Mr. Trombone

Мистер Тромбон



Августовским днём мистер Тромбон поймал удачу.
Он шёл по безлюдной улице и глубоко дышал. После насморка, не проходившего месяц, мир казался полным и совершенным. В воздухе пахли и поджарые корки черного хлеба, что только вынула из духового шкафа старушка в боровом халате , и виноград, сочно висящий на согнутой ветке за тёмным дубовым забором в саду, где ждут наступленья осени.
Мир наполнялся звуками. Мистер Тромбон весьма неразумно поступил, побарахтался в речке , после чего заработал насморк и простудил уши. Но теперь он слышал, наконец-то! Мир гудел шмелями и мухами, звенел металлическими крышками и клаксонами, миллионы звуков, едва уловимых и нежных,  вливались в уши мистеру Тромбону.
И сейчас, отдаляясь о шумного центра, по безлюдной улице эхом стучали старинные камни дороги под ногами мистера Тромбона, с трепетом и счастьем вдыхал он пыль и жар этого дня. «Скоро дождь» - подумалось ему. Он смотрел на небо, небо смотрело на него.
Так хорошо, так пОлно ощущать жизнь он, казалось, разучился в детстве,  как говорят о непостижимо далеком, забытом времени - «сто лет назад»
...

По жизни мистер Тромбон слыл неудачником. Такие не курят сигар Билли в душных офисах, не повышают голос, красуясь перед мужчинами в пабах и не читают газет ради  кровавых хроник политики.
Быть может, никто не желал бы прозвать его недачником и никто не желал бы такой  судьбы этому высокому , чуть сгорбившемуся,  мужчине средних лет, но факты. Факты!  Они играли свою роль в той самой пьесе сплетен, суждений и отношений, которую играем мы с вами ежечасно.
К примеру, если по пустой узенькой  улочке ехал новоиспеченный велосипедист, то ему суждено было сбить с ног именно мистера Тромбона. Не говоря уже о том, что каждую третью неделю этот самый мистер имел привычку падать с лестницы, порой с верхнего этажа , где он жил , до самой парадной двери…

Тромбон не сочинял стихов, поскольку с рифмами находился в натянутых отношениях. С кем мистер Тромбон находился в оных! Чего стоят соседи и соседки, а также их маленькие соседские детки, никогда не преминувшие шансом кинуть что-то в спину мистера Тромбона, будь то слово, жвачка или пропитанная меловой пылью тряпка.
Тряпка. Это произвище жило с ним, но не было в нём. Оно будто бы соседствовало – в одной кровати, в дУше и за столом, накрытым на одного… Но пальцы не надавят на клавиши Т,Р,Я,П,К,А. Это совсем  иная мелодия. И совсем не о нём.
Мы, вопреки всем, называем его мистер Тромбон, ибо есть в этом человеке тайна, есть в нём никому не известная история.
Тромбоном он стал давно, поскольку только и умел , что играть на тромбоне. Но, по воле случая, тромбон оказался единственной ценной вещью в его квартирке, к удивлению молодого грабителя.  А удивление было нескрываемо.
«И это всё? – Бормотал себе под нос парнишка, спускаясь по леснице, - а говорили, сынок ларсеновский. Вот чешут!»
Сделав вид, что ничего не произошло, соседка поздоровалась с мистером Тромбоном и, подождав пока он захлопнет за собой дверь, продолжила рассказывать другой соседке подробности вчерашней кражи.
-А он-то, сосед, и правда ларсеновский!
Я отдернула занавеску и повернув голову к стене, прислушалась. За стеной было слышно, как тишина бродит по комнатам мистера Тромбона, накидывает домашние тапочки и утопает в старом тёплом кресле. Как тишина готовит скудный ужин из слипшихся макарон, снимает с огня кипящий чайник и лежит в бесчисленных попытках уснуть.
В ту майскую ночь, в иную  ночь - июньскую, в неспадающий июльский жар и в август, полный звёздами до краёв.
Когда я не могла уснуть, то думала о соседе. Странно, сколько места в мыслях может занимать столь незначащий человек… Сколько времени можно потратить в блуждании по интернету, чтобы связать «ларсеновский сынок», тромбон и его вечно серую фигурку, бредущую от школьного сквера к дому, от дома – к школьному скверу.
Всё, что я знала о соседе, так это то, что слышала, как он чихал, видела, как он нырял со скалок на нашей речушке в прошлом месяце и думала, как он живёт там, в одиночестве с тишиной и презрением.
- Мам, а кто его отец?
-Чей?
-Соседа.
Мама отложила тарелку и застыла с белым полотенцем в руке. Она наклонила голову. Она еле слышно хмыкнула. Она знала наверняка, но забыла. Как забывают истории, не имеющие продолжения, как забывают столицы неведомых стран, как забывают имена учителей.
-А ты знаешь… это какая-то интересная история.
Она приложила руку к сухим губам, посмотрела на меня пристально и отчего-то шёпотом спросила:
- А зачем тебе?
Я подернула плечами. Я побоялась выдать себя и моё, граничащее с безумием, любопытство.
-Банкир. Он банкир!
Это было уже кое-что. Интернет выдал мне биографию на некого старика, уехавшего в столицу из нашей провинции сорок с лишним лет назад.
Банкир Ларсен. О, чрезвычайно удачливый герой! По ту и по эту сторону океана трудно найти  человека с подобной удачей в руках. В юности он начал блестящую карьеру, выгодно женился и не менее выгодно уехал из нашего, кстати, городишки. Конечно, у Ларсена были враги, но те, кто завидовали ему в самом начале карьеры, уже давным-давно спали сном вечным. На каком-то видео, снятом на одном из его многочисленных юбилеев, Ларсен сказал о своем сыне, что тот играет джаз в самом шикарном ресторане на берегу самого  теплого, никогда не замерзающего, моря.
«Мой сын! - Произнёс банкир Ларсен с гордостью счастливого отца  - Выпьем за него!»
Видео прерывалось шумом аплодисментов и звоном хрусталя, крупным планом седеющего Ларсена, скудной улыбкой, затихающим пиано и одинокой слезой, мелькнувшей и навсегда исчезнувшей в первых морщинках у глаз.
Ларсена нетрудно было вывести на чистую воду. Удачливые могут позволить себе пофантазировать о неудачниках.
А я, сколько ни фантазировала, не могла представить, почему мистер Тромбон не богат, не знаменит и не играет джаз в шикарном ресторане на берегу самого тёплого моря…
А в конце лета мистер Тромбон исчез.

