Фифа

               

                Эту историю мне рассказал сторож в каком-то посёлке Кировской области. Мы тогда в самом начале нового века тащили буровую в Коми. Летний день подходил к концу и я со всей колонной напросился на стоянку в какую-то придорожную организацию. Спали в машинах, кто где ехал. Я со Славой-водителем в «Волге». Сон сначала сморил меня, да приспичило по малой нужде. Вернувшись в салон машины, я долго ворочался, пытаясь устроится поудобней на откинутом сиденье, но богатырский храп водителя заснуть мне так и не дал. В сердцах хлопнув дверцей, пошёл к сторожу в его кибитку. Он мне даже  обрадовался , стал расспрашивать-  кто, откуда, да как? Сам стал рассказывать, как хорошо им здесь жилось  каких-то десять-двенадцать лет назад.

                -Два колхоза,-говорил старик,- лесничество, РСУ, ПМК, две школы, шесть магазинов, гостиница и т.  д. и т. п...  Проговорили мы с ним до утра. Где-то вдалеке запели петухи,  замычали коровы.
                -Как ты думаешь?- неожиданно спросил он.-Корова умная скотина?

                Вопрос привёл меня в замешательство. Я как-то об этом не думал, но вспомнив своё детство и нашу норовистую бурёнку, которую нам с братом приходилось встречать из стада и   загонять во двор, высказал осторожное сомнение в её умственных способностях.

                -Вот и я так думал,- сказал старик.- До поры, до времени.
                -И что-же заставило вас в этом усомниться?- удивился я.
                -Случай и корова,- ответствовал старик.
                Видя мою неподдельную заинтересованность, продолжил:
                -Давненько уж дело-то было, лет двадцать назад, а то и по боле.  Я тогда на мельнице работал, уважаемый человек однако. Все к тебе с поклоном. Остался я как-то вечереть. На следующий день соседний колхоз должен был много зерна на помол привезти, а у меня движок затроил. Вожусь знамо, фильтры топливные открутил. Смотрю, народ мимо мельницы шлёпает. В сторону реки и болота идут. Бабы там, дети.  Знамо, опять Севка- пастух нажрался и стадо вечером домой не пригнал. Ну у меня-то своё дело, тороплюсь. Есть хочется. И тут крик со стороны болота, ужасный такой крик. Даже не крик, вопль какой-то. Я за свою жизнь никогда такого не слышал. У меня  даже мурашки по спине побежали и волосы на макушке зашевелились. Почему-то я отца своего вспомнил, царствие ему небесное. Он незадолго до своей кончины матушке моей, жене знамо, рассказывал, что де его больше всего на фронте поразило и в ужас привело — не передовая и не страх перед атакой, а как кричали, вопили и матерились сотни раненых в полевом госпитале, стащенных и свезённых туда после нашего неудачного наступления.
Я как будто в аду побывал,- говорил он.- Хирурги, с каменными лицами, кому ноги, кому руки режут. Сами все в крови, чище чем на скотобойне.  Я,- говорит,- от этого воя, чуть с ума не сошёл.

                -Вот, что-то подобное, я испытал, когда этот крик услышал. Так кричать может только обречённый, гибнущий человек. Как во сне, схватил я, знамо, лестницу деревянную, что у засыпного бункера стояла, да верёвку с ворот и кинулся бежать к болоту. А до него чуть ли не с полкилометра будет. Бегу и думаю, что не иначе кто-то в бочару провалился.

