серпантину все ярусы вавилонской деревни. На пути встречались люди, некоторые даже пытались заговорить с ним, но он не хотел их понимать и упрямо, исступленно шел вперед, шаг за шагом к недостроенной вершине. Наконец, в короткий момент проблеска, он обнаружил, что подъем кончился, и перед ним до самого горизонта расстилается пшеничное поле, окаймленное с двух сторон полосками леса. Недалеко впереди неподвижным часовым высился одинокий дуб. Могучая крона дерева отбрасывала тень на добрый десяток метров, и Данил, взмокший от пота за время подъема под палящим солнцем, поспешил в укрытие.

  Сквозь листву дуба пробивались солнечные лучи, и на стволе дерева вырисовалось что-то вроде созвездия. Точки и тире, как в детской раскраске, образовывали мучительно знакомый контур. Это рука, вот скрещенные ноги… Воображение быстро рисовало недостающие линии. Последний изгиб, и Данил обреченно улыбнулся. Ну конечно, цветами и стрекозами тут не отделаться, пришло время шагнуть чуть дальше. Солнечными красками перед ним был написан портрет Сони в полный рост. Данил почувствовал, как в нем что-то снова стремительно начало меняться. Слоями старой кожи отпадали неотъемлемые, казалось, куски его жизни. Увлечения, вкусы, предстоящий экзамен, беспокойство о будущем, дружба с Ростиком – все, что было важно и составляло его самого, больше не имело никакого значения. Кроме одного. Он шагнул вперед и коснулся рукой ствола дерева прямо в центре портрета. Солнечный силуэт запульсировал и начал плавно перетекать из дерева в руку и дальше, заполняя его целиком. Данил как будто ощущал, как его плоть переплетается с солнечной субстанцией Сони, сливаясь в единое целое. Мышцы напряглись до предела, по всему телу прокатилась оргазменная судорога. Он резко расстегнул штаны и обильно кончил прямо на ствол дуба. Сперма медленно сползала по коре, как будто дерево вдруг стало смолоточить. Данил обессиленно улыбнулся. Смола-альбинос. Он стоял, тяжело дыша, по-прежнему опираясь на ствол.

  На его руку вдруг опустилась ярко-синяя стрекоза.  Данил удивленно посмотрел на нее и вдруг понял, что все закончилось. Мысли перестали кипеть и стремительно остывали, свет вокруг померк и стал более мягким, тело больше не горело. Он встряхнул головой и провел рукой в воздухе – легкий шлейф и ничего больше. Достал мобильник и проверил время – прошло пять часов со старта, цифры почти не расплывались.

  Он медленно пошел обратно. Дул легкий ветерок, земля остывала после дневной жары. Кусты и деревья вдоль дороги молчали. Птицы, бабочки и стрекозы были просто птицами, бабочками и стрекозами. Ростика дома не оказалось. Данил чувствовал себя настолько уставшим и не готовым обсуждать пережитое, что решил не дожидаться его возвращения и, умывшись водой из колонки, дополз до дивана и быстро уснул.

7

  Охранник на проходной невыносимо долго выписывал пропуск. Соня нетерпеливо переступала с ноги на ногу, делая вид, что не замечает мельканий оценивающего взгляда. Наконец турникет мигнул зеленым, и она вошла на территорию больницы. Вдоль дороги, ведущей к главному корпусу, были высажены разлапистые ели, и пахло хвоей. Соня почти пробежала мимо них, и свернула к соседнему зданию. Еще один охранник, списки, четвертый этаж, палата 413. Дверь была открыта, и Соня, машинально стукнув пару раз, скользнула внутрь.

  Ростик лежал на кровати у стены и смотрел прямо перед собой. Он страшно осунулся за последнюю неделю. Его ярко-голубые глаза потухли, под ними разлились огромные синяки, впалые щеки потеряли и следы румянца.
  - Привет.
  Ноль реакции.
  - Я тебя навестить. Держи вот фрукты, съешь обязательно – она поставила пакет на тумбочку – тут бананы, апельсины и еще твои любимые киви есть.
Ростик слегка повернул голову и посмотрел на нее ничего не выражавшим остекленевшим взглядом. Соня поспешно отвела глаза.
  - Можно я у тебя тут посижу? Обещаю тебя не беспокоить. О, это твой скетчбук?
Не возражаешь, если я посмотрю? – она взяла с тумбочки «бортовой журнал» и принялась листать. Сперва бегло, не задерживаясь, потом внимательнее. По мере прочтения ее лицо менялось: от недоуменного к серьезному, от серьезного к испуганному. Перевернув последнюю страницу, Соня снова взглянула на него. В ее глазах стояли слезы. Она бросила блокнот и легла рядом с Ростиком, прижавшись щекой к его руке. Блокнот лежал на полу, раскрытый на последней странице. Поперек листа корявым почерком, как будто не рабочей рукой, было написано “И это всё?”. Жирные точки над ё прорезали бумагу, а точка вопросительного знака загнулась, превратившись в съехавшую в сторону запятую. Все следующие страницы были с корнем вырваны.

8

  Данил сидел у себя в комнате, развалившись на кресле. Солнце, с трудом пробившееся сквозь смог, бросало скупые лучи на письменный стол. На коврике для мыши заснеженным пиком сверкала горка белого порошка. Данил взял пластиковую карточку уже не действующего проездного на метро и аккуратно отделил четверть горки, растянув ее в узкую полоску. Затем он оторвал кусочек от листа бумаги, испещренного формулами, свернул его в трубочку и, наклонившись, втянул половину искрящейся дорожки в правую ноздрю, шмыгнул и повторил действие с левой ноздрей. В носу резко защипало, на глазах выступили слезы, по лицу разлилось уже знакомое онемение. Потерев нос, Данил стряхнул остатки порошка на обрывок фольги, завернул его кульком и спрятал в кармашек бумажника. Откинувшись на спинку кресла, он запрокинул голову и остановил взгляд прищуренных глаз на узорчатых обоях, которые уже начали едва заметное движение. На экране монитора белела вкладка лукового браузера с сайтом имени робота из звездных войн. Данил блаженно улыбнулся. Оставшийся месяц лета обещал быть бесконечно прекрасным.


Рецензии