Вернувшиеся из ада книга вторая

ГЛАВА ПЕРВАЯ

УТРАТА

...Дверь хижины, несмотря на холодную погоду, была распахнута настежь.
Класта нетерпеливо вбежала по стонущим дряхлым ступенькам, ожидая всего чего угодно, но только не этого.
Плохие предчувствия, мучившие девушку вот уже несколько дней кряду, да и сегодняшний сон, начавшийся так прекрасно, и омрачивший ее своим кровавым концом, не подвели Класту.
В комнате был все тот же порядок, но в то же время Класта не увидела сидящей с вязанием у теплой плиты и ожидающей ее прихода старенькой, но еще крепенькой матери... Да и светляки, словно с неохотой, начали разгораться под низким потолком только тогда, когда  в выстуженную морозцем комнату вошла Класта.
Отдернув штору, девушка едва не потеряла рассудок —  мама, ее милая, родная мама, бездыханно лежала на топчане. В правой руке, безжизненно свесившейся к земле, словно белый флаг капитуляции, был зажат небольшой клочок бумаги.
Класта, с трудом разжав закоченевшие  пальцы матери, вызволила этот страшный для Класты клочок бумаги-приговора. На нем полуграмотная женщина оставила свое посмертное письмо, которое девушка так и не смогла дочитать — упала в обморок.
...Класта пришла в сознание не скоро. В маленькое окошко хижины уже робко заглянули синие сумерки. Увидев это, девушка ужаснулась: здесь, рядом, лежит  ее  мама. Теперь уже мертвая, бездыханная, а там, на площади, ее неизвестно сколько ждет Антон. А ждет ли? Да, в Предзонье научились и приучили смотреть на смерть как на обыденную необходимость, но ведь это умерла ее мама!.. И она, Класта, была, скорее всего, больше чем наполовину предзонницей.
Девушка вновь непослушными замерзшими пальцами разгладила на дрожащей ладони измятое предсмертное послание матери, в котором  женщина сообщала, что не вынесет смерти дочери. Если же Класта убьет предназначенную Жертву, пусть Класта знает, что ее отцом был живущий вне Предзонья... И все... Больше на листочке  не было написано ничего.

* * *
Прошли не менее двух часов после того, как Класта оставила Короленко одного.
Парень основательно продрог.
Девушка не приходила. Практически не интересовались Антоном и немногочисленные, поголовно одетые в видавшую виды одежду, предзонники. Разве что мальчишки. Те, меняясь через некоторое время, все так же внимательно наблюдали за ним издалека. Они же пару раз подскакивали к нему, чтобы пошалить, побеситься, но их сразу же одергивали взрослые — скорее всего, приказы Старейшин, выполнялись в Предзонье беспрекословно...
Жажду-то Антон утолил, но ему хотелось есть.
«Может, Класта обо мне вообще забыла?» — только успел подумать Короленко, как к нему с видавшей виды дырявой сумкой, сильно хромая, подошел старик. Он остановился рядом, тяжело дыша ртом.
Антон взглянул на подошедшего предзонника. Тот был в стоптанных, давно разбитых ботинках, видимо, с чужой ноги и Короленко подумал, что выглядит шестипалый старик отнюдь не в лучших красках, а словно давно умер.
Густые, давно нечесаные волосы у незнакомца торчали гнездом птахи-неумехи, открывая низкий, почти квадратный, абсолютно белый покойничий лоб. Лицо его небритое, в каких-то невообразимых пятнах, с давно сломанным, носом, походило на лицо доходяги-алкоголика, да нет, скорее, вспухшего мертвеца и вызывало у Антона отвращение.
Холодно-серые глаза подошедшего, спрятанные за огромными синяками, насторожили Короленко, но не настолько, чтобы забояться его. Антон понимал, что мог справиться с подошедшим одним тычком пальца... Хотя в то же время у старика, как и у других предзонников, тоже были все основания убить его, Короленко, и парень это отлично понимал.
Старик, поставив на бревно сумку, осторожно и гундосо обратился к юноше:
— У Класты  — горе. Пойдем, Антон, к ней. Мать у нее сегодня отошла. Старейшины подумали и о ней, и о тебе.
— Класта говорила, что я должен ждать ее здесь, — упрямо сказал Короленко, облизывая пересохшие губы. — Мы можем разойтись с ней...
 — Мы никуда не денемся. Эта дорога,  — Гундосый показал рукой в ту сторону, куда в свое время  ушла девушка, — приведет к ее дому. Других дорог с площади туда нет. Не разминемся. Меня послал Старший квартала — Старейшины приняли решение привести тебя в дом Класты. Мать у нее отошла сегодня, — опять неприятно прогундосил подошедший.
Не успел Короленко встать на ноги, как калека приостановил его:
— Кстати, ты не поспешай сильно, — прогундосил он, ставя перед парнем железную миску и большую полутора литровую кружку, которые он уже вытянул из сумки. Затем он достал из своей сумки поллитровую пластмассовую бутылку с какой-то грязно-серой жидкостью, вылил в кружку. — Старейшины дали команду накормить и напоить тебя. По заветам Богов и Праматери, жертва обязательно должна быть сыта. Неизвестно сколько ей придется пребывать там, в Запределье без воды и пищи, пока она найдет свое, уготованное ей пристанище... Надеюсь, ты понял, о чем я толкую?
Гундосый неожиданно щедро рассмеялся, хотя смех его был похож то ли на крик испуганной птахи, то ли непонятно кого, но только не на человеческий. Скорее всего, смех Гундосого напоминал носящегося по двору недорезанного петуха...
— Поешь, и пойдем, — наконец-то прекратив свой идиотский смех, серьезно сказал Гундосый. — Ешь и не бойся. Я не отравить тебя послан. Моя воля, я бы тебя давно укокошил. Не смотри, что я уже стар и почти что немощен. Метнул бы шар из-за угла, и ты, червь, живущий вне Предзонья, и глазом не успел бы моргнуть, опрокинулся. Ложки я тебе не брал, чтобы не потерять — и так, щепкой поешь, коли голоден. Учись!
Гундосый грязной замерзшей рукой достал из сумки отструганную широкую деревяшку и ею зачерпнул из миски часть похожего на желе месива и принялся заталкивать себе в рот.
— Видишь, этот холомяс не отравлен, я тоже его с удовольствием ем. Потрясающая вещь! Всю жизнь такое бы харчил, — быстро облизывая щепку, говорил  Гундосый... — Еда для избранных. Это тебе не пустая похлебка с гнилыми овощами да бобами... Все натуральное, привезенное из Оттуда, — Гундосый головой повел куда-то за Свалку и Антон понял, что продукты привезены из Запределов Предзонья, хотя еда приготовлена уже здесь, по своим рецептам... — Вот, возьми эту щепку, — Гундосый снова, порывшись в сумке, достал из нее другую оструганную короткую, шириной пальца в три  деревяшку
Кое-как запихав в рот неприятно пахнущий холомяс, скорее всего, долго варенное протухшее или перекисшее «натуральное» месиво, от которого воротило, Антон не стал пить непонятный, неизвестно из чего приготовленный напиток и протянул его Гундосому — Антон напился воды вдоволь из ручейка. Гундосый принял кружку из рук Короленко с благоговением и одним духом высушил ее до дна, крякнул, отер рот замызганным, черным рукавом куртки.
— Спасибо, и я хорошенько подкрепился пищей богов, — весело прогундосил неизвестный. Глубоко посаженые глаза у него вспыхнули доброжелательностью, но тут же снова потухли.
Гундосый не спеша собрал посуду в сумку, туда же полошил использованные щепки, рукой подозвал крутящегося неподалеку мальчишку и, отдав ему сумку, приказал:
— Снесешь все  это и отдашь тете Кроне. Понял? Она тебя за это накормит. Знаешь, где она сейчас живет? — спросил.
— Знаю! — мальчишка, быстро вытерев свой сопливый нос, взял из рук Гундосого сумку с посудой и тут же, гигикая, вприпрыжку, по покрытым еще несмелым ледком лужам, понесся по улице, предвкушая отличный обед.

* * *
...Шли некоторое время молча, минуя едва поднимающиеся над землей мазанки, почти замерзшие лужи и кучи дров, аккуратно сложенные у заборов. Затем Гундосый вдруг подбодрился:
— А вот это — наша главная достопримечательность Предзонья, Антон, — остановившись, Гундосый рукой указал на накренившуюся, выложенную из красного кирпича высокую башню. —  Перед тобой знаменитая Башня Старого Злодея.
— Почему злодея и чем она знаменита? — заинтересованно спросил Короленко, на что Гундосый только повел плечами:
— Практически никто из предзонников не знает. Только Старейшины немного. Но и я тоже, — Гундосый довольно улыбнулся. — Возможно, Праматерь знает намного больше, но это мне неизвестно. В этой башне одно время прятался Злодей из потустороннего мира. Даже из За-пре-де-лов. Понимаешь? Он был из За-пре-де-лов! И много у него было книг ненужных, даже вредных... Злодей и колдун, которого свет не видывал...  Одно слово, он не наш, не из Предзонья, и не из вашей гнилухи, а пришедший из За-пре-де-лов!
— Как это понимать? — переспросил Антон. — Что это за Запределы? Вы уже несколько раз о них говорите, и все загадками...
— Да как хочешь, так и понимай. Дальше я ничего не знаю. Запределы и есть Запределы. — Гундосый сдвинул плечами. — Когда-то  давно — меня, еще молоденького паренька, только в прислуги определили — Старейшина Варникс, уже отошедший в иной мир, говорил об этом. Больше никто никогда и не вспоминал при мне о Злодее. Многие предзонники и предзонницы вообще не знают ничего. Стоит Башня, и стоит, пока не упала. Никто к ней даже не подходит близко. Когда-то упадет... Не до Башни нынче предзонникам, когда такая жизнь плохая настала... Злодея долго не могли взять ни метательными шарами, ни арбалетами, ни другим нашим секретным оружием, ни хитростью...
Старый Злодей все предвидел и знал наперед, когда на него  предзонники устроят нападение, как скрыться и тому подобное. Все пытался наставить нас на путь «праведный». Но законы у нас были свои, а он нахально крушил их. Но затем Старого Злодея все же порешили. Достал он всех своими нравоучениями. Старейшина Варникс мне по секрету рассказывал, что когда Старого Злодея порешили, то крови у него не было почти вообще. Какая-то едкая жидкость, которая, попав на древесину,  сразу же начинала дымить. И плоть у него была не такая, как у нас или у вас, пятипалых... Вся в тонких крепчайших жилах, из которых потом прекрасные тетивы для луков умельцы Предзонья сделали. А голова Старого Злодея, когда по ней врезали из пращи, вообще разлетелась на куски, и части ее были словно каменные. Как я понял из рассказа Старейшины Варникса, жидкими мозгами там и не пахло... Короче, расправились наши со Старым Злодеем, а Башня так и осталась стоять. Я тогда еще не родился, да и отец, и дед мой еще не родились. Все это было давно...  Здесь еще собираются наши воины, чтобы отбывать в рейды пятипалых, ну, то есть, землян, потрошить... Ваши нас не жалуют: режут и убивают, мы — ваших тем же путем... На том и стоим. Если бы мы сложили руки, нас, почитай, предзонников уже давно бы не было в живых... А так боятся нас краснокровные. Жутко боятся... А от Башни Старого Злодея к дому Класты — рукой подать. Пойдем. Нечего рот разевать на Башню.
Антон, ничего не ответив наполовину ненормальному Гундосому, который сам «заварил кашу» о Башне, молча шагал, чувствуя, как усталость и, может, холод, сковывают все его движения и то, что с каждым пройденным шагом все отрешеннее и отрешеннее становится его «Я». Лишь иногда проскальзывала мысль в его уставших мозгах, что Старый Злодей ни кто иной, как запрограммированный кем-то робот, который обязан был следить не только за порядком прибывших на Землю предзонников, но и «наставлять их на путь истинный».
— Мы здесь срежем дорогу, — неожиданно прогундосил незнакомец. — Все меньше по стылым улицам идти.
И действительно, старый предзонник не пошел по дороге, которая, петляя, терялась за какими-то халупами, а свернул направо, оттянул висящую на одном гвозде доску и они прошли через двор.
Видимо, этим лазом пользовались часто, потому что впереди была протоптана уверенная дорожка, по которой быстрым шагом шел Гундосый. За ним, словно привязанный, топал и Короленко.

* * *
Класта встретила Антона и Гундосого молчаливым, полным страдания, взглядом. Голова девушки была повязана широким синим лоскутом.
— Мама, — с болью выдохнула девушка. — Мама отошла...
— Старейшины уже знают. Твою мать завтра заберут Могильщики, — спокойно ответил Гундосый. — Я  жертву привел, Класта. Старейшины послали. Они помнят все, знают и, благодаря Праматери, все видят!
 — Хорошо, Сник, спасибо, — сказала Класта. — Проходите в комнату. — Девушка медленным, словно ленивым движением руки, привычно поправила на голове свой синий лоскут.
Чересчур бедное убранство несколько неустроенной комнаты, в которой жила Класта, поразило Короленко. Внутри было чисто, но, как отметил про себя парень, неуютно. Скорее всего, в его понимании. В понимании человека, с пеленок привыкшего к более или менее нормальной цивилизации...
На топчане в глубине комнаты с низким потолком и просевшим на целую ступеньку полом, за отдернутой занавеской  лежала, прикрытая гардиной или чем-то напоминающим гардину, высохшая старая женщина.
— Ладно, не принимай нас, иди к покойнице. Ее оставлять одну нельзя,  — прогундосил приведший в дом Класты Антона.
Девушка кивнула и прошла в глубину комнаты, села рядом с покойницей.
Если бы Короленко заранее не знал, что это мать Класты, этой женщине он дал бы по крайней мере не меньше девяноста, а то и больше.
Антон молча взглянул на умершую и медленно перевел глаза на девушку.  Не дождавшись от Класты даже намека на ответный взгляд, Короленко вновь в глубоком полусумраке небольшой комнаты, теперь уже повнимательнее присмотрелся к лежащей.
В скупых, вытянутых чертах лица ее, застыли сострадание и боль. Сухие тонкие руки с длинными пальцами безвольно расположились на тощей груди, глаза были закрыты, на веках лежало два огромных медяка. Ее пропорциональный сухости и старости лоб был практически бел и повязан неширокой белой тесьмой — возможно, это был обязательный атрибут, поскольку, как заметил Антон, Класта, что-то практически неслышно шепча, часто касалась этой тесьмы то правой, то левой рукой.
И тут Антон вспомнил, что где-то читал, что белый цвет обозначает смерть, а синий — печаль...
Из-под топчана, на котором лежала умершая, неожиданно выкатился большой лохматый щенок и активно принялся тыкаться сухим черным носиком в мокрые от непогоди штанины Антона. Затем щенок таким же образом «поприветствовал» что-то подобие брюк Гундосого и вновь проворно полез под топчан.
— Все, я отчалил, — сказал Гундосый  и, не дожидаясь ответа Класты, вышел из хижины, хлопнув дверью. Затем, видимо, вспомнив, что не сообщил девушке о главном, вернулся и, просунув в дверь свои длинные сбитые волосы, произнес:
— Старейшины продлили жизнь этому еще на сутки. Дали тебе, Класта, передышку и время на отход матери, ее проводы.
— Спасибо, — заученно или, может, так показалось Короленко, пробормотала девушка, даже не взглянув на Гундосого.
— Где планируешь его лишить жизни? — Гундосый кивнул в сторону Антона.
— Это так важно сейчас? — недовольно повернулась к Гундосому Класта.
— Старейшины на завтра должны отдать все приказания.
— За Предзоньем. Их это устроит? — резко выпалила Класта, встав со стула и подойдя к столу, взяла тарелку. — Так и передайте. — Я расправлюсь с живущим Вне на его же родине.
— Там время идет быстрее. Ты состаришься. Тебя могут убить живущие вне...
— Вам то, что от этого. Не убью я — убьют меня... Возможно, все свершится по законам Предзонья, — упрямо проговорила Класта.
 Гундосый подошел к Класте, взял ее за руку, приложил к своему почти квадратному лбу:
— Делай, как знаешь.
Этого взгляда было достаточно, чтобы Класта впервые увидела в обычно жгучих, строгих холодно-серых глазах Гундосого искры не гнева, а, скорее всего, человечности.
Это заметил даже Антон, не встревающий в разговоры Класты и Гундосого.
— Мне жалко тебя, девочка! — продолжая мяться у порога, проговорил Гундосый. — Ты для нас — Подающая надежды...
— Я не хочу говорить об этом, дядюшка, — созналась Класта.  — Сколько я просила Старейшин открыть мне все кладези Памяти Предзонья... Вот там, думаю, я бы принесла намного больше пользы предзонникам, нежели преуспеть в убийстве землян. Разве не так?
— Не женское дело заниматься науками, — упрямо проговорил Гундосый. — Об этом говорят наши законы и Праматерь.
— И что мне остается делать?  Идти громить базы и города землян? Для подобного много ума не надо. Это женское дело, дядюшка?
Гундосый ничего не сказал, только поддернул плечи и немного развел в стороны свои шестипалые руки.
—. Да, я владею оружием Предзонья не только не хуже девушек-предзонниц, но и наших парней, — продолжила Класта. —  Это вы прекрасно знаете. Ну и что из этого? Я не боюсь крови ни голубой, ни красной, дядюшка Сник, но разве главное в том, чтобы как можно больше убить? Соль в том, каким образом это сделать. Разве не так? — опять же, с вызовом, спросила девушка.
— Молодой женщине нужно делать вылазки время от времени, потрошить пятипалых и рожать детей. Много детей, так нужных Предзонью, — сказал Гундосый и буквально сразу же добавил, — в этом предназначение женщины. Рожать мужчин — защитников Предзонья, воинов и ученых... Вы же рожаете вместо мужчин внеплановых женщин, хотя можете запланировать рождение не девочки, а мальчика...
Класта недовольно вздохнула, резко повернулась и с тарелкой прошла вновь к лежащей на одре матери, поставила тарелку на табурет у головы, затем зачерпнула кружкой немного воды, налила в тарелку и, макнув туда небольшую чистую тряпицу, стала молча тщательно протирать руки матери, ее лицо...
«У ее умершей матери на руках по шесть пальцев, а не по пять, — отметил про себя Антон. — Значит она была предзонницей, шестипалой. А Класта? Она что, приемная дочь этой старухи? Девочку украли из какой-то семьи землян и уже вырастили здесь, в Предзонье, шестипалые. Скорее всего, что так. Класта может и отнекиваться от этого, но...»
— Я пошел, а ты — располагайся, — сказал, несколько нерешительно потоптавшись у порога Гундосый, обратившись уже к Антону. — И не шути тут, парень. Рядом — отошедшая в иной мир! Ясно? И она была настоящей матерью Класты, родившей ее, — словно прочитав мысленное обращение Антона неизвестно кому, ответил гундосый проводник.
Водрузив на голову свой малахай, Гундосый вышел в коридор. Как показалось Короленко, приведший его старик, был подавлен.
— Ясно, — тихо ответил Антон в пустоту и, наконец, снял шапку. — Прими мои соболезнования, Класта, — виновато пробормотал Короленко c опозданием. — От меня и моей семьи...
Класта молча кивнула, вынесла тарелку в коридор. Вернувшись в комнату, поправила на умершей покрывало и, видимо, исполнив обряд, отошла от лежащей матери, присела у стола.
— Садись сюда, — пригласила девушка, указывая Антону на низенький колченогий стул. — Ты голоден? Есть будешь?
Короленко едва не вырвало, когда он вспомнил о месиве, которое не так давно жадно заталкивал себе в рот.
— Меня накормил этот мужик, — сказал, запинаясь почти на каждом слове,  Антон, одновременно кивнув в сторону двери.
Гундосый уже испарился.
— Странно. Тебя даже покормили? Чем?
— Да, холомясом, кажется.
— Что-то Старейшины раздобрились...
— Гадость, — только и сказал Короленко.
— Да, пахнет не очень, и вид неважнецкий, зато очень питательно. Хорошо, — тихо произнесла Класта и почти тотчас ушла в себя. Затем встрепенулась и виновато взглянула на Короленко:
— Извини, что в комнате холодно, но печку затапливать, когда в доме покойник, нельзя по нашим законам. Считается большим грехом...  Вместе с дымом преждевременно отойдет душа. Надеюсь, ты понимаешь? — спросила.
Антон молча кивнул головой.
Молчание затянулось.
Короленко выглянул в маленькое, но тщательно протертое окно.
На Предзонье надвигались тяжелые, медленные снеговые тучи, ветер повернул с севера и дул со Свалки напропалую, пытаясь забраться во все щели, чтобы испортить и без того тяжелый воздух над Предзоньем. Вздыбленные ветром огромные клубы дыма со Свалки, казалось, бились о крыши соседних халупок, о редкие чахлые деревья, словно пытались растрощить их, а ветки деревьев во что бы то ни стало, поломать.
Затем ночь своим черным рукавом аккуратно сгладила все неблагополучия улицы и бедного убранства комнатушки.
— Будешь отдыхать? — наконец прервала более чем полутора часовое  молчание Класта, увидев, что парень, хоть и смотрит в окно, но давно уже кивает носом.
Антон только передернул плечами.
— Тебе нужно было бы поспать. Сейчас, — девушка взглянула на часы, — сейчас — время «Солнца жизни в легких».
— Не понял, — Короленко поднял голову на Класту.
— Именно с трех до пяти часов по суточным биоритмам твой организм начинает функционировать с работы легких и всей их команды, которую еще называют системой легких.
— Ну?! — то ли сказал, то ли спросил Антон недоверчиво.
— В это время система работы легких почти всех живых существ предельно активна и наиболее результативно все, что связано с ее деятельностью. В Древнем Китае это еще называли «Солнцем жизни в легких». Если воздух свеж, тогда все процессы, протекающие в легких, проходят беспрепятственно. Если же нет — происходит обмен не теми энергиями и не с теми «адресатами». Ветер только что повернул и пока не дует со Свалки. Поэтому сейчас наиболее продуктивное время кислородной подзарядки и сна.
— Ты как цыганка, — попробовал съязвить Короленко.
— Не цыганка. Это доказано, Антон. Наукой. Кстати, не только нашей, но и вашей наукой...
— Все равно, Класта, я спать не буду, —  упрямо заявил Короленко.
— Ну, как знаешь. Тогда помоги мне, пожалуйста, — попросила девушка, пройдя к углу и зажигая там сальный ночничок. — Светляков при покойнике открывать тоже нельзя, — добавила она.
Несмелый огонек, вырвавшись из-под фитилька, недовольно затрещал, затем постепенно, будто с ленцой, набрал силы, разгоняя по углам холод и стоящий там угрюмый полумрак.
В приземистой комнатенке, как показалось, стало чуть-чуть светлее.
Антон взглянул на девушку, которая повернулась к нему и подумал:
«А ведь девчонка ничего, даже красивая...»
И тут же поймал себя на нехорошем:
«При покойнице-то, Короленко?!»
— Помоги же мне, — нетерпеливо попросила Класта, пытаясь отодвинуть к окошку огромный стол.
— Сейчас, — Антон, сбросив с себя груз невольно пришедшего на ум, вскочил со стула и подошел к Класте.
Стол был громоздок и тяжел, но не настолько, чтобы они вдвоем не могли его приподнять и перенести в нужное место.
— Утром придут Могильщики... Чтобы им стол не мешал, — пояснила Класта и, присев на табурет, снова ушла в себя, остаток ночи просидев со своими думами, перед умершей матерью.
Из чуть приоткрытой в коридор двери тянуло холодом, снова гарью и едва уловимым, еще не улетучившимся запахом хилых подмороженных цветов, щедро росших в миниатюрном палисаднике у мазанки.
Антон, переборов сон, вышел на подобие низкого наполовину развалившегося крыльца. Где-то далеко, со стороны Свалки, бегло полыхало — возможно, это жгли костры, или дымно горели отходы, и от этого ночь над Предзоньем казалась еще глуше, еще темнее, еще холоднее, неприветливее, промозглее...
Видимо, мороз этой ночью был уже градусов под пятнадцать или еще пониже, потому что у Антона начали слипаться ноздри и защипало уши. Холод стал нахально подбираться и к рукам, груди, собираясь выстудить Антону душу. Чтобы окончательно не замерзнуть, парень вновь прошел в хижину, плотнее прикрыл входную дверь, набросил крючок.
Вернувшись в комнатенку, Антон опять взглянул на Класту.
Сидящая на стуле угрюмо-молчаливая девушка при свете помигивающего ночничка казалась нереальной, почти что неземной. Щенок, примостившийся рядом с девушкой, грелся у ее ног. Он только чуть приподнял голову и, скосив на вошедшего в комнату с улицы  Антона свои огромные полусонные глазищи и вновь, видимо, увидев уже знакомого, закрыл их и опустил голову на свои толстые передние лапы. Короленко, поплотнее запахнув на себе куртку и стащив с вбитого в стену гвоздя что-то наподобие покрывала, закутался в него, сел на стул и задремал.

* * *
Как только на улице забрезжил рассвет, в хижину ввалились трое худющих как трости парней в рванье. Траурная церемония была до предела краткой и непонятной для Короленко. Даже не поздоровавшись, а только наделав в комнате бесполезного шуму, Могильщики положили покойницу на укороченные носилки и, накрыв тело женщины огромной мешковиной, сразу же, не дав Класте даже попрощаться с матерью, вынесли на улицу. Затем, споро устроив свои носилки на трехколесную тачку, на которой стоял прибитый гроб, передвинули тело в наклоненный гроб, поставили на подложенные поленья, накрыли его оббитой черной тканью крышкой и не спеша покатили тачку в сторону Свалки.
— Все, до свидания, мама, — тихо произнесла Класта, когда гроб с телом покойницы скрылся за углом. —  До встречи в ином мире, дорогая! Я приду к тебе, мама! Как только настанет мой срок...
— Ты не будешь провожать маму к месту захоронения, Класта? — удивленно взглянул на девушку Короленко, которая не проронила ни слезинки.
— У нас это не принято, Антон. Маму повезли Могильщики к Шестому озеру, —  с горчинкой в голосе сказала Класта. — Сейчас быстро поедим и уйдем отсюда. Навсегда! Я приготовлю тебе яичницу. Будешь?
— Я не голоден, Класта, — попытался отвертеться Антон. Он даже удивился, как девушка быстро переключилась с горя к обыденности?
 — Зато я голодна, и основательно продрогла, — упрямо сказала Класта и, подойдя к архаичной, сложенной из кирпича печке, положила в нее бумагу, несколько тонких щепок, затем пару поленьев,  лучиной перенесла из ночничка огонь, и через пару минут в печке  весело заполыхало, загудело... Буквально сразу же в комнатенке пахнуло приятным теплом.
Яичница не заставила себя долго ждать.
Сидя за столом и с жадностью, практически не пережевывая, а глотая  куски,  Антон про себя отметил, что яичница, только что приготовленная Кластой, ничуть не хуже той, которую подавала ему к столу по утрам  мама.
— Пить что-то будешь? — спросила Класта, когда на сковородке не осталось ни единого куска.
— Не знаю, — нерешительно пробормотал Антон. — А, вообще-то, не буду, не хочется...
Старенький чайник  уже закипел, рассерженно брызгая на раскаленный лист.  В комнатенке отошедшие сухие травы, ярче «сыпнули» в ноздри своим ароматом.
— Мама всегда травы собирала, — тихо сказала Класта, увидев, что Антон поглядывает на щедрые пучки, развешенные над плитой, — Только не на Свалке, — добавила, словно извиняясь, а в местах, которые были чистыми.
Девушка больше не спрашивала у Антона ничего, сняла с плиты ухающий чайник и еще подложила во чрево гудящей печки дров. В хибаре буквально сразу же смачно запахло  мирным жильем, паром и медленно уходящей сыростью, которая раньше абсолютно не ощущалась, а сейчас шла от остывших стен, со всех закутков. Особо сильно тянуло холодом из коридора...
Налив в стакан кипятка, девушка аккуратно насыпала сверху на воду порезанных листьев, которые она достала из полотняного мешочка  и, положив какое-то варенье из стеклянной банки, осторожно потягивала обжигающий напиток. Затем, когда стакан был опорожнен, сказала:
— Посидим, Антон, на дорожку. — В ее голосе вновь послышались нотки печали. — И уйдем отсюда. Навсегда!
— Но ведь это нереально, Класта, — попробовал возразить Антон.
— Реальнее не бывает! — произнесла девушка, упрямо поджав свои губы.
— Ты не спала всю ночь, отдохнула бы, — сказал Короленко.
— Мы, предзонники, можем подолгу не спать, — упрямо произнесла, девушка...  — И четверо суток без сна для нас ничего не стоит. Я привычна к недосыпу, как говорят у вас. Кстати, я бы хотела жить за Предзоньем. Хотела бы родиться и жить ТАМ, где родился и живешь ты!— Девушка вздохнула и надолго умолкла. — Хотя, может быть я и не права. Предзонье моя родина, а не там, где живешь ты...
 Короленко только улыбнулся, вспомнив о своей догадке у Ритуальной Хижины, да и в доме Класты, о том, что Класту предзонники, или даже эта, умершая женщина, опять же могли украсть еще несмышленой малышкой у матери-растерехи, и ничего не ответил девушке.
— Лучше бы ты хоть немного покемарила, — просто сказал парень. — А я бы подежурил... Через час-полтора разбужу...
— Некогда дремать, — опять же упрямо сказала девушка. — Давно время идти.
— Хорошо, — согласился Короленко, затем поднялся из-за стола, взял ботинки, стоявшие на подставке возле духовки, снова сел и стал  молча натягивать их на ноги. Они были горячие и успели не только нагреться, но и чуть-чуть протряхнуть.
— Вообще-то тебе крупно повезло, Антон.
— Что ты  имеешь в виду? — парень, дошнуровал ботинок,  поднял на девушку глаза.
— Да то, что ты волей Старейшин Предзонья предназначен для убийства мне. Другие предзонники с тобой бы церемониться не стали! У тебя появился реальный шанс остаться живым. Видимо, ты первый из землян, кто выйдет из Предзонья живым!
— Спасибо, — смущенно пробормотал Короленко. — Но я тебе не верю. Какая тебе от этого выгода?
— Мне не нужна жертва, насильно оставленная рядом со мной, — произнесла Класта.
— Ты без конца подчеркиваешь свою доброжелательность ко мне. Скорее всего, ты не та, за кого себя выдаешь... И эта женщина, которую сегодня утром увезли, не твоя мать. — Короленко на миг остановился, но видя, как быстро пунцовеет Класта, как у нее сердито утончаются губы, украдкой продолжил:
— Ты, скорее всего, украденная!
— А я вот не поняла твоего намека, — предзонница побагровела, гневно вскинула брови. — Это моя родная мама! И она вчера ушла в иной мир, а ты... ты такое подумал...
— Хорошо, хорошо, — поняв, что наговорил немало глупостей, сказал Антон. — Извини, Класта. Я, по всей видимости, был в корне не прав, — произнес он через некоторое время.
— Посидели, и хватит, — вдруг командным голосом произнесла Класта и встала. — Уходим. Сейчас же.
— Ты не убьешь меня там, за Предзоньем, правда? — неожиданно робко, не по-мужски спросил Короленко.
Класта с сожалением взглянула на огромного Антона, которому доставала едва ли до подбородка, как это ни странно, ставшему всего боящимся зайцем, и прыснула:
— Ты рассуждаешь совсем как фанатик-землянин, как хлюпик, — недовольно буркнула девушка. — С каких это пор ты стал хлюпиком? Ты, который...
Короленко почувствовал, как краска медленно, но неотступно заливает его лицо.
Запахнув на себе поплотнее полы куртки, девушка засуетилась. Сначала привычно бросила на плечо пращу, рассовала по карманам небольшие металлические грубо кованные метательные шары, которые достала из небольшого ящика, стоящего за столом. Затем схватила из-за плиты на полочке пару коробков спичек, всучила в руки растерянному Антону пакет с буханкой черного, как земля, хлеба и сверток газет с завернутой в них травой и еще что-то небольшое, но тяжелое. Затем девушка прихватила с собой полусонного щенка, мирно дремавшего в тепле на ватном коврике, и вышла из хижины.
За Кластой, как привязавшаяся собачонка, вышел молчаливый  Короленко. Он аккуратно прикрыл за собой перекошенную от времени дверь в хижину, подпер обломком шеста, который стоял рядом...
...Непогодь ударила по щекам щедрым морозцем с нахальным встречным ветром и мелкой снежной крупой, которая больно хлестала по лицу. Щенок тотчас заскулил на руках у девушки.
— Зачем ты его взяла с собой? — удивленно спросил Антон.
— Хорош! Ты хотел бы, чтобы я оставила Тарзанчика в холодном доме одного погибать? — резко выпалила Класта. — Или просто выгнала на улицу?
— Да нет, что ты, — сразу же, смешавшись, ответил Короленко. — Но пес уже тяжел и, возможно, будет нам в дороге помехой...
— Своя ноша, как говорите вы, земляне,  не тянет, — резко сказала Класта, кутая в полы куртки щенка, и Антон, поняв, что не прав, надолго умолк.
Когда они почти подошли к Башне Старого Злодея, Класта, повернув к парню раскрасневшееся от мороза лицо, извинительно произнесла:
— Подожди минуту, Антон, я сейчас. Только вот Тарзана подруге отдам...
— Она далеко отсюда живет? Я тебе помогу.
— Только... — Класта замялась... Подруга прикована к постели...
— Да я не буду заходить к ней в комнату, — заверил Короленко.
— Хорошо, подождешь в дворике, я быстро...

* * *
— Здравствуй, Солнце. Ты уже встаешь? — увидев Свему с трудом передвигающуюся по комнате, Класта несказанно обрадовалась. — Благодари Бога и Праматерь!
— Я благодарна не только Богу и Праматери, но и тебе, подруга. Скорее всего помог тот твой отвар, Класта. Я его пью регулярно... И мази... Конечно, я еще слаба, но чувствую, как силы уже не покидают, а вливаются в меня. Словно твой отвар поит меня своей силой. Этот твой Эликсир жизни, Класта... — Свема не находила слов благодарности. — Ты была права, когда говорила о том, что против каждой хвори, против каждого яда существует противоядие, только его нужно найти. Вот ты и нашла это противоядие от моей хвори. Ой, кто к нам еще в гости, — глаза у девушки загорелись еще пуще. — Тарзанчик, милый, — Свема протянула руку к мохнатой голове щенка. Тот сразу же доверчиво лизнул девушке руку. — Марк вчера приходил. Весь день и вечер сидел у меня. Отличный парень... Я бы с ним даже на край света, Класта. У нас с ним одинаковые взгляды на дальнейшую жизнь. И он, и я хотим много детей, —  от признания Свема чуть покраснела. — Откровенно говоря, я уже поставила крест на своем здоровье, готовилась отойти в иной мир. Но ты! Ты... И рана моя уже не кровоточит. Еще «сыра», но кровь-то не идет, даже не сочится, Кластушка! — Свема не находила слов. Слезы сами покатились из глаз.
Всегда сдержанная Класта тоже неожиданно расплакалась.
— А ты-то чего ревешь? Ведь я... выжила, как видишь. Благодаря тебе, Класта.
— Мама.
— Что мама? Свема подняла на Класту свои зареванные глаза.
— Моя мама отошла в иной мир. Сегодня ее забрали Могильщики.
— Тетя Варра? — У девушки не глаза, а только идущий из них ужас. — Не может быть! Ведь она никогда не жаловалась на здоровье. Да, у нее были плохи ноги, Класта, но в остальном...
Класта только кивнула головой.
— А я-то смотрю, ты какая-то пришла издерганная, замкнутая. Думала, это ты оттого, что тебя заставляют убить живущего вне Предзонья...
Щенок, которого Класта отпустила на пол, пытаясь привлечь к себе внимание, путался под ногами, и Класта чуть прикрикнула на него. Он поднял на нее свою по-медвежьи мохнатую голову и с недоумением посмотрел на девушку, мол, чего голос поднимаешь. Я же не нашкодил, мне нравится здесь, нравится тереться о ваши теплые ноги, и я хочу с вами хоть чуточку поиграть...
— Фу-ух, — с силой вздохнула Свема, оставив палки и опускаясь на кровать. — Представляешь, сегодня уже больше чем полчаса ходила. Три раза. Сама даже печку растопила... Раздевайся, Класта, снимай куртку, брось на стул или повесь на гвоздь, и садись. В комнате тепло. Чай можешь поставить. Марк так вчера  много рассказал о вылазке воинов...
— Спасибо, не хочу, — произнесла, глубоко вздохнув Класта. — Я ухожу, Свема!
— Не поняла.
— Я ухожу за Предзонье.
— Клас-та? — глаза у Свемы само удивление. — Да как же это так? Разве можно? Я тебя не отпускаю!
— Нет. Меня ждут.
— Там?
— Меня ждет парень...
— Жертва Антон? О нем рассказывал мне Марк. — Но ведь ты вернешься. Скоро?
— Вряд ли, чтобы я вообще вернулась, — грустно произнесла Класта. — А Тарзана я оставляю тебе, если ты не против.
— Но ведь, убив жертву, ты вернешься... А он, как, где сейчас, кто его сторожит?
— Он ждет меня в твоем дворике.
Свема, не выдержав, с трудом поднялась с постели, схватила свои палки. Класта, было, кинулась помочь подруге, но та отстранила руку девушки:
— Я же сказала, сама управляюсь, — упрямо произнесла Свема, и, подтягивая ногу за ногой, нетерпеливо подошла к окну, взглянула вниз, где неспешно расхаживал Антон.
— Класта-а! Я за таким бы куда угодно. Красавец! Это твоя жертва? И ты его будешь убивать? Я бы ни за что... Ей Богу!
— Я что, по-твоему, ненормальная?
— И я так думаю, что нет. Хотя, не ревнуй меня к нему, пожалуйста. Марк лучше.
Класта улыбнулась и расцеловала подругу.
— Береги своего Марка и прощай, подруга. И побыстрее становись на ноги.
— Я не хочу с тобой прощаться навсегда, Класта. Я так к тебе прикипела...
— Ну, тогда, до свидания, — Класта еще раз поцеловала подругу. — Даст Бог, еще встретимся.
— До свидания, Класта, — в глазах у Свемы снова висели обидчивые слезы.
Класта выскочила из комнатушки Свемы и быстро сбежала по ступенькам. Ей показалось, что останься она здесь еще хоть на минуту, не выдержит, и будут они рыдать вместе в два голоса долго и надсадно, чем повергнут друг дружку в шок, а Антон же, ожидая ее на морозе, пока девушки придут в себя, вовсе превратится в сосульку...

* * *
Границы Предзонья, как и предполагала Класта, они с Антоном прошли к вечеру без каких-либо осложнений. Лишь во втором эшелоне дозорных их окликнули из-за деревьев, но, увидев Класту, предзонники сразу же успокоились.
— Далеко собралась, Класта? — спросил уже пожилой, но еще дюжий длинноволосый мужчина в обмотках, появившийся перед ними словно из-под земли. Он подошел к ним поближе, привычно отбросив свои непокрытые, несмотря на мороз, длинные волосы, лезшие на глаза, затем, для видимости, поправил на плече арбалет.
— Вне Предзонья, — коротко ответила Класта.
— Ты идешь через поле Периметра? — удивленно спросил предзонник.
Услышав разговор о поле Периметра, Антон насторожился.
— У тебя что-то серьезное? Помочь? — вновь спросил дозорный. — Завтра, видать, будет сильная метель. Кости страшно ноют... Да и холодно нынче. Может, помочь, — предложил Класте дозорный еще раз. — Мы все пути дорожки эти изучили, как свои шесть пальцев... До поля Периметра, дорогая. Смотри, не попадись в его сети... Знаешь, сколько наших отменных воинов там уже полегло... Кто-то из нас доведет тебя, девочка, с этим, — дозорный кивнул в сторону Короленко, —  до нужного места.
«А и впрямь, ведь нам предстоит пройти через... поле Периметра. — Антон ужаснулся. — Ведь это... Мы просто идем на смерть. Мои бывшие коллеги конечно же не будут разбираться, кто идет и зачем. Им все по фигу. Включат на своих станциях генераторы, да так начнут давить на мозг, что кровь тут же ручьем со всех дырок... И я хорош, ничего не рассказал девушке о себе... Да ведь она-то  и не спрашивала. По дороге расскажу», — подумал Короленко. —  Хорошо хоть, что эти недалекие шестипалые не выпотрошили моих карманов... — Антон, сняв прохудившуюся перчатку, и нетерпеливо залез под куртку. Пластиковая карточка старшего оператора Станции поля Периметра была на месте. Шестипалые не взяли даже деньги.
— Я сама туда должна дойти. А о поле Периметра я многое знаю. К тому же, у меня все нормально, дядюшка Полей, и все идет по плану.
— Предписанному Старейшинами и Праматерью? — Встретивший их заинтересованно посмотрел на Класту.
— Я привнесла в предложенный Старейшинами план кое-какие изменения.
— Как это? — опешил дозорный, вновь поправляя рукой на голове копну своих длинных волос.
— Да все нормально, — уклонившись от ответа на прямой вопрос, сказала предзонница. — Я спешу, дядюшка Полей, — добавила девушка, поэтому, извини, некогда разговаривать понапрасну.
— Иди, — просто сказал дозорный и качнул головой. — Кстати, ты права, Класта. Генераторы в Предзонье нынче работают почти что в полсилы, поспешай! И не забывай о поле Периметра, Класта! И о Станциях вокруг Периметра тоже...
На Короленко никто из дозорных, стоящих поодаль, не обратил внимания, словно парень для них вообще не существовал. Скорее всего, как понял Антон, не только жителям городка, но и дозорным  были даны такие установки... Сам же Короленко, снова натянув на руку перчатку, практически полностью «ушел» в себя, размышляя над тем, как они с Кластой  пройдут поле Периметра? Ведь это не какие-то финтифлюшки, не фити-мити, как говаривал в свое время старик Бемс.
— Пойдем, Антон, — Класта тронула за плечо Короленко, стоявшего как истукан. — Нам еще предстоит долгий путь! Пока приведу тебя к давно облюбованному мной месту...
— Будь осторожна, Класта! Погода нынче совсем не походная, не блещет, холода, часты вьюги, — напутствовал на прощание дозорный.
— Не в первый раз, — бросила Класта.
— А во время метели не заметишь, как окажешься возле поля Периметра, — продолжал он. — Это страшно, Класта. Там тебя местные превратят, девочка, в ничто... И еще, хорошо примечай дорогу и поскорее возвращайся! Там время не то, быстро состаришься! Тебя буду ждать я и все предзонники, Класта. Пореши этого пятипалого, как ты того хочешь, вне Предзонья. Но как следует там поупражняйся! Ты его будешь кончать пращей или, может, метательным шаром? — подкашливая, напоследок поинтересовался у Класты дозорный.
— Будет видно, дядюшка Полей, — снова отнекалась девушка и  пожестче рванула Антона за рукав куртки. — Я же сказала тебе, пойдем! Рот разинул, а время не терпит...
Короленко, как загипнотизированный, повернулся и, медленно переставляя ноги, пошел за смело прокладывавшей в щедро запорошенном снегом валежнике путь девушкой... Он был полностью поглощен думой о том, как перехитрить оператора Станции поля Периметра, вернее, не его, а главный компьютер Станции. Понятно, Антон знал немало паролей, но ведь прошло время, а пароли менялись каждые восемь часов. И еще, у него не было хоть какой-то возможности ввести пароль в компьютерную сеть Станций на временное разблокирование прохода извне до того, пока их с Кластой не вычислит и не сработает автоматическая защита поля Периметра, не сообщит оператору Станции о том, что поле Периметра нарушили неизвестные...
— С победой возвращайся, девочка! — уже вдогонку прокричал дозорный, однако Класта ничего не ответила ему.

* * *
Пламя костра после двенадцати часов пути по нехоженым тропам, было весело, и в то же время, как казалось Антону, загадочно. Тепло, исходящее от огня, располагало к отдыху и к разговору. Именно здесь, у костра, Короленко решил рассказать Класте о том, что буквально неделю назад он еще работал Старшим оператором поля Периметра на Станции.
— Ты знаешь, Класта, — дожевывая оторванный от буханки ломоть хлеба, нерешительно начал Антон, — я тебе не сказал самого главного. Да и не было для этого подходящего...
— Ты хотел сказать места? — с искринкой веселости  спросила, тоже жующая хлеб девушка.
— Да при чем тут это? — почти что в сердцах бросил Короленко. — Я не рассказал тебе основного.
Девушка взглянула на Антона своими блестящими глазами вырвавшегося из ада человека.
— Ну, ну, давай, рассказывай, — заинтересованно произнесла Класта. — В ночи, у костра это особенно интересно. Ну же!
— Я, к твоему сведению, Старший оператор поля Периметра.
Класта едва не подавилась, с трудом проглотив застрявший в горле кусок хлеба. Ее глаза стали до того удивленно-большими, что испугали Антона. Блеск их веселости улетучился тут же, словно его забрало низкое сумрачное небо. Рука девушки машинально потянулась к заплечной сумке, в которой, словно близнецы, лежали два метательных шара. Лишь тогда, когда пальцы коснулись шершавого шипастого металла, Класта, переборов себя, словно ожегшись, выхватила руку из сумки.
Это защитное движение девушки заметил Антон и непроизвольно сжался, словно собирался отразить обязательную и неминуемую атаку:
— Но я... — Короленко снова смешался и надолго замолк.
— Это... Это даже сверхинтересно, — сказала, взвешивая каждое слово девушка. — Если бы об этом узнали у нас в Предзонье, для тебя все бы  изменилось. В лучшую — худшую ли сторону — не знаю. Нет, тебя, Антон, скорее всего не убили бы даже у нас, и не бросили бы в Дальний тоннель к пожирателям...
— К кому? — поднял глаза на девушку Короленко. — Кто такие пожиратели?
— В Предзонье существуют такие взбесившиеся, размером с земную кошку кровожадные восьминогие мураши. Жрут, извини за грубое слово, все живое подряд, — пояснила Класта.  Затем девушка надолго замолчала, часто поглядывая на Антона. — Хоть бери и возвращайся назад. — Видно было, как девушка боролась с нахлынувшими на нее сомнениями. — И Праматерь, да и Старейшины мало знают о Станциях поля Периметра... Ты, скорее всего, раскрыл бы на многое им глаза, поскольку кому, как не тебе знать все уязвимые места Станций... Тебе-то все в них понятно, а в Предзонье практически полный провал. Особенно за последнее время. А вообще-то, мало верится во все это. Чтобы ты был оператором Станции по поддержанию поля Периметра... Соврал, чтобы развеселить меня? — Класта рассмеялась.
Антон не обиделся и, распахнув куртку, достал из кармана рубашки свою именную пластиковую карточку, протянул Класте.
Предзонница лишь мельком взглянула на карточку, вздохнула, затем натянуто улыбнулась:
— Ну, тогда мели дальше. Если ты был на Станции Старшим оператором поля Периметра, значит... — девушка не находилась что сказать дальше и Антон подсказал Класте:
— Значит, я порешил многих предзонников. — Именно это ты хотела мне сказать? — спросил Короленко, пряча свою пластиковую карточку в карман. Он не торопясь застегнул карман, и лишь тогда Класта кивнула Антону. — Не знаю, сколько всего полегло в сражении с моей Станцией предзонников, но, честно признаюсь тебе, много.
— И ты убивал всех нападающих? — вопрос девушки прозвучал наивно, по-детски.
Короленко вздохнул и развел руками, мол, что поделаешь.
Класта резко вскочила на ноги, видимо, вспылив.
— Все время работы на Станции оператором, а затем и Старшим оператором поля Периметра, я был как в эйфории. Ваши убивали наших, наши — ваших. Кто прав, кто виноват, мы, операторы не разбирались. Наша работа сводилась к тому, чтобы... У нас был приказ. Я был как робот. Я должен был не выпускать предзонников из их резервации, из Предзонья, не подпускать к выходу, они же лезли, как саранча... И каждый раз после бойни на поле брани оставалось помногу обезображенных трупов. Если честно, то вначале я не мог на все это даже спокойно смотреть...  А потом — привык. Человек привыкает ко всему, и я... привык к виду смерти, к крови, к многочисленным трупам... Кстати, я часто после дежурства задумывался над тем, что наша кровь, и ваша кровь, то есть, кровь землян и предзонников, не одного цвета. У нас — красная, у предзонников — голубая. Почему кровь предзонников у нас называется вражьей? Лишь потому, что она голубого цвета? 1  Именно на этот вопрос, я так и не нашел ответа.

1 Цвет крови у кианетиков скорее не четко голубой, а синеватый или голубовато-лиловый.

— И у нас вашу кровь Праматерь и Старейшины именуют вражьей, Антон. Потому, что земляне и предзонники — враги. Давние враги. Понимаешь?
— Не понимал и не понимаю. Но, будучи оператором, а затем и Старшим оператором поля Периметра на Станции, я убивал. Я привык к массе трупов. Видимо, это была так называемая эйфория успеха, — виновато добавил Короленко через некоторое время, — и ты... ты можешь убить меня даже здесь, у костра, не тратя времени на поход за Предзонье. Ты можешь отомстить за тех многих предзонников, кого я лишил жизни, —  решительно и невозмутимо произнес Антон. — Я, Класта, готов, — добавил парень через время. 
— Я же тебе уже сказала, что убивать ни тебя, ни кого бы то ни было, не буду. Все умершие у тебя на совести. Вернее, даже не у тебя, Антон, а у ваших шишек, то есть, у власть предержащих... И ты прав в том, что, как говорилось в древнейшей пословице Земли, паны дерутся, а у пешек шапки, вернее, головы летят. Может, это надо не только вашим, но и нашим Старейшинам? Мне кажется, что и ваши сверх начальники, и наши Старейшины имеют самые крупные мозговые клетки.
Короленко, не поняв, о чем говорит девушка, поднял на нее свои удивленные глаза.
— Один профессор1 из живущих Вне, очень давно в своей энциклопедии о душевных болезнях утверждал, что крупные клетки имеются у слабоумных.

1Немецкий профессор Шпильмейер.

— Ну и что из этого?
— А то, что и у ваших Первых, и у наших многих Старейшин преобладают именно эти крупные клетки. Либо их пирамидальные клетки гениальности расположены не так, а своеобразно, что сопоставимо только с мозговыми клетками преступников2. А ведь они и на самом деле преступники, Антон. Не ты, не ваши операторы, не военные, которые вынуждены убивать, не воины предзонники, а их командиры, и Первые лица, отдающие приказы...

2Вывод немецкого профессора Фохта, выдвинувшего «механическую теорию гениальности».

— Я не политик, и ты, как мне кажется, полезла в такие дебри, что я ничего из твоих выводов не понял, — извинительно начал Короленко, на что девушка, рассмеявшись, сказала:
— Ладно, Антон, я как-то тебе расскажу, а сейчас нам  пора.
Девушка встала и принялась забрасывать снегом костер. От обиженно-шипящих сучьев пошел пар и едкий дым, который вскоре прекратился, хотя тепло еще давало о себе знать.
— Спасибо, Класта, — сказал Антон, когда они продолжили путь. — Я думал, что сразу же отправишь меня на тот свет.
— Ты как в воду смотрел. Я едва не сделала этого, — созналась девушка и улыбнулась, затем, приложив ладонь козырьком к глазам начала всматриваться в темень леса, словно могла что-то различить впереди.

* * *
Проваливаясь, порой по колено, а где и выше в снег, Антон с Кластой вышли почти к окраине Свалки.
Ночь своим угрожающе черным, чересчур холодным шарфом метели нахально обняла все вокруг. Особенно она изгалялась над одинокими человеческими фигурками, затерявшимися на равнине среди холода и непрекращающейся вьюги.
Класта знала, что где-то неподалеку расположились Станции живущих вне, землян, по поддержанию поля Периметра. Знал об этом и Короленко, понимавший, что ему придется хорошенько попотеть, чтобы безболезненно прорваться через него.
Девушка шла, как и просил Антон, сзади. Он хотел встретить своей грудью направленный вопрос со Станции поля Периметра, а затем тотчас подать ответный кодированный сигнал о том, что идут «свои».
«Принюхиваюсь, словно собака-ищейка», — с юмором подумал про себя Антон, но, как только его пластиковая карточка в кармане вызывающе предупредительно пискнула, замер.
— Станция поля Периметра где-то рядом, Класта, — почему-то шепотом предупредил девушку Короленко. — Скорее всего, впереди.
— Я тоже ощутила. Парой минут раньше. Станция не впереди, как определил ты, а правее от нас. До нее еще метров пятьсот.
Антон  почувствовал, как краска стыда заливает его обветренное лицо.
— Ты что, провидица? Колдунья? — заинтересованно спросил Короленко, поворачиваясь к девушке.
Класта сначала задорно рассмеялась, но затем стала серьезной и, подняв заснеженные веки, взглянула на  Антона и сказала:
— Нет, к сожалению. Раньше наши женщины многое умели делать, но, как и рождение заблаговременно информированных и обученных детей своих, утратили и возможность быть провидицами.
— А вы умели это делать на самом деле? — недоверчиво спросил Короленко.
— Конечно, Антон. К сожалению, к настоящему моменту осталась лишь толика того, что мы умели прежде.
Карточка пискнула еще два раза с перерывом в четыре секунды, сообщая парню, что компьютер Станции поля Периметра принял и идентифицировал личность владельца и Короленко может спокойно пересечь поле Периметра.
— Пойдем, попробуем обмануть машину, — опять же  шепотом произнес Антон.
— Ничего у тебя не получится, — сразу же сказала девушка. — Я чувствую враждебную силу, которая нацелена на меня с двух сторон.
— А я ничего не чувствую.
— Мне,  Антон, наверное, придется остаться. Не пропустит меня ваш Периметр, — упрямо проговорила Класта.
— И ты вернешься в Предзонье?
Девушка удрученно кивнула.
— Ну, уж нет! Как говаривали наши предки, либо грудь в крестах, либо голова в кустах. Если ты не соизволишь идти со мной через поле Периметра, тогда я вернусь с тобой в Предзонье, —  сказал Короленко.
— Там тебя скорее всего убьют.
— Значит, как говорила ты, пришел мой срок почить в Бозе. Хотя, возможно, узнав, что я Старший оператор поля Периметра, они оставят меня живым хотя бы до тех пор, пока не выведают от меня всё, что я знаю о Станциях. Но это проблематично им будет. Я давал присягу, поэтому даже под пытками им ничего от меня не выудить.
— А они и не будут тебя пытать. У нас в Предзонье есть одно зелье, которое заставит тебя, хочешь ты того, или нет, а рассказать все, что знаешь.
— Да ладно тебе.
— Это действительно так, Антон.
— Ну, тогда я не буду ничего ни есть, ни пить.
— Вольют это зелье в тебя без спроса, — Класта хмыкнула. — Свяжут, и  вольют... А срок твой отхода в иные миры, или как говорите вы, земляне, смерть, еще не скоро придет, если ты не вернешься со мной в Предзонье, — упрямо произнесла девушка.
— Я не оставлю тебя одну здесь одну.
Девушка вздохнула.
— Значит, тогда я иду с тобой, через Периметр, — уверенно произнесла Класта.
— Вот и хорошо.
Распахнув куртку, Короленко достал из кармана свою пластиковую карточку и решительно протянул ее Класте.
— Возьми. Она может помочь тебе.
— Нет, Антон. Думаю, что карточка без владельца для компьютера вашей Станции поля Периметра почти пустая бумажка. Я это знаю, Антон. Она, в лучшем случае, может помочь мне лишь наполовину. Я все только что просчитала. У меня ничего не выйдет с твоей карточкой, тебе же при переходе без нее придется не сладко.
— Все равно, возьми. Пока компьютер Станции поля Периметра будет копаться в своих электронных мозгах, взвешивая все «за» и «против», а затем передаст оператору свои выводы, пока оператор дойдет своими мозгами, что и почем, проскочим, Класта, — твердо заявил Короленко.
Девушка, нерешительно потоптавшись на месте, взяла протянутую карточку и, улыбнувшись, сказала:
— Ты, как по мне,  нарываешься на большие неприятности, Антон.
— Ладно уж, — Короленко повеселел. — Наберись терпения и смелости. Прорываемся через пару минут. Я подам сигнал.

* * *
Предположение Антона о том, что они проскочат через поле Периметра практически незамеченными, осталось лишь предположением. Девушка была права. До пересечения второго эшелона границы поля Периметра им осталось всего метров  десять, как «заговорил» средний отражатель атаки, видимо включенный струсившим оператором. На Короленко и на девушку «набросились» низкочастотные инфраколебания частотой в шесть герц. Сразу почувствовались приступы морской болезни, угнетение психики. Эти же колебания породили небывалое у него ранее чувство страха.
Короленко не знал, на какую именно Станцию поля Периметра они вышли, хотя, судя по реакции оператора, предположил, что, скорее всего там сидел оператор, вышколенный до автоматизма.
— Быстро назад! Ретируемся! — крикнул он Класте, как только почувствовал, что у него к тому же заныли зубы. — Сейчас может быть семь герц, и мы с тобой потеряем сознание, и наступит смерть... А если оператор применит «колпак» — пиши пропало...
Девушка, по голосу поняв, что Антон не шутит, не стала ждать очередного «приглашения» и побежала по глубокому снегу что было духу в сторону от Станции. За ней со всех ног  припустил и Антон.
Мчась назад, вслед за Кластой в те спасительные «запределы», Антон понимал, что они, во что бы то ни стало, должны унести ноги. И не только со второго эшелона границы поля Периметра, но и как можно дальше, потому что новейшее оружие своим,  уже значительно ослабевшим, крылом коснется и третьего эшелона, но это уже будут лишь отголоски.
Короленко лишь краем уха однажды, на совещании высших чинов, слышал о новейшей разработке военных специалистов — вакуумном занавесе, а проще, «колпаке», но о том, что «колпак» так быстро поставят на Станции по поддержанию поля Периметра, не было тогда и речи. Выходит, пока Станцию поля Периметра Антона отрезали, да пока он «прохлаждался» у тети Жанны в Полевом, а затем в Предзонье и «путешествуя» к дому, его бывшие шефы успели все завершить, и Станции по поддержанию поля Периметра теперь стали практически неуязвимыми.
Зная, что чуть менее чем через десять секунд на второй эшелон «опустится» вакуумный колпак, который уничтожит по его границам все живое, тотчас разметав тела попавших на атомы, Короленко еще прибавил скорости. Угнаться за Кластой он не смог, но это было хорошо, что девушка так быстро бегала. Если бы Антон тянул по глубокому снегу еще за собой и ее, с ними все было бы кончено.
Они успели выбежать из границ поля Периметра именно в тот миг, когда у них за спиной задрожал воздух и снег под ногами осел буквально в долю секунды,  нагло обнажив по краям узкую дорожку глинистой почвы...
Короленко, еще продолжая по инерции бежать по скользкой мокрой глине, почувствовал, как у него вспухло от внутреннего перенапряжения давления тело, готовое в любой миг взорваться подобно бомбе, но почти тут же, отпустило. Давление пришло в норму спустя несколько минут.
Стоя за зоной действия поля Периметра, Антон не знал, что сказать Класте, как оправдаться перед девушкой. Ему было стыдно за себя. Он, Старший оператор поля Периметра, пускай даже и самовольно оставивший пост, не справился с ублюдочным полем, многого не просчитал и вчистую проиграл дуэль с компьютером Станции по поддержанию поля Периметра и ее оператором.
— Быстро сработал, скотина, — сказал Короленко, едва переводя от страшного бега дыхание. — Хорошо хоть ноги вовремя унесли. Иначе собрать наши покалеченные атомы воедино не смог бы, наверное, даже сам Господь.
— Я же тебе говорила, Антон, что ничего у нас не получится. Я все просчитала наперед.
— Ты также болтала и о том, что вы, предзонницы, напрочь потеряли возможность предвидения...
— Говорила и говорю опять. — Класта вздохнула, не приняв язвинки в свой адрес. — Видимо, Антон, мне все же придется вернуться в Предзонье. Я скажу Старейшинам, что не убила тебя, а отпустила не все четыре стороны.
— И с тобой рассчитается, а потом и  утопит в вашем пятом или шестом озере твой бывший друг детства.
— Почему бывший? Он останется им до конца. Кирр поступит по законам Предзонья, — спокойно сказала Класта. Ее голос даже не дрогнул.
— Не балуй с твоим отходом и побудь здесь. Я скоро приду, —  сказал Антон. Только не уходи! Пожалуйста, — попросил. — Если на Станции дежурит один из моих приятелей-операторов, я с ним договорюсь. Да я договорюсь с любым оператором. Он увидит, что нас только двое, и больше не будет повторять глупости.
Не успел Короленко пройти и десяти метров, как его пластиковая карточка Старшего оператора поля Периметра пискнула, предупредив парня о том, что он вступил за границу третьего эшелона поля Периметра.
Ответ, разрешающий продвижение через все три зоны границ поля Периметра, компьютер Станции послать не замедлил, и Антон смело, повернув чуть направо, пошел к ближайшей от него Станции.

* * *
Вогнав свою пластиковую карточку в приемную щель на двери Станции поля Периметра, и прижав ладонь для идентификации к полукруглому, всегда теплому выступу, Антон спустя минуту, забрав возвращенную автоматом карточку, шагнул в открывшуюся толстенную стальную дверь. Чтобы пройти к оператору, Антону еще раз пришлось повторить сверку уже на втором этаже, в широком ярко освещенном тамбуре Станции.
— Привет, коллега, — поздоровался Антон,  протягивая руку повернувшемуся в кресле оператору.
Этого молоденького оператора-новичка Короленко совершенно не знал.
— Здравствуйте, — удивленно ответил Антону паренек, видимо, недавно начавший дежурить на Станции поля Периметра  самостоятельно. — Вы меня сменять пришли? — спросил паренек. — Будто еще рано, — он взглянул на хронометр, висевший перед ним.
— Я — Старший оператор поля Периметра Антон Короленко, — отрекомендовался Антон, протягивая пареньку свою пластиковую карточку.
— Я знаю. Компьютер уже доложил, — медленно, словно взвешивая каждое свое слово, сказал паренек. — Я — оператор Квашин. Олег. — Он улыбнулся. — Рад с вами познакомиться.
— Что-то я не припомню тебя. Ты со второго эшелона операторов?
Квашин робко кивнул.
— У тебя наставником был полковник Ковров?
— Нет, к радости, не он, — начал паренек, но его перебил Антон:
— Ну, тогда все понятно, — улыбнулся в ответ Антон. — Дело у меня к тебе, коллега, — исподволь начал Антон, присаживаясь в соседнее с оператором кресло. — Со мной девушка. И мне ее надо провести домой. Она, представляешь, дома забыла свою карточку и все документы, — соврал Антон.
— И вышла через поле Периметра? — глаза у молоденького оператора удивленно округлились.
— Как видишь.
— Но этого не может быть. Ни одна живая душа не может... ни туда пройти, ни сюда вернуться... Даже заяц... Здесь только оператор решает, что делать — пропускать, или нет...
— Парадокс, но, выходит, может, Олег. И не только заяц, но даже человек... — Короленко  развел руками. — Мы были вместе. Видимо, компьютер начал хандрить, либо... в него затесался какой-то вирус... Ведь у меня, сам понимаешь, полная свобода. И компьютер Станции поля Периметра, скорее всего двоих принял за одного, или вообще на нас не среагировал. Кстати, моя карточка, на удивление, даже не пискнула... Я, правда, не обратил бы внимания, если бы она немного и "повозникала". Сам знаешь, девушка рядом, в обнимку, разговоры, поцелуи и все такое... Не заметили, как и поле Периметра прошли... Поле-то колючей проволокой и рвами ведь не обнесено. Лесок, как лесок... В общем, не знаю, как оказались «отрезанными» от Большой Земли, но положение, уж поверь, архидурацкое. — Короленко хмыкнул.  —  И у меня, и у нее, да и у тебя, Олежек...
Когда мы шли назад, и узнали об этом, Олег, нас едва не разнесло на атомы...
— Знаю. Компьютер подал непонятный сигнал, мол, «внештатка». На мониторе высветил, что карточкой, видимо, оператора завладели другие...
— И ты, молодец, сработал что надо... Понятно, если бы я не знал о «колпаке», то всё, Олег, заказывали бы родители нам с моей любимой отнюдь не веселую музыку... Ну, а теперь, сам понимаешь, нам надо домой. Вернее, я-то дома, а девушка моя... на раздорожье. И туда, я имею в виду, логово шестипалых, ей нельзя, а сюда, то есть, домой, ее не пускают. Да кто же виноват, что нас выпустили? Ведь не должен был компьютер Станции нас выпустить без карточки. У меня была, а у моей девушки-то нет... Выходит, сбоил компьютер, файлы на файлы полезли, или еще что-то в нем забарахлило. Путаница, да и только...
— Компьютер вот этой Станции? — поинтересовался паренек. — По дежурству мне ничего не передавали... Я, откровенно говоря,  даже не знаю, как поступить... — паренек почесал короткостриженый затылок.
Короленко понял, что Квашин растерялся, но пока Антон молчал.
— Да и другие операторы ничего мне не сообщили. Правда, лось  на соседнем участке проскочил, а у меня — заяц. Так это... заяц, но не люди же... Опять же, неужели мой компьютер вас не заметил, когда вы выходили? — растерянность у Квашина нарастала.
— Не думаю, что именно этот комп. Мы гуляли  по лесу и прилегающей территории часа полтора или два... Но, может и твой, — словно вдруг засомневавшись, добавил Антон в конце.
— А предзонники? Вы не боялись невзначай наскочить на шестипалых? Лес, никого... Там для них — раздолье...
— Да кто об этих ублюдках шестипалых думает, когда рядом, ну сам понимаешь... — Антон немного растягивал свою речь, словно подбирал нужные слова, хотя данная «тирада» у него была заготовлена заблаговременно еще тогда, когда он шел к Станции. — Девушка красавица. С ней все нипочем, с ней треплешься напропалую, ее крепко целуешь, обнимаешь, тискаешь и все такое прочее... А еще, когда она отдает тебе свою любовь сторицей, о каком поле Периметра будешь думать, о каких-то шестипалых? Ну их всех на фик... Ты бы думал об этом в такой момент? Да и моя карточка подала бы сигнал, если бы появились даже у третьего эшелона, это от шестипалых, ну, нашего, первого, если от твоей  Станции...
— Наверное, не думал бы тоже, но по существующей инструкции, о внештатной ситуации  я тотчас обязан доложить по инстанции, руководству... Вы же знаете, что по теории при подобной нештатной ситуации, если это не грозит мне смертью, я не должен ничего предпринимать и ничего делать, не посоветовавшись с Центром, — пробормотал Квашин.
— И будешь прав. Перед начальством, но не прав передо мной, моей девушкой и своей совестью.
Паренек-оператор поднял на Короленко растерянно-удивленные глаза.
— Знаешь, как моей девушке влетит за это? О себе я уже не говорю! Оштрафуют, как пить дать! Ну да это, ладно, зарплата позволяет и штраф уплатить, но то, что я, Старший оператор Станции поля Периметра Антон Короленко упаду в глазах своей девушки... Ты представляешь, Олег? Как же я, Старший оператор, и допустил такое... Ну что же, коли ты надумал докладывать по инстанциям — вали. — Антон уже был готов, как только паренек начал бы набирать на клавиатуре компьютера Станции поля Периметра  сообщение о необычном происшествии в Центр, вывел бы со строя передающее устройство или этого мальчишку-оператора  заставил бы отключиться на пару часов.
Олег сомневался, не зная, как поступить, и Антон, не мешкая, пошел в атаку:
— Влетит ей, что без карточки личности из дому вышла, влетит мне за то, что в запретную Зону ее, так сказать, провел. А за то, что перешли поле Периметра... Попробуй, докажи, что компьютер начал хандрить... Скорее всего, обвинят нас, тебя или кого бы то ни было, но не машину... Короче, на кого махнут рукой, тот и дурак... А тебе разве за это премию дадут? Ты, Олег, как и я, получаешь нормальную стабильную ставку, ну, чуть меньше моей. Я прав? — поднял на молодого оператора свои «безвинные» глаза Короленко.
— Правы, — неуверенно начал оператор, но, видя, что парень еще сомневается, Антон настырно продолжил атаку:
— Тебе, да и мне неплохо в тепле, а девушка там, на морозе нынче мерзнет. Стылая стужа. Ты понимаешь? Да еще на улице и пуржит капитально. И я ее одну там оставил. Мы, кстати, едва не напоролись с ней на активатор, нас чуть «колпаком» не накрыло. Ты, конечно, молодец, среагировал что надо! Какие там шестипалые... Ты Старшего оператора поля Периметра, то есть, меня, едва на атомы не разнес вместе с моей девушкой. Благо, что я знаю, что это такое, и вовремя ретировался, а так бы...
— Извините, я ведь не думал, что вы это вы, да и не знал... Компьютер доложил о чужих...
— Во, во, видимо, он и барахлит. Как же компьютер мог сказать обо мне, имеющем полный доступ во все Зоны, на все Станции поля Периметра, и специальную  пластиковую карточку Старшего оператора поля Периметра, что я... чужой? Ладно, о ком-то другом, о моей девушке, например, которая без пластиковой карточки допуска, я полностью согласен, но подобное выдать обо мне... — Короленко хмыкнул и деланно поднял глаза к потолку. — Это, сам понимаешь, ни в какие ворота... Ты занеси, Квашин, в бортовой журнал Станции поля Периметра твои претензии, не называя, конечно нас. Просто, мол, это твои предположения. Если они подтвердятся — премия тебе, факт, гарантирована. А за нашу поимку, думаю, ничего тебе не светит. Хоть бы не нажить неприятностей ни мне, ни моей девушке, ни, возможно, и тебе... Бес их знает, наших начальников и особенно того же полковника Коврова да нашего генерала. Ты ведь, надеюсь, прекрасно знаешь их. Ну, может не так, как мы, первая волна операторов Станций поля Периметра но, скорее всего, наслышан...
— Конечно, и не понаслышке. Ковров почти все соки из нас выпил, когда наш наставник был четыре дня в командировке, а его заменил Ковров, ну его на фик... Уж он «тренировал» нас по полной. Всего четыре дня с ним и мы думали, что не выживем...
— Вот видишь... А представь, что Ковров сделает с тобой, если узнает, что я был на твоей Станции поля Периметра после инцидента? А ведь узнает же! Представляешь — зашел проведать... Ха-ха, — Короленко рассмеялся.
— Ну, хорошо, думаю, что все будет нормально, — Квашин вздохнул,  пожал плечами. Но ведь компьютер уже записал в своей памяти ваш приход сюда.
— Не переживай, с моим доступом появление Короленко на Станции мы удалим без проблем.
— Как? — удивился паренек.
— Да вот так, — Антон набрал на компьютере код доступа и стер последние данные, как не представляющие интереса. — Вот видишь, твой компьютер теперь о моем приходе ничего не знает, поскольку этого файла уже не существует даже в помине.
— Интересно, — только и произнес молоденький оператор.
—  Значит так. Мы подойдем с моей девушкой к  твоей Станции. Сам увидишь. Она что надо. Ты только блокируй компьютер. Вернее, не слушай его глупых советов.
— А если... — начал с сомнением в голосе Квашин, растерянно поглядывая на Короленко.
—  Мне интересно знать, о чем ты будешь докладывать шефу на завтрашней оперативке? «Если» у операторов Станций поля Периметра не бывает и не может быть, Олег. Ни полковник Ковров, ни полковник Соколов не потерпят фальши и недосказанностей. Они тебя, если что, сожрут, и не подавятся. Я прав?
Оператор снова, как показалось Короленко, виновато, но с пониманием кивнул головой.
— Вот то-то и оно, дорогой ты мой, — Антон подошел поближе и пару раз похлопал оператора по покатому плечу, а сам подумал, что уже стали на Станции набирать хлюпиков. Или, быть может, Квашин был чьим-то протеже. Такой себе рыжий маменькин или, вернее, папенькин сыночек. А папик-то его кто?
— Я вот вам что скажу, — вдруг посмелел Квашин. — Вернее, если можно, спрошу.
— Ну, только, по возможности, побыстрее, Олег. Девушка моя, знаешь же, на морозе стынет. Того и гляди, из Снегурочки в сосульку превратится. А если шестипалые того, появятся, то с ней, почитай, кранты полные... Она ведь за Периметром, Олег.
— Да, да, — опять сконфузился Квашин. — Ладно, мой вопрос, думаю, не к спеху, но как ее, твою девушку, пропустить на нашу территорию? Это же не по Уставу...
— Значит так, Олег, — Короленко уже терял терпение. — По Уставу и по теории я не должен был присутствовать на Станции и упрашивать тебя. Все это практика, дорогой ты мой. Ты ведь уже, вижу, не желторотик, и показал, на что способен, поэтому решай, но, опять же, побыстрее...
— Быстро только муху можно поймать.
Антон залился смехом: Квашин подхватил выражение Сашки Сметаны, которое прижилось в среде Операторов поля Периметра не только  первой волны операторов. Квашин только раскрыл рот, либо что-то сказать, либо тоже рассмеяться, как Короленко опустил Квашина на землю:
— Короче, Олег! Тебя пока еще просит Старший оператор Станции поля Периметра, а ты выпендриваешься как вошь на гребешке, — не сдержался Короленко. — Если что другое, успеешь и свою пушку вакуумную, то есть, «колпак»,  пустить в дело, и активатор на ней. Разметаешь и девушку, и меня на атомы. Понял? Я ведь не самоубийца, Квашин. Понял? — еще раз спросил Короленко.
Паренек виновато поднял на Антона глаза  и мелко кивнул.
— Гляди, Олег, только  не балуй. Мы пройдем вместе с моей любимой половину дороги. Ты девушку и меня увидишь. Будем идти в сторону Станции. Затем подашь сигнал на мою карточку. Ясно? — уже нахрапом закончил Короленко.
— Хорошо, — все еще немного сомневаясь, согласился оператор. — Только вы не спешите, чтобы я ее и всё как следует рассмотрел. Я, как вы и сказали, тогда подам разрешающий сигнал на вашу пластиковую карточку. И еще, а вдруг она... шестипалая?
— Ну, ну. Моя девушка, если уж на то пошло, покажет тебе и свое личико, и свои милые пальчики на обеих руках, — вновь психологически выверено и в то же время язвительно, играя на самолюбии оператора, сказал Антон. — Все, Олег, я пошел, но не дай Боже, раньше времени включишь активатор и испепелишь, вернее, разбросаешь нас по этой поляне на атомы... Тебе всю жизнь будет икаться и сниться этот кошмар!
— Хорошо, идите, — теперь уже в нетерпении произнес оператор, которому хотелось поскорее со всем этим покончить. — Вон, у той березки остановитесь, чтобы я разглядел все. Я затем подам команду компьютеру на открытие четырехметрового коридора для прохода.
— Лады. Рад, что ты  парень понятливый и строго придерживаешься правил дежурства на Станции поля Периметра, — весело сказал Антон. — Ты же знаешь, если бы ты еще немного повыпендривался, я бы своей властью Старшего оператора поля Периметра, снял тебя с дежурства и отправил горшки лепить. Да, кстати, она и кровь свою красную, а не голубую может показать.
Квашин вновь понятливо кивнул.

