Пуля

Это всё произошло как то очень уж странно. Я вдруг обрёл себя стоящим на карачках. В этом мире не двигалось практически ничего кроме маленького объекта, находящегося слева и чуть выше головы, до него было около метра.  Я себя как то необычно осознавал. Первый раз как будто включившись, словно ламповый телевизор, для которого что бы начать работать, надо было нагреться. Вот так, из ничего, из темноты, вдруг увидел размытый сереющий туман, который потом приобрёл большую яркость и желтоватый оттенок.  Когда туман занял почти всю область восприятия и стал ближе к оранжевому, окружающий мир стал медленно приобретать черты.  Оказалось, что оранжевая область восприятия вовсе не оранжевая, а серая, с вкраплениями чуть более светлого. И тёмного. Асфальт. Старый, иссушенный солнцем и промытый дождями. Он был прямо перед лицом. Я увидел свои руки, сильные кисти, опиравшиеся об асфальт. Кисти выходили из рукавов свело коричневой кожаной куртки. Куртка была лакированной, и скорее тёмно морковного, нежели коричневого тона. Возможно именно она, или яркое дневное солнце, которое светило в данной ситуации, и давало ощущение оранжевого цвета всей картине. Это и в действительности было похоже на картину, так как ничего не двигалось. Я не дышал, да и вместо воздуха как будто всё было залито совершенно прозрачным, чуть рыжеватым стеклом. Уже хорошо разглядев всё то, что попадало в поле зрения,  стал лениво вспоминать, что происходит, кто я и где. Воспоминания давались с трудом, они проходили мимолётными ощущениями. Отголосками девичьего смеха, шелестом одеяний. Зацепиться за что либо я не мог. Мог только отчётливо понимать картину мира, который воспринимался современным. Очевидно так и было. Я осознавал, что живу в России. Что на дворе две тысячи шестнадцатый год. Стоило только подумать, как перед внутренним взором  появлялась какая-нибудь известная личность. Но вот хоть убейте, без имён. Кто угодно, политики, певцы, музыканты, даже бизнесмены, какие-то близкие люди, все без имён. Как и собственное имя, которое как  ни силился, вспомнить не мог. Я прекрасно ориентировался в определении материалов. Мог даже назвать приспособления, при помощи которых были изготовлены те, или иные материалы, попадавшие в поле внимания. Мог так же  проследить цепочку до  приспособлений и материалов, из которых были произведены приспособления, результатом работы которых стали наблюдаемые мною объекты.  Были знакомы некоторые камешки в асфальте перед лицом, отождествляемые, как определённые минералы, с чуть ли не датой их открытия, и историей наименования. Но только не собственное имя и обстоятельства, которые заставили меня застыть в такой нелепой позе. Объект, который висел над головой, я воспринимал, как вероятность. Но  точно знал, что он был. Так же через некоторое время я «вспомнил» если это приемлемо, что  стою на четвереньках по середине асфальтированной старой дороги с произвольным движением.  Машины последнее время по этой дороге перемещались довольно редко. Стоя прямо поперёк дороги,  своей головой указывал на облупленную сырую стену, на  которой из-за  вывалившихся  неровных  кусков  штукатурки виднелись дыры,   похожие на очертания каких-нибудь материков, сложенных  из замшелой кладки старого красного кирпича. Стена никогда не ловила прямых солнечных лучей, и так как здание было достаточно высокое, приблизительно как трёхэтажный дом выстроенный по стандартам семидесятых годов соцреализма, а на самом деле состояло из двух этажей, и помещение первого этажа имело земляной пол, внешняя стена и была постоянно сырой. Конденсировала влагу, находясь в тени. Задом я указывал на двухметровый забор из бетонных панелей с нелепым и очень кургузым, хоть и ровным дырчатым орнаментом по верху плит. Забор был нещадно белен, и постоянно опаляем в дневное время жаркими лучами солнца, что заставляло побелку сворачиваться свитками старых грамот и падать на пыльную траву, растущую на узкой неровной полоске иссушенной каменистой почвы под забором. По мою правую руку дорога уходила в тень. По крайней мере, я это так воспринимал, не имея возможности повернуть голову и посмотреть, чтобы убедиться, что справа от меня начинается прохладная,  угрожающе равнодушная пустота и сумрак. Мне подумалось, что возможно я не успел посмотреть туда, когда оказался в этом идиотском положении. Совсем противоположное творилось по левую руку. Там, на определённом удалении от меня, где заканчивалось здание с сырой стеной, а забор в