Мистер Тромбон шел по дорожке к скверу. Открывался прекрасный вид на зеленую полянку, покрытую первой опавшей листвой. Ему вдруг  хотелось поскорее присесть на траву , вдохнуть полной грудью, снять очки и положить их в нагрудный карман. Он так замечтался, что действительно снял очки и положил их в карман. Как и всякий зазевавшийся пешеход, мистер Тромбон и не заметил, как сошёл с тротуара. Мистер Тромбон был полон звуков, какое ему было дело до машин.
... Шофёр чертыхнулся и закурил. За веками  мистера Тромбона кружились  звёздочки, цветастые точечки и ещё что-то… Тромбон открыл  глаза.

Шофёр всё ещё чертыхался, заодно и  еле слышно  усмехаясь. Шофёр , справный человек лет тридцати, на чьей одежде белели следы птичьего помёта, подал руку пострадавшему зеваке.  Мистер Тромбон поправил очки на переносице.

Никаких очков не было! Он хлопнул по правому нагрудному карману - очки были там! Достав их, мистер Тромбон внимательно рассмотрел треснувшие стекла. Солнце выглянуло из-за окон, довольно и ехидно, а синяя птица , пролетев над головой, вспорхнула на ветку.

-Помогу, чем смогу, - сказал шофёр, наблюдая за мистером Тромбоном.
А мистер Тромбон, тем временем наблюдал за миром, в котором облака витают и кружатся, а дым поднимается вверх, а внизу по ботинку шофера ползёт муравей. Шофёр забрал очки, точнее то, что от них осталось, и они поехали по узкой дороге по направлению к центру. «Отвезу жене в оптику, пусть бесплатно этому чудаку что-нибудь да намудрят!»

-Я птиц с побережья вожу на фабрику - сказал шофёр, - а зовут меня Аварийный. Это чёртово прозвище прилипло ко мне лет десять назад, только я сел за руль – сразу  неудачи! Не было ни дня без происшествий на дороге. Но я не изменил своему делу. Знаешь, у меня, да и у этой машины, - у нас неудачи на каждом миллиметре!