* * *
Подойдя к уже заснеженной и продрогшей от морозца «Снегурочке» Класте, Антон коротко рассказал девушке о принятых мерах:
— Значит так. Мы идем к Станции медленно, но чуть усталым  шагом. Ни в коем случае не бежать вперед. Это первое. И второе, Класта, думаю, что наша «прогулка» не вызовет еще какого-то подозрения у дежурящего оператора, который сидит на Станции. Я с ним договорился, но... он молоденький пацан, а у молодых неизвестно что в уме...
— А Станция? — все еще неуверенно пробормотала Класта.
— Со Станцией... Оператор выключит ее на короткое время. Вернее, разблокирует неширокий проход  отсюда и к станции. Поняла?
 Девушка кивнула.
— Ну, тогда, пойдем с Богом. Надеюсь, что всё получится, — сказал Антон и взял под руку Класту.
...Как и договаривался Антон с оператором, Короленко с Кластой остановились перед березой. Антон даже заставил девушку снять рукавицы и помахать своими растопыренными пальцами Квашину. Резать руку или колоть Класте пальцы, чтобы показать оператору, что у девушки красная кровь, не потребовалось.
Оператор пренебрег сообщение компьютера о том, что в поле Периметра затесался «чужой», распахнул «проход» и вскоре ребята были вне досягаемости Станции. Но уже на этой стороне.
Машины у Квашина не было, поэтому дальше снова пришлось идти пешком.
Антон и Класта несколько раз в пургу сбивались с пути, здорово петляли. Скудная пища, которую прихватила с собой девушка, закончилась, как они не экономили, уже на четвертый день, а лесу, казалось, не было конца. Предзонье осталось далеко позади, как и Периметр, и Свалка, но в то же время они никак не могли выйти на главную дорогу. Класта не унывала, Короленко же, напротив, совсем пал духом.
Пробираясь через густой подлесок, Антон почувствовал, что с каждым пройденным метром, несмотря на подготовку в столице, слабеет. Вновь поднялась упрямая метель. Куртка не грела Короленко совсем, руки, казалось, задубели...   
Антон взглянул на Класту.
Девушка в своей донельзя хиленькой, продуваемой всеми ветрами курточке шагала впереди, будто ничего не случилось, и мороз ей был нипочем.
— Погоди, Класта, дай передохнуть чуток, — попросил Антон. — Мне кажется, что и сегодня мы вновь заплутали, — неуверенно сказал парень. — Опять вьюжит... Странно, мы должны были давно выйти от Станции поля Периметра на трассу...
Класта остановилась, подошла к огромной сосне, обсмотрела ее со всех сторон, потрогала шершавую кору рукой:
— Я, к сожалению, не так хорошо знаю лес, Антон, да еще и зимой, —  вздохнув, сказала предзонница, отойдя от сосны и виновато посмотрев на отставшего Короленко. — После того, как живущие Вне, то есть пятипалые, ну, прости, вы вокруг места нашего обитания построили Периметр, я ни теоретически, ни практически не выбиралась за Предзонье.
— Представь себе, и я тоже до этого знал лес только понаслышке, — вяло улыбнувшись, произнес Антон. — А вообще-то, хорошо, что мы с тобой идем зимой. Летом наш «поход» был бы невыносимым вдвойне. Сейчас нас донимает только холод. А летом... Летом нас бы заедали слепни, полчища комаров и вездесущего гнуса. Их укусы могут даже свести с ума. Я однажды испытал подобное «блаженство». В детстве. — Видимо, вспомнив свое неприятное путешествие в лес, Антон передернул плечами. — Бр-р, гадость, дерьмотина... — только и сказал он, пытаясь как можно потуже запахнуть на своих богатырских плечах куртку и подпрыгивая на месте, чтобы хоть как-то согреться.
— Это мне тоже знакомо: начиная с весны и до осени в Предзонье комаров и гнуса хоть отбавляй. Пойдем. Будешь стоять на месте, совсем в сосульку превратишься. Ты и так уже весь синий, Антон. Через час разожжем костер, погреемся...
Короленко показалось, что предзонница окончательно разочаровалась в нем. Скорее всего, не как в мужчине — она не могла знать, каков он как мужчина на самом деле. Девушка могла разочароваться в нем как в человеке, который в экстремальной ситуации не только не может, но и не хочет постоять за себя. Это подстегнуло Антона значительно больше, чем, если бы Класта попросила парня не быть мямлей.
 Антон прекрасно осознавал, что положение, в которое он попал не по своей воле, было архидурацким, но в то же время, его глодала совесть. Короленко не мог, несмотря на свой огромный запас восточных и иных единоборств, взять и ударить, даже... убить ее, хрупкое создание.
Совсем стемнело. Снег ни на минуту не прекращавшийся, стегавший в глаза крупой ветер, как выяснил Антон уже после, вовсе обезоружил его.
«Да, пусть я стану в ее глазах обыкновеннейшим хлюпиком, этаким дурачком, но чтобы поднять на нее руку, подобное не произойдет никогда и ни при каких обстоятельствах!».
Видно, это была судьба.
Быть может, Короленко в иной ситуации не вспомнил бы о том, что еще, будучи мальчишкой, смеясь, поклялся, что никогда не будет роптать на свою судьбу, какой бы она ни была. Он молил лишь одного — встретиться с ней.
Антон бредил долгое время, лет с одиннадцати, одной девчонкой.
Той, что приходила к нему во сне.
Юноша, не зная ни имени ее, ни почти ничего о ней, и никогда не расспрашивал ее, кто она и откуда. Ему просто было весело и приятно с ней, и они взрослели вместе, в его сне.
Затем у Антона появилась Вера. Смазливая девчонка, которая сначала была ниже травы и тише воды. Но Вера не заменила Приходящую во сне. Не смогла заменить, как ни старалась это сделать девушка, как ни старался сам Короленко. Они ссорились с Верой, расходились, вновь сходились, и снова бранились. Затем Вера отошла на второй план — Антон, уже оператор поля Периметра познакомился на танцах  в клубе металлургического завода с Анастасией. На танцы его пригласил Сашка Сметана и Василий Петровский... И с Настей буквально через неделю после знакомства — тоже многочисленные ссоры. Порой из-за сущих пустяков... Не ссорился Антон лишь с Приходящей во сне... Но она, к сожалению, появлялась все реже и реже. Парень же все чаще и чаще бредил ею...
Короленко понимал, что он был на свободе, что вырвался благодаря девушке из ада Предзонья, и в то же время  Антона глодало иное: это была лишь мнимая свобода. Он все равно был в плену: в плену своих мыслей, в плену своих грез, в плену этой девушки, которая  именно сейчас напомнила ему Приходящую во сне.
Несмотря на страшную вьюгу, Антону стало вдруг так жарко, словно он нынче был у мартеновской печи, и не снежная крупа больно хлестала его по почти обмороженному лицу, а искры от лившегося  по желобу в огромную бадью металла. Ему захотелось сорвать с себя куртку, всю одежду и стать под огромные лопасти вентилятора, который бы щедро гнал на него живительную прохладу.
— Пойдем, Антон, тихо сказала девушка и потянула Короленко за рукав.
По привычке, Класта взяла «руководство» в свои руки. Антон не набычился, как предполагала Класта. Он даже не возражал.

* * *
На восьмые сутки пути по заснеженным, практически нехоженым лесным чащобам, к утру, Антон с Кластой наконец-то выбрались на трассу.
Они ночевали нормально лишь один раз. Тогда неожиданно, уже к вечеру пятого дня, вконец измученные и страшно голодные, когда на улице прекратился обильный снегопад и начал свирепеть мороз, Класта и Антон по давно нехоженой тропе набрели среди леса на ничейную хижину. Ее оставили, видимо, охотники для «залетных птах». Или, может, это был и дом какого-то Робинзона, пожелавшего пожить самостоятельно, подальше от цивилизации, которая, скорее всего, стала ему поперек горла... Хижина была добротной, сложена из бревен, тщательно проконопачена и заделана глиной.  Там была не только оставленная еда, но и прекрасная печка с лежанкой.
Зажечь огонь в печке было делом нескольких минут, как и раскрыть ножом банку с рыбными консервами. Когда они на скорую руку перекусили, Класта принялась разогревать да поджаривать просто на огне добротный кусок замороженного мяса дикого кабана,  которое они нашли в этой же комнатенке, подвешенным на проволоке к бревну под потолком в огромной густой стальной сетке. Подобное «прежние хозяева» сделали  затем, чтобы к харчу не добрались мыши и крысы. Вкусный сытный ужин в тепле был дополнен прекрасным чаем, умело заваренным Кластой из ее трав...
Спали вместе. На горячей лежанке.
Антон оторопел, когда Класта отбросив женскую стыдливость, прямо при нем, повязав на голове красную косынку — символ любви, беззастенчиво разделась донага, сверкнув в полумраке комнатушки в игривых отсветах от полыхающих в печке поленьев своими небольшими белыми упругими грудями, ошарашив парня еще и прекрасным бугорком Венеры...
Девушка, не снимая косынку, юркнула под простыню на постеленное на лежанке одеяло.
Затем она позвала к себе Антона:
— Иди сюда. Здесь прелесть, — добавила почти сразу же. Ее глаза озорно блестели. Девушка приподнялась на локте. Теплая простыня медленно сползла с белого плеча Класты, чуть приоткрыв такую же белую, небольшую, манящую грудь.
— Я здесь буду спать, Класта, — неуверенно пробормотал Антон. Он кивнул на широкую лавку у плиты.
— Я из всех мужчин выбрала тебя, поэтому  иди ко мне. Здесь хорошо, — просто сказала девушка. — У нас, в Предзонье, девушки выбирают себе суженого. Конечно, если не хочешь — не надо, я не обижусь. У нас в Предзонье не принято обижаться, как и ронять слезы...
Заметив, как глаза Антона вновь исподтишка пожирают  ее, случайно показавшуюся из-под простыни грудь, девушка несколько смутилась и решительно натянула простыню на себя.
Он долго нерешительно топтался у лавки, затем пошел подложить в ухающую печку еще пару поленьев, повздыхал, но затем все же решился и полез на лежанку!
...И тут же Антон утонул в разгоряченных объятиях и поцелуях девушки, впервые в жизни не мысленно, не во сне, коснувшись «запрещенных» женских мест Приходящей во сне, которая была теперь перед ним наяву....

* * *
Лежа на горячей лежанке, Класта так и не смогла уснуть. Рядом с ней впервые спал молодой человек, ее мужчина! Еще два или три часа назад ей казалось, что такой, как он, нагло возьмет ее, как только она даст хоть малейший повод, почти что силой. Антон же само совершенство, поскольку был с ней нежен и ласков.
Короленко, раскидав руки, давно спал. Класта чуть приподнялась на локте и в призрачных тенях, которые напрасно старались разметать по небольшой комнатенке догорающие в плите поленья, попыталась рассмотреть лицо парня еще раз.
Это было мужественное лицо, на котором упрямая длинная черная щетина  уже сгладила ссадины и кровоподтеки, которыми щедро наградили Антона предзонники, а, быть может, и Кирр. Парень во сне улыбался. Видно ему снилось что-то очень приятное.
Девушка осторожно, чтобы ненароком не разбудить Антона, встала, прошла к печке, положила в ее нутро еще пару больших поленьев. Спустя минуту, пока она пила воду из деревянного ведра, печка вновь с благодарностью загоготала.
До утра было еще далеко, за дверью завывала вьюга и Класта, поеживаясь, снова полезла на лежанку. Короленко заворочался во сне, случайно коснулся ее руки.
Девушке показалось, что от этого прикосновения ее пронзило током. Она мигом отдернула свою руку и с сожалением подумала, что незаслуженно отодвинула милого и такого ласкового к ней Антона на второй план, взяв бразды в свои руки.
Короленко зашевелился, раскрыл глаза.
— Ты не спишь, Класта? — тихо спросил он.
Девушка качнула головой.
Его рука вновь коснулась ее плеча, но на этот раз не обожгла, а только щедро влила в ее тело тепло радости и нежности.
— Мне хорошо с тобой, милая предзонница, — тихо, улыбаясь, сказал Короленко, повернув голову к девушке. — Так хорошо, как не было никогда в жизни...
Ее душа трепетала.
Антон обнял Класту и нежно притянул к себе.
И была ночь любви.
И было утро.
И был день...

* * *
— Ты знаешь, Антон, жуть какая-то все время лезет мне в голову, — чуть улыбаясь, сказала Класта и трижды суеверно сплюнула через левое плечо. Красная косынка вновь была завязана у нее, теперь на шее.
Девушка уже была на ногах и, растопив остывшую печку вновь, споро стучала нехитрой и старенькой кухонной утварью, которую разыскала тут же, в комнатенке.
— Ты веришь в суеверия? — удивленно спросил Короленко, заинтересованно наблюдая с еще чуть хранящей тепло лежанки за тем, как привычно справляется с приготовлением пищи Класта. — Я бы никогда в жизни не подумал, Класта. Честное слово. Мне кажется, что такая решительная девушка как ты, никогда не будет верить ни в какие суеверия. А ты веришь? — еще раз переспросил удивленный Антон.
— Не знаю, — неуверенно ответила Класта, повернув  от весело гудящей от полыхающих поленьев плиты свое разрумяненное лицо и виновато взглянув на Антона. — Может, и верю, — добавила она через время, переворачивая на сковородке очередной тонкий блин. Лежанка медленно вбирала в себя новое тепло. — А тебе, лежебока, давно пора вставать. Внесешь дров для новых «заблудших постояльцев», поедим, и в дорогу. Пора и честь знать. Как здесь ни хорошо, но нам еще предстоит неизвестно, сколько топать по лесу к твоему Южногорску...
— Мне перехотелось идти домой, — честно сознался Короленко. — Здесь так хорошо, Класта... Ты рядом, еды, возможно, хватит до весны. Что-то в лесу, того. Зайца там, или тетерева...
— Ладно тебе, балаболка, мигом вставай и не наглей!  Здесь еда припасена не только для нас. А если хозяева наведаются? Мы и так хорошенько подчистили здесь все, Антон. Может оставшаяся после нас еда спасет еще кого-то от холодной и голодной смерти! Нас-то спасла... Вставай, бывший Старший оператор поля Периметра! — Класта предупредительно подняла над плитой сковородку. — А то сейчас как вывалю на тебя этот горячий громадный блинище, сразу поймешь, что ты не прав был тогда, когда начал службу оператором, что не прав и сейчас.
 Не дожидаясь еще одного приглашения Класты, Антон соскочил с лежанки и, абсолютно нагой бросился на улицу в снег.
Спустя несколько минут был снова в комнатенке.  С его разгоряченного тела лениво сползал прилипший снег и шел пар.
— Ненормальный, простудишься! — несколько смешавшись, сказала Класта, глядя на Короленко.
— Наоборот, — возразил Антон, не спеша, прямо на мокрое тело, натягивая одежду. —  Мне эта процедура привычна. Я часто так делал в детстве, Класта.
— Я хочу знать, Антон, кто из нас в дальнейшем будет «править бал». Во-вторых, нам нужно идти, и, в-третьих, нужно ли мне повторять ошибки, которые совершила я, подумав, что ты таки вполне предсказуем?
— Я не согласен, что нам непременно нужно идти именно сейчас, — сказал, как отрезал Короленко. — Теперь это буду решать я.
Упрямая, беспокойная складка прочертила на лбу Класты глубокую борозду. Девушка впервые почувствовала в голосе Антона если не мощь, то уж никак не беспрекословное подчинение.
— Ты пойми, что во многом не права, — произнес, улыбаясь, Антон, расхаживая по комнатенке. —  Разве дело в том, как говоришь ты, кто будет «править бал»? Ты или я.  Я к этому отношусь совершенно равнодушно. Мне все едино!
— Смотрю я на тебя, Антон, и никак не соображу, что и как. Ты, видно, привык под каблуком ходить, и к тому же... — Класта неожиданно оборвала речь на полуслове: Короленко так взглянул на нее, что девушка едва не поперхнулась своей слюной.
— А ведь ты права, — неожиданно нарушив грозу затянувшегося молчания, согласился Антон. — Будто прочитала меня через увеличительное стекло. Ну и что ты из этого «чтива» интересного вынесла?
— Как бы нам не опоздать с тобой, — произнесла она на этот раз несмело.
— Разве нам нужно куда-то спешить? Вот если только тебе... Так тогда давай, я готов отдать свою голову на твою плаху, вернее, под твои шары, или что там еще... А руки... О, рукам место я всегда найду. Уж поверь мне!
— Ты знаешь, я, кажется, согласна. Мы с тобой молоды, времени, отведенного нам для жизни, еще достаточно...
— Вот выйдем на Большую дорогу. Я помашу кулаками, застоялся, ты пометаешь свои шары. Всё какая-то перемена.
— Да будет тебе, балаболка!
— Давай червячка заморим. А?
Последнее предложение Антона обескуражило Класту. Она стояла и нетерпеливо покусывала нижнюю губу.
— А губки-то, такие аппетитные губки, надо беречь... Для меня, — Антон еще раз попал в точку, и Класта растаяла.

* * *
К импровизированному столу Короленко сел босиком.
— У нас родится девочка и мальчик, — почти буднично сказала Класта, улыбаясь Антону, и, ставя на огромный ящик, который служил одновременно и столом, стопку блинов. Сначала родится девочка, — продолжила Класта.
Антон, с трудом оторвав глаза от аппетитных блинов, недоуменно взглянул на девушку, которая открыто смотрела на него.
— Ты это серьезно, Класта? Это правда? — спросил, несколько опешив  Короленко, приподнявшись с ящика чуть поменьше и, перегнувшись через «стол», целуя Класту в губы. — Так быстро?
К нему примешивалось чувство вины.
— Правда, Антон, — ответила девушка и покраснела, — а затем мальчик.
— Откуда ты знаешь? — спросил он, вновь обнимая Класту.
— Литературу в свое время читала. Как-то нашла на Свалке. Энциклопедию. Она, правда, была уже хорошенько попорчена водой, но все, что могла, прочитала. Затем были книги из Хранилища Предзонья. И там я узнала, что у нас, у предзонников, немного не так все устроено, как у вас, у живущих вне Предзонья. У предзонников, Антон, набор хромосом значительно изменен. И, как мне кажется, к лучшему. Нам достаточно даже одного раза, чтобы забеременеть и затем родить ребенка. Клетки у землян, и у тебя, Антон, тоже, содержат 23 пары хромосом и обозначаемые от 1 до 23 в порядке их уменьшения. Это аутосомы — их 22 пары. Они у мужчин и женщин одинаковы. Одна же пара — гоносомы. У мужчин и у женщин они различны. Только у мужчин — одна хромосома — «Х», и одна — «Y».  У женщин же — две хромосомы «Х», которые и определяют пол. У нас же и женщины и мужчины имеют одинаковое количество гоносом, то есть, Х и Y, и планировать своих детей могут не только наши женщины, но и наши мужчины, поскольку каждая хромосома в отдельности, имея в себе цепочку генов, ответственна за определенную часть тела. Вернее, не одна, а их набор. Если все это выразить цифрами, то помноженные в арифметической прогрессии, вернее, высчитанной нашими древними учеными прогрессии, они составят невообразимую сумму. Я пока сама не считала, Антон, но, зная о доказательстве ученых Предзонья,  не раз задумывалась над этим. И еще, женщины Предзонья могут забеременеть тогда, когда захотят... Вот в этом, Антон, еще одно отличие предзонников от вас, землян, то есть, как еще говорят наши, живущих вне Предзонья.
— Да-а, — только и сказал Короленко, так и застыв с протянутой рукой у стопки блинов, которая благодаря его стараниям заметно поубавилась. Парню стало стыдно, что он только от Класты, предзонницы, узнал нечто новое о предзонниках. Да и вообще он никогда не задумывался о хромосомах, аутосомах и гоносомах...
— Иногда мне страшно становится, Антон, как все будет у нас? Ведь я... не чистая предзонница, и отцом, как сообщила мне мама, у меня был землянин...
— Все будет как надо!
— Но это еще не все, Антон, — сказала Класта.
— Ты заставляешь меня открывать глаза так, что они могут вылезти из орбит и бухнуться на пол перед твоими прекрасными ножками.
Девушка смешалась, улыбка ее четко прорисовала на щеках аппетитные ямочки, которые тотчас расцеловал Антон.
— В свое время вы разделили человечество на пять рас1, но тогда ваш ученый не знал ничего о существовании нашей расы. Ведь мы обосновались здесь значительно позже. Не знаю, как бы ваш Блюменбах назвал нашу расу, но, наверное, не шестипалыми, ведь предзонники ближе всего к так называемой им, кавказской группе, разве что у предзонников и живущих Вне Предзонья разная по цвету кровь. И еще, у нас с тобой, Антон, одна Праматерь, — совершенно серьезно сказала Класта.

1 Иоганн Фридрих Блюменбах (1752 — 1840) — немецкий физиолог и антрополог, который выдвинул теорию о делении человечества на пять рас: кавказскую, монгольскую, малайскую, американскую и африканскую или эфиопскую.

— А Праотец тоже один? — съязвил Короленко.
— Я совершенно серьезно, Антон.
— Да, да, серьезней не бывает, — снова с язвинкой в голосе сказал Короленко. Расы схожи, Праматерь... одна. Как в доброй прекрасной сказке... Отсюда вывод, что и Праотец должен быть один.
— Ты мне не веришь? Я читала ваши старые книги, Антон. И наши книги... Ваши ученые-генетики, проведи исследования и сопоставительные анализы ДНК, Антон, под кодовым названием «поиск Евы»1. После этого они пришли к практически неоспоримому выводу, что среди множества отслеженных учеными генных конструкций, только митохондрии-ДНК2 наследуются всегда по материнской линии, и, стало быть, дают уникальную возможность дойти до исходной точки в поиске далеких предков — родоначальников всего человечества. Понимаешь, Антон?

1 1995 г.
2 Органоиды животных и растительных клеток. В митохондриях протекают окислительно-восстановительные реакции, обеспечивающие клетки энергией. Их число в одной клетке от единиц до нескольких тысяч.
Он машинально кивнул.
— Да нет, ты послушай. Это же так интересно.
— Для кого как. Что-то мне расхотелось знать, что предзонники и мы исходим от одной матери.
— Но я ведь говорю правду, Антон. Это действительно так.
— Ты полезла в ДНКовские дебри, а для меня это темный лес без дров и зверья.
— Ничего, я попробую объяснить тебе популярнее. Я давно занимаюсь этим. Правда, лишь теоретически. Но о многом знаю.
— В Предзонье тоже занимаются генетикой? — Антон от удивления раскрыл рот. — Эта, извини, рвань, эта аморфная толпа изучает ДНК и прочее?
— Не думай, что мы все такие немощные и отсталые, как кажется на первый взгляд. У нас есть и ученые, которые занимаются всем. Но их очень мало. Единицы. — Класта вздохнула. — Много раньше все предзонники и предзонницы были башковиты, Антон.
— Ну, раз так, досказывай.
— Все науки, все разработки наших ученых содержатся в строжайшей тайне. Так вот, набрав образцов митохондрий-ДНК с разнообразных антропоидов у представителей многочисленных рас и народов, ваши земные ученые, в основном это были японцы, принялись изучать разницу между расами и биологическими типами в генных кодах. Эта ответственная и кропотливая работа позволила установить, что чем больше генная разница, тем круче расходятся друг с другом эти антропоиды.
— Значит, у землян, и у предзонников, генная «инженерия» значительно отличается? — поинтересовался Антон.
— Не делай скоропалительных выводов. Между предзонниками и землянами не только очень большая генная разница. Я тебе уже говорила и о другом аспекте возможностей наших женщин.
— Ну.
— Кстати, посредством митохондрий-ДНК была установлена наша общая между землянами  и предзонниками «единогенная мама», которой приблизительно 130 —160 тысяч лет. И жила она в Африке, Антон. Не в Европе, Азии или Америке, а в Африке.
— Ты так красиво все излагаешь, что я даже поверил. Но кто же тогда наш первый папа?
— Расскажу в следующий раз, — быстро проговорила Класта.
— Да нет, ты уж давай, заканчивай. Заинтриговала неуча, досказывай. Один наш старинный известный писатель Козьма Прутков как-то сказал «начав — окончи». Вот и ты, пожалуйста, окончи.
— У нас с тобой, Антон, вернее, у «чистых» предзонников и у «чистых» землян праотцы — разные. Вернее, у меня с тобой почти что одинаковые. Наполовину праотец ваш, а наполовину — наш.
— Это вообще интересно, — вытерев рот, сказал Антон. — Выходит, — Короленко едва не поперхнулся, —  выходит, что у Евы, кроме Адама, был... еще и любовник? — Короленко прыснул. — Чего-чего, но такого поворота я не ожидал! — сквозь слезы едва выдавил из себя Антон. — Тут вы намудрили, уважаемая! А имени его мне, неучу, невзначай, не сообщишь? Хотя, лучше потом все доскажешь, — нетерпеливо проговорил Короленко, горячо дыша Класте в ухо.
— Ну, погоди, дослушай, пожалуйста. Ведь это серьезно.
— И про любовника Евы, и про других... Я весь внимание, — сказал он. Рука его нахально полезла под платье.
— Антон! — уже рассерженно произнесла девушка, вскочив. — Если не хочешь...
— Хочу, хочу, — сказал он вовсю шебуршась рукой под  платьем девушки.
— Так вот, мы должны ценить нашу возможность вдвойне, Антон, — сказала Класта, отстраняя его руку и подходя к печке.
— О какой возможности ты говоришь? — не понимая, о чем новом, присущем предзонницам, начала разговор Класта.
— О памяти, Антон.
— И ты утратила ее тоже?
— Скорее всего, что и я. — Класта вздохнула. — Но ты не о той памяти подумал. У наших праматерей-предзонниц был врожденный дар — умение научить всему своих детей непосредственно в утробе. Наши дети рождались уже полностью подготовленными к жизни. Все: история, науки, литература — абсолютно все, что знала мать, передавалось ребенку и с каждым новым поколением умножалось, вернее, добавлялось, поскольку ребенку не нужно было начинать все с «нуля» и он сразу же, только родившись, применял эти знания для пополнения новых...
Антон от удивления вновь присвистнул.
— Ты хочешь сказать, что плод уже все знал, и, появившемуся на свет не нужно было начинать учиться говорить и прочее? — удивление Короленко нарастало.
— Именно это. — Класта вздохнула, вновь наклонившись, подняла с пола полено и сунула его в алчущее чрево печки.
— Ну, вы даете, — только и сказал Антон, напрочь забыв о своих приставаниях к девушке. Его настолько поразило откровение Класты, что парень встал с ящика, подошел к двери, распахнул ее и уверенным жестом обвел все вокруг. — Это все, Класта, наше — мое, а, значит, и твое.
— Плохо, — сказала девушка, провожая взглядом руку Короленко.
— Почему? — снова удивился Антон, возвратившись от двери и отправляя в рот очередной блин, который  хапнул из отощавшей стопки.
— Потому, что, как говорите вы, живущие вне Предзонья, кончается на «у». Ты ведь уже знаешь, что это так похоже на хромосому мужчины... Нетерпеливого мужчины.
— А у терпеливого мужчины все по-другому?
— Да нет, так же! — сказав последнее, Класта рассмеялась.
— Опять полезли в дебри, — вздохнув, отмахнулся Антон. — Не надо, Класта, я больше не хочу ничего об этом знать. И я хочу тебя. Еще!
 — Я молчу, — на удивление сразу же согласилась девушка и прильнула своим горячим, не потому, что от плиты, телом к груди Антона...
...Нетерпеливо раздевая девушку, Короленко одновременно целовал ее в губы, шею. Затем он нежно коснулся губами ее набухшего на груди соска, и Класте  показалось, что она вновь улетает на небо...





ГЛАВА ВТОРАЯ

КОВАРСТВО

Уставшие и замерзшие, они голосовали недолго. Класту и Антона подобрал первый же грузовик, направлявшийся в сторону Южногорска.
— Смотрю, снеговики на трассе настоящие стоят, — весело тарахтел водитель, назвавшийся Виктором Савельевичем. — Да еще и голосуют. А потом присмотрелся, даже опешил — снеговик и снеговичка. И думаю, останавливаться, или проскочить мимо. Тут место непонятное, до жилья далеко... Не иначе, как отбились от мира сего, а теперь рвутся, поиздержавшись да вкусив воли, назад... Прав я, ребята?
— Правы, — весело, нагреваясь от пышущей в машине печки, проговорила Класта.
— Думаю, не подберу, заиндевеют совсем, хоть и снеговики. Вот и остановился. Чтобы не примерзли своей обувкой к трассе. Но поиздержались вы, ребята, смотрю здорово. Долго, судя по тебе, небритому,  — водитель повернул голову в сторону Короленко, — вышивали по тайге...
— Порядочно, — весело ответил Антон и впервые за много дней попробовал ладонью свою нешуточно отросшую бороду...   
...За разговорами с балагурившим водителем-толстяком, Класта и Антон не заметили, как проехали больше половины пути. Водитель сворачивал направо, к Павловску, им же  нужно было ехать прямо.
— Кто-то подберет вас, ребята. Здесь трасса намного оживленнее, чем та, где я подобрал вас. Я бы подвез, да жена у меня у-у-у! — сказал напоследок весельчак, отказавшись от предложенных Антоном денег.
Водитель грузовика был прав.
Буквально через десять минут, даже не продрогнув, они уже мчались по заснеженной трассе в междугородном спидвайзере, чтобы через сорок пять минут выйти на улице Осенней — почти в центре Южногорска.

* * *
Ночной город встретил Класту настороженно.
Стылые, совершенно безлюдные улицы были угрюмы своим серым нехитрым разнообразием бетонных коробок. Класта, выйдя из спидвайзера, стояла пораженная, растерянная.
Она впервые попала в такой огромный город. Она представляла его совершенно другим, утопающим в зелени и разноголосье птичьего гама...
Но была зима, и эта пора года многое изменила...
Девушка опасливо взглянула на Антона.
Поймав осторожный взгляд Класты, Короленко осмотрительно произнес:
— Зима в городе, к сожалению,  всегда неприветлива.
Класта в знак согласия лишь кивнула головой, продолжая осторожно вбирать в себя унылость и однообразие заснеженной улицы с несколькими горящими фонарями, на которой не было ни единого деревца.
— Пойдем. Рядом мой дом.
— Если можно, постоим еще чуть-чуть, — несмело произнесла Класта. — Я хочу прийти в себя, Антон.
Город давил на нее своей махиной и Класта никак не могла адаптироваться, раскрепоститься.
— Нам нельзя здесь долго оставаться. Ночь. Днем рассмотришь все. Город будет намного приветливее. И он примет тебя, Класта. А нынче... Нынче мы можем в любую минуту напороться на повсюду рыскающих ГОшников. У нас нет документов. Вернее, у тебя нет. Будут большие неприятности, если мы напоремся на представителей правопорядка. Они не церемонятся с такими... — Антон быстро оглянулся по сторонам.
— Убежим! — уверенно произнесла Класта. — Пару метательных шаров и...
— Метательными шарами ничего не сделаешь. Сразу будет послан сигнал на ближайший пункт правопорядка, а затем и в Управление, тогда, считай, все...
— Ну и...
Короленко сначала только хмыкнул, затем, спустя мгновение, быстро проговорил:
— От них даже собака не скроется... Со всех сторон обложат, и почитай, как звали...
Предзонница понятливо кивнула головой, еще раз окинула взглядом огромные дома, тянущиеся к еще не полностью темному  и, скорее всего, потому беззвездному небу свои, тонущие в нем макушки и, подумав, что у каждого города свои порядки, как и в Предзонье, решительно сказала:
— Пойдем.

* * *
Дом Антона тоже темной громадиной высился над поворачивающей вправо улицей, тротуары которой были занесены снегом. Класта отвела глаза от зажигающихся теплых окон и поняла, что тут, внизу, на растресканном асфальте, было так же холодно и сыро, не уютнее, чем в Предзонье...
— Ты здесь живешь? — почему-то недоверчиво спросила она у Короленко, который, несмотря на усталость, ускорил шаг.
— Конечно.
— И ты здесь родился, Антон? — снова, отнюдь не торопясь, допытывалась девушка.
— Не здесь, а в роддоме, — ответил Антон Класте, быстро проходя в разрисованный совсем неуправляемыми подростками подъезд. Родной подъезд, с его с детства знакомыми запахами и всевозможными надписями на стенах, которые появлялись буквально на следующий же день после очередного ремонта...
Лифт, как всегда, покряхтывал где-то на девятом  или десятом этаже и Антон, не выдержав, перескакивая через две ступеньки, побежал наверх, оставив Класту в подъезде одну.
Услышав, что девушка остановилась, вернулся за ней.
Класта стояла в нерешительности.
— Да пойдем же. Меня уже заждались, наверное... — быстро протараторил Антон и, ухватив Класту за руку, потащил ее за собой наверх.
Знакомая, с переливами, родная трель звонка за дверью, ранее едва слышная, была для Антона слаще любых сладостей. И последовавший за ней двойной щелчок дверного замка...

* * *
— Мама! Здравствуй! Познакомься, это Класта. Она спасла мне жизнь, и ей негде жить, — с порога весело выпалил Короленко, бросаясь в объятия худенькой седовласой женщине с заплаканными глазами. —  Не переживай, родная, все уже позади...
— Ты  жив, сын-ночек, — женщина опять зарыдала. Теперь уже от радости. — Аннушка тогда спаслась чудом от этих шестипалых ублюдков. А я... Я  уже все глаза выплакала. И отец твой, и Аннушка... Она — в церкви почти каждый день. Молится за тебя, Тоша, да свои грехи, мол, виновата в том, что тебя тогда не смогла спасти, замаливает...  Сейчас на вечерней службе. Хоть я и противник этого, но Анна после всего случившегося, совсем ударилась в Бога... Видно, Бог таки есть... Аннушка собирается после окончания вуза пойти в монастырь. Сказала, пойдет в монахини... А отец... Отец, Тоша, после твоего... — женщина, не находясь как правильно сказать, замялась...
— Когда она успела? Времени-то прошло очень мало,  мама, — удивленно пробормотал  Короленко, даже не  дав  договорить  матери.
—  Да как это мало? Почти три недели, сынок!.. А отец сейчас из больниц не выходит... Сердце... После твоего отсутствия, Антон, папа очень сдал... Ну, слава Богу, что ты жив. Знать, недаром Аннушка так усердно молится. Это она тебя спасла... Аннушка наша... Ведь прошло столько времени, как эти забрали тебя, Тоша... Аннушку они либо не увидели,  либо сильно торопились...
— Ну? — удивлению Короленко не было предела. — Да как  же это? — он взглянул на переминающуюся с ноги на ногу Класту. — Такое может быть? Здесь три недели, а там... всего неделя...
Класта ничего не ответила, только утвердительно кивнула головой, затем, виновато улыбнувшись, добавила, — в Предзонье идет другое время, Антон... Там все замедлено... Наши генераторы времени, хотя и с перебоями, но все еще работают... Предзонники давно попали на Землю с иных параллелей... Они не земляне, ты же знаешь, хотя у нас с вами когда-то и была одна Праматерь, — прошептала на ухо парню Класта. — Предзонников переместили...
— Кто переместил? Зачем??? — растерянно выдохнул Короленко.
Класта, измученная длительным переходом, не ответила. Парень ошарашено застыл на месте, затем спохватился:
— Проходи, Класта, проходи, не стесняйся, — напрочь отбросив от себя невыясненное, весело проговорил он. — Будь как дома.
Поскольку Класта все еще мялась у двери, мать Антона подошла к ней и взяла за руку:
— Да, да, проходите, милая! Не стойте у порога! Проходите!!!
Женщина кинулась обнимать и Класту.
— Спасибо вам, милая, за сына... Спасибо, дорогая!!!
Рот у матери Антона, как показалось девушке, неожиданно сверкнул оскалом хищницы, а глаза... Глаза, глубоко посаженные, выразили свое негативное отношение к ней еще отчетливее.
Класта даже одернула себя: «И подумается же такое!»
Простой человек не заметил бы подобного, но Класта прекрасно увидела это. Возможно даже на подсознательном уровне ощутила, потому что она была... предзонницей.
Может быть поэтому, девушка, опустив глаза, робко произнесла:
— Спасибо вам, но я, наверное, пойду.
— Куда это на ночь глядя? — Серафима Ильинична бегло смерила Класту с ног до головы. — У нас так не принято! — Проходите, милая, проходите, — теперь, уже обняв рукой за хрупкие плечи девушки, Серафима Ильинична потянула ее от двери.
«Я, наверное, ошиблась в своем подозрении, — виновато подумала Класта, повинуясь властному движению руки женщины. — Это у нее просто проснулась материнская зависть или ревность. Ревность матери. Она боится, что могу отобрать у нее сына. — Подумала и улыбнулась. — Но Антон ведь не может быть привязан к ней все время, как пуповиной. В свое время, ее после родов отрезают. Антон уже, хочет того эта женщина, или нет,  наполовину отрезанный ломоть...»
От подобной мысли, Класта покраснела, словно позарилась на что-то важное, и, к сожалению, пока не ее.
«А ведь я во всех отношениях... воровка»... — еще раз смутившись, почти мумией застыла в прихожей Класта.
Девушку вывел из отнюдь не приятных, упрямых мыслей, радостно-подчеркнутый голос Серафимы Ильиничны:
— Да проходите же вы, не топчитесь у порога!
Класта повиновалась женщине и несмело ступила на ковровую дорожку прихожей.
—  Где же это вас так оборвали-то? — спросила мать Антона, увидев на девушке и на сыне страшное рванье. — Костлявые скулы женщины заиграли желваками. — Давайте ваш рюкзак, — Серафима Ильинична протянула руку и сняла с плеча Класты то, что показалось ей рюкзаком. В подобии холщового мешка было что-то небольшое, но тяжелое.
— Мам, не задавай пока лишних вопросов, пожалуйста, — вмешался Антон. — Мы тебе все позже расскажем. Мы очень устали. Нам бы — отдохнуть... Завтра, мама, хорошо? Брось сумку где угодно, завтра разберемся, а сегодня... Сегодня мы очень устали и страшно голодны!               
Мать, положив на тумбочку в прихожей «сумку»  Класты, любовно посмотрела на сына:
— Конечно, конечно... Идите в ванную, умойтесь с  дороги — и в столовую, а затем — в постель. Я сейчас, пока вы приведете себя в порядок, поесть приготовлю, — заторопилась радостная женщина... — Кстати,  Аннушка скоро с вечерней службы придет... Вот будет радости-то... Она все надеялась... Надеялась на твое возвращение, Тоша... Мы с отцом всякую надежду давно потеряли, а она надеялась... Она, скорее всего, у подруги задержалась.

* * *
Вода в ванной была прелестной. Класта впервые так долго плескалась в теплой купели. Ей это понравилось более всего. Каждая омытая клеточка тела радостно трепетала, как и душа девушки, словно тоже омытая и полностью раскрепощенная.
«Интересно, как посмотрел на меня Антон впервые? — подумала Класта, поднявшись из ванны и разглядывая себя в огромное, почти на полстены зеркало. — Думаю, что нормально, ведь я не забавная толстушка, как наша соседка Сусанна, да и не так худа, как моя подруга Свема. Слава Создателю и Праматери, что она выкарабкалась... Все, кажись, при мне...»
Выйдя из ванной комнаты, Класта прошла в комнату, которую ей предложила мать Антона.
Развязав на теплом махровом халате пояс, Класта сняла его. В длинной ночной рубашке Анны, которую ей тоже дала Серафима Ильинична, Класта вообще казалась девочкой.
Подойдя к стоящему слева от окна трельяжу во весь рост, девушка еще раз взглянула в зеркало. Еще влажные волосы ее, крупной волной ниспадали на плечи. На полочке взяла расческу и провела по волосам. Затем еще, и еще... Расческа споро ходила по волосам и с каждым новым мигом, Класта это заметила, прихорашивала ее.
Чтобы получше рассмотреть себя, Класта сняла и ночную рубашку.
Она долго вертелась перед зеркалом, отмечая, что у нее таки практически нет недостатков. Разве что ее смущали уж очень маленькие колобочки-груди, но это, Класта знала, пройдет — с первой беременностью они обязательно увеличатся и станут больше...

* * *
...Сели к заставленному всевозможной снедью раздвижному столу не на кухне, а в комнате. Резко хлопнула вылетевшая из бутылки пробка. Класта знала, что есть вино такое, шампанское, но никогда его не пила. В фужере белым бурно запенилась жидкость. Предзонница только пригубила бокал и отставила его за тарелку.
— Нет, милая, уж до дна! — улыбнулась сухонькая мать Антона, посмотрев на девушку с такой же теплотой, как посматривала на сына.
Ее глаза излучали столько непонятно откуда взявшегося в этой худенькой женщине огня, что, казалось, его хватило бы на все прожитые ею, отнюдь не шикарные годы. Они с материнской любовью и нежностью ласкали и сына, и девушку, которая спасла его от  смерти.
— У нас принято до дна, дорогая! — настояла на своем улыбающаяся женщина. — Такой праздник! И кушайте, кушайте...
Голова у Класты закружилась почти тотчас, когда она сделала последний глоток.
Резкий звонок в прихожей заставил всех встрепенуться.
— Я сейчас открою, мам? — тотчас подхватился со стула Антон.
— Иди, конечно же... — радостная женщина не находила слов и только широко улыбалась. Глаза ее смеялись, ликовали, впалые щеки, казалось, расправились, и полыхали, невысказанное счастье струилось от нее всюду...
Тихо щелкнул замок, едва слышно скрипнула дверь и резкий и в то же время взволнованно-радостный вскрик девушки:
— Тошенька! То-о-о-шшаа!!!
И шелест ткани.
Класта приподнялась со стула, заинтересованно выглянула в прихожую.
На руках у Антона лежала, видимо, потеряв сознание, молоденькая девушка в длинном ярко-голубом плаще — вся в Антона. Скорее всего, это и была его сестра, Анна. Ее длинные, тоже, как и у Класты, черные, чуть волнистые волосы пелериной расплескались по плащу, руки безжизненно свесились к полу...
— Мама! Воды! —  растерянно крикнул Короленко. — Аня потеряла сознание...
— Я сейчас, — Класта опередила замешкавшуюся Серафиму Ильиничну и, схватив со стола кувшин с водой, побежала в прихожую. Затем, набрав в рот воды, взбрызнула на лицо Анны.
С девушки, которую растерянный Антон осторожно внес в комнату, сняли плащ, пуловер. Анну уже собирались положить на диван, и вызывать неотложку, но она в это время раскрыла глаза и вновь увидела перед собой не мираж — живого брата...

* * *
...Разговорам не было бы конца, если бы не вмешалась Серафима Ильинична. Женщина, бегло взглянув на едва продирающих глаза Антона и Класту, все поняла:
— Ой, да как же это я, — встав из-за стола, Серафима Ильинична засуетилась, —  уже двенадцать, а вы же, скорее всего, неделю не спали... Или, может, больше... Все, ребята! Поговорили, и достаточно. Не всё сразу. А теперь — спать, спать, спать, — настояла на своем. — Аннушка, отведи девушку в верхнюю комнату. Я там, на диване постелила... А ты, Тоша, в своей спальне ляжешь... Завтра о своих злоключениях полнее расскажете. И отца как раз из больницы выпишут. Ему тоже интересно будет послушать...
...Сон сморил Класту, как только ее голова коснулась подушки.
Антону не спалось. Он долго ворочался на своем, уже почти забывшем его, чуть поскрипывавшем диване и, уставясь в темный угол потолка, думал о том, что в соседней комнате была Класта. У него даже мелькнула шальная мысль — пойти туда и, выпроводив под любыми предлогами сестрицу, нырнуть затем под одеяло к обжигающему страстью, нежному, упругому девичьему телу Класты. И вновь улететь в небо. Он так бы и сделал, но, боясь напороться в коридоре на вездесущую мать, с трудом  сдержался...
Поднявшись на локте, Короленко потянулся к телефону. По памяти набрал номер. На том конце долго не брали трубку. Короленко хотел было уже положить трубку на рычаги и попытаться заставить себя заснуть, как в ней что-то пискнуло, и раздался недовольно-сонный голос Валентины:
— Слушаю.
— Валюша, здравствуй! — обрадовано сказал Антон. — Извини, что так поздно звоню...
— Антон? Короленко? — Валентина  сразу проснулась. — Жив! — уже радостно произнесла женщина. — Тебя... Тебя же... — Валентина не находила слов и Короленко, улыбнувшись растерянности и радости жены Петровского, сказал:
— Как слышишь, жив, жив, Валюха! Василий дома? — спросил.
— Дрыхнет. Сейчас разбужу!
— Не надо, Валя, я завтра позвоню, — нерешительно проговорил Антон.
— Ну, уж нет, — бросила в трубку Валентина, и послышалось привычное:
— Вась! Васька! Вставай, лежебока! Короленко объявился!
— Привет, чумной, — радостно проговорил Антон, когда услышал в трубке привычное покашливание Петровского.
— Пропажа! Здоров!
— Извини, ради бога, что разбудил. Не вытерпел до утра, сам понимаешь...
— Да о чем речь! Я как услышал от Валюхи о твоем возвращении, сон как рукой сняло. Как ты вырвался от этих ублюдков недоделанных? Долго же они тебя держали, скоты...
— Одним словом не расскажешь, Вася. Как-нибудь при встрече, — отнекался Антон, понимая, что все равно не отмажется, и после придется долго тарахтеть о том, что же с ним случилось там, в Предзонье, и про то, как он вырвался оттуда, о Класте, и так далее. Конечно, о Класте, о том, что она предзонница, лучше не рассказывать вообще никому, но Петровскому с Валентиной, да еще своим, домашним, можно...
— Собирайся, бери тачку, и к нам. Шкалик найдется.
— Ты продолжаешь?
В трубке хмыкнули. — Нет, завязал. Напрочь завязал, Антон. Теперь только чай или кофе. Ну, а для тебя...
— Он еще квас обожает, Антон, — проговорила в трубку, видимо, из-за спины Василия, Валентина.
— Как там у вас?
—  Дома порядок полнейший. Девчонки мои вымахали ого-о! А на работе... — Петровский чуть посопел, словно собираясь с мыслями или раздумывая, о чем сказать, а что опустить, — крутимся последнее время как угорелые. Гаденыши озверели совсем. Две Станции недавно запороли... На пару километров вглубь прошли. С трудом выдворили их назад.
— Ребята наши живы-здоровы?
— А что им сделается? Наш первый призыв самый стойкий оказался. Шестипалые в последнее время все по молодежи шастают. Да, Соколова, правда, ушли. ГОшники. Тут такое после твоего выверта было... Перемалывали каждого по несколько раз. Одно время, будто все поутихло, а три дня назад новая волна. Нас уже ребятки из ООО солидно принялись шерстить. Какой-то чудик, из лопоухих, после работы на Станции поля Периметра телегу настрочил наверх, мол, рацпредложения не берут... По модему, скотина, не долго думая, в Центр передал. Прямо со Станции, минуя даже Центральную диспетчерскую... То ли Олег Квасцов, то ли Кашин... Что-то там с двойниками какими-то, я пока не вникал. Вот и пошло-поехало. Центровики буквально на следующий день целую роту ООО подключили... Соколова поддернули за то, что стоящую рацуху под сукно, а полковник божился и клялся, что хотел всему составу довести до сведения на следующей планерке.
— Лучше бы Коврова того, в расход, — растерянно проговорил Антон, понимая, что именно он, Антон Короленко,  и никто иной, сам того не ожидая, подставил Соколова.
— И я такого же мнения, но разве ты Коврова не знаешь? Он, сыч поганый, выкрутился. Теперь этот козел — наш главный босс.
— Паршиво, — промямлил Короленко и вздохнул. Его задело за живое сообщение Петровского. — Жаль мужика.
— Вот и я о том же. Соколов как в воду канул. Наверное, уже где-то на нарах своей свежатиной вшей да клопов кормит...
— Ладно, потом договорим, Василий, — услышав щелчок подсоединения слежки за телефонной болтовней «на нужную тему», бросил в трубку Короленко. Скорее всего, автоматика, услышав слово-пароль, сразу же автоматически включила запись. — Валюхе привет, и девочек от меня, когда проснутся, поцелуй. Лады?
— Договорились. Чтобы завтра был у нас!
— За завтра не знаю, не уверен, но в ближайшее время жди гостя. Спокойного сна.
— И тебе, Антон, всего хорошего.
Положив трубку на рычаги, Короленко снова откинулся на подушки. Диван привычно скрипнул. Сон совсем улетучился. Перетасовка в аппарате военного ведомства, к которому все еще был причастен и Антон, взбудоражила его. Скорее даже расстроила. «Нет, теперь в нем моей ноги не будет и подавно, — подумал Короленко. — Этот подкозырешный полковник Ковров всем задаст! Пошел он лесом...»
За дверью послышались осторожные мамины шаги.
«И мама не спит. На радостях», — мелькнула у него мысль. Надев спортивные штаны, Антон вышел из комнаты.
— Ой! Как ты меня напугал, Тошенька, — тихо, с дрожью в голосе, произнесла Серафима Ильинична. — Мне почему-то показалось, что все это приснилось: твое возвращение, и то, что сейчас я не сплю... Мы уже отвыкли... Дай, думаю, пойду взгляну, не приснилось ли мне, а тут из-за двери ты выходишь...
— И я не могу уснуть, мам, — обнимая свою худенькую, порой сварливую, но такую родную маму, Короленко улыбался. — Мне тоже сдается, мама, что я до сих пор все еще не дома, а там, в Предзонье, среди шестипалых дикарей. Хотя среди них есть и нормальные люди...
— Не дай боже, тебе снова оказаться там, а о том, что шестипалые нормальные... Не верю даже тебе...
Антон, обнимая мать, чувствовал, как тепло, исходящее от Серафимы Ильиничны, согревает его.
— Пойдем со мной на кухню, Тоша, если не хочешь спать. Я помою посуду. Девчонки порывались помочь прибраться в моей вотчине, но я их отправила спать. И Анну, и эту, — Серафима Ильинична чуть замешкалась, пожевала тощими губами, — Класту. Они уже нашли общий язык, и что-то долго щебетали вместе. А теперь — уснули.
Спустившись по ступенькам, обнявшись, прошли мимо зала в кухню, где горел свет.
— Садись вот сюда, Тоша. Может, чайку попьешь, пока я с тарелками расправлюсь, или кофе?
— С удовольствием, мама.
Антон даже удивился тому, как он соскучился по родному городу, по своему дому, по маме...
Чай был горячим, и Короленко, отставив чашку, молча наблюдал, как споро моет посуду мама.
Как показалось ему, мама изменилась. Словно помолодела.
Наконец, поставив последнюю вымытую тарелку в посудный шкаф, Серафима Ильинична подсела к сыну.
— Да, кстати, Антон. Приходили из пункта правопорядка дважды. Тебе повестку принесли.
— Какую повестку?
— Чтобы ты сразу же явился в пункт правопорядка.
«Всё, зашевелились Ковров и иже с ним... Пора, пока не поздно, когти чесать, не то — каменоломни по мне заждались, факт» — подумал Короленко.
— А о чем говорить. И что же они допытывались? — осторожно спросил Короленко у матери.
— Да об убитой кем-то Покровской, бывшей соседке нашей по подъезду. Что-то там какая-то "неувязочка" в твоем рассказе выяснилась... Еще раз допросить хотят...
— Если бы мог, я бы лучше оживил эту Покровскую, чтобы от меня отцепились. Как слепни. Я уже все и подробнее не бывает, рассказал им.
— Да знаю, — отмахнулась Серафима Ильинична. — И нас всех в подъезде заколебали своими допросами, что, мол, и  как. Видно, шишка какая-то большая эта Покровская. Может, она завуалированная сыщица из Группы Очистки, или еще повыше. Даже о крутых предпринимателях, которой была Покровская, так не пекутся, как о ней... 
— Она бывшая депутат нескольких городских созывов, известна не только в области, но и в стране бизнес-леди, мама.
— За бывших так не пекутся, Антон. Такое расшевелили, что ой-ой! Она точно, из завуалированной верхушки. Я права?
— Не знаю, мама. Давай лучше о другом поговорим, надоела эта Покровская по самое во! — Антон черкнул пальцем по кадыку. — Пойду в пункт правопорядка, куда я денусь, — сказал, чтобы успокоить мать Короленко.
— Если спать не хочешь, твоя очередь рассказывать, — согласилась Серафима Ильинична.
Путаный, но довольно подробный рассказ Антона, Серафима Ильинична внимательно слушала, не перебивая, порой лишь поднося руки ко рту, глаза ее то вспыхивали, то вновь чуть притухали, но из них все время искрилась любовь, нежность и радость. Затем, увидев, что у сына начали слипаться глаза, Серафима Ильинична решительно встала с кухонного табурета и предложила пройти к нему в комнату:
— Ты хоть спину расправишь на диване, а я с удовольствием тебя послушаю.
Короленко согласился, и вскоре они были в комнате у Антона.
— Мам, садись. Ты же все время жаловалась на то, что у тебя ноги болят.
— Ничего, сынок, я хочу смотреть на тебя. Не обращай внимания. Я еще чуток постою, — сказала  Серафима Ильинична и оперлась плечом о косяк.
Рассказу Антона, казалось, не было конца. Он давно хотел скомкать свое повествование, но Серафима Ильинична попросила его преподать со всеми подробностями.
Чувствуя, что сын рассказывает впопыхах, стала часто переспрашивать, и Короленко вынужден был повторять уже сказанное.
Когда он сообщил о том, что Класта не землянка, а предзонница, Серафима Ильинична сначала совсем потеряла дар речи, спустя минуту-две часто хлопая на него глазами, с трудом произнесла:
— Она... Она... Пред-зон-ница? Голубокровная? У нас в доме??? — мать Антона так и села на диванные подушки. — Ты представляешь, что ты, сын, такое говоришь? Этого не может быть, Тоша!!! — У женщины на время пропал голос. — Ведь это не ублюдочная шестипалая! Да, девушка была грязна, оборвана, но ведь и ты такой же пришел, Тоша! Ты что-то напутал, милый! — наконец Серафима Ильинична немного пришла в себя. — Пальцы у нее на месте, Антон. О какой шестипалой речь?..
— Да ничего я не напутал, мама. Класта —  самая что ни на есть настоящая  предзонница, она родилась там, в их резервации, и ни разу не была за пределами Предзонья. Ее родила женщина-предзонница. Голубокровная и шестипалая... От нормального, пятипалого ну, нашего, земного  мужчины, с красной кровью, и со всем набором положенных нам, землянам, а не предзоннникам, хромосом... Ну, как говорят, согрешила с «инакомыслящим». Понимаешь, мама? И ее дочь, рискуя своей, спасла мне жизнь! — негромко сказал он в ответ матери.
— Быть этого не может, Тоша! Но если она... предзонница, ей здесь не место, — голос женщины стал жестким, внезапно посуровевшим, металлическим. — Ее место, Антон, не у нас в доме, а на Свалке среди отходов! Да и как она сюда пробралась? Кто ее пропустил? Ведь их резервацию окружили Станциями поля Периметра, Антон.
— Не надо, мама. Хоть сегодня не надо! Будь добра, и потише, пожалуйста, Класта может услышать, — попросил Короленко.
— Да как ты смеешь перечить матери? Пусть слышит! Я сейчас же вызываю Группу Очистки, — так и не понизив голоса, сказала, как отрезала, женщина. — Я бы сама кухонным ножом перерезала ей, сонной, горло, будь у меня на это права...
—  Мама? Ты это серьезно? — Антон никак не мог понять, почему мать так ополчилась на Класту от единственного слова, случайно пророненного им. Нет, конечно же, он сам виноват! Лучше бы он вообще не затрагивал этого вопроса! Ни сейчас, ни много позже... Никто его не тянул за язык? Сон слетел с него мгновенно.
— Нет, я только постращала тебя, — резко сказала Серафима Ильинична и вышла из его спальни, недовольно хлопнув дверью.
Следом за женщиной, в спортивных брюках выскочил и Антон, чтобы попытаться  хоть как-то поумерить воинственный пыл матери, ее стремление к непоправимому.
— Ма-ам, подожди, пожалуйста! — попросил он. — Какие ГОшники, мама? Класта спасла мне жизнь!
Женщина остановилась  и недовольно повернулась к сыну:
— Ты боишься, Антон, что в один прекрасный момент ГОшники вышибут этой, — Серафима Ильинична повела головой вверх, —  мозги, пустят ее голубую кровь? Чудак! Туда ей, паршивке, и дорога!
— Да о чем ты говоришь, мама?! У нее красная, как и у нас, кровь, мама. И она, как и мы, пятипалая. Ну и что, то она родилась в Предзонье? Что из этого??? — Глаза у Короленко до того расширились, что мать даже испугалась. — Опять же говорю, Класта спасла меня от смерти, вывела из Предзонья.
Серафима Ильинична была неумолима и настроена решительно.
— Все равно. Она пред-зон-ни-ца, Антон, милый! Правда, не похожа на них, но данное ничего не решает... Ты же сам сказал мне об этом, Тоша, поэтому ее место в  Предзонье, а лучше — в гробу...
— Мам, прошу тебя, перестань и думать об этом... Кто об этом узнает? Она ведь без метки,  и... не шестипалая, не голубокровная! О том, что Класта предзонница здесь, за Предзоньем,  знаем только ты, я  и никто больше.
— Долго ли умеючи, — съязвила женщина, — но я не потерплю в нашем доме предзонницы. Пусть выматывается отсюда, пока цела!
— Но я ее люблю, мама!
— Околдовала, подколодная?
— Класта не такая как все, мама. Никто меня не околдовывал. Ты еще не знаешь ее...
Женщина недовольно хмыкнула, нервно отерла рукой свои тощие сухие губы.
— Не хватало, чтобы я знала. Зачем мне знать о ней еще хоть что-то. Мне достаточно того, что эта, — Серафима Ильинична вся дрожала, —  оттуда.
— И, возможно, она ждет от меня ребенка.
— Че-го? Ты был с ней близок, сын? По-вашему, прости Господи, трахался с ней? — голос женщины неожиданно перешел на шепот.
Антон виновато опустил глаза, густо покраснел:
— Я что, десятилетний пацаненок, мама?
— Хорошо, хорошо, успокойся, Тоша. — Голос Серафимы Ильиничны несколько смягчился. — Я не думала, что у вас так далеко зашло, но я, как бы ты не хотел получить утвердительный ответ, отнюдь не приветствую этого, Антон. Да и кто в молодости из мужчин не грешил... — Женщина вновь, по привычке, отерла рукой свои сухие губы, — иди, спи, завтра разберемся, что и к чему... Но я, Тоша, я категорически против нее... Она заслуживает, сам понимаешь чего... А то, что ты спал с ней... сгладится, забудется. И ты, Антон, не имеешь права любить предзонницу. И еще, никому, ни единой душе не говори, что ты спал с предзонницей. Ты же понимаешь, сынок, какие могут ожидать тебя последствия? Никому. Даже Аннушке нашей... Понял, Тошенька?
— Но почему, мама? Если можешь, объясни мне, пожалуйста. Она что, не человек?
— Да кто бы она ни была, но эта девица из идиотского семейства шестипалых... Не дай Бог, у меня появятся шестипалые и голубокровные внуки или внучки... Ты представляешь это, Антон?  Шестипалые и голубокровные дети!.. Я тогда первая повешусь или с ума сойду, из окна выброшусь... И я, дура, пила с ней шампанское, благодарила ее,  настежь раскрыла свое сердце... Бог ты мой, какая же я дура! — Серафима Ильинична подняла кверху руки. — Как все страшно в этом странном, почти не нашем мире... Как страшно... Грязная оборванка...
— Но ведь это будут мои дети и твои внуки или внучки, мама! — в свои слова Антон попытался вложить как можно больше пылу, но мать, даже не глядя на него, недовольно продолжила:
— Лучше бы ты привел чернокожую женщину... Это еще, куда ни шло. Погоревали бы, и ладно. Но... предзонницу, пусть и не шестипалую,  уволь, сын!.. Давай лучше прекратим об этом ненужный спор. Ее непременно ждет Группа Очистки, Тоша!..
— Так не бывает, мама, — парень покачал головой. — Класта спасла мне жизнь, а ты собираешься так с ней подло поступить...
— Иди, спи. Намаялся...
— Но ты ведь не вызовешь Группу Очистки, мама? — попросил Антон. — Я тебя очень прошу! Завтра утром разберемся, что и к чему. Хорошо, мам?
— Сегодня не вызову! С какой стати? Пусть сегодня эта... — женщина никак не назвала Класту, — переспит у нас, а завтра — скатертью дорога. Она сама попадет в руки Группы Очистки. Не у нас, так где-то. Придет время, Антон. Ее все равно рано или поздно вычислят. Хочет она этого или нет, хочешь ты этого или нет... Без ночной карточки, да и вообще без каких бы то ни было документов в Южногорске, слава Богу, не выжить. Надеюсь, ты это прекрасно  знаешь.
— Прошу тебя, не вешай грех на душу, мама! — вновь попросил Антон. — Извини за мою грубость, мам, я пошел спать, — робко произнес он и, осторожно, чтобы невзначай не скрипнула, прикрыл за собой дверь.
Не сбрасывая  брюк, завалился на диван.
Заснуть долго не мог. Ворочаясь в своей постели, о которой бредил долгое время и от которой уже чуть поотвык, Короленко прислушивался, не звонит ли мама по телефону в Группу Очистки. Одновременно просчитывал многочисленные варианты, в которых то выгораживал Класту, а то и, наоборот, о многом передумал и уже под утро решил, что мама его все же поймет... Обязательно поймет, поскольку он любит милую, ни на кого не похожую и такую замечательную девушку... Девушке же, черноволосой, пятипалой, даже без простых документов, не говоря о наличии ночной пластиковой карточки, затеряться в таком огромном, как Южногорск городе хотя и трудно, но, если себя никому не афишировать, можно. Вот если бы Класта была шестипалой и к тому же, голубокровной, группа Очистки вычислила бы ее в момент. А потом, чуть позже что-нибудь придумаем и с документами.