противоположной стороне резко уходил под углом, образуя достаточно внушительную площадь, прямо у конца дороги стоял человек. Он стоял, как вратарь, перегораживая  конец этой узкой дороги. Я не мог представить, как он выглядит, но почему то казалось, что он в широкополой ковбойской шляпе. Человек протягивал в мою сторону руку. Мне представлялось, как будто человек был очень весел. Можно было предположить, что он что то кинул в мою сторону, это я про висящий над моей головой объект. Или он указывал на низко летящую птичку не большого размера, которая возможно испугавшись его, летела прямо мне в голову. И пока не увидела возможности столкновения. Человека я воспринимал как чёрный плоский профиль. Прямо над ним сияло солнце в зените, но оно не освещало сторону его личности, направленную ко мне. За спиной у человека, как я уже писал, находилась площадь, за которой виднелся моей странной памяти одноэтажный блок с проходной и воротами.  Заброшенная фабрика.  Больше информации об этом объекте не имелось. И всё же сильнее всего тревожил тот объект, который висел у меня над головой. И чем больше  о нем думал, тем тревожнее мне становилось. Смутная догадка вдруг заставила меня так навострить все чувства, из тех, которые были доступны, что я как будто вырвал не материальную голову из своей материальной, которая застыла, вперившись в асфальт. В это короткое мгновение я сначала увидел свой затылок. Коротко стриженые тёмно-русые волосы на вжатой в плечи круглой голове правильной формы. Я уже начал как в замедленной съёмке поворачивать нематериальную голову в сторону объекта, когда стал фиксировать нарастающий свист и какой-то посторонний звук, похожий на шелест приближающегося дождя или гомон толпы. Звук становился всё громче по мере того, как  заострялся фокус внимания на объекте. А тот всё быстрее двигался на встречу с моей круглой головой. В момент, когда сознание пронзила догадка- пуля, а это была она, пронзила голову. Наступила полная темнота.
 Это продолжалось вечность, когда я вновь осознал себя. В поле внимания появился маленький клочок серого тумана, который разрастаясь стал приобретать оранжевый отсвет. История повторялась. С той лишь разницей, что в запасе имелся пережитый опыт.
        В ситуациях, когда пуля разносила голову в итоге я оказался достаточное количество раз, что бы даже научиться медленно менять положение своего материального тела. Имя  так и не вспомнил, но стали проявляться обстоятельства того, как очутился на этой дороге. Воспринимаемый мною по началу весёлым «ковбой» теперь отчётливо источал угрозу. Тёмный проулок по правую руку вообще перестал на время беспокоить. И я заметил ещё кое что - как только  начинал заострять внимание на пуле, она начинала двигаться. И всё быстрее. Стоило отвлечься,  изучать камешки перед лицом, как движение пули застывало. Но достаточно выйти за границы восприятия в сторону площади, ковбоя, солнца, чуть дальше пули- она прилетала мгновенно. Сам я своим нематериальным телом мог подняться почти вертикально, только ноги от земли оторвать никак не удавалось, тело держало в своих границах. Очевидно, мы с телом вместе были необходимым условием разрешения ситуации. Чем ближе пуля была к голове, тем быстрее она начинала приближаться. Тянуть материальную голову вверх было контрпродуктивно. Если пуля в совершенно неподвижную голову попадала чуть ниже левого виска, то в самом удачном случае движения головы наверх она напрочь сносила нижнюю челюсть. И это неминуемо приводило к вечности в темноте. Каждый раз приближение пули сопровождалось нарастающим шумом, и ускорением времени. Почти до нормального течения, так мне подсказывала задумчивая в своей забывчивости память. А потом я вообще подумал в очередной раз, что если пуля не приведёт к темноте, то всё равно без нижней челюсти как то не красиво будет. Боли, когда пуля разносила верхнюю часть моего туловища, я всё равно не чувствовал. Вообще эта картина вызывала мало эмоций, они были очень притуплены. Я с вялым  восторгом пресыщенного искусствоведа рассматривал блистающую серебром на солнце необычно длинную еле заметно крутящуюся большую пулю. Мне нравился красивый, очень сочный по цвету фонтан крови, который выбрасывало тело вслед за проникновением в него пули, образуя на ранних этапах, до разлёта капель,  своеобразный цветок астры. Если пуля попадала в череп, то картину немного портили кусочки серого мозга, а вот осколки костей на фоне сочного красного цвета крови выглядели нарядно белыми.