Они приехали. Аварийный привел мистера Тромбона в какую-то тесную комнатку, пожелал удачи и был таков. Женщина взяла очки и вышла. Мистеру Тромбону ничего не оставалось, как вернуться домой, переполненный шумом и воздухом, выливающийся на тонкие тени и темнеющие аллеи.

Он снова был в этом муравейнике, в центре, которого сторонился, и плутал бы до ночи, если бы не испугался, ведь уже потерялся так, именно так, малюткой. И будущий миллиардер , а тогда ещё просто паренек по имени Чарльз, сияя улыбкой, посмотрел в океанские синие глаза крохи и сказал: «Будет удачливым, вот увидите!» Как тогда ревели у экранов все домохозяйки и домохозяйские дочки, утираясь кухонными полотенцами, и как доились от счастья коровы, и какие сны снились в те ночи малышам в кроватках – теперь мало кто из них вспомнил бы того тщедушного мальчика на руках у не менее тщедушного парня. Ещё бы, почти полвека прошло!

А внезапно постаревший малютка шел домой, торопясь, дыша полной грудью, сколько мог украсть в себя воздуха. Он открыл дверь и в нос ударил запах дождя. Это был предвещающий осень дождь. Дождь, способный смыть боль и одиночество.

В крохотной  квартире мистера Тромбона всегда пахло дождем, но в этот раз гораздо явственней. Он закрыл окно прежде,  чем к земле устремились тяжёлые холодные капли.

Он достал из холодильника одинокое яблоко, порезал его, сам не зная зачем, и отнес в комнату. Он услышал шорох в шкафу. Дверца была открыта настежь, но разглядеть что-либо  было трудно. Мистер Тромбон подошёл ближе, не без боязни отодвинул своё зимнее серое пальто, что-то зашуршало и метнулось наружу. От неожиданности мистер Тромбон упал и зажмурился.
Пара минут потребовалась ему, чтобы открыть глаза. На столе сидела птица, тощая птица синего цвета, и поедала яблоко.  Мистер Тромбон сел, снял с ноги ботинок и прицелился.
-Погоди ты, дай поесть спокойно!
Птица уплетала яблоко, не глядя на ошеломленного мистера Тромбона. По его лбу катился пот.
-Не смей думать, что я попугай! – буквально взревела птица и тотчас оказалась возле мистера Тромбона, - Ладно! Семь пирожных. И ты прощён, смертный!
Мистер Тромбон попятился к шкафу, птица оглядела его и присвистнула, явно неудовлетворенная состоянием здоровья незнакомца.
-Батенька, да ты нем, как рыба. Ненавижу рыбу, гнусность. Меня зовут «О, Великая Птица!» Тебя как звать-то?!
Мистер Тромбон, конечно, не знал, что является мистером Тромбоном. Но содрогнулся при попытке вспомнить своё имя.
-Как всё запущено! Ну, хотя бы где ты работаешь? В офисе, на заводе?
-В школе, - выдавил мистер Тромбон.
-В аду значится… Чудно-чудно. И кем же ты там работаешь?
-Учитель пения.
-Перфекто! – заорала птица и взлетела на шкаф, - я как раз умею петь! Послушай-ка!
Она завыла такую какофонию, что по батарее мгновенно застучали.
-О горе мне, любовь моя, о гоооооре! ...
-Хватит!- закричал мистер Тромбон, зажав уши ладонями. Если учесть, что кричал он второй раз в жизни, вышло великолепно.
-Своим ученикам прикажи петь, пусть у тебя уши отвалятся. А меня ты обидел – птица отвернулась и заявила, - девять пирожных.
Мистер Тромбон заметил, что ставки растут. На пороге его застал душераздирающий крик:
-С орехами!



-Спорим, - сказала птица, покончив с банкой арахисовой пасты, - ты нашел клад.
-Нет, деньги в луже валялись.
-Хорош заливать!
-Правда, попугай.
-Да не называй ты меня так!
-Но я же не знаю, кто ты.
Птица подлетела к сидящему на подоконнике мистеру. Она посмотрела на его черные  волосы, и поднесла клюв к его уху, отчего оно мгновенно стало белым и сладким.
-Я принесла тебе удачу!