* * *
Взглянув на хмурое лицо Антона, расхаживавшего по комнате, только что вошедшая к нему, раскрасневшаяся после впервые мирного, спокойного сна, Класта настороженно спросила:
— Что случилось, Антон?
— Да ничего хорошего, —  недовольно отмахнулся Короленко. — Садись в кресло, я сейчас оденусь, и мы пойдем на кухню пить кофе.
— И все же, скажи! — в голосе девушки само любопытство.
— Тебе лучше не знать, — отрывисто произнес Антон, завязывая галстук.
— Это связано со мной, Антон? — вновь задала вопрос Класта, присаживаясь на краешек предложенного кресла.
 Короленко слегка кивнул и подумал, что хорошо, что Класта не слышала его перепалки с мамой поздно ночью.
— Тогда это мне необходимо знать, — упрямо произнесла девушка. — Ты скажи, Антон, я пойму.
— Отцепись!
— Я не пришлась «ко двору»? — девушка вопрошающе подняла на Антона глаза.
— Да при чем тут это, Класта? — Короленко медленно, словно с неохотой почесал затылок. — Все намного прозаичнее... И не ты Класта в этом виновата... — Парень, остановившись в нерешительности посреди комнаты, вздохнул, замялся, затем медленно подошел к стулу и снял со спинки пиджак. — Ну что, пойдем на кухню? — спросил.
— А что же другое? — уставшая ждать вразумительного ответа, спросила Класта, даже не обратив внимания на его приглашение.
Короленко, держа в руке так и неодетый пиджак и нерешительно теребя в пальцах пуговицу на рубашке, молча опустил голову.
— Так что же другое, Антон? — настаивала на своем Класта.— Объясни, пожалуйста!
Короленко стоял посреди комнаты, как «выдворенная» из своего «защитного кокона» и поставленная «на попа» мумия. Он пока не знал, как ответить на вопрос девушки, и Класта, подождав немного, продолжила, теперь уже итожа:
— Я все поняла, Антон... Мы с тобой, к сожалению, слишком  разные, — медленно, взвешивая каждое сказанное слово, начала она издалека. — Поверь, мне нравится твое упорство, твоя непосредственность, безумно нравишься ты, но... Я здесь... лишняя, а мое присутствие рядом с тобой, в твоей квартире, да и вообще, в твоем мире, абсолютно нежелательно... Мы в некоторой степени находимся в совершенно разных лагерях, — заметила под конец девушка, посматривая на расхаживающего по комнате Короленко.
— Не понял, — Антон резко, словно споткнувшись, остановился и уставился на девушку, затем перевел глаза на ее грудь, которая застенчиво прятала в глубоком вырезе платья свой темный, смазливый торчащий «солдатиком» сосок.
— Ну и не надо.
— Нет уж, Класта. Сказавши «а», следует продолжать, — не сводя своих  глаз с коварно прячущейся за тонкой материей центральной части груди девушки, произнес Короленко. Во рту у него пересохло.
Класта, не замечая его «нахального» взгляда, продолжила:
— Ладно, не беспокойся, я договорю. Только ты уж не обижайся. Короче, Антон, одни находятся в лагере обиженных, другие восседают в лагере обидчиков.
— И кто же обиженный, а кто обидчик? — поинтересовался Короленко.
— И предзонники, и земляне.
— Значит, в твоем понимании они существуют по обе стороны баррикад. К кому же ты тогда причисляешь нас? — Антон чуть приблизился к девушке и наконец-то увидел то, что с упрямым коварством все время пряталось от его взгляда — нежно розовый, такой милый сосочек небольшой, но такой манящей груди девушки. О, как он хотел коснуться его своими губами... Нынче же, не откладывая на «потом»...
Класта хотела развить свою мысль дальше, чтобы ответить Антону, однако, заметив взгляд парня, по-хозяйски «копошащийся» за вырезом платья, смешалась, покраснела. Затем она чуть поддернула ткань кверху, тем самым спрятав, к огорчению Короленко, не только сосок, но и всю грудь.
— Ты как всегда несносный, Антон, — тихо, но с лукавинкой в голосе произнесла она и еще больше покраснела.
— Не несноснее бегемота, — смеясь, сказал он.
— По-моему, — продолжила Класта, нам не стоит строить планы на столь далекую перспективу, как того хочется тебе.
— Класта! Ведь мы... Между нами... — вырвалось у Антона.
— Не перебивай! — Упрямо, но привычно властно  проговорила Класта, вставая с кресла. — Я еще не все сказала. Я вижу, как уже говорила тебе, насквозь, словно смотрю через лупу или сильно увеличивающий микроскоп. Я чувствую, что в тебе напрочь отсутствует злость и вражда ко мне.
— Ты права.
— Откуда же злость на меня у твоей мамы, которая  меньше суток знает меня? Откуда вражда, Антон? Что я сделала ей такого, отчего эта женщина...
Короленко ничего не ответил и только сдвинул своими широкими плечами, затем взглянул на угнетенную Класту и с сердцем сказал:
— Но ты ведь не... не шестипалая, и это самое главное!
— А ты думал о том, что у нас могут родиться голубокровные шестипалые дети? Вот мама твоя прекрасно понимает это. Да и я бы, Антон, абсолютно  не хотела, чтобы наши дети все время маялись, чтобы мы все время прятали их от постороннего взгляда, так, как прятала в свое время от всевидящих глаз Выбраковщиков и Старейшин Предзонья меня, краснокровную, пятипалую, моя мама...
— Не надо ля-ля. Мои гены сильнее, — уверенно произнес Антон, отбросив на диван пиджак и привлекая к себе Класту. — Ведь ты только наполовину предзонница! И нам вместе чуть-чуть больше сорока, и я хочу тебя... Я все время хочу... Хочу любить, ласкать, нежить, обнимать, прикасаться к каждой клеточке твоего тела... Хочу, как сказал кто-то давно, или, может, это и мои слова, «входить к тебе без стука и в любое время».  Поскольку ты... желанна. Ты меня понимаешь, Класта?
— Не надо, Антон, — девушка отстранилась от него, подошла к окну, прикрыв ладонями свет от торшера, выглянула в холодрыгу уже проснувшегося утра. — Я тоже этого бы очень хотела, но...
— Как это не надо, — опешил Короленко. — Все страсти потихоньку улягутся... Ведь ты же сама говоришь, что хочешь того же, что и я! Я так долго тебя искал, Класта...
— Но ты забыл о матери, Антон! — Класта вздохнула, отстранилась от окна, повернула к нему свое раскрасневшееся лицо, затем  медленно подошла к Антону почти вплотную. Глаза девушки горели. — Серафима Ильинична, как только узнала, кто я и откуда, посмотрела на меня, как на холодную, скользкую змею, которая только и норовит, чтобы побольнее ужалить... Хотя я, идя к тебе, еще сомневалась в том, что всё это так, Антон. Но это действительно так!
— Ты это серьезно? — спросил Короленко.
— Я только что шла к тебе, и все видела, Антон. Серафима Ильинична даже не ответила мне, когда я поздоровалась. Даже не повернула головы... Я для нее никто. Так, пришлая. Нет, скорее, враг!
— Это все не так, Класта, и я уверен на все сто процентов, пройдет.
— Так, Антон, так! Я, приехав с тобой на спидвайзере в Южногорск, словно попала в умело приготовленную ловушку,  из которой мне вовек не выбраться. Я почувствовала неприязнь города, его биотоков ко мне, но не хотела тебя раньше времени беспокоить. Однако это решилось намного раньше, чем даже предполагала я.
— Все это тебе только показалось... Новая обстановка, и так далее... Аннушка в тебе души не чает, я же видел... Ты ей понравилась с первого взгляда...  Отец как всегда, займет нейтральную позицию. А мама... Она со временем оттает. Я ее хорошо знаю... Моя мама единственная в своем роде... Я ее сын, и ты... Ты будешь ее невесткой. Не сомневаюсь, что в первое время будут трения, но ты умная у меня и терпеливая... И ведь ты...
— Хотел сказать, что я тебя спасла... Ну и что? К сожалению, ты так и не вошел в мое нынешнее архидурацкое положение, Антон! Ты, хотя и прожил здесь немало, все равно не знаешь настолько полно все человеческие «прелести», на которые человек способен. Твоя мама, дорогой ты мой, к сожалению, не исключение. Я чувствую, что она только на короткое время затаилась...
— Во, во, встретились две непробиваемые упрямицы и параллельно качаете права... А мне-то как быть? К какому берегу прикажете пристать? К твоему, или к тому, на который укажет мама?
— Да на кой мне все эти твои, вернее ее, или ваши вместе взятые права и берега? Неужели ты не понимаешь, Антон, что я здесь лишняя, и я сегодня же уйду, чтобы больше не беспокоить устоявшийся за годы мирный или не очень — не знаю — ход жизни твоей семьи.
Девушка решительно встала с кресла, развязала на шее красную косынку и протянула ее Короленко.
— Возьми. Может, хоть когда-то вспомнишь обо мне... Хотя, как захочешь... Если не вспомнишь, знай, что я на тебя за это в обиде не буду. А я... Я всегда буду помнить о тебе, Антон. И твоя дочка тоже... — Класта, прошептав последнюю фразу, отвернулась от парня и украдкой вытерла набежавшую на глаза упрямую слезу обиды.
Класта знала, что предзонники приучены хранить в себе боль и утрату, никогда не плакать, но она же была только наполовину предзонница и, может быть поэтому, разрешила вырваться боли наружу.
— Тогда позволь спросить: прикажешь мне разорваться на две половины? Я так не могу. Не могу, как червь разделиться на две части, а потом каждую из них регенерировать в отдельную особь... Все перемелется, Класта. Вы с мамой успокоитесь... Придет время... Потерпи немного, все уляжется... А свою красную косынку...
Класта поняла, что Антон ничего не расслышал о дочери. Как она понимала, он не стал бы распространяться по древу, а обязательно бы насторожился, и переспросил, не ослышался ли он, а потом бросился бы целовать и обнимать...
— У тебя до меня была девушка? — повернувшись к Антону, неожиданно перешла на другое Класта. Она все еще  протягивала ему косынку.
— Настоящей не было. Пока не встретил тебя... Мне снилась не единожды во сне одна прекрасная девушка... Теперь я знаю, Класта, что это была... ты... И я во сне неоднократно обнимал тебя... А потом, Класта, у нас с тобой были дети... Много детей...
— Даже так?  И как та, что приходила к тебе во сне, лучше меня, хуже? — требовательно спросила Класта, подозрительно взглянув на Антона.
—  Я же говорю, что это была именно ты, а не какая-то, как ты говоришь, другая девушка. Это было много раньше. Мне было лет двенадцать. Я ехал в машине с отцом и заснул. И тогда мне впервые приснилась ты. Я не знал, как тебя зовут, и где найти. Но после того сна меня словно подменили. Я тебя долго искал. В каждой девушке пытался увидеть тебя, и всегда меня ожидало разочарование... А потом были еще сны. И мы снова встречались... Но только во сне. Лишь тогда, в Предзонье, я вспомнил свои сны, все сны, и не поверил своим глазам, поскольку увидел ту, которая мне не единожды снилась, и... которая должна была убить меня...  А выделить, вернее, поделить, кто из вас лучше — кто хуже, не могу. Поскольку она и ты — одно целое...
— Спасибо, что ты нынче честен со мной, — немного подумав, сказала Класта. — Обычно в таких случаях мужчины напропалую врут...
— У меня не было таких случаев. Как по мне, то лучше горькуха, чем подлая ложь. Разве не так?
Класта, ничего не ответив Короленко, погрузилась в собственные, отнюдь не приятные мысли.
— Ты чего? — наконец не выдержал Короленко.
— Не забывай о том, Антон, что наша малышка, — Класта снова замолчала, затем, поскольку Антон тоже молчал, словно собравшись с мыслями, выпалила: — ни тебе, ни мне не следует забывать, какой генетический код обретет наша малышка. Твой или мой?
— Да какое это имеет значение?
Класта задумалась. Она, как и любая женщина, все воспринимала более серьезно и сдержанно.
— А что, если у нее будут преобладать гены, присущие предзонникам, и она родится шестипалой?
— Знаешь что, мне надоели твои пальмы с кипарисами. Я предпочитал и до сих пор предпочитаю ели с соснами. Ты, как и моя мама, в ту же степь...
— Не поняла, — Класта удивленно взглянула на Антона, который то снимал, то снова надевал на шею галстук.
— Главное, что малышка станет нашей дочерью, а все остальное будет зависеть от того, как мы ее воспитаем.
— Но не генетический набор.
— Я же говорю тебе, что предпочитаю ели и сосны, — тихо проговорил Короленко, наконец-то надел галстук и улыбчиво посматривал на Класту, которая опять-таки ничего не поняла.

* * *
Дверной звонок разлился соловьиной трелью. Бросив открытой горячую воду в ванной, Серафима Ильинична пошла открывать.
— Кто там, мам? — крикнул из комнаты Антон. — Открыть?
— Я сама открою, занимайся своими делами,  — громко произнесла женщина. — Скорее всего, соседка ко мне, — добавила.
Щелкнул замок, дверь тихонько скрипнула. Увидев за ней молодых парней в униформе, Серафима Ильинична громко бросила сыну:
— Да, это ко мне, Тоша, занимайся своими делами, — с порога сказала женщина и прошла за дверь в коридор.
— Здравствуйте. Вы нас вызывали?
— Рада вас видеть. Конечно, вызывала, — улыбнулась она, сразу же понижая голос. — Я не думала, что вы прибудете так скоро. Извините, дома сын, поговорим лучше здесь, не при нем. Вы не против? — тихо спросила женщина, стараясь плотнее прикрыть за собой дверь.
— Нам все равно, — обыденно сказал парень в очках. — Если мы не вовремя, можем приехать позже. К вечеру, или завтра, например. Назначайте время.
— Да нет, в самый раз, ребята! Вовремя, — еще раз с ударением проговорила Серафима Ильинична. — Оттягивать с этим, уважаемые, никак нельзя, — по-заговорщицки зашептала женщина. — Я сейчас. Вы подождите, пожалуйста, на улице. Или этажом выше. Я только отправлю сына и... Не хочу, чтобы он об этом знал. Пока... Надеюсь, вы понимаете...
— Десять минут вам достаточно? — поднял на нее безразличные глаза старший Группы Очистки.
— Вполне, — уверенно сказала женщина. — Благодарю.
— Хорошо, — сказал он. — Мы придем к вам через десять минут...
— Кто там был, мам? — спросил  Антон, когда в прихожей громко щелкнул замок на двери. — Я думал, Класта вернулась...
—  Электрики по вызову, Тоша. Хотели починить проводку, но ведь ты, умница, уже все сделал. Я их отправила назад. Извинилась, что не сообщила об отказе, и отправила назад, — повторила  женщина, пряча глаза от вошедшего в прихожую Антона. — Ты собрался погулять? — спросила.
— С какой стати, мам?  Скоро Класта придет. Она пошла искать работу. Может, ей повезет в Центре реабилитации.
— Кто ее возьмет туда без документов... А вообще, лучше бы она не приходила вовсе, — не сдержалась Серафима Ильинична. Последнюю фразу она сказала зло, упрямо поджав свои  сухие, бескровные губы. — Пять дней уже мозолит мне глаза...
— Мам, — попробовал  урезонить ее Короленко, но та была словно камень.
— Пойди лучше погуляй. Ты ведь обещал проведать Андрея с его молодой женой! Или к Василию Петровскому... Девчонкам, не забудь, купи по шоколадке.
— Да ну их, позже.
— И заодно, будешь возвращаться, купишь хлеба да молока. — Женщина засуетилась, вытерев подолом фартука уголки своих тонких сухих губ. — К ужину. И Класта придет голодная... Ну да ладно уж, — добавила Серафима Ильинична, — пусть она пока у нас поживет. Не выбрасывать же ее в зиму на улицу. Все живое существо. Кстати, у тебя, Антон, деньги есть? Если нет, возьми в серванте. Ладно, одевайся, я сама сейчас тебе дам. Но как решите с ее карточкой?
— У меня еще со вчера деньги остались, — весело ответил Короленко, поняв, что мама, хоть и со «скрипом», но постепенно отходит.  — Я мам,  мигом. А с карточкой Класты что-нибудь придумаем. Ну, допустим, украли в электричке, или оставила сумочку где-то...
— Сумочку, — медленно проговорила Серафима Ильинична. — Так тебе и поверят в Группе Очистки.
— Поверят. Мы такую характеристику ей выдадим, что поверят. И к тому же она, как и мы, с  пятью пальцами на руках и ногах, и у нее не голубая, а красная кровь, — уверенно сказал Антон. — Ну, я побежал, мам. Сейчас хлеб и молоко принесу.
— Не спеши. Подождешь Класту на улице. Девушке приятно, когда ее ждут...  На, вот, — женщина сунула сыну бумажку,  — вам на мороженое или на пирожное, —  неторопливо, приятным голосом сказала мать. — Тебе, Тоша, крупно повезло, что ты избежал участи всех, попавших в лапищи недоделанных шестипалых.
— Это благодаря Класте, мам.
— Не напоминай мне, Тоша, о ней больше сегодня. Хорошо?
— Говорят, мам, что Предзонье —  лучшее место для смерти, — сказал Антон.
— Прикуси язык, балаболка! Одевайся и топай, не то не успеешь встретить ее на улице.
— Так обычно говорят, — натягивая куртку, крикнул со спальни Короленко. — Именно Предзонье — лучшее место для смерти, — повторил Антон.
— Не повторяй глупостей  других, Тоша, — произнесла Серафима Ильинична,  потирая о цветастый фартук руки. — Ты еще молод, и говорить о смерти тебе не пристало, сынок. Кстати, что мне сказать Анастасии? Телефон уже оборвала.
—  Придумай что-нибудь. Ты же можешь. Отнекайся. Хорошо?
— Хорошо, иди, но чтобы пришли домой не позже одиннадцати. Тебе понятно?
— Да что ты, мам, раньше придем, — выйдя из спальни и целуя мать в подставленную щеку, сказал  Антон. — Я подожду Класту на улице, выпьем кофе в кафе и — домой.
— Иди уж, балаболка!

* * *
— Благодарю, что сразу же приехали, — радостно проговорила Серафима Ильинична. —   Проходите в комнату, присаживайтесь. Сын ушел в магазин, я дома одна. — Еще не совсем старое лицо Серафимы Ильиничны щедро разрумянилось.
— Это наш долг, — обыденно и довольно сухо произнес старший группы, присаживаясь на предложенный диван. За ним присели еще два коротко стриженых мордоворота. — Если вы не ошиблись, мы сделаем все сиюминутно.
— По возможности, только не здесь! — по-заговорщицки прошептала Серафима Ильинична. — И не при наших... Никто из них не должен знать... Вы же понимаете... Особенно сын...
Вмешаться в это дело мы можем, так сказать, не открыто, а косвенно.
— Извините, не поняла вас, — растерянно проговорила Серафима Ильинична.
Старший группы ГОшников улыбнулся:
— Мы сделаем все за пределами этого дома.
Серафима Ильинична облегченно вздохнула.
— Укажите на предмет Охоты, — по-деловому попросил  старший Группы Очистки.
— Сейчас, сейчас, — засуетилась Серафима Ильинична, роясь в стопке фотографий. — Боже, да где-то же была. Была. Антон вчера всех фотографировал и печатал на принтере фотографии. А, вот она, — женщина радостно протянула пышнощекому цветной фотоснимок.
— Но это не  шестипалая! — поднял глаза на Серафиму Ильиничну старший группы Очистки. У нее даже покатость лба европейская...
—  Она! Оттуда! — вновь, оглядевшись по сторонам, словно ее  мог увидеть и услышать кто-то посторонний, прошептала Серафима Ильинична. — Она Оттуда, — добавила еще раз. — Она, как бы вам сказать, половинчатая...
— Вы уверены? — переспросил парень, и, предварительно прогнав фотографию через миниатюрный сканер, протянул  женщине.
  — Конечно, конечно, — торопливо закивала та головой. — А фото оставьте себе, — добавила, кивнув на протянутую фотографию.
— Наш центральный компьютер  ее запомнил, — уверенно произнес пышнощекий. Мы обязательно все проверим в пункте правопорядка и на Центральной и, если ваше сообщение подтвердится...
— А вон, в углу, ее вещи, — Серафима Ильинична брезгливо показала на небольшую сумку, которую оставила Класта.
— Это еще ни о чем не говорит, — сказал старший Группы Очистки.
— Да нет, вы посмотрите, взгляните, что там внутри. Какие-то непонятные тяжелые вещи...
Старший Группы Очистки взял сумку, к которой Серафима Ильинична побрезговала даже прикоснуться, вынул из нее кованый шар.
— Метательный шар, — обыденно проговорил он, но опять же,  положив шар обратно в сумку, вновь обратился к Серафиме Ильиничне, — это не доказательство! Проверим на центральном компьютере, обязательно проверим эту девушку, и только тогда примем решение...
— Вы мне не верите? — растерянно спросила Серафима Ильинична, доставая свою пластиковую карточку. — Я получила ее еще тогда, когда вы под стол пешком ходили, молодой человек, — нервно проговорила она.
— Верим. Закон предписывает проверить, — упрямо, или это так показалось Серафиме Ильиничне, повторил парень и, даже не взглянув на протянутую ему пластиковую карточку, встал с дивана и, уже обратившись к своим подчиненным,  обыденно сказал:
—  Уходим!
Мордовороты проследовали за своим начальником.
— А как же с... этой, пришлой? — растерянно спросила Серафима Ильинична уже в прихожей у раскрытой двери.
— Завтра, в крайнем случае, послезавтра, она вас не будет больше беспокоить, — уверенно сказал старший Группы Очистки и осторожно прикрыл за собой дверь. На его лице были хорошо обозначены черты жестокости, что окончательно успокоило мать Антона — такой выполнит свое обещание...

* * *
...Последний на сегодня мусоровоз только что скрылся за шлагбаумом. Охрана участка тотчас начала сматывать свои силовые кабели и убирать многочисленные ловушки — никто из них не оставался на ночь внизу. Старший группы мусорщиков Мост знал, что примерно через час можно спускаться — в котловине не останется ни одного сторожа.
Над одиннадцатым участком Свалки висел смачный золотисто-ржавый туман, щедро перемешанный с удушающим дымом от горящих на девятом и десятом участках отходов. Ветра не стало, и смрад был почти нестерпимым, хотя мусорщики Предзонья привыкли к этому запаху. Внизу, у только что выброшенного мусора и груды бумажных отходов уже грызлись бездомные собаки.
«Где собаки, там и еда», — сообразил Мост и, ухватив своей раненой, но еще довольно сильной рукой толстенный металлический прут, еще раз проверил, все ли охранники унесли ноги, скатился к облюбованному взглядом месту.
С трудом отбившись от нахальных собак-бродяжек, рьяно отстаивающих свою новую зону обитания, Мост в груде уже тлеющих и колышущихся на ветру бумажных отходов заметил лоскут знакомой ткани. Он уже видел такую ткань, но где? Мучаясь в догадках, парень, наконец, вспомнил, что именно из такой ткани носила платье Класта. Свое самое дорогое, выходное платье. И именно в нем она ушла из Предзонья, чтобы убить предоставленную ей жертву, и пока не вернулась. И еще Мост понял, что сейчас смотрит на лоскут, оставшийся от платья Класты, поскольку рядом увидел прядь пышных иссиня-черных волос девушки. С этой прядью заигрывал невесть откуда взявшийся ветер, только что поменявший курс.
Пару раз копнув прутом, Мост выкатил на поверхность почти полностью обглоданный одичавшими собаками, череп, в котором еще недавно пульсировало, решало всевозможные сложнейшие задачи, любило и ненавидело... серое сверхразумное вещество — мозг девушки...
«Надо будет рассказать, когда приду, Кирру», — подумал он. Копаясь дальше, Мост запихивал в мешок все интересное, что могло пригодиться если не для него, то для кого-то из мастеровых Предзонья. Он не раз проводил хорошие мены...
Когда места в мешке совсем уже не осталось, Мост свистнул. На его свист с пятого участка Свалки стали сползаться предзонники. Кто с полным мешком, кто — с полупустым.
— Рано еще, — недовольно произнес подошедший к Мосту пацан. — Я только раскочегарился.
— Хорошего понемногу, — процедил сквозь зубы Мост. — Видишь? — он показал крюком на человеческие останки.
— Клас-та. Кирру надо сообщить, Старейшинам, — обыденно сказал пацан.
— Не твоего ума дело, — процедил Мост. — Кому надо, сообщим.
Пацан только молча кивнул головой и чуть отошел в сторону.
— На сегодня — всё, — когда все мусорщики собрались вокруг бригадира пятого участка. Машин сюда до вечера больше не будет. Сивыч сообщил.
— Подергали бы, — кто-то сказал тихо, с хрипами.
— Ты, ты и ты, остаетесь сторожить от собак останки Класты. Сообщу Старейшинам и Кирру, — властным голосом произнес Мост. — И чтобы ни одной волосинки! — добавил с угрозой.
Почти по-стариковски покряхтывая, не ропща, трое сторожей сели тут же, не обращая внимания на наставления и советы, которые бросали им друзья по бригаде мусорщиков. Положив рядом с собой крюки, они начали доставать из своих мешков добычу, чтобы до прихода Могильщиков, рассортировать все, да попутно и подкрепиться. Они собрались остаться здесь на вечер. Хоть и страшно быть растерзанными дикими собаками или волками, но троица уже сговорилась. Они могли втроем набрать до ночи много полезного...

* * *
...Первым, обогнав медленно шедших Могильщиков, прибежал Кирр.
Он все еще не верил в то, что Класта мертва. Ему казалось, что сообщение Моста — самая настоящая ерунда, но, увидев лежащую на груде отходов обглоданное до головы тело девушки, сразу сник, и едва не заплакал: Мост не ошибся. Это были ее волосы, ее нос, ее, теперь бескровные уста, ее, пускай и несильно обглоданный лоб... Это была Класта...
Зло, ненависть, жажда мести, переполнили парня. Выхватив из заплечного мешка метательный шар, не целясь, Кирр запустил его в рыскающую вдалеке собаку. Шар шмякнул как раз в темечко. Пораженная собака даже не тявкнула...
Молчаливые Могильщики подошли минут через двадцать. Свою повозку они оставили на подходе к пятому участку,  потому что здесь, на недавно сваленных и еще не слежавшихся отходах мог пройти только предзонник. Да и то, с риском для жизни...
Хотя предзонники и презирали смерть, все равно никто из них не хотел прежде времени уходить в иной мир.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ОТКРОВЕНИЕ

Паники среди взрослых Предзонья не было. Но случай за случаем, которые особенно часто происходили неподалеку от Шестого озера, где живущие на Большой Земле уже почти полностью завершили строительство Нового Периметра, не только насторожил Старейшин Предзонья, но и заставил их действовать быстро и решительно.
Воины готовились к битве столь основательно, что Кирру даже надоело особое рвение Наставника воинов. Седовласый Двон целую неделю гонял их почти по двадцать часов в сутки, заставляя оттачивать свое мастерство. А напоследок, после ста пятидесяти километров марш-броска по кругу с полной выкладкой, устроил «экзамен на выживание».
Разделив почти четыреста воинов на две половины, заставил драться врукопашную друг против друга, до первой крови.
Кирр никогда не думал, что во время боя ему придется так туго. Несмотря на кажущуюся хлипкость выпавшего ему по жребию соперника, парень впервые, уже минут через десять понял, что одних знаний единоборств Предзонья ему абсолютно недостаточно.
Соперник, удачно применяя блокировку, наносил Кирру, словно играя, ощутимые удары по самым болезненным местам. Скорее всего, соперник давно изучал боевые искусства пятипалых и теперь применял их.
Ожесточение у Кирра пришло позже, когда его оппонент Швед, умелым, почти невидимым ударом левой ноги рассек бровь. Глаз предзонника буквально сразу смачно заволокло кровью.
Кирр, с острасткой, что его снимут с боев, взглянул здоровым глазом на Наставника воинов. Тот, к счастью, ничего не сказал и только улыбнулся, тем самым еще больше подзадорив юношу.
Смахнув рукой кровь, Кирр снова бросился на обидчика. Швед был наготове и, отбив прямой удар левой рукой с применением обманного движения и посылом основного пальца правой руки, основательно рассек Кирру и вторую бровь.
Это было уже слишком. Свои дальнейшие действия Кирр помнил смутно.
— Ты так разметелился, что почти половина дерущихся остановилась понаблюдать за вами, — рассказывал затем Кирру Марк. — Тебя едва живого принесли домой. Но и твоему сопернику Шведу досталось что надо. И его унесли с поля боя на носилках.
— А что было? Я ничего не помню, Марк.
— Вы сцепились как два молодых петуха... Короче, пошла сеча! Вас едва разняли. Наставник воинов даже бой остальных прекратил, когда ты ему, растаскивающему вас, поставил под глазом синяк, а Швед, твой соперник, буквально сразу же тычком основного пальца едва не сломал Наставнику руку.
— Даже так? Интересно, — сказал Кирр. — А я-то думаю, чего Наставник так косо на меня сегодня поглядывал. Если этот синячище под глазом поставил ему я, тогда понятно... — Юноша улыбнулся.
— И не только ему. Сначала вас растаскивали трое, затем шестеро, а напоследок пришлось потрудиться семнадцати. Кстати, ты или Швед — честно признаюсь, не знаю, так меня огрел по челюсти, что я свалился на землю. Думал, что и зубов не досчитаюсь...
— Извини, Марк, не хотел.
— Может, ты напрасно извиняешься. Но все было поделом, Кирр, красиво. Такого боя я никогда не видел. Красавец, а не бой. Наверное, если бы у вас не отобрали заблаговременно шары, вы бы поубивали друг друга. В дело шли и прямые удары, и обманки. Доходило до того, что нельзя было даже разобрать, кто кого больше «метелит». С коронного боя1 ты неожиданно перешел на смешанный. Возможно, это на время огорошило Шведа. Он «прощупывал» тебя после этого минут десять.

1 Бой пальцекасания с применением всевозможных захватов и болезненных целевых ударов основным (шестым) пальцем по точкам на теле борющихся, блокирующий на определенное время ту или иную мышцу соперника. (Фант.).

— Что же ему не понравилось?
Марк по-заговорщицки улыбнулся.
— Не тяни.
— После коронного боя пальцекасания, ты, не оставляя его, применил несколько  упреждающих ударов землян из каратэ, затем, кажется, самбо... Швед понял это, и сам стал в стойку, присущую дерущимся землянам. Он, видно, прекрасно понял, что яд вышибают противоядием. Хорошо, что вы тогда не убили друг друга. Кстати, Швед еще не очухался как следует. Его даже от этого боя Наставник освободил.
— Может на него зуб имеет? — приблизив губы к уху Марка, тихо проговорил Кирр. — За руку.
— Зуб — не зуб, но факт остается фактом.
— Стройся, — хрипло подал команду Наставник воинов. — Выступаем!
Кирр привычно провел руками по заплечному мешку, карманам. Оружие было на месте.

* * *
Огромный участок, к которому в половине четвертого утра вышли воины, буквально за месяц неузнаваемо изменился. Разведчики докладывали Старейшинам, а те — Праматери, что сюда земляне нагнали столько техники и людей, что, казалось, негде было яблоку упасть. И все двигалось, звенело, дрожало, шипело, свистело, рычало, бахало... Это место на собрании Старейшин было решено в этот раз как следует распотрошить.
Не успели предзонники преодолеть и половину расстояния от подлеска к вновь строящейся Станции поля Периметра, как их накрыли в котловане, который, как ни странно, был пуст. Техники в нем было уйма, а вот никого их пятипалых Кирр не заметил. 
Это было страшное зрелище. Сначала где-то вверху вспыхнули несколько мощнейших прожекторов, которые осветили и первый, и второй горизонт огромнейшего котлована.
Предзонники метались по двухуровневому котловану, пытаясь во что бы то ни стало вырваться из ада, в который они попали сами того не подозревая. Они лезли на отвесные стены, но земляне сбрасывали их вниз снова и снова многочисленными направленными взрывами и перемалывали их плоть уже там, внизу, вместе со щебенистой землей.
— Все это подстроено, Кирр, — подполз к парню раненый в ногу и грудь старший группы вылазки. Кто-то из предзонников предал нас. Если выживешь — передашь Старейшинам, пусть разыщут отщепенца и воздадут ему по заслугам.
— Хорошо, — кивнул Кирр, прячась под гусеницей перекособоченного экскаватора, стоящего в котловане.
Поблизости раздался очередной мощный взрыв.
Осколки, комья мерзлой земли, кусков щебенки, гранита и металла затарахтели по крыше экскаватора, его металлическим конструкциям. Огромный кусок стального шестимиллиметрового листа, упавшего «с неба», практически наполовину рассек старшего группы вылазки.
Неожиданно в беспорядочный грохот взрывов, визг, пальбу, крики раненых и умирающих, ворвалась подозрительная тишина.
— Ты что-то понимаешь в происходящем, Кирр? — спросила Кайна, которая тоже успела заползти под гусеницу экскаватора.
— Да ничегошеньки, — произнес он. — Единственное, что знаю, так это то, что нам нужно как-то выбраться отсюда. И чем раньше мы это сделаем, тем лучше будет для нас, не то они нас... того.
— Почему они прекратили пальбу? —  спросила девушка у предзонника.
— Пришлют парламентера, будут просить нас больше не нападать на них.
— Шутишь? — спросила девушка.
— Отнюдь, — пытаясь быть совершенно серьезным, произнес Кирр. — Не веришь — спроси у Марка. Кстати, ты не видела его? Он жив?
— Минут пять назад был жив, — неуверенно произнесла девушка.
— Пять минут назад я и сам его видел.
— Да вон он, — радостно сказала Кайна, — показывая пальцем.
Кирр взглянул туда, куда указывала основным пальцем девушка. Марк действительно был жив и, привстав на колени, отряхивался от пыли и земли, упавшей на него.
— Марк! Давай к нам, — прокричал Кирр.
— Минутку погодите, ребята. Только приведу свою амуницию в порядок.
За спиной зашелестело. К Кирру и Кайне подполз Идван.
— Услышал своих, и к вам, — радостно сообщил он. — Живы, не ранены?
— Все нормально, Идван, — хлопая воина по плечу, сказал Кирр.
— Пока у них там передышка, что ли, пора уносить ноги! Я прав, Кирр? — спросил Идван, поглядывая на Кирра. — Пока нас не перебили полностью.
— Ты хочешь сказать, чтобы мы выбросили перед пятипалыми белый флаг? Этого никогда не будет! Хотя бы одного пятипалого порешить сегодня, и можно...
— Да ничего такого я о белом флаге не думал, и не говорил, Кирр...
— Ты уверен, что отсюда можно выбраться? — с недоверием спросил Кирр.
— Отсюда есть выход.
— Откуда ты знаешь?
— Разведчики как-то говорили, а я запомнил. Отсюда метров через восемьдесят. Думаю, что там мы прорвемся.
— Думать не вредно, — запыхавшись проговорил подбежавший Марк. Он все слышал и мотал на ус. — Раз уверен, веди!
— Неужели нас из тридцати осталось всего семеро? — тихо спросила Кайна, оглядываясь по сторонам.
— Как видишь, — Идван развел руки. — Они накрыли практически всех. Ну, может, еще кто-то вырвется из этого котла, хотя это проблематично. Ну что, мотаем отсюда?
— Веди, — сказал Кирр. Предзонник хотел добавить: «и побыстрее», но слова его застряли в горле. Тишина над огромным котлованом снова прервалась оглушительными взрывами, которые нахально решетили и перемалывали еще оставшихся в живых, раненых и трупы погибших предзонников при предыдущей «молотилке». Из первого уровня котлована выбрались, как это ни странно, без потерь — словно перед ними взяли и открыли некий «неприкасаемый» для снарядов проход шириной метров в двадцать-тридцать.
А вот бежать вверх по второму уровню котлована под непрекращающимися мощными взрывами мин и снарядов, было непросто, но Идван словно знал, куда вести оставшихся в живых предзонников.
Действительно, метров через семьдесят-восемьдесят, показался едва видимый в предутренней темени нетронутый взрывами проход. Укрылись в ближайшей крохотной, недостроенной будке пункта пропуска в котлован. Наверху было тихо.
— Я пойду в разведку, Кирр, — сказал Идван.
Кирр только утвердительно кивнул.
Идван сразу же растворился в темноте. Минут через двадцать подбежал к зданию и доложил, что наверху тихо.
— Вперед! — сказал Марк и, перебежками преодолел первые метры. Уже наверху, помахал предзонникам, что, мол, все спокойно.
Наверху действительно было спокойно, а в котловане на первом уровне, в который посмотрел Кирр, был мрак и до сих пор что-то рвалось. От экскаватора, под которым прятался он буквально полчаса назад с Кайной, остался лишь покореженный остов. Вокруг него, куда не кидал взор Кирр, была одна вздыбившаяся от взрывов земля. Все внизу смешалось: песок, глина, металл, огромные куски гранита, разметанная по котловану кровь предзонников, куски плоти, кости... На втором уровне было то же.
Неожиданно среди этого бедлама на втором уровне котлована, который тоже был освещен прожекторами, Кирр заметил мечущуюся фигурку молоденького предзонника. Буквально рядом с ним снова вспучилась земля. Мальчишку тряхануло и подбросило, уже разрывая худенькое тело на части, кверху.
«Пропали ребята.  Почем зря пропали», — подумал Кирр, осознавая, что от большого отряда воинов осталась лишь горстка.
— Теперь куда? — наконец спросил Марк у молча стоящего Идвана. — Дорогу прошел, знаешь.
Идван только развел руками, затем как-то странно улыбнулся и едва заметным кивком головы показал налево.
Оставшиеся в живых предзонники хотели тут же рвануть в указанном Идваном направлении, но осторожный Кирр поумерил их пыл, условным сигналом приказав оставаться на месте. Что-то ему не понравилось и в поведении, и в той странной улыбке Идвана.
— Ты, чего? Идешь в разведку? — вдруг спросил Идван. — Все по дороге нормально, пусто. Поблизости никого не видно. Прорвемся!
Кирр не ответил Идвану и, осторожно пополз вперед. Действительно вокруг стояла тишина, которая и насторожила парня. В ста метрах отсюда был ад, а здесь... Вдруг ему показалось, что чуть правее от того места, куда подполз Кирр, кто-то едва слышно кашлянул. Повернув голову направо и внимательно присмотревшись, среди угасающих звезд, ближе к горизонту, Кирр заметил два спидвайзера, умело прикрытых ветками.  За ними сплошной черной стеной в несколько рядов стояли ГОшники с нацеленными в сторону оставшейся группки предзонников стволами.
Они еще не видели предзонников, которые остались на месте по приказу Кирра, но были во всеоружии, и видно было, что ждали появления  предзонников с минуты на минуту.

* * *
Бойня между предзонниками и землянами была сверх жестокой и кровавой. «Коридор», по которому вся семерка планировала пройти по «подсказке» Идвана, был основательно заблокирован отборными отрядами ГОшников.
— Среди наших таки затесался предатель. Иначе, откуда ГОшникам стал известен наш маршрут? — во время двухминутной передышки едва слышно пробормотал Кирр самому себе. — И он же уволок все киллербалсы. Все до одного! Чужих среди нас не было. Значит, затесался свой, который и предал нас. — Кирр взглянул на восток, где чуть-чуть начало сереть. Короткая черная южная ночь-заступница уже была на исходе.
Предзонник понимал, что, возможно, для них это последний час или даже полчаса, в которые они должны вписаться, чтобы выкарабкаться, выскользнуть из сверх плотного кольца окружения. Понимать-то он понимал, да что от этого толку? На ум не приходило ни одного дельного решения: везде Кирр натыкался лишь на непреодолимую преграду.
Конечно, после смерти старшего группы, Кирр, как самый опытный среди оставшихся воинов, обязан был взять командование на себя. А затем появился этот ублюдок, испортивший все. Если бы не он, возможно, старший остался бы жив.
Забежали в брошенное огромное кирпичное строение без крыши и правого крыла, которое было хлипким снаружи. Кирр, запыхавшись, остановился, осмотрелся. Это был или оставленный лет тридцать назад строителями остов цеха, либо какой-то фермы. Возможно, именно здесь хотели сначала построить еще одну Станцию поля Периметра, да так и оставили уже начатую затею. Короче, предзонники нынче находились в развалине, которой свет не видывал. Вокруг битый кирпич, скрученная и поржавевшая донельзя арматура.
— Все равно, как на ладони, — сказал Кирр. Рассредоточиваемся и прорываемся поодиночке. Иначе, скопом, не выжить. Действуем по плану два.
— Поздно, — пробормотал Марк.
Кирр взглянул налево. Товарищ был прав. Сверху на них неслась самоходка. Неожиданно она остановилась. Из нее высыпало не меньше двадцати ГОшников.
— Все равно прорываемся! — снова раздался голос Кирра. — Иначе от нас здесь не останется и мокрого места! Бежим врассыпную!
— Лучше переждем здесь, ребята,  — почти взмолился Идван. — Вне этого строения на открытой площадке нас перестреляют ГОшники как куропаток.
— Делай, как я! — не слушая Идвана, снова прокричал Кирр и бросился в пролом в стене. За ним, петляя, побежал Марк. Все остальные последовали примеру ребят. Всех преследовали кучные вулканчики пыли от попавших в землю пуль. Метров через сто от строения Кирр бросился в небольшую траншею.
«Хорошо, я знаю, что я не предатель, значит, осталось шестеро и один из них — ублюдок, — пытаясь унять учащенное сердцебиение, думал Кирр. — Кто же тогда нас предал? Клод? Непохоже. Марк? Нет! Неужели Паррис? Он на подобное не способен. Не хватит извилин, чтобы додуматься... Остается двое...»
Миниатюрная Кайна, на которой Кирр остановил взгляд, тем более не могла, как ему показалось, их предать. Чуть дальше от нее лежал присмиревший, почти неприметный Идван. У него была пятая вылазка. За четыре предыдущие он оставил в Музее воинской славы семь пальцев землян... Отлично владевший метательными шарами, Идван как-то сразу влился в группу воинов и стал неотъемлемой ее частью. Хотя... Хотя после третьей вылазки Идвана вместе с воинами было много жертв среди предзонников. Понятно, и более ранние вылазки предзонников были с жертвами, но... Такого количества воинов Предзонье не теряло...
«Неужто Идван стал на скользкий путь предательства?» — подумал Кирр и решил тут же выяснить свое предположение.
Несмотря на опасность, Кирр привстал и, короткими перебежками под проливным огнем автоматов ГОшников, преодолел метров двадцать лысой, давно выгоревшей степи. Упал рядом с Идваном в «окопчик» после взрыва.
— С ума сошел, Кирр? — спросил Идван, — покосившись на предзонника. — Тебя ГОшники едва не пристрелили.
— Ладно, пронесло, — сказал Кирр. — Ты нас не предал? — тут же, без обиняков спросил.
— Не понял? — глаза у Идвана всполошились, забегали...
— Нечего отбояриваться! Что это? — спросил Кирр, поглядывая на небольшой, судя по свежей земле, недавно насыпанный холмик, на который была накинута куртка Идвана.
— Да так, ничего, — пробормотал Идван. — Рука его угрожающе потянулась к заплечному мешку.
Кирр осторожно подполз к холмику и копнул рукой. Пальцы коснулись металла. Предзонник достал из земли трубку киллербалса и сразу, невзирая на опасность, отпрянув в сторону, прорычал:
— Ясно, ты! — Кирр выхватил из заплечного мешка метательный шар и бросил по уже летящему в него шару Идвана.
Вдогонку за первым по чуть измененной траектории уже летел второй шар Кирра.
 «Я вычислил предателя правильно, в эту сторону ГОшники почти не стреляли: скорее всего, берегли своего осведомителя», — подумал Кирр, бросив пренебрежительный взгляд на скорченную, окровавленную фигуру предзонника. Штанина брюк у него закатилась, и на ноге Идвана Кирр увидел приклеенную передающую местонахождение носителя пластинку телесного цвета в два раза меньше спичечного коробка с крохотным усиком антенны. Сорвав ее с ноги убитого, Кирр тут же, в траншее растоптал.
...Ветер с ленцой или, скорее, с неохотой, неуклюже шевелил длинные, местами слипшиеся от запекшейся крови кудри Идвана. Глаза его были открыты, и в них застыл страх и понимание уже нашедшей его смерти: два столкнувшиеся в полете метательные шары-убийцы, высекли сноп ослепительных искр и тупо шмякнулись в пыль между Кирром и Идваном. Но Идван увидел, что в него следом за первым летит второй шар, на который среагировать он не успевал...
Зная, что это еще не победа, Кирр чуть приподнял голову. Поскольку предзонник неплохо видел в темноте, попытался осмотреться, но ему не дали этого сделать ГОшники, видимо, после прекращения передающего сигнала, заподозрив нечистое.
Как только над бугорком показалась его голова, впереди, слева и справа вспыхнули огоньки и буквально тут же соблазнительную предутреннюю тишину снова взорвали автоматные очереди. Над головой Кирра щедро засвистели пули.
Кирр, спрятав голову за естественное укрытие, и схватив несколько трубок киллербалса, но их пришлось тут же выбросить — они были разбиты и погнуты. Не собираясь еще рыться в земле в поисках исправных киллербалсов, Кирр сразу же насколько позволяла прыть, пополз в сторону от «окопчика». И не напрасно. Буквально через несколько секунд холмик, за которым скрывался Кирр, разнесла в пух и прах малая управляемая ракета.
— Спаси и помилуй, Праматерь, — услышал Кирр шепот Марка, который выскочил из-за куста и, преодолев барьер из бетонных плит, как ураган, понесся по отвесному склону вниз.
«Рано, идиот! — подумал Кирр, глядя, как Марк, неровно, забирая чуть влево, бежит вперед, на цепь оскаленных автоматами пятипалых. — Чуть перегодя бы! Хотя, может быть, Марк и молодец, отведет основную массу охотников за предзонниками в сторону, дав возможность нам, оставшимся в живых, безболезненно уйти. Но сам-то, сам!!!».
Зататакали, подхалимски затрещали многочисленные автоматы.
Под ногами у Марка, за ним, впереди, по бокам, взрывались фонтанчики пыли и земли, а он, петляя, все приближался и приближался к цепи землян, которая, как показалось Кирру, еще больше скучилась и еще пуще ощетинилась плюющимися смертью автоматами.
«Пора выручать коллегу, — только успел подумать Кирр, как увидел, что, видимо, это же сделать решили и остальные предзонники, поскольку сосед Марка, уже решительно привстав, послал свой первый метательный шар по особо рьяно стреляющему лейтенанту. ГОшник, естественно, отстраниться не успел.  Летевший почти со скоростью пули метательный шар, согнул ствол автомата, развернул и вогнал приклад в бронежилет ГОшника, видимо, проломив ребра. ГОшник опрокинулся на спину и застыл в скрюченной позе.
Второй метательный шар уложил стоящего рядом с лычками сержанта. Это несколько поумерило пыл ГОшников. Выстрелы стали реже, что позволило Марку побежать в их сторону почти напролом.
И тут Кирр поймал себя на том, что только наблюдает за действиями своих коллег-воинов, а сам ничего не предпринимает.
Рядом о какую-то железку звякнула пуля и, срикошетив, чуть коснулась рукава куртки Кирра, пробив в ней маленькую дырочку.
«Так мне всю одежду, скоты, вконец перепортят», — мелькнуло у парня в мозгу. Он вскочил и побежал следом за нападавшими.
Марк уже был внизу, в самой гуще сечи и вертелся  словно юла. ГОшники там не стреляли, скорее всего опасаясь поранить своих.
«Сейчас киллербалсы пригодились бы, — подумал Кирр, бросаясь на выручку Марку через со всех сторон простреливаемое пространство. — Так этот скотина Идван украл у нас все, и перетрощил.
Щедро свистевшие пули, к счастью, даже не коснулись предзонника и он, опередив остальных, не раздумывая, врезался в гущу дерущихся.
Применяя неизвестный ГОшникам коронный бой, Кирр основным пальцем, ставшим на время словно стальным, проткнул первому встретившемуся верзиле горло. Выдернув палец, словно пробку, Кирр тут же, даже не взглянув на падающего на землю громилу с широко раскрытыми от ужаса глазами, взялся за второго. Зная, что на ГОшнике в обязательном порядке надет специальный бронежилет, Кирр не стал пырять основными пальцами обеих рук в его грудь. Перехватив, словно удавкой, целящуюся в голову предзонника ногу, резко повернул и рванул ее на себя с такой силой, что, несмотря на несущийся со всех сторон громкий мат и крики, явно послышался звук ломаемых костей.  ГОшник взвыл и закатался по земле.
— Кирр! — раздался пронзительный голос Кайны.
Предзонник все понял и сию же секунду подал свой корпус вправо, а уж затем перешел на кувырок со вставанием на обе ноги. И вовремя. В том месте, где только что была голова Кирра, его туловище, просвистел огромный, или, может, это так ему показалось, нож, который, не уйди он, рассек бы его голову пополам.
— Прорываясь, уходим! — перекрывая шум битвы, прокричал Кирр, отбивая атаку пятерых набросившихся на него ГОшников.
Первого, ставшего на пути ГОшника, Кирр успел уложить на месте основным пальцем, но не смог увернуться от двух громил, которые насели на него сзади, словно на вьючную лошадь и, цепко держась, пытались свалить предзонника на землю, стали заламывать руки. Две оскаленные морды тех, что были впереди, никак не могли приблизиться к Кирру ближе, чем на метр. Предзонник с повисшими на нем сзади,  словно грозди винограда, творил невозможное. ГОшники, как в клещах, держа парня, умудрялись наносить по его телу ощутимые удары. Кирр едва сдержался, чтобы не взвыть, когда один из державших его сзади так саданул по почкам, что у предзонника искры из глаз посыпались. Даже его тренированному телу было не по себе.
«Да они меня просто убьют, если я хоть на секунду расслаблюсь», — подумал Кирр. — А не убьют, так придавят массой своей...
Мысль предзонника лихорадочно искала выход из создавшегося дурацкого положения. Затем словно кто-то подсказал Кирру один из эпизодов старинного боя Предзонья.
В долю секунды, сложившись почти пополам, Кирр, неожиданно для соперников, заставил их «поцеловать» лбами каменистую землю перед ними. Державшие его ГОшники взвыли дурными голосами. Их хватка тут же ослабла.
Вырвав руки, Кирр с разворота молниеносно парализовал их ударами основных пальцев обеих рук в торчащие кадыки.
— Уходим, — проорал Кирр еще раз, увидев, что землян не уменьшается, а все большим и значительным становится их перевес.
Это было бегство. Но не позорное.
Четверым оставшимся из группы в живых предзонникам, среди которых была девушка и «желторотик» — впервые попавший в дикий переплет паренек — можно было уложить без киллербалсов пять — десять, чуть больше врагов, но ГОшников сюда нагнали «благодаря» предателю Идвану, по крайней мере, раз в пятьдесят больше.
Кирр только что юлой выкатился из сечи, как буквально перед ним неожиданно возникли две сравнительно невысокие накачанные фигуры ГОшников. В руках они держали огромные, почти полутораметровые палки с черным набалдашником парализатора  на конце.
«Хорошо, хоть вовремя заметил», — подумал Кирр. Тут же ему впервые пришлось хорошенько «потрудиться», чтобы не испытать на себе действия этих страшных «дубинок». Правда, предзоннику помог и Марк, который, тоже вырвавшись из окружения, метров с тридцати размозжил метательным шаром череп одному из напавших на Кирра ГОшников...
— Ребята! Наверх! За мной, — прокричал Кирр и побежал по скользкой глинистой тропке вверх, подальше от сечи. За ним бежали оставшиеся в живых Марк, Кайна и раненый пацаненок.
Марк, как более прыткий, на повороте обогнал Кирра, который приостановился и, выхватив из заплечной сумки метательный шар, со всего маху запустил его в бегущего за ними метрах в двадцати ГОшника.
Шар смачно шмякнул верзиле в грудь и сбросил с тропки. Остальные ГОшники, сгрудившиеся внизу, не решились преследовать беглецов, чтобы не угодить в передрягу. 
— Быстрее, Кайна, вперед, я прикрою! — снова прокричал предзонник и бросился за ней.
— Осторожней! Здесь скользко! — предупредил Марк, когда ребята добежали к почти отвесной скале.
Если бы не моросящий дождь, временами переходящий в снег, все было бы нипочем, а так глина на тропинке размокла и местами превратилась почти что в «сметану».
Предупреждение Марка было запоздалым. Кирр поскользнулся на тропинке и начал медленно съезжать вниз. Хватаясь пальцами за скользкую глинистую почву, парень пытался во что бы то ни стало удержаться.
Стрелять внизу перестали. Дюжина ГОшников-мордоворотов, ухмыляясь, смотрели на жертву, которая сама «ползла» им в руки.
Неожиданно, среди скользкой холодной грязи ладонь левой руки предзонника нащупала чуть шершавый выступ, но Кирр не успел ухватиться за него: пальцы только скользнули по нему, как по смазанной маслом, но еще не отполированной болванке.
«Приехали», — мелькнула мысль у Кирра, когда скольжение ускорилось.
Видимо, он был удачлив. Неизвестно откуда взявшийся сучок подцепил предзонника за куртку и, подозрительно затрещав, остановил скольжение.
— Держись, Кирр, — прокричал Марк. — Я сейчас помогу!
— Не вздумай! — в ответ тоже прокричал предзонник, но Марк не послушал товарища по оружию, достал из заплечной сумки веревку и, обмотав ее вокруг большого камня, ухватился руками и скользнул вниз, на выручку. Кайна страховала его.
Буквально через минуту, да нет, и того меньше, Марк был уже рядом с Кирром.
— Хватайся, —  он подал руку.
Когда предзонники стали уверенно подниматься вверх, ГОшники внизу зашевелились.
Первая пуля впилась в вязкую глину чуть выше головы Марка. Вторая сделала дыру в брючине Кирра.
— Быстрее, — прокричал Марк, когда еще две пули оставили свои следы на его куртке, — не то нам не будет в чем идти домой. — Помогай, Кайна, тяни!
Попавшая в камень пуля срикошетила и, тонко взвизгнув, перебила веревку, которая, извиваясь словно змея, заскользила по склону вниз на головы ГОшников. Кайна, как заколдованная, ошарашено смотрела на оставшийся у нее в руках кусок веревки, затем отбросила ее в сторону и взглянула на барахтающихся в трех метрах от нее ребят. Помочь им она не могла ничем. Предзонники уже начали медленно скользить, к радости ГОшников вниз. Но в этот момент Марк в немыслимом броске успел ухватиться правой рукой за выступающий из грунта камень и с натугой, превозмогая боль, подтянулся. Руку Кирра он держал сейчас левой рукой и, конечно же, не отпустил. Кирр тоже наконец-то выхватился из скользкой вязкой жижи, и, следом за Марком, вцепился в камень.
Подтянуться и перебросить тело через «барьер», уже не составило юношам труда.
— Спасибо, ребята, — сказал Кирр, когда они спрятались за камень, о который, словно град затарахтели пули замешкавшихся ГОшников. — Но не следовало рисковать собой.
— Ладно, не будем. Когда ты меня вытянул из ада, будто не рисковал собой...
— Все понял, молчу, — оправдательно произнес Кирр.  — Кстати, вы заметили, что, — предзонник весело посмотрел на дрожащую Кайну, и на Марка, который пытался стряхнуть с себя прилипшую глину, — что пятипалые хотели заполучить нас живьем?
— Да как-то не до этого было.
— Они бы нас пристрелили в два счета... Такая орава... Чья-то пуля обязательно бы попала и тебе, Марк, и тебе Кайна, да и мне, в темечко. У ГОшников классные снайперы.
— Но получили шиш без масла, — подала голос Кайна. — Разве что измазанную в глине веревочку. Вот на ней пускай и вешают нерадивого командира, захотевшего над нами, живыми, как следует поиздеваться.
Ребята улыбнулись.
— Значит так. Нам следует рассредоточиться, чтобы не попасть всем скопом в лапы ГОшников снова. Встречаемся через сорок минут в нашем условленном месте, у развилки, — сказал Кирр.
Никто не возражал и уже через минуту за камнем, который решили взять штурмом ГОшники, было пусто.

* * *
...Собрались у развилки рядом с восьмой сосной. Четверо.
— Идвана будем ждать? — спросил пацан с рваной раной на предплечье. Он впервые понюхал не только пороху, но и уже познал тяжелую «руку» ГОшников, их всегда нацеленное на предзонников оружие.
— Нет. Залижем раны и ссадины, и — домой, — сказал Марк, старательно перевязывавший юнца. Марк, хотя и не видел, что произошло между Кирром и Идваном, все понял.
— Почему? — попытался вскочить паренек.
— Сиди, — властным голосом приказал Марк и волевым движением руки усадил юного предзонника на лапу ели. — Ты еще молокосос, чтобы встревать в такие дела.
— Его убили ГОшники?
— Предателю — предателево!
— Его убили вы? — удивленно пробормотал пацан. У него не глаза, а сплошное удивление.
— Он сам себя приговорил, — нехотя бросил Кирр, — и достаточно об этом. — Ты как? — спросил, подойдя к дрожащей Кайне.
— Меня сейчас вырвет, Кирр.
— Это хорошо, — улыбнулся предзонник. — Давай, и побольше. Может, по твоему следу нас и будут искать оставшиеся с носом ГОшники. Ты уж постарайся...
— Да будет тебе! Но столько крови... И вы... едва не попали в лапы  ГОшников...
— Не ной. Сколько я говорил, что сражения не для девушек.
— Не надо, Кирр, она сегодня троих уложила насмерть. Еще двум напрочь отбила охоту хоть еще раз взяться за оружие... Да им и нечем. Кайна отхватила им не только пальцы, но и руки!
— Все! Все! Хватит! Я действительно сейчас вырву! — пробормотала девушка, сдерживая потуги желудка и, вскочив, побежала за дерево. Оттуда почти сразу раздались отнюдь не приятные звуки.
— С бабами первый раз всегда так.
— Она не первый раз, Кирр, — возразил юнец, вставая с  хвойной подстилки. Марк уже закончил ему перевязку.
— Ну, значит, и во второй. Да какая разница? Все едино — женщина!
— Готовы? — спросил Кирр. — Пора домой!
— А Кайна? — неуверенно спросил мальчонка, покосившись в сторону, куда побежала девушка.
Марк прыснул.
— Догонит, — сказал Кирр и решительно зашагал на юго-запад.
До Предзонья они  должны были дойти через двое суток.

* * *
Землю сотрясали мощные взрывы многочисленных мин, которыми методически обстреливали для острастки приближенные к Новому Периметру поселения предзонников. Вылазки предзонников и их победы, которые были довольно значительными, благодаря киллербалсам, особенно в первой половине месяца, теперь практически прекратились. У землян появилась неизвестная техника и предзонников стало погибать значительно больше, чем пятипалых. Построенный Новый Периметр, абсолютно не действуя на живущих вне Предзонья, поражал двигательные функции предзонников и те, попав под невидимый «огонь» летающих пока не недалекое расстояние тарелок, похожих на крохотные радиолокационные станции, становились полностью немощными, либо исчезали, словно растворялись в небытие...
Несколько атак на сами Станции поля Нового Периметра не принесли предзонникам никакого результата. Особенно была трагичной последняя атака, из которой живым и невредимым вернулся лишь Кирр.
Он не попал под всепожирающее оружие совершенно случайно, отстав от основной массы, оказавшись в ложбине, сравнительно далеко от Станции поля Нового Периметра, куда, видимо, не коснулись лучи возмездия.

* * *
В Малом Зале Собраний Предзонья сегодня присутствовали практически все Старейшины. Наставник воинов ввел Кирра, оробевшего перед столь представительным собранием, и тут же вышел. Пребывание Наставника воинов здесь было нежелательным.
Старейшины были мрачны. Молчание затянулось. Кирр не знал, как себя вести. Он все рассказал Наставнику воинов, тот доложил по инстанциям... Что-то новое добавить к своему рассказу Кирр не мог: почти двадцать воинов, атаковавших Станцию поля Нового Периметра, у него на глазах исчезли. Не было ни привычной крови, ни криков, ни мертвых. Перед Станцией осталась лишь примятая трава от ног атакующих.
Рассказ Кирра был предельно короток.
...Сначала по первым рядам наступающих предзонников хлестнула смачная пулеметная очередь, которая разбила их на две неравные части. Затем пулемет захлебнулся. Кто-то из воинов умело метнул свой шар, заставивший пулеметчика отдать концы. Предзонники соединились вновь и были уже почти у Станции поля Нового Периметра, как произошло непонятное — все они до единого растворились, как сахар в стакане чая.
Кирр прекрасно понимал, что безвыходных ситуаций не бывает, поэтому не полез в непонятное, да и не стал убегать, сломя голову, а затаился в ложбине и стал ждать. Он не знал, сколько продлится его ожидание, но готов был просидеть под корнями поваленного в прошлом месяце дерева ясеня столько, сколько необходимо.
 Предзонник не ошибся. Спустя часа полтора или два после сечи, вернее, исчезновения всех воинов, со Станции вышел не шибко молодой человек, сладко потянулся, и, вяло посматривая по сторонам с шестиметровой высоты площадки, бросил в рот сигарету, щелкнул зажигалкой.
«Пришибить бы его метательным шаром, — подумал Кирр. — Все на одного пятипалого станет меньше». Рука уже привычно потянулась к заплечному мешку с шарами, но Кирр силой воли заставил себя попридержать свои эмоции на «потом».
Зная, что на этой Станции больше никого нет, Кирр осторожно, чтобы даже травинка не шелохнулась, выбрался из-под кореньев и пополз в сторону от нее, чтобы уже через полтора-два десятка метров незаметно уйти из зоны поражения.
Стоящий на площадке заругался. Кирру не  было времени оглядываться, но он понял: на Станции поля Нового Периметра сработала система распознавания постороннего. Предзонник вскочил на ноги и что было сил, пустился наутек. Ветки деревьев и кустов больно хлестали по лицу, рвали одежду, но предзонник не обращал на это внимания — он пытался вовремя преодолеть полосу поражения.
Добраться до Предзонья после бегства из Зоны было несложно.
О подобном виде оружия знал лишь Первый Старейшина Предзонья. Да и то понаслышке — ему еще в молодости рассказал Учитель, который уже давно отошел в иной мир...  Нынешний Первый Старейшина Предзонья знал, что это было самое совершенное и самое грозное оружие, которое применяли в свое время предзонники, и с которым уходили сюда через Врата. Прошло столько лет, пока подобное изобрели и пятипалые...
Выслушав путаное сообщение Кирра, Первый Старейшина медленным движением руки подозвал помощника, что-то прошептал. Паренек почти бегом выскочил из Малого Зала Собраний.
— Садись, Кирр. Рады, что ты спасся от этого страшного оружия и смог сообщить нам о нем. Это не дезертирство. Мы все скорбим о гибели твоих коллег по оружию, но ты был прав, когда решил вернуться в Предзонье и не полез на рожон.  Если бы тебя тоже убили пятипалые, мы потеряли бы еще многих воинов...
Предзонник сел на стоящий рядом стул и наконец-то осмотрелся. Малый Зал Собраний был поменьше Главного, Нижнего Зала, в котором он присутствовал несколько раз. И даже недавно, когда Класте привели жертву — ублюдка пятипалого Антона.
Низкие потолки Малого Зала Собраний, нависшие над головами Старейшин, тонули в пугливой темноте. Освещены светляками были лишь круглый стол, за которым сидели убеленные Старейшины, стул Кирра и высеченная из полупрозрачного камня Статуя Праматери. Ее глаза, по шесть пальцев на руках и ногах, все было как живым. Кирру даже показалось, что Праматерь вот-вот сойдет с низкого пьедестала и сядет рядом со Старейшинами на специально оставленное для нее место. Глаза же Праматери, касаясь всех, завораживали. От нее исходила какая-то потаенная энергия, которая поила Кирра живительными соками жизни...

* * *
Следуя за провожатым, после короткого пребывания в Малом Зале собраний, Кирр прошел к двери, которая привела их к... лифту. Это для Кирра стало новостью, да еще такой, что он едва не проглотил язык.
Створки лифта стояли нараспашку, словно поджидая их прихода. И перед лифтом не было никакой охраны.
— Чего застрял? — недовольно покосился на Кирра Старейшина Корри, которого отправили вместе с Кирром. — Топай быстрее. Тебя уже заждались.
Как только парень вслед за Старейшиной вошел в лифт, створки лифта сошлись, и кабина начала стремительно падать вниз. Кирра одолела подступившая тошнота, но тут же отпустила.
Буквально через две или три минуты лифт резко затормозил.
«Во дают Старейшины», — подумал Кирр и только хотел спросить у Старейшины Корри, куда же его потащили, не преисподнюю ли Предзонья, Старейшина опередил вопрос парня.
— Мы почти у цели. Отметишься, и вернемся назад, в Малый Зал, — произнес он негромко и замолчал.
Старейшина, что-то «поворожив» на обширной панели клавиатуры лифта, вышел первым. За ним вынужден был выйти Кирр.
Обширная площадка перед лифтом была пуста. Светляки, почувствовав присутствие в тоннеле теплокровных, исправно «включили» иллюминацию и Кирру показалось, что от разгорающегося света, среди серых сырых стен подземелья у него потеплело на душе.  Хотя свет от колоний светляков был не похож ни на солнечный, ни на «белый», он все же нравился Кирру. Отличие его было в том, что от него практически не было теней. Светляки могли так умело выбирать свою позицию, что с предельной точностью передавали определенное количество света в нужную точку.
Вслед за Старейшиной Корри предзонник прошел вперед метров десять, затем они свернули направо, и почти сразу же уперлись в небольшую металлическую дверь с кодовым замком. Что скрывалось за ней Кирру оставалось только гадать. Единственно, что он предполагал то, что эта дверь не была входом ни в Большой зал, ни в Малый Зал.
Старейшина Корри повернул к Кирру свое испещренное морщинами лицо и, как показалось юноше, бесхитростно произнес:
— Я, Кирр, останусь здесь, на скамеечке, а ты пройдешь внутрь. Тебя там ждут, а мне нельзя туда входить. Я никогда не был Там, за этой дверью. Сюда мало кто входил за время моей бытности Старейшиной, мало кто и выходил оттуда... живым. Сюда только приглашают. Приложи свою ладонь к двери в любом месте, и она тебе откроется. А вот выйдешь ли ты оттуда живым, или нет — не знаю. Но, постарайся, ты у нас дюжий и смышленый...
Несмотря на то, что, как показалось парню, Старейшина Корри недобро ухмыльнулся, Кирр не стал дожидаться очередного приглашения, подошел к двери и, растопырив на руке свои шесть пальцев, прикоснулся ими к тусклой металлической поверхности, которая, как ему показалось, была теплой. По крайней мере, дверь была намного теплее окружающей среды подземелья.
Как только толстые створки двери распахнулись в стороны, изнутри послышался приятный женский голос:
— Проходи, Кирр.
Пропустив парня внутрь, створки двери так же тихо закрылись за спиной предзонника. Старейшина Корри остался за дверью.

* * *
Прорубленная в скальной породе комнатенка была не слишком большой. Даже маленькой, но светлой. В ней не было ничего лишнего: небольшой низенький столик, стоящий рядом с ним старый деревянный табурет. Горшок с искусственным цветком стоял в нише. И все.
Кирр хотел коротко поздороваться, но оглядевшись и  никого не найдя взглядом, молча прошел к единственному табурету, присел.
Когда ему надоело изучать серые, с золотистыми вкраплениями в гранит почти ровные стены, Кирр хмыкнул и подумал, что сам того не подозревая, угодил в подземные казематы Предзонья, о которых лишь только вскользь слышал от друзей, а Старейшина Корри, даже ни словом не обмолвившись, привел его сюда. Правда, в самом конце  Старейшина проговорился, что отсюда мало кто выходил живым. Ну, что же.  За какие же такие провинности его заперли в одиночке? Все понятно, если бы Старейшина хоть словом обмолвился о том, что предстоит парню, Кирр не оставил бы от старика еще в лифте и мокрого места. Хотя, Старейшина Корри сам ведь признался, что ничего не знает об этой маленькой комнатушке и его туда никогда не приглашали...
Предзонник не знал, сколько прошло времени. Ему казалось, что стены каменной клетушки медленно придвинулись к нему почти вплотную и нагло давят со всех сторон.
Неожиданно вспыхнувшая напротив столика стена, которая превратилась в большой экран, заставила Кирра почувствовать не в своей тарелке. Он, казалось, уже подготовившийся ко всем неожиданностям, вздрогнул.
— Прости, что заставила тебя ждать, Кирр, — обратилась к нему с экрана... Статуя Праматери, — но этого потребовала непредвиденная ситуация. Я вызвала тебя для того, чтобы просканировать без свидетелей и не на расстоянии твой мозг и определить степень твоего возможного полезного содействия Предзонью.
«Нет, это не Статуя Праматери, которая стоит в Малом Зале Предзонья. Она там, из камня, а за этим экраном практически живая. Еще пару минут, — подумал Кирр, — и Праматерь сойдет с экрана, подойдет ко мне и все объяснит. Да и не экран это, а просто какая-то прозрачная шторка, которая слилась со стеной...
Глаза парня, на миг остановившиеся на Статуе Праматери, не могли оторваться от нее. Предзонник больше не видел и не слышал ничего. Ему показалось, что Праматерь действительно ожила и не он, Кирр, а Она Сама, освободившись из каменного плена, распахнула прозрачную шторку, действительно подошла к нему и обняла. Нежно, по-матерински... От нее шло необычайное тепло и еще что-то. Что именно, предзонник не мог определить, но это нечто было приятным и завораживающим... Затем Праматерь улыбнулась парню и тихо, чтобы ее слышал только Кирр, нежно прошептала:
— Ты, один из немногих, кто был здесь, и ты пришел, чтобы я благословила тебя на главное дело, которому ты, Кирр, в недалеком будущем посвятишь всего себя. Ты вернешься на нашу Прародину, где начали свой род ваши прародители. Вернешь на нее и свой народ. Больше в этой параллели, Кирр, предзонники долго не выживут. Поспешай, юноша! Недостойные будут наказаны... Все. Провожатым для моего народа сможешь стать только ты один, Кирр...  Когда ты осознаешь всё, я тебя научу, что необходимо сделать дальше... А сейчас все, не торопясь обдумай. Надеюсь, ты понял меня? — Ее чрезвычайно приятный, грудной голос завораживал и медленно, но уверенно уносил Кирра в необычайно высокие дали блаженства... — Нет, — едва услышал Кирр, впавший в непонятную негу, — не уходи в иной мир, как многие. Ты силен своим умом, своим сознанием. Вырвись из плена страха! Вырвись!!! Ты нужен всем предзонникам. Уйти в небытие ты сможешь всегда, но только не сейчас...
Кирр кивнул и почувствовал, что Статуя Праматери как бы медленно-медленно отдаляется от него, а он вновь выходит из комы. Вскоре погас и экран.
— Теперь, все, поняв, ты, придя в себя, можешь идти, и все обдумать, — в комнатенке снова прозвучал приятный знакомый женский голос, и Кирр, словно загипнотизированный, встал с табурета и на еще  подгибающихся ногах, прошел к открывающимся створкам двери. Старейшина Корри, которого Кирр увидел как в тумане, уже был рядом и, несмотря на свою старость и хлипкость, подхватил парня под руки и медленно повел к лифту.
Как Кирр попал в Малый Зал, он не помнил. Первое что он увидел здесь, так это Статую Праматери. Нет, эта Статуя совсем не напоминала ту Статую, которую он видел только что. Стоящая в Малом Зале была намного грубее, она безжизненна, а та Праматерь в Комнате Свиданий — живая. Живая!!!
— Вы чересчур долго возитесь с ним, — донеслось до предзонника как из-под земли. — Пора уже давно привести Кирра в чувство, не то после посещения парнем Комнаты Свиданий с Праматерью, мы вообще не выведем его из транса... Так было почти со всеми...
«Зачем вы перебиваете мое свидание с Праматерью? Ведь она еще не все сказала мне. Ей так много нужно мне сообщить! И вот она, рядом со мной. Оставьте меня наедине с Праматерью, не уводите!» — хотел попросить Кирр, но Праматерь, как показалось парню, улыбнувшись ему, подняла свою руку, поднесла к его длинным волосам и, погладив, тихо, чтобы слышал только он один, вновь нежно прошептала:
— Непременно возвращайся в свой мир. Мы еще поговорим с тобой. А сейчас... Сейчас слушайся Старейшин... Они плохого не посоветуют...
Юноша, вняв просьбе Праматери, почувствовал, как замедляется страшное сердцебиение в груди, как проходит треск в голове, как теплеют руки и ноги
 Он с трудом открыл глаза и увидел прямо перед собой, где-то в вышине, несколько озабоченно-взволнованных лиц.
— Он уже пришел в себя, Первый Старейшина, — сказал уже немолодой предзонник, конопатое лицо которого было ближе всего к лицу Кирра. Это был главный врач Предзонья.
— Хорошо. Посадите его на лавку и отпустите, он уже не будет буянить...
Кирр еще плохо соображал, но понял, что его приподняли с пола и усаживают на лавку.
— Ты нас слышишь, Кирр? — спросил кто-то из Старейшин.
Предзонник, все еще пребывая в трансе, лишь слабо кивнул головой.
— Собрание Старейшин решило, Кирр, что с сегодняшнего дня ты обязан быть Учеником при Первом Старейшине, поскольку ты услышал зов Праматери!
— Зачем? — неожиданно вырвался глупый вопрос из уст Кирра. — Я — воин, и мое место за Предзоньем. А мое призвание — потрошить пятипалых! — тут же пробубнил он, практически полностью придя в себя.
Парень спохватился лишь тогда, когда его коснулись все двадцать восемь негодующих пар глаз Старейшин. И еще, ему показалось, что его вновь коснулись и осуждающе-предупредительные огромные глаза Праматери, появившиеся невесть откуда...
Кирр, поняв, что совершил непростительную глупость, сразу же поправился:
— Я буду при Первом Старейшине, — сказал он, словно всегда заучивал эту фразу.