 С какого-то  момента я стал клонить материальную голову всеми силами к земле. Добился определённых успехов, несколько раз наблюдал, как пуля лениво разрывает кожу и дробит позвоночник, зачастую уже без фонтанов крови, разлетавшихся после пули красивыми яркими соцветиями, как необычные инопланетные цветы. В очередной из таких моментов, за  короткие секунды  перед вечностью в темноте, я с радостью подумал, что скоро добьюсь успеха. Но что случится потом? У ковбоя явно пуля такая не одна. Стреляет он скорее всего из крупнокалиберного пистолета наподобие кольта. А это значит, что как минимум шесть таких маслин будет выпущено в мою сторону,  очень быстро. И что если уклонившись от одного летального исхода, окажусь в реальном времени,  раздумывать будет некогда. За такими размышлениями я стал проводить очень много времени, созерцая асфальт. Пуля неминуемо прилетала, выхода  видно не было. Я оставил попытки наклонить голову ниже, убрав её с линии атаки пули, и теперь продумывал стратегию на потом. К этому моменту начал больше обращать внимание на правую сторону, и тёмный переулок.  Оказалось, что если поднять нематериальную голову и повернуть её направо, то пуля прилетает чуть медленнее, чем в случае, если повернуть голову налево, и сфокусировать её на ковбое, но всё равно слишком быстро для того, чтобы успеть хоть что-то разглядеть. Однако,  если нематериальную голову опустить ниже, и сделать короткий поворот в сторону проулка, и вернуться к созерцанию асфальта, то можно выиграть время для того, что бы переварить полученную картинку справа! В такие моменты я даже успевал пофилосовствовать на тему о том, что за феномен позволил мне раз за разом искать выход из сложившейся ситуации и возвращаться к началу. И почему такой феномен не сработал, когда этот сраный ковбой только решил снести мне башку? Ведь можно было заранее понять, что не стоит связываться с таким человеком. Да и вообще… а моя ли это башка? Вся ситуёвина была за рамками обычного восприятия, которое мне продиктовывала память. Мне подумалось, что если события выбиваются из рамок общепринятой реальности, то произойти может всё, что угодно, надо только попробовать, пока есть такая возможность. Это привело к интересной технике, когда я научился тянуть время, тщательно изучая асфальт, попутно напряжённо думая над выходом из ситуации. В сравнении с началом всей фантасмагории у меня уже было немало опыта и наработок. И это время стало стремительно заканчиваться, сюда лучше подошёл бы термин- сворачиваться.
Как по спирали, события в кошмаре с расширением моего понимания стали серьёзно убыстряться. Уже прошёл момент первого манёвра с уклонением от пули в голову. С таким же мучением далось уклонение от следующей пули в грудь, так как поднимался я лицом к ковбою. По мере продвижения в тёмный проулок, где виднелся спасительный угол, я уже уклонялся от четырёх пуль, и это при том, что как выяснилось, изначальное положение на четвереньках  приобрёл от попадания первой в трагедии личности пули в живот. По степнени убыстрения событий возвращалась память, и не только моя. Размышления о принадлежности башки в начале получили ответ- башка была не моя. Меня в неё насильно втиснули всё те же неведомые силы, что и раньше.  Этап случайных переселений закончился, и как  обещал, в данный момент, уважаемый читатель, я взялся за описание следующего этапа моего обучения. Это была практика. Когда я уже успешно уворачивался от первой пули, а делать это приходилось мгновенно, поскольку уже не было серого тумана, потом оранжевого. Теперь сразу за темнотой на грани возврата в ситуацию я уже начинал напрягая все жилы ментального себя вытягивать живое тело из-под огня. Если хоть одна из пуль попадала в тело, начинать приходилось с самого начала. Вот после третьей пули меня по-«сетил» куратор. Здесь я намеренно разделил слово. Создавая для вас, мой дорогой читатель, возможно ещё не знакомое понятие, в том случае, если вы простой член общества. Основные действующие агенты спецслужб миров уже знакомы с этим термином, и кроме земных, достаточно давно.