               -Заметив мой недоуменный взгляд, старик пояснил, что так он называет ямину, заполненную жижей, а сверху покрытую тонким слоем зыбкой земли с густой болотной травой. Года за два до этого, пьяный тракторист на тракторе в такую бочару угодил, так только по следу и нашли. Сверху ничего не было видно, даже тракторной крыши.
               -Глубина там большая, - добавил старик, - а где-то словно и дна нет. Пока  бежал, ещё два раза этот крик слышал. Вижу, водовоз Илья на лошади тоже с реки к болоту правит, бабы от дороги бегут. Знамо, мыслю, не померещилось. Добежал до края болота, а дальше куда? Оно-же огромное и в длину и в ширь. Только кумекаю, что если-бы из середины кричали, так я бы его и не услышал. Там же и деревья и кустарник, а это всё глушит, крик-то. Знамо, где-то с краю. Мечусь, туда сюда, ан нет, никого не видно и криков больше нет. Ну, думаю опоздал, хана знамо. И тут вижу, за кустами зад коровий торчит, а потом слышу, а корова-то пытается мычать, да как-то странно, мыкнет, а потом словно хрипит. Ну, я сквозь кусты пролез и прямо таки опешил. Корова-то передними ногами по колено в трясину ушла, морда-то у неё вывернута набок, да тоже щекой в жиже и рядом с мордой чёрная, безглазая голова с открытым ртом и рука, вцепившая за рог. Обежал я корову сзади, кинул лестницу, да по ней подобрался к голове. В тину руки запустил, за подмышки схватил, тащу. Корова голову поднимает, назад пятится пытается. Так совместными усилиями да и вызволили человека. Илья тут подбежал, дощечку — сидушку бросил, да с обратной стороны подлез. Всё бы хорошо, да не можем рук от рогов отцепить. Такая смертельная хватка. И уговариваем и по рукам долбим, дёргаем. Бесполезно. Сами уж по колено в болото ушли. Начали по одному пальцу разжимать. Кое как оторвали. Главное, всё это время пока руки освобождали, корова стояла, как каменная.

 
                -Тут бабы набежали. Потерпевшую мы им передали. К тому времени мы уж поняли, что Галину  спасали. Потом ещё корову вытаскивали. Под брюхо верёвку несколько раз пропустили, ребятишкам концы кинули. Одним словом вытащили. Бабы, к тому времени, бочку у Ильи с телеги выбросили, да в больницу подругу отвезли. Дня два она не разговаривала, никого не узнавала. Да потом детей её к ней привели. Она, как глянула на них, так и разревелась. И память к ней вернулась. 


                -С тех пор я у Галины главный гость. Ни одно застолье без нас с бабкой не проводит. Хоть я и говорю, как есть, что ты де сама себя спасла, ухватившись за рога. А лет десять назад позвали они нас совет держать, тут уж вся картина стала ясна. До этого, мы особо не вспоминали этот случай, чтобы лишний раз не бередить Галине душу. А тут она сама разговор начала:
 
                -Вот с Андреем — мужем ругаемся. Требует он, чтобы мы корову на мясокомбинат сдали. Старая она, молока не даёт, срёт опять же. Сена ей надо воз заготавливать. Новая корова у нас есть. А как можно Фифу на мясо?

                Тут у Галины даже слёзы выступили, руками замахала:
- Я ведь, когда в болото провалилась по колено, подумала сначала, что ничего страшного, палка у меня в руках. Сейчас обопрусь на неё, за кусты схвачусь, да и люди рядом. Вон, две минуты назад с Настюхой — соседкой разошлись. Только ничего у меня не получилось. Палка сломалась сразу же, как только я её плашмя положила, чтобы на неё опереться. До кустов я не дотянулась и буквально  через минуту, по пояс ушла. Тут уж я кричать начала: «Наськ, помоги, я провалилась!» Да только никто ко мне на помощь не пришёл. Чувствую, ухожу всё дальше и дальше в вонючую жижу и никакой  опоры под ногами нет, а только сдавливает меня  со всех сторон да вниз увлекает. И такой ужас меня обуял, так жить захотелось, что я уж так заорала, так заблажила, что аж сама от своего крика оглохла. Деток вспомнила: « Да как же они без меня сиротами расти будут?” Хоть и неверующая тогда была, а и Царицу небесную вспомнила: «Богородица, сжалься, помоги, спаси! Уверую!» Носком левой ноги какую-то опору нащупала. Замерла, боюсь пошевелится. По шею уж в трясине. Ещё немного и вся эта грязь в меня хлынет: в рот, нос, уши. И буду я захлёбываться и задыхаться...