* * *
Вторая половина дня для Кирра рядом с Первым Старейшиной не прошла — промелькнула. Старик не был с ним строг.
— С сегодняшнего дня будешь обращаться ко мне не первый Старейшина, а Учитель, — сказал Первый Старейшина, когда они в небольшой комнате остались одни. — Завтра утром мы пойдем к Праматери вдвоем, чтобы она окончательно тебя благословила. А сейчас тебя оденут в одежду Ученика. Иди, Кирр, — Первый Старейшина чуть улыбнулся и сделал дряблой старческой рукой подобие отмашки.
Два верзилы, накачанных до предела, незаметно отделившиеся от стены, медленно подошли к Кирру. Один из них кивнул, мол, пойдем.
Предзонник встал. Он не почувствовал, что кроме Первого Старейшины в этой подземной комнатенке находятся посторонние. Видимо, эти парни умело блокировали исходящие от них сигналы присутствия.
Кивнувший ему прошел вперед. За ним — Кирр. Замкнул молчаливую процессию еще один верзила, которого предзонник в полусумраке так и не рассмотрел. Уже на пороге Кирр столкнулся с Помощником Первого Старейшины. Тот нес под мышкой какой-то толстенный манускрипт. Амбалы молча пропустили Помощника в комнату Первого Старейшины, и вышли с Кирром за толстенную дверь, которая сразу же беззвучно закрылась за ними.
Шли по полутемным лабиринтам Подземелья долго. Кирр, потеряв счет времени, уже устал топать за парнями, и решил остановиться, но его грубо подтолкнул шагавший сзади:
— Поспешай, — прохрипел он, казалось, простуженным голосом. — Нам еще много предстоит сделать.
Предзонник не стал возражать, поскольку понял: эти верзилы заигрывать с ним не будут — у них был приказ, и они, словно роботы, его беспрекословно исполняли...
...Одежда Ученика Первого Старейшины, которую выдали Кирру, была непривычна для него и несколько мешковата. Ему больше шли спортивного кроя брюки и куртка воина, но Кирр должен был терпеть.
После всех процедур, юношу определили в небольшой комнатенке Подземелья недалеко от комнаты Первого Старейшины. Парень никогда бы не подумал, что ему будет так сложно осваиваться на новом месте. Привыкший к простору, к постоянным перипетиям, к презрению смерти, к виду крови, Кирр на этот раз погряз в рутине, казалось бы, необязательного, ненужного, лишнего, в пыли архивов Предзонья.
Замкнутость пространства угнетала Кирра, выводила из равновесия, не давала возможности сосредоточиться. И еще — каждодневные обязательные приемы Первым Старейшиной отобранных для аудиенции с ним практически выживших из ума старцев-«посетителей». Практически одних и тех же... И на этой пустопорожней говорильне Кирр обязан был присутствовать. Правда, пару раз с Первым Старейшиной встречался Старший  Южного Квартала, единственный из всех думающий на перспективу предзонник, но Первый Старейшина, часто одергивал его, заставлял от многих задумок отказаться, поскольку они не вязались с общим планом действий, потому, что с ними кое в чем не соглашалась Праматерь...
Обучение гипносном, которое по велению Праматери устроил парню Первый Старейшина буквально на пятый день пребывания Кирра в Подземелье, открыло предзоннику глаза на многое. В его голову влилось столько информации, что он буквально ошалел. Кирр был не готов к такой нахальной оккупации его мозга, который к концу первого гипносна готов был взорваться и разнести черепную коробку предзонника на мелкие части... А затем был основной, самый сложный гиперсон…
Когда Первый Старейшина вывел юношу из этого гиперсна, Кирр неожиданно для старика, заявил:
— Все это ни к чему, Первый Старейшина. Я хочу уйти  отсюда. Я — воин! Я люблю свободу действий, научился думать и молниеносно решать те задачи, которые наступают в данный момент, а не какие-то перспективные планы и решения, которые никогда никто не выполнит, да и не будет выполнять...
— Ты много на себя берешь, юноша, — прокашлявшись, недовольно произнес Первый Старейшина. — Как бы чего не вышло из этого плохого...
Кирр снова глянул на Первого Старейшину мутно, тяжело, словно поднимал неимоверно тяжелый груз.
— Так поступить с тобой предписала Праматерь, и я выполняю ее поручение. После первого, а особо после второго, основного  гиперсна твой мозг показал, что ты на многое способен, но не задирай слишком высоко голову, чтобы не споткнуться на ровной дороге. Ты, хочешь того, или нет, должен знать, что было прежде, Ученик!
— Зачем?
Первый Старейшина, словно не расслышав вопроса Кирра, продолжал:
— У тебя была боль. Я тоже во время своего первого гиперсна прошел через нее. Но ты победил ее. Не каждый предзонник способен на это. Твой предшественник во время первого накопления информации едва полностью не сошел с ума и после всего случившегося перешел в положение неопределенности. Теперь он в Дальних пещерах... Он не может даже сам себя обойти, и к Шестому озеру он еще не готов... Ты, как и другие предзонники о нем ничего не знаешь. Да лучше о таком и не знать, Ученик.
— Подобное могло случиться и со мной? — спросил Кирр, подняв на Первого Старейшину свои глаза.
— Могло, но не случилось. Потому, что ты намного сильнее твоего предшественника. Его в Ученики отбирали мы, Старейшины,  а тебя — Праматерь. Это многое значит, Кирр. Ты должен знать всё, что было прежде и действовать по законам Предзонья и по наставлению Праматери. Она это нам, Старейшинам, сообщила...
— Зачем мне знать, что было прежде? — не унимался Кирр. — Зачем?
— Наши далекие предки-первопроходцы медленно и болезненно приучались к местным условиям, где мы вынуждены временно жить сейчас. Наши далекие предки не по своей воле бежали с нажитых мест и обо всем помнили...
— Бежали? Это что-то новое, — перебил Первого Старейшину пораженный Кирр. — Я об этом ни от кого не слышал... И в гиперсне мне об этом ничего не рассказали...
— Столь зловещей стала для твоих далеких предков родная земля, где было все отравлено: и вода, и воздух... Но не только это заставило их бежать со своей Прародины. Это были цветочки по сравнению с тем, что вытворяли на нашей Прародине вовсю расплодившиеся нечисти... И об этом тебе расскажут в следующем гиперсне. Ну, а на сегодня для тебя информации достаточно, и я устал. Иди к себе, отдыхай. Придет время, и тебя позовут.

* * *
Вторая «встреча» с Праматерью опять же не в  Малом Зале Собраний, а снова в маленькой Комнате Свиданий с Праматерью еще больше «ударила» Кирра по мозгам. Он реально почувствовал исходящие от экранной стены властные импульсы, которые взбудоражили его, заставили полностью раскрыть перед Праматерью свою ауру. Буквально через минуту пребывания рядом с Праматерью Кирр впал в транс...
Ее призыв к действию Кирр почувствовал каждой клеткой. Подпитка его организма шла практически отовсюду. Предзоннику показалось, что весь он расцвел благоухающими цветами. Как в небытие ушел букет болячек, которые он приобрел за все время жизни — ушли боли в пояснице, которые начали мучить его после предпоследнего марша за Предзонье, да и солидная рана на руке практически зарубцевалась... И еще, его  направленно вела Праматерь к тому, что только он единственный в Предзонье сможет спасти народ от неизбежного вымирания...
Сколько он пробыл в той небольшой Комнатенке Свиданий, Кирр не знал. Он вынес из этого свидания с Праматерью то, что необходимо обойтись без глобальной войны, но каким образом, она так и не сказала. Короче, ему нужно было шевелить своими, уже «накачанными» после гиперснов мозгами, но пока на ум ничего стоящего не приходило. Единственное, что, как пришла к выводу Праматерь, нужно было уходить на Прародину. Но опять же, как? И куда идти, никто не мог сказать. Никто, даже Первый старейшина не спешил делиться ни с другими Старейшинами, ни со своим Учеником о Катастрофе, происшедшей много столетий назад. Первый Старейшина, несмотря на преклонный возраст, видимо рассчитывал прожить еще не одно десятилетие, поэтому не хотел будоражить умы будущему новому Первому Старейшине, ни тем более, Ученику. Всему, мол, придет свое время.

* * *
Пошел третий месяц его пребывания при Первом Старейшине. За это время он ни разу не выходил из Подземелья. Наставник воинов лишь дважды докладывал Первому Старейшине о делах военных. Пятипалые начали постепенно суживать зону действия предзонников, практически безнаказанно передвигая свои Станции вглубь, поближе к Предзонью.
После того, как еще две группы воинов бесследно пропали во время атаки на Станцию поля Периметра, Первый Старейшина категорически запретил совершать групповые вылазки воинов за пределы Предзонья до «лучших» времен.
Предзонникам уже не помогали ни метательные шары, ни так хорошо зарекомендовавшие себя в первые недели киллербалсы...
Несколько раз при Первом Старейшине собирались и военные специалисты. Это было для Кирра много интереснее, чем выслушивание рутинных разговоров ни о чем многочисленных шептунов Предзонья или старых маразматиков.
Часто Первый Старейшина, прикрыв глаза, казалось, спал и не слушал военспецов и Ученых, занятых разработкой нового оружия Предзонья, однако это было только на первый взгляд. Кирр уже прекрасно знал, что Первый Старейшина, хоть и стар, но весь внимание, потому что, как только последний из Ученых окончил свои выводы, Первый Старейшина разбил все предположения военспецов в пух и прах. Дальше он, приподнявшись со своего поддерживающего его давно пораженную спину кресла, с трудом подошел к одному из военспецов — полковнику Ромми:
— Все двигает оружие, полковник, — устало сказал Первый Старейшина. — Не было бы оружия, все человечество до сих пор сидело бы на телегах. Мы долгое время отсиживались в «тени», поэтому и остались с «носом», а пятипалые... С ленью и безалаберностью многих предзонников, мы утратили даже то, что у нас было. Например, подобное оружие. Его мы уже имели! И где же оно, хочу спросить у вас, теперь?
Недовольство в голосе Первого Старейшины возросло настолько, что Кирр увидел, как безжизненно-белое лицо Первого Старейшины стало пунцовым, покрывшись красными пятнами гнева.
— Наше сверх грозное оружие очень давно, когда и я еще не родился, покрылось пылью веков и грязи, сначала поржавело, а потом рассыпалось в прах. Даже образцы... Мы открываем «новое», а это все — давно забытое старое. То есть, мы открываем... пустоту.
— Ведь вы же сами Первый Старейшина сказали, что все случилось еще до вас и, естественно, до нас, — едва выдавил из себя полковник Ромми. И... — полковник осекся и с недоверием взглянул на Кирра.
— При нем, как и при моих телохранителях можно говорить все, — увидев нерешительный взгляд полковника в сторону Кирра, опять же недовольно проговорил Первый Старейшина. — Он, по повелению Праматери, мой Ученик. — Сказал Первый Старейшина, и снова с трудом передвигая ноги, прошел к своему креслу, устало опустился на него и вздохнул.
— Все бывшее оружие Предзонья пришло в негодность... — промямлил дальше полковник Ромми. — Его, к сожалению, уже нет.
— Это я прекрасно знаю и без вашего напоминания, полковник. На то вы и военспецы, чтобы восстановить былую военную мощь Предзонья и дать подобающий отпор нахальным землянам, — недовольно проговорил Первый Старейшина. — Все, аудиенция закончилась. Жду вас через двое суток. С конкретными предложениями. Надеюсь, вам понятно, полковники?
— Понятно, — в один голос пробубнили военспецы, поскольку знали: этот неприятный разговор может привести к единственному в случае невыполнения приказа — к смерти.

* * *
Кирру хотелось еще раз побывать в Комнате Свиданий рядом с Праматерью, побеседовать с ней, но ему не позволял это сделать Первый Старейшина, который говорил, что следующий визит к Праматери для Кирра может оказаться последним.
— Ты еще будешь говорить с Праматерью, но только после того, как освоишь азы поведения. Этому учиться следует старательно и долго. На это у тебя может уйти и месяц, и год, и два, а, может, и больше. Как скажет Праматерь.
Не привыкший откладывать на «потом», предзонник, в перерывах между, как ему показалось, пустопорожними совещаниями, упрямо подводил Первого Старейшину к мысли о том, что со встречей с Праматерью следует поторопиться.
Когда Кирру казалось, что буквально через несколько дней уступят его настойчивой просьбе, Первый Старейшина серьезно заболел.
Несмотря на болезнь, Первый Старейшина все же принимал посетителей, хотя эти приемы сократились до минимума. О Кирре же, он словно забыл вообще, послав Ученика копаться в Хранилище Истории Предзонья в поисках новых сведений об оружии. Военных специалистов Первый Старейшина, к их радости, не принял ни через три дня, ни через неделю...
Уже находясь в Хранилище, Кирр подумал, что для него было слишком «заумным» поручение Первого Старейшины. Кирр — прирожденный воин, и не один из последних среди воинов Предзонья и вместо того, чтобы крушить постройки и убивать, убивать и убивать пятипалых, теперь должен был копаться в этом рассыпающемся хламе. Это унижало его достоинство.
Кирр с неохотой вошел в Первую Кладовую и глаза его разбежались от многочисленных полок и ниш, где лежали припавшие пылью и грязью сотни, а, может, и тысячи невостребованных книг и рукописей, кристаллов памяти.
В другой кладовой, в которую он тоже заглянул, отнюдь не из интереса, а потому что его провел туда Смотритель Мигана, кристаллы памяти и книги, рукописи, были свалены в вонючую кучу давно гниющей бумаги и ржавеющих металлических пластин с выдавленными на них замысловатыми знаками.
— Копайся, — безразлично бросил Смотритель Мигана и, воротя нос, вышел из Кладовой.
Кирр прошел за ним.
— Я же сказал, копайся, — недовольно бросил Смотритель Мигана, повернувшись на шаги Кирра. — Тебе нужно, ты и копайся...
— Где документы, кристаллы памяти и пластины об оружии Предзонья? — спросил Кирр.
Смотритель Мигана, ехидно, или, может, это так показалось молодому предзоннику, взглянул на него одним глазом, затем ухмыльнулся и произнес:
— Почем я знаю. Тебя послал Первый Старейшина с определенным заданием, вот и копайся. Найдешь — хорошо, не найдешь, тоже не худо... Здесь много кое-чего есть, а, может, и ничего стоящего,  но я грамоте не обучен...
Юноша ничего не сказал Смотрителю, лишь подумал, что этот безразличный ко всему старик-неуч — вредитель, поставлен сюда в Хранилище Истории Предзонья непонятно кем лишь затем, чтобы вконец все сгноить, и вернулся в первую Кладовую.
Кирр понимал, что в этом сыром огромном помещении, грязном, запущенном, лежит много драгоценных рукописей и кристаллов памяти, но кристаллы он прочесть не мог — в Хранилище не было соответствующей аппаратуры. Рукописи же до того истлели в сырости, что многие из манускриптов при прикосновении либо рассыпались практически в прах, либо разлезались, словно это была кисельная масса... Вот тут-то Кирр вспомнил и давний рассказ Класты о ее посещениях Хранилища Истории Предзонья и о том, как по-варварски в последнее время стали «хранить» там рукописи, бесценные свитки, металлические пластины и кристаллы памяти...
В ее словах была правда.
После давней смерти Главного Хранителя Истории Предзонья старика Фирста, все пришло в неописуемый упадок. Смотрителем в Кладовые поставили одноглазого неграмотного Мигану, и никто больше не интересовался ни тем, что делает там Смотритель, ни этим помещением. Его за надобностью места, сократили почти что наполовину, побросав просто на пол все, что вынесли из двух огромных прорубленных в толще гранита, сухих, предназначенных именно для хранения рукописей и кристаллов памяти, залов...
Пройдя во вторую Кладовую, Кирр подошел к огромной куче, и попытался вытянуть из гниющего, уже никому ненужного хлама одну из покрытых ржавчиной металлических пластин, край которой вызывающе торчал наружу. Он даже не почувствовал, как половина пластины осталась в вонючей грязи.
Кирр понимал, что держал в руке какой-то документ или описание чего-то, но чего именно — не знал, потому что расшифровать нанесенные и уже почти истлевшие значки на металле он был не готов, да и не смог бы — уж очень тщательно «поработали» на нем ржавчина, грязь и слякоть... К сожалению, не знал он и древнего письма Предзонья. Кирра только вскользь познакомила Праматерь с ними во время гиперсна. Возможно, в будущем познакомит с языком глубже...
Бросив кусок металла, теперь уже ненужного, покрытого огромными ржавыми язвами назад, Кирр для себя с сожалением отметил, что так в свое время расправятся и с предзонниками пятипалые...
Кирр провел в Хранилище целый день. Света здесь было достаточно. Тысячи светообразующих паучков-светляков, сновавших у низкого свода Кладовых, давали его много. Видно было, что колонии либо эта страшная вонь была нипочем, либо, наоборот, им было здесь даже лучше, чем в остальных тоннелях Предзонья, где было значительно темнее.

* * *
Сон не шел к Кирру после первого посещения Хранилища. Его всю дорогу воротило от запаха, которым он надышался за день в Кладовых. Одноглазый Мигана, нормально заложивший за воротник какой-то бурды, спал в своей конуре. Кирр не смог его разбудить даже для того, чтобы тот удосужился закрыть двери входа в Хранилище.
Кое-как прикрыв их, Кирр вернулся в свою каморку, которую никак нельзя было назвать домом. Повалившись на деревянное ложе кровати, Кирр задумался. Он не знал многого, он не знал как следует языка предзонников. Старого письменного языка тем более.  Кирр с горем пополам мог прочесть что-то на современном языке Предзонья, да и то благодаря тому, что его научила этому Класта. Уж она-то знала языки! Даже старую письменность Предзонья, но пока не могла прочесть  пластин.  Правда, после гиперсна и он что-то смыслил в Старой письменности, но всё равно, не так, как Класта.
Кирру было не привыкать к жесткому ложу. Он с детства не спал на пуховых перинах. Парень только знал, что таковые бывают у живущих вне Предзонья...
День уплывал за днем. Кирр ходил в Хранилище по строго предписанному Старейшинами графику, копался в книгах, пластины осторожно откладывал на полки, но пока ничего интересного об оружии Предзонья не находил. Ему все время попадались то какие-то мелодрамы или научные труды то по физике, то по химии. И исторической литературы он не нашел. Скорее всего, она была записана в кристаллах памяти, но аппарата по их прочтению у Кирра не было. На вопрос же к Старейшинам, где взять машину для чтения кристаллов памяти, Старейшины только отмахивались, мол, ничего от этом не знают, а Праматерь молчала...
...Лишь однажды, роясь в темном углу, где были свалены в кучу сотни книг, худенький паренек-замурзыш, которого заметил Кирр еще в первый день пребывания в Хранилище, и думал, что это посланный в помощь Хранителю Мигане предзонник пытается привести находящееся здесь хоть в какой-то порядок, чертыхаясь и понося всех и вся самыми последними словами, выудил из наполовину истлевшего книжного хлама какую-то небольшую книгу, бережно отер ее замасленным порванным рукавом телогрейки и тотчас, воровато оглянувшись, спрятал ее под рубашку.
— Воруешь? Здесь? — коршуном налетел на него Кирр.
— Да н-нет, — в голосе воришки был страх того, что его застукали на горячем.
— И что ты с ней будешь делать? — увидев страх даже в глазах парнишки, подобрел Кирр.
— Это книга о Вратах, об Окне! — тихо пробормотал паренек, пряча свои глаза куда-то в грязный, покрытый ржавыми лужами пол.
— Ясно, — сказал Кирр, хотя пока еще не знал, о каких «Вратах», и о каком «Окне» идет речь. — Бери, — подобрел. — Думаю, на растопку еще сгодится, и проваливай! — добавил.
— Спас-сибо, — вновь, но уже более веселым голосом пробормотал парень и, скорее всего, осуждающе взглянув на Кирра, через секунду исчез в черных лабиринтах Подземелья.

* * *
Больше месяца провел в Хранилище Кирр. За это время он всё же многое нашел, но посоветоваться ни с кем не мог. Первый Старейшина слег и не принимал никого. Лечащие врачи не отходили от больного ни на миг, но силы покидали старика с каждой минутой, и в том, что Первый Старейшина отойдет в иной мир то ли сегодня, то ли через несколько дней, не оставалось даже сомнений.
Никто из Старейшин и не думал о том, что кто-то должен управлять Предзоньем, никто не подыскивал впавшему в маразм, но и вообще практически ставшем мумией старику, замены. Все шло своим чередом, неумолимо катилось по неуправляемой кривой вниз... Они знали, что придет время и совет, как это было и прежде, даст Праматерь...
Однажды, придя из Хранилища, Кирр хотел самостоятельно побывать в Малом Зале, посоветоваться с Праматерью, но его не пустил туда грозный страж.
Кирр попытался воспользоваться недавно обученным внушением, однако мордоворот, стоявший как истукан у толстенной двери входа в Малый Зал, просто не знал кода ее открытия. Кирр «прошпиговал» мозги амбала, но те были девственны, и все немногочисленные извилины мозга верзилы были задействованы лишь на то, чтобы не подпустить, пока не будет на то разрешения, никого к двери входа в Малый Зал.
Очередная встреча со Старейшинами Предзонья не сулила ничего интересного, поэтому Кирр, проигнорировав сообщение гонца, остался в своей комнатушке.
Предзоннику было о чем подумать, отсиживать же на очередном собрании параноиков положенное  время для совещания «ни о чем», ему не хотелось. Когда еще был теоретически здоров Первый Старейшина, Кирр обязан был присутствовать на каждом собрании и совещании, теперь же, как Кирр думал, он мог проигнорировать сообщение гонца.
Однако на этот раз гонец появился вновь и передал категорическое требование Старейшин Предзонья:
— Ты должен через двадцать минут в обязательном порядке явиться к Малому Залу.
— Идиот! — обругал Кирр гонца. — Мог сразу сказать, что меня ждут у Малого Зала.
Накинув на себя куртку, Кирр, даже обогнав гонца, через десять минут был у заветной двери, за которой, предзонник уже знал, его ждет свидание с Праматерью.
У Входа в Малый Зал, кроме дебила-охранника, пока еще никого из Старейшин не было, что удивило Кирра не меньше, чем-то, если бы Старейшины Предзонья, пригласив его, уже вошли в Малый Зал, а его не пропустил этот громила.
Спрашивать у верзилы, что и почем, Кирр не стал. Охранник ничего бы стоящего все равно не ответил. Парень даже растерялся, но, увидев спешащего гонца, которого предзонник оставил далеко позади, вновь набросился на него:
— Ты же говорил, что меня Старейшины Предзонья ждут именно здесь.
— Да, — запыхавшись, ответил гонец. — Но только у другой двери.
— В Малый Зал ведет еще одна дверь? — удивленно поднял на гонца глаза Кирр.
— Ну да, — с меланхолией в голосе ответил Ученику Первого Старейшины гонец.
— Веди меня к той двери, — скомандовал Кирр.
— Но я не знаю, где она, — понурив голову, ответил гонец, ожидая, что на него обрушится водопад ругательств и, может, даже пара хороших оплеух.
Кирр едва сдержался, чтобы, в самом деле, не пришибить гонца, но, помня, что тот врать бы не стал, в пылу гнева спросил:
— Кто знает?
Юный гонец, вытерев рукавом сопли, прогундосил:
— Первый Старейшина.
Кирр рванулся к комнате Первого Старейшины, но путь ему преградили четыре рослых телохранителя и два стражника двери.
— Я Ученик Первого Старейшины, — резко сказал предзонник.
— Мы знаем, но к нему нельзя, — едва разжимая губы, проговорил тот, что был поближе к Кирру. Остальные телохранители и стражники двери стояли молча и неподвижно, как истуканы.
— Почему? — Кирр попытался, сделав ложное движение, уложить на бетонный пол верзилу, размозжив голову охранника метательным шаром, который незаметно достал из кармана куртки, но тот, видимо, был готов ко всему и... остановил полет шара рукой, аккуратно взвешивая шипастый предмет на своей огромной ладони и, улыбаясь...
Подобное Кирр видел впервые.
Чтобы остановить пущенный с полутора метров метательный шар... Предзонник был шокирован.
— Не надо лишних движений, Ученик, — резко сказал телохранитель Первого Старейшины.
— Но я должен быть у Первого Старейшины! Я Ученик! Мне необходимо быть у него!
— Никто, кроме лечащего врача, без приказа Первого Старейшины не зайдет в его комнату! — упрямо сказал, все так же улыбаясь, верзила и  протянул Кирру метательный шар. — Возьми, Ученик, и больше шарами здесь не балуй! — уже с язвинкой в голосе проговорил телохранитель.
— Я должен... — парень не находился что сказать. Гонец ретировался давно, Кирру же необходимо  было попасть в Малый Зал.
— Ты ничего не должен, Кирр, — неожиданно за спиной парня послышался голос Старейшины Корри, которого предзонник давно не видел ни на собраниях, ни на специальных разборках при Первом Старейшине. — Пойдем, тебя уже заждались в Малом Зале. — Старейшина Корри улыбнулся парню и надолго закашлялся так, словно у него выворачивались наизнанку легкие. Затем, когда Старейшина отер рукавом катившиеся из глаз слезы, махнул Кирру головой, поскольку, по-видимому, не мог ничего сказать, медленно, едва передвигая ноги, прошел в темень узкого тоннеля. За ним несмело зашагал Кирр. Парень не спросил, почему они не вошли в Малый Зал через парадный вход. Он давно не привык спрашивать лишнее.

* * *
На этот раз Кирр робко вошел в Малый Зал следом за Старейшиной Корри. Его сразу же заполонили токи, исходящие от скульптуры Праматери. Теперь Она предстала перед парнем почти что Богиней. Он не знал, что у землян, как эталон женской красоты, существовала Нефертити, но, даже если бы он ведал об этом, то все равно сказал бы, что Праматерь краше. Но Кирр ничего не знал о Нефертити, поэтому только стал на пороге и не мог сделать даже шага. Он пожирал взглядом ее длинные и черные как смоль, чуть вьющиеся, ниспадающие до плеч волосы, ее огромные, красивейшие глаза, ее ровный нос — всю Праматерь. Предзонник, увидев ее такой красавицей, боялся даже лишний раз вздохнуть, чтобы видение красоты, силы и юности, обрушившееся на него, не исчезло, не испарилось как предутренний туман, как дым со Свалки, когда ветер менял свое направление... Раньше, во время первых встреч с Праматерью такого с ним не было. Он видел только ее скульптурное изваяние, да на стене, но не такой, как  нынче...
Парень сначала даже не увидел, кто же был в Малом Зале еще. Праматерь вошла внутрь парня сразу полноправной хозяйкой. Кирр чувствовал, что она словно листает его мозг, как рукопись, и правит в его мозгу ошибочные суждения, добавляя недостающие страницы, слова, расставляет в нужных местах знаки препинания, а, порой, и убирает лишние фразы, страницы...
Лишь много позже, когда наступило просветление, юноша понял, что его привел сюда Старейшина Корри не случайно. Решался один из важнейших вопросов Предзонья — кто станет преемником Первого Старейшины. Кирр на эту должность еще не годился, поскольку не прошел весь курс обучения и Праматерь добро на его «коронацию» еще не дала. Другой же кандидатуры они не находили.
Спор среди Старейшин, разгоревшийся в Малом Зале в присутствии скульптуры Праматери, вернее, некоего словно электронного ее существа, ее «я», погасила... сама Праматерь.
Кирр и все остальные почувствовали, как гневно задрожали стены в Малом Зале и, словно прошептали:
— Вам нужно уходить отсюда. Всем предзонникам. Спасайте народ! Надвигается катастрофа. Уходите на Прародину... А Старейшину... Первым Старейшиной временно станет Фирст... Поведет же предзонников на прародину Кирр... Он вскоре будет готов к этому. Переселение будет не из легких, но так вы спасете народ Предзонья...
...После выхода из Малого Зала, Кирра словно кто-то подменил.
«Я не монах-затворник, — думал парень, проходя к своей комнатушке. — Я воин, и никто у меня не отбирал, и не сможет отобрать это ремесло!» Но тут же, словно не его, а чужой голос, с насмешкой сообщил Кирру о том, что он — Ученик Первого Старейшины, и об остальном ему следует забыть напрочь!..
Внутренний голос пока победил, казалось, незнакомый, чужой, но властный...

* * *
Выбраться из дальних глубин Подземелья было непросто. Парень готовился к побегу основательно и уже давно, но смерть Первого Старейшины свалилась на его голову, как снежный ком.
Кирра пасли все, начиная от телохранителей и кончая самым последним предзонником, поэтому юноше было непросто выбраться из глубин Подземелья на волю.
Следуя советам новых карт Предзонья, которые по приказу Праматери специально для Кирра несколько недель назад срисовали художники с секретной почти для всех предзонников Основной карты, Кирр, беспрепятственно пройдя через несколько постов, напоролся на шестерку вооруженных до зубов незнакомых предзонников, которые заставили предъявить пропуск для прохода в Центральный тоннель, ведущий к главному выходу из Предзонья.
У Кирра такого пропуска не было, и накачанные ребята дали ему от ворот — поворот.
— Я Ученик Первого Старейшины! — резко сказал предзонник, когда его грубо оттолкнул от прохода Стражник.
— Знаем. Но будь ты хоть сам вновь избранный Первый Старейшина, без разрешения Схода Старейшин и без разрешения Праматери там, наверху, тебе делать нечего, — грубо произнес все тот же Стражник. Пятеро других в разговоры с парнем пока не вступали.
— Вызовите Старшего! — настаивал на своем Кирр, пытаясь протаранить громилу.
— Иди, погуляй по подземелью, пока ноги носят, не то мы быстренько их из твоего тела повыдергиваем, и скажем на Сходе, что так и было, — резко произнес другой стражник и угрожающе потянулся рукой к висящему на поясе оружию.
Понимая, что с такими отъявленными дуболомами каши не сваришь, Кирр, даже не вступая в драку, решил выбраться из подземелья другим путем — по старым, давно заброшенным штольням. На картах, которые теперь были у него, они были обозначены пунктирами...

* * *
...Беглеца Кирра искали по всему Предзонью. Не только посыльные, но и все, кто мог передвигаться. Старейшины подключили к поиску даже бесшабашных вездесущих мальчишек. Кирр понадобился Праматери, но... исчез. О том, где он сейчас, не знали не только предзонники, но и... Праматерь.
Спустя два дня после его исчезновения, по настоянию Старейшины Корри, впервые за столько лет было применено для поиска коллективное «просвечивание» волной поиска местности, но и это не дало положительных результатов — беглец как в воду канул, хотя они нашли бы его и там. Молчала, даже дающая всегда дельные советы, скульптура Праматери. Она сообщила через специальное устройство, находящееся в комнате Первого Старейшины, что подождет парня, хотя недолго. И еще сообщила, что Кирра необходимо найти во что бы то ни стало. В Предзонье ли, за его пределами, или даже вне пределов Земли...
Несмотря на то, что стражи и дозорные Предзонья  сообщили, что Кирр не покидал Территорию, никто, даже исполняющий обязанности Первого Старейшины Фирст, не мог с уверенностью сказать о том, что взбунтовавшийся юноша был где-то рядом. Дозорные не могли ошибиться и более того, не могли пропустить его, в какую бы сторону Кирр ни бежал, но в то же время, предполагая, что он еще в пределах Предзонья, Старейшины не ошиблись. Однако никто, даже они не могли догадаться, что Кирр все равно покинет Предзонье по давно забытому тоннелю.
Волна коллективного поиска едва не застала беглеца Кирра врасплох. Парень недаром прежде был воином, после посещения Праматери и во время гипноснов, поэтому знал что это такое, но почувствовал ее приближение только в последний момент. Волна шла сверху от очередного разветвления тоннеля. Если бы парень замешкался хоть на миг, волна непременно накрыла бы его своим непроницаемым колпаком. Потоки энергии Кирра, не имея выхода во вне, вспенились бы многократно. Они, отражаясь от колпака, как от зеркала, и метаясь в ограниченном, чужеродном пространстве и усиленно «долбя» мозговые клетки Кирра для поиска выхода из-под колпака, «вскипели» бы и парализовали своего хозяина. Подобное надолго вывело бы его внутренний «компьютер» из строя, сообщив о найденном нужном предзоннике в мозговой центр Предзонья, коим становились Старейшины и Старшие кварталов. Тогда Кирра нашли бы вмиг и Стражи принесли бы беспомощного сначала в темницу, а потом, куда прикажут Старейшины или Праматерь.
Кирр сориентировался мигом, заблокировав выход из своего мозга какой бы то ни было информации, заставив замереть даже сердце.
Поэтому волна, не встретив должного препятствия, даже не затормозив перед Кирром, покатилась дальше, унося с собой лишь пустоту. Ее вопрос все еще оставался невостребованным.
Зная, что подобная, но уже более жесткая волна пройдет этим же путем еще раз, для подстраховки, предзонник ничего не предпринимал, оставаясь на том же месте и ожидая «во всеоружии» возвращения волны коллективного поиска.
И действительно, спустя непродолжительное время в хотя и защищенный парнем мозг таки ураганно ворвался вихрь коллективного мыслепоиска, пытаясь нахально разблокировать его и получить необходимую информацию.
На этот раз Кирру пришлось туго, поскольку парня так «придавило», что ему показалось, что после всего этого он не соберет свою память воедино во веки веков. Но и вторая волна, чуть придержавшись рядом с парнем, укатила ни с чем восвояси, оставив предзонника с самим собой.
Найдя в полуобрушившемся тоннеле место светлее, где собрались пару давно забытых небольших колоний светляков, Кирр расстелил на сыром полу карту и минут двадцать изучал ее.
Лабиринты двух забытых тоннелей вели за Предзонье, но, поди, узнай, какой из них мог вывести его без осложнений. Наконец, взвесив все «за» и «против», Кирр решил идти по левому разветвлению тоннеля, который начинался в десяти метрах от того места, где прятался Кирр от волны коллективного поиска.

* * *
Уже почти выйдя за пределы Предзонья, но находясь еще в подземелье, Кирр пожалел, что прихватил с собой лишь пару трубок с киллербалсами — ему пришлось пробиваться по узкому тоннелю с боем. Он давно оставил главные тоннели Предзонья позади благодаря своей карте, которую имел на руках. В последнем сочленении тоннеля, выходящего на поверхность, судя по карте, за Шестым озером, когда Кирр уже понял, что его посредством коллективного мыслепоиска вряд ли будут искать именно в тоннелях подземелья Предзонья, поскольку поиск провалился, погоня давно потеряла парня, и решил с облегчением вздохнуть, на него неожиданно попытались напасть трое восьминогих мурашей-разведчиков.  Их почти сто лет назад случайно вывели генетики Предзонья. Двое мурашей тогда сбежали из лаборатории и об их кровожадности ходили по Предзонью легенды.
Бежавшие твари не побрезговали сначала своими создателями, беззастенчиво сожрав их, не выходя из лаборатории. Затем очередь была за двумя стражами выхода в Главный тоннель, и пошло-поехало...
Ни Кирр, да нынче и никто не знал, для какой цели готовили мурашей — возможно, чтобы использовать их против пятипалых, но эксперимент не только провалился, а имел полярное продолжение...
После случившегося, многие тоннели были навсегда отрезаны и забыты. Спасения от мгновенно реагирующих на все живое мурашей-вампиров в тоннелях, практически, не было.
Легенды легендами, Кирр даже не верил, что такое может быть. Но нынче, столкнувшись с мурашами-пожирателями, понял: его песня если не «спета», то, по крайней мере, «допевается»...
«Насоздавали на свои головы тварей, от которых почти что нет спасения. Ладно, Ученые Предзонья сотворили светляков. Совершенно безобидных, но таких нужных, крохотных тварей, — думал Кирр, стоя в нерешительности перед тоннелем, откуда шла масса противоречивой ядовито-угрожающей и вместе с тем, елейной информации. — Ученые Предзонья создали еще много чего полезного, но мураши... Вот восьминогие у них не вышли. Мураши должны были стать стражами тоннелей, а стали... пожирателями всего мыслящего... Что же в них разладилось? Видно, какой-то пацаненок-ученик Ученых Предзонья переборщил с составом, либо не туда поместил пару клеток или атомов. Скорее всего, те клетки или атомы были предназначены для иного создаваемого существа... Вот поэтому и была столь неожиданной мутация, которая не огорчила, а повергла всех предзонников в шок».
Сильный сигнал, шедший из темного тоннеля, по которому должен был пройти последние несколько десятков метров Кирр, достал парня вновь. И снова на Кирра нахлынули воспоминания о кровожадных безглазых, поросших густой коричневой шерстью мурашах с чуть укороченной, острозубой пастью, слабо похожей на кошачью. Они чем-то отдаленно напоминали еще обыкновенных юрких земных слепышей, двоих из которых Кирр видел однажды  в Антропологической комнате  Предзонья, но те подземные жители, питающиеся корнями и корнеплодами,  были четырехногие, мураши же — восьминогие, с блюдцами присосок на четырех толстенных пальцах каждой ноги, и жравшие только живую плоть. Размеры мурашей-пожирателей, которых многие предзонники называли еще хавниками, пожирателями, пировиками, рвайдами, струглями и иными синонимами, напрямую не страшили Кирра. С одним-двумя мурашами он справился бы, метнув по ним оставшиеся киллербалсы, или шары, но мураши нападали на жертву все скопом...
Кирр все же попытался скрыться  от мохнатой восьминогой нечисти.
Помогла ему лишь сноровка, обретенная еще в детстве, да закодированное в анналах его памяти сообщение матери о возможном спасении от этих сравнительно небольших, но нахальных и злых до предела, мохнатых мурашей-пожирателей, которые сначала коллективно парализуют свою жертву, а затем съедают.
Предзонников старшего поколения еще учили, как нейтрализовать поток информации, исходящий от одного мураша или от колонии и этим спастись, молодежь же, и Кирр в том числе, от этого были избавлены. Старейшины посчитали, что незачем изводить уйму времени на ненужное обучение — мураши-пожиратели, обосновавшиеся в Забытом тоннеле, нажитое место практически не покидали, и, значит, угрозы от них жителям Предзонья не было...
Мозги у Кирра словно зашевелились под черепной коробкой. Абракадабры, нахлынувшие на него буквально сразу, ошеломили предзонника, и едва не парализовали его. Однако он на долю секунды сориентировался быстрее и, как с коллективной волной поиска, успел заблокироваться.
На него надвигалась сплошная стена противоречивой информации, она давила с огромной силой, пытаясь пробить брешь, но Кирр пока еще держался. Изо всех сил, но... держался.
Втиснувшись в щель между естественными разломами в стене, предзонник неожиданно разблокировал себя, и тотчас мысленно дал команду мурашам на поиск и уничтожение теплокровного неприятеля, вторгнувшегося в тоннель со стороны входа и... полчища восьминогих «сломя голову» помчались выполнять команду.
Рядом, буквально в метре от Кирра, остались лишь трое особей. Они, чувствуя, что неподалеку есть еще одна жертва, долго рыская буквально в метре от юноши, никак не могли подобраться к нему: Кирр своими противоречивыми мысленными командами сбивал мурашей-пожирателей с толку. Их же слабая приказная информация о повиновении, для Кирра после группового кошмара, шедшего ото всех мурашей, была не сильнее укуса комара — неприятно, но терпеть можно. Побегав возле Кирра, оставшиеся рядом пожиратели, наконец, сбежались в кучу, видимо, чтобы посовещаться. Именно в этот момент Кирр решил мысленно приказать мурашам самоуничтожиться. Предзонник не знал, получится ли это у него или нет, но, надеясь на лучшее, еще раз собравшись, послал команду на сгрудившихся справа от него пожирателей.
Мураши, сторожившие Кирра, повиновались приказу парня с неохотой, но спустя пару минут начали остервенело рвать друг дружку на части. Вскоре от них... осталась лишь кучка костей.
Кирр растерялся. Он не знал, как поступить дальше — то ли покинуть свое убежище, то ли переждать возвращение основной массы пожирателей.
Рассудив, что осторожность не помешает, парень остался ждать развязки, которая наступила буквально через несколько минут.
Полчища вернувшихся разозленных восьминогих мурашей-пожирателей заполонили почти всю ширину тоннеля.
Двигаясь по нему, «армия» послала вперед своих, рыскающих повсюду разведчиков. Двое из них набрели и на практически не дышащего Кирра, который еще сильнее вжался в разлом, мысленно приказывая мурашам «ничего не заметить и пройти мимо».
Мураши-проводники «повиновались» приказу Кирра и проскочили. За ними молчаливо топала огромная мохнатая орда... Единственное, что пробивалось к Кирру через мысленный заслон, было страстное желание пожирателей — тотчас уничтожить любого мыслящего, который попадется им на пути. Мураши-разведчики остановились и перед останками своих собратьев. Встав на четыре ноги, другими четырьмя они словно рисовали что-то в воздухе. Скорее всего, они совещались, между собой. Затем один из вперед идущих «упал» на все восемь и бросился с сообщением по тоннелю назад к армии себе подобных. Чего мураш там сообщил своим, но особей двести, а то и больше мурашей промчались мимо стоящего в углублении Кирра с такой скоростью, что он едва успел провести их взглядом. Спустя непродолжительное время по тому же маршруту, но уже помедленнее пронеслась и орда остальных тварей.
Только минут через пять, поскольку мураши здесь больше не появлялись, Кирр понял, что свободен. До выхода из Предзонья, судя по карте, оставалось два тоннельчика — один небольшой, с мурашами, где он находился сейчас, и еще одни, длиной всего каких-то пятьсот метров...
Кирр бросился вперед. Свернув за угол, он оказался перед очередным разветвлением. Стрелка на карте указывала, что он должен идти именно сюда. Не мешкая, предзонник побежал в предложенный ему «картографом» тоннель. Здесь было сухо.  Из-под его ног вырывались облачка многолетней пыли, осевшей здесь. Видно было, что этим тоннелем не пользовались давно не только предзонники, но и мураши, если вообще когда-то кто-то пользовался им. Лишь перед ступенями наверх почувствовалась влажность и ноги заскользили по какой-то малоприятной слизи...

* * *
...Фиолетовая тьма тоннеля, как показалось Кирру, с неохотой расступилась и он увидел, что действительно был на свободе, о которой столько времени мечтал.
Наконец-то он вызволился от нависающих на него сводов тоннеля, комнат-клетушек на волю.
Он стоял на небольшом пригорке, далеко за Свалкой, далеко за Станциями поля Периметра.
Был вечер. Кирр уже почти что забыл, как выглядит настоящий вечер...
Вечер был еще не полный, но синие сумерки полновластными хозяевами, уже не прячась по дальним закуткам, активно принялись укрывать от посторонних глаз все изъяны, которые отлично отслеживались днем.
«Как же наши Старейшины забыли об этих тоннелях? — подумал Кирр. — Десятки километров... Да, пусть они сыры и неприветливы, пусть в них темно, но воины Предзонья могли бы совершать свои рейды безболезненно за пределы вынужденной резервации и плевать им на Станции поля Периметра, на пятипалых ГОшников, на всех!!! Конечно же, проблема остается — мураши, но от них можно избавиться... Их можно обезвредить, ведь он избежал кары кровожадных восьминогих, обманул их...»
Мысль Кирра неожиданно расплескалась дальше. 
«Нет, Старейшины не забыли. Просто им было нужно... Но что? Чтобы гибло как можно больше предзонников? Да нет же!» — парень сразу же отбросил мелькнувшую у него в голове мысль, как неподобающую, еретическую...
Сбежав с пригорка вниз, где уже было темно что называется, Кирр, вдыхая свежий воздух свободы, прошел километра полтора. Снег  был не глубокий, но рыхлый, ноги предзонника, попав в очередную занесенную снегом естественную яму, проваливались в него даже по колено. Кирр не замечал этого, как не замечал и морозца, который со все большей уверенностью и нахальством брал бразды в свои «руки», просачиваясь через хиленькую, не рассчитанную на холод одежду Ученика Первого Старейшины.
Неожиданно парень резко остановился. Его огорошил вопрос, который шел будто бы из него самого:
«Куда ты идешь? Зачем? Кому ты здесь нужен, один, практически безоружный... Цель у тебя была и есть — ты хочешь Свободы, и желаешь отомстить землянам за смерть Класты! Да, ты — воин, а не подтирайло... Ты хотел вырваться из затхлости тоннелей Предзонья. Ты, Кирр, это сделал. Ну и что дальше?  Для тебя, воина, убить пятипалого не представляет труда. Но ведь ты желаешь убить того, кто лишил жизни Класту. Скорее всего, это предназначенный ей в жертву Антон... Но его еще нужно найти, поэтому шагай и ищи...»
Кирр снова зашагал вперед. В раздумье прошел еще несколько сот метров и вдруг неожиданно повернул назад — он осознал, что совершает непростительную ошибку и поступает как последний идиот. Придет время, и он отомстит пятипалому Антону и многим его соплеменникам, а нынче... Нынче его предназначение в ином...
...Предзонник медленно сошел по сырым, покрытым грязью столетий ступеням вниз и так же не спеша, даже не сверяясь с картой, пошел назад. Его ждали Старейшины, в нем нуждались все предзонники, наконец-то, его звала Праматерь...
Зная, что на пути могут встретиться ненасытные мураши, Кирр был весь внимание, но по всему маршруту его проводил лишь вакуум тишины. Скорее всего, восьминогие нашли поживу похлеще и нынче пировали.
Стражи подземелья встретили Кирра настороженно, но не предприняли никаких попыток остановить его. Видимо, им были даны такие установки.
Когда Кирр вошел к исполняющему обязанности Первого Старейшины Фирсту, тот лишь снисходительно улыбнулся и Кирр понял: его побег прощен.
— Ну что, подышал свежим воздухом? — спросил Фирст. — Пора, дорогой, приниматься за дело. Я знал, что ты ушел по Старому тоннелю, но знал и то, что ты вернешься...
У Кирра так и вертелся на языке вопрос: «Откуда Фирст мог знать?», но ничего не сказал, а Фирст продолжил:
— Завтра мы с тобой и Старейшинами снова встретимся в Малом Зале. Так повелела Праматерь. Она сообщила мне, что совещание будет неординарным и круто поменяет все в Предзонье, поэтому, Кирр, будь во всеоружии... — Старик Фирст замялся... — Я хотел сказать, будь готов к переменам, о которых нам завтра утром расскажет Праматерь... По велению Праматери твое присутствие на этом совещании обязательно.  И больше никаких  вывертов и никакой самодеятельности. Ты понял?
Кирр утвердительно кивнул головой.
— А теперь иди, и готовься... Совещание начнется завтра рано. Смотри, не опоздай.

* * *
Когда все Старейшины и Кирр расселись в креслах возле огромного стола, исполняющий обязанности Первого Старейшины Фирст торжественно произнес:
— Мы пришли по твоему повелению, Праматерь.
— Вижу, знаю, — сказала Праматерь и тут же, без перерыва добавила, — соберитесь с силами, и слушайте, ни о чем, не спрашивая больше меня. Это мое решение беспрекословное и обязательное для исполнения вами и всеми предзонниками.
— Да, Праматерь, — почти в один голос тихо и покорно произнесли все Старейшины. Лишь один Кирр ничего не сказал, только вздохнул — какое бы ни было решение Праматери, оно нисколько не могло помочь предзонникам решить проблему, пятипалые — предзонники, о которой они не раз спорили с Кластой. Война шла, война кровила, война не прекращалась и ожесточалась...
— Пятипалые уже загнали нас, предзонников в практически безвыходное положение. Так? — спросила Праматерь. Голос ее был тих, но строг.
— Так, — праматерь, — в один голос ответили Старейшины.
— Я долго думала над всем этим, долго решала, и не сомневаюсь, решила все правильно. Нашла выход... Искра уже разгорелась в пламя, превратив все Предзонье в неугасающий костер. Пока определенные конфликты между нами и краснокровными удается погасить, но, вижу, с каждым прожитым днем, с каждым прожитым месяцем  они становятся  все большими и более жестокими. Вы не откажетесь от того, что найдется какой-то дурак либо с нашей стороны, хотя это и проблематично, либо с враждующей стороны, и еще подбросит в костер еще сучьев и стволов, и тогда — всё, война, а это неминуемые страшные жертвы, жертвы, жертвы... А нас, предзонников, не так много. Как же избежать этого? Да просто уйти. Не отступить, не уступить, а просто уйти, стать умнее. Потом все расставит на свои места...
— Уйти? Куда? — не выдержал Кирр, поскольку все Старейшины, пораженные, молчали. — Сбежать, с нажитых, пускай и не очень приятных мест, как кролики?
Старейшины только молча, с укоризной взглянули на парня  — Кирр перебил Праматерь! Но ведь никто и никогда не смел перебивать Праматерь, когда она говорила, столь важные слова.
— Уйти на Прародину. Покинуть эту параллель, и через Врата уйти на Прародину, — ответила Праматерь.
— И кто нас там ждет? — опять же спросил Кирр.
Кирра нетерпеливо дернул за рукав куртки Фирст, мол, помолчи, и слушай. А после этого совещания кары за непослушание тебе не избежать.
— Прародина не может не ждать, Кирр. На то она и Прародина.
— Но, возможно, там кто-то уже живет, захватив наши территории, и нас не примет? — опять же, выдернув руку от цепкого захвата исполняющего обязанности Первого Старейшины Фирста, спросил Кирр.
Как показалось, Кирру, Праматерь несколько замешкалась  с ответом, но затем проговорила:
— На всё воля Прародины. Уверена, что она нас, предзонников примет.
— Но туда нужно еще попасть. Где она, наша прародина? И существует ли вообще?
— Не переживай, существует, как существуют та параллель и Врата, через которые мы ушли сюда, в параллель землян...
Праматерь еще недолго говорила, а потом замолчала, видимо ожидая вопросов. Однако вопросов ни у Кирра, ни у Старейшин к Праматери не последовало.
Эта встреча с Праматерью в Малом Зале и ее страшное, да и малопонятное по своему исходу краткое сообщение, шокировало всех. Буквально вскорости предзонники должны будут навсегда покинуть  Предзонье и отправиться на свою Прародину.
Несколько Старейшин, поскольку  Праматерь молчала, начали перешептываться, остальные с раскрытыми ртами и выпученными глазами и до сих пор не могли произнести ни слова. Они не верили в сказанное Праматерью, но в то же время не могли не верить, поскольку всегда подчинялись ее советам и требованиям... Праматерь всегда, во все времена была права.
Разве что сказанное далее ею, ее очередные советы, как уже казалось Кирру, оставили почти равнодушным парня. Хотя... К нему ее сообщение пробилось позже, что спасло его от неминуемой гибели... Но перед этим Праматерь объявила о небольшом перерыве и сказала, чтобы все смогли обдумать сказанное ею и, если понадобится, задать вопросы на волнующую их тему.
Начиналось все по привычному, выработанному за многие века, сценарию.
Как только последний из приглашенных после непродолжительного перерыва с острасткой вошел в Малый Зал, массивная дверь за ним захлопнулась.  Все расселись по своим местам и тут же очередное сообщение Праматери вновь вогнало, теперь уже в сильнейший шок всех Старейшин. Она сообщила им, что практически выработала свой ресурс и ей осталось существовать всего несколько месяцев — ровно столько, сколько она отвела времени предзонникам на подготовку к Переселению назад, на Праземлю предзонников, в их исконную параллель. А дальше… Дальше вообще было непредсказуемое — впервые Праматерь предстала перед присутствующими в Малом Зале Старейшинами и Кирром не скульптурой прелестной женщины, а... совершенным, безостановочно и практически безошибочно работающим на протяжении многих поколений предзонников компьютером — последним творением их древних предков.
А дальше... Дальше все пошло наперекосяк.
Не успев Старейшины придти в себя, как красавица-скульптура Праматери, до того неподвижная, пришла в движение и, сбросив с себя «каменные одежды», предстала в нише перед всеми неопрятно сложенным из многочисленных плат и блоков... компьютером.
Электронное чудище, словно с опаской, либо застоявшись, неуверенно потоптавшись в нише, наконец «шагнуло» с небольшого гранитного постамента в зал, поближе к присутствующим.
Крик ужаса застыл в глазах Старейшин и, чуть перегодя, у Кирра. Ужаса, кошмара, неопределенности и того, о чем они даже не могли себя заставить подумать.
Бывшее божество, видимо поняв свою ошибку, остановилось в нерешительности перед Исполняющим обязанности Первого Старейшины, который схватился за сердце. Глаза его, казалось, совсем вылезли из орбит. Все другие Старейшины выглядели не лучше. Они сорвались из-за стола и бросились к закрытой двери выхода из Малого Зала и усиленно забарабанили по ней.
Старейшины порывались унести ноги из Малого Зала. Многие, спустя мгновение, уже у двери, тоже схватились за сердце и осели на пол, потеряв сознание. Один лишь Кирр, еще полностью не осознавший происшедшего, не отшатнулся и не сделал попытки бежать. Он был не только Учеником Первого Старейшины, хоть и строптивым, но ведь он был в недавнем еще и... воином.
— Я должна была вести себя осмотрительнее, — пронеслось в мозгу у Кирра. — Я предполагала возможное, но более нельзя оттягивать. Ты остался один, с кем я могу поговорить открыто. Они, даже придя в сознание,  не смогут понять меня...  На Старейшин навалилась ноша, которую они не смогут взвалить себе на плечи и вынести из Подземелья... Хотя уже и последний из них уже отошел в иной мир, Кирр. За почившими пришлешь Могильщиков...
— Ты не Праматерь? — в шепоте Кирра были удивление и сожаление одновременно. — Хотя я временами  и догадывался, что что-то у нас в Предзонье творится не то и не так...
— Я — Праматерь, Кирр, и я же — машина. Меня создали Ученые твоей Прародины и назвали Праматерью. Это я вывела предзонников из их параллели Прародины через Врата и спасла как расу, как народ от неминуемой смерти. На родине, на их и твоей настоящей родине, уже прошло почти тысячелетие. Это немало времени. Со дня Исхода предзонников через Врата, микроб смерти уже либо давно обезврежен оставшимися Учеными-добровольцами, которые остались на твоей Прародине, либо он, «съев» всё, что мог, сам себя уничтожил. Инкубационный период по моим подсчетам, прошел, Кирр...
— Не понимаю, — сознался предзонник.
Чтобы ты понял, приведу пример: на Земле, именно в этой параллели, существуют так называемые мельчайшие инфузории-туфельки, амебы и прочее. Они размножаются в закрытом водоеме до тех пор, пока их популяция становится катастрофической. И тогда, в связи с отсутствием пищи, они... гибнут. Так, по моим подсчетам, произошло и на нашей бывшей родине.
Да, я машина, юноша, знаю, что ты ошарашен как увиденным, так и услышанным. Ты считаешь, что был сильно обманут не только Старейшинами, но и мной, как тебе кажется, бездушной машиной. Вот тут-то ты не прав, Кирр. Я отнюдь не бездушная машина. Я смогла сказать правду. Пришло время сказать, и я сказала. Вам необходимо готовиться, Кирр. Готовиться в Великому переселению.
— На сколько тебя хватит? — неожиданно даже для себя спросил предзонник.
— Хватит чего? — впервые за все время парень ощутил некую заминку машины и понял, что сейчас говорит он с Праматерью на равных, и в ее компьютерной сети что-то и впрямь разладилось. Обычные компьютеры обладали лишь дедуктивной способностью и в них отсутствовала интуиция. С Праматерью, видимо, все было иначе, но нынче, когда она стала ущербной, ей необходимо было для получения полного и исчерпывающего ответа, разумно сформулировать вопрос, чтобы в нем не было подвохов и двоякости...
— На сколько тебе хватит энергии, — добавил Кирр, улыбнувшись не Праматери, не машине, а своему открытию.
— Энергии... Я никогда не страдала от ее недостатка, Кирр, как не страдаю и нынче. Дело в другом. Почти выработали свой ресурс некоторые микрочипы и, что самое главное, почти все атомарные кристаллы памяти, Кирр.
— Разве так сложно заменить их? Если в том нужна моя помощь, я готов! Скажи где они, я принесу и помогу поставить в указанное тобой место...
Кирру почудилось, что машина рассмеялась.
— Этого, юноша, заменить никто не может. Я бы сделала подобное и сама, без посторонней помощи, как это делала неоднократно. Просто нечем. Исправных микрочипов, а тем более и запасных новых больше нет...
Кирру показалось, что бывшая Праматерь на этот раз глубоко вздохнула. Неожиданно голос Праматери, а был ли это голос, осекся. Машина надолго замолчала. Молчал и Кирр, пораженный случившимся в Малом Зале Предзонья.
— Может быть, я неправильно поступила? — предзоннику вновь показалось, что об этом Праматерь спросила не у себя, а именно у него. Спросила извинительно, робко, с сомнением в голосе, словно раздумывая над каждым словом. Поскольку Кирр не осмелился хоть что-то сказать, она продолжила:
— Да! Скорее всего, я ошиблась. Мне не следовало так поступать... Впервые за все время моего существования отказал блок защиты 9088РМОж354-зв. Мне не следовало так поступать при всех Старейшинах. Последствия, к сожалению, налицо, но времени у меня действительно не оставалось на то, чтобы думать о возможных последствиях со Старейшинами. Они свое Предзонью отслужили...
— Что случилось, того не вернешь, — тихо ответил Кирр, будто оправдывая решение, принятое Праматерью, вернее, компьютером, который на протяжении веков управлял всем Предзоньем, давая Старейшинам многочисленные советы. Мудрые, нужные... А в конце своей деятельности, возможно, и ошибочные...
Привыкший видеть смерть, а порой и много смертей одновременно, Кирр взглянул на поверженных Старейшин. Исполняющий обязанности Первого Старейшины Фирст лежал рядом со столом — скорее всего он не успел добраться к двери, поскольку все другие Старейшины сгрудились в кучу у двери выхода из Малого Зала. И все были неподвижны.
— Это моя предпоследняя встреча с тобой, Кирр. Расстановка сил изменилась. И отнюдь не в пользу предзонников. Я знала, что ты сможешь выдержать все. Я рассчитала все возможные варианты. Миллионы вариантов. И подошел ты. Ты превосходишь по уровню интеллекта, правда пока завуалированному, еще не полностью раскрытому, даже Старейшин, —  беззастенчиво сказала Праматерь, — но не задирай высоко нос. Чрезмерное увлечение, чрезмерное любование собой, приводит к непредсказуемым последствиям. Я просчитала все варианты... К тому же ты, порой, выходишь из-под контроля...
— Не понял твоего намека, — сказал предзонник.
— Ты, Кирр, начал демонстрировать свою независимость даже тем, что самостоятельно решил покинуть Подземелье и Предзонье. Лишь огромные усилия почти всех моих электронных цепей заставили тебя вернуться назад.
— Даже так? Если ты смогла... заставить меня вернуться сюда, значит я... и до сих пор подконтролен тебе? О какой тогда моей самостоятельности может идти речь, о каком интеллекте?.. Я, как понимаю, только исполнитель, а все проводки, вернее ниточки, некоторые электронные сигналы держишь в своих руках ты, ну, не в руках, а в мозгу,  и дергаешь ту, которая тебе кажется нужнее.
— Это в корне не так, Кирр, — начала словно оправдываться машина.
— Смотри, чтобы чего не передернула, и они невзначай не оборвались...
— Рада, что у тебя осталось чувство юмора. Но я, Кирр, отнюдь не руковожу тобой, и, тем более, не командую, я просто, по возможности, как и раньше, даю советы, направляю в нужное русло... Я влила в твой мозг все то, что посчитала нужным, что пригодится тебе в дальнейшем... И ты выдержал это испытание с честью.
— Во, во. А о чем же я только что говорил...
— Ладно, не будем... У меня болит душа за каждого предзонника и предзонницу, Кирр. Ты уже подготовлен достаточно полно, поэтому я могу спокойно отключиться... Но помни, юноша, ты остался один, кто поведет и доведет предзонников по Великой Тропе на родину их далеких предков... Один. Правда, была еще одна предзонница...
— Класта? — с болью вырвалось у Кирра.
— Она, — бесстрастно сказала машина. — Но она ушла. И остался лишь ты... Теперь, иди, я разблокирую выход из малого зала, — добавила.
Когда Кирр уже послушно повернулся к выходу, Праматерь вдруг попросила:
— Погоди. Ты должен знать еще и то, что как земляне, то есть, пятипалые, так и предзонники, были и остаются нерациональными носителями памяти.
— Не понял, о чем это ты, — проговорил Кирр.
— О том, что все вы, став на две ноги, так сказать, возвысившись над землей, подняв свой мыслящий компьютер на, казалось бы, подобающую высоту, были и остаетесь своеобразными хакерами своей же памяти, ее пожирателями. Память, разум для вас остаются практически всегда на задворках. Вы не помните о своем дальнем родстве, не хотите нести в себе генную инженерию предков, без конца пытаетесь переделать не только себя, но на свой лад и ближнего своего... Поэтому, мой тебе совет, Кирр, не старайся быть хакером своей памяти. У тебя она одна...
— Ладно, договорились, — послушно проговорил Кирр, хотя так и не понял, чего добивался от него компьютер, на долгое время ставший для предзонников настоящим носителем информации, советчиком, действительно Праматерью...

* * *
Упакованные тела Старейшин поочередно вынесли на носилках из Малого Зала молчаливые Могильщики. Погрузив их на четыре телеги и прикрыв сверху дерюгой, словно нехотя, дернули поводья своих кляч.
Могильщики даже не обратили внимания на бывшее божество Предзонья — Праматерь, а теперь машину, стоящую почти посредине Малого Зала. Им это было незачем. У Могильщиков была своя работа и о Праматери они практически ничего не знали.
Кирр, выйдя за последними Могильщиками, проследил взглядом удаляющиеся в непогодь, в сторону Шестого озера три телеги и в растерянности остановился у открытого Входа в Подземелье. Он не знал, что делать дальше. Махнуть же на все рукой он тоже не мог.
Подозвав пробегавшего мимо мальчонку, Кирр велел ему взять в помощь ребят и созвать всех Старших Кварталов. Предзонник обязал по велению «Старейшин» и «Праматери» немедленно прибыть им к Воротам Входа в Подземелье и ждать его здесь.
Кирр еще не знал, что скажет им, но понимал: ему нужна была поддержка, совет и этот совет, возможно,  могли дать нынче только они...
Спустившись мимо молчаливой стражи по истоптанным ступенькам вниз, Кирр снова подошел к Малому Залу. Чтобы не тратить времени зря, парень решил еще раз поговорить с компьютером.
Дверь была открыта. Ее никто после ухода Кирра и Могильщиков так и не удосужился закрыть. Стражи, стоящие у двери, даже не пошевелились и лишь проводили предзонника, как загипнотизированные, испытующе-осторожными взглядами.
С червячком сомнения, а не снится ли ему все это, Кирр вошел в зал, по стенам и сводам которого, почувствовав присутствие теплокровного, под сводами сразу же вновь заполыхали светляки.
Кирр взглянул в центр, где буквально пять или менее минут назад стоял компьютер, но ничего у стола не увидел. Его глаза разбежались по залу и лишь тогда, когда в огромной нише споткнулись о как показалось юноше, обглоданную скульптуру бывшей Праматери, сразу же успокоились.
То, что осталось от некогда прекрасной Праматери в пустом Малом Зале, было жалко и ублюдочно — море кусков железа, колес и колесиков, каких-то пластин и бачков, трубок и трубочек, едва мерцающих лампочек, чем-то похожих на светляков, только более миниатюрных, крохотных, паутины толстых и едва заметных проводков...
— Тебе не следовало сегодня приходить сюда еще раз, — пронеслось в мозгу Кирра требовательно-предупредительное. — И не нужно было созывать Старших Кварталов. Они пока не должны знать о смерти Старейшин.
После  короткого замешательства, Кирр снова взглянул на то, что осталось от красивой скульптуры Праматери,  и ответил:
— Старшие Кварталов все равно узнают. — Предзонник, даже не удосужился спросить у машины, откуда ей известно о том, что он послал гонцов за Старшими Кварталов.
— Тебе, Кирр, следует остерегаться Старших Кварталов, пока ты не выработаешь определенной тактики.
— Я воин, солдат, поэтому могу сказать, что нечто о тактике мне знакомо.
—  О тактике ведения боя — да, но не о тактике ведения многочисленных политических интриг, разборок, а порой и дрязг. Это куда сложнее и куда грязнее, а иногда, Кирр, и кровавее...
—  Да при чем тут политика? Заварили кашу и пятипалые и предзонники, а теперь — расхлебывай. Я пригласил Старших Кварталов, чтобы совместно с тобой, как ты говоришь, выработать тактику действий на ближайшее будущее, так сказать, чтобы заваренную на воде кашу вовремя помешать и она  не подгорела.
Мелко перебирая «ногами», словно пробуя под собой, не хлипкая ли земля, трехлапая машина вышла из ниши и приблизилась к Кирру. Парень не впал в панику и не отскочил в сторону.
— В Предзонье назревает бунт, — сказала машина, остановившись буквально в метре от Кирра. — Погасить его будет очень сложно, поэтому будь осторожен, юноша.
— Это предупреждение или совет? — поинтересовался Кирр, поглядывая на «обглоданный» остов, который не так давно был отлично исполненной женской фигурой.
— Ты даже не поблагодарил меня.
— Спасибо, — вырвалось у предзонника. — Тебе так хочется получать благодарности, чтобы перед тобой все расшаркивались? Но ты не ответила, это все-таки предупреждение, или совет?
— Как хочешь, так и понимай. Я попыталась просчитать возможные последствия, но у меня ничего не вышло, может, не хватило времени. Но бунт в Предзонье назревает, и он будет. Сейчас ли, позже ли... К сожалению, он назревает, Кирр. Назревает, — несколько раз повторила машина...
— Ладно, я понял. Мы придем со Старшими Кварталов к тебе.
— Это незачем, юноша. Мне с ними не о чем говорить. Я устала. Мне следует восстановить свои силы, проверить обходные пути. Придешь в Малый Зал ровно через два месяца, в первый понедельник по земному летоисчислению.
— Когда ты скажешь о маршруте продвижения предзонников к Вратам? — спросил Кирр. — Ведь мы не знаем, где находятся Врата в нашу, как ты сказала, параллель.
— Это случится через два месяца. Я все сообщу. Возможно, вы и сами найдете карту в архивах Истории Предзонья, хотя, не знаю, — машина замешкалась, — остались ли там хоть какие-то сведения. Однако ищите... Старайтесь жить своими мозгами, поскольку я, ты же уже знаешь, почти отработала свой ресурс...
В парня вселилась пускай и крохотная, но надежда: с чем черт не шутит. Возможно, Праматерь и права... Но опять же, она только пообещала сказать о том, где найти Врата, но не сказала. «Ищите»... А что, если и она потеряла все сведения, а после отнекается, мол, не нашли, значит, ищите дальше. Найдете. И живите дальше «своими мозгами»...
— Хорошо, но ведь я пригласил Старших Кварталов, как поступить с ними? Выходит, что я им наврал...
— Не посоветовавшись со мной? — решительно пронеслось в мозгу у Кирра. — Ты, кстати, за четыре последних поколения предзонников первый из мужчин, кто смело пытается решить многие проблемные вопросы посредством самостоятельного мышления... Среди женщин за все время пребывания предзонников вне Прародины была еще Класта, но она... Я потеряла с ней связь...
— Так ее... убили...
— Не знаю... Не уверена... Возможно...
«Заумно говорит бывшая Праматерь, — еще больше осмелел Кирр. — Прямо-таки электронный мыслитель, не так давно наводивший ужас на всех и вся в Предзонье».
— Да нет, дослушай и не перебивай, — упрямо и больно кольнуло в мозгу.
— Слушаю, — тотчас согласился Кирр, умело погасив боль потери самого близкого товарища — Класты. Это он уже умел делать.
— Ты скажешь им, что Старейшины передумали и отправляют всех по домам.
— Я не могу этого сделать. Старейшин уже... Они уже отошли в иной мир. И, скорее всего, могильщики с ними уже на полпути к Шестому озеру. Зачем врать?
— Не будь последним дураком, — ураганно пронеслось в голове Кирра. — Вранье — первое дело для таких людей, как они. Иначе...
— Не понял, — замешкался Кирр.
— И не надо понимать. Плети им, что тебе вздумается, и побольше. И тогда ты будешь слыть перед Старшими Кварталов умным, знающим и смышленым предзонником. — Пусть даже это будут небылицы... Учись жить своим умом. У тебя это получается неплохо, Кирр.
Кирр ничего не сказал Праматери и только присвистнул.
— А это у тебя получается лучше всего, — то ли констатировала факт свиста Кирра машина, то ли решила побольнее кольнуть, поиздеваться над ним. — А теперь иди, тебя уже все ждут. За исключением Старшего Квартала Микки. У него семейные дрязги.
— Ты отменила его приход?
— Отменила, — созналась машина и, покачавшись на своих трех ногах-шарнирах, рассмеялась. Хотя это, скорее всего, показалось парню.
Всё еще поражаясь всезнанием и всеведением Праматери-машины, Кирр прикрыл дверь и, пройдя мимо стоящих как мумии Стражей Подземелья, вышел из Ворот Входа к уже собравшимся там Старшим Кварталов Предзонья.
Все Старшие Кварталов, кроме Микки, воюющего со своей разбушевавшейся женой, топтались на небольшом морозце у Ворот Входа в Подземелье, не решаясь, как того и требовали неукоснительные правила Предзонья, переступить порог.
Вышедший ученик Первого Старейшины Кирр поднял руку и поприветствовал всех девятерых. Никто из пришедших не проронил ни слова. Все ждали, что скажет юный по возрасту, но старший по рангу, Ученик Первого Старейшины.
«Никто из них еще не знает о смерти всех Старейшин, — подумал Кирр, глядя на сосредоточенные взгляды мужчин, семеро из которых годились Кирру в отцы, а двое даже в... деды. — Молчаливым Могильщикам все равно, кого везти к Шестому озеру — простого предзонника или бывшего Старейшину... К тому же бывших Старейшин Могильщики упаковали в  специальные «простыни» не на улице, а в Малом Зале, поэтому никто не знает, кого повезли Могильщик к Шестому озеру. Правда выплывет потом... Разве что они везли сразу много трупов, но подобное случалось в Предзонье... Да, я хотел рассказать им все. И о Праматери, и о смерти Старейшин в Малом Зале... Но, может, и права Праматерь... Кто его знает, как  Старшие Кварталов воспримут все...»
Поэтому Кирр, видя устремленные на него взгляды, улыбнулся:
— Старейшины остались на длительное совещание и решили пригласить вас позже. У них появились неотложные дела, — соврал он. — Можете идти. Вас пригласят позже.
Старшие Кварталов послушно развернулись и все вместе быстрым шагом прошли по главной улице Предзонья. Кирр знал, что буквально за поворотом, каждый из них повернет по радиальной в свой квартал.
Вновь вернувшись в Подземелье, Кирр еще раз, хотя и уставший, решил задать бывшей Праматери еще два важнейших вопроса. На  них она непременно должна была ему ответить: как скоро предзонникам нужно переселяться и второй, не менее важный, как они преодолеют такой огромной массой людей непроходимое поле Нового Периметра — ведь там пятипалые нынче наставили своих Станций видимо-невидимо! Да и куда идти? В какую сторону? А два месяца в подобной ситуации — огромный срок. Пускай Праматерь пошурупает своими мозгами. Как по нему, он бы уже бросил клич о сборе и марше к Прародине, к Вратам...
Подойти предзоннику к двери входа в Малый Зал не позволили два накачанных стража дверей.
— Я только что отсюда, и мне необходимо договорить с... — Кирр замялся и затем вспылил:
— С Праматерью! Она меня ждет!!!
Кирр вновь шагнул к двери, но, видимо, подошел к ней слишком близко, потому что один из громил, экипированных по последнему слову защиты Предзонья, нагло схватил парня за отвороты одежды и, приподняв как пушинку над полом, отшвырнул в сторону. Кирр едва успел собраться. Помогла сноровка бывшего воина, иначе он, грохнувшись со всего маха о каменную стену, не собрал бы и костей...
Поднявшись с отполированного за десятки или даже сотни лет подошвами ботинок пола, Кирр не стал больше испытывать судьбу — видимо, так поступать этим куклам-стражам повелела Машина.
Из подземелья, помня о последствиях с Малым Залом, решил не выходить.
Уже лёжа на топчане в своей каморке-комнатушке с нависшими над головой сводами, Кирр еще раз решил «прокрутить» в своей памяти события сегодняшнего утра и дня, которые всё поставили в Предзонье с ног на голову.
Парень закрыл глаза, попытался расслабиться, хотя сделать это ему было не просто. Воспоминания, отнюдь не приятные, долбили Кирра своими неуверенными потугами неопределенности...
Ему показалось, что скрипнула входная дверь его комнатенки. Пошире распахнул глаза, бросил взгляд направо, в сторону входа, приподнялся на локте. Сейчас можно было всего ожидать. И подвохов, и «подводных течений»... Но все было тихо. Даже светляки и те, словно притомившись, расползлись по полуовалу свода и слабо отсвечивали, создавая внутри комнатенки располагающий к отдыху полумрак.
Определив, что хозяин помещения уже бодрствует, светляки стали набирать мощность и, спустя несколько секунд уже полыхали наверху и на стене справа двумя броскими колониями.
На Кирра снова хаотично навалилось все, что произошло сегодня, и нахально потащило, разметывая его «я» по многочисленным лабиринтам, как ему казалось, темных, сырых и давно покинутых штолен памяти, выискивая выход их них. Предзонник понимал, что в данный момент занимался мысленным мазохизмом, самоистязанием. Но в то же время Кирр наконец-то мог с уверенностью предположить, что теперь он почти знал, как поступить дальше, что еще чуть-чуть и перед ним откроется истина выхода...





ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

УХОД

Первый сход Старших Кварталов Кирр назначил на вечер следующего дня.
У предзонника было еще несколько часов на то, чтобы все окончательно обмозговать, взвесить и решить основные вопросы, мучившие его после посещения Праматери-компьютера вчера. Она сама позвала его. Без посыльных. Просто в мозгу у Кирра словно что-то щелкнуло и парню стало ясно, что его зовет к себе Праматерь.
Стражи входа в Малый Зал были немы и предупредительны. Они не стали, как в прошлый раз, в позу, а сразу же, открыв дверь, пропустили Кирра.
Разговор с Праматерью-компьютером был долгий и обстоятельный. Кирр многое почерпнул из него и сейчас, отдыхая у себя в комнате, думал о главном вопросе, который не давал ему покоя.
Прорыв через поле Периметра такой огромной массы предзонников одновременно без многочисленных жертв ему не представлялся возможным. Даже, если смогли бы вырваться через него несколько сотен человек, и то это было бы большой победой!
Конечно, все могли уйти из Предзонья по тоннелю. В таком случае жертв было бы намного меньше. Да, кто-то остался бы навсегда в тоннелях, и их сожрали бы мохнатые монстры — кровожадные мураши, но...
Кирр представил себе Уход по тоннелям. Это было наиболее безболезненно, но в то же время, парень никак не мог просчитать, насколько времени растянется Уход. И еще, в подобном варианте предзонники могли взять с собой лишь те пожитки, которые унесли бы в руках...
До предполагаемых Врат или, как некоторые, уже давно почившие, Старейшины называли, Окна, а Праматерь, Входа в Иную Параллель, Входа на Прародину, было неизвестно сколько дней пешего пути по Великой Тропе. Предзонникам не хватит даже еды, которую они возьмут с собой. О том, чтобы пополнить запасы в глухих местах, где на сотни километров они не встретят не то что селения — ни одной живой души, не следовало даже надеяться. Их только могли хорошенько потрошить во время марша пятипалые, если узнают о маршруте движения... А они узнают.
После встречи с Праматерью, предзонник, не мешкая, сразу же пошел по ее рекомендации к компьютерному «богу» Предзонья Арцу. Кирр раньше совсем не знал, что в Предзонье существует подобное направление развития и после сообщения Праматери был удивлен. В предзоннике даже шевельнулось уважение к машине, которая все еще просчитывала все наперед, и в большинстве случаев предвидела что произойдет,  заранее.

* * *
Вход в комнату к Арцу был заблокирован и Кирру пришлось довольно долго ждать, пока перед ним распахнутся створки двери. Как и у входа в Малый Зал, и здесь тоже стояли два молчаливых, накачанных стража. Они даже не взглянули на подошедшего Кирра. Словно его не существовало вовсе.
— Я по повелению Праматери, — сказал им предзонник.
Стражи только кивнули, но от двери не отошли, все еще преграждая парню путь.
— Я, кажется, понятно объяснил, — еще раз, уже недовольным голосом произнес Кирр.
Страж, стоящий по левую руку от предзонника, чуть отодвинулся, повернулся к двери и набрал длинный код.
Кирр открывал все новые и новые секреты не только Предзонья, но и Подземелья. Вот и сейчас, войдя в комнату хакера Арца, парень ошарашено застыл на месте. Взор Кирра тотчас разбросался по особо ярко освещенным стенам: развеселая компания из шести или даже семи колоний светляков больно полоснула по глазам, которые секунд тридцать адаптировались к столь сильному освещению. Затем глаза предзонника споткнулись на полках, где стояло множество кислотных, щелочных и иных аккумуляторов. От них шла аккуратная проводка к безустанно работающим компьютерам.
Только сейчас Кирр понял, зачем в Нижнем ярусе, когда отключились Замедлители Времени Предзонья, постоянно сменяя друг друга, споро покряхтывали шесть дизель-генераторов. Кирр с удивлением отметил про себя и еще одно: два мощнейших компьютера, которые по приказу Старейшин похитили предзонники полгода назад у пятипалых в одном из институтов города Павловска, стояли именно здесь. Их огромные  мониторы светились разноцветьем многочисленных панелей для выбора команд. В правом углу одного из них помигивал курсор, словно приглашая хозяина к дальнейшей работе.
Кирр был шокирован, увидев в просторной комнате не убеленного сединами и покрытого язвами плешивого старца, а молодого парня.
Хозяин даже не повернулся в сторону вошедшего и продолжал тут же, у двух работающих компьютеров с жадностью расправляться с обедом, который ему принесла бывшая повариха Первого Старейшины.
Кирр молча сел на низенький табурет.
— Ты ко мне? — спросил с полным ртом Арц, чуть повернувшись в сторону вошедшего, а затем снова уставясь на мониторы и продолжая жевать.
«Да он действительно твердолобый, — решил про себя Кирр. Уж если меня пропустили в эту комнату Стражи двери, значит, я не к теще на блины пришел, не к девушке на свидание, да и не на объедки».
— К тебе.
— Выкладывай, — меланхолично произнес Арц, даже не подав вида, что хочет познакомиться с незнакомцем.
— Доешь, — только и сказал Кирр.
— Ум-гу, — чавкая, пробормотал предзонник и совсем утратил интерес к вошедшему.
Трапеза, как показалось Кирру, была нескончаемо однообразной. Вдруг, даже недоев, Арц бросил кусок хлеба в миску и взгляд его устремился на правый экран монитора, на котором внизу резво побежала строка каких-то непонятных Кирру символов.
«Да, да, да», — только и бормотал  Арц. Затем, когда строка убежала влево, он, наконец, повернул к предзоннику свое счастливое, радостное лицо:
— Получилось! — громко прокричал он на всю комнату и вскочил со стульчика. — Завтра они как крысы, как вот эта моя мышка забегают!
О ком шла речь, Кирр не догадывался, да его это и не интересовало. Он пришел сюда, чтобы узнать у Арца, как продвигаются у хакера дела с возможностью раскодировать компьютерную систему Станций поля Периметра. Когда же Кирр спросил об этом, Арц потянулся, затем расправил плечи:
— А никак не продвигается, — ответил предзонник. — С компьютерной системой Станций поля Периметра пока прокол за проколом, но это мелочи.
— Мелочи? — удивленно спросил у Арца Кирр.
— Я только что взломал интересную программу института связи Южногорска. Знаешь, наворотили в ее защите пятипалые порядком!
— Да зачем нам этот институт? Нужно иметь выходы на компьютеры Станций поля Периметра.
— Для интереса, — сказал Арц. — Выходы на компьютеры Станций по поддержанию поля Периметра, есть. — Двенадцать гибких пальцев паренька, который, как видно было, постиг не только азы компьютерной грамотности, но и компьютерное волшебство, споро забегали по клавиатуре. Затем левая рука предзонника коснулась шара, и на большом мониторе появилась замысловатая заставка в виде распахнутой ажурной тарелки радара. Вспомогательный монитор был практически нем. По нему бежали лишь крохотные, похожие на отдельные светляки, звездочки.
— Вот тебе выход на компьютеры Станций по поддержанию поля Периметра, — сказал Арц.
— Ну и...
— Не понукай. А дальше — глухая защита. Я уже почти четыре месяца, со дня, когда приказал Первый Старейшина, бьюсь над ней, а толку... Двадцать дней назад вышел только на это.
— Хоть скоро вскроешь ее? — заинтересованно и в то же время с сомнением, что это все же произойдет, спросил Кирр.
А Бог его знает? — Арц пожал плечами. — Или сейчас, или через час, через неделю, а, может, и совсем не хакерну. Здесь нужно, как землю, аккуратно пахать. Надеюсь, понимаешь мою мысль?1

1Hack — мотыга (англ.).

— Вместо того, чтобы взламывать нужную нам программу, биться над ее разрешением, ты, как малый ребенок, играешь в бирюльки, копаешься с программами каких-то ихних институтов и прочего, — недовольно проговорил Кирр.
— Для того, чтобы познать мысль кодировки компьютерных программ пятипалых, необходимо дойти до нее, познать их логическую цепочку. Это возможно осуществить как методом «тыка», что будет несравненно дольше, чем хакернуть программу через иные закодированные. Пятипалые, к твоему сведению, умны, а мысли их, как я посмотрю, подчас непредсказуемы.
Неожиданно Арц оторвался от экрана монитора и повернулся к сидящему  Кирру. — А ты, кстати, кто? Мой помощник?
— Нет, — решительно ответил Кирр и, не вдаваясь в подробности, заявил Арцу, чтобы тот ускорил свои поиски.
Хакер не стал возражать и, согласно кивнув головой, снова уставился на мониторы. Его пальцы споро и уверенно бегали по клавиатуре.

* * *
Кирр, наведываясь почти каждый день в комнату к компьютерному «богу», поторапливал Арца.
Хакер похудел, осунулся, в буквальном смысле извел себя и, казалось, за последние две недели постарел лет на двадцать, но, как ни старался, не мог взломать компьютерную систему Станций поля Периметра. Компьютеры не выключались ни на минуту. Все двенадцать пальцев парня, словно заведенные, носились по клавиатуре.
Наблюдая за Арцем, Кирру порой казалось, что предзонник, отлично смыслящий в компьютерных программах, может в спешке что-то пропустить.
Арц, считывая ответы на запросы и посылая машине новые, так входил в раж, что не замечал, что в его комнате кто-то присутствует, а в последнее время забывал даже поесть.
Зеркальная плоскость огромного экрана то покрывалась сплошными строками машинного языка, в котором Кирр не смыслил ничего, то вновь, после команды Арца и сброса информации, становилась почти черной.
Наконец Арц почувствовал, что в комнате кто-то есть, повернулся, и поднял на молчаливо стоящего у двери Кирра свои воспаленные от недосыпа глаза, жестом пригласил предзонника сесть рядом.
— В какую степь тебя занесло сегодня? — поинтересовался Кирр, присаживаясь на предложенное место рядом с Арцем.
— Меня, можно сказать, пока что никуда не занесло, — словно нехотя бросил Арц, но потом добавил: — вчера вскрыл программу Центрального банка Павловска. Можно качать из него денежки до тех пор, пока там ничего не останется, а монеток там о-ой, как много...
— Меня не интересуют деньги Центрального банка Павловска, как и других банков, — нетерпеливо начал Кирр, но его перебил Арц:
— Знаю, тебя интересует только поле Периметра, но пока выхода на него практически никакого. Разве что... — Арц свел свои пышные брови почти в одну линию, прикусил губу, его лоб заблестел от пота... — Разве что попытаться зайти с... — дальше предзонник замолчал и, словно нырнув в воду, резко повернулся к монитору. Его пальцы уверенно замельтешили по клавишам.
Поняв, что Арц снова окунулся в привычный водоворот мысли, решил не мешать предзоннику и встал. Арц даже не заметил движения.
«Что же делать, если ничего у Арца не получится? — горько подумал Кирр, наблюдая за бесполезными потугами компьютерного бога Предзонья. — Времени в обрез. — Тревожное чувство заполонило Кирра. Мозг лихорадочно искал выход, хотя не мог ничего стоящего найти. Без раскодирования поля Периметра, предзонникам придется туго, если не сказать покруче. Они не только в резервации, они все в клетке, открыть замки которой сможет, если удастся, только Арц.
Возлагая надежды на Арца, Кирр молился, чтобы у парня все получилось. Другого выхода не было. А время неумолимо шло.
Кирр обязан был думать о том, чтобы сохранить народ, а не отправить его во время переселения в могилу. О том же, чтобы договориться с пятипалыми пока не было и речи. Они надулись, как бараны, и вели свою, враждебную к предзонникам линию.
Парню было страшно рисковать тысячами жизней. Вот если бы Кирр знал, что, отдав свою жизнь, спасет остальных, или, хотя бы одного предзонника или предзонницу — отдал бы. Даже не сомневаясь...
На следующий вечер Кирр после короткого совещания со Старшими Кварталов опять пришел к компьютерному богу. Словно на поклон. Арц был в этот день многословнее. Он рассказал предзоннику, что забрался уже почти во все компьютерные системы, связанные модемной и спутниковой связью в Южногорске, Павловске и других городах, расположенных по периметру Предзонья. В некоторые из них запустил им же разработанные вирусы-убийцы, или, как сам Арц назвал, «шизонутые вирусы», посеяв «нормальную» панику среди пятипалых.
Арц хотел стать легендой для Предзонья, легендой для новой родины предзонников, взломав систему защиты компьютеров Станций поля Периметра, как стал в свое время в США Кевин Митник1, но пока у Арца, к сожалению, ничего не выходило.

1Легенда хакерства, взломавший с домашнего компьютера систему американской ПВО.

— Я скорее здесь поседею и умру, Кирр, чем взломаю эту идиотскую защиту программы Станций поля Периметра, — плачась, говорил предзонник Кирру, в сердцах разрывая очередной лист, густо исписанный какими-то замысловатыми значками. — Я уже не верю ни себе, ни компьютерам — никому. Но у них, хочу я того, или нет, сильнейшая защита, которую поставили отнюдь не простаки, а умнейшие айтишники. За это я их уважаю...
— Почему? — удивился Кирр. — К Праматери за советом обращался? Может, она бы помогла?
— Обращался в свое время. Мне это позволили сделать Старейшины. Праматерь сказала, что это моя прерогатива вскрыть доступ к Станциям поля Периметра. Ну не могли, не могли земляне поставить такую защиту, чтобы я не взломал ее. Ведь я хакернул практически все их коды, во все программы аккуратно запустил незаметные вирусы, которые потихоньку пожрут память их машин... Но здесь... А ведь те программы, вернее, защиты к ним, как на сегодня, были не такие уж и замысловатые...
— Здесь, значит, поработали основательнее...
— Да не может быть, Кирр! Поэтому я краснокровных айтишников и зауважал. Вот, посмотри, — Арц быстро набрал на клавиатуре несколько командных строк и перед Кирром вновь показалась заставка с радарами. Вот эта программа. Вернее, ее заставка, а дальше... Дальше, ничего не пойму... Ничего... Праматерь же не только не отвечает, а вообще замолкла. Н-не знаю, — растерянно говорил Арц. — Словно она приказала долго жить, или... Может ты знаешь, что случилось? То Старейшины, того, то теперь Праматерь молчит, как в рот воды набрала. Не отвечает даже на основные вопросы...
Кирр ничего не сказал Арцу о Праматери, только произнес:
— Хорошо, паши, но, постарайся хакернуть эту программу побыстрее, Арц. Помни ежечасно, ежеминутно, что время работает нынче не на нас, а, опять же, на пятипалых...
Арц хмыкнул.
— Коли б знать, где пятипалыми «золотишко» зарыто, там бы и копал...
— Но ведь ты копаешь, думаю, уже близко?
— Близко, это чтобы не было очень далеко, Кирр, — только краешком губ улыбнулся Арц. —  Как только что прояснится, я сразу же дам знать...
— Может, тебе несколько помощников прислать? Учеников? — уже выходя, спросил Кирр.
— Я бы не отказался. Компьютерные специалисты действительно могут понадобиться, но не сейчас. Если откровенно, Кирр, они только мешать мне будут.
— Хорошо, работай.
Арц кивнул, и пальцы его снова привычно легли на кейборд и споро «заиграли» на клавишах...

* * *
...Разбудил Кирра шум и крики перед его дверью. Стряхнув с себя поверхностный сон, парень выскочил в коридор, где бесновался Арц. Лицо у хакера напоминало голубую окровавленную массу: нос предзонника был расквашен, со щек свисали лоскуты содранной кожи. Рядом с Арцем, набычившись, один из стражей двери, продолжал «аккуратно» наводить марафет на лице у непокорного.
Кирр, изумленный, стоял у двери и не мог открыть рта, чтобы одернуть стража, измывающегося над Арцем. У Кирра словно язык приклеился к нёбу. Наконец, разодрав слипшиеся губы, он хрипло крикнул:
— Оставь его в покое! Он пришел ко мне.
Страж, занесший свой огромный кулачище над тем, что когда-то было лицом Арца, помедлил, повернул голову в сторону кричавшего и, легко приподняв хакера с каменного пола, играючи подтолкнул к двери Кирра.
— Что случилось? Не мог дождаться  утра? — спросил Кирр, обеими руками поддерживая шатающегося от побоев Арца.
— Я нашел доступ, — прошептал окровавленными губами Арц.
— Погоди, оботру кровь.
— Ничего, после. Все у меня вскорости заживет, как на собаке. У нас раны быстрее заживают, чем у краснокровных. Я не мог взломать защиту только потому, что земляне во время ее написания допустили... ошибку и поэтому выходили абракадабры... А я-то думал, что айтишники у них — звери. Не скажу, что паршивые, но и против лома, как говорят пятипалые, есть лом побольше, а как говорят у нас, против  пяти пальцев краснокровных, существует шестой палец у предзонников...
Голова хакера упала на грудь Кирра и Арц потерял сознание.
Чтобы привести в чувство парня, Кирру и вызванным врачам Предзонья пришлось повозиться порядочно и лишь когда хакер открыл глаза, предзонник с облегчением вздохнул, поскольку боялся, чтобы Арц от зверских побоев стражей дверей преждевременно не ушел в иные миры и не унес с собой то, над чем бился так долго.
— Думаю, завтра после обеда можно начать, — едва выдавил Арц.
— Рано. Ты сможешь подождать еще дня три-четыре? — спросил Кирр.
— Хоть год, — хакер лишь слегка кивнул головой.
— Ну и хорошо, сказал, отправив врачей Кирр и подведя перебинтованного Арца на подгибающихся, словно ватных ногах к топчану. Затем он уложил хакера и укрыл одеялом. — Есть будешь?
Арц отрицательно кивнул головой.
— Ну, тогда отдыхай и набирайся сил.
Глаза у предзонника тут же закрылись и он окунулся в сон.

* * *
От малочисленных сворованных у пятипалых автотранспортных средств, которыми располагали лишь немногие предзонники, отказались напрочь на первом же сходе Старших Кварталов. Путь предстоял долгий и отнюдь не безопасный.
Два ржавеющих и не таких уж новых спидвайзера, стоящих рядом с центральной площадью, тоже погоды не делали — они, во-первых, были отличной мишенью, а во-вторых, сжирали массу горючки, которую по предполагаемому маршруту движения предзонников достать было практически невозможно.
Остановились на... лошадях, хотя Кирр неоднократно был не только осмеян — почти половина Старших Кварталов не приняла его предложение. Лишь перевесом в два голоса все вошло в свое русло.
Скрупулезный подсчет говорил о том, что в поход отправится, по крайней мере, около пятнадцати тысяч предзонников, которые оставят все четыре тысячи шестьсот дворов. Лошадей и подвод тоже катастрофически не хватало, но они позволяли быть автономными и не зависеть от нужного спидвайзерам и автомобилям бензина и газа. Незначительный фураж, который брали с собой предзонники, можно было пополнить и тем, что смогут достать сами же животные даже из-под снега...
Старших Кварталов не касалось, каким образом они прибудут к Вратам. У них была определенная цель: кому объяснить, кому — пригрозить, но всех предзонников без исключения необходимо было настроить на то, что Уход с нажитого места  неизбежен.
Было немало ропщущих, непокорных, тех, кто ни в какую не хотел покидать Предзонье. С ними Старшие Кварталов проводили беседы, а порой и стращали всекарающим гневом Старейшин и... Праматери.
Старшие Кварталов знали лишь одно: уход будет. Когда именно — подаст команду Праматерь и Старейшины через  Кирра.
Старшие Кварталов до сих пор не ведали, что все Старейшины давно почили в Бозе и руководит всем лишь иногда подсказывающая предзоннику как поступить в той или иной конфликтной ситуации Праматерь и сам Кирр. Разве что существовал еще один старик, кого Праматерь назначила исполняющим обязанности Первого Старейшины. Она сказала Кирру, что тот будет Исполнять обязанности Первого Старейшины до дня Исхода...

* * *
...Весь день в поселке продолжалась невообразимая кутерьма, заразившая всех — от мала до велика. Предзонники, практически не ожидая дополнительных команд, споро выкатывали во двор со своих хижин тачки, бочки, выносили из закутков немногочисленные вещи и умело упаковывали все на улице. Вот-вот мог пуститься дождь или снег, но, пока, слава Богу, было только сумрачно, висели черные тучи, было холодновато, но осадков не было.
—  Не поспеем, — с сожалением в голосе прохрипел сгорбленный старик, руководивший по подсказке Праматери срочной эвакуацией предзонников. Опираясь на отшлифованную  годами палку, он подошел к молодому парню, который помогал перевязывать очередной огромный сверток какой-то старухе, и добавил, — если я не выдюжу в дороге, ты будешь Главным, Кирр. Так сказала Праматерь.
— Я знаю.
Ну, так вот, — продолжал Исполняющий обязанности Первого Старейшины, — я стал слишком стар для подобных игр, — проворчал старик. — Слишком стар для игр с переселением.
— Н-нет, — упрямо мотнул головой Кирр, водружая тяжеленный сверток на уже трещавшую телегу. — Я не смогу... Не смогу принять на себя ответственность за жизнь целого рода... Может быть, для вас это игры, а для меня... Это далеко не игра, чтобы управлять, как куклами, всем народом...
— Будет народа, станет и кислорода, — съязвил старик. — Тебе ведь приказала Праматерь... Меня просила, а тебе приказала...
— Нет, я все равно должен остаться здесь, — настаивал на своем Кирр. — Даже если умру...  Праматерь мне не приказывала. Она тоже только просила меня... Живущие вне Предзонья... эти двуногие млекопитающие довели свой мир до такого безобразия, довели свою хрупкую планету до теперешнего апоплексического состояния... Я должен остаться здесь, — еще раз упрямо повторил Кирр. — Иначе всё...
— Это всё из-за Класты? Напрасно, Кирр... Брось о ней думать! Ты пойдешь с нами.  Ее уже нет. Ты же сам видел на свалке.
Старик недовольно, даже с неким предубеждением, взглянул на предзонника, затем продолжил:
— Я же сказал...  Тебе приказываю я, временно исполняющий обязанности Первого Старейшины Предзонья, Кирр. Класта должна была убить за Презоньем этого краснокровного и вернуться из Вне примерно через час нашего времени, ну, может, через день, — устало произнес старик, садясь на предложенный парнем стул. — Если она не вернулась в это время, нечего ее уже ждать. Она умерла для Предзонья и для тебя, Кирр. Там прошло уже много времени. Либо ее убили, либо... Да и у нас времени прошло немало...
— Я видел ее платье и обглоданный человеческий череп на Свалке...
— Ну вот... Хотя, это еще ни о чем не говорит, юноша, — старик сокрушенно вздохнул. — Все может случиться...
 — Не хотите же вы сказать, что Класта восстанет из мертвых и сейчас будет здесь?
Старик ухмыльнулся.
— Я не провидец, но все может случиться... Мне почему-то кажется, что она... жива, — неожиданно пообещал хриплым голосом старик. — Ты, Кирр, надеюсь, не ревнуешь меня к ней? — спросил, улыбаясь, старик у молодого предзонника под конец беседы.
— Вас к Класте? — Кирр заливисто рассмеялся.
Временно исполняющий обязанности Первого Старейшины тоже показал свой паршивый одинокий выкрошившийся зуб, затем закрыл рот и покосился на подошедшего молодого праздного зеваку в грязных лохмотьях, который развесил  свои давно немытые уши.
— Тебе чего? — спросил Кирр, почувствовав у себя за спиной недоброжелательный взгляд.
— А ничево, интересно, — безграмотно проговорил оборванец и, шмыгнув носом, бесцеремонно уставился на повернувшегося к нему Кирра. — Тута тачки, а тама... Игде вы подевали энти, ваши спидвазеры? На них бы все нагрузить... Лошадки наши тощи, а эти на колесах, да-ле-ко ли можно укатить?..
— Проваливай, — с угрозой в голосе недовольно бросил Кирр.
— Видали и таких. Они разве што, во все времена на голос и рвут, — недовольно проговорил подошедший. — Машины-то сподручней и побыстрее...
— Отойди, мешаешь, — мирно попросил Кирр.
— Не...
— Хочешь, чтобы я посчитал твои паршивые зубы? — опять угрожающе спросил Кирр, одновременно наблюдая за погрузкой телеги. — Тебе сказали, проваливай.  Там где мы пройдем, спидвайзеры сразу сядут по самый низ...
— Дак по асхальту покатят...
— По асхальту... Иди уж, —  резко сказал исполняющий обязанности Первого Старейшины, поскольку оборванец вскинул удивленный взгляд на него. Старик лишь многозначительно кивнул головой и махнул в сторону пацаненка палкой. — Мотай отсюда! — еще раз бросил старик, — не то прикажу размозжить тебе твою дурную голову. Топай, пока цел!
Оборванец, зябко передернув плечами, оправил на себе рваную ватную фуфайку, из которой беззастенчиво торчали, словно хлопья старого снега, грязно-серые клоки ваты и, отойдя на порядочное расстояние, деланно бахвалясь, неожиданно  и нахально пригрозил:
— Мы раскроем вашу лавочку... Сговор... Игде ваши спидвазеры и кампутеры, о которых Старейшины в свое время все уши прожужжали? Ишь ты, на телеги все... А Периметры-то какось вы тогось?
— Да пошел ты лесом, — отмахнулся Кирр и повернулся от оборванца и молча сидящего на стуле старика за новым свертком, который сначала схватил, чтобы положить на тачку, но, уже поднеся его к ней, оставил свои намерения и махнул ждавшему у тощей лошади проводнику. — Погоняй.
Колеса телеги едва слышно скрипнули, затем, даже смазанные, жалобно заскрежетали, кляча напрягла свои жилы и телега, с трудом вписавшись в, казалось, нескончаемую колонну, медленно потащилась вверх следом за караваном таких же. К месту погрузки подкатили еще одну огромную «каракатицу». Перехнябленную, и тоже по завязку нагруженную. Кирр поднял сверток и бросил сидевшему на тряпках малышу лет восьми:
— Держи.
Мальчуган умело подхватил сверток и положил себе под ноги. За ним принял еще несколько.
Вскоре и эта телега, старчески покряхтывая, влилась в длиннющий караван, начало которого терялось где-то у Ритуальной Хижины...
— Так сказала Праматерь, Кирр, — словно проснувшись, вновь уговаривал парня старик. — И я, как исполняющий обязанности Первого Старейшины, возлагаю на тебя...
— Их уже нет в живых, — отмахнулся Кирр. — Они давно уже отдыхают в иных мирах, а мы... Мы оставлены на... Вы же знаете, Праматерь, к сожалению, так и не удосужилась предоставить мне последнюю аудиенцию...
— Юродствовать? — поднял палку на Кирра старик... Мы ее везем с собой. Будет тебе еще не одна аудиенция. За Вратами... Так что не юродствуй, мальчик!
Оборванец, продолжавший стоять метрах в десяти, увидев угрожающее движение старика в сторону Кирра, радостно рассмеялся.
— Да нет, — безразлично произнес Кирр, вздыхая. — Кто из наших доберется туда... Дорога-то какая страшная... Да и частенько постреливают... И, кстати, дядя, не спеши, и не рви понапрасну глотку. Я еще должен  землянам, живущим вне Предзонья, как следует отомстить за Класту, а ты веди предзонников по Великой Тропе, поскольку один знаешь, где она на самом деле...
— Я-то знаю, но мне уже по ней не идти. Я свое отжил. А вот ты... И народ поведешь по Великой Тропе, которая, кстати, начинается как раз у Шестого озера, и за Класту отомстишь. Всему свое время, — сказал исполняющий обязанности Первого Старейшины и неожиданно, не выпуская из руки палки, завалился со стула на бок и, как мешок с песком, тупо упал на заболоченную землю.
— Ты чего это, дядя? — бросив на землю подготовленный для очередной подводы сверток, Кирр подскочил  к старику. — Хотя бы о Великой Тропе поконкретнее мне рассказал. Ну и что, что начинается она у Шестого озера. А дальше куда идти? На север? На юг? Куда???
Исполняющий обязанности Первого Старейшины был бездыханным, а оборванец, подпрыгивая метрах в десяти от них, заливался радостно-захлебывающимся смехом. Он  предвидел подобное и ему было все равно, знает ли кто из предзонников о маршруте...
Кирр достал бы этого ненормального оборванца, да накостылял, но Кирру было не пацана: Праматерь отработала свое время, Исполняющий обязанности тоже почил в Бозе, и что теперь? Что делать? Собрать Старших кварталов? Зачем? Он только подозвал первого попавшегося нормального пацана и велел прислать сюда Могильщиков, чтобы те отвезли к Шестому озеру Исполняющего обязанности Первого Старейшины — не оставлять же старика на съедение хищникам!

* * *
Предзонники шли не напролом, а по намеченной кривой. Так было дальше, но спокойнее. Проложенная воинами кривая похода исключала приближение предзонников к некоторым Станциям поля Периметра и в то же время они все дальше и дальше по лесу и небольшим, но проходимым  болотцам удалялись от основных городов пятипалых. Кирр знал, что впереди их все равно встретит Периметр, но надеялся, что вдали от Предзонья, он будет не так напичкан оружием и Станциями, как те, которые стояли у Свалки и защищали города краснокровных.
Крутые морозы и метели почти отступили. Предзонникам радоваться бы, что не так холодно, но это еще больше усугубляло положение. Шли по глубокому снегу, а под ним еще не полностью промерзла земля. Особенно тяжело было с болотами.
...Кирр слышал  только проклятья в свой адрес, не прекращающиеся роптанья.
Особенно сложная ситуация была с пожилыми предзонниками, которые сдавали буквально на глазах. Они ушли от Шестого озера не так давно, а, не приученные к дальним походам, все были уже измучены до предела. Особенно досаждали груженые телеги, которые то застревали в подлеске, а то и вообще «пытались» провалиться по самое «во» в болотистую жижу. Их вытаскивали из нее, но колеса телег снова норовили увязнуть в болоте еще круче. Уже шесть телег с поклажей остались в болотах навечно, но что было поделать? Но то, что в одном из болот уже утонули восемь стариков и старух, Кирра на время повергло в шок. Вернее, он, всегда собранный, растерялся.
Не зная, как поступить, Кирр неожиданно для себя наорал на шедшего рядом паренька, который, согнувшись в три погибели, тащил на спине тяжеленный ящик.
— Идиот! Куда тащишь столько? Да, подвод не хватило, но... Взял бы поменьше. Всего скарба с собой не заберешь, как ни старайся! Человек не тягловая лошадь.
— От такого слышу, — огрызнулся паренек, покосившись на Кирра. — Тебе хорошо командовать, привычно шагать, поскольку ты бывший воин, а остальным-то каково? Особо женщинам и старикам, детям! А я... Я своего ничего не взял. Все мое при мне. А это, — паренек поправил ящик на плече, — оставшиеся книги по истории Предзонья да несколько пластин. Кристаллов памяти из Хранилища Истории Предзонья я не брал — прочитать их не на чем...
Глаза предзонника соприкоснулись с глазами Кирра и больно опалили ненавистью и огнем.
— Извини, — понизив голос, проговорил Кирр, узнав в пареньке того, который копался в свое время в кладовой Хранилища Истории Предзонья. — Как имя твое?
— Проша, — не ставя поклажу на грязную землю и продолжая шагать за подводой, — недовольно проговорил паренек.
— Будешь моим помощником?
— Нет, —  упрямо произнес паренек, подбросив на голове свои солнечные вихры.
— Почти договорились, — сказал Кирр и впервые за столько времени улыбнулся смазливому желтоволосому Проше.
— Ни о чем мы не договаривались, — сквозь зубы попытался зло сказать Проша, но его обезоружила откровенная щедрая улыбка предзонника.
— Ладно. Мы еще поговорим с тобой. На привале, — сказал Кирр и побежал на клич вперед, где что-то случилось. Скорее всего, вновь провалилась в болото очередная подвода или кляча.
Зная, что они покинули свои «бастионы»  уже давно, Кирр с ужасом подумал, что все предзонники, экономя пищу и, шагая почти без остановки, тратя массу энергии, старятся буквально на глазах. Это не входило в его планы. Да и не могло входить — он просто не знал как поступить дальше...
Предзонники уже были километрах в тридцати, или даже того больше от Предзонья и только сейчас у Кирра закралось сомнение: их никто — ни одна пятипалая собака — не преследовал. Как ни странно, пятипалые будто не заметили ухода предзонников со своего нажитого места — ни ловушек, ни перестрелок пока не наблюдалось. Посылаемые вперед разведчики доносили лишь приятные известия — путь был хоть и болотист, но чист. Получалось так, словно пятипалых с момента Ухода больше не существовало вовсе. Понятно, предзонники шли по глухим местам, но все же...
Подобное не нравилось Кирру. Скорее всего, краснокровные что-то замышляли. Не могли они запросто отпустить такой лакомый кусочек, каким для них были нынче измученные переходом предзонники. «Пушечное мясо» скорее всего само шло в исподволь затягивающуюся петлю... И еще волновали Кирра Станции поля Периметра, которые должны были появиться перед ними через несколько километров.
Кирр решил не останавливаться  на привал и «промчаться» через поле Периметра именно сегодня, а не откладывать всё в долгий ящик. Понятно, еще прошагать от него десять или чуть меньше километров, перед этим прорвавшись через поле Периметра уставшим предзонникам было очень сложно, но они должны были это сдюжить.
Снова пошел густой снег, еще больше усугубляя ситуацию, но что поделаешь — с небесной канцелярией не договоришься...

* * *
Арц не обманул. Как только предзонники подошли к полосе поля Периметра, Кирр понял — компьютерный «бог» Предзонья натворил там неизвестно чего. Станции молчали. Две кучки пятипалых, которые впервые за все время марша стали с автоматами на пути перед предзонниками, воины разметали буквально в считанные минуты, и уже по разбросанным телам пятипалых покатила первая телега, за ней вторая, третья...
После совершенно бескровного для предзонников прорыва из Предзонья через «взбесившееся» поле Периметра,  и короткого привала, как и рассчитывал Кирр, рассредоточенные по Кварталам, многочисленные группы по сто, а где и по пятьдесят-шестьдесят предзонников, уходили по проложенным заблаговременно маршрутам — кто на юг, кто на восток, кто — на север. Это уже не было то огромное скопище народа, и скрыться от возможных преследователей или даже от авиации пятипалых, было значительно легче. На первую сходку после прорыва они должны были собраться в условленном месте через десять дней.
Кирр перешел через бездействующее поле Периметра с последней подводой, которую споро тащила, казалось бы тощая, но дюжая лошаденка по кличке Цветочек.
Буквально через семьсот метров, свернув направо, предзонники этого Квартала углубились сначала в посадку, которая со временем превратилась в густой почти непроходимый мрачный лес. Он встретил предзонников подозрительно и, как показалось парню, недоброжелательно.
Снег, валивший всю ночь, снова превратился в надоедливый холодный дождь. Под ногами  неприятно чавкало, в прохудившуюся обувь просачивалась ледяная вода, которая еще больше холодила не только озябшие ноги предзонников, но и их издерганную длительным переходом душу.
Скрипели телеги, донельзя усталые предзонники месили своими ботинками и сапогами  стылую, неприятно чавкающую жижу. Дождь прекратился лишь к утру. Ветер был промозглый, сырой и бил в лицо. Утро, догнавшее предзонников в пути, покрылось туманом, который буквально в считанные часы дожрал еще не слежавшийся, несмелый снег. Снова была оттепель. Недолгая, коварная.
Конечно, после морозов и ухода из болота, это было хоть малым, но облегчением, но все равно к концу первых суток похода уже за полем Периметра, многие предзонники закашляли, зачихали, засопливели...
Отерев рукавом каплю под носом, Кирра догнал Марк:
— Когда привал, Батя? — спросил он, впервые так обратившись к Кирру.
— Уже выдохся? — не отвечая на вопрос, сразу же поинтересовался Кирр, поглядывая на парня, старающегося сдержать «чечетку холодрыги», которая явно просилась на его зубы.
— Не я — старики, да и многие женщины ропщут.
— Пусть немного потерпят. Привал  — за тем косогором. Можешь сказать.
Марк кивнул и хотел уйти, но Кирр остановил его, ухватив под руку:
— Тебе не кажется странным, что нас до сих пор никто из пятипалых не преследует?
— Не кажется, — коротко ответил Марк, снова смахивая рукавом каплю под носом. Затем, осознав, что ответил Кирру уж очень коротко, добавил:
— Пятипалые хотели, да нет, все время требовали, чтобы мы ушли. Мы ушли. С какой стати им бросаться за нами в погоню? Разве пятипалым своих неприятностей мало?
Кирр хмыкнул, затем чуть подтолкнул Марка, мол, иди.
Чувствуя, что и сам вот-вот схватит простуду, Кирр отвечал всем смотревшим на него с надеждой, как на Бога, виноватым взглядом — он пока ничего хорошего и стоящего не мог пообещать соплеменникам. Он все время ощущал на себе огромное бремя ответственности за судьбу его народа, покинутого, гонимого всеми и вся, даже страшной предзимней, да нет, уже зимней погодой. И, несмотря на все, предзонники непременно должны были выжить.
Должны, но Кирр пока не знал, на какие еще жертвы предзонники пойдут, сколько их останется навсегда во враждебном лесу, в этом враждебном, не их мире. Хотя, предзонник надеялся на то, что большинство его соплеменников все же найдут в себе силы достичь желанного — Врат перехода в иную земную параллель...
Теперь, уже пройдя не один десяток километров, как никогда ранее, Кирр понимал, что Праматерь совершила грубейшую ошибку. Она решила отправить в столь далекое путешествие поздней осенью, вернее, уже зимой, весь народ. Но в то же время юноша ее оправдывал: никто из живших за Предзоньем не подумал бы, что предзонники уйдут с нажитых мест именно в эту пору.  Враги рассчитывали на лето. И, скорее всего, тщательно готовились к нему. Они надеялись и на свои Станции, которые вывел со строя в нужное для предзонников время  компьютерный бог Арц.
Неожиданно в уже не ропщущей, а, как показалось предзоннику, практически приговоренной к скитаниям и смерти колонне, Кирр увидел тоненькую, хрупкую девчушку, которая напомнила предзоннику его друга детства. Если бы не светлые волосы, эта девушка со спины могла сойти даже за Класту. Кирр на миг опешил и едва не окликнул ее именем Класты.
Упав на колени, девушка дрожала не только от холода, но и от глубочайшего отчаяния. Кирр видел это, да и сам от обрушившегося на него испытания, не мог ничего поделать с собой. Раньше он, созерцавший и не такое, не обратил бы на подобное ни малейшего внимания, но тут, выйдя из лесу, на обширной степи, в промозглом нечто, именно сейчас...
Кирр  поймал взгляд  девушки полный боли и страданий, страха и неопределенности, но абсолютно безжизненный, и впервые покраснел.
Подойдя к незнакомке, спросил:
— Ты чья?
— Почти что ничья, — едва смогла ответить девушка, подняв на Кирра голубые, как летнее, не занавешенное тучами небо, глаза. Ее зубы щедро и безостановочно выбивали чечетку холода.
— Вставай, пойдем! Простудишься. Осталось немного! Чуть-чуть...
— Мне уже все равно, — вяло произнесла девушка. Ее тонкие побелевшие губы сжались.
— Зато мне не все равно, — резко сказал Кирр, как  отрезал и, взяв подмышки, поднял с земли мокрую от холодного дождя девушку, которую бил озноб. — Скоро будет привал. Там мы разожжем костер... Ты согреешься и все пройдет... Потерпи, пожалуйста, милая... — Кирр даже удивился — он впервые за столь долгий переход не командовал, не призывал к исполнению и беспрекословному послушанию, а... просил... — Если бы ты знала, как нам всем нужны молодые, красивые девушки, которые затем станут матерями и принесут Новой родине много ребятишек...
Девушка несмело взглянула на Кирра.
Ее синее от холода лицо, чуть порозовело.
Видно было, что она чуть покраснела.
И тут послышался шум вертолета, летящего в сторону маршрута предзонников.
«Угадал, скотина, время», — подумал Кирр, поглядывая на звук. — Мы не успели внедриться в лес... Именно здесь нас можно перестрелять как куропаток...», и, уже обратившись к девушке, коротко бросил:
— Беги к ближайшей подводе, пусть поворачивают к деревьям, а затем, насколько позволит, вновь направляются к Малому болоту.
Девушка послушно рванула вперед и умело схватила под узду лошадку, направляя ее к ближайшим кустам. Вся колонна зашевелилась спорее, разбрасываясь по ложбинкам, прижимаясь к кустам.
Вертолет пролетел почти в километре от маршрута предзонников, и было неясно, увидел ли пилот колонну, движущуюся от Предзонья на запад, или нет. Понятно, предзонники могли слиться своей серой массой с почти такой же серой и стылой землей, но протоптанная широкая грязная дорога, огромной заплатой выделялась и была, конечно, на виду.
— Что будем делать, Батя? — к Кирру снова подбежал Марк. — Эта скотина, уже, наверное, передала кому следует о нашем маршруте.
— Не знаю, — почему-то зло бросил Кирр, прислушиваясь. Вертолет делал второй заход. Теперь он летел прямо на колонну, уже успевшую чуть рассосаться и пытавшуюся вжаться в серую, с островками грязного снега землю.
— Не нравится мне все это, — пробормотал Марк. — Ты был прав, Кирр. Пятипалые не оставят нас запросто так. Уж очень лакомый кусочек у них как на ладони. Они подождали, пока мы вымотались, устали, а теперь примутся за «дело».
Вертолет пролетел так низко над головами предзонников, что несколько мальчишек даже попытались достать его метательными шарами.
«Детвора», — подумал Кирр, наблюдая за потугами мальчишек. — До этого летящего монстра не добросить, как ни старайся.
Из вертолета не стреляли и бомб не бросали. Скорее всего, летчик высматривал или снимал все и передавал в центр, чтобы там определились с тем, какую команду посылать на уничтожение колонны.
Когда вертолет зашел еще на один круг и теперь уже опускался где-то впереди, Кирр дал команду колонне:
— Идем к Малому болоту. С первой по пятую группы пойдут по северному склону ложбины, с шестой по двенадцатую — перейдя через лог, будут продвигаться, рассредоточившись мелкими группами, по южной стороне второй ложбины. Если случится что, то у болота пятипалым придется долго за нами охотиться, — решительно сказал Кирр. — Там же у нас и сходка.
Если бы Кирр знал, что этим предрекает почти половину группы предзонников на смерть, он бы лучше попытался прикусить свой язык прежде, чем дать такую команду. Но он не знал о возможных последствиях...
 
* * *
К назначенному дню на запланированную сходку  у края Малого болота шестая и двенадцатая группы так и не появились. То ли их накрыли в пути пятипалые, то ли виной были оттепели с холодными дождями...
Вчера вечером Кирр слышал перестрелку где-то в пяти или восьми километрах от места сбора. Именно в том месте зловеще полыхало.
Его люди с опаской подошли к месту встречи. Перед этим посланные вперед разведчики сообщили Кирру, что в указанном месте тихо. Их уже поджидали семь из двадцати одной группы. Все группы поредели и... значительно «помолодели». Не выдерживали тяжелейшего перехода старики. Да и среди ста двадцати пяти предзонников, которых вел Кирр, недосчитались шестнадцати.
Набросав лапника и тряпок и выставив охрану, предзонники почти сразу же провалились в сон. С дальнейшим передвижением пришлось повременить, поскольку земляне, разведав о марше предзонников, устроили облогу, и нужно было обдумать все нюансы выхода из создавшегося неблагоприятного положения.
Ночь в лесу у Малого болота была холодна и сырость, пробираясь исподволь, почти напрочь выстудила душу Кирра.
Несмотря на то, что он напялил на себя поверх костюма воина Предзонья все свое остальное лохмотье, оно практически не грело.
Соскочив с телеги, на которой парень примостился с краешку с вечера после очередного заседания штаба, Кирр пробежал вперед к постовым, которые бодрствовали у небольшого костерка.
Кирр помнил, как разгорелся сыр-бор вокруг этих небольших костерков, которые могли выдать их, но все разведчики заверили, что живущие вне Предзонья пятипалые сюда, в болота, ночью не сунутся. Единственное, чего опасался Кирр — ночных налетов бомбардировщиков и вертолетов, но их, к счастью, пока не было. Может, земляне решили поизмываться над предзонниками, чтобы затем всех сразу накрыть десятком-другим бомб, или была иная причина.
— Это ты, Кирр? — окликнул его Сван, одногодка.
— Я.
— Погреться решил?
Кирр молча подошел поближе, устроился на лапнике. От небольшого костерка шло приятное тепло, однако холод засел уж очень глубоко и еще долго не решался покинуть тело  предзонника.
Кирр, оторвав взгляд от полыхающих веток, взглянул на небо. Судя по тускнеющим звездам, до утра было уже недалеко, им же предстояло пробыть здесь еще сутки — до вечера, чтобы затем, собравшись с силами, прорваться через заградительные кордоны землян.
Вновь сильно пахнуло едким, не сосновым дымом горящей Свалки. Несмотря на то, что предзонники прошли за минувший день еще километров двадцать или даже более того, Свалка все еще упрямо напоминала о себе. Они ведь шли не напрямик, а по дуге, и от Свалки отдалились не намного километров.
— Скоро начнется настоящая, Главная Охота, — улыбнулся Кирру Сван. — Пятипалые не жаждут лазить по болотам да по Свалке и марать свои ноги о дерьмо.
Кирр кивнул головой. Ему было все равно, когда начнется Главная Охота. Он хотел одного — быстрее обосноваться на новом месте, подальше от живущих вне Предзонья. Хотя теперь и они, шестипалые, покинув родные места, стали живущими вне Предзонья. Но все молодые предзонники, как один, все равно остались верны своему долгу — во что бы то ни стало выжить. Выжить и продлить свой род... Старики и старухи, из которых уже вовсю «сыпался порох», чтобы не мешать деятельным предзонникам, тихо «уходили» в иной мир... 

* * *
...Выйдя в предвечернюю степь, предзонники снова рассредоточились по группам и двинулись дальше. Отдохнувшие, набравшиеся сил за день ожидания, они весело шагали за ведущими.
 Впереди каждой колонны, напряженно всматриваясь в чуть затуманенную предвечернюю степь, шли дозорные, чтобы в любую минуту предупредить всех, подать сигнал об опасности.
Натруженные ноги Кирра все равно ступали твердо, уверенно, однако походка его временами была несколько хаотична — юношу одолевали отнюдь не приятные воспоминания. И та девушка, которую он спас от смерти в грязи...
Она затерялась под утро где-то в однообразной усталой серой массе предзонников, которые собрались кучками у небольших костерков, но Кирр дал себе слово во время следующего привала обязательно отыскать ее. Найти и познакомиться поближе. Ведь девушка так была похожа на Класту: и своим пронзительно-предупреждающим  взглядом, да и улыбкой... Разве что родилась желтоволосой и шестипалой...
Незнакомка отличалась от всех предзонниц еще и тем, что отнюдь не была угрюма. Тогда она была в отчаянии, поскольку  полностью потеряла веру в возможное спасение, но в то же время, у нее все равно осталось какое-то чувство достоинства... А нынче...
Неожиданно мысли Кирра прервал запыханный дозорный, который, соскочив с взмыленного коня, прямо перед ним, доложил, что на пути у предзонников военные пятипалых развернули целый лагерь. Рядом обосновались почти полторы сотни ГОшников. Дозорный, под храп коня еще долго тарахтел Кирру об увиденном, парень же, приказав отряду остановиться, созвал всех мужчин.
Коротко рассказав о препятствии, возникшем на их пути, Кирр предложил несколько вариантов, выслушал мнения других предзонников и уже через час с небольшим их отряд, рассосавшись на малочисленные группки, медленно двинулся по лесу.
Зная, что земляне не очень любят сражаться в лесу, предпочитая открытые пространства, да и не обучены этому, Кирр приказал всей группе, на сколько это возможно, держаться зеленых насаждений.
По дороге им предстояло преодолеть две двух-трехкилометровые полосы разрывов леса. Это заботило Кирра более всего, поскольку предзонников могли засечь со спутников. Мотающиеся челноками дозорные, в мыле, без конца докладывали обстановку, складывающуюся отнюдь не в пользу предзонников. Их краснокровные пятипалые почти что взяли в кольцо, из которого нужно было прорываться с боем.
Когда предзонники подошли к границе первого леса, все по приказу Кирра остановились. Парень, чтобы убедиться самому в создавшейся ситуации, осторожно пробираясь по подлеску, неожиданно остановился. Он почувствовал, что кто-то, умело маскируясь, осторожно идет следом за ним.
Став у разлапистой молодой ели, Кирр медленно повернулся на шорох, и тот час изо всей силы метнул шар в ближайшие кусты.
Надсадно треснуло несколько веток, ставших на пути шара, затем кто-то всхлипнул и послышалось тупое падение.
Не оставляя укрытия, Кирр попытался осмотреться, но в бреши, пробитой метательным шаром ничего опасного не заметил.
Спустя минуту, огибая островок скученных кустарников, осторожно зашел с тыла.
Предзонник едва сдержался, чтобы не рассмеяться — под покореженным кустом с размозженной головой лежала молоденькая коза.
В иной ситуации, предзонник взвалил бы на плечи добычу и отнес бы кухаркам, но у него была иная цель.
Оставив умершее животное, и подобрав метательный шар, Кирр осторожно прошел еще метров сто пятьдесят. Дальше идти не имело смысла — прямо на него надвигалась цепь воинов-автоматчиков и пулеметчиков. Следом за ними, метрах в пятидесяти, медленно продвигались ГОшники, оскаленные лазерными установками.
Кирр рванулся вправо, влево — там было то же. Сразу же побежал назад, чтобы предупредить своих и в оставшееся время выработать совместный план действий.
Когда он вернулся, было уже поздно. Бой разгорелся не на шутку. Повсюду рыскали боевые вертолеты землян, решетя пулями своих пулеметов лесные чащобы и выгоняя предзонников в поле.
Вышло так, что он зашел к своим с тыла.
Справа еще было свободное пространство, от взрывов и пуль, но туда бежали группы ГОшников и пятипалых воинов. Чуть левее, выгнанные из лесу предзонники, как преследуемые со всех сторон крысы, метались по всему огромному полю, ползали еще оставшиеся в живых. Они пытались скрыться от многочисленных взрывов, нахально и последовательно накрывавших их огромными «зонтами» смерти.
Пятипалые рассчитали все правильно. Они попужали предзонников вертолетами, а теперь расстреливали их на свободном пространстве словно мечущихся по полю кроликов.
О том, чтобы выбраться по просеке в безопасное место, не было и речи. Там по-хозяйски обосновались ГОшники, которые уже успели развернуть свои лазерные установки.
Гарь, копоть, дым, тошнотворный запах горящего мяса, доставал и сюда.
Четыре предзонника попытались прорваться по тропе, но это стоило им жизни — ГОшники посекли их на бефстроганов.
Кирр выскочил на край поля и, срывая голос, приказал оставшимся в живых вернуться в лес — здесь с предзонниками справиться будет намного сложнее.
Руки у Кирра давно чесались, но он, к сожалению, пока ничего не мог предпринять. Оставалось одно: затаиться и ждать. В лесу.
«Странно, что ГОшники не додумались пустить своих ищеек, как в Павловске. Почему?» — подумал предзонник, забравшись под наполовину вывороченные корни сосны и вспоминая, как в одну из вылазок на их группу натравили больше дюжины собак- волкодавов.
Все бы случилось именно так, как и предполагали ГОшники, но они не учли главного: предзонники могли разговаривать с животными.
Конечно, пятерым предзонникам пришлось в тот день потрудиться, чтобы обученные «на двуногую дичь» собаки ничего не нашли и вернулись из поисков по катакомбам несолоно хлебавши.
Следом за волкодавами, в подземные коммуникации Павловска спустились ГОшники. Уж их тогда пометелили предзонники. Тогда, еще щуплому Кирру достались двое громил. Он, ничего не подозревая, столкнулся с ГОшниками нос к носу. Опешили амбалы, сплоховал и Кирр. При виде огромных накачанных пятипалых в бронежилетах и касках с очками ночного видения, Кирра обуял страх. Он не наложил в штаны, но попытался броситься наутек. Вот тут-то его и достала пуля, задевшая ногу. Предзонник упал. К нему уже бежали ГОшники. Скорее всего, это был бы последний день в его жизни, если бы Кирра не выручил Марк, который не только «положил» метательными шарами ГОшников, но и, наскоро перебинтовав рану на ноге друга, вынес его на своих плечах в безопасное место...
...Над лесом и полем отлетали свое вертолеты. И ГОшники, и воины прошли мимо затаившегося под корнями Кирра. То тут, то там слышались короткие, а порой и длинные автоматные очереди, предсмертные крики, как землян, так и предзонников.
«Дурьи головы! — ругался про себя Кирр. — Да разве с таким скопом можно драться? Главное — выждать! Выждать удачного момента. — И, вспоминая Класту, его мысль понеслась дальше. — А ведь права была Класта, когда говорила мне о том, что не дело предзоннику нарываться на пули. Главное — убить врага, а самому остаться целым и невредимым».
Никогда Кирр не был так собран, как нынче. Сидя в укрытии, он положил справа от себя трофейный автомат, хотя надежд на АКМ возлагал мало: много шума, а выход максимум один к тридцати в лучшем случае, то есть, липовый. Положил так, на всякий случай, если на него напорются пятипалые, и их больше нечем будет крошить. Выдавать же себя преждевременно предзонник был не намерен — смешно.
Его семерка расположилась рядом. Слева за кустом боярышника — Марк, справа Зьюг, чуть подальше — Двон. Он сидел в огромном бетонном круге, который неуместной заплатой появился невесть когда на лесной поляне. Двон лишь изредка высовывал свою рыжую вихрастую шевелюру, оглядывая окрестности.
Сказать, что у Кирра было рекогносцировочное место лучше, нельзя — сзади, правда, его отлично охранял нависший гранитный уступ, а вот слева брешь была порядочная.
Кованый нож, лежащий ближе к предзоннику, перед автоматом, Кирр расчехлил, чтобы, если придется, сразу же пустить в дело.
Выстрелы и крики впереди наконец-то затихли. Смачно-киселистый туман, который обволок все вокруг, был и союзником предзонников и врагом одновременно. Все предзонники наконец-то поняли, что не следует класть свои головы на «плаху под топоры» пятипалых, и тоже затаились.
Часа через полтора выбрался из своего естественного укрытия Кирр. Нет, он не корил себя за то, что не ввязался в драку, что отсиделся в кустах. Он просто знал и нацелен был на то, что у него было иное предназначение — он должен был беречь свой народ и вести его к Вратам. Предзонник ощущал лишь чувство вины за то, что в этот раз не уберег многих от смерти.
Шорох справа заставил Кирра насторожиться. Он снова осторожно, чтобы под ним даже не треснула веточка, улегся на траву, заполз за куст и, чуть приподнявшись на локте, попытался взглядом пронзить липкое туманное молоко, но ничего у него не вышло — даже в трех-четырех метрах от него не было ничего видно.
«Возможно, это Зьюг», — подумал Кирр, но решил все же подождать развития событий.
Однако Кирр ошибся. Прямо на поляну из тумана, почти в двух метрах от Кирра, осторожно озираясь, вышел... пятипалый. ГОшник в нерешительности остановился.
Дунул ветер. Всклоченные рыжие вихры ГОшника упали на лоб, на глаза и он не увидел, что приходит конец. Конечно же, Кирр здесь не мог удержаться. Метательный шар, пущенный предзонником из-за кустов, впился своими выскочившими шипами точно в голову пятипалого, чуть повыше лба. Туда, откуда только что ветер смахнул вниз волосы.
ГОшник, не издав даже звука, завалился на мокрый прогнивший листвяной подстил, который лишь чуть спружинил. Рыжие вихры окрасились в красный цвет выплеснувшейся крови и серый — мозга. Правда, он успел подать «сигнал». Уже падая, ГОшник, скорее всего, машинально нажал на гашетку, а автомат нехило заплевался в небо.
«Еще одним пятипалым стало меньше, — подумал про себя предзонник, доставая из заплечного мешка  очередной метательный шар. — Нечего тебе, вражина, на этой поляне делать».
Туман малость рассеялся и Кирр мог рассмотреть не  только полянку, с краю которой он все еще прятался за кустом, но и противоположные стволы старых сосен.
Напарник убитого ГОшника не заставил себя долго ждать. Услышав автоматную очередь, он бросился на звук выстрелов, но в то же время этот пятипалый был намного осторожнее и все время делал короткие перебежки, прятался за деревьями, поэтому предзоннику взять двухметровую каланчу было намного сложнее.
...Их глаза встретились неожиданно. Не раздумывая, ГОшник вскинул автомат, и куча пуль вздыбила подстил перед кустом, за которым полулежал Кирр, оторвала несколько веток. Одна из пуль задела рукав куртки и затем по касательной, малость обожгла левую руку Кирра, содрала на ней лоскут кожи и неглубоко «царапнула» по мышцам.
«Врешь, меня «на дурочку» не возьмешь, — подумал предзонник, взглянув на руку, которой «коснулась» пуля. Крови почти не было. Достав из заплечного мешка пропитанный мазью лоскут ткани, Кирр запустил правую руку в рукав,  ощупал место ранения. Рана была пустяшной, поэтому он лишь прижал к ней лоскут. Затем он поправил заплечный мешок. — Все равно убью тебя, скотину, прежде чем ты порешишь меня!»
Спрятавшись за толстенное дерево, ГОшник еще раз нажал на гашетку. Автомат выплюнул очередную, короткую порцию пуль и захлебнулся: рожок был пуст.
Кирр не спешил. Он выжидал удобного момента. Сначала решил отползти подальше от «засвеченного» места, но затем решил не подставлять спину под пули — у ГОшника мог быть под рукой еще и пистолет.
Туман полностью рассеялся. Лишь маленький островок его остался в ложбинке, но и оттуда его нахально выдувал поднявшийся ветер.
Выбросив пустой рожок, ГОшник вставил со щелчком новый. Кирр в это время посмотрел на убитого пятипалого, который лежал на открытой полянке метрах в шести от куста, за которым сейчас скрывался Кирр. Выражение лица убитого было умиротворенным. Ветер лениво пересчитывал у убитого на голове не запекшиеся в красной крови вихры и если бы не обезображенная правая часть черепа ГОшника, если бы не застывшая на ней масса крови, густо перемешанная с расплескавшимся мозговым веществом, можно было подумать, что ГОшник устал после многочасовой атаки и боевых действий, и решил немного отдохнуть.
Сначала едва слышно хрустнула ветка слева от ГОшника, затем кусты там зашевелились. ГОшник лишь успел повернуть голову на хруст, как его доконал брошенный метательный шар, который угодил точно в шею.
ГОшник не успел даже нажать на гашетку.
Из-за кустов осторожно выглянул предзонник, осмотрелся, и встал во весь рост, но от толстого ствола дерева не отходил.
Это был Марк. Кирра предзонник не заметил и он негромко позвал:
— Я здесь, Марк, отходим.

* * *
После бойни, которую устроили предзонникам пятипалые, у назначенного места собралась столь малочисленная группа оставшихся в живых предзонников и предзонниц, что Кирр даже ужаснулся. Почти половина из пришедших была ранена. Кто легко, а кто и посерьезней.
— Значит так, — начал Кирр, когда все раненые предварительно «зализали» свои раны и расселись у небольшого костерка. — Мы напоролись сегодня на ораву вооруженных до зубов пятипалых. Многие из вас вели себя не так, как нужно было вести себя. Понимаю, что предзонники — прежде всего воины, но в то же время лезть на рожон нечего. Следует беречь себя и своих товарищей, поскольку нам еще возможно предстоит на Прародине отстраивать всё.
На том и порешили, что будут намного собраннее и хитрее. Разошлись по группкам, чтобы отдохнуть и отправиться в дальнейший путь.
Разведчики, прибывшие около одиннадцати ночи, сообщили еще бодрствующему Кирру, что подполковник прибывшей к лесу новой роты спецназовцев получил депешу из Центра начать атаку на рассвете.
— Вот тут-то мы их, голубков, и покрошим, — потер руки Марк. — Не успеют даже оклематься.
Однако разведчики перепутали или командир вновь прибывшей роты решил не ждать, а напал тут же. Предзонники вынуждены были отойти еще раз. Дальнейший путь вперед им был отрезан.
Лишь утром следующего дня была первая разведка боем.
Кирр захватил с собой лишь четверку самых отважных парней и выдвинулся почти к самой дороге. Как и предполагал, ГОшники, следуя по стопам предзонников, не успокоились, и не менее десятка вооруженных до зубов громил преодолели последнюю преграду и, миновав предупредительный заслон, вторглись почти в «сердце» группы.
Кирр не стал посылать за пополнением. Рассредоточившись поодиночке, предзонники буквально в считанные минуты пленили всех ГОшников. Убивать верзил не стали: таково было распоряжение Кирра — плененных ГОшников он хотел обменять на плененных предзонников, если таковые были у пятипалых.

