Глава IX

 После такого странного поведения Жюстины Соланж твердо решила, что так просто это все не оставит. Если прежде у нее не было веских оснований считать, что с новой женой де Тальмона что-то не так, и все объяснялось просто чувством неприязни, то теперь... Мадемуазель Дебри не знала точно, что происходило в комнате, пока та была заперта на ключ, однако дала себе слово это выяснить. Молодая женщина вспоминала, что, стоя на пороге, не видела в ней ничего необычного, значит, предметы не падали на пол, и причина шума была совсем в ином. Но в чем же? Не могла же Жюстина просто бить кулаками в стену, ведь ее руки не выглядели даже покрасневшими. Или удары происходили из-за чего-то другого?
 На этот вопрос Соланж не могла найти ответа, но после окончания игр с Виолой все-таки украдкой поспрашивала других слуг, не слышали ли они днем чего-нибудь необычного возле комнаты хозяйки. Те единогласны отвечали отрицательно, и только горничная, имевшая кстати и свои дубликаты ключей, обмолвилась, что какой-то шум был, но совсем недолго, и вряд ли означал нечто дурное. Скорее всего, мадам де Тальмон просто уронила что-то, но затем подняла и вернула на место - именно так считала служанка.
 В принципе, эта версия казалась вполне разумной, однако Соланж она не устраивала. Няня ведь точно знала, что помимо глухих ударов, которых было несколько, а отнюдь не один, слышала и сдавленные крики. Но отчего могла кричать Жюстина? Если бы что то случилось, она бы позвала на помощь в голос, а не так, словно зажимая себе рот во время крика. И почему она сразу решила, что Соланж за ней пытается следить? Не могла же она видеть сквозь стену!

 Терзаемая догадками и подозрениями, Дебри все же дождалась возвращения виконта. Когда он заглянул в детскую, чтобы обнять Виолу и передать ей подарок - марципаны в виде зверюшек - Соланж убедила его поговорить в кабинете наедине.
 Там молодая няня вновь принялась делиться своими сомнениями насчет Жюстины и рассказала о случившемся инциденте, умолчав лишь, что намеренно подслушивала за дверью, сказав, что просто в тот момент проходила мимо. Выслушав ее, де Тальмон поначалу нахмурился, но почти сразу успокоился.
 - Не волнуйся, Соланж, уверен, этому найдется объяснение. Я сейчас зайду к Жюстине и все выясню. Можешь идти.
 Не пытаясь больше спорить с виконтом, Соланж вернулась к Виоле. Ее сердце переполняли обида и досада. Де Тальмон почти поверил ей - и снова вдруг решил сперва все узнать от самой Жюстины. Словно она действительно навела на него какие-то чары! Молодая женщина не сомневалась, что новоиспеченная виконтесса сумеет придумать отговорку и заставит Жюлиана ей поверить. А все опасения бедной няни, как всегда, останутся без подтверждения.
 Чтобы успокоиться, Соланж нежно прижала к себе Виолу и поцеловала ее в макушку. Девочка немного удивилась такому выходу нежности.
 - Почему ты меня целуешь, но почти плачешь? - спросила она няню. - Тебя что, кто-то обидел?
 - О, нет, я просто очень люблю тебя, милая. И я ни за что не дам тебя в обиду. Никому.