Здесь следует немного отступить от темы, чтобы хоть немного прояснить ситуацию. До этого описание настолько разномастное, что объединить его в одну концепцию даже мне самому представляется определённым ребусом. Но раскрывать сразу все карты  не стану, вы потеряете интерес, не уловив сути, и сей монументальный и очень полезный в качестве пособия для землян труд останется в тени. В свою защиту могу сказать, что далеко не все события, описанные выше объединены между собой. На первый взгляд. И на второй. Таким образом, сохранив интригу, но многообещающе подмигнув читателю, продолжим описание событий.
Нырнул, почти размазал лицо об асфальт, рывком вскочил, оказавшись лицом к ковбою, заваливаясь на спину ушёл левым плечом к земле, увернувшись от второй пули, упал в стойку отжимающегося спортсмена на руки, обе ноги подтянул под живот и с остервенением выпрямил, как гигантская лягушка пролетев над землёй два метра. Перекувырнулся, ухватив стопами землю как можно вертикальнее, выбросил тело вверх. Пропеллером выводя вперёд правое плечо, и положив голову на правый же бок, при этом потеряв только мочку левого уха увернулся от третьей пули и повис. До этого момента уже обходил четвёртую пулю, и только пятая, точнее шестая, вместе с той, что в животе, упорно откидывала меня в начало путешествия. Я всё никак не мог понять, куда она попадает. Четвёртая (пятая) вообще уходила не задев важных органов, лишь взрыхлив не глубоко правый бок. Но сейчас на этапе третьей  застыл. Ментально высунулся, осмотрелся, пуль вблизи не оказалось. Я стал внимательно поглощать происходящее за границами дозволенного до сих пор. Уже привыкнув к тому, что трата времени впустую непозволительная роскошь. И это, как не парадоксально, в момент замедления последнего почти до нулевого хода. Тишину нарушил звук, похожий на неловкое обращение с микрофоном, и глухой простуженный голос, искажённый как в случае с  плохой, дешёвой аппаратурой усиления звука, произнёс в моей голове- «Раз, раз, проверка связи… если слышишь меня, ну, сделай что-нибудь, подёргай указательным пальцем правой руки объекта… эм.. тела- носителя.». Подёргал. Так как в моей ментальной оболочке не было рук и ног, я себя воспринимал в теле, в том теле, в котором погиб.  Не объект, а я, сбитый той злосчастной «окой» на переходе. С тем же ростом, физическими возможностями, видимо так было легче воспринимать то, что я бесплотный комок своей не обезличенной какими то коллизиями судьбы личности. Действовать на тело носителя возможно напряжённо сфокусировав внимание либо на части тела, или прямо в голове объекта. Простуженный голос начал с нудной лекции на библейские темы, от чего я начал гневно орать, но очевидно голос в микрофоне не слышал. В итоге я стал горестно размышлять над своей страшной судьбой, в тайне радуясь, что наконец то со мной, СО МНОЙ на прямую вышел некто, кто стал объяснять  пока не интересующие отношения общества времён Господа нашего, Иисуса Христа. Я, как влюблённая школьница, ждал развязки. И как старый импотент изнывал от недовольства и скуки от цитируемой темы. Внимание привлёк незаметный переход в речах простуженного от библейских рожениц, или скорее рожеников к отсылам египетского, иранского, ацтекского и исконно славянского пантеонов богов. Не забыл простуженный и индусских героев эпосов. И не столько перечисление богов, сколько применение к ним множества современных военных терминов, в основном используемых в авиации и ракетной технике. Былины представали в совершенно другом свете, сказки обретали понятный современному военному специалисту смысл… Если бы всё это я услышал в аудитории самого престижного вуза от столпов современной науки, то клянусь, проверил бы, а не первое ли апреля на дворе. И даже после этого воспринял  всё это не более, чем глупую шутку. Но только не в теперешнем моём положении. Приходилось верить. Вскоре речь простуженного стала витать вокруг более близких материй, и наконец он заговорил про задачи. И конкретно про нашего круглоголового пострела, в теле которого я удирал от пуль, пользуясь предоставленной возможностью замедленного времени.