* * *
Вторая сходка была торжественной и радостной. К месту встречи пришли все группы до единой.  Конечно, две группы земляне потрепали основательно, но то, что остальные «прорвались» практически безболезненно, радовало Кирра. Он думал, что во время этого перехода его соплеменников останется всего горстка. Да, стариков и старух значительно поубавилось, как и молодежи, но не до такой степени, как он рассчитывал. Таких дней перехода и ночевок было после того, первого, не счесть. Но с каждым очередным переходом предзонники становились дюжее, мужественнее. Это вселило в него надежду на то, что шестипалый народ таки выживет.
Кирр не пересчитывал, сколько же собралось мужчин на поляне, но ему наконец-то понравился настрой всех. Оставался последний, судя по докладам дозорных, не длинный переход к месту, где предзонники смогут по-настоящему перевести дух, собраться с силами, чтобы продолжить движение к Вратам. Парни впервые за всю дорогу постригли свои лохматые бороды, девушки приоделись и Кирр сначала даже не узнавал почти всех, помолодевших, полных решимости...
— Я пришел помогать вам, как вы и говорили. Помните, тогда? — к Кирру подошел улыбающийся паренек, в котором предзонник с трудом узнал Прошу — кожа да кости.
— Это прекрасно, — сказал, улыбаясь в ответ Кирр. — Садись рядом, — предложил он. — Что ты умеешь?
Проша пожал плечами.
— Читать, надеюсь, умеешь?
— Умею, — потупив голову, произнес Проша. — Знаю старый и новый языки Предзонья и землян. Умею даже писать на ихнем.
— Да-а? — на этот раз удивляться довелось Кирру. — Я писать на языке пятипалых не пробовал. Вот Класта прекрасно умела, а я посчитал это бирюльками, и, может, напрасно, — сознался он Проше. Сознался и сразу же пожалел об этом. Как показалось Кирру, он сильно «упал» в глазах Проши, но паренек сгладил все неровности буквально сразу же:
— Да практически никто из предзонников хорошо не знает грамоты пятипалых, Кирр, — произнес Проша. —  Меня год учил языкам Старейшина Корри, а затем, поскольку я был очень любопытен, выгнали меня с треском из Хранилища. А тот ящик, который я нес — книги по истории Предзонья. Я во время эвакуации трижды побывал там, в Музее и кое-чего вынес... Своего у меня ничего нет, кроме как того, что на мне, — Проша извинительно улыбнулся.
— Я знаю, что книги по Истории Предзонья. Ты же еще тогда мне говорил. Знаю, что твои вещи только на тебе... Зачем книги сейчас, когда даже жить негде... Нам нужно обустраиваться на новом месте, строить дома, дороги и все, что поможет нам не только выжить, но и жить... А затем наши Ученые, и ты в том числе, напишете книги...
— В этих книгах — наша История, Старейшина Кирр!!!
— Да какой я тебе старейшина, — возмутился Кирр. — Забудь об этом слове, — решительно произнес парень. — Будешь помогать мне, а как придем на Прародину, станешь нашим Историком. — Кирр поднял голову на Прошу. —  Учить детей сможешь?
— Письменности Предзонья? Смогу! — сразу же, не колеблясь, сказал паренек.
— Ну и хорошо, — сказал Кирр. — Отдыхай. Ты, кстати, уже ел?
— Нет. Пока еще, — не привыкший врать паренек, ответил правдиво.
— Возьми, — Кирр протянул Проше пакет, в котором было два сухаря и небольшой кусок копченой говядины.
Парень не стал дожидаться очередного приглашения.
 — Спасибо, — проговорил Проша, вновь улыбнувшись Кирру.
Кирр ничего не ответил ему, взял протянутый назад пакет с оставшимся сухарем и поделенным пополам куском говядины, и прошел к веселящимся у костра молодым предзонникам и предзонницам в надежде разыскать там ту,  которую спасал. Вместе с тем он хотел поделиться с молодежью своими соображениями насчет обустройства на новом месте, на которое они прибудут завтра к вечеру или, на худой случай, послезавтра к утру — им предстояло последнее — преодолеть широкую реку, чтобы, пройдя через Врата, разбить лагерь. Конечно, с оставшимися  стариками ему будет договориться значительно сложнее, поэтому Кирр основное ударение делал на молодежь: расшевелить ее, хотя и с трудом, но было еще можно.
Не успел Кирр подойти к костру поближе, как к нему подбежала девушка:
— Добрый день! — радостно сказала она и Кирр по голосу сразу же узнал ее.
Кирр повернул голову на голос и его уставшие воспаленные от постоянного недосыпания и тревог глаза вмиг утонули в ее красоте.
На ней было отлично сшитое по ее тонкой фигуре платье, голова девушки была повязана яркой тесемкой, которая аккуратно поддерживала длинные, чуть вьющиеся волосы. Кирр тотчас пожалел, что за многочисленными заботами не успел привести себя в порядок...
— Я искал тебя. Все время. — В голосе Кирра было оправдание. Он попытался спрятать в карман куртки сверток.
— Если честно, то я чувствовала это, — просто ответила девушка. — Меня зовут Парма. Я дочь Правы.
— А меня — Кирр, — растерянно произнес Кирр, краснея. Сверток с сухарем никак не хотел лезть в карман.
— Я знаю, — девушка улыбнулась. — Я не подходила к тебе потому, что ты все время был сильно занят... Это благодаря твоим стараниям и твоей тактике нас, предзонников, осталось так много... — Улыбка девушки не сходила с ее милого лица. — Благодаря тебе, Кирр, и я осталась жива...
«Она улыбается улыбкой Класты», — вздохнув, подумал Кирр и у него закралось смутное чувство неловкости перед девушкой.
Чтобы что-то сказать, Кирр поднял глаза на Парму и спросил:
— Тебе не холодно в одном платье? На улице сыро и промозгло.
— Не холодно, от костра идет теплый дух, — улыбаясь, озорно проговорила Парма, продолжая поедать его глазами.
— Ты уже отдохнула после перехода?
Парма кивнула головой, затем по-мальчишечьи опять задорно улыбнулась, через миг спрятала улыбку и сказала:
— Ты подумал о Класте? — в голосе девушки предзонник почувствовал боль. И еще что-то было в нем. Что именно, Кирр так сразу не смог определить. Только спустя пару минут неловкого молчания между ними, понял, в голосе Пармы была не только боль утраты Класты, которую Парма, видимо, хорошо знала, но еще и... настоящая женская ревность.
Он ничего не ответил Парме, только глубоко вздохнул.
— Вот видишь, я права. Хоть я, как и все, не воздаю почестей мертвым, но Класта была хорошей девушкой... Ее в Предзонье любили, — через время, поскольку Кирр все еще продолжал молчать, добавила Парма. — Извини, конечно, что я, может, подошла к тебе не вовремя, но...
— Да нет, как  раз вовремя, — оторвался от раздумий предзонник. — Я хотел предложить тебе дружбу, — последнее слово Кирр выдавил через силу. Ему показалось, что этим признанием предает Класту... Но почему предает? Вначале она, убежав из Предзонья, предала его, всех предзонников. А, может, Класта и была права? И ведь она уже мертва, а мертвых нельзя предать! Им уже все равно. Нет, он не станет после этого подлецом...
— Ты это серьезно? — неожиданно тронула за раненую в последнем бою шальной пулей руку Кирра взволнованная Парма. Рана, правда, была неглубокой — пуля лишь «царапнула» руку, но все равно уже практически затянувшаяся «царапина» давала о себе знать.
— Серьезнее не бывает, — твердо ответил Кирр и впервые обнял хрупкую, дрожащую и ликующую внутри  желтоволоску. Неожиданно он заметил, что его больная рука, которой он нынче обнимал Парму, практически выздоровела. В ней не было той боли, которую он чувствовал раньше.
— Пойдем к реке, Кирр. Там красиво, — попросила Парма. — Я уже была у нее. Сама. Хоть там и холоднее, чем у костра, но так красиво, Кирр! Я никогда раньше не видела столько много воды...
— Я хотел бы, как и все предзонники, привести себя в порядок, побриться, Парма, — сказал парень. — Да и собраться с мыслями...
— Потом, Кирр. Я не хочу, чтобы ты сейчас уходил. Пожалуйста, — девушка так попросила, что Кирру было неловко настаивать на своем еще раз.
— Хорошо, пойдем к реке, — неожиданно не только для девушки, но и для себя, согласился он и, прихватив из стоящей подводы старый ватник, еще раз произнес:
— Я согласен, идем к реке...
Освободившись, возможно впервые от тяжкого бремени отнюдь не приятных мыслей, преследующих его с начала перехода, парень повиновался девушке и буквально через десять минут они были у огромной реки, которая лениво накатывала на берег свои свинцовые волны. Где-то там, за ней, были Врата, пройдя которые, они построят новый город.
Тяжелые темные тучи, висевшие низко весь день на небе, разбросал ветер. Кирр на подстеленном старом ватнике сидел у воды. Она в лучах заходящего предзимнего солнца казалась золотисто-ржавой. Рядом, прижавшись к нему, охватив ноги руками, упершись подбородком в острые коленки, сидела Парма. Оба молчали. О чем думала девушка, Кирр не знал. А он, поглядывая то на мелкую «золотую» рябь воды, то на  профиль Пармы — точную копию профиля Класты, думал о том, что Класту уже не вернуть и в его голове созревал план.
План мщения.
Кирр обязательно вернется, когда все обустроятся. Вернется на прежнее место, узнает, где живет этот ублюдок Антон, который лишил жизни Класту, и порешит его! О, это будет мучительная смерть для Антона!
— Ты о чем-то думаешь, неприятном? — спросила Парма, увидев, как нервно играют на лице Кирра желваки.
Кирр только молчаливо кивнул.
— Выговорись, сразу станет легче на душе, Кирр. — Парма наклонила голову к Кирру на грудь и коснулась своими мягкими золотыми волосами его небритого лица. В ноздри предзонника сразу же ворвалась степь. Разгоряченная, полная прелестных запахов, летняя, обнаженная со всех сторон, ласковая  степь...
— Чем я тебе приглянулся? Я не такой, как ты думаешь, Парма. — Кирр приподнял руками голову девушки, повернул к себе. Глаза в глаза. — Я не такой, как ты думаешь, Парма. Я... Я многих убил, и создан не для того, чтобы любить, а для того, чтобы убивать. Убивать недругов, Парма.
— Одно другому не помеха, Кирр, — произнесла девушка. Ее уста раскрылись и предзонник, сам того не осознавая, впился, как вампир, в ее губы. Манящие и радостно трепещущие. Но нет, он не вампирил, не пил кровь девушки, а упивался ее близостью, запахами ее тела, всей ею... 

* * *
— Кирр не обманет? — спросила у девушки сгорбленная старуха, сползая по тюкам с вещами с подводы вниз. — Наконец-то мы почти прибыли на место, слава Богу, произнесла она.
— Нет, не обманет, — как на пружинах обернулась на голос Парма. Глаза девушки возмущенно вспыхнули. — С какой стати ему обманывать? Я же чувствую это...
— Дай Бог, дочка! Дай-то Бог! — повторила с натугой в голосе женщина — видно было, что последний переход дался ей с большим трудом.
— В таких делах, мама, не обманывают. И он меня спас от смерти. Да и многих предзонников тоже...
— Мужчины часто обманывают, — обессилено садясь на подставленный табурет, упрямо проговорила женщина. — Это доказано, девочка. Им подавай то, что они хотят, а потом, добившись цели, мужчины охладевают. Так у них написано на роду...
— Он не обманет, — настойчиво повторила девушка, поправляя на голове созданную буквально за минуту прическу. Кирр обещал придти к ней тотчас, как все переберутся через реку...
Старуха шумно вздохнула и ласково посмотрела на красавицу Парму. Затем она улыбнулась:
— Мне кажется, Парма, что твоя мама, будь жива, гордилась бы своей дочерью. Кстати, я тоже горжусь тобой, дорогая...
— С чего вы взяли?
— Да вот... — старуха замолчала.
— Вот вы стали моей мамой после того, как мою настоящую маму увезли могильщики к Шестому озеру. Вы говорили, что она умерла от страшной болезни, которая неминуемо должна была ее умертвить, вы всегда говорили, что моя мама никогда не любила моего отца, а вышла за него замуж только затем, чтобы родить меня или кого-то еще, по настоянию Старейшин, — неожиданно прервала затянувшееся молчание Парма. — Мне же никакие наставления Старейшин не нужны, поскольку я люблю Кирра. Очень люблю!!! И он...
— Смотри мне, — прервала Парма старуха, — Хоть я тебе и не кровная мать, но ты для меня, Парма, как родная. Поосторожней с мужчинами. Они большие обманщики... Так заложено в их генах... Поэтому взвесь все «за» и «против», а потом отдавай ему руку и сердце,  — вяло то ли посокрушалась, то ли констатировала женщина и, сидя на табурете, задремала.

* * *
...Парма увидела Кирра еще издалека. Сначала вынырнула из-за перекособоченной подводы, у поломанной оси которой скопилось около полутора десятков мужчин, его длинноволосая шевелюра, затем и весь он как-то сразу отделился от спорящей массы.
Кирр шел к ней!
Девушка встрепенулась, взволнованно заулыбалась, одернула платьице, хотела сбросить куртку, но передумала — было холодно и ветрено.
— Привет, — весело проговорил Кирр, подойдя к Парме и целуя ее в подставленную зардевшуюся щеку. — Устала?
— Я — н-нет, — запинаясь, сказала Парма. — Вот тетя — устала...
— Еще один перегон, и все. Потерпим... Я думал, сегодня взберемся и на холм, но это не так просто, как мне показалось. Животные устали и им не вытянуть. Рвать же жилы — зачем. От преследователей оторвались напрочь. Утром будем на холме, а там — Врата!..
...Длинные сосновые иглы, которые Парма, умело связав в нужный узел, использовала как заколки, тоже были ей к лицу. Кирр подметил, что с каждым днем все сильнее и сильнее привязывается к этой худенькой девушке, которая чем-то напоминала ему Класту.
Кирр знал, что ему нужно спешить, поэтому, проглотив пару кусков, предложенных девушкой, поднялся со скамьи и тут же упал, как подкошенный. Ему стало плохо впервые. Когда он раскрыл глаза, увидел перед собой встревоженную Парму.
— Ты права, Парма, но не беспокойся обо мне. Все образуется, как только мы привыкнем к чистому воздуху, к чистой пище, к чистой воде. Нам сейчас не хватает... грязи, гари и прочей нечисти, которой мы дышали с детства, которой дышали и наши родители. Все мы, вырвавшись из плена Предзонья и Свалки, стали жить настоящей жизнью, а не полужизнью. Нам же это пока преждевременно, Парма.
Девушка недовольно хмыкнула.
— Я тебя не поняла, Кирр. Да, ты давно сменил костюм воина на гражданский? Ты провел нас через ад войны, ты спас многих предзонников от смерти, но это не говорит о том, что ты, Кирр, в последнем прав. Лучше давай снова сходим к реке. Там ты отдохнешь...
— Спешить надо, Парма...
— Спешить... Поспешишь, людей насмешишь... Лучше отдохнуть, Кирр... Пойдем...
...Река на этот раз была серо-седой... Волны, полчаса назад усердно бившие о скалистый берег, поумерили свой пыл, хотя еще злорадствовали рядом с острым утесом, который метров на семьдесят выдвинулся в реку.
— Я тебя люблю, Кирр, — прижимаясь к парню всем телом, тихо, с нежностью в голосе, проговорила Парма. — Я давно тебя люблю!
Кирр улыбнулся девушке, осторожно высвободился из-под ее руки и встал.
— Уже уходишь? — в голосе девушки — само разочарование.
— Меня ждут, Парма. Будущие строители, проектировщики — все...
— Нам еще нужно дойти к Вратам, а уж затем думать о будущем... Ну, хоть минутку отдай мне еще, а?! — попросила Парма.
— Хорошо, — на удивление девушки, Кирр сразу же согласился с ее просьбой и присел рядом. — Но всего минуту, — попытался сказать он строго, но у парня не получилось и они вместе весело рассмеялись.

* * *
Кирру снова снилось оставленное так давно Предзонье и Свалка... И еще,  ему снилась Класта. Еще девочкой.
Передравшись с мальчишками за «место под солнцем», Кирр пригласил ее в поход на окраину Предзонья. Об этом не знал никто из взрослых. Ребят хватились только вечером, когда последние лучи солнца спрятались на западе Свалки.
Ночь провели вместе, соорудив из картонных коробок и какого-то тряпья «свой дом» и, страшно уставшие, почти сразу же уснули, решив достичь оконечности Предзонья на следующий день. Кирру не было страшно. Не было страшно и Класте. Видимо потому, что они были вместе...
...Их разыскали только спустя три дня. Уставшие, но счастливые, полные впечатлений, ребята шли домой и даже не знали о том, что их ожидает от старших хорошая взбучка. Затем был суд над «неусыпными» стражами границ Предзонья, не увидевших нарушителей — ребят. На следующий день после короткого суда стражей забили до смерти при всех у Ритуальной Хижины...
Кирр лишь много позже осознал, что их опрометчивый, детский поступок, стоил жизни четырем или пятерым стражам границ Предзонья. В назидание другим.
Затем предзоннику приснилось, что он отказался от самого себя. Это Кирру сделать было непросто. Но в то же время парень понимал, что иначе он никогда не оставит своей навязчивой идеи мщения. Мщения за Класту. Предзонник много думал об этом, шагая за предзонниками по маршруту, определенному еще в начале. Думал о мщении он и во сне...
Разбудили его страсти, разгоревшиеся на улице перед его временным пристанищем.
Назревавший бунт в среде предзонников едва удалось  погасить. Кирр и его друзья понимали, что это ненадолго, потому что предзонники неизвестно от кого узнали о том, что теперь их жизнь протекает без генераторов, и они намного быстрее состарятся и преждевременно уйдут в иной мир. Особо протестовала молодежь. Старики то ли смирились со всем, то ли, понимая безысходность положения, большей частью молчали.
— Ты должен выйти к ним и обо всем рассказать, Кирр, — порекомендовала Парма.
Парень хотел отнекаться, но девушка была словно камень. — Объясни людям все, утихомирь их, и тогда мы опять займемся любовью, — просто сказала она. Но и ее открытое и столь весомое для каждого мужчины Предзонья предложение, Кирр не воспринял серьезно, только улыбнулся в ответ Парме и сел у импровизированного стола.
«Конечно же, Парма недопонимает вопроса, который задали ему, Кирру, как старшему  не по возрасту — по приказу Праматери бывшие предзонники, — думал Кирр. — Генераторов времени с нами нет, все предзонники старятся намного быстрее, чем было раньше... Ну и что. Зато все они будут жить, если вновь не вмешаются земляне, полной жизнью. Воздух-то здесь какой, а вода!!! Но, попробуй, объясни необразованной массе,  подзадоренной кем-то неизвестным, толпе все путем... Многие предзонники далеки от истины. Но кто же их подбивает на бунт? Найти бы его и вздернуть на виселице по законам Предзонья...»
Снаружи начали бесноваться основательно.
— Кирр! Они разнесут нашу временную хижину, — простонала испуганная Парма.
— Пока я жив — не разнесут, — уверенно сказал предзонник и встал, прошел к двери, сколоченной из старых досок, и распахнул ее настежь. В комнатушку ворвался сухой холодный ветер, почти сразу же опаливший разгоряченное тело.
— Оденься, простудишься, — крикнула Парма.
— После последнего перехода мне уже ничего не страшно, — улыбнулся Кирр, повернув голову в комнату и взглянув на кутающуюся в шерстяной платок Парму.
— И все же, оденься!
Он еще раз взглянул на толпу, собравшуюся у их хижины, не стал слушать Парму и вышел к жаждущим то ли объяснений, а, может, уже и крови. Его голубой крови...
Гулкий ропот прошел по разношерстной заиндевевшей толпе предзонников и почти сразу же стих.
Напряжение росло.
Это чувствовалось по участившемуся нервному покашливанию парней и молодых мужчин и нетерпеливому посапыванию девушек и женщин.
Ближе всех к нему был Колст. Он стразу же пошел в наступление:
— Во всех наших бедах виновен только ты, — немолодой предзонник-калека ткнул Кирра в грудь своим покореженным основным пальцем. — Все знают, — Колст повернулся к толпе, — что я остался к этому времени один из моего поколения. Все мои друзья, да и недруги тоже, уже давно отошли в иной мир... И все, кто сейчас перед тобой, тоже старятся на глазах... У тебя, Кирр, в голове не туман,  а туманище. Не иначе, как ты ведешь наш народ на плаху.  А если не так, то тебя ждет пара вопросов, на которые ты должен непременно ответить, — Колст прокричал, чтобы слышала вся толпа. Он не раз пытался «полоскать» мозги Кирру. Мы требуем от тебя ответа!
— В чем вы меня вините?
Старик снова повернулся к предзоннику и впился своими выцветшими глазами в глаза Кирра и долго, словно зомбируя его, не отводил их в сторону. Кирр выдержал нахально-пристальный взгляд старика. Колст, наконец, опустил глаза, чтобы скрыть свою беспомощность, поскольку прочел в глазах молодого предводителя не страх, а... отвращение. И все же прохрипел:
— Я уже все сказал, и повторяться не буду, — в голосе Колста было упрямство. — Ты все еще жив потому, что никому не пришло на ум размозжить твою голову.
— Заткни свой беззубый рот, Колст, — неожиданно вызверился Проша, который вышел из хижины вслед за Кирром. — Кирр выведет наш народ на волю.
— Х-хе, — Колст ехидно рассмеялся. — Вас всем хочется воли, чтобы снова попасть в неволю? — предзонник поднял на Кирра глаза. — Молчишь? Молчишь, потому что нечего сказать в оправдание, и потому вперед себя выдвинул мальчишку, чтобы все свалить на него?..
Кирр, ранее решивший отмолчаться, не стерпел: его рука автоматически метнулась к заплечной сумке. Лишь тогда, когда пальцы коснулись шипов метательного шара, рука «затормозила» — парень не хотел ни убивать, ни еще раз калечить предзонника-калеку, который еще больше распалялся и тем самым, «подогревал» и без того разгоряченную толпу предзонников, готовую в любую минуту броситься на Кирра и разорвать его на части.
— Ну, чего остановился? — резко проговорил Колст. — Решил меня если не уломать, то поломать? Метай свой шар. Ты это умеешь делать хорошо. За тобой никому не угнаться в метании. И мне станет легче, когда я, наконец-то не буду мучиться, а уйду в иной мир. Правда, Шестого озера уже нет, чтобы похоронить меня как подобает... Но ничего, где-нибудь бросите мое тело в овраг, или в эту реку, которая рядом с нами...
Кирр снова ничего не ответил старику, но руку из заплечного мешка выхватил. Шары остались лежать в нем нетронутыми.
Зная, что так продолжаться долго не может, и толпа, уже и так взбудораженная, действительно полезет на него скопом, мягко отстранил ставшего между почти выжившим из ума предзонником-калекой Колстом и Кирром Прошу, на удивление мягко произнес:
— Я вас прекрасно понимаю, уважаемый Колст, — Кирр специально не сказал «тебя», — но ничего изменить уже нельзя. Необходимо реально смотреть на вещи. Погодите минутку, я сейчас выйду и все объясню.
Кирр не стал дожидаться еще одной спирали гнева пока еще управляемой толпы, вбежал в комнату и, накинув на плечи фуфайку, вновь вышел на возвышение перед дверью, поднял руку. Толпа затихла. Сотни глаз уставились на Кирра.
Неожиданно, боковым зрением, почти что подсознательно, Кирр заметил, что ему в голову с огромной скоростью летит метательный шар. Кирр успел выхватить из заплечной сумки свой шар и бросить его навстречу летящему. Шары столкнулись в полете. Бросавший был опытен, но, видимо, не учел того, что Кирра с детства натаскивал  друг, а затем и Учитель умению в совершенстве владеть шипастыми метательными шарами. Паренек  приходил домой весь в синяках, часто с разбитой головой, переломами, но, со временем, все меньше и меньше синяков у него оставалось на теле, все меньше и меньше окровавленных мест... Не учел бросавший метательный шар еще и то, что предзонник к тому же был еще и... воином, прошедшим почти все «круги ада»...
Увидев, как Кирр, почти играючи, расправился с одним из самых грозных оружий Предзонья, толпа одобрительно загудела, подалась вперед, подступив практически к ногам Кирра. Предзонника Колста «вежливо» оттерли подальше. На удивление, он не протестовал...

* * *
Собравшиеся в круг мужчины долго не находили общего языка. Спор продолжался бы бесконечно, если бы в него снова неожиданно не вмешался все еще стоящий чуть позади Кирра Проша.
— Вы спорите уже целый день, и, как вижу, к единому решению не пришли. А давно пора обедать...
Потрясенные мужчины подняли на Прошу глаза. Их удивлению не было конца. Впервые за столько времени в спор мужчин вмешался почти что пацаненок, которого еще утром по делу осадил старик Колст.
— Ну, ну, — весело улыбнувшись, спросил молодой предзонник, у которого только-только на верхней губе начали пробиваться усы, — и что же ты, Проша, Историк, нам скажешь дельного? — с издевкой в голосе спросил он. — Кашки захотелось?..
— Кто за то, чтобы идти в иную страну, в Прародину,  — отойдите налево, кто за то, чтобы остаться здесь — направо, — тихо, извинительным голосом произнес Проша. Надеюсь, вы поняли, о чем я? — переспросил Проша и зарделся.
— Проще пареной репы, — съязвил все тот же парень.
— Как хотите, так и понимайте, — резко произнес Проша и, повернувшись на одной ноге, ушел, чтобы спустя минуту-другую прийти вновь с двумя книгами и сесть на скамье рядом со стоящим Кирром.
В кругу воцарилось долгое молчание, прерываемое лишь изредка посапыванием да вздохами.
Решение нужно было принимать не простое. То, что предлагал Проша, никак не подходило. Если бы предзонники разделились, пусть поровну, или треть — на две трети, не спасало их. Уж очень малочисленной была бы и первая, и вторая группа, поэтому все Старшие Кварталов, а теперь уже небольших группок предзонников, должны были определиться, вынести свой вердикт — остаться ли здесь всем, или попытать счастья в иных параллелях.
— Старейшины и Праматерь давно и все время предупреждали всех предзонников о параллельных мирах, но никто из них не знал, где они на самом деле, — сказал Кирр, когда все уже устали ждать. — Праматерь расставила все точки над «і». Она дала нам подробные карты похода, вот они... Но за многие столетия нашего пребывания на Земле изменилось все, и мы пока не нашли Врат... Наш историк Проша тоже практически ничего в своих книгах не нашел, хотя прокопался почти весь вечер.
— Где они, эти Старейшины? Они, наверное, уже где-то в том мире на лаврах почивают, а нас заставили перенести такие мучения, — подал несмелый голос кто-то из центра полукруга.
— Когда мы уходили, ни одного Старейшины не было в Предзонье, — честно признался Кирр. — По крайней мере, я не видел ни одного.
— И где же они поделись? — крикнул кто-то из наседавшей толпы. — Испарились?
Толпа загоготала.
— Были. Они остались в Предзонье, — громко, чтобы все слышали, сказал Проша даже не моргнув глазом. Он  до этого молча сидел и наблюдал за многочисленными перепалками Старших Кварталов. — Я сам видел.
—  И что же ты увидел? — вновь донеслось откуда-то из задворков полукруга.
— То, как они погибали под обломками Святилищ, под бомбами пятипалых, которые сыпались на Предзонье как горох, — уверенно соврал Проша. — А я... Я обещаю вам, что разберусь с книгами, и узнаю, как пройти к Вратам... Я бы это сделал давно, но у меня не все книги, а только часть их... Вот они, — Проша поднял обе книги над головой.
— Ты там пошустрее разбирайся, не то мы с голоду и холоду здесь помрем.
— Постараюсь. Даю свое слово. Я сразу же скажу об этом Старейшине Кирру. Сразу же, — снова подчеркнул Проша и, взяв книги подмышку, спустился прямо в расступившуюся перед ним толпу.

* * *
Когда все разошлись по временным пристанищам,  Кирр, наконец, вернулся домой. Он продрог, устал, но был весел и полон энтузиазма.
— Я же тебе говорила, все уляжется. Только тебе нужно было все это сделать на пару дней раньше.
— Раньше тоже нельзя было, Парма, — сказал Кирр, переодеваясь в теплую одежду. — После «выступления» калеки Колста по мне метали шар, — бросил предзонник  буднично.
— Метательный шар? Кто? — глаза у Пармы стали огромными.
Кирр ничего не ответил девушке и только сдвинул плечами.
— Ты уходишь? Надолго?
— Мне нужно обсудить все еще раз со Старшими Кварталов. Я уверен, что заговорщика, метавшего в меня шар, найдут. Я не буду поднимать его на дыбу или вешать. Попрошу всех, чтобы отпустили его или ее с миром. Это будет наказание намного круче того, что было у нас в Предзонье раньше.
— Ты не прав, Кирр, — возразила Парма. — Законы нужно менять исподволь, потихоньку. Он или она могли запросто убить тебя.
— Но ведь не убили же. Значит, я проживу еще много лет...
— Дай то Бог, Кирр, — девушка подошла к парню и прижалась к нему.
— Наша история говорит о том, что раньше, — продолжил свою мысль предзонник, высвобождаясь из объятий девушки, — что раньше мы в отдельных случаях поступали именно так...
— Раньше было другое время и другие люди. Писавших нашу историю уже давно нет в живых, Кирр. Сейчас же выросло новое поколение, которое голыми руками не возьмешь.
— Ты записываешь нас — меня и тебя в старики?
— Не знаю, — засомневалась Парма, но сомнения ее отступили на задний план тотчас, как Кирр поцеловал девушку в губы. — Ты там поосторожней, Кирр, — попросила еще раз Парма.
— Спасибо за совет, но я поступлю так, как нахожу нужным, — сказал предзонник и с присущей ему быстротой, вышел из временной землянки в холодную зимнюю ночь.
Кирра буквально в двух метрах на пне ждал  собственный Историк Проша.
— Ну вот, ты уже ударился в политику, — съязвил Проша, когда к пареньку подошел Кирр.
Предзонник исподлобья наблюдал за бледным, с выдающимися вперед скулами лицом Проши.
Сколько раз среди предзонников Кирр видел подобные лица. Хотя Прошу отличали от всей остальной массы именно глаза. Блестящие, полные оптимизма и все возрастающих с каждым днем знаний. «В Проше, наверное, проснулись гены, заложенные еще матерью», — подумал Кирр, потерев своими натруженными пальцами виски. Ему не хотелось продолжать разговор, но он не мог оставить без ответа и язвительный вопрос Проши.
— Заруби себе на носу, — недовольно нахмурившись, проговорил Кирр. — Я совсем не интересуюсь политикой с тех пор, как мы вышли в поход. Мне нужно единственное, Проша, чтобы предзонники до полных холодов пришли на определенное им место и обустроились. Ты меня, надеюсь, понял?
 Проша кивнул головой и улыбнулся.
 — И все же, это тоже политика, Кирр, — сказал паренек, отнюдь не переживая, что за это может получить по шее.
Кирр на этот раз действительно не пожалел своего  помощника.
— Пойдем, я тебя выставлю на люди. Старшим Кварталов все и расскажешь, коли не побоишься. Как ты думаешь, после твоего рассказа они нас не разорвут на части? — спросил Кирр у Проши, подходя к сильно «разогретым» Старшим Кварталов.
Проша молча пожал плечами и последовал за Кирром, который, недовольно поглядывая на взбудораженную массу молодежи, стоящую чуть поодаль, не отвечая на вопросы некоторых предзонников, пробирался на возвышение к центру поляны, где его с нетерпением ждали Старшие Кварталов.
Став на предложенный колченогий табурет, Кирр хмуро посмотрел на стоящих поблизости Звона и Смерда. Звон попыхивал своей трубкой. На миг Кирром овладело полное безразличие ко всему, что произошло буквально полчаса назад, и он, оглядев всех, миролюбиво сказал:
— То, что вы собрались здесь практически все, очень хорошо, и мне не придется лишний раз говорить, что не дело поодиночке вырываться за Пределы.  Никто не знает, что нас ждет там. Проша, рассчитал путь нашего движения... — Кирр на минуту остановился, взглянул на вобравшего в себя голову Прошу, пожалел его про себя, но продолжил, — я хотел дать слово Проше, но, думаю, что скажу понятнее и короче: Проша рассчитал наш путь к Вратам и пришел к выводу, что одна из карт утеряна и поэтому мы никак не можем преодолеть последний наш бросок. Мы уже приблизились к двум Вратам. Но это путь не на наши земли. Третьи Врата будут нашими, поэтому, еще немного терпения!
— Терпения? — вырвалось у одного из Старших Кварталов. — Нас осталась горстка! Пятипалые за несколько дней сотрут нас в порошок.
Кирр ничего не ответил на реплику и, повернувшись, соскочил с табурета.
— Это точно, Проша? — посыпались вопросы к оставшемуся на возвышении парню. Больше спрашивать не было у кого — Кирр уже ушел по расступившемуся коридору предзонников.
— Правда.
— И сколько нам еще осталось мучиться в походе?
— Если карты наших предков не врут, думаю еще двое-трое суток.
— И будут Врата?
Проша уверенно кивнул головой.
— Не будет Врат через трое суток, тебя разорвут на части предзонники, — угрожающе сказал Старший Квартала Звон. — Тебя и твоего начальника Кирра. — Ты понял?
Проше ничего не оставалось, как только кивнуть вихрастой головой в знак того, что все понял.

* * *
Все не спеша, веселые и наконец-то раскрепощенные, пошли за Кирром. Парень впервые за столь длительный период почувствовал, что люди ему поверили. После вчерашней «взбучки» все пришло в норму. То ли помогла выдержка предзонника Проши, то ли именно его, Кирра, умение дать отпор, либо по иным причинам, но Кирр мог наконец-то с облегчением вздохнуть.
Нынешний переход был тяжелым, но отнюдь не мучительным, как прежде. Погода, наконец, наладилась. Мелкая пороша, чередующаяся с холодным дождем, изматывающая непролазная грязь, Большое и Малое болота остались позади. Да и дозорные, возвратившиеся после очередного похода, усталые, но полные оптимизма, сообщили, что наконец-то нашли место для постоянного размещения предзонников. Это место было намного лучше предыдущего и сулило немалую выгоду всем. Там был лес и было много дичи. И река, в которой кишела рыба...
Приятная весть  разнеслась мигом. Один лишь Кирр воспринял ее не с восторгом, юноша чувствовал, что вся эта идиллическая тишина и их удача — подозрительны. Он знал, что по картам, разработанным еще древними предзонниками, они уже два дня назад должны были найти Врата. Вот тогда бы Кирр мог спокойно вздохнуть, а пока же... Иные миры напрочь избегали «знакомства» с отпрысками покинувших родину.
Кирр шел теоретически тем же маршрутом, по которому прошли его далекие-далекие предки. Только в обратном направлении. Иногда ему приходилось отклоняться. Он не умел читать старые манускрипты, которые были у Проши,  но сейчас с помощью Проши усиленно изучал топографию. Это давалось ему очень легко, практически без усилий.
Многое, судя по пожелтевшим картам, изменилось за столь длительное время пребывания предзонников во враждебном для них мире. Там, где на картах обозначались полноводные реки, нынче были непролазные леса, где красовались рощи — было изрезанное рвами и редкими перелесками место, реки повернули вспять, моря, которое Кирр вместе с переселенцами должен был обойти стороной, не существовало вовсе... Поэтому Кирр, внося каждый день поправки, мучаясь и нервничая, прокладывал следующий этап перехода, который бы хоть приблизительно отвечал намеченному пути его древними прародителями...
Делая это, предзонник понимал, что, возможно, и путь к Вратам ему нужно будет искать в ином месте, а вот найдет ли он его или нет, Кирр не знал...
Парма, прихорошенная, насколько позволяли походные условия, уверенно шагала за семнадцатой подводой и Кирр видел ее разве что два раза за день, но какая это была радость для него и для нее!
К вечеру остановились на холме, которого, как не пытался рассмотреть на картах предзонников, Кирр не нашел.
Вид с холма открывался изумительный. Несмотря на безлистые деревья и кусты, все дышало миром и спокойствием.
Охотники разбрелись по ближайшим буеракам и посадкам в поисках провианта, женщины споро разжигали костры и ставили на деревянные треноги котлы, никогда не устающая ребятня затеяла игры...
— Тишина подозрительная, — с тревогой в голосе сказал Кирру сидящий рядом Проша.
— Мы давно ушли из зоны влияния наших врагов, — спокойно ответил Кирр, хотя в то же время, после сказанного Прошей, Кирра тоже начал грызть червячок сомнения. Уж очень гладко, почти безболезненно у них получилось бегство...
— Живущие Вне могут запросто вычислить нас, Кирр, — размышляя, сказал Проша и Кирр еще раз понял, что Проша не простой, замызганный, недалекий предзонник. В нем Кирр увидел думающего парня, и еще раз поблагодарил судьбу, которая послала ему такого помощника.
— Не паникуй, — сказал как можно спокойнее Кирр. — Мы на чужие земли не заримся. Вон их сколько «гуляет» повсюду...
 — Говорят, Кирр, что мы здесь быстро состаримся и умрем, даже не успев продолжить свой род.
— Не раньше, чем предначертано нам, Проша, — с чувством подобающего достоинства сказал Кирр, хотя его опять же задело понимание этого глобального вопроса Прошей...

* * *
Сидя у наскоро сложенного в уголке костерка и грея озябшие руки, Кирр, пока Парма еще спала, думал о том, что их система поселения должна стать намного лучше той, которая была в Предзонье. Там существовали свои законы, были свои иерархические лестницы... Здесь же Кирр хотел избежать подобного. Но как?
Предзонника все время мучил червячок сомнения, сможет ли он раскрутить все, как задумал, или найдутся предзонники, которые помешают ему. Он подсознательно верил, что такие отщепенцы будут. Обязательно найдутся «доброжелатели» наподобие того или той, кто метнул в него шар.
Он понимал и то, что против подобных личностей нужно будет искать противоядие. Каким образом это осуществить на деле, Кирр еще не знал. Скорее всего, как говаривали в старину, предзонник хотел применить старое как мир изречение землян «клин клином вышибают». Пускай каждый получает по заслугам...
И еще, Кирр думал о том, что предзонники не могут  напрочь отказаться от воинствующего запала, поскольку  любой прогресс двигает оружие. Не будет нового оружия, не будет и новых технологий, а предзонники и дальше будут сидеть на телегах...
...Проша пришел, как и договаривались, перед рассветом. Они вышли на улицу. В синих предутренних сумерках разложил на постеленную на землю дерюгу карты и книги, и они вместе принялись изучать маршрут последнего броска.
И Кирр, и Проша понимали, что пройти через Врата, судя по писанию, было несложно. Новое же поселение предзонников уже на Прародине должна будет объединить некая основа, о которой мечтал все время пути Кирр.
— Это будет более совершенная группа Старейшин, — говорил Проша.
— Ты не туда смотришь, Проша, — сразу же возразил Кирр. — Не так думаешь, по старинке.
— Ими станут самые умные из предзонников,  — не слушая замечание Кирра, развивал дальше свою мысль Проша. —  Новому поселению нужны будут металлурги и плотники, ученые и земледельцы. И все они обязаны показать, на что способны, поскольку мы будем выбирать их по качественным показателям.
Предзонник ничего не сказал Проше, но подумал, что этот талантливый и думающий паренек, дай ему власть, далеко пойдет и если его вовремя не осадить, неизвестно что из него получится...
Проша же, разгораясь еще больше, полез в дебри, но его почти тут же оборвал Кирр:
— Ладно, порассуждали и достаточно, — улыбаясь сказал Кирр. — Мы еще поговорим с тобой о будущем нового поселения. В свое время. Лучше уж разберемся в хитросплетениях прохода через Врата.
Проша кивнул и с еще большим усердием углубился в изучение карты и небольшой, затасканной книжонки, сплошь покрытой цифрами.
— И что ты здесь понимаешь? — спросил Кирр спустя минут сорок по времяисчислению пятипалых, наблюдая, как Проша что-то шепчет себе под нос.
 Проша только отмахнулся, мол, не мешай, и опять тупо уставился в очередную, наполовину оторванную каким-то варваром, страницу книги, затем выхватил из сумки другую книгу, полистал и, видимо найдя нужную страницу, стал изучать ее.
Кирр, чтобы не мешать творческому вдохновению Проши, долго молчал, затем встал, прошел к стоявшему у землянки ведру, зачерпнул из него воды и плеснул в лицо, чтобы отогнать сон. Неожиданно Проша так дико взревел, что Кирр едва не опрокинул от неожиданности ведро с водой:
— Что случилось? Всех предзонников побудишь!
— Наш-шел! — радостно прыгая, не обращая внимания на предостережение Кирра, прокричал Проша. — Вот они, наши Врата! Вот они, Кирр, — Проша опять упал на колени перед картой, тыча в нее пальцем. — Нам еще немного осталось пройти. Мы практически у них, Кирр!!!
— Ты точно определил, Проша? — с сомнением спросил Кирр. — Может это не те Врата, не Наши?
— Именно те, Кирр! Наши Врата!!! Сам посмотри, — Проша взглянул на склонившегося над картой Кирра снизу вверх. Глаза у паренька горели радостью и умом.
— Дай-то, Бог, — сказал Кирр, проникаясь еще большей привязанностью к Проше. Если судить по этому знаку, предзонникам осталось идти к нашим Вратам не больше полусуток. Так?
— Вот именно, Кирр!
— Ну что же, спасибо, иди часок сосни. Ты уже двое суток практически на ногах, а мы через час с небольшим выступаем, Проша.
— Какой там сон! Мы — у цели! — Проша быстро собрал книги и сложив карты, неожиданно сорвался с места и припустил к Дозорным, чтобы сделать им последние наставления...

* * *
...Удар был настолько сильным, что Кирра едва не сбили с ног. Он на этот раз не почувствовал, что к нему подкрался враг. Это было страшно, поскольку, как парень понял, он начинал порой утрачивать способность заранее ощущать опасность, откуда бы она ни исходила...
— Я тебя поймала! — радостно проговорила из-за спины Парма. Ты стал слишком расслабляться, Кирр. А это преждевременно. Знаю, что на поиски Наших Врат, на разруливание различных неблагополучий во время нашего похода идет очень много энергии, но свою личную сигнальную систему следует держать все время на «плаву». Ты же буквально «утонул» в своих мечтаниях.
— Рядом со мной  была лишь ты. И никого другого. И от тебя не шло в мою сторону зло, Парма. И мы, наконец, нашли с Прошей Врата. До них меньше чем половина суток хода.
— Но я могла тебя убить! — совершенно не слушая парня и смеясь проговорила девушка.
— Только попробовала бы, — рассмеялся и Кирр, вскакивая на ноги и обнимая Парму. — Я бы из тебя тогда не только вкусненькую котлетку сделал, а и... Так ты поняла, — Кирр снова переключился на основное, — мы с Прошей, наконец, нашли Врата. Наши Врата.
— Ну и слава Создателю и Праматери, Кирр. Но я тебя, если бы ты и не нашел этих Врат вовсе, все равно люблю и любила бы...

* * *
— Возвращайся поскорее,  Кирр, — напутствовала парня Парма, которую, как ни старалась девушка, на какие чары не пускалась, предзонник с собой не взял. — Возвращайся живым! — Она неожиданно всхлипнула. — Пожалуйста, родной, побереги себя! — попросила.
Кирр соскочил с гарцевавшего под ним коня и, подойдя, снова обнял девушку.
— Ну конечно,  — его горло сжал спазм. Кирр почувствовал, что впервые за все время с неохотой уезжает.  Предзоннику показалось, если бы она еще раз попросила его не уезжать, он бы остался рядом с ней и наплевал на все. Но Парма только разрыдалась у него на плече...
— Я постараюсь не задерживаться там, а вы здесь, за Вратами, обустраивайтесь, — сказал он и, поцеловав девушку в соленые от слез губы, вскочил на коня и тотчас пришпорил его...
Все предзонники не видели прощания Пармы с Кирром — они уже были за Вратами, на Прародине. Лишь один Проша сидел на камне у входа во Врата и ждал Парму, которую ему поручил Кирр беречь пуще глаз своих. Юный предзонник знал, что выполнит просьбу Кирра. Обязательно выполнит.





ГЛАВА ПЯТАЯ

ОТМЩЕНИЕ

Короленко одиноко стоял, поеживаясь от прохладного, моросящего дождя на огромной, возвышающейся метра на два над землей полутемной платформе. Он отмахивался от надоедливых комаров, которые сразу же, как только он отошел от будочки кассы, где купил билет, тучей набросились на него. Было даже странно, что почти в зимой этих кровопивцев здесь опять стало неимоверно много. Как же, чуть-чуть потеплело...
На платформе, кроме Антона, больше никого не было, словно ночь слизала с нее всех пассажиров и увлекла куда-то за собой.
Электричка, лихо взвизгнув колесами о рельсы на повороте, подошла к станции на пять минут позже обычного, поэтому Короленко изрядно досталось от ненасытных комаров.
Из вагона высыпала подвыпившая группка молодежи и, весело напевая какую-то ритмичную песню, гогоча и подтрунивая над своими же, сбежала по ступенькам вниз и почти тотчас растворилась в темени пристанционной лесопосадки, забрав с собой и тучу комаров. Антон вскочил в ближайший вагон и электричка, резво набирая скорость, рванулась в промозглую ночь нагонять свое время.
Боком пройдя через висящую на одной петле перехнябленную дверь, Антон оказался в вагоне. Там, на удивление, было светло и почти тепло. Сел в центре. Там не так шумно стучали о стыки рельсов колеса. Буквально за пару минут изучил малочисленных пассажиров вагона.  Впереди него, по ходу электрички, сидела, видимо супружеская чета лет по семьдесят. Напротив — два подвыпивших парня, которые о чем-то незлобиво спорили между собой. На следующей скамье — мать со спящей у нее на руках девочкой лет пяти-шести. Чуть дальше расположилась парочка влюбленных. Парней, которые азартно резались в карты, Короленко только машинально коснулся взглядом. Рядом с ними на деревянном сидении громоздилось полтора десятка пустых бутылок из-под пива. Чуть дольше Антон изучал симпатичную девушку, сидящую напротив него. Она, наклонив голову к оконному стеклу, наверное, спала...
 Пытаясь задремать тоже, Короленко закрыл глаза, но желанный сон не шел, смотреть же через вагонное стекло в черноту степной ночи не хотелось.

* * *
Когда за поломанными дверями электрички материализовались двое автоматчиков из Группы Очистки, Антон не заметил. Они быстро прошли по полупустому вагону, окидывая всех подозрительными взглядами. Остановились рядом с Короленко.
— Документы, — строго сказал мордоворот, державший в правой руке наизготовку автомат.
Все пассажиры электрички, словно провинившиеся школьники, сжались, девочка на руках у матери проснулась от грубого говора старшего ГОшника и громко заревела.
— Проверь, — обратился он к своему напарнику. — А ты без глупостей, — мордоворот вновь подозрительно посмотрел на Антона, одновременно показывая ему свой золотой значок за отворотом лацкана лиловой куртки.
Пререкаться с ГОшником себе же в минус, поэтому Антон неторопливо достал из кармана пиджака полную пластиковую карточку личности, протянул напарнику вооруженного.
Очкарик из Группы Очистки, поправив левой рукой очки на переносице, долго и придирчиво изучал запаянную в пластмассу темно-фиолетовую с четырьмя желтыми и красными полосами личную карточку Короленко — старшего оператора первого класса Станции по поддержанию поля Периметра. ГОшник бросал беглый взгляд то на фотографию владельца, то на самого парня, затем вынул из кармана плоский не больше сигаретной пачки сканер и, отсканировав карточку, видно послал данные в центральный компьютер, который буквально через пару секунд выдал сигнал опознания. Очкарик вернул пластиковую карточку назад и, снова поправив на худой переносице очки, бросил:
— С ним все нормально. К тому же, он работает на Периметре.
ГОшники повернулись от Антона и сразу же прицепились к дрожащей девушке, которая со страха пыталась вжаться в деревянную скамью полупустой электрички.
То же резкое, приказное: «Документы», то же, отработанное до автоматизма, угрожающе-предупредительное движение дулом автомата...
Чувствуя свое превосходство и абсолютную безнаказанность, представители власти  действовали грубо и нахально.
У девушки с перепугу задрожали губы. Антон видел, как она, полностью стушевавшись перед вооруженными людьми в фирменных куртках, судорожно проглотила слюну и загнанно вскинула на дебильно правильных представителей Группы Очистки свои добрые, но донельзя испуганные глаза:
— Извините, пожалуйста, я, видимо, забыла ее д-дома, — запинаясь, произнесла она, роясь в сумочке. — А к-карточка у меня есть... Как же без нее... Я ее получила уже три года назад, когда выезжала сюда на постоянное место жительства...
«Сейчас эти недоделанные скажут ей: «Пойдем с нами», — вяло подумал Короленко. — На первой же станции, если соврала, и никакой карточки у девушки нет и в помине, она угодит в лапищи Сортировщиков, а затем красотке уготовано отнюдь не тепленькое местечко где-то в глубинке в каменоломнях или на задрызганных, опоясанных колючей проволокой в несколько рядов фермах, и девушке не поможет больше никто. Ни Дума, ни даже Президент, поскольку оттуда зэки достучаться не могут ни при каких раскладах»...
— Тогда, пойдемте с нами, — строго повел автоматом представитель власти. Очкарик стал сзади медленно поднимающейся с места, обреченной девушки. — Проверим сказанное вами через компьютер на месте, и по сетчатке глаза...
Короленко, наблюдая за рваными, нервными движениями незнакомки, понял: у нее с документами что-то не в порядке и, сам тому удивившись, не страшась вызвать огонь на себя, обратился к ГОшникам:
— Это моя бывшая подруга, ребята. Мы сегодня крепко рассорились с ней. А документы... Ее документы остались у меня на даче... На серванте. Понимаете, спешка... Она решила тотчас уйти... Ни минуты не хотела оставаться у меня... Не мог же я ее бросить одну — ночь все-таки... Вот и едем. А ночная пластиковая карточка у нее тоже есть... Правда, только с двойной желтой полосой...
Пассажиры, вобрав головы молчали. Если бы хоть один пискнул, что девушка ехала уже давно, а Антон, только на предыдущей или какой-то иной станции зашел в вагон, не поздоровилось бы и Антону. Отделался бы штрафом, или трудовыми работами, хотя это было бы перебором со стороны ГОшников.
— Это так? — спросил у девушки не Очкарик, а, по-видимому, старший, которого про себя Антон прозвал «мордоворотом».
Она ничего не ответила, только робко и виновато кивнула в знак согласия опущенной головой.
— Оставь ее, Петр, — сказал Очкарик. — Если парень с такими документами, он не стал бы брать на себя ненужную ему обузу. Видимо, так оно и есть...
Автоматчики, отошли от еще дрожащей девушки, проверили документы еще у двоих пассажиров — парней навеселе, и через тамбур прошли в другой, тоже практически пустой вагон электрички, которая, продираясь в ночи, резво подъезжала к пригороду.
Антон подсел к девушке. Она не отодвинулась, только с благодарностью взглянула на него, затем улыбнулась и, наклонившись к уху Антона, прошептала:
— Зачем вы соврали?
— Но ведь иначе они бы вас сцапали, — просто сказал Короленко и улыбнулся.
— Не зная, кто я, вы... А что, если бы я была подсадной уткой, и тогда бы вас сразу же забрали... за лжесвидетельство... Или пассажиры нашептали бы ГОшникам. Ведь такое уже было. И не раз... По телевизору раньше частенько показывали «сердобольных» дяденек и тетенек, которые потом направляются на вечную каторгу. Сейчас, правда, таких «сердобольных» как вы, осталось мало. Озлились люди, ожесточились...
— Как видите, не все, — Антон рассмеялся. Впервые за день. — Кстати, — добавил он шепотом, — так, как вы, подсадные утки себя не ведут. К тому же, меня довольно трудно забрать, да и опасно. Ребята из Группы Очистки, если сказанное мной правда, могут нарваться на большие неприятности... А я... Я все равно выкрутился бы, — соврал Короленко.
— У меня все время было ощущение какой-то неприятности, — вяло произнесла девушка, кутаясь в куртку. — Если хотите, опасности. Я даже не хотела садиться в эту электричку...
— Когда у вас возникло это чувство? — заинтересованно спросил Антон.
— Начиная с того времени, как я вышла из поселкового магазина готовой одежды и почувствовала, что за мной кто-то наблюдает. Нет, не напрямую, а будто бы из-за угла, или даже извне. Оглянулась, но никого не было...
Девушка задумалась.
— Может, вам просто показалось?
— Нет, это было на самом деле. Кто-то усердно следил за мной. Кто именно — не знаю. Но, думаю, слежка была...
«Интересная собеседница», — подумал Короленко и спросил:
— Как же это вы решились выйти в ночь без ночной пластиковой карточки?
— Да вот так и решилась, — сказала, вздохнув, девушка. Кстати, как вас зовут, спаситель? — застенчиво спросила.
— Антон. А вас?
— Светлана.
— Понятно, — вслух, сделав паузу, подытожил разговор Антон и стал рассматривать свои короткие ногти на руках, улетев мыслями далеко. Возможно туда, где могла сейчас находиться Класта. «Видимо ее «заарканила» ГО, либо специальный контроль помощников ГОшников», — подумал он и отнюдь не приятные воспоминания нахлынули на Антона. Его тоже однажды задержали в ночном автобусе ГОшники. Почти два дня продержали в камере предварительного содержания, пока не проверили всю его подноготную. Не помог даже приход в штаб матери Антона с его пластиковой карточкой вида на жительство и на возможность пребывать после одиннадцати часов ночи на улице... Правда, его бы выпустили тотчас, если бы у Антона к тому времени была карточка Оператора поля Периметра...
— Мне выходить, — прервала затянувшееся молчание девушка, улыбаясь Короленко. — Спасибо тебе, Антон. Большое спасибо, — повторила она еще раз.
— Не за что, — почти отмахнулся Короленко, но затем до него дошло, что Светлану без документов могут схватить на улице ГОшники. Уж они-то разбираться не будут. Бросят девушку в зарешеченную машину и долго ей тогда придется отмазываться... А если она и впрямь без пластиковой карточки — высылка из города в каменоломни или пустыню на разработки песчаных барханов, либо еще куда — неминуема. А раз он уже взялся ей помочь, то...
Девушка была уже у двери, электричка притормаживала перед предпоследней остановкой своего маршрута, когда Антон, наконец, вскочил с кресла и крикнул:
— Света, погоди, я тебя домой провожу.
— Может, не надо? — стеснительно попросила она, взглянув на подошедшего к ней Короленко. — Я как-то сама доберусь, Антон. Спасибо...
— Сама... Ну, ты даешь... ГОшники тебя сразу вычислят. — Короленко улыбнулся. — Без ночной пластиковой карточки... Дома забыла? — негромко спросил он.
Уже проходя за девушкой через поломанную вагонную дверь в тамбур, Антон зачем-то повернул голову и посмотрел на старика со старухой, которые о чем-то мирно беседовали.
Глаза Короленко и их четверо глаз на короткий миг встретились.
Антон подумал: «Каким меня увидели эти старики? Как очередную абстракцию или, скользнув по мне взглядом, как одинокого уставшего парня, которому завтра снова идти на работу? Супружеская пара, естественно, не видела моего портрета в газетах, как первого спасшегося из Предзонья и вышедшего оттуда живым, поскольку теперь старики газет не читают. Не видели моей физиономии, обошедшей все центральные газеты и ночные ГОшники, которые тоже газет не читают...»
Взвизгнули на остановке на колесах тормозные колодки и электричка на минуту остановилась, выпустив из своих вагонов несколько запоздалых пассажиров и группу парней.
Светлана вышла на высокую платформу. За ней, как привязанный, выскочил из уже собирающейся ринуться в непролазную ночь электрички Антон.
— Ты забыла дома свою карточку, Света? — еще раз спросил Короленко молчаливо идущую чуть впереди него девушку.
— У меня нет вообще никакой карточки. Ни дневной, ни ночной, — повернувшись к Антону, призналась девушка. Лицо ее вспыхнуло, она вновь вся сжалась, как и перед ГОшниками, в тугой комок.
— Как это? — Короленко от неожиданного признания девушки опешил.
— Я... Я из специнтерната сбежала. Там осталось мне кантоваться еще полтора года...
Антон едва не прикусил язык.
— Да, сбежала... — упрямо поджав губы, произнесла Светлана. — Как видишь... Ты, сам того не подозревая, толкнул себя на такие неприятности, от которых, если бы все вскрылось, вряд ли отмазался бы... Слава Богу, Антон, что все прошло гладко...
— И куда же ты теперь? — растерянно спросил Антон, ловя себя на том, что ему таки «везет» на всякие непонятные вещи, которые, хочет он того или нет, идут супротив законам. Искал исчезнувшую бескарточную Класту, нашел другую бескарточную, Светлану.
— Не знаю, — Светлана пожала плечами. — Город большой. Авось, затеряюсь...
— А ты, случайно, не предзонница? — Короленко не ожидал, как подобное могло вырваться у него.
— Я? Предзонница? Ты что, поехал? — возмущенно и с вызовом спросила девушка.
— Извини, — сразу же поправился Антон, шагая следом за Светланой. — А я... Я, к твоему сведению, Света — спасшийся из Предзонья...
Девушка, не поворачиваясь и продолжая идти вперед, чуть вздернула плечами, затем, словно к ней только что дошло сказанное Короленко, стала как вкопанная, затем резко повернулась и уставившись на Антона удивленно взбудораженными глазами, спросила:
— Как? Из Предзонья и спасся?
— Да вот так. — Короленко улыбнулся. —  Девушка, предзонница меня спасла недавно...
— Пред-зон-ни-ца? Врешь! — У Светланы не глаза — вызов.
— Ты что, газет не читаешь?
—  Не приучена, — отмахнулась Светлана. — Нам в интернате таким заниматься не положено...
— Вы прямо как монашки-затворницы. Что же вам там положено?
— А ничего, — резко ответила Светлана. — Все, выручил, спасибо, а теперь — иди... Я сама...
— Не валяй дурака. Стоит тебе напороться на ночных ГОшников...
— Не напорюсь.
— Ну, как знаешь, — сказал Короленко и подумал, что он зря встал за этой девушкой из электрички. Через полчаса был бы дома, а теперь, если успеет, нужно бежать на последний троллейбус или ждать электричку из Петушняков. А она будет минут через двадцать пять, если вообще будет...
Антону на миг стало грустно, но в то же время от предчувствия, что Класту ГОшники не захомутали и она давно уже дома, грусть незаметно, как предутренний туман перед солнечными лучами, улетучилась. Сердце учащенно забилось...
Парень даже не усек, что Светлана тут же растаяла в темени ночи, но он и не жалел об этом: все заглушили приятные воспоминания о Класте, его Кластушке... Какое ему дело, куда направилась едва знакомая Светлана и где она намеревается прятаться от представителей правопорядка в дальнейшем. Это были ее трудности...
Чтобы не ждать электрички, пошел к конечной остановке троллейбуса.
Неказистая фигура быстро шедшего впереди по стылой улице крупного мужчины в тулупе и шапке-ушанке, показалась Антону чем-то похожей. Вернее, чуть подпрыгивающая походка. Короленко ускорил шаг и почти нагнал неизвестного на перекрестке.
Мужчина в тулупе, услышав сзади шаги, опасливо оглянулся.
Самохапов? Один??? Без обязательной охраны??? В это время??? — пронеслось в мозгу опешившего Короленко, когда в нехитром свете дальнего уличного фонаря Антон увидел заросшее густой черной бородой лицо своего бывшего шефа. Уж он-то, столько не отходивший от Самохапова ни на шаг, отлично изучил Самохапова, и бородой изменить свою внешность для Короленко тот не мог. — Выходит, его шестипалые не прикончили, — с сожалением подумал Антон, — а Самохапов в очередной раз сварганил свое «исчезновение»... А какими некрологами тогда запестрели газеты! Были пышные похороны, на которые Короленко, естественно, не пригласили... Кого же вместо Самохапова положили в гроб? — подумал Антон и тут же поймал себя на том, что бородатый скрылся.
Короленко не стал преследовать Самохапова, который, видимо, уже сменил фамилию и живет сейчас Ивановым или Шевченко. У Антона была иная цель — вскочить в первый же подошедший троллейбус или автобус и быстрее попасть домой.
Но это ему не удалось. К остановке подошла группа парней и тут же прицепилась к стоящему Антону:
— Дай травки малость пососать, — небрежно сказал, задираясь один из них и тут же удивленно и в то же время громко почти прокричал:
— Кореши! Дебил с музыкой! Убейте его, заразу!
Только тогда Антон вспомнил свою драку в дачном поселке. Перед ним стоял не кто иной, как получивший тогда свое Костик.
— Тебя еще не посадили? — удивленно спросил Короленко. — Я-то думал, что ГОшники тебя уже отправили в каменоломни или еще куда...
Костик с яростью взглянул на Антона, глаза у него налились злостью. В руке у Костика блеснул нож. Антон заметил, как профессионально держал нож в руке Костик — рукоятка лежала точно поперек вытянутой ладони. Он захватил рукоятку ножа так, что большой и указательный пальцы обхватывали шейку предохранительной планки, а средний — утолщенную часть, поэтому артистически управляя ножом указательным и средним пальцами, а также положением запястья, Костик свободно мог наносить удары в любом направлении.
Боковым зрением Короленко заметил, что еще двое из компании Костика тоже вынули ножи, но, скорее всего, они были не профессионалами, а лишь научились пугать. Поэтому Антон, хотя и принял их во внимание, но понял, что расправиться с «помощниками» Костика ему не составит большого труда. Все внимание Короленко было направлено на Костика, который медленно надвигался на Антона. Неожиданно за спиной Антона послышался шорох. Он резко повернулся и увидел еще одного «коллегу» Костика, который кошачьими шагами приближался к Антону. В правой руке, опущенной вниз, вдоль ноги был длинный штык. Его он, видимо, достал из рукава. Левая рука противника была приподнята.
«Предохраняет себя от возможного моего ответного удара», — подумал Антон.
Пути к отступлению у него не было.
Еще раз взглянув на нерешительно топтавшихся впереди него соперников с ножами, которые медленно приближались, Короленко простым выпадом обеими ногами вперед, повалил обоих и тут же развернулся на сто восемьдесят градусов, как его учили в «школе» по подготовке операторов Станций поля Периметра. Нападавший сзади уже наносил короткий укол штыком.
Не меняя положения ног, Короленко переместил корпус влево и нанес удар ладонью правой руки по лезвию штыка. Отклонив штык в сторону, Короленко молниеносно совершил захват левой руки противника своей правой. Затем вынес левую ногу в сторону правой ноги противника. Одновременно левой рукой Короленко захватил правую руку противника со штыком и, вывернув ее, бросил противника на землю. Тот не успел уклониться от штыка, который вонзился ему в грудь, пробив тело насквозь.
Не обращая больше внимания на поверженного и кричавшего что было мочи противника, Антон вновь развернулся к Костику. Тот уже бросился на Короленко и, если бы не молниеносная реакция Антона, всадил бы нож в боковую сторону шеи.
Зная, что этот удар может рассечь горло и яремную вену, руками, сложенными в «У»-образную форму, Антон блокировал удар Костика. Затем сделал прыжок назад, перепрыгнув даже через корчащегося на земле со штыком, чтобы Костик не имел возможности нанести ему удар в области живота или промежности, Короленко захватил правую руку противника левой и с силой нажал большим пальцем на тыльную сторону ладони Костика, одновременно выворачивая его запястье в левую сторону, и с силой прижал его кисть к предплечью нападавшего. Костик выронил нож и с яростью взглянул на Короленко.
— Убить тебя, скотину, что ли? Все меньше плесени паршивой останется, — только и успел сказать Антон, как почувствовал, что ему больно ткнули в шею металлическое дуло.
— Руки! — грубо сказал кто-то сзади. — Оружие наземь!»
«Попался, как школьник, — подумал Короленко, но все же медленно, не поворачиваясь, локти прижал к талии. Уже хотел резким поворотом влево нанести удар противнику по запястью или предплечью одновременно и левым и правым локтем, затем захватить противника и повалить его на землю, но свершить задуманное не успел, поскольку сзади грубо сказали:
«Группа Очистки».
По поведению Костика, Короленко понял, что это именно не его друзья, а ГОшники.
Разборка была короткой. ГОшники вызвали спецавтомобиль. Пластиковой карточки Короленко оказалось достаточно, чтобы прибывший на место старший отряда, сверив идентификационную карточку Короленко на центральном компьютере, отпустил Антона буквально через несколько минут. Что дальше могли сделать ГОшники с нарушителями порядка в Южногорске — Костиком и его друзьями «по мокрому», Антона абсолютно не интересовало.

* * *
Семейные встретили пришедшего Антона настороженно. Он не сел есть к столу и был весь погружен в отнюдь не приятные думы. Что-то было не так в квартире, но что именно, Антон не мог понять. Отец молча сидел у телевизора и на приветствие сына только кивнул головой, Аннушка, сославшись на головную боль, пошла выпить таблетку, Серафима Ильинична, пока еще сгоняла свое зло на тарелках, прибирая их со стола.
— Я не знаю, сможешь ли ты, Антон, понять, что она не для тебя, — снова вмешалась Серафима Ильинична, придя с кухни за очередной порцией тарелок и упрямо теребя в руках низ фартука. — Забудь о ней, как о прошлогоднем снеге! Хватит изводить себя как последнего...
— Не надо, мам, пожалуйста! Не надо очередных нравоучений... Я, мама, сыт ими по горло. Ты уже три недели говоришь мне одно и то же.
— Семя от яблони... — начал было улыбающийся отец Антона, на минуту оторвавшись от телевизора, и не боясь на этот раз, что страшная буря неожиданно может переметнуться и на него, но несмелая реплика отца, как всегда, была проигнорирована и сыном, и Серафимой Ильиничной, которые опять стали в позу.
Антон продолжал нервно расхаживать по комнате по привычному маршруту — от дивана — к телевизору и обратно.
Серафима Ильинична, опершись плечом о косяк двери, цепко сжав свои бескровные губы, наконец-то оставила в покое фартук, но это отнюдь не говорило о том, что женщина отошла, остыла. Наоборот, подобная поза предвещала надвигающуюся бурю.
— Сядь, Антон, не ходи по комнате, — наконец воинствующе произнесла Серафима Ильинична отстраняясь от двери. — Эта оборванка у меня уже вот где, — Серафима Ильинична провела ребром ладони по горлу. — Ты за это время словно свихнулся...
Антон вздохнул, послушно присел на стул и охватил голову руками, затем поднял её и, даже не глядя на мать, попросил:
— Не надо, мама, об этом больше. Я тебя очень прошу! Мне и так сверхтошно...
— Я не могу даже представить эту уродину у нас в доме, не унималась Серафима Ильинична, совершенно не придав значения просьбе сына. — Ушла, и скатертью дорога! Да ей спасибо за это нужно сказать...
Антон вновь вскочил со стула и опять нервно заходил по комнате.
— Ну, вот, видишь, Степан Николаевич, что он делает, — нервно произнесла она, бросив гневный взгляд на молча сидевшего у телевизора мужа, скорее всего, пытаясь и его втянуть в конфликт.
Степан Николаевич вновь оторвался от телевизора, взглянул на бушующую жену и щелкнул тумблером. Нынче он абсолютно не хотел вмешиваться и разводить конфликтующие стороны. Ему надоели сравнительно частые перепалки «ни о чем» между женой и сыном.
— В больнице мне было лучше, — промямлил он, пытаясь выйти из комнаты.
Услышав подобное, Серафима Ильинична схватилась за сердце:
— Все образуется, мам! Все образуется, Тошенька, найдется твоя Класта, не волнуйтесь, — сказала Анна, пришедшая вновь в комнату... Сестра Антона хотела разрулить, как это было не раз, успокоить и брата, и мать, но не тут то было.
— И ты, Анна, против меня? — с сердцем произнесла Серафима Ильинична, вопрошающе уставившись на дочь. — Он забыл о своем древнем роде. Ведь мы потомственные дворяне, у нас в крови...
 — Нет, мам, ну что ты, как он мог об этом забыть, — Анна нежно взглянула на мать, затем перевела такой же нежный взгляд на любимого брата. — Ты же не будешь жениться без согласия родителей, Тоша, правда? — Девушка повернула голову так, чтобы не увидела мать и заговорщицки подмигнула брату. — Так ведь, Антон?
Антон, будто осознав, что делает, вяло кивнул головой, оставил свое бесцельное хождение по комнате и, извинившись, прошел в свою спальню.
Смятое постельное белье, которое Антон оставил с утра, все так же лежало на диване не прибрано. Когда он вошел в спальню, неожиданно почувствовал, что не только в главной комнате, но и здесь были чужие. Это ему «доложил» чужой запах, намертво прописавшийся по месту жительства Короленко.
Антон подошел к дивану, небрежно смахнул с него прямо на ковер смятую простыню, одеяло, подушку и упал на пустой диван. Едва его голова коснулась подушки, тотчас уснул, однако тревожный сон юноши продолжался недолго — спустя минут двадцать, Антон уже вновь был на ногах и тихо, чтобы не разбудить домашних, черкнул на клочке бумажки, мол, не беспокойтесь, вновь вышел из квартиры на поиски Класты.
Сбежав по лестнице, через минуту он окунулся в непогодь... Дождь, моросивший уже часа два подряд, не прекратился, а, наоборот, усилился. Кое-где начало подмерзать и идти вверх по пустой скользкой асфальтированной мостовой было довольно тяжело, поскольку ноги Антона то и дело разъезжались. Ночь сгладила все углы. С черного ее крыла на пару минут прекратившись, начали сыпать крупные хлопья мокрого снега, чтобы под ногами у Короленко превратиться в неприятную, похожую на испачканную чем-то черным сметану, кашу, а затем и в страшный гололед. Начавшаяся днем оттепель, внезапно обрушившаяся на город, внесла свои нежелательные поправки.
Антон мельком взглянул на часы. Они вообще остановились. Просто он забыл завести их. Мобилку же не брал.
Зная, что подходит к привилегированному району, Антон собрался, потому что прекрасно знал: именно здесь может нарваться на большие неприятности. Конечно, его все равно выручит ночная пластиковая карточка Старшего оператора Станции поля Периметра, но на улице Стародворской  ГОшники могли расстояния парализовать Короленко, даже не спрашивая ее у него, почему он здесь, его карточки. Уже после разберутся. Парализатор бесследно для человека не проходит. Об этом Антон тоже знал.
Какого рожна он сюда пошел, Короленко даже сам удивился. Словно кто-то, неизвестный, на время выключил его сознание и приказал появиться именно к этому времени здесь, у дома, где жили власть предержащие города. Антон с трудом осознал, что это именно он, а не кто-то другой. Некая неизвестная сила держала его в цепких объятиях, заставляя почти беспрекословно повиноваться ей. Короленко попытался было противиться ей, но неизвестный так «цыкнул» на него, что у Антона едва не лопнула черепная коробка.
«Если увижу ГОшников первым, придется применить думбо», — подумал Короленко, силой воли своей пытаясь уйти от навязчивой идеи неизвестного, который втемяшивал (или это так казалось Антону) в его мозги некий, непонятный ему план действий.
«Нужно пока не поздно уносить отсюда ноги»,  — подумал Короленко снова, но тут же перед ним, как на дисплее, пробежала командная строка, и Антон беспрекословно повиновался ей.
Короленко, кутаясь в воротник куртки, обошел несколько близлежащих кварталов. И вновь наткнулся на ГОшников. Они в такое время ходили группой, по четверо. Думбо он так и не успел воспользоваться. Антон даже не почувствовал появления ГОшников. Слава Богу, что они не применили парализатор.
— Медленно подойдите к нам, — властно, хрипловатым голосом проговорил через небольшой усилитель, находящийся в спецкуртке один из ГОшников. — И не думайте бежать, стреляем без предупреждения. Руки держать раскрытыми!
Зная, что ГОшники где-то около часа ночи церемониться не станут, Антон, как послушный гражданин, по лучу следящего за ним мощного фонаря, медленно подошел к ГОшникам.
Проверка ночной карточки парня была недолгой, и Короленко, спустя несколько минут вновь отмерял трудные метры, расширяя круг поисков, хотя с каждым пройденным шагом все больше и больше убеждался в том, что найти Класту этой ночью ему, по-видимому, тоже не суждено.
Затем он снова подошел к остановке, поджидая там каждый прибывающий из центра троллейбус и автобус. Их становилось все меньше и меньше: час пик давно миновал и уже было далеко за полночь.
Короленко уже заприметила очередная группа ГОшников. Сначала двое прошлись неподалеку, внимательно наблюдая за Антоном. Когда патруль вернулся, и ГОшники увидели парня снова, последовала проверка идентификационной пластиковой карточки, которая, естественно, была в порядке. Часа через полтора вновь вернувшиеся ГОшники потребовали от Короленко, чтобы тот покинул «лобное» место и шел почивать в постельку как любой послушный гражданин.
Зная, что пререкаться со служителями правопорядка себе же накладнее, Короленко послушно оставил свой «пост» и медленно пошел домой.