Мистер покупал пирожные, завтракал в кафе, читал утреннюю газету, курил сигары Билли. Оплывшая жирком птица синего цвета советовала ему, куда пойти и что сделать, чтобы стать богаче. Мистер подшучивал над ней, говоря, что в один прекрасный день её съест. С карьерой учителя было покончено. Как и со званием неудачника. Как и с соседями, их шушуканьем за спиной  и вечными пересудами. Как и с сырой квартирой, пыльным креслом и старым серым пальто. Хоронить прошлое было нестрашно. Лишь иногда появлялся страх, подмешанный к счастью обладания,   -  от новых вещей, надетых на прямой и гордый силуэт высокого мужчины, в котором он не узнавал себя.  Теперь ни шаткая походка, ни неуверенный голос не могли выдать мистера. Так закончилось лето. Так началась осень.

-Привет, птичка!
Та еле повернула голову к входу и, икая, призналась, что переела орехов.
- Твой папочка Чарли вернулся помирать на малую родину, - причмокивая, сказала она, - навести-ка его.
- Папочка Чарли,- повторил мистер.


- Чарльз Ларсен? – промямлила я.
Волнение подкатило к горлу, и все спасательные соломинки лжи позабылись, утонули в трясине прямо у меня перед глазами. Кто я? Какая с меня журналистка? Какая биограф?! Я – подросток с трясущимися коленками! И зачем я пришла сюда, ещё утром и не решилась бы не это!
Ещё утром я ела сэндвич, как и в прочее воскресное утро, наспех жуя,  и лениво переключала каналы на маленьком кухонном телике.
- … самый удачливый человек, Чарльз Ларсен , живёт в скромном уединении и пишет мемуары.
Моё сердце заколотилось в бешенстве, сэндвич выпал из руки , я вросла в стул и, немигая, уставилась в экран.
- Расскажите, Чарльз, каково это, вернуться в свой старый дом спустя столько лет!
Старик молчит. Конечно, молчание не длится дольше нескольких секунд, но мне кажется,  оно не имеет конца. Это  молчание длиной в жизнь, молчание о самом ноющем, о самом тайном. Он заговорил, о том, как жил в этом доме, будучи студентом, как знакомил здесь своих родителей с невестой, на которой, впрочем, так и не женился. А женился по расчету, в чем признается только теперь, после смерти жены. О детях он говорит без улыбки, они чужие, они далеко. Они всегда тянули с него деньги и вытянули всё. Он говорит сухо, так странно, без злости, без тяжести. Как факт. О найдёныше он говорит со слёзами. Журналистка уточняет для таких несведущих, как я. Уточняет с видом победоносным, кидая козырь в этот утренний эфир, веря искренне, что это не пик её провинциальной карьеры.
-Чарльз, поправьте меня, если я что-то скажу неверно, - она улыбается отсутствующе и понятно, ей безразлично, правда эта история или очередной похмельных бред их редактора, - Вы были студентом юридической академии и, чтобы оплатить учёбу, работали ночами, разгружая вагоны угля…
Ларсен кивает. Он плачет. Крупный план.
- … и, возвращаясь домой, ночью в старом городе Вы нашли маленького мальчика, который потерялся .
- Его оставили, с умыслом, я уверен. Был ноябрь. Лили дожди не прекращаясь. И тут один. В городе…
Ларсен кивает. Он собрал всю волю  в кулак. Он не позволяет слезам появиться вновь на лице, внезапно ставшем таким беспомощным и старым. План отдаляется.
-Он был, знаете ли, крошечный, год – полтора. С огромными синими глазами. Мне кто-то сказал после, не помню кто, но был чертовски прав. Этот мальчик стал моей синей птицей. Да, удачей во плоти. Но вот только я, я … ничего не смог дать ему…
-Вы были бедным юноше…
-Не в том дело! Не в том. Нет…
Снова крупный план под лозунгом «Сморите!Вот так одиноко и печально, тоскливо и жалко заканчивается жизнь одного из самых богатых людей страны, дорогие зрители! Ахаха! Ведь деньги не унесешь в могилу!!!»
- Мне некуда было вести его. Сначала. После купил дом, загородом, на берегу реки.  Но жена была против чужого ребенка в доме, родилась дочь, мы переехали… Я работал. Много. Но не забывал  о нем, общался с ним, смотрел, как он рос, вкладывал деньги  приют, в его музыкальную карьеру...
-Музыкальную карьеру? – переспросила удивленно журналистка. Что-то пошло не по её плану. Никакой музыкальной карьеры нет в тексте интервью. Только крошечный найдёныш и всё. Никаких связей. Дочь – посредственная актриска, сын – джаз музыкант, вроде бы, или что-то напутали…
- Да-да, он музыкант. Тромбонист. Играл, будучи молодым, в джаз-бэнд на юге, гастролировал по миру,  но потом перестал выходить со мной на контакт. Я не знаю, где он… Он ведь даже звал меня папой. Папой…
Крупный план. Ларсен держится из последних сил. Журналистка сияет, ведь некогда влиятельнейший, богатейший человек, раздавлен. Он лжёт. До чего же смешон лгун, пытающийся это скрыть! Никому он не нужен. Никому. 
Моё сердце сжимается до размеров крошечной пылинки, одной из сотни, залетевших в солнечный луч с легким, слишком тёплым для октября, ветром. Ветром с юга, с вечно-теплого моря, где играет джаз.

