Рыжик

В начале этого лета на наш двор повадился лазить соседский кот, которого я прозвала Рыжиком за его окрас, похожий на солнышко. Животик у него был белым, словно снег, а спинка, голова и хвост – рыжими, да еще и, с похожими на тигриные,  коричневыми полосками.   Поставила я для своего гостя недалеко от крылечка в качестве кормушки консервную баночку и стала в неё каждый день то кашу молочную класть, то супчика рыбного наливать. Но не подумайте, что Рыжик мне за это благодарен был.  Дикий и агрессивный по натуре, при виде меня, он всегда или зло шипел, обнажая свои остренькие клыки, или прятался за любой выступ.  А если во дворе появлялся черно-белый песик Чукча, чтобы полакомиться остатками из его кормушки, то кот бесстрашно нападал на него, и тот вынужден был с жалобным визгом ретироваться.
Каждый год, с весны и до осени вся территория вокруг нашего дома буквально утопает в зелени. А, поселившиеся в этих кущах дрозды, иволги, шпаки, сорокопутки, воробьи, крапивницы, пеночки,  сутки напролет, своим пением создают удивительную птичью симфонию.
Вот и в это лето птичьи парочки, высидев в своих гнездышках птенцов, принялись за их выращивание, и со всех сторон стал раздаваться писк, только что вылупившейся  детворы…. По всей видимости, этот птичий гомон и привлёк в наш двор Рыжика. 
Как-то после обеда я услышала, что из дальнего конца сада, где росли самые могучие деревья, несутся дикие вопли сорокопутки. Подкравшись поближе, я решила понаблюдать, что за проблема у нее появилась. И что же вижу?! Мой Рыжик, ловко взобравшись на высокий раскидистый орех, внимательно следит за этой красивой, к тому же не из робкого десятка, птичкой. Оперение у неё хоть и не яркое, но очень оригинальное: хвост, крылышки и клюв - черные, такого же цвета и очки, начинающиеся от клюва и заканчивающиеся чуть ли не на затылке; спинка и животик – розоватые, а головка и грудка пепельно-серые. За эти удивительные очки я прозвала парочку этих сорокопуток «МистерХ и Миссис Х».  Мне эти птички очень нравились и Рыжику, как видно, они тоже пришлись по вкусу.  Не напрасно же теперь он, сидя на ореховом суку, не сводил с одной из них своих горящих глаз.  Охота за ней у него была в самом разгаре.  Об этом мне говорил его энергично виляющий кончик хвоста и, то и дело обнажающиеся сабельки зубов.  Но, невзирая на это, сорокопутка бесстрашно «плясала» перед самым  его носом.    Её узкий черный хвост иногда даже касался его мордочки, словно, дразня: - Ну, вот же я!  Протяни лапку и достанешь!
Но Рыжик боялся рисковать, понимая, что, сделай он хоть одно неосторожное движение, и с приличной высоты камнем полетит на землю.  Вот поэтому-то он и подкрадывался к птице очень медленно, осторожно, внимательно следя за тем, как та вертится перед ним и оглашает округу своим, похожим на громкий хруст свежей капусты, криком.
Черные дрозды, взобравшись на самую вершину этого же ореха, с ужасом и сочувствием наблюдали за тем, как храбрая птичка, отводя беду от своего гнездышка, которое, по-видимому, находилось где-то рядом, поднималась все выше и выше.  А за ней, словно, привязанный, грациозно и мягко двигался ее враг.  Шли минуты, но Рыжик все ещё не решался, не то, что прыгнуть,  даже лапкой махнуть в её сторону,  хотя теперь зубы его обнажались всё чаще. Но неожиданно, в какой-то момент он вдруг понял, что по юркости и быстроте реакции ему далеко до этой маленькой птички.  И как-то сразу весь сник. Хвост его еще продолжал вилять, но уже без особого энтузиазма, пасть закрылась, и он начал, аккуратно перепрыгивая с ветку на ветку, с сучка на сучок, спускаться вниз.  Оказавшись на земле, Рыжик вдруг увидел меня и сразу замер, как вкопанный.  Немного постояв, он, будто и не было ничего зазорного в его поведении, пошагал вдоль забора в сторону дома, всем своим видом говоря: - Ну и что? У тебя тоже не все бывает удачно! Не умирать же мне теперь! Проживу как-нибудь и без этой вертихвостки!
А сорокопутка, то ли от переживаний, то ли для страховки, еще немного поверещав, успокоилась, и в саду воцарился привычный ритм жизни. Но не прошло и четверти часа, как вновь, теперь уже в районе курятника, над которым нависали ветви черешни, раздался отчаянный птичий вопль.  Затаившись за простыней, что сушилась на веревке посреди двора, я опять стала свидетельницей очередной позорной охоты неугомонного Рыжика.  Сидя на крыше сарая, словно египетская статуэтка, он и на этот раз пытался поймать птичку, только уже другую.  Кончик его хвоста снова ходил ходуном, а мордочка напряженно смотрела туда, где прямо перед ним, на высохшей, голой черешневой веточке, плясала и непрерывно чихала, как плохо работающий мотор автомобиля, молоденькая воробьиха.  В отличие от сорокопутки, эта дама встречалась опасность, что называется, лицом к лицу, а Рыжик буквально гипнотизировал ее своим взглядом. Пасть его уже не закрывалась, нос-кнопочка сморщился, ушки прижались к голове…. Вид у него был такой, словно, перед ним находился, источающий тонкий, аппетитный аромат, птичий окорочок.  Казалось, ещё немного, и Рыжик сойдет с ума от напряжения. Мне стало даже жалко этого горе-охотника.  А воробьиха, уже подустав от своего оглушительного и непрерывного «чихания», «пригласила» на помощь  супруга, который, уже на более низких тонах, продолжил всё ту же песню.  И вдруг, в какой-то момент, от отчаяния и разыгравшегося аппетита, из груди Рыжика вырвалось,  похожее, на стон, жалобно-тоскливое: - Мяу-у-у!
 В этот момент, отдохнувшая воробьиха,  присоединилась к мужу и в два голоса они принялись буквально «глушить» кота, при этом, непрерывно мельтеша перед его глазами, словно подзадоривая: - Ну? Ну же! Хватай! Хватай нас!  Но и на этот раз у Рыжика не хватило духу сделать прыжок.  Более того, он даже лапкой не махнул в их сторону. Я даже возмутилась его поведением.  Да, ты братец, оказывается, лентяй и трусишка! Только из банки и привык еду получать! А вы, воробышки – молодцы! Так ему и надо!  Будто прочитав мои мысли, кот еще раз, но уже совсем тихо, нерешительно мяукнул и, повернувшись, понуро поплелся через всю длинную крышу сарая на свою территорию.  Когда его фигурка уже готова была исчезнуть на другой её стороне, я вынесла из дома кастрюльку с остатками каши и направилась к баночке.   Рыжик мгновенно среагировал!  И меньше, чем через минуту, он, как ни в чем не бывало, наслаждался пищей, не забывая вскидывать глаза вверх, и, как всегда, следить за крыльцом, на котором я  стояла, словно спрашивая: - Не подвох ли это, не ловушка ли?  Не нападу ли я на него?  Но при этом ел он с достоинством, не торопясь, аккуратно, словно говоря, что и не очень-то проголодался, а охотился просто так: для забавы.