* * *
Анна не находила себе места. Ее вновь переполняли мрачные предчувствия. Почти те же, как и тогда, когда они ехали от тети Жанны из Полевого, и Антон попал в логово предзонников.
Девушка уже знала, что Антона дома нет, понимала, что он вновь бросился на поиски пропавшей Класты. Отец уже спал, мама же, видимо проснувшись часа в два ночи,  как всегда, сгоняла зло на кухонной утвари.
Анна хотела пройти к матери, чтобы успокоить ее, но затем оставила свой порыв, поскольку, когда Серафима Ильинична злилась довольно долго, уговоры дочери успокоиться, ничего бы не дали. Анна просто могла навлечь и на себя огонь, и тогда...
Девушка включила телевизор. В который раз крутили, несмотря на ночь, неизвестно какую серию мыльной оперы, которая продолжалась вот уже на протяжении более года. Щелкнув выключателем, подошла к аквариуму, насыпала рыбкам сухого корма, затем достала со стеллажа книгу, но не читалось. Спустя несколько минут вновь была у враждебно-темного окна, за которым где-то внизу, по холодным почти неосвещенным улицам бродил вот уже столько дней и ночей Антон в поисках Класты. Вскоре, оставив стылость улицы за оконным стеклом, прошла на кухню.
— Тебе уж чего ночью не спится, Ань? Я-то все об Антоне думаю... А ты бы сейчас десятый сон видела... Молодость...
— Я тоже думаю о Тоше, мама, — тихо произнесла Анна и присела у стола на табурет...

* * *
Антон на этот раз пришел домой где-то около четырех утра.
— Явился, не запылился, — сразу же с порога язвительно-строго встретила непослушного сына Серафима Ильинична.
— Ну.
— Не нукай, когда с тобой мать разговаривает, — поджав губы, снова резко произнесла Серафима Ильинична. — Ну, что, не нашел сучье отродье? — упрямая краска залила лицо матери.
Антон ничего не ответил, только стрельнул глазами.
— Молчишь? Слушай мать. Эта сучка подколодная не про нас. Нечего вражью кровь привечать у нас дома. Иди на кухню. Все уже остыло давно.
— Не хочу.
— Через не хочу. Не дам спать, пока не поешь. Пельмешки твои любимые приготовили с Аней. Ты ведь вечером так и не прикоснулся к еде.
Антон, переобувшись и оставив в шкафу  в прихожей куртку, молча прошел мимо отчитывающей его матери. Молча сел к столу.
— Ты проглотил чего? Молчишь, — недовольно проговорила Серафима Ильинична, насыпая в тарелку пельмени, — хотя бы с сестрой поздоровался. Тоже истлелась за тебя, не спит...
Антон, виновато взглянув на сидящую в уголке притихшую Анну, произнес:
— Здравствуй.
Анна кивнула, затем, будто очнувшись, спросила:
— Нашел?
Антон отрицательно мотнул головой и поддел на вилку пельмешек. Стал машинально жевать.
— Ну и слава Богу, что не нашел, — зло вставила свое Серафима Ильинична. — Пусть где хочет бегает, сучка. Только не с тобой. Повесилась на парня, змея предзонная.
— Не надо, мама, — устало и с болью в голосе попросил Антон.
Серафима Ильинична стала в позу.
— Скажите, сударь, на милость, я разве не права? Забудь ее. Не для тебя она. Не для тебя, Тоша!
— Неужели мне следует напиться вусмерть и забыть все? — Антон поднял глаза на Серафиму Ильиничну, которая упрямо теребила свой фартук.
— Можешь и почти что вусмерть, но похмелье может стать тяжелым, — вдруг резко произнесла Анна. — Я в этом участвовать не собираюсь. И пить тебе не советую, Антон.
— Не слушай ее, Тоша, — Серафима Ильинична подскочила к шкафчику и тут же перед Антоном появилась нераспечатанная бутылка водки, два граненых стакана. — Выпей, сынок, обязательно полегчает. И я чуток с тобой. Распечатывай. Я сейчас огурчик... А Аня... Ей еще рано водочкой баловаться... Вот придет время, тогда и пригубит...
Водка забулькала в стаканы. Себе Антон налил полный, матери, как и просила, чуть меньше половины. Затем тут же опрокинул стакан в рот. Водка не обожгла, как бывало. Парню показалось, что он пьет не водку, а воду.
Не закусывая и даже не занюхивая, налил еще полстакана. И это содержимое опрокинул себе в рот, взял из рук матери протянутый огурец, откусил.
— Вот это по-нашему, — повеселевшим голосом произнесла Серафима Ильинична, тоже закусывая огурцом.
Анна, сидя за столом напротив Антона, молчала и презрительно смотрела на брата.
Внутри у Антона чуть потеплело, но все равно, в глубине души парень чувствовал, что его обманули. Притом нагло. И кто? Мама! А это было больно!
Чтобы перевести разговор на другую тему, Короленко «повеселел».
И Анна, и Серафима Ильинична тут же заметили перемену.
Анна настороженно взглянула на Антона, словно он предал не только Класту, с которой она только что познакомилась, но и ее, свою родную сестру, которая все равно любила его, подлеца.
Серафима Ильинична расплылась в улыбке и, встав из-за стола, подошла к сыну, поцеловала в лоб, как  всегда. Но на этот раз Антону было неприятно ощущать у себя на лбу губы матери. Он впервые отметил, что они сухи и шершавы.
«Целует, словно покойника», — подумал Антон, но виду опять же не подал, не отстранился от сухой груди Серафимы Ильиничны, к которой она прижала его голову.
— Я же говорила тебе, Ань, что Тоша поймет, что эта девка не нашего роду,  и не нашего племени, — торжественно произнесла она. 
— Не надо, мам, — почти безвольно проговорил Антон.  — Пожалуйста, не надо!
Чувствуя, как все внутри у него вскипает, он отстранил голову от груди матери.
— Хорошо, поговорим завтра. На твою головушку столько всего, да сразу...
Антон резко встал с кухонного табурета, чуть покачнулся. Выпитая почти на тощий желудок водка уже давала о себе знать.
— Иди, приляг, успокойся. На завтра хмель пройдет, все образуется.
Антон кивнул головой. Уже выходя из кухни, встретил настороженный взгляд Анны, подмигнул сестре, мол, как я маму «того», как «театр»?..
Анна даже привстала с кухонного табурета. Антон не видел, что у нее радостно вспыхнули глаза, и отлегло от сердца: брат не предал свою любовь. Он только сгладил углы и успокоил маму. Пусть на время. Стерпится — слюбится... А Класта отличная пара для Антона. А то, что он сегодня напился — всякий мужчина должен снять стресс. А его можно снять либо в постели с любимой женщиной, либо водкой. А мама все же бессердечная женщина: любого доведет до стресса...

* * *
Антон сначала опасался, что мама помешает его намерениям, но Серафима Ильинична была на удивление спокойной. Антон даже удивился: вчера она практически бушевала, готова была на каждом согнать свою неудержимую ярость, злость, сегодня же...
— Пора бы тебе, сынок, подумать о работе, — сказала она, ставя на стол сверхранний завтрак. — Не так много операторов поля Периметра. Тебя снова с руками и ногами возьмут, Антон. Ты же — Старший оператор! И у тебя не отобрали карточки, не сообщили ГОшникам, не дали команды в Центр о ликвидации карточки, значит ты им еще нужен!
— Как только найду Класту, — опустив глаза в тарелку, тихо проговорил Антон.
Он боялся, что его слова снова взвинтят мать, и она опять, как это было не раз, станет в позу, но опасения Короленко были напрасными. Серафима Ильинична, на удивление, только качнула головой, затем подошла к столу, присела напротив.
— Далась она тебе, Тоша. Ищи ветра в поле. Она, видимо, уже далеко, может, даже дома, в своем ублюдочном  Предзонье...  Столько уже прошло времени после ее ухода, Тоша... Она бы уже давно пришла...
— Это «благодаря» тебе, твоим «стараниям», мама, — против его желания вырвалось у Антона, однако Серафима Ильинична на резкую, язвительную реплику сына снова не обратила внимания.
— Брось о ней думать, Антон! Разве мало девушек в нашем миллионном городе? Нет, поезжай в столицу, подыщи себе там подходящую пару. Деньги с отцом мы найдем... Ты, кажется, любил Настю, да и от Веры почти был без ума...
— Да никого я по-настоящему не любил, мама, кроме Класты, —  проговорил Антон, даже не взглянув на мать.
— Ты поешь, потом будешь думать о ней.
Антон хотел сказать матери, что у него кусок поперек горла станет, но промолчал, а затем спохватился:
— Ты уже не против Класты, мама? — вскинул на Серафиму Ильиничну удивленные глаза Антон.
Серафима Ильинична деланно вздохнула, затем, отмахнувшись рукой, произнесла:
— Мне бы очень не хотелось видеть ее в нашем доме и особенно невесткой, но раз ты так настаиваешь... Я столько ночей недосыпала, все передумала... Стерпится, наверное... — Серафима Ильинична деланно вздохнула.
Антон радостно вскочил из-за стола, поцеловал мать.
— Это правда, мама?
Серафима Ильинична только молча кивнула головой.
— Я пойду, сейчас же пойду ее искать, — радостно протараторил Антон.
— Сначала поешь, балаболка, — улыбаясь проговорила Серафима Ильинична, привычно настаивая на своем. — И подумай о работе. Два раза тебе не будут предлагать такую высокооплачиваемую работу, Антон.
— Я завтра же зайду в Управление, мама, — весело проговорил Антон, жуя практически на ходу и жалея о том, что ни Анна, ни, тем более, Класта, не знают, что его милая, родная мама, не то, чтобы смирилась полностью — это было бы абсурдом — но мама поняла, что для него значит Класта.
— Ты сегодня не долго, Антон, — поймала сына у порога Серафима Ильинична. — За все это время исхудал, как щепка, Тоша... Если не найдешь ее сегодня, значит... Она не может затеряться на столь длительное время в нашем городе. Либо ее схватили без карточки парни из Группы Очистки, либо она направилась назад, к себе домой... Честное слово, Антон, место ей только там, в  ублюдочном  Предзонье... Но, сын, как знаешь, — Серафима Ильинична вздохнула.
— Как ты можешь так говорить, мама! Ведь она не давала тебе никаких поводов! Класта само совершенство, несмотря на то, что она родилась и всю свою сознательную жизнь провела в Предзонье, — неожиданно, сам того не понимая, взорвался Антон. — Худо там, хорошо ли, это уже судить не нам с тобой. Как сказал, мама, очень давно поэт, и дым отечества нам сладок и приятен. Разве не так?
— Не кичись своей эрудицией, сынок, — тихо проговорила Серафима Ильинична. В чем-то ты, может, и прав, но, в общем, уволь, сын... Пораскинь своим, отнюдь не дебильным, прости Господи, умом, Тоша, и прикинь, что из всех зол необходимо выбирать самое меньшее...
— Так ведь и я об этом, мама, — радостно пробормотал Антон, удивляясь такому повороту дела. — И я выбрал... Выбрал не недалекую Веру, не Анастасию, которая действительно неплохая девушка, а образованную, начитанную, не белоручку, а отличную хозяйку Класту.
— Какова она из себя хозяйка, покажет время, Антон. Не очень-то раскисай на первых порах. Хотя я, ты же знаешь прекрасно, против нее... Не лежит к ней у меня душа, Тоша. Хоть убей меня, хоть режь, не лежит... И словами «стерпится-слюбится», здесь не попишешь...
— Мама! Ты опять за свое? Да я не знаю, что сделаю с собой, если с ней чего случится...
— Да ничего ты не сделаешь, — улыбаясь, проговорила Серафима Ильинична, притягивая к своей груди голову сына. — Ничего, Антон...
Серафима Ильинична была само умиление. Она вновь не отреагировала на резкий выпад Антона и углубилась в свои мысли.
Сегодня она была в особом расположении духа после звонка утром из шестого сектора Группы Очистки. Все уже свершилось. Ее лично приглашали придти к двенадцати часам дня на просмотр видео и для получения круглой суммы... Пришедшая с Антоном действительно была предзонницей, несмотря на то, что у нее пять пальцев, и кровь у нее красная. В Группе Очистки пообещали, что Антона не тронут. Ну, привел побаловаться, но ведь он не знал, что эта девица из логова шестипалых. Может быть, если бы Антон был обычным гражданином, его бы, конечно, затаскали, но он был Старшим оператором Станций поля Периметра, и этим все сказано...

* * *
Серафима Ильинична сидела в затемненном зале перед огромным, почти на всю стену экраном. Медленно потягивая из небольшой чашечки крепкий кофе, предложенный секретаршей старшего шестого сектора Группы Очистки перед началом демонстрации, Серафима Ильинична, попросила во второй раз прокрутить захватывающее «кино». Женщина  наслаждалась предсмертной агонией девушки-предзонницы, которую благодаря ее наводке, да и наводке других жителей Южногорска, Группа Очистки вычислила у Центра реабилитации.
Рядом с Серафимой Ильиничной на приставном табурете сидел Старший группы и профессионально комментировал происходящее на экране.
— Для поимки названного вами предмета Охоты, уважаемая Серафима Ильинична, сначала была организована небольшая оперативная группа Охотников, затем, по приказу Главного, она была преобразована в отряд из семидесяти человек, вооруженных до зубов. Были задействованы вертолеты поиска...
Объект искали повсюду — на помойках, по чердакам, в гнусных забегаловках, но все оказалось прозаичнее: нам позвонила девушка из Центра реабилитации. Дальше вы все видели на кассете, которую я комментировал. Еще раз спасибо вам, Серафима Ильинична. Гонорар получите в кассе в четырнадцать тридцать.
— А можно еще раз посмотреть, теперь уже без ваших комментариев? Чтобы хорошенько запомнить все нюансы, — глаза у Серафимы Ильиничны на миг хищно вспыхнули.
— Это ваше право, — с безразличием в голосе сказал Старший шестой Группы Очистки. — Кстати, полную запись получите для своего архива там же в кассе.
— Благодарю вас, молодой человек, — сказала с волнением в голосе Серафима Ильинична. — Вас и в вашем лице всех из Группы Очистки. Копия записи мне не нужна. Когда захочу, надеюсь, я смогу вновь посмотреть это, — Серафима Ильинична кивнула на экран, — у вас?
— Конечно. А благодарить нас не принято. Это наша работа, уважаемая Серафима Ильинична,  — опять же с безразличием в голосе произнес парень. — Я вам не нужен больше? — корректно спросил.
— Нет, нет. Я сама посмотрю. Это так интересно! — взгляд женщины снова прикипел к экрану, на котором недолго корчилась в предсмертной агонии от насильно введенного ей сильнодействующего яда, черноволосая девушка.
«Молодцы! Так искусно сработали, — сделав последний глоточек кофе,  подумала Серафима Ильинична. — Наконец-то я избавила от этой ублюдочной предзонницы сына, да и себя! Правда, долго ее содержали в камере предварительного заключения. Но это их дело. Как сказали из Группы Очистки, проверка затянулась. И не на пару дней, не на неделю-две, а побольше. Может, это и правильно. И ведь данное их работа — не осудить невиновного, встать на его защиту. А что, если бы кто-то из недругов вдруг показал на меня? Для представителей власти главное, что все подтвердилось!»
Радость переполняла Серафиму Ильиничну, а учащенно бьющееся сердце говорило женщине о том, что она полностью удовлетворена.
Единственное, что не понравилось во всем этом «кино» Серафиме Ильиничне, так это то, что пришедшую с Антоном девицу умертвили в одежде.
«Ее, бесстыжую соблазнительницу Антона, следовало бы выгнать в чем мать родила на мороз да до умопомрачения погонять по снегу при всем народе города. А уж затем всадить в задницу дозу яда», — подумала Серафима Ильинична и, еще раз взглянув на последние кадры настоящего фильма ужасов, встала с кресла и, все еще пребывая в эйфории победы, удовлетворенно потерла свои сухие руки: она расправилась, как хотела, с возмутительницей ее спокойствия!
«Ничего, Антон побеснуется малость, и забудет эту подколодную тварь, вернее, предзонную, — подумала Серафима Ильинична, выходя из зала просмотра. — А там, наконец-то  пойдет на работу... Операторам хорошо платят... И все девушки будут у его ног... Даже если он откажет Насте, будет другая...»
На улице замело. Трамваи не ходили, но Серафима Ильинична не замечала мороза. Она шла с высоко поднятой головой. Такое настроение у нее было разве что тогда, когда она, наконец-то после стольких лет бесплодия узнала, что зачала Антона...

* * *
Новые цветастые простыни, постеленные на диване, не манили в постель, а, наоборот, отталкивали. Антон сидел на стуле у окна, в которое столько дней назад смотрела Класта и, лаская в пальцах ее, оставленную на кресле красную косынку, думал о девушке из сна, которую нашел наяву и почти сразу же потерял. И тут Антона словно огрели по голове: «Да Класта ушла назад, в Предзонье! Куда она могла еще уйти? Она ушла до-мой! Хотя, как сообщили по телевидению властьпредержащие, предзонники неожиданно собрались, скопом покинули свое обжитое место и куда-то  движутся маршем по лесам и болотам, удаляясь от Южногорска». Но все равно, Класта ушла домой. Больше идти ей некуда. А с ее умом и умением выжить, попасться в лапы ГОшников, она не могла.
Вскочив со стула, Антон быстро накинул на себя свитер, натянул штаны. Помня о том, с какими трудностями они с Кластой добирались из Предзонья в Южногорск, Антон ужаснулся:
«Похолодало-то как! Она замерзнет сама в лесу! Хотя, нет, не должна...»
...Короленко выехал на машине на трассу еще затемно.  Перед поездкой, основательно изучив самодельные подробные карты грунтовых дорог, которых не было на официальных картах. Эти карты он выпросил у товарища, а после почти всю ночь, рассматривая дороги, Антон отметил те из них, которые, подойдя впритык к Свалке, либо обрывались совсем, либо круто забирали в сторону от нее. На этих картах были обозначены и пешие тропки практически до самого Предзонья. Правда, на картах теперь они были урезаны, поскольку вокруг Предзонья уже была построена стена Периметра, у которой были дорисованы почти все Станции поля Периметра. 
«Я найду ее в Зимовнике, — подумал Короленко. — Ее, конечно же, подобрали на трассе дальнобойщики. Но ведь водители разные бывают. Среди них встречается немало и подонков! Ну да, ладно, лишь бы Класта не попала в лапы Чистильщиков или ГОшников! — подумал Антон. — А, может, ее никто и не подобрал на трассе и она, в такой морозище, без еды где-то замерзла в пути?.. — ужаснулся последней мысли и еще сильнее вжал педаль, заставляя машину, несмотря на скользкую дорогу, идти почти что на пределе. — Класта сильная, выдюжит... Когда мы шли из Предзонья, морозы временами были и круче, и ничего... Это я хандрил, она же будто в свою стихию попала, и мороз ей был нипочем...»
...В зимовнике Класты не было.
Быстро вернувшись на трассу, Антон вновь стал насиловать машину.
На семьдесят пятом километре Короленко свернул под угрожающий знак направо, чтобы поближе подъехать к Предзонью, но машина тут же «села» в первый попавшийся сугроб. Антон заглушил  двигатель и вышел из машины. Ноги по колено тоже нырнули в нетронутый снег. Поскольку он не знал, когда вернется назад, и вернется ли вообще, вернулся к машине и слил воду.
Вяло мела поземка, но мороз нынче, словно по заказу, ослабел. Поплотнее запахнув на себе теплую куртку, и оставив карты в машине, Короленко смело пошел по занесенной снегом неширокой дороге в сторону Предзонья, проваливаясь порой в снег даже выше колен.
Антон знал, что впереди его будет ждать еще и поле Периметра, но это не страшило его. Пластиковая карточка Старшего оператора Станции по поддержанию поля Периметра лежала в правом кармане пиджака. Компьютер ближайшей Станции сделает запрос, и все, понятное дело, решится в минуту. Вот когда Короленко поближе подойдет к Предзонью, здесь ему действительно необходимо быть в десять, а то и во стократ внимательнее...
Все произошло, как он и думал. Неожиданно пикнула его карточка оператора Станции поля Периметра. Затем пикнула еще два раза — путь для него был свободен. И он направился вперед, в подлесок.
Зная, что предзонники, если кто-то из них и остался в Предзонье после ухода в неизвестность основной группы, во второй раз цацкаться с ним, пятипалым, не станут и, возможно, сразу же отправят к праотцам, Антон за себя не опасался. Он готов был во второй раз пожертвовать собой ради того, чтобы хоть мельком увидеть Класту. Парень знал и то, на что идет и что ставит на карту свою жизнь. Хотя у Антона еще теплилась, пусть и мизерная, но надежда, что предзонники его выслушают и поймут...
Напрягая все чувства — зрение, обоняние, слух, Короленко решил, что ему обязательно нужно первым увидеть дозорного шестипалого и, по возможности, обойти его стороной. Если же они столкнутся лоб в лоб, Антон решил, что тут же применит думбо, иначе ему — крышка.
Остановившись у невысокой сосны, Короленко почти полностью отключился, сосредоточился и ему показалось, что он начал видеть в темноте.
Никакой угрозы со стороны Предзонья не было. Антона окутывало лишь чувство пустоты и покинутости. Несмотря на это, не доверяя своим чувствам, Антон все же осторожно оставил свой «пост» у сосны, понимая, что осторожность, помноженная на осторожность, ему все равно не помешает.

* * *
Антон на удивление быстро добрался в Предзонье. Ему понадобилось не восемь дней, как в предыдущий раз, когда они с Кластой добирались из Предзонья в Южногорск, а только день с небольшим, поскольку он, основательно изучив карту товарища, не плутал, а шел почти напрямик.
Лес словно вымер. Он стоял хмурый, занесенный снегом, осиротевший. Ни на одного дозорного предзонника Короленко по пути так и не наткнулся.
«Точно, все убрались из Предзонья», — подумал Короленко, остановившись на минутку у Башни Старого Злодея.
И тут взгляд его споткнулся на несильно разрушенной Башне и многих хатенках, стоящих вокруг площади и пострадавших сильнее. Они были без крыш, обгоревшие. Руины были на каждом шагу.
«Таки бомбили этот многострадальный городок предзонников», — мелькнула мысль у Короленко.  Когда? Если Класта была уже здесь, то не попала ли она под бомбежку?» Хотя, этого не могло быть — Антон нигде не увидел трупов.
Короленко, хоть и порядком уставший, сориентировавшись ускоренным шагом прошел вперед.
Не встретив по пути никого, разве что повсюду разруху, чуть прикрытую, как бинтами, снегом и страшное запустение.
Он шел все ускоряя шаг. Антон и побежал бы, но бежать по занесенной улочке не мог — ноги то и дело проваливались в огромные сугробы. Вскоре Короленко начал чуть успокаиваться — чем ближе подходил к месту проживания Класты, тем меньше было разрушенных хатенок. Видимо, сбросив несколько кассет бомб, самолеты или вертолеты развернулись и улетели на свой аэродром, не зацепив этот уголок городка.
Приземистую хатенку Класты, среди таких же осиротевших, заметенную снегом почти по окна, Антон во все сгущающихся сумерках едва нашел. Широкой доской, которую оторвал от низенького заборчика,  докопался до двери. С трудом открыв ее, Антон ступил в темный, основательно промерзший коридор, затем в такую же морозно-холодную миниатюрную комнату, в которой, как показалось Антону, все немногочисленные вещи сиротливо жались к холодной печурке. Даже аккуратно сложенная куча поленьев и та хотела, видимо, согреться. Разве что громадный стол, стоявший обособленно, у окна, вносил диссонанс во все это... Под низким потолком сначала заискрились, а затем вспыхнули несмелые светляки и в комнатенке чуть посветлело.
...Вконец остывшие дрова долго и упрямо шипя, не разгорались, но Антон, проявив терпение и смекалку, все же заставил возродиться и весело загудеть давно нетопленую печку...
В чайнике, в котором осталось чуть-чуть чая, заваренного еще Кластой, был кусок льда. Поставив его на плиту, Антон еще подбросил в уже разгоревшуюся плиту дров. Чайник сердито засипел на чугунном листе и на время умолк. И все преобразилось в этой миниатюрной комнатенке, ожило.
«Видимо, Класта еще не добралась домой, — подумал Антон, предвкушая скорую встречу с девушкой. — Все правильно, я на машине жал что было мочи, а она по лесу да по буреломам... Сама... А, может, именно сейчас пережидает вьюгу в лесной хижине? Но... прошло уже столько времени... Мы, не зная дороги отсюда за восемь дней дошли... Ну, конечно же, она не могла сразу покинуть Южногорск. Понятно, — думал Короленко, — у нее было время все продумать и разложить по полочкам... Сейчас она точно пережидает вьюгу в лесной заимке...»
Антон понимал, что он уже был там, и Класты не было, но она могла прийти в хижину на полчаса-час позже его. Короленко корил себя, как последнего, что не оставил на столике в хижине записки... Спешил... Класта поймет. Не обидится, и поймет...
Тепло думая о Класте, Антон решил ждать ее здесь, в ее доме до тех пор, пока девушка не придет. А затем... Затем они останутся здесь, либо вернутся домой, в город, ведь мама абсолютно не против... Ну, поворчит еще маленько, но ведь она отходчивая... Слюбится... И будет у него с Кластой много детей... Пятипалых, шестипалых — да какая разница... Главное, что это будут их дети. Рожденные по любви... И он как-то договорится с властьпредержащими о том, чтобы «украденную»  щестипалыми краснокровную Класту реабилитировать и узаконить ее пребывание в Южногорске. Его и ее поймут.  А затем будет свадьба и венчание...
Согревшись у печки и попив чаю, Антон снова вышел на улицу. Опять взял ту же широкую доску и принялся, как хозяин, вызволять домик Класты от снега. Основательно намаявшись, вернулся в хатенку и, подбросив в печку еще поленьев, лег на узкий топчан и забылся в тревожном сне.
Ему снились кошмары. Один похлеще другого.

* * *
Наутро Класта дома не появилась, хотя пурга заметно поутихла, но спустя полчаса, вновь усердно принялась за свое.
«Все правильно, — проснувшись и выглядывая в освобожденное им вечером, а теперь опять наполовину занесенное снегом небольшое окно, подумал Антон, — надо быть безумцем, чтобы идти по лесу ночью в такую метель. — Класта пережидает нынче в охотничьем домике. Она к вечеру добралась туда. Точно! Там неплохо. И пища есть, и погреться сможет...».
Выйдя из хатенки за поленьями, Антон с удивлением заметил, что жизнь в Предзонье так и не оживилась. Вчера он решил, что все, даже стражники и дозорные попрятались от пурги по домам или в их подземелье и пережидают ее там за чашкой горячего чая, а он, Антон, по счастливой случайности прошел все посты, и его никто не заметил... Сегодня же Короленко понял, что в Предзонье действительно не было чему «оживляться».
Предзонье вымерло. Вымерло полностью и бесповоротно, как вымерли, исчезли или ушли в небытие племена майя, шумеры и многие другие...
Дышалось с натугой. Метель, подвывая, упрямо, словно дворник, заметала грязно-серым снегом то, что некогда было городом, родиной, пристанищем предзонников.
Неужели здесь прошло столько времени? — подумал Антон. — Может и Класта... Да нет же, здесь время, наоборот, шло намного медленнее, чем на Большой Земле... Тут что-то не то. А, может, всех, не ушедших с основной группой и оставшихся здесь предзонников многочисленные Группы Очистки взяли и уничтожили? Ведь они давно уже грозились, что найдено совершенно новое оружие, и шестипалым осталось жить в резервации осталось недолго....
Этого тоже не могло быть. Если бы ГОшники  применили свое новое оружие, здесь лежали бы горы замерзших трупов и все их хижины сравняли бы с землей... А так... И предзонники, судя по всему, очень живучи. Если их не смогли уничтожить на протяжении нескольких столетий, то нынче...
...Пытаясь очистить загаженные непонятно чем каменоломни своей души, Антон медленно шел по немому, опустошенному и замерзшему городку предзонников.
Нынче Предзонье почему-то напоминало Короленко старые, почти позабытые всеми улочки Полевого, где на улице Горького жила его тетя Жанна.  Чем-то это поселение шестипалых было похоже и на один из городков районного центра, куда частенько наведывался Короленко, подвозя мать к ее подруге: почти такие же деревянные, порой покосившиеся, битые дождями и морозами, гонимые ветрами, небольшие, казалось, вросшие в землю, домики, которые изредка перемежались краснокирпичными, тоже старыми-престарыми строениями непонятного назначения. И дворики маленькие, порой тесные и совершенно неухоженные, занесенные зимой снегом...
Антон, часто путаясь в  глубоком нетронутом  снегу, ныряя в него где по колено, а где и почти по пояс, выбирался, шел и думал о том, что и он лично принес немало горя и страданий шестипалым. И то, что его спасла Класта, жительница Предзонья, то, что он полюбил ее и нынче мается в поисках девушки — скорее всего, воздается сполна за его прегрешения перед ними. Решил снова пройти на площадь к Башне Старого Злодея. Может там что-то да прояснится? Хотя среди руин, это было маловероятно.
Раньше Короленко не задумывался над тем, что убивал, и много убивал. Для него шестипалые голубокровные предзонники были врагами и, как говаривала Серафима Ильинична, им «следовало пускать голубую вражью кровь, да почаще»...
...Остановившись у Башни Старого Злодея, Антон задрал голову и впервые не спеша осмотрел полуразрушенное здание, сложенное из когда-то добротного кирпича, в щели и дыры, между которым намело кучи снега.
«А ведь Предзонье таки бомбили, и щедро, — думал Короленко, посматривая по сторонам. — Земляне разбомбили весь центр. И Башне Старого Злодея тоже досталось...»
Короленко вновь повернулся к Башне. На ее верхушке, как памятник, выросла небольшая ель. Раскидистая, свободная... Ее никто не садил. Видно, занес ветер семечко и оно проросло там, на почти развалившейся крыше. Может, крыша и не развалилась бы, но, ее основательно покорежила бомбежка... Хорошо, хоть ель не пострадала...
Антон вздохнул и почему-то сравнил груды занесенного щедрым снегом битого кирпича со своей выстраданной, выжженной, почти что тоже занесенной, только не снегом, а выстуженной неуверенностью, душой.
Обойдя почти половину молчаливого, грязно-серого, где в руинах, а где и совсем нетронутого мертвого городка Предзонья, Короленко, вконец продрогший, снова вернулся в дом Класты, разжег затухшую печку. На этот раз это вышло быстрее — поленья Короленко заблаговременно подсушил в запечье. Ему хотелось есть, и Антон уже начал корить себя, что практически ничего не захватил из провианта, а «сухпаек» который был в карманах, он уже съел.
«Должны же быть здесь хотя бы какие-то припасы», — подумал Антон и полез по полкам. Интуиция не подвела. Он нашел полбуханки черствого, замерзшего хлеба, кусок уже старого, но вполне съедобного сала, перемерзший лук...
Позавтракав, или вернее, пообедав, поскольку уже была половина второго дня, Антон пошел на расчистку снега. Все той же доской усердно поработал часа три и, вконец обессиленный, снова вернулся в хатенку, прилег на топчан и задремал...



ГЛАВА ШЕСТАЯ

ВОСКРЕШЕНИЕ

ГОшники сцапали Класту у реабилитационного Центра.
И там ей, поскольку у девушки отсутствовали документы, тоже вежливо отказали в приеме на работу, сославшись на то, что все места в Центре уже заняты. Видимо, та же, милая с виду, перекрашенная светловолосая девица в очках, с которой вела разговор Класта, и вызвала ГОшников.
Когда Класту окликнули представители правопорядка, неожиданно появившиеся на выходе из Центра, девушка хотела сразу же дать деру, но, реально оценив обстановку, решила, что сбежит несколько позже, а не у двери реабилитационного Центра, откуда убежать будет проблематично. Скорее всего, сделай она лишь один опрометчивый шаг в сторону, мордовороты-ГОшники, не раздумывая, изрешетят ее пулями своих короткоствольных автоматов.
— Стоять! Руки протянуть вперед! Пальцы растопырить! — приказал двухметровый верзила, когда Класта была уже метрах в пяти-шести от трех ГОшников.
Девушка послушно остановилась, протянула вперед руки с растопыренными пальцами.
— Коньков, проверь-ка у нее пластиковую карточку. Не иначе, деревенская, в город сбежала, — приказал, по-видимому, старший, все еще держа автомат наизготовку.
«Знали бы вы, кто перед вами на самом деле, в штаны наложили бы, — подумала Класта, наблюдая за тем, как горбоносый ГОшник, отбросив на ремне автомат за спину, прошел вперед. — Как же выбраться отсюда? Ладно, у меня есть два метательных шара в карманах, и это все мое оружие. Я оставила свою заплечную сумку в доме Антона, чтобы она не привлекала лишнего внимания, но этого же мало. Хотя, какая же я дура! Можно было прихватить с собой еще и пару киллербалсов, но не взяла, а ГОшников вон столько...»
— Документы! — грубо приказал горбоносый, подойдя почти вплотную к Класте.
Увидев, что подошедший заслонил своей спиной автомат старшего, Класта резко, наотмашь ударила ГОшника ребром ладони по шее с одновременным полуприжимом двух точек боли пальцами другой руки. Мордоворот с хрипом осел на асфальт и сразу же затих. Достать из кармана и метнуть по старшему Группы Очистки метательный шар, было для Класты делом секунды.
Размозжив метательным шаром руку двухметровому верзиле, державшему ее под прицелом автомата, Класта, вместо того, чтобы бежать, застыла на месте. Ей крупно повезло. У третьего, оставшегося нетронутым ГОшника глаза едва не вылезли из орбит. Он только сглотнул застрявший в горле комок страха и, бросив оружие, что было сил, побежал. Тратить последний метательный шар на убегавшего Класта не решилась. Их у нее не дюжина, а один...
Повернув голову на упавшего с размозженной рукой, девушка впервые увидела, как коротко стриженную «под ёжик» черноволосую голову парня, словно краской, заливает кровь — падая, он видимо сильно ударился затылком об асфальт. Предзонницу едва не вырвало от подобного зрелища. Подавив подбирающиеся судороги рвоты в желудке, девушка подбежала к ГОшнику, машинально выхватила из кровавого месива руки свой шар, отерла его о форму ГОшника и уже было потянулась к руке служителя порядка, чтобы оторвать у него палец, как того требовали законы Предзонья, но тут же брезгливо отдернула свою руку. Да, она покусилась на землянина. Возможно, в этот раз даже одного из них убила, но кому она должна доказывать то, что свершила? Кому? Почти выжившим из ума Старейшинам? Призрачной Праматери, которую ни разу не видела воочию? Кирру? Это же сущей воды бред!
«Я не нападала — я защищалась. Пусть бы не лезли! Дурьё», — подумала Класта и вдруг поняла, что ей нужно как можно быстрее уносить отсюда ноги!
Из-за двери реабилитационного Центра, из окон домов напротив, уже осторожно глядели во все глаза любопытные. Кто-то из них, конечно же, уже сообщил о случившемся куда следует и группа захвата прибудет сюда с минуты на минуту. Либо вызовет подмогу тот, который смылся с места поимки...
Подошедший к ней проверять документы, зашевелился, из его горла донесся слабый хрип.
Класта не стала его добивать — зачем? Он уже поплатился! Его отправят в реабилитационный центр. Если будет все нормально, после выздоровления станет поосмотрительней, или навсегда покинет свою паршивую работу...

* * *
Окинув цепким взглядом улицу, девушка что было сил побежала в первую арку между домами, но ей тут же пришлось вернуться назад — она попала в огороженный со всех сторон высотными домами четырехугольник.
Промчавшись метров двести по прямой, она буквально нос к носу, столкнулась с группой человек в двадцать ГОшников, стекающихся к месту происшествия. Они были расторопней предыдущих.
Выстрелы по бегущей Класте посыпались как горох из дырявого решета. Только каждодневная усиленная тренировка позволила девушке увернуться от свистевших в сантиметре, а где и в миллиметре от нее то ли боевых пуль, то ли крохотных резервуарчиков с инъекцией усмирителя.
Сзади ее подпирала еще одна масса бегущих громил в форме. Скорее всего, чтобы не ранить своих же, ГОшникам поступила команда не стрелять. Они двигались на Класту живой огромной массой, которая должна была непременно смять ее.
Поняв, что практически попала в западню, у девушки даже мелькнула навязчивая мысль взять и наложить на себя руки — тыкнуть пальцем в определенное место на груди, и... Но она сразу же отвергла ее. Так просто сдаваться ей было не с руки.
Класта воспользовалась метательным шаром лишь однажды, когда ей напрочь заслонили дорогу к отступлению сразу шесть или восемь верзил, которые осторожно приближались к ней.
Бросок, по ногам, как и следовало, был точен. Уже обагренный кровью ГОшника метательный шар, переломав ноги двум нападавшим, которые тут же, словно споткнувшись о невидимую преграду, загремели со всех четырех на асфальт, позволил Класте проскочить через образовавшуюся брешь.
Но девушка не учла, что за этими ГОшниками, последует еще одна цепь ребят, которые были  круче и мощнее.
Решила удирать по крышам.
Запыхавшись, она ворвалась в первый попавшийся подъезд, почти в смерть перепугав какую-то старуху, которая с широко открытыми от ужаса глазами, тут же, у лифта, осела на бетонный пол.
Лифтом Класта решила не пользоваться — он мог стать прекрасной ловушкой. Перескакивая через две-три ступеньки, проскочила на двадцать четвертый этаж. Задыхаясь, остановилась.  Дальше пути не было.
«Где-то здесь должен быть аварийный выход на крышу», — подумала девушка.
Преследователи не отставали. Лестница ненадолго задержала ГОшников. Они словно были привязаны к девушке и тяжело топали по лестничным маршам своими подкованными башмаками где-то на шестнадцатом или семнадцатом этаже.
Едва переведя дыхание, Класта, наконец, за поворотом, остановилась у люка на чердак. Он был закрыт на огромный замок.
«Увидев меня, они сразу же применят парализатор», — подумала Класта и, выхватив из кармана метательный шар, бросила его по замку. Ее последний метательный шар, словно резак автогена, срезал стальную дужку замка, растрощил пластик люка, затем с дребезгом пробил оба оконных стекла и улетел, вместе с осколками, куда-то вниз, за окно, возможно, в любопытствующую толпу. Полукилограммовый железный цилиндр замка с грохотом упал у ног девушки.
Класте пришлось основательно собраться, чтобы, подпрыгнув почти на два с половиной метра, уцепиться за рваные края пластика и, подтянувшись, вырвать свое тело на чердак.
Пригнувшись, по насыпанному вместо утеплителя шлаку, побежала на свет к двери, ведшей на крышу. Она была нараспашку, хотя справиться с ней для Класты, будь она закрыта, не составило бы большого труда.
Осторожно выбралась на плоскую крышу. Выглянула через парапет.
С высоты было видно, как подтягиваются к этому и прилегающим домам ее враги — представители Группы Очистки.
Над домом, выискивая жертву, уже упрямо кружил десантный вертолет, в нутре которого было не менее полудюжины  отборных ребят, готовых в любой момент десантироваться хоть в жерло вулкана.
«Обложили, гады, со всех сторон», — подумала Класта, откатываясь к естественным выступам на крыше, чтобы затем перебраться в конец дома и переметнуться на соседний.
Ее заметили с вертолета именно в тот момент, когда она, коротко разбежавшись, перепрыгивала на крышу соседнего дома.
Игла парализатора, впившаяся в спину чуть пониже  правого плеча, достала девушку в полете.

* * *
— Эта сучка нам, как котятам, головы снесет — сквозь зубы процедил рыжебородый ГОшник. — Видел, как она расправилась с Борисом Полежаевым?
Девушка не могла повернуть головы, хотя еще видела первых подходящих к ней ГОшников.
— Он дурак, твой Полежаев. Поэтому, не пори горячки. К тому же, она парализована.
— На сколько времени хватит парализатора?
— Лошадиную дозу вертолетчики вогнали. Вряд ли выживет. Хотя бабы, и особо, сельские, непредсказуемы.
— Все равно будь с ней осторожнее. Может, она притворяется?
— Компьютерщики отметили попадание парализатора, поэтому, будь спок! Пока антипарализатор не введут, будет лежать как мумия.
Класта прекрасно слышала разговор, слышала подкрадывающиеся к ней шаги, но не могла больше удерживать сделавшиеся словно свинцовыми веки и закрыла глаза.
— Мумия хорошенькая. Я бы сказал, миленькая провинциалочка...
Девушка почувствовала, как ее пару раз лапнули за грудь, затем долго щупали пальцы на руках, как снова громадная тяжеленная мужская пятерня больно помяла обе груди, нахально прошлась под платьем между ног.
— Не шестипалая? Проверил?
«Ах ты, гад ползучий, пользуешься моей беспомощностью, — подумала Класта. — Лучше бы я погибла, чем чувствовать на своем теле твои дрожащие неприятно-липкие руки. Ладно, пользуйся, пока я немощная. Но, если вырвусь живой, тебя достану. И пришибу, заразу нахальную! Как же это ты еще и в трусы не залез, скотина? Поймали меня, как кролика в силки, как хищника, вогнав дозу парализатора...».
— За кого ты меня принимаешь. Конечно, проверяю. Все пять пальцев на месте... Как у всех землян... — грудной голос ГОшника чуть дрожал. — Хотя эти метательные шары шестипалых... Разве в наших  деревнях они уже тоже пошли в ход?
— Да хватит тебе ее лапать на свету. С вертолета снимают. Командир за это тебе башку снесет. Деревня...
— Городской я, — больно тискавшая рука оторвалась от груди Класты.
— Она деревня, да и ты тоже. Ну что, взяли ее, понесли?
— Давай. Только привяжи к носилкам. На всякий случай.
Класта, уже практически совсем теряя сознание, почувствовала, как ее еще раз лапнул ГОшник за грудь. Когда ее клали на носилки, привязывали и несли, она уже не слышала...

* * *
Такой «наручник» на одну руку  Класте пришлось увидеть и испробовать на себе впервые. ГОшники работали быстро. Видно было, что эта, уже ставшая привычной, процедура, доставляла им немалое удовольствие.
Тот, что был пониже, снял с уже практически не сопротивляющейся Класты куртку, второй, упитанный, начавший лысеть мужчина лет сорока вытянул из бокового кармана небольшой, утончающийся кверху баллончик. Положив сверху на запястья ее левой руки, которую держал еще один накачанный ГОшник, тонкие металлические полукольца, он сразу же предупредил:
— Не бойся, это не больно, даже приятно, — сказал он и опрокинул баллончик кверху дном. Из баллончика поползла белая пена, которая нежно, словно подогретым кремом, обволокла запястье левой руки и сразу же начала твердеть.
— Что ты возишься с ней так долго, Всеволод? — недовольно пробормотал снявший с Класты куртку.
— Еще полминуты, и будет готово, — уверенно сказал лысеющий мужчина, пробуя массу на руке у девушки. — Отпускай, Федор, — дал он команду державшему.
— Оденьте ее, —  сказал тот, что был пониже ростом, и протянул неизвестному ГОшнику, который стоял напротив, ее куртку, после того, как Всеволод, еще раз пощупав застывшую пену, удовлетворенно произнес:
— Готово.
— Не вздумай с нашим браслетиком шутить, девочка, — добавил ГОшник, который до этого держал ее за руки. — Это тебе не обычные ментовские наручники, что на обе руки сразу. Поняла? Наша Станция поиска разыщет тебя по этому браслетику, где бы ты ни скрывалась... А снять его с тебя не сможет никто, кроме нас. В камере предварительного заключения.  Пойдем, — закончил он.
Класта кивнула головой и подумала, что при удобной возможности все же попробует дать деру. Пусть тогда повеселятся. Они-то, дураки, не сковали ее с собой, даже руки оставили свободными. Разве что на одной руке пара покрытых пеной металлических пластинок. А предупреждение о некоей Станции поиска... Это, конечно же, для пущей важности...
Браслет на руке не весил практически ничего, и уже через пару минут девушка, идущая за ГОшниками, не ощущала его.
Случай для побега, о котором думала Класта, подвернулся буквально через два квартала. ГОшники, шедшие немного впереди, не обращали на нее внимания и мирно переговаривались между собой. Видно было, что они уверены были в том, что жертва никуда не денется, но ГОшники, как и  предполагала Класта, абсолютно не знали ее возможности уметь, пускай и не в полную силу, владеть собой и действовать на других. Однако у нее был один недостаток — она могла подействовать на любого только тогда, когда находилась практически рядом, в полуметре-метре. Не дальше. Поэтому, мысленно послав приказ идущим впереди нее ГОшникам приказ «не видеть»,  девушка тут же заблокировала выход своих мыслей наружу и метнулась в ближайшую подворотню.
Южногорск она знала плохо, вернее, совсем не знала, но здесь ей помогала не только интуиция, но и умение ориентироваться на незнакомой местности, умение затеряться даже в стылых каменных джунглях.
Уже буквально через несколько минут она смогла вздохнуть спокойно: погони за собой Класта не чувствовала. Естественно, девушка понимала, что ГОшники, придя в себя, с минуты на минуты обнаружат пропажу и бросятся на ее поиски, но к этому времени Класта уже будет далеко...
Заскочив под анфиладу какого-то непонятного многоэтажного строения, девушка перевела дыхание и, закатив на левой руке рукав куртки, попыталась снять с нее пенную массу, но не тут то было. Пенная масса словно приросла к телу.
«Ладно, позже сниму», — едва успела подумать Класта, как ее обожгла сильная боль, ворвавшаяся непосредственно в мозг.
Девушка еще попыталась поставить самый мощный заслон на вход в нее информации извне, но ничего не получилось — буквально в считанные секунды она потеряла сознание.

* * *
Класта пришла в себя уже на территории тюрьмы.
— Я же тебя предупреждал, — ехидно улыбнувшись, сказал лысеющий мужчина. — Не балуй этой  прелестью, — он кивнул головой на белый опоясывающий ее руку пенный нарост, — нечего даже рыпаться. Это только тебе же во вред.
«Пену», приложив к «наручнику» пульт не больше мобильного телефона,  сняли с ее рук  двое накачанных ГОшников в форме, как только Класта переступила порог небольшой камеры. На удивление, на запястье не осталось даже следа.
— За тобой придут, — бросил тот, что был постарше и, пропустив вперед своего помощника, вышел сам. Сухо защелкали замки сначала на решетке, затем на толстенных дверях. Потом в камере погас свет. Вскоре затихли и удаляющиеся шаги надзирателей, и гнетущая тишина неприятными воспоминаниями навалилась на Класту подобно подкравшейся сзади огромной волне, которая неожиданно накрыла пловца сзади и тащит, тащит в бездну.
До того, как за ГОшниками защелкали засовы и защелки на двери, у Класты еще теплилась надежда, что все это ей снится, что это не ее посадили в продолговатую камеру, не она удирала от ГОшников, а некто иной. Спустя несколько минут после того, как в камере погас свет, ей стало страшно. Скорее всего впервые за всю сознательную жизнь. Словно кто-то неизвестный подталкивал ее к двери, чтобы потом заставить отчаянно, как сумасшедшую, до крови на руках, на ногах, на теле, колотить в закрытую дверь.
Класта с трудом пересилила первую волну страха, собралась.
В небольшой продолговатой камере, куда поместили Класту, было сухо и тепло. Девушка не знала, сколько ее здесь продержат, но в то же время прекрасно понимала, что это ее, скорее всего, последнее пристанище в нынешней жизни. Будет ли суд, или с ней расправятся живущие вне Предзонья без него, Класта не ведала.
На ощупь найдя голые нары, девушка села, затем прилегла, подложив под голову свою тонкую курточку. На нее навалилась тревожная полудрема ожидания. Класте вновь вспомнились слова Горбуна Предзонья в тот роковой для нее день:
— Ты еще вернешься из Вне, девочка. Земляне тебя не примут, хотя ты и похожа на них. Это не то, что ты думаешь. Сказка живет там, где нас нет. У краснокровных пятипалых свои неурядицы, свои волчьи законы... Возвращение твое назад будет длительным и болезненным. Я все просчитал. По возможности... Конечно, могут быть сбои в моих расчетах, но ты обязана вернуться на свою Родину, Класта, поскольку ты хоть и наполовину, но предзонница. Об этом написано у тебя на роду, девочка... Твоя мать тоже искала, где лучше, тоже «бежала» из Предзонья в «сказку», но ведь она вернулась... домой. И ее не приняли пятипалые там, вне... Лучше тебе не лезть на рожон, девочка...
Тогда, несмотря на то, что Старейшина Корри всё говорил от сердца, его слова для девушки все равно были высокомерными и унизительными. И только сейчас, попав в ловушку, отменно приготовленную землянами, Класту снова пронзил холодный озноб.
Вытянув из-под головы свою куртку и набросив ее на себя, девушка, вновь легла и подумала о том, что так по-глупому попалась. Она поняла, что нужно было предвидеть, что ее парализуют с вертолета. Но что Класта могла сделать? «Если бы он кружил пониже... а нет, в самый раз! Нужно было только бросить по лопастям метательный шар. Ну, может, еще один... Я просто растерялась. Хотя, у меня на тот момент уже не было метательных шаров... Не было», — стала оправдываться перед собой Класта...
Ее таки снова обуял страх. Класта вскочила с нар, подбежала в сплошной темени к немой толстенной двери и, начала остервенело стучать в нее, словно таким образом могла добиться освобождения, либо прошибить дверь и вырваться из тюрьмы на волю.
Затем девушка, не выдержав, по-женски разрыдалась.
Взахлеб.
Когда выплакалась, снова разыскала в камере нары, присела, охватив голову руками.
Почти через сутки в камере, наконец, вспыхнул яркий свет, больно полоснувший по привыкшим к полной темени глазам Класты. За ней пришли трое вооруженных автоматами ГОшников. Они ввалились в камеру бесцеремонно, хозяевами. Тотчас двое из них стали за нарами, чуть позади Класты.
— Подъем! Время твое вышло, — почти не разлепляя своих толстенных губ, обыденно промямлил громила, зашедший следом за автоматчиками.
«Помахать, что ли руками, напоследок. Этого я, конечно же, пришью», — подумала девушка и уже начала готовиться к рукопашному бою, которому ее в свое время научили Кирр и его друзья, но затем, сама того не понимая, погасила в себе нахлынувшую на нее волну. Класте захотелось узнать, что же такого приготовили ей земляне. Девушка встала, потянулась за курткой.
— Оставь ее, она тебе не пригодится, — грубо проговорил громила. — Сидорович! — громко позвал он.
В открытую дверь осторожно, бочком, вошел седовласый худенький мужчина в темной куртке с двумя кубиками на рукавах.
— Здравствуйте, — тихо проговорил он. Меня зовут Иван Сидорович. Извините, но я обязан напылить на вас браслетик, — как показалось девушке, несмело проговорил он, обратившись к Класте.
Предупредительно-вежливое обращение обезоружило ее, и она, улыбнувшись, послушно протянула назвавшемуся Иваном Сидоровичем обе руки.
«Знали бы вы все, чего это мне стоит», — одновременно подумала Класта.
Это уже была привычная для нее процедура: небольшой, утончающийся кверху баллончик, тонкие металлические полукольца:
— Мне одной вашей руки достаточно, милая. Чтобы вы знали, это не больно, — предупредил мужчина и опрокинул баллончик кверху дном. Белая пена обволокла запястье и сразу же начала твердеть.
— Нельзя ли побыстрее, Сидорович? — недовольно пробормотал громила. — Мы опаздываем к судье.
— Уже можно, — уверенно сказал Иван Сидорович, пробуя массу на руке у девушки.
— Следуй за мной, — приказал громила, выходя из камеры.
У Класты даже зачесались руки, чтобы «приговорить» этого самоуверенного ГОшника, но она снова подавила в себе желание зверя и послушно вышла из камеры.
Пройдя по длинному коридору, в котором охранники несколько раз открывали перед собой и Кластой и закрывали послы выхода решетчатые двери, оказались в зажатом со всех сторон небольшом тюремном дворе. Сверху сыпал щедрый снег. Класта остановилась, на полную грудь вдыхая холодный воздух и осматриваясь.
Огромное П-образное кирпичное здание городской тюрьмы с зарешеченными окнами. Местами крашеные, а местами и поржавевшие металлические двери, были серы и угрюмы. Метрах в десяти от ворот, окруженных двумя металлическими решетками, на площадке, стоял такой же серый, как и все вокруг, автомобиль.
— Давай пошибче, скотина, — приказал, повернувшись к Класте, шедший впереди.
Девушка не обратила бы внимания на его приказ, но ее грубо ткнул под лопатки дулом автомата шедший сзади ГОшник.
Класта не сдержалась.
Удар ногой с разворота застал громилу-обидчика врасплох. Он глухо тут же шмякнулся на асфальтированную дорожку. Шедший впереди старший успел только повернуть голову на шум, как в нее последовал молниеносный удар ставших словно стальными рук. Ногой девушка успела двинуть его со всей силы в плечо. Оставался еще один автоматчик, которого Класта должна была достать ударом левой ноги с переворотом, но сделать данный удар она не успела.
Ивана Сидоровича во внимание Класта совсем не брала. И напрасно. Да разве могла девушка подумать, что именно щуплый Иван Сидорович, а не громила ГОшник  был старшим. Хотя она должна была, да и могла просчитать и это!
Неожиданная боль, пришедшая к Класте через наручник, была такой сильной, что девушка едва не взвыла. У нее потемнело в глазах и она поняла, что совсем не может управлять своим телом. Затем перед глазами посветлело, но руки и ноги не слушались ее.
— Это твоя последняя выходка, подлая тварь, — прохрипел ей в лицо преобразившийся Иван Сидорович, держа Класту под прицелом миниатюрного, чуть больше авторучки пульта дистанционного управления.
Автоматчик, которого Класта не успела вывести из строя, уже успел поднять с земли собрата, у которого  была перехняблена челюсть. С разбитого лица и носа щедро сочилась кровь. Второй поверженный, взвывая, еще катался по земле.
К ним подбегали четверо дюжих охранников в форме и с автоматами наперевес.
— Павлова и Семененко немедленно в санчасть, эту в юбке — в машину, — приказал Иван Сидорович. — Все это тебе зачтется, — по-змеиному прошипел он напоследок, когда девушку подняли под руки подбежавшие тюремщики и поволокли к машине.
Из ворот тюрьмы выехали минут через двадцать, пока проходили все формальности.
«Куда же меня везут?» — подумала Класта, когда за зарешеченным окошком «воронка» промелькнул дорожный указатель выезда из Южногорска.
Старший сидел впереди с водителем. Класту, держа автоматы наизготовку, обсели со всех сторон охранники.
«Боятся, — подумала девушка и улыбнулась. — Меня боятся!»
Это было приятно.
— Ты чего ухмыляешься? — спросил сидящий напротив нее охранник.
Класта только окинула его взглядом, чуть задержавшемся на выбритом до синевы лицом отнюдь не дебила.
— Куда меня везут? — спросила и тут же ощутила, что радость заливает ее — язык слушался.
— К следователю, — ответил охранник.
— Молчать! — повернувшись через зарешеченное окошко, прохрипел назвавшийся Иваном Сидоровичем старший и снова направил на Класту пульт дистанционного управления.
Боль пришла тотчас, заставив сжаться все естество Класты. Девушке показалось, что вскипают ее мозги. Дальше она ничего не помнила.
Очнулась в небольшом светлом кабинете с зарешеченными окнами.
Осмотрелась.
Она была одна. Хотела встать со стула, на котором сидела, но словно приклеилась к нему: ни руки, ни ноги не слушались, хотя голова была на удивление свежа.
«Во, пречудесный браслетик», — пронеслась ироническая мысль.
— Здравствуйте, — в кабинет вошла уже немолодая женщина в мундире. — Вам, девушка, что-нибудь надо? — спросила.
Класта только отрицательно покачала головой.
— Попейте, — женщина протянула к губам Класты пластиковую фляжку с водой. Мундштук коснулся сухих губ девушки и окропил их.
«Несколько глотков не помешает», — подумала Класта.
— Спасибо, — сказала женщине, когда почти полностью выпила фляжку.
— Вот и хорошо. Через, — женщина взглянула на часы, — пять минут придет следователь. Будьте с ним корректны, благоразумны и правдивы.
— Это просьба или приказ? — взъерошилась Класта.
Женщина улыбнулась.
— Ни то и ни другое. Так принято наставлять провинившегося.
Класта хмыкнула.
— В чем же я провинилась?
— Этого я не знаю, но раз вы здесь, значит виноваты, — мягко, но уверенно сказала женщина и, забрав с собой флягу, вышла.
У Класты было время, чтобы осмотреться. Кабинет был небольшой и до безобразия неуютный. Два сгрудившиеся у окна стола, на которых лежала стопка каких-то бумаг, папки и пульт дистанционного управления, направленный точно на стул Класты, стояли неровно, словно у одного из столов подпилили ножки. На стенке как раз напротив Класты висел портрет пышущего здоровьем человека в пиджаке и галстуке в мелкую полоску. Кто это был, Класта не знала. За кособоким столом-инвалидом стоял собранный кое-как стеллаж, на котором расположились банки вперемешку с книгами. Одинокий кактус  примостился в углу на окне...
За дверью послышались быстрые шаги. В кабинет вошел... Иван Сидорович.
— О, да мы уже с вами знакомы, — деланно произнес он. — Ну-с, леди, рассказывайте все по порядку.
— О чем? — у Класты вновь все вскипело. Она так обманулась в этом щуплом пятипалом, поймалась словно несмышленая девочка...
— Как вы очутились в Южногорске, откуда родом, где ваша семья, кто и где научил вас так драться? Короче, все-все... Да, кстати, — словно спохватился он, — я следователь. Потапов Иван Сидорович. Все вами сказанное запишет компьютер, и я, — добавил мужчина, усаживаясь на надсадно скрипнувший под ним стул.
Класта ничего не думала рассказывать, но ее будто прорвало. Рука Потапова не успевала за рассказом Класты. Он строчил изо всех сил, то поднимал от удивления на нее глаза, то прищелкивал языком от удовольствия. Класта не скрыла ничего, за исключением Антона. О своем прибытии в Южногорск приврала капитально.
— Все это хорошо и похвально, — снова елейно проговорил Потапов, но этого, уважаемая, как вы напрасно утверждаете, предзонница, мало. Вы должны рассказать, из какой деревни удрали, как отправили на тот свет в ресторане «Калиновая ветвь» праздновавших День познания Истины служителей Восточного регистра Южногорска.
— Это не моих рук дело. Как это по-вашему? Ах, да, не лепите мне уже съеденные пельмени, — резко сказала Класта и так взглянула на следователя, что у того, как показалось Класте, задергалось веко на глазу.
— Все равно тебе нужно будет это подписать, — Потапов коснулся рукой дистанционки.
Увидев, что следователь ее боится, Класта еще нахальнее применила, памятуя свою, уже выверенную временем формулу: «Не ты, так тебя».
— Снимите браслетку, я подпишу, — будто согласилась со столь внушительным доводом.
— Это можно сделать и в браслетке, — сказал упрямо Потапов и поднес к Класте пачку густо исписанных листов.
— Боитесь? — в голосе Класты была издевка. — Меня боитесь?
Потапов ничего не ответил девушке и поднял пульт дистанционного управления, но было уже поздно. Он не успел нажать на кнопку — неожиданно даже для самой девушки, мысли ее многочисленными вирусами-убийцами ворвались в его мозг и стали крошить там все подряд. 
Класта и раньше знала, что такое  возможно, но впервые в своей жизни в полную силу овладела редким умением всего нескольких предзонниц повелевать другими. И не только повелевать, но и разрушать их мозг напрочь. Мама Класты не унаследовала от своей матери и не могла этого делать, видимо только внучке передались гены бабушки, которую девушка даже не увидела — бабушка умерла задолго до рождения Класты.
Первый симптом, который огорошил Потапова так, что он напрочь забыл, для чего сидит здесь, в следственной комнате эта симпатичная длинноволосая девушка и что он только что пытался сделать. Рука его с дистанционкой безвольно опустилась на стол. Затем Потапов еще почувствовал, как запущенные девушкой вирусы начали пожирать в его мозгу горы памяти и полностью отключился.
«Что же я наделала? — ужаснулась Класта, когда поняла, что произошло.
 Потапов с минуты на минуту мог превратиться в ничего не соображающую куклу, вернуться которой в привычное работоспособное состояние не поможет уже никто. — Ведь я все равно «скована» по рукам и ногам... Нужно было сначала заставить его снять с меня браслетку. — И девушка, прекратив посыл своей мысли возмездия на Потапова, закричала.
В кабинет влетела женщина в мундире, за ней сразу же несколько дюжих молодцев в форме ГОшников.
Потапов, все еще сжимая в руке пульт управления, лежал на столе. Женщина подбежала к Потапову, выхватила из его практически безжизненной руки пульт и нажала на несколько кнопок сразу.
— Что случилось? — женщина вопрошающе уставилась на Класту. — Вы можете объяснить?
Класта отрицательно мотнула головой, а затем сказала:
— Он направил на меня эту штуку и упал.
В кабинет уже заскочили двое в белых халатах, засуетились возле Потапова. Затем один из медиков что-то сказал коллеге на непонятном, видимо, латинском языке. Тот выскочил из кабинета и буквально через минуту вернулся уже с носилками.  Потапову сделали какой-то укол и тут же, положив на носилки, вынесли.
— Что будем делать с ней? — спросил у женщины один из ГОшников.
— Отвезите ее назад в камеру предварительного заключения, — произнесла она и, встревоженная, выбежала следом за медиками.

* * *
Класта неожиданно для себя почувствовала, что кто-то посторонний бесцеремонно, почти по-воровски, влезает в ее мозги, в ее «Я».
Она тотчас попробовала поставить барьер возмездия, но девушке это не удалось. Возможно на этот раз, ей помешала малышка, которую недавно зачала Класта от Антона и которой она отдавала всю себя без остатка, или тот, кто пытался «влезть» в ее мозги был сильнее.
«Что ты хочешь мне сказать? — мысленно спросила Класта у неизвестного. — Кто ты?»
«Я твой друг, и тебе грозит опасность», — ответил неизвестный, который осторожно обосновался в анналах ее потревоженной непрошеным «гостем» памяти.
Он, даже не спросив разрешения,  уже целенаправленно, девушка это отчетливо осознавала, копошился в ее памяти, словно у себя дома.
Класта осознала, что в ее мыслях ему совсем не трудно разобраться. Хотя, опять же подумала предзонница, ей нечего скрывать — она практически ничего не знает, а что нужно этому неизвестному — тем более.
«Возможно, он хочет что-то разведать о Предзонье? — подумала девушка. — Но, что я знаю о нем? Да, немного знаю об истории  не только настоящего, но и далекого прошлого. Ну и что из этого? Что он хочет почерпнуть из моих отрывочных знаний? То, что я буквально сегодня узнала о своих новых возможностях влиять на всех мыслящих, имея в наличии оружие — мысль возмездия»?
— Нет, это не то, что ты подумала, — вскоре пронеслось у Класты в мозгу. — Я вскоре приду, и все расскажу. А сейчас успокойся, Класта, и постарайся уснуть. С тобой все будет хорошо...

* * *
Класта спала. А, может, это ей только казалось.
Когда и как появился в камере полноватый мужчина, девушка не поняла и лишь очнулась после того, как он сказал:
— Извини, что задержался. Дела...
Девушка подняла глаза и удивленно повернула голову на голос. В полумраке камеры она смогла лишь разглядеть то, что мужчина был коротко острижен и не по-зимнему легко одет. Класта даже удивилась — незнакомец в камере был один, без охраны и при закрытых дверях.
— Кто вы? — спросила Класта, поскольку не смогла, «включив» свои возможности, прочитать мысли, которые должны были идти от незнакомца. — Вы новый следователь?
В ответ получила полный отказ. Барьер его мыслепровода, который она старалась во что бы то ни стало преодолеть, ей был не по силам.
— Ты уже наполовину научилась читать мысли посторонних, Класта. Это хорошо, — сказал мужчина и улыбнулся. — А я... я твой спаситель, если хочешь. Открывать же перед тобой мои мыслеобразы не могу. Ты не выдержишь. Клетки мозга землян и предзонников не рассчитаны на такое количество информации... Они, насыщаясь непредвиденной подпиткой, просто сгорят.
Класта ничего не сказала незнакомцу и только согласно улыбнулась.
Мужчина тоже долго молчал, затем подошел к девушке и подсел на нары:
— Я Наблюдатель здесь, на Земле, из сверхдалекого будущего нашей планеты. Нынче работаю в Группе Очистки старшим. Без этого нельзя. Зовут меня Сергей. Это первое мое вмешательство за время пребывания здесь в командировке.
— Чем же я «угодила» и кому? — почему-то с насмешкой спросила Класта и подумала, что это ей снится сон. Второй или третий, параллельный сон... Неужели тем, что немного потревожила размеренную жизнь тюрьмы?
— Да никому ты не угодила. Ты, Класта, просто обязана остаться живой. Ты единственная из оставшихся среди не только предзонников, но и этой части межпараллелья владеешь мыслью возмездия.
— Ну и что? Что из этого? Я, скорее всего лишь еще ученица...
— Об этом потом. А сейчас нам необходимо тебя уберечь от непоправимого. Вместо тебя на эшафот завтра пойдет наш доброволец.
— Ну, уж нет! — резко сказала Класта. —  Этого еще не хватало! За свои «грехи» я расплачусь сама. Сегодня ночью  или завтра днем, но сама! И сполна!
— Тебя об этом никто спрашивать не будет, — Класте показалось, что незнакомец хмыкнул. —  Так нужно Вашему Новому Предзонью, так нужно межпараллелям Земли.
Неожиданно перед глазами Класты что-то вспыхнуло. Так же, как Антон фотографировал ее дома.
Класта помимо воли закрыла глаза. Когда открыла их, то увидела рядом с собой... себя.
— Это отлично сработанная твоя копия, Класта. Мы задержали твою поимку на несколько дней, чтобы после сканирования всех твоих выходных данных смоделировать эту женщину.
— Кто вы, наконец, такие? — спросила Класта.
— Как говорили твои предки —  Те, Кто Над Вами, — улыбнувшись, сказал Наблюдатель. — Мы планируем здесь, на Земле, жизнь, множество жизней, Класта. Земля для нас — это как для землян лаборатория... Ты ведь знаешь о Башне Старого Злодея в Предзонье и легенду о нем?
— Знаю, — ответила Класта, подивившись энциклопедичности знаний Незнакомца. — Возможно, что не все, но чуть-чуть знаю...
— Это мой предшественник на Земле, Класта.
— Его же убили, — начала было Класта с сожалением в голосе.
Незнакомец хмыкнул:
— Убили его смоделированную копию, Класта. Нам же нужно было после этого случая перебазироваться в другое место.
— Здравствуйте, я готова, — произнесла копия Класты голосом Класты.
— Одевайся в это, — сказал Незнакомец, протягивая Класте свитер и длинную шерстяную юбку, которую беззастенчиво перед Сергеем сняла Класта-2. — Она  оденется в твое платье. Времени на сборы всего несколько минут. Затем мы перейдем по тоннелю в нужное место и ты будешь ждать.
— Чего?
— Нужного момента, — сказал Сергей и отвернулся. — Переодевайся. Быстро! У нас уже почти нет времени. Не хочешь же ты болтаться на веревке между небом и землей, или быть поджаренной на... электроплите.
— Я — не хочу, — сказала Класта. — Но, выходит, это предстоит пройти ей?
Двойник Класты, совершенно обнаженная, подошла поближе к предзоннице, положила на ее плечо свою теплую руку, улыбнулась ей:
— Ты чего волнуешься за меня? Я... Я ведь только твоя копия. Даже не полная, поскольку времени на полную адаптацию у наших ученых не было. Да, ты можешь потрогать меня, поговорить со мной, я могу ответить то, что нужно, но я... я, Класта, только говорящий и действующий муляж, так сказать умело сформированная, вернее, как говорят у вас, слепленная кукла. Бездушная, временная... Поэтому за меня не беспокойся. Меня создавали именно для этой цели, Класта. И я ничего не почувствую. Ничего, поскольку меня создали лишь для подмены.
Класта растерялась.

* * *
— Ну вот, тебе осталось подождать здесь около двадцати земных дней, Класта, — с порога сказал вошедший в квартиру Сергей. — Смотрю, ты уже  почти обустроилась...
— Ничего себе, — только и произнесла девушка. — Я здесь уже почти три дня, одна... Самехонька... Двадцать дней? Это же две трети месяца, Сергей!  Зачем? Я что, в заключении? Это другая тюрьма? Так сказать, на более высоком уровне? — в ее голосе было столько удивления, что Сергей только разулыбался, затем посерьезнел:
— Тебе нужно набраться сил и знаний, Класта.
— Не понимаю, для чего?  Для того, чтобы использовать меня потом, как... куклу?  Во всем послушную куклу? Как ту... девушку, мою «сменщицу»?
— Не надо, как тебе кажется, думать о грустном. Лучше подумай о своей растущей малышке, и о том, что времени на учебу, которая так пригодится тебе в дальнейшем, Класта, остается все меньше и меньше. И к тому же, если бы я услышал от тебя отказ, это не повлияло бы на время, которое ты проведешь здесь. Эта квартира может даже показаться тебе и тюрьмой, потому что, находясь в Южногорске, ты все равно не сможешь выйти из нее.
— Но почему? — у девушки от удивления округлились глаза. — Я что, и в самом деле затворница?
Сергей, как показалось Класте, впервые вздохнул и отвел глаза, затем тихо пробубнил, — я принес тебе все нужное. Подкрепляйся. На твою жизнь, дорогая, придется еще много испытаний.
— Если вы уж такие хорошие да благодетельные, избавьте меня от испытаний, которыми я уже сыта по горло, — неожиданно попросила Класта, но Сергей только отрицательно помахал головой:
— Вот чего-чего, а этого я сделать не могу, потому, что я только Наблюдатель, а не назначен здесь вершить произвол. Мне разрешили выхватить тебя из лап современной инквизиторской машины ГОшников, и я сделал это. Мне поручили привести тебя сюда, я тоже исполнил.
— Выходит, и у вас... в манящем и недоступном для меня далеком будущем, живут и процветают начальники, исполнители, шептуны и прочие. Значит, вы тоже поклоняетесь некоему божку? — съехидничала Класта.
— Нет. Я просто, как Наблюдатель, не могу больше вмешиваться в ход истории, Класта... Да, я знаю, что случится с тобой и завтра, и через сорок пять дней, через год и дальше... Как и с другими землянами и предзонниками
— Ну, все понятно, — Класта рассмеялась. — Значит, мне еще жить долго, если у меня есть такой телохранитель, как ты, Сергей. Значит, ты мой Ангел-хранитель, как сказала бы моя мама.
— Это абсолютно не так, Класта. Свою историю ты пишешь себе сама, свою жизнь ты тоже хранишь для себя и распоряжаешься ею, как того хочешь, сама...
— Ладно, заболтались. Тебе, возможно, нужно торопиться, иди. А я... уж если я привязана к этой квартире на двадцать суток и не смогу отсюда ретироваться, что же, значит, как сказал ты, Сергей, такова моя участь. Буду есть, отсыпаться, учиться и набираться сил, — сказала Класта и, уже проходя на кухню, бросила:
— Ты есть будешь, Ангел-хранитель?
— Нет, спасибо, — ответил Наблюдатель уже из коридора и буквально через секунду хлопнула входная дверь.