Мистер в щегольском с синим отливом костюме – тройке, из кармашка – тёмно – зеленый язычок платка. Не много ли гостей для меня в этот воскресный денек?
Мои глаза видят плохо, мои руки трясутся без всякой причины, моё сердце шумит.
-Проходите, сэр, - я знаю, как старомоден, называя его «сэр», но делаю это нарочно, - присоединяйтесь к нашему обеду. Как вас зовут, сэр?
 - Ты не узнаешь меня, - незнакомец улыбается – не узнаешь, папа?
Я оборачиваюсь и мир, мой мир, зыбкий и прежде,  уходит из под ног!
- Здравствуй! Здравствуй!
 Я не узнал его! Слишком молод и слишком красив.  Слишком статен, самоуверен, и богат. Да, богат! Кому как ни мне знать, как выглядят богачи! Я перевидал их сотни и сотни! Он богат , как никогда ранее.  И сомнение закралось бы в душу мою, но эти глаза! Океан! Увидев единожды, его не забыть.
-Здравствуйте! – вдруг взвизгнула моя первая гостья. Она подскочила с дивана и уронила чашку со стола. Пятно растеклось по голому паркету. Но она не заметила этой неуклюжести. Она стояла замерев и округлив и без того круглые глазища свои.
-И что ты забыла тут? – спросил  мистер, боже да почему мистер! Сын, мой сын! Он прошёл через комнату и поднял чашку с пола.
- Тебе лучше уйти, деточка, - я как мог попытался сгладить презрительность тона сына. Но посланница библиотеки действительно лишняя здесь, - Приходи завтра после занятий, ну или когда сможешь. Было приятно поболтать с тобой!
(хотя поболтать, это, конечно, сильно сказано. Она молчит, я рассказываю о жизни в городке. Смех да и только, но что ещё рассказать ребенку о себе? О геморрое? Или о раке? Или о том, как родные дети оставили нищим? Тем более, всё это неважно теперь! Пришёл мой СЫН!)