 Жюлиан действительно заглянул в комнату молодой жены. Он застал ее за мольбертом, она создавала новую картину.
 - Могу я узнать, что ты рисуешь? - нежно спросил он, подходя ближе.
 - Это портрет тебя и Виолы, - ответила Жюстина с легкой грустью, указывая на пока что карандашные наброски, - Видишь, это ты, а вот она, сидит рядом с тобой.  Скоро я завершу контуры и начну раскрашивать.
 - Красиво. - продолжил де Тальмон. - Но... Где же будешь ты?
 - А я должна тоже присутствовать на картине? Почему?
 Жюлиан обнял любимую за плечи, заставив отложить кисть и карандаш.
  - Как это почему: ты тоже член нашей семьи, моя жена и новая мать Виолы!
 Девушка опустила глаза.
 - Новая мать... Не бывает новых матерей, это же самый близкий человек, а не платье. Как бы я ни старалась, я все равно не смогу заменить Виоле ее родную маму. Никогда.
 Виконт заметно побледнел.
 - Ты правда так считаешь? Значит, ты из-за этого сегодня долго сидела здесь и... Жюстина, скажи, ты плакала? Ты злилась?
 Девушка вздрогнула, а затем закрыла лицо руками.
 - Я не плакала и не злилась, мне просто иногда необходимо побыть одной, я не люблю все время находиться на людях. Вот и все.
 Жюлиан коснулся ее руки.
 - Только не сердись. Ты боишься, сомневаешься в себе, я понимаю. Но я чувствую, что лучшей матери для моей девочки невозможно найти.
 Глубоко вздохнув, Жюстина мягко убрала руку мужа и сказала, глядя ему в глаза:
 - Виола часто говорит, что ее волосы в точности как были у ее мамы. Иногда при мне она ее вспоминает. И сегодня мне захотелось... Я могу навестить ее могилу?
 Бледность де Тальмона усилилась, его руки немного задрожали.
 - Видишь ли, она... Амадина похоронена не здесь, она пожелала лежать там же, где и ее родители, в Ноане. Да, она завещала похоронить ее там, чтобы не смущать нашу дочь постоянным видом своей могилы, так она мне сказала за несколько часов до того, как...
 Дальше Жюлиан уже не мог говорить. Вытирая выступившие слезы, он лишь спустя несколько минут сдавленно продолжил:
 - Поэтому ни в семейном склепе, ни на ближайшем кладбище ее нет.
 - Жаль. - тихо ответила Жюстина. - Я бы хотела увидеть ее памятник.
 Де Тальмон перевел дыхание, пытаясь немного прийти в себя.
 - Но я могу показать тебе уголок ее памяти. Обычно я хожу туда один, но раз уж ты захотела увидеть... Пойдем со мной.
 Виконт привел супругу в оранжерею, где она еще не была. Там росло множество цветов и других растений, самых разных, в том числе экзотичных, которым было бы губительно жить в обычном климате пригорода Парижа. Мужчина вел Жюстину через пальмы, толстые широкие лианы, украшенные гроздьями соцветий самых разных окрасок, пока наконец они не добрались до самого дальнего уголка этого зимнего сада.
 Там, возле стены, стояла невысокая мраморная скульптура в виде бюста женщины с ангельскими чертами лица и невероятно трогательными глазами. Рядом бил маленький фонтанчик, а возле него лежали камелии. Возле памятника также рос большой куст белых роз, а под статуей на постаменте были высечены слова:
 "Была недолго ты женой, а матерью еще меньше. Но те три года навсегда останутся для меня самыми счастливыми. Я многого не успел тебе сказать, многого не успел сделать. Но я всегда буду любить тебя и помнить."
 Жюстина молча смотрела на этот памятник, и тоже не скрывала слез. Жюлиан же вновь начал говорить:
 - Амадина очень любила эту оранжерею, сама лично заботилась о многих цветах, а розы - это были ее любимые, и куст она сама сажала из семян, надеясь, что он сможет прижиться. Только ей так и не довелось его увидеть выросшим... Я не пускаю сюда Виолу, она пока не знает об этом месте потому что еще мала. Я приведу ее сюда чуть позже, когда она сможет до конца все понять. Да, моей первой супруги нет, но пока эти розы цветут, в них всегда будет часть ее души, я знаю.
 - Ей очень повезло, - глухо произнесла Жюстина, - она была с тобой так счастлива. И в твоем сердце всегда останется пустота от ее утраты. Я вряд ли смогу ее восполнить.
 Де Тальмон обнял жену и проговорил:
 - Спасибо. Ты другая, но ты очень тонко все чувствуешь, ты не упрекаешь меня в том, что я храню воспоминания об Амадине. Она ушла, но ты послана мне как утешение, как добрый ангел, который вернул нам с Виолой счастье и свет. Спасибо тебе.
 Виконт поцеловал Жюстину, и они еще некоторое время стояли возле памятника, обнявшись. А между тем в небе уже собирались грозовые тучи...