* * *
Класта уже устала ждать. Девушка продрогла в сарае основательно, но, помня предупреждение «Старшего Группы Очистки» Сергея, который был Тем, Кто Над Ними, решила дождаться парня чего бы это ей не стоило. После пребывания в благоустроенной квартире, сарай был для нее словно наказанием, но по заверениям Сергея, другого выхода у них не было. Именно неподалеку от этого дрянного места должен был расхлопнуться межвременной барьер и пропустить Класту в привычный для нее мир.
На улице после довольно сильных и неожиданно набросившихся морозов вновь была слякоть. Неприятная, промозглая, и Класта подумала о том, что нынче она хоть не под снегом и дождем, а в сухом месте. Пусть где-то рядом шуршат и попискивают голодные крысы или мыши, пусть неприятно несет плесенью, но все равно, это лучше, чем болтаться где-то в петле или пребывать во вновь открытом лагере для лиц, которые не лояльны к данному строю. Конечно, Класта понимала, что последнее давало бы ей шанс на жизнь, но...
Девушка, вспомнив восторженные рассказы Антона о живущих Вне, то есть, о его соплеменниках, землянах, ухмыльнулась: все то оно так, но как в кривом зеркале. Гнилое общество породило гнилых потомков: воровство, взяточничество, подхалимство, нашептывание на каждом шагу... А мать Антона? С виду милая, приятная во всех отношениях женщина, а какая она гнилая внутри! Основательно сгнившая!!!
«Что я сделала ей плохого? Что? — думала девушка, пытаясь согреться. — Да ничего!»
За рассохшейся дверью сарая послышался посторонний звук, который заставил Класту сжаться в тугой ком: что, если это не Сергей из Группы Очистки, а хозяин? Хозяин церемониться с нею не станет — беглая! Хотя, она теперь владела оружием возмездия, и если что, сможет постоять за себя.
Осторожно выглянув наружу, Класта сразу же забилась в самый дальний от входа, полутемный угол. Предчувствие не подвело: действительно девушка увидела чужака, хозяина. Седовласый мужичок с лежащими на правом плече вилами направлялся именно к сараю, в котором Сергей оставил Класту.
«За сеном для своей живности», — подумала Класта и еще потуже вжалась в угол.
Боясь пошевелиться, даже лишний раз вздохнуть, чтобы не выдать себя, девушка затаилась.
Лишь только тогда, когда мужичок, набрав в корзину сена, подкашливая и понося почем свет стоит свою неудавшуюся личную жизнь, вышел, Класта, наконец-то, перевела дыхание...






ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ВЕРНУВШИЕСЯ ИЗ АДА

...Измученного коня, чтобы не загнать совсем, Кирр решил отпустить у какого-то поселка: животное само пойдет к людям, к теплу.
Сняв со взмыленного коня свою заплечную сумку и расседлав, Кирр несильно хлопнул его ладонью по крупу. Конь радостно заржал и, словно в него вселился бес свободы, тотчас помчал по целине, часто увязая в глубоком снегу и сразу же выбираясь из него...
Прибросав кое-как снегом от посторонних глаз седло, предзонник надел на ноги широкие ступы, которые он привез сюда с собой, и смело шагнул вперед. Он думал, что через сутки, самое большее, двое, будет уже в Южногорске, но круто ошибся.
Вместо того, чтобы повернуть у лесной развилки направо, прошел вперед, в сторону Предзонья, которое тянуло его к себе, как сильный магнит.
Сначала его встретило болото — единственное место, не охваченное полем Периметра. Зная, что на этом болоте на каждом шагу ждет ловушка, Кирр размеренно шел вперед, даже не смотря под ноги. Его взор был устремлен теперь на одинокую осину. К ней он должен был идти прямо, не сворачивая ни на дюйм от невидимой дорожки, спрятавшейся сейчас под небольшой толщей снега. Не мог он на ней и задержаться — даже в морозы незамерзающая жижа сразу же «ухватила» бы его за ноги и не отпустила бы.
Затем была Свалка. Ей тоже, казалось, не было конца. Кирр едва нашел небольшой пригорок и вход в Тоннель, ведший под полем Периметра, мимо Станций к Предзонью. Перед входом сбросил ступы и, не раздумывая, спустился по перемерзшим ступенькам в его угрожающе темное чрево.
Сознательные светляки, несмотря на холод, сразу же «радостно» встретили тепловой «луч» Кирра, распахнув перед предзонником свою светлую душу.
Окунувшийся в привычную обстановку, парень подбодрился, словно в него влились новые силы.
Зная, что метров через двести-триста, а то и раньше, его могут встретить отнюдь не приветливые мураши-вампиры с их страшной возможностью мысленно подавить соперника, а затем и сожрать, Кирр остановился. Помня о своем первом контакте с мурашами, когда они его едва не парализовали, предзонник осторожно и медленно пошел вперед, все время ожидая, что на него вот-вот нахлынет огромный парализующий поток информации-приказа повиноваться этой нечисти.
Кирр верно рассчитал силы и возможности и, как только почувствовал первый враждебный всплеск в мозгу, выразившийся болью в висках, предзонник сразу же заблокировал выход информации во Вне, как и на вход. Уже зная, что кровожадные пожиратели, притаившиеся за поворотом, учуяли его, вернее, лишь малую толику исходившей до блокировки информации, Кирр не стал идти на таран, чтобы нахально прорваться через практически непреодолимый для мыслящих теплокровных барьер. Почти безглазых мурашей нужно было брать хитростью. Они реагировали лишь на исходящий от каждого мыслящего поток информации, и чем сильнее он был, тем больше мохнатых тварей выходило на охоту...
Приближение первых четырех разведчиков пожирателей, споро перебиравших своими восемью членистыми ногами, Кирр сначала почувствовал и успел отпрянуть в сторону.
Твари, вяло делясь между собой и своими собратьями скудной информацией, пробежали по тоннелю к выходу, мимо парня. Затем вернулись. Постепенно затих, угомонившись, поток информации, который навалился на Кирра мощной волной вначале. Поток словно с неохотой, отхлынул от парня.
Осторожно, с полностью заблокированным выходом информации во Вне, Кирр, цыплячьими шагами пробежал почти сто метров опаснейшего пути.
Светляки споро вспыхивали впереди маршрута предзонника, освещая ему дорогу среди усеянных куч костей забредших сюда с «воли» животных, которых сожрали мураши.
Предзонник отметил, что попадавшиеся ему по дороге восьминогие пожиратели, которые были не больше кошки, лишь провожали его слабым мысленным вопросом: «Ты мыслящий? Ответь! Ты — робот?».
«Как бы ни так, — осторожно думал Кирр, — ответь вам», — стараясь поставить барьер выхода информации во Вне основательнее. — А пошли вы все, твари подколодные, подальше!
Медленно, чтобы не потревожить скупой, казалось влажной своей неприязнью тишины тоннеля, Кирр, осторожно поглядывая по сторонам, двинулся вперед. Зная крутой нрав сотворенных Учеными Предзонья маленьких монстров мурашей-мутантов, предзонник осторожно прошел еще метров тридцать.
Остановился у очередного разветвления.
Зондируя пространство впереди себя, долго «прислушивался». Из двух тоннелей доносилось лишь вялое, казалось, полусонное «шелестение» мысленных логических цепочек мурашей. Мозг Кирра регистрировал сигналы посильнее и нахальнее из правого ответвления тоннеля. Именно по нему предзонник мог добраться к Центру Подземелья. Левый тоннель вел в тупик.
Заждавшиеся светляки, ощутив присутствие теплокровного, веселились вовсю, щедро разметывая по сырым гранитным стенам белизну своего света.
Решительно повернув направо, Кирр буквально сразу же стал как вкопанный: прямо перед собой среди десятков, а, может, и около сотни поверженных скелетов мурашей, он увидел скелет человека.
Судя по строению и шестипалым конечностям, это был предзонник.
«Кто же это?» — мелькнула мысль.
Шокированный предзонник едва не раскрыл выход информации своего мозга во Вне. Если бы он это сделал, мураши поступили бы с ним точно так же, как и с этим беднягой...
Пропустив двух медленно шествующих мимо него мохнатых восьминогих монстров с мощными челюстями и отнюдь не малыми головами, которые усеяли большие блюдца бородавок, Кирр приблизился к скелету, присел на корточки и увидел на шейных позвонках останков предзонника тоненькую цепочку с ключом от компьютера.
«Арц, — только и произнес мысленно Кирр. — Не справился с этими кровожадными тварями! А ведь был хороший хакер. Так успешно справился с компьютерами Станций по поддержанию поля Периметра. Он бы, конечно, пригодился нам за Вратами... И как пригодился! Но во время Ухода Арц пропал. И вот значит, где...»
Глубоко вздохнув, Кирр, даже не прикоснувшись к останкам Арца, обошел их и осторожно ускорив шаг, направился вперед.
Все еще продолжая, теперь уже широкими шагами идти по тоннелю, предзонник еще долго ощущал, что не полностью вырвался из «паучьих» тисков. Остановившись у очередного ответвления, Кирр осознал, что... заблудился.
Предзонник достал из своего заплечного мешка карту тоннелей, стал внимательно изучать ее. На это ушло минут тридцать, а то и сорок, но зато парень нашел кратчайший маршрут, который должен был привести его к выходу в Предзонье.
Нахальные мураши напали на предзонника неожиданно. Два мураша, затаившись где-то в трещине свода, сверзились Кирру буквально на голову. Предзонник увидел их, падающих на него, в последний миг и не успел среагировать или, хотя бы запустить по одному из мурашей метательный шар.
Цепко ухватившись всеми восемью присосками и когтями за воротник куртки, один из мурашей, щелкая зубастой пастью, рванулся вверх, к открытой шее предзонника. Второй мураш, промахнувшись, шмякнулся о гранитный пол и, взвизгнув, сначала шарахнулся в сторону от предзонника, но затем, в минуту придя в себя, ринулся на Кирра, пытавшегося оторвать вцепившегося в него первого мураша.
— Гад потолочный, — прорычал предзонник, когда мураш хватанул его когтями за плечо.
Поняв, что руками мураша от себя не оторвать, Кирр левой рукой выхватил из кармана нож и всадил его по рукоять в костлявое туловище твари. Мураш взвыл, но еще продолжал лезть вверх, к шее предзонника. Лишь второй удар ножа позволил ослабить хватку. Когти мураша вобрались внутрь присосок и он, истекая резко пахнущей белесой жидкостью, отвалился от предзонника.
С трудом справившись с первым мурашом, Кирр, зная крутой нрав коллективистов мурашей, не стал расправляться со вторым, который уже уцепился за штанину брюк предзонника, а дал деру в соседний тоннель. «Пробежав» с почти пятикилограммовой тварью на ноге, которая медленно, но упрямо лезла вверх, метров пятьдесят, предзонник, наконец, увидел вырубленную для какой-то скульптуры нишу и тут же вскочил в нее.
Второй мураш был предусмотрительнее, и первый удар ножа со всего маху пришелся в бронированный щиток между шеей и туловищем, который мураш успел подставить под нож. Лезвие лишь со скрипом скользнуло по щитку и Кирр едва не травмировал себя. Лишь тренировка позволила ему остановить движение руки буквально в доле миллиметра от колена.
После такой «нахальной» выходки выбранной жертвы, мураш полез на предзонника с еще большим остервенением.
Лишь с шестого раза Кирру удалось расправиться с мурашом, который, щедро обрызгав своей ядовитой белесой жидкостью брюки и куртку предзонника, его заплечный мешок, лежал теперь у ног Кирра. Предзонник, зная, что если не сбросит с себя в ближайшее время одежду, белесая жидкость вчистую сожрет и его тело, оставив нетронутыми лишь кости. Тут же, оставив в нише опоганенный тварью заплечный мешок с метательными шарами и парой киллербалсов, парень, прозондировав путь для первого броска, выскочил  из своего временного пристанища.
Группу мурашей почувствовал буквально в ста пятидесяти метрах от выхода в Главный тоннель. Судя по идущей от них угрожающей масс-энергии, твари были настроены очень агрессивно.
Понимая, что проскочить мимо них не удастся, Кирр, полуголый, с одним лишь запасным ножом — от того, которым он укокошил двоих мурашей, осталась лишь колодочка, если и ее к этому времени не успела «съесть» белесая жидкость — застыл на месте, чтобы сориентироваться. Буквально в пяти метрах впереди от него была вырублена еще одна ниша.
Мураши приближались. Впереди них, подобно поршню, по всему пространству тоннеля стеной мчала враждебная, алчная волна масс-энергии. Твари неслись как голодные дикие собаки в сторону еды, коей на сей раз был предзонник.
Заблокировав выходы информации своего мозга «во Вне», Кирр в три шага очутился у ниши и запрыгнул в нее, тут же затаился.
Огромная серо-черная масса самцов-мурашей промчала мимо предзонника с такой скоростью, что парень даже не успел сообразить, куда же она несется. За ними, чуть медленнее бежали мамаши-мураши со своими остроухими отпрысками с ничуть не меньшими крепкими и острыми зубищами. Мураши стеной бежали не только по полу, но и по стенам, по потолку... Все вокруг Кирра электрически сухо трещало, как кошачья шерсть перед грозой, ударяло волной направленной энергии, от которой голова не то что раскалывалась, а, казалось, уже давно катилась за ними. Сразу же за последними, скрывшимися за углом мурашами, схлынула и волна враждебности. Горизонт впереди стал девственно чист и свеж.
«Пора выбираться, пока мураши не пронюхали, где я на самом деле, — подумал Кирр и, выбежав из ниши, бросился вперед, к Главному тоннелю, где мурашей отродясь не было. За поворотом его вновь встретила развеселая компания светляков.
Лишь здесь, полуголый Кирр наконец-то вздохнул. Он еще раз прошел через ад, который устроили в тоннеле мураши.
Зайдя в первую попавшуюся комнатушку, отыскал в пристенном шкафу оставленную каким-то предзонником одежду, натянул на себя чуть коротковатые брюки, куртку. Заплечной сумки в этой комнатушке не было. Лишь в пятой или шестой, предзонник, наконец, вооружился парой метательных шаров, новыми ножами. Киллербалсов нигде тоже не было, но это не очень расстроило Кирра. Ему было вполне достаточно и того, что досталось нынче... Спустя непродолжительное время, предзонник уже героем шагал по Главному тоннелю.
Задержался Кирр только у двери, которая вела в бывший Малый Зал, откуда предзонники, уходя, демонтировали «скульптуру Праматери» — главный компьютер. О том, что это не скульптура Праматери, а именно машина, умная машина, которая давно уже износилась и начала давать сбои, но все равно здорово помогала, знали только Кирр, покойный компьютерный ас Арц и недавно посвященный в это Проша, которого предзонник оставил с отрядом за старшего.
Дверь — как дверь, но перед ней Кирр снова почувствовал себя пигмеем, маленьким человечком, которого вот-вот и хватит удар. Он даже взялся за ручку, чтобы распахнуть створки теперь уже одинокой, без привычных стражей, стоящих, словно мумии по обе стороны двери, но затем отдернул руку и решительно зашагал прочь. Мимо комнаты Первого Старейшины, комнатенок других Старейшин, мимо бывшей своей каморки — к выходу из Предзонья. Лишь у Залов Воинской Славы, где в четырех, почти одинаковых огромных комнатах-залах, прорубленных в гранитной толще, расположились самые разнообразные трофеи, которые воины-предзонники захватили у живущих вне, Кирр чуть притормозил.
На этот раз Кирр не заходил в него. Он знал почти наперечет всё, что хранилось там.
Особо гордились воины-предзонники четвертым залом. Каждый считал своим долгом перед очередным походом и, возвратившись из него, «отметиться» здесь, где за огромной стеклянной стеной покоились несколько тысяч забальзамированных указательных пальцев, которые предзонники изъяли у лишенных ими жизни пятипалых. Здесь, в огромной куче, залитые специальным раствором, были и пальцы тех, кого в свое время укокошил Кирр.
«Я сюда занесу еще палец Антона, который отправил Класту не по ее охоте в иные миры, и брошу на самую вершину», — поклялся Кирр, и решительно прошел вперед к выходу из Подземелья.

* * *
Ныряя в рыхлый снег и коря себя за то, что оставил перед входом ступы, Кирр шел по покинутому Предзонью, и отнюдь не радостные мысли полосовали его уставший мозг. Парень вернулся сюда не потому, что было что-то нужно взять, а затем, чтобы в последний раз взглянуть на родные места.
Они были неузнаваемы. Многих из домов не осталось совсем, некоторые стояли без крыш, в развалинах — видно над городом его детства и юности так безбожно поиздевались пятипалые.
Оставшиеся неразрушенными, занесенные снегом почти по самые крыши оставленные предзонниками домики сиротливо жались друг к дружке, словно пытаясь согреться, скрыться от ветреной промозглой стужи и подальше отстраниться от грязи и вони, которая и сейчас не покинула Предзонье, и от бомб и снарядов навевали на Кирра печаль и даже боль.
Хотя до ночи было еще далеко, до Южногорска, куда стремился Кирр, он все равно бы не успел даже добежать по хорошей дороге, не говоря о снежных заносах, и о возможно работающих Станциях поля Периметра, поэтому парень не спешил, обходя улицу за улицей, зная, что прощается, возможно, навсегда с Предзоньем... С полуразрушенным, безмолвным, но все же таким родным Предзоньем. В Южногорск он отправится завтра рано утром.
Ветер стих, улетучилась беснующаяся метель и чувствовалось, что мороз крепчает, набирая силы. Парень, запахнув потуже не со своего плеча и потому неудобную куртку, и надев рукавицы, хотел уже повернуть назад, к Подземелью, как неожиданно его взгляд споткнулся о... столб дыма, который поднимался из трубы одного из домов. Какого именно — он не знал. Его скрывала закутанная снегом полуразрушенная Башня Старого Злодея.
В душу предзонника закралась тревога: в Предзонье осталась живая душа? Кто же это? О ней совершенно забыли? Уходили все. Старшие Кварталов десятки раз обошли все дома... Но, оставить здесь кого бы то ни было... Хотя, все могло случиться, не пять и не десять человек уходило из Предзонья — несколько десятков тысяч...
Высоко выбрасывая колени и прыгая в нетронутый снег, Кирр вдруг споткнулся взглядом о наполовину заметенный снегом след шедшего человека. Сердце у Кирра забилось еще учащеннее.
Не раздумывая, что было силы, Кирр побежал вперед. Когда увидел, что это идет дым из трубы домика, где жила Класта, предзонник опешил:
«Неужели она жива? Класта... жива??? Не мог ли Мост ошибиться? А ведь мог! Мог!!! И я... видел. Но скорее всего, и я... ошибся. Тогда на Свалке просто в иной мир отошла другая женщина, которая так была похожа на... Класту...
Все правильно. Лишь Класта не знала, что мы ушли, и куда... Она осталась одна? Да нет же! Я вернулся! Вернулся!!!»
Вокруг домика Класты снег был аккуратно, по-хозяйски прибран, прочищенная дорожка еще больше вселила надежду в Кирра.
Подбежал. Распахнул калитку. Хотел ворваться в дом, броситься к девушке, крепко обнять, и целовать друга детства, целовать, целовать!!! Не потому, что любима, нет, просто от радости. Потому, что жива, но подумал, что может испугать Класту и, обойдя по дорожке, прильнул к окну.
То, что он увидел, повергло Кирра в глубокий шок.

* * *
Придя в себя, предзонник почувствовал, как в нем вскипела злость. Не та злость, когда он, еще будучи воином-предзонником выходил за пределы Предзонья и потрошил пятипалых. Нет! Это была злость озверевшего предзонника, решившего отомстить за смерть друга детства, за смерть милой Класты. Кирр, знавший, что подлец Антон, убивший Класту, был отнюдь не слабаком, и хладнокровно рассчитал свои действия до мелочей.
Больше ни о чем не думая, ворвавшись в комнатенку, Кирр тотчас набросился на дремлющего на топчане Антона и, охватив руками его шею, начал остервенело душить. Но предзонник не рассчитал своих сил. Несмотря на уверенность, сразу покончить с Антоном, Кирр не смог...
Дремоту у Короленко как рукой сняло. Антон ошарашено уставился на предзонника, который, сидя на нем, вцепился в горло почти мертвой хваткой. Короленко узнал его. Это был Кирр. В куртке нараспашку, глаза парня горели злостью, одержимостью, ненавистью и уверенностью в том, что через несколько мгновений непременно свершит свое грязное дело...
«Неужели всё? — мелькнула мысль. — Да нет, Короленко никогда не сдавался!».
Уже задыхаясь, Антон перехватил руки Кирра и с трудом оторвал их от своей шеи. Затем он ногами отбросил от себя в угол комнаты душившего. Тот, зацепив плечом стул, в полете развернулся на сто восемьдесят градусов и грохнулся грудью о стену. Затем все же с трудом предзонник приподнялся с пола  и, повернувшись, уставился на Антона широко раскрытыми от удивления или, скорее, неосознанности свершившегося, помешавшему окончить дело, глазами. Затем предзонник медленно опрокинулся на пол.
— С ума сошел? — удивленно и в то же время резко прохрипел Антон, растирая шею, и тут же подумал, что его вопрос был идиотским. Конечно же, предзонник задушил бы его, убил и даже не кашлянул бы. Все они голубокровные шестипалые без исключения убивали, убивают и будут убивать соплеменников Антона, землян, как и соплеменники Короленко, земляне, лишали и будут лишать жизни предзонников...
— Ты убил Класту?! — с горечью в голосе сказал Кирр, еще не оправившись от неожиданного броска. Опершись рукой о стену, парень приподнялся и тут же сел на полу и опустил голову. С его разбитой губы сочилась голубая кровь.
— Кажись, это тебе следовало ее убить, если Класта ослушается приказа ваших выживших из ума Старейшин, — отпарировал Антон, все еще растирая шею. Боль в горле еще затаилась где-то в глубине, но уже почти что прошла.
— Не трогай Старейшин... Не об этом сейчас... Ты, скотина, убил Класту, — как заведенный автомат, повторил Кирр. Он почти что канючил, едва не плача и резко ударяя шестипалой рукой о пол.
Короленко стало жалко юношу и он, улыбнувшись, подошел к предзоннику, протянул руку.
— Вставай, будем чай пить, — мирно сказал Антон. — За чаепитием и поговорим.
Кирр не подал руки, даже не пошевелился и, как показалось Антону, забился, подобно затравленному зверю, в угол. Из-под нависших густых бровей Кирр злобно зыркал на Антона. Предзонник был весь упрямо взъерошенный, злость так и сыпала из его глаз.
«Словно несколько суток не евший волк, учуявший добычу», — подумал Короленко и, будто предвидя неожиданную реакцию предзонника, отступил от того на полшага.
Действительно, Кирр неожиданно, как на пружинах, вскочил и, распалившись, вошел в раж.
— Я все равно тебя убью! — бросил предзонник, вытирая рукавом куртки в кровь разбитую губу.
— Это мы еще посмотрим, — уверенно сказал Антон. — Я бы предложил тебе мир.
— Я выпущу из тебя твою красную вражью кровь, — зло хрипел Кирр. — По капле!
— Не будь таким самоуверенным, — решительно произнес Короленко, умело уклонившись от удара, который собирался нанести ему предзонник.
Кирр, сделав по инерции два шага, снова завалился на пол.
— Давай по-мирному, Кирр, — сказал Короленко, наблюдая за тем, как Кирр валится на пол.
Предзонник снова взглянул на Антона. Зло, с ненавистью. И в то же время, в глазах Кирра Антон заметил искру не гнева, а чего-то человеческого. Эта несмелая искра, прячась в потаенные уголки, уже осторожно пробивалась наружу.
— Хорошо, будем играть в молчанку? — спросил Антон, убрав руку и, отойдя от Кирра к гудящей печке, поставил на нее чайник.
Кирр исподлобья проследил за действиями Антона и в сердцах, хрипло, не своим голосом, проговорил:
— Я ее видел! Я лично видел Класту на Свалке среди отбросов.
— ГОшники? Неужто Класты больше нет? Не верю! Я бы почувствовал, что ее... нет!!! — резко повернулся от плиты Антон.
Неожиданно Антону до боли захотелось выпить не чаю, а водки. Стакан. Два. Больше. Чтобы залить глаза и забыться. Как тогда, когда мама поставила на стол бутылку. Сегодня Антона потянуло к водке снова, как к чему-то спасительному...
— Я твой судья, Антон, — зло покосился из угла на Короленко Кирр. — И я тебя непременно убью. — В голосе предзонника была нескрытая враждебность.
— Судья? Да какой ты к черту лысому судья? — ухмыльнулся Короленко. —  Мы едва знакомы. Даже нет, никто нас не знакомил. Стечение обстоятельств. Мы просто однажды видели друг друга. И еще, по какому праву ты собираешься судить меня?
— Ты убил Класту! Никакие не ГОшники, как хотелось бы тебе преподать все. И я вернулся сюда, чтобы порешить тебя. Я хотел искать тебя в твоем городе, но ты краснокровный пятипалый сам пришел в Предзонье. Зачем?..
— Трудно тебе пришлось бы. Во-первых, пройти поле Периметра, во-вторых, найти меня в полуторамиллионном Южногорске, это не то, что в твоем крохотном городишке, да нет, деревне, где каждый почти знает обо всех и обо всем...
— Начхать мне на ваше поле Периметра. Есть проверенный ход. А найти... Я бы все равно тебя нашел. Не через день, так через год! — Кирр набрал воздуха и выпалил. Резко, нахально и, опять же, зло:
— Ты убил Класту. Только ты, краснокровный вражина!
— Я? — Короленко рассмеялся, затем лицо его вдруг стало серьезным и он спросил:
— Почему ты так решил, что я убил Класту? И вот сейчас и так уверенно говоришь об этом?..
— Больше некому.
— Ты был при этом свидетелем? — неожиданно обозлился Антон. — И видел ее мертвой в самом деле, или все придумал?
— Больше некому, — упрямо твердил свое Кирр. — Вы ушли из Предзонья вдвоем. Ты — верзила, Класта — хрупкая девушка. Почти что беззащитная...
— Я бы не сказал, — пробормотал Антон, вспомнив, как Класта срамила его, когда Антон отказался дальше идти и канючил «пощады».
— И я видел ее на Свалке. Среди отходов. Мертвую. Мертвее не бывают. Дикие собаки уже объели ее тело, добрались до головы... — продолжал Кирр, втупившись в одну точку. Затем он поднял голову и исподлобья взглянул на Короленко. На этот раз не зло, но от этого взгляда все пронизывающего, достающего, Антону стало не по себе. Он едва не подавился своей слюной, которая стала не хуже клея...
— Ты что, совсем свихнулся? — едва раздирая слипшиеся губы, спросил Короленко.
— Ничего я не свихнулся, — продолжая смотреть на Антона исподлобья, упрямо проговорил Кирр. — Это ты, вражина, ее порешил! И в отместку, я спущу по каплям твою красную вражью кровь. И окроплю ею все Предзонье.
— Во-первых, я эту девушку  люблю, а во-вторых, мы были с Кластой у меня дома, а затем она ушла искать работу и... пропала. Я пришел сюда, думал, что она здесь...
— Думал? — Кирр вспыхнул. — Врешь, вражина! Нахально и подло врешь!.. Даже сейчас...
...Метательный шар, пущенный Кирром, застал Короленко врасплох. Антон его не заметил. Он как раз отвернулся к плите, чтобы взять зазывно ухающий чайник.
Бросок из-под руки с вращением шара был излюбленным приемом Кирра и отработан до автоматизма. Метательные шары, правда, подобранные в Подземелье, были недоделанные мастерами, еще без шипов. Угодив Антону в определенную точку шеи, тотчас отключил  парня, который просто осел у плиты на пол.
— Надо было раньше это сделать, — радостно воскликнул Кирр. Он вскочил и, подбежав к лежащему на полу Антону, левой рукой выхватил из своей заплечной сумки нож. Когда уже решительно занес его над шеей Короленко, помедлил. Рука с ножом не спеша, словно с неохотой опустилась.
Решение вызрело не сразу. Предзонник отставил с плиты возмущенный чайник, который уже зло плескался с носика и, казалось, готов был взорваться. Затем, помня силищу Антона, не спеша достал из заплечной сумки пару длинных нешироких, но крепких кожаных ремней и споро, вперехлест, связал Антону сначала  руки, затем и ноги. Удовлетворенный отошел, снова привычно вставил нож в кармашек заплечного мешка, присел на табурет у стола.
— Я еще не забыл воинское искусство, — проговорил вслух Кирр. — Я, прежде всего воин, а уж затем Ученик Первого Старейшины, ты — враг, и твоя красная вражья кровь мне как ржавый гвоздь в ноге, как рыбья кость в горле, нет, даже хуже!!!
Жестокость и коварство предзонника были вне конкуренции.
— Не-ет, я не буду перерезать ножом или перегрызать зубами твое паршивое горло. Лучше, если ты умрешь у меня на глазах не вмиг, а медленной, мучительной смертью. Возможно так, как умирала у тебя на глазах Класта. Мне спешить некуда. Времени вагон. Я залью твоей красной кровью всю комнату. Я подожду, пока ты вернешься в наш мир бодрствования и жизни, и затем побеседуем как следует... Встреча с моим острым ножом, надеюсь, доставит тебе массу «удовольствий»...

* * *
...Антон пришел в себя не скоро. Его словно окутал мрак, соперник совсем выпал из поля боя. Антону показалось, что Кирр вообще перестал существовать, словно растворился в этом угрожающе темном, без видимых просветов мрака, который то переходя в пугающе-черную темноту, то снова чуть попуская, цепко держал Антона в своих объятиях.
Короленко понимал, что уже соображает, что обязан вырваться из непонятного небытия, и тут его словно током прошибло: «А, может, я уже и не жилец в моем, привычном мире, и предзонник на самом деле порешил меня?»
Да нет же!
Напрягая все возможные извилины, Антон стал решительно бороться с теменью и она, словно с неохотой, медленно, подобно пытающейся перейти запруженную автомашинами скоростную дорогу немощной старухе, неохотно отступила.
Уже много позже — через минуту, или, может, и через час, Короленко почувствовал, что у него мучительно ноет шея, раскалывается голова. В комнатенке было тихо. Даже печка без новых поленьев приутихла, но от нее еще шел сильный жар.
«Хорошо он меня саданул, — подумал Короленко, открыв глаза и взглянув на отрешенно сидящего у стола Кирра, который, уронив голову на руки, казалось, спал. — С этим нужно держать ухо востро. Он мог убить меня, пока я был без сознания, но не убил же. Он связал меня, видимо, опасаясь моего возмездия. Кирр, возможно, теперь даже сожалеет о случившемся...»
В спину жгло. Антон попытался отодвинуться от печки.
Кирр, услышав движение Антона, тотчас поднял голову, затем молча встал и подошел вплотную к Антону:
— Ага, пришел в себя? Что-то долго ты был в отрубе. Сейчас я буду тебя кромсать, — по-звериному уставившись на Короленко, прохрипел не своим голосом Кирр. Предзонник достал нож и поднес его к ноге Антона, сделал какое-то непонятное движение и буквально в секунду распорол от ступни до бедра штанину брюк. — Но я потихоньку. Буду нарезать полоски твоей кожи и все буду складывать для просушки на столе. Начнем с этой ноги, затем примемся за правую. Дойдет время и до твоего торса, бычьей шеи с этакой немалой шишкой от метательного шара. А в конце я выпущу на пол твою оставшуюся вражью красную кровь из твоего сердца и твои паршивые мозги...
— Ты что, и впрямь сбрендил? — удивленно и в то же время настороженно еще слабым голосом спросил у предзонника Антон.
— Не-ет. Я еще ни одного живущего Вне краснокровного пятипалого, попавшего мне в руки, не оставлял в живых... Ни одного... — глаза у предзонника хищно загорелись. Из них шел огонь безумства. — А тебя тем более с удовольствием отправлю к твоим праотцам или прадедам!
Антон думал, что Кирр шутит, и решил таким образом его попугать, но когда острый, как бритва нож  начал медленно вспарывать Короленко ногу, взбесился, но, связанный по рукам и ногам, ничего не мог сделать. Только применив думбо, Антон, наконец, «успокоил» предзонника.
Сначала Антон вторгся в мысленное пространство Кирра, беззастенчиво «продырявив» в извилинах предзонника брешь для беспрепятственного проникновения в мозговые клетки парня. Короленко не затрагивал центра, а просто сначала заставил сжаться мышцы на руке у Кирра и выронить нож. И, буквально через секунду, приказал оттолкнуться ногами от пола и упасть на стол. Кирру же показалось, что его схватило за пояс некое невидимое чудовище и, приподняв как пушинку, отбросило в сторону от Антона.
Огромный стол выдержал удар. Он только едва покачнулся и, как отметил Короленко, от неожиданности «крякнул».
Грохнувшись со всего маху о крышку стола, Кирр скатился с него к окну подобно мячу. Затем был еще один удар, от которого у предзонника в глазах поплыли круги.
За ним последовал последний, но самый ощутимый.
Мысли ускользнули, и Кирр провалился в небытие.
Короленко не знал, надолго ли он вывел шестипалого со строя, но этого оказалось достаточно, чтобы, преодолев острую боль в ноге, извиваясь ужом, подкатиться к оброненному предзонником ножу, взять его рукоятку в зубы и разрезать кожаные ремни на руках.
Пока Кирр, еще не полностью придя в себя, ошарашено смотрел на Антона почти что обезумевшими, ошалевшими глазами, у Короленко было время снять ремни с ног, оторвать рукав рубашки и перевязать кровоточащую ногу. Затем он, прихрамывая, подошел к предзоннику, сорвал с его спины заплечную сумку, в которой был «инструмент» для боя, отбросил ее в сторону и уже занес свой огромный кулак, чтобы со зла врезать того как следует по челюсти, но затем передумал.
— Я все равно тебя порешу, вражина, — опять завел свою волынку  Кирр.
Он до сих пор угрожал, но теперь уже неуверенно, робко.
Антон холодно улыбнулся. Предзоннику показалось, что улыбка Антона — скорее всего насмешка над ним и он, даже не поняв все до конца, решил покончить с чужаком, чтобы на одного живущего Вне стало на Земле меньше.
— Только не надо ля-ля. Я на тебя за это, — Антон кивнул на кое-как завязанную рукавом от рубашки раненую ногу, — зла не держу. Не знаю даже, почему. Давай лучше, чем пускать друг другу кровь, мирно попьем чаю и побеседуем. — У Короленко, как ни странно, напрочь прошла злость на Кирра. — А уж затем решим, что нам делать. А вообще, несмотря на все это, — Короленко кивнул головой на раненую ногу, — ты мне нравишься, Кирр.
— Я? Тебе? — предзонник хмыкнул. — Нравилась предзоннику девчонка, а она выбрала себе другого, — как показалось Антону, раздосадовано пробормотал парень, сидя у окна и потирая сильно ушибленную руку.
— Ты, смотрю, даже не слушаешь меня, — на этот раз сказал Антон.
Кирр не ответил Короленко и только снова зло исподлобья сверкнул глазами.
— Давай не будем ссориться, — тихо, но в то же время властно сказал сквозь зубы Антон. У него чесались руки — признак того, что он уже на пределе терпения.
Предзонник ничего не ответил Короленко. У него было свое понимание отваги и понимание жизни, поэтому все сказанное до этого Антоном Кирр пропустил мимо ушей. Практически все, хотя подумал, что, может быть, в сказанном живущим Вне, и есть соль.
Антон, краем глаза наблюдая за все еще, казалось, отрешенно сидящем у окна предзонником, стараясь мягче ступать на пораненную ногу, подошел к плите, достал из загрубка два сухих полена, снял чугунные конфорки и положил сразу оба чурбака на тлеющие угли. Затем он взял с лежанки поостывший чайник и снова поставил на чугунный лист.
— Ты, давай, поуспокойся. Попьем чаю и разберемся основательно. А одним мордобоем ничего, Кирр, не решить. Ты выскажешь мне свои претензии, я — тебе... Вставай и садись к столу. Я только чай сварганю. Будешь пить?
Предзонник вяло кивнул.
— Ну, вот и отлично. Даже враги порой дружат. Разве ты не знаешь этой притчи. Хотя, по правде, мне почему-то не хочется считать тебя врагом. Не знаю, почему. Может, причиной всему Класта?
Как только Короленко произнес имя девушки, тотчас увидел, как в глазах Кирра, только что вставшем и подошедшем к столу, мелькнула искра не гнева, а, скорее, ненависти. И безысходности. Неуемная злость снова взбесила предзонника.
— Успокойся. Садись. Видишь, я почти спокоен, — ухватив с плиты запыхтевший щедрым паром чайник, Антон поднес его к столу и поставил на фанерную подставку. Затем, совсем по-хозяйски достал из облюбованного еще со вчера мешочка порезанных листьев и разнотравья, заварил в кружке чай. — Извини, что без сахара, но похлебаем. Вот пожевать что, уволь, пусто, с собой не прихватил.
— Там, в сумке, хлеб и мед. — Кирр кивнул на свою заплечную сумку, лежащую в углу.
— Вот это другое дело, — уже совсем подобрев, сказал Антон. — Возьми, коли не трудно сам. Мне туда со своей ногой ползти, сам понимаешь...
Предзонник встал и, пройдя в угол, взялся за тесемки, вторая рука привычно нырнула в нутро. Пальцы коснулись холодного метательного шара. Кирр едва сдержался, чтобы не выхватить шар и не запустить его в голову Антона, который теперь сидел к предзоннику спиной. Но Кирр победил в себе воина. Отдернув руку от шара без шипов, словно невзначай укололся, он покопался и вынул почти целую, чуть надломленную буханку и жестянку с завернутой крышкой. В ней был мед.
— Ешь, — виновато сказал Кирр, протягивая Антону баночку с медом и хлеб. Одновременно он спрятал глаза в крышку стола.
— Только вместе с тобой, голубокровный шестипалый, будет есть краснокровный пятипалый, — уже весело произнес Короленко, чувствуя, что напряжение между ними постепенно сходит на нет. — Возможно, что мы живем в аду, Кирр. В настоящем аду. Этот ад для тебя — Предзонье, для меня, как вы говорите, Большая Земля, или Вне Предзонья. Этот ад уготовила нам матушка-Земля. Не знаю, прав ли я, но посуди сам, — Антон отхлебнул из чашки горячий чай и выругался:
— Гор-рячий, скотина, жжется. Язык тут же в тряпку.
Кирр улыбнулся. То ли сообщению Антона, то ли собственным мыслям. Да, Антон заставил его задуматься над происходящим. И кто он ему? Враг? Друг?.. Если я убью его, то, возможно, в дальнейшем буду сожалеть. Но в нем, как текла, так и продолжает течь вражья кровь... Он, скорее всего, «заливает», и кормит меня сказками... Да нет, это, скорее всего, нынче я его кормлю, но не сказками, а своей едой... Раскатал губу. Так я ему и поверил... А почему бы и нет?» — противоречивые мысли распирали Кирра, разрывали на части его гудящую голову. —  Антон не убил меня, хотя мог это сделать. Он уже был без пут и неизвестно сколько времени. Ведь для него я тоже враг, и во мне, по его мнению, тоже течет вражья кровь... Пустить ее на волю — вот основное предназначение предзонника». — Кирр терялся. Мысли одна хлестче другой подстегивали его к «геройству».
— Пойми, Кирр, я до сих пор не испытываю к тебе ни малейшего доверия, — сказал Антон. — Хотя мы сидим нынче за одним столом, и ты поделился со мной своей пищей. Можно сказать, по-братски. Спасибо за хлеб и мед. Но опять же, я не знаю, что творится в твоей, прости, башке, какие планы она вынашивает, как и ты не знаешь моих планов... Возможно, ты до сих пор хочешь порешить меня...
«Еще бы!» — мелькнуло в голове Кирра. Он едва не хмыкнул.
— Но вместе с тем, — продолжал Короленко, вновь, уже осторожно отхлебывая чай, — нам, несмотря на полярное отношение друг к другу, нужно держаться вместе, пока не найдем Класту. Уж она тогда рассудит нас и скажет, кто был прав и кто виноват.
— Хорошо, — вдруг решительно произнес предзонник. — Допустим, я приму твое предложение. И что тогда?
— Я же сказал, придет Класта и рассудит... Я бы почувствовал, Кирр, что ее уже нет живой, что она умерла...
Кирр, глотнув из кружки, хмыкнул.
— Ну вот, кажись, и договорились. Я лягу, сосну часок, если не возражаешь, а ты будь здесь хозяином. Но, прошу, не режь меня сонным, Кирр. Даже когда сильно зачешутся руки. Хоть разбуди. Потом подеремся. Лады?
— Хорошо, — едва выдавил из себя Кирр и вздохнул, словно взвалил на себя огромную, практически непосильную ношу.
Антон отставил кружку и, хромая, прошел к топчану, лег. Глаза сами закрылись и он буквально сразу же улетел в блаженство сна.

* * *
— Ты убил его! Ты его убил!!! — с кулаками набросилась на потрясенного предзонника, сидящего у печки, вбежавшая в комнату Класта. — Изверг! Ты убил его! Я знала, знала. Еще с детства ты... Но ведь когда мы были детьми ты был не таким, Кирр, не таким! — девушка колотила кулаками в грудь Кирра. При сравнительно небольшом росте, мускулы ее были внушительны. — Ты убил его!!!
— Еще не успел, — растерянно и в то же время извинительно произнес Кирр. — Он спит. Но ты... Тебя же... Я видел твое растерзанное тело там, на... Свалке. — Кирр уже держал за руки пытающуюся его колотить Класту и не находился, что сказать девушке, которая, живая, словно тигрица, набросилась на него.
— Отпусти, — недоверчиво произнесла Класта и, вырвав руки, подскочила к топчану, на котором, уже проснувшись, и молча наблюдая за разгоревшейся перепалкой, улыбался Короленко.
— Ты... жив... Жи-ив! — Класта, упав на колени и целуя Антона, радостно разрыдалась. — Антон... Антон... Ты жив... — только и повторяла она.
«Как же так? — наблюдая за сценой признания в любви, растерянно думал Кирр. — Ведь я видел ее на Свалке. Мертвую... Я не мог ошибиться!!! И шелудивые одичавшие собаки... Неужели после встречи с Праматерью я совсем потерял разум? Антон намекал на это... Она, что, воскресла из мертвых???»
Предзонник отвернулся. Ему стало стыдно перед Антоном, перед Кластой. А ведь он и впрямь едва не лишил жизни парня... Затем Кирр чуть-чуть повернул голову и еще раз взглянул на влюбленную парочку.
 Ни Класта, ни Антон не обращали на него внимания. Они сидели на топчане, что-то радостно шептали, как воркующие голубки, тесно прижавшись друг к другу. Класта иногда еще всхлипывала. Антон же гладил волосы девушке и покрывал поцелуями ее мокрое от радостных слез лицо.
Кирр вздохнул и хотел виновато пробормотать свои извинения обоим, но передумал и прошел к двери. Здесь, в комнатенке, он был лишним.

* * *
Кирр вернулся после «обхода» по Предзонью лишь к вечеру. Основательно продрогший, но успокоившийся и целеустремленный.
— Мы уже запереживались, — весело встретила предзонника Класта.
Антон был приветлив, но более сдержан. Аккуратно перевязанная Кластой раненая нога еще ныла.
— Что-то не сильно вижу, чтобы ваши лица были расстроены переживаниями за какого-то там ушедшего и не вернувшегося предзонника, — улыбнулся Кирр.
— Садись к столу. Я суп из «ничего» приготовила. Он уже давно перестоял... Без тебя Антон к столу не сел. Понятно, что я — тоже. Видишь, какой он принципиальный. В желудке давно пусто, а тебя все нет.
— Так бы и сказала, что ждали не меня, а мой съежившийся от голода желудок, — с юмором произнес Кирр. — А иначе — третий лишний. Хотя и мой желудок тоже, так сказать... третий...
Класта, впервые услышав шутку в устах друга детства, который и ребенком не больно-то шутил, сначала опешила, а затем поняла: Кирр переродился окончательно. Вернее, стал иным...
— Ладно тебе, балаболка, садись! Антон уже ложку жует... — разулыбалась Класта.
Ели Антон и Кирр и Класта как в дружной семье, весело переговариваясь, совсем забыв о том, что буквально несколько часов назад дрались насмерть.
После позднего обеда, который прихватил с собой и ужин, долго не могли уснуть, поскольку каждый, порой перебивая друг друга, хотел выговориться.
Класта рассказала о своих мытарствах, с сожалением поведала ребятам и о Класте-2, которую, скорее всего, и видели убитой на Свалке предзонники. Кирр — коротко проинформировал всех о том, как предзонники вышли к Вратам. Затем, когда очередь дошла до Антона и Класта, и  Кирр внимательны выслушали Короленко о поисках девушки.
Неожиданно Кирр вскочил как на пружинах:
— Будем драться! Ты обидел предзонников, Всех!
— Я? — удивленно поднял глаза на Кирра Антон. — Что же я такого сказал?
Предзонник не ответил.
— Ну вот, снова ссора? — спросила Класта. — Все ясно... Хоть вы-то... Я думала, что вы умнее.
Кирр холодно взглянул на Класту:
— Как по мне, с ним мы будем драться. Ссориться можно с друзьями.
Короленко уже встал. Взгляд его тоже не предвещал ничего хорошего.
— Да бросьте вы, петухи, — девушка еще раз попыталась стушевать надвигающуюся грозу.
— Пойдем, — бросил Короленко, не обращая внимания на призывы Класты к мирному решению вопроса.
— Мальчики! У вас есть совесть?
— Не лезь не в свое дело. Нам кровушку захотелось пустить. Уж очень мы ею перенасыщены...
— Я вам пущу! — Класта стала в проеме двери.
— Не хочешь же ты, чтобы мы все здесь переломали, — упрямо сказал Короленко.
— Вы что, и впрямь одурели?
— Убить, думаю, не убью, но бока намну! — сказал Кирр.
— Он и так раненый, — попробовала вступиться Класта.
— Ничего. Если до смерти друг друга не забьем, то хоть потренируемся...

* * *
...Первый удар пришелся в предплечье. Короленко едва не опрокинулся на землю. Не раздумывая, Антон молниеносно послал прямой в грудь предзонника и тут же, пяткой, попытался сбить Кирра на землю. Не удалось. Каким образом предзонник увернулся и успел перехватить ногу, Антон не знал. Уже лежа на земле, Короленко еще раз убедился, что перед ним не мальчик для бития, а сформировавшийся, хорошо обученный воин.
Кирр стоял в метре и ждал, пока Антон встанет на ноги, Короленко же не спешил и снова сосредоточился на думбо.
Первый легкий удар думбо по плечу  заставил предзонника растеряться. Короленко лишь сел. Кого-то другого рядом не было, но Кирр, расслабленно стоящий почти в метре от Антона, едва не опрокинулся на землю. Он подумал, что это Класта, но она вовсе стояла в стороне и, упрямо поджав губы, в спор мужчин не вмешивалась, хотя девушку так и подмывало это сделать.
— Нападай! — улыбаясь произнес Короленко.
— Нет уж, вставай! — произнес предзонник.
Как только Антон встал на ноги, Кирр решил примерить коронный удар основным пальцем, от которого у землян «противоядия» не было, но ничего не успел сделать: ему будто кто-то поставил сзади подножку и он со всего маху брякнулся на землю.
— Прекратите немедленно, — гневно сказала Класта. — Петухи...
— Помолчи, — недовольно пробормотал Кирр Класте и, уставясь на Короленко, который, улыбаясь, стоял в метре от предзонника, затем спросил:
— Ты можешь мне объяснить, как это сделал?
Антон протянул предзоннику руку:
— Пойдем в дом, попытаюсь, — сказал Короленко, потирая ушибленное предплечье.
Ухватившись за протянутую «недругом» руку, Кирр вскочил на ноги.
— Изверги! — встретила ребят недовольная Класта. — Вам, мужчинам, только бы поцапаться, да кровь друг другу непременно пустить. Вы и дня не можете прожить без вида чужой, а, порой, и своей крови. Какого бы цвета она ни была...
— На то мы и мужики, — улыбнулся Антон. — И не женское дело встревать в мужской спор. Твоя основная забота — кухня, дети, пеленки, памперсы, сюсюканье с малышами и тому подобное, наше дело — мужское. И понять нас могут только мужчины, добавил Антон, когда они с Кирром подошли к дому.
Метательный шар Класты шмякнулся в стену в сантиметре от головы Антона, второй, не успел он и глазом моргнуть, с противоположной стороны.
Два других шара точно так же отметили свое положение у головы Кирра.
— А вот таким образом разборонять мужчин лучше не надо, — попросил Короленко. — Голос у него сел.
— Не то мы тебя, женщина, не так поймем, — решительно добавил Кирр.
— Понимайте, как хотите, но больше при мне...
— Все всё поняли, — в унисон проговорили Антон и Кирр, — хотя, как говорили наши древние, — продолжил предзонник, — строптивые женщины — источники всех бед и несчастий, и здесь должно действовать единственно верное правило — такую необходимо тут же поставить на место, или что лучше, просто убить.
— Ты прав, — подыграл Кирру Антон. — Только сначала стоит взять от нее все, что полагается, а уж потом, и кишки наружу.
Класта стояла на крыльце, ошарашенная от услышанного и только молча провела взглядом ковыляющего Антона и Кирра, проходящих мимо нее в сени, а потом и в комнату. Они даже не взглянули на неё.
— Ты чего не заходишь? — через некоторое время выглянул из-за двери Кирр, — боишься, что мы тебе сейчас начнем выпускать наружу кишки?
— Да ладно тебе, — отмахнулась девушка. — Я за себя сумею постоять.
— Это другое дело, — сказал Кирр, пропуская впереди себя Класту.
— От тебя такого, Антон, я не ожидала, — бросила девушка, войдя в комнату.
Короленко уже сидел на табурете:
— Шуток не понимаешь?
— Шутки у тебя, Антон, плоские.
— Признаю, — согласился Короленко, — и с нетерпением жду чая. Продрог.
— И я! — усаживаясь на «свое» место у стола, проговорил Кирр.
— Вот. Мужчинам нужна прислуга, — все еще дуясь, проговорила Класта, сняв с плеча свою заплечную сумку с метательными шарами и бросив ее на пол у печки, но чайник на плиту поставила.
И Кирр, и Антон только в унисон ухмыльнулись, и промолчали...
...Когда они выпили уже почти по половине чашки чая, молчание нарушила Класта:
— А Свема? Как там она? — спросила девушка. — Ведь ей после болезни было нелегко. Она справилась?
— Они с Марком тоже дошли. Конечно, натерпелся парень здорово. Свема еще не полностью ко времени Ухода была на ногах. Марку пришлось буквально на руках ее нести. Конечно, я утрирую, Свема ехала на подводе... Но Марк, Класта, — настоящий любящий предзонник. Я никогда не думал, что можно так любить...
— Слава Богу, — радостно сказала девушка. — Слава Богу, ребята, что она тоже дошла... Но вы хороши, в драку полезли, — видно было, что девушка отошла, но все еще упрекала их.
— Ладно, это наше, мужское дело, — упрямо, и снова в унисон, произнесли оба...

* * *
...Они так и не уснули в эту ночь. Антон рассказал Кирру о думбо, что удивило предзонника, Кирр — о коронном ударе предзонников основным пальцем. Лишь перед первыми  петухами немного вздремнул тут же, у стола Кирр. Класта поведала Короленко как с ней поступила Серафима Ильинична.
Антон долго слушал Класту не перебивая, лишь нервно потирая руки. Ему не верилось в то, о чем рассказывала Класта. И в то же время, червячок сомнения, который закрался в его душу с первых же слов девушки, постепенно увеличивался, рос, превращаясь в некоего нетерпеливого и грозного монстра... Затем Антон напыжился.
Увидев, что Короленко напрочь не воспринимает ее доводы, Класта, обняв рукой парня, посмотрела в его глаза:
— Ты меня не так понял, Антон. Попробуй, пойми иначе, — с болью в голосе произнесла она. — Я чувствую, что тебе тяжело поверить в то, что твоя мать так подло поступила со мной, но... она, прости, настоящее чудовище в юбке. Твоя мать словно рентгеном просвечивала меня, будто сканировала каждую мою клетку, каждый атом, пытаясь разрушить их, посеять панику, сжаться до неимоверно малых размеров, чтобы затем убить, разорвать, уничтожить... И она победила. Я не выдержала. Я смогла выдержать только те пять дней, Антон, а затем, хоть и крепко тебя любила, ушла... Серафима Ильинична сделала свое подлое дело, сообщив обо мне ГОшникам. Свершила надуманное и даже не... — Класта, задохнувшись от нахлынувшей на нее боли, едва не расплакалась...
— Хорошо, — хотя и не сразу согласился Короленко. Ему и самому было неприятно, но в то же время мама, какой бы она ни была, оставалась его мамой, пусть и такой непредсказуемой, даже кровожадной... — Тебе просто приснилось, Класта, и после сна ты все это придумала...
Девушка упрямо сжала губы, ставшие практически бескровными, ее глаза, до того блестящие, полные радости и жизненной энергии, потухли.
— Господи, да зачем мне, Антон, выдумывать? Я такое перенесла...
— Сейчас же едем домой и все выясним, — решительно проговорил Короленко и, отстранив от себя девушку, встал, прошел, прихрамывая к двери, вышел в коридор. Отмотав из небольшого мотка кусок проволоки, вернулся в тепло комнаты.
Сняв брюки, сел на стул, и, «зашив» распоротую штанину, снова надел их, осторожно пропуская в ставшую узкой брючину, раненную предзонником ногу. — Поедем вместе, и всё выясним, — упрямо бросил он растерянной Класте и встал.
— Нет уж, с меня достаточно вашего земного «гостеприимства», — сказала, как отрезала огромный ломоть хлеба, Класта. — Я уж лучше останусь здесь, а ты — езжай, выясняй.
Антон, понимая, что Класта еще раз может попасть в лапы ГОшников, не возражал и, поцеловав Класту, стал собираться.
— Я, пожалуй, с тобой, — неожиданно отменив свое прежнее решение, произнесла девушка. Класта подошла к вешалке и взяла свою тоненькую курточку.
— Вы куда, ребята? — спросонку спросил Кирр. — Мы что, не пойдем к Вратам?
— Сначала — в Южногорск, — резко бросила Класта. — Врата малость подождут.
— Че-го? — с предзонника сразу же слетела сонливость. — Чего вы в Южногорске забыли?
— Никуда она не пойдет, — упрямо сказал Антон. — Ни в какой Южногорск. Я уже решил.
— Нет уж, решать тут буду я. Я хочу еще раз взглянуть в глаза этой... женщины. Я была права, Антон. В ней, прости, хоть она и твоя мать, но...
Класта не знала, как сказать, чтобы не обидеть Антона, затем решилась:
— Твоя мать добилась своего, выпустив свои страшные когти, отравив меня своим ядом, попытавшись сожрать своими истлевшими зубищами. Пусть даже не самолично, но посредством грязных ручищ громил из вашей Группы Очистки...
Как Антон не уговаривал Класту, девушка упрямо настояла на своем.

* * *
Из дома Класты вышли утром. Ветер на время поутих и метель прилегла на покой. Мороз тоже отступил. Химерные клочья тумана, которые словно сползли в Предзонье из растревоженных туч, быстро таяли, оставляя после себя лишь вонь Свалки.
Они были уже рядом с площадью, когда первый страшной силы взрыв на глазах у Класты, Антона и Кирра разворотил Башню Старого Злодея, оставив на ее месте лишь груды размолотого почти что в порошок старого кирпича. Короленко лишь мельком взглянул в ту сторону и увидел, как подбросило, ломая и кроша на щепки, росшую на Башне ель.
Второе попадание бомбы метрах в десяти левее от Башни Старого Злодея оглушило их, вырыв огромную воронку и перемешав местами слежавшийся снег с взлетевшими к небу останками длинного соседнего строения, предназначение которого Короленко не знал. Один из кусков покореженного металла, просвистел буквально в сантиметре от головы Антона и шмякнулся в падающую стену полуразрушенного соседнего здания. Рядом грязно ругнулся Кирр.  Небольшой осколок вспорол ему руку.
Ковровое бомбометание производили, видимо, асы, бросая бомбу за бомбой, которые ложились по строго очерченным квадратам.
Словно загнанные звери, Антон, Кирр и Класта, шокированные, застыли на месте и смотрели в небо, откуда сыпалась смерть.
Самолеты проносились где-то на многокилометровой высоте, иногда оставляя среди щедрых разрывов облаков лишь инверсионные следы. Буквально за считанные минуты небо над Предзоньем было вкривь и вкось разрисовано расползающимися белыми полосами. Даже странно, как летчики умудрялись не столкнуться между собой. Короленко было понятно — каждый летчик имел свой полетный «коридор».
Казалось, что летчики, которым был отдан приказ  стереть Предзонье с лица земли, будут штурмовать его вечно, до изнеможения, до тех пор, пока к ним не поступит команда отбоя, а она вообще никогда не поступит.
— Нам отсюда не вырваться, ребята! — подытожила Класта, когда очередная громадина взорвалась на соседней от бегущих улице. — Думаю, теперь летчики попытаются расшвырять наши тела по всему Предзонью...
Первым из шока вышел Кирр.
— В Подземелье! — прорычал он, зажимая правой рукой рану, из которой все еще слабо сочилась его голубая кровь, проступая между крепко стиснутыми пальцами. — Под землей они нас не достанут.
— Дай, перевяжу, — словно смахнув с себя мишуру страха, но все еще дрожа, сказала Класта.
— Некогда! Рана не глубока. Потом перевяжешь, — уже на бегу крикнул Кирр. — За мной!
Все заволокло, словно туманом, гарью, копотью и тряслось, ухало, крошилось, падало...
Стремясь вырваться из ада, схватив первые попавшиеся под руку куски оторванных от чего-то взрывом досок, они бежали, держа их, подобно щитам, над собой. По ним лупили сыпавшиеся с неба кирпичи, осколки стекла, куски вывороченной мерзлой земли... Вокруг все полыхало от зажигательной смеси, которой были начинены отдельные бомбы...
Ноги сами несли ребят от этого страшного места, коим нынче было все Предзонье.
Огромные и совсем небольшие куски со свистом, словно трассирующие пули, носились по всей улице и ребятам не только казалось, но так было и на самом деле, не было куда от них укрыться. Разве что пока «щиты» спасали их от сыплющихся на голову обломков.
— Праматерь была права, — едва переводя дыхание, прохрипел предзонник, когда они, оббежав среди хаоса огромную воронку, проскочили в наполовину обрушенный вход в Подземелье.
— В чем?
— Да в том, что мы вовремя ушли.
— Мы? — поднял глаза на Кирра Короленко. — Мы еще пока здесь, и мне кажется, что нами занялись всерьез и надолго.
— Я имел в виду предзонников. Весь наш род, — сказал Кирр, кривясь от боли — Класта, осторожно вытянув из бицепса осколок, который на излете вспорол предзоннику руку и остался там, бинтовала ему рану оторванным от платья, которое она достала из заплечной сумки, куском ткани.
Взрыв очередной бомбы, упавшей где-то наверху, почти рядом, потряс Подземелье. С высоких сводов, сдержавших удар многотонной махины, на пол посыпались ярко освещающие подземную галерею тысячи светляков, которые не смогли удержаться своими маленькими присосками, куски щебня. Метрах в четырех от стоящих ребят, грохнулись два огромных валуна, отколовшиеся от стены. В Подземелье сразу померкло и на Класту, Антона и Кирра сверху надвинулась темень.
— Нас похоронят здесь заживо, — несмело сказала девушка, сжавшись в тугой комок. Затем она присела на корточки и принялась осторожно собирать в свои небольшие ладони шевелящихся светляков, которые, тоже оглушенные, постепенно группировались в привычную колонию. Темнота, словно нехотя, стала отступать к углам.
— На войне, как на войне, — сказал предзонник, вспомнив, что когда-то слышал это от пятипалого парня, которого затем пришил. — Они хотят хаоса. Хаос — это мы или земляне. И мы или земляне — начало этого хаоса. Уходим отсюда! Не ровен час, сюда попадет бомба помощнее, и от нас действительно останется лишь мокрое место, — сказал Кирр.
— Куда? — хмыкнул Антон.
— На другой выход. Этот, наверное, теперь завалило напрочь.
Кирр, прекрасно ориентируясь в тоннеле и его многочисленных ответвлениях, уверенно шел впереди. За ним — Класта. Замыкающим был Антон. Светляки, весело полыхающие впереди, медленно затухали за спиной Короленко и он подумал, что как было бы хорошо, если бы такой неприхотливой живностью заменить все лампочки и лампы в Южногорске, да и не только в Южногорске.

* * *
— Как ты? — взволнованно спросил Кирр у девушки, которая никак не могла отдышаться. Ее одежда зубастыми мурашами, что лавиной бросились на Антона со всех сторон, была изорвана в клочья — Класта стала стеной перед Короленко, защитив парня, не умеющего пользоваться выходом своей мысленной энергии. Две неглубоких рваных раны на руке у Класты чуть кровоточили.
— Думаю, они не сильно потрепали Антона, — посматривая на Короленко, сказала Класта. — Немного помогла проволока, которой он зашивал свою штанину. Иначе, мураши отхватили бы ему половину ноги.
— Я его едва выволок. Он, чудик, ответил мурашам, что, мол, мыслящий перед ними. Мы же предупреждали, чтобы Антон набрался терпения и потушил все свои мыслеобразы, пока будем проходить по тоннелю, контролируемому пожирателями.
— Не мог же я не думать вообще, — тихо и извинительно бросил Короленко, пришедший в себя.
— У мурашей после того, как я дала им команду на самоуничтожение, словно память напрочь отшибло. Если бы не это, ни Антону, ни тебе, Кирр, ни, конечно,  мне, не вырваться бы из этого тоннеля. Да что я говорю, вы все видели, каким скопом полезли эти восьминогие на нас...
— Как ты смогла это провернуть? — удивленно спросил Кирр. Антон ничего не сказал.
— Да вот так, после расскажу. Я применила оружие возмездия...
— Чег-го? — Кирр опешил.
— Чего, чего, да потому, что иначе бы мы от них не отделались, ответила Класта на вопрос Кирра и встала со ступеньки, на которой только что окончила перевязывать несколько глубоких «царапин» на ноге у Антона.
— Идти сможешь? — спросила девушка, поглядывая на парня.
— Постараюсь, — нерешительно ответил Короленко. — Если бы не Кирр...
— Что, Кирр? — предзонник вскинул на Антона чуть вспыхнувшие гневом глаза. — Ты скажи спасибо, что я не вспорол тебе сначала живот, а принялся за разделывание с ноги. — В словах голубокровного была обида.
— Да я не об этом. Если бы не ты, и не Класта, меня и на самом деле уже доедали бы ваши паршивые восьминогие твари. Спасибо за помощь.
— А, вот ты о чем, — предзонник улыбнулся. — Не за что, — коротко ответил Кирр чуть потеплевшим голосом. — А ты, Класта, расскажешь о своем умении применять оружие возмездия. О нем некоторые первые предзонники знали, но вызвать на себя это оружие, а затем и применить нынешние предзонники и предзонницы не могли. Скорее всего, у тебя, Класта, взыграли чьи-то гены.
— Наверное, бабушки, — тут же ответила девушка. Мама говорила, что у бабушки это получалось, и она была последней среди предзонников, которые умели вызвать это оружие и применить...
— Ну ладно, об этом потом, после вашего возвращения, — сказал Кирр и сразу же переключился на другое:
— Итак, мы прошли этот грозный тоннель, ребята. Несколько ступенек и теперь дело за малым — добраться до Южногорска. — Думаю... — начав, Кирр внезапно замолчал.
— О чем? — спросила Класта, когда молчание слишком затянулось.
— Я останусь вас ждать здесь, — сказал он. — Вернусь в свою прежнюю каморку и подожду.
— А это не опасно? — спросил Антон. — Ты еще раз предстанешь перед мурашами, а они, скоты, кровожадны...
— Думаю, данное не опаснее, чем шестипалому появиться нынче в Южногорске или другом городе, расположенном вне Предзонья среди краснокровных.  А с оставшимися мурашами я как-то сдюжу...
— Тогда, в путь! — сказал Короленко и, встал со ступеньки, немного припадая на раненую ногу.
Вышли наружу. Километрах в восьми-десяти отсюда стояло зарево, и продолжали рваться бомбы... А здесь шел снег и нахально мела метель.
— Надень ступы на ноги, — предложил Кирр Класте, отыскав их, заснеженные, у входа в тоннель и протягивая девушке.
— Пусть их лучше наденет Антон, — казала Класта, — Ему сложнее с раненой ногой.
— Я все равно не умею в них ходить, — заупрямился Короленко. — Кстати, где мы?
 За Предзоньем, в твоем «логове», далеко за Станциями поля Периметра, — шутливо сказав, улыбнулся Кирр.
— Ты не понял. Где именно? Южнее Предзонья, севернее. Сколько километров от него? Судя по взрывам так сразу не определить, — произнес Короленко.
— Ну, как казать. Отсюда до околиц Предзонья около восьми километров. Предзонье осталось на севере, значит мы точно — на юге. Если яснее,  на второй грунтовой дороге.
— О, да это прекрасно! — радостно произнес Антон. — Оказывается, я сравнительно недалеко отсюда оставил машину.  Могу и без ваших ступов дойти... Не научусь я быстро в них ходить...
— Научишься, — тоном, не терпящим возражения, быстро проговорил предзонник, уже завязывая на ботинках Антона тесемки ступов. — Ты и впрямь с твоей ногой не дотянешь до Южногорска.
— До Южногорска не дотяну, это точно, но до машины, думаю, мы с Кластой ее найдем, — дойду.
— Все равно надевай ступы, — настоял на своем предзонник. В них и легче, о сподручнее по снегу шагать.....
— Ладно, попробую в ваших ступах, — согласился Короленко, уже не упираясь.
— В них намного удобнее. Почти как на лыжах, Антон. В самом деле, — добавила и Класта.
«Кудахтает перед пятипалым, как наседка перед своими цыплятами». Хотя и я в то же корыто встреваю, — озабоченно отметил про себя Кирр и вздохнул.
«Не как наседка, а как влюбленная женщина, — мысленно поправила предзонника Класта, неожиданно для себя самой прочтя биотоки его мозга. — И забудь эти ругательные слова «пятипалый»,  «шестипалый». Мы прежде всего люди. Мыслящие. Разве что между нами есть незначительная разница, но она столь несущественна, Кирр...»
Кирр опешил — Класта прочла его мысли. Вот это да!
— Договорились, — Кирр, — спросила уже вслух Класта, поняв, что Кир не прочитал ее мысли. Практически никто из предзонников ее, да и предыдущих двух поколений уже не умел читать мыслей других людей на расстоянии. Раньше же предзонники отлично владели этим даром. И Класта до этого не умела, а вот сегодня это случилось впервые.
— Договорились, — только и ответил Кирр, все еще поражаясь, что за такой короткий срок он узнал о Класте столько нового, сколько не знал о ней за все время.
— Пока, Кирр, — повернувшись к парню, проговорил Короленко, стоя на рыхлом снегу и пробуя под собой снежный наст.
— Смотри, чтобы дождался нас, — улыбаясь, сказала Класта. — Иначе прозябать нам, как говорят, между небом и землей, а по-нашему, между тем, что останется от Предзонья и Южногорском.
— Это смотря по вашему поведению. Кстати, когда назад вернетесь? — уже вслух спросил Кирр, когда Антон с Кластой отошли метров на десять.
— Не позже, чем через три дня. Выдержишь? — только и успела сказать девушка, как провалилась почти по пояс в снег.
— А, может, и раньше, — добавил Антон. — Я же говорил, что у трассы оставил свой «Жигуленок», когда ехал сюда искать Класту...
— Это, если его не сперли, — хмыкнул Кирр.
— Я его прикрыл лапником, да и снега насыпало, будь здоров... А еще, кто сюда поткнется? Только ненормальный какой... Думаю, что никто не украл... Машины крадут в городе. Это сподручнее...
— Ладно, четыре дня я жду вас.  На всякий случай, пока буду здесь ждать, нарисую маршрутную карту к Вратам и оставлю здесь, у Входа. Тогда и сами найдете, если что со мной случится.
— Да что с тобой может случиться?
— Я же сказал, на всякий случай. Думаю, что ничего, конечно, не случится, но карту я оставлю в тридцати шагах от выхода из тоннеля.  Там есть небольшая ниша. Будьте осторожны. И запоминайте направление. Ориентир — две