Старик закрыл глаза. Я постучал костяшкой пальца по столу.
-Я мог взять тебя в семью, но против этого была жена. Сейчас же – будь как дома. Я долго ждал тебя.
Я последовал за стариком в комнату, шаги их утопали в ворсе ковра, старик толкнул дверь.
-Ты был здесь один раз, я привел тебя в гости. Здесь всё, как тогда. Я запер эту комнату и насочинял сказок о  неприкаянном духе, чтобы дочка не совала сюда свой носик. Это что-то вроде памяти, сейчас я возвращаюсь сюда снова и снова.
Я хмыкнул.
-А вот это я тебе так и не подарил. Принес сюда, поставил и забыл. Недавно стало интересно, открыл чемодан и …
-Мне пора идти, - я перебил старика
-Скажи свой номер, адрес… - с мольбой протянул старик.
-Я приду… – протянув визитку с золотыми вензелям выбитым номером,- приду, папа.  Я знал, что это удар не в бровь, а в глаз.
-Красавчик,  - подытожила птица. Она взобралась на моё плечо, неуклюже передвигая своё толстое синее тельце,  и сказала мне в самое ухо:
- Делай всё, как я скажу. Скоро ты будешь богат!
Как и пророчила птица, старик позвонил. Среди ночи, но не разбудил меня. Ведь я и не спал. Из головы не шла соседская девочка, её удивление забавляло меня. Я ведь помнил её с самого рождения. Я вернулся на родину, если город, где тебя оставили нерадивые родители можно назвать родиной… Я вернулся в тот день, когда её впервые вывели погулять во двор. Цвели кусты сирени, запах был чудесный, терпкий. Тучи нависали над самым козырьком дома, предвестие дождя. Последнего дождя весны. Скорого. Дождя надежды. Дождя жизни.
Но до его начала малышка успеет погулять. И я видел из окна первые шаги , такие неловкие, поддерживаемая матерью, она шла к отцу. Помнит ли она его? А я помню. Он держал в зубах одуванчик. Между щербинкой. А потом он курил , чуть отойдя в сторону. И улыбался. Как улыбаются самые счастливые на свете.
А я думал тогда, были ли у меня такие шаги? Кто поддерживал меня? К кому я шёл? БЫЛ ЛИ Я? до того ноябрьского дня, когда замерзший и едва живой был найден каким –то пареньком в паре кварталов от железной дороги. Как хотел я дружить с ним. Видеть его. Я мечтал назвать его папой. Но… назвал только сегодня. И то, по приказу птицы. Говорящей птицы. Что со мной происходит!
Ларсен позвонил . Птица встрепенулась во сне, но не открыла глаз.
-Я понял, всё в этой жизни есть удача, кроме смерти, - голос его был напыщенно весел, - всё неимоверная удача , сынок…И вот ещё, скажи адрес, я пришлю тебе подарок.
Не знаю отчего, но назвал я свой прежний адрес.  Я не сразу осознал это. Лежал и смотрел, как рассвет, морозный, фиолетовым и алым чёркает по ярко- голубому небу. Я видел такой рассвет раньше, на море. Вернуться бы туда…

-Мистер Тром…  - я осеклась. Увидев его в окне, идущим по привычной дорожке от школьной аллеи , я выбежала в коридор, - тут Вам курьер ночью привез, оставил нам, мама против была, но он оставил..
Мистер Тромбон улыбнулся. Он замерз. Первый снег прилип к его вчерашнему костюму, лоск и щегольство которого остались во вчерашнем дне. Мистер открыл чемодан.  Что-то золоченое показалось из её недр.  Мистер засмеялся. Я слышала его смех впервые, но не забуду его никогда . Так может смеяться только юный и абсолютно счастливый человек.



На обед у мистера Тромбона была запеченная  курятина со специями. Кулинарный талант – вот, что это такое. Сытно поев, он закрыл чемодан и, не закрывая дверей, вышел с ним из квартиры.

Он шёл и думал, как легко было жить с птицей, когда она, жирея, навязывала ему свои желания.
В одно прекрасное утро, мистеру Тромбону очень захотелось бы стать синей птицей. А она бы, конечно, великодушно согласилась.
И жил бы мистер в особняке, курил бы сигары Билли... А птица летала бы и летала, пока не нашла бы очередного неудачника и не заставила бы влезть его в своё синеперое тельце.

Мистера Тромбона второй раз в жизни спас один и тот же человек. Но…   точно в последний раз.

В своих мыслях, Тромбон не заметил, как сошёл с тротуара

-Эй, тебе что, жить надоело?!
Но посмотрев на высокого , чуть сгорбленного пешехода в поношенном сером пальто, шофер жестом пригласил его в кабину, смеясь порылся в бардачке и достал очки.
-Я с ними сколько уже езжу, а тебя всё нет! Забрал их, а то моя всю плешь проела, забери – забери…
Мистер Тромбон улыбнулся, надев очки, теперь он мог явно разглядеть шофера.
-Знаешь, - сказал Аварийный, - а я синюю птицу свою  уже упустил. Причем в прямом смысле слова, не поверишь даже! Вёз её тогда, а она возьми и вылети! Сколько ж денег я за нее заплатил, весь в долгах теперь! Редкая какая-то, для ресторана по спецзаказу…  Но вот в чем дело, ни одной поломки не было с ней, а на тебя когда наехал, в тот день она и улетела. А я даже и рад! Снова Аварийный! И снова за птицами еду, к побережью. Там хоть может дождя нету..

Дождь в ноябре – последнее дело. В кабине замолчали.

-Что везёшь то?- спросил шофёр.
-Тромбон, - ответил пассажир.







2011, 2015, 2018.


Рецензии