                Вдруг, краем глаза вижу, корова ко мне идёт — Фифа моя. Я, прямо таки взмолилась: « Фифочка, родненькая, помоги!» А сама думаю: «Чем она мне поможет? Сейчас ухнется рядом со мной, да ещё и придавит.» Тут соскочила у меня нога с опоры и начала я медленно погружаться. Заорала изо всех сил в последний раз, руки вверх вытянула, ртом воздух схватила да и провалилась. Сжалась вся. В голове стучит: «Вот и могила. Задохнусь, а рот не открою!» Неожиданно, руки на что-то натыкаются, пытаюсь схватить это что -то. Понимаю, что это коровья морда. Вытягиваюсь вся в струну. Правой рукой хватаю за рог, левой рукой стараюсь нащупать  другой рог. Они - же, рога — то у неё почти кольцом над переносицей сходятся. Не как у других, из висков, да в растопырку.  Есть! Зацепилась!!! Подтягиваюсь, что есть силы. В какой- то момент понимаю, что голова моя уже снаружи этого дерьма. Дышу, плююсь, проваливаюсь куда-то... Потом всё плохо помню. Отдельные моменты: руки отцепляют, водой обливают, везут куда-то. А потом сразу детей вижу, палату больничную и понимаю — Живая!!! И как после этого всего Фифу на мясо. Да, я ей жизнью обязана!   Она же не просто подошла, она мне зацепится за рога дала, морду свою не отвела, когда я по ней грязными руками ползала, царапала...
               
                Старик рассказывал всё эмоционально, жестикулируя, меняя интонацию. Видно было, что скорее всего он это делает не в первый раз. В конце повествования, он добавил, что корову в её глубокой старости, погребли года три — четыре назад почти что с человеческими почестями. Было ей тогда не менее двадцати лет, что для её племени сродни ста человеческим летам.  Она де, почувствовав скорую смерть, захотела встать, да сил у неё уж не было. Подняться ей помогли, сама Галина и старик — рассказчик. И корова, поддерживаемая за шею Галиной, прошла за околицу, до места, где обычно паслось стадо и росло большое дерево. Там мыкнув напоследок и рухнула. Галина плакала навзрыд.
 
                -Человек двадцать сошлось к тому моменту, как закапывать собрались. - заключил старик. – Фифа, к тому времени местной достопримечательностью стала.               
               
                -Имя странное, не коровье, - заметил я, -  вроде выпендрижных баб так называют.
Это да. - охотно согласился он. – Только не они её так нарекли. Они же эту Фифу у татар купили. Когда покупали спрашивали: « Что за странное имя? “  А те им: « Не знаем. Дочка наша так назвала – Фифа. Но корова  на него отзывается.»               

                -Оно, пожалуй, ей шло. Не рядовая корова была. Знамо дело, интеллигентная корова была, чистоплотная. Мне Андрей рассказывал, что за ней одно удовольствие убираться было. Она всегда в одно место гадила. А что бы там на подстилку или рядом с яслями. Ни — ни. А новая, где насрёт там и ляжет. – завершил старик.
               
                К чему я всё это. Да вот смотрел газету « Комсомолку». А в ней статья, сколько собак и кошек за этот год спасли своих хозяев. Да и вспомнилась мне эта история.       
 Подумалось, что страна должна знать своих «героев». Кошки , собаки – это всё хорошо, а тут целая корова, да и сделала она намного больше, чем вовремя замяукавший кот. Коров много, а Фифа была одна. Впрочем, как и людей, много, но мало кто может сказать, что он кого то в этой жизни спас. Да что там спас. Помог в трудную минуту. Только по правде, без вранья...         

                И всё же гложет меня один вопрос: « Насколько  она, эта корова, сделала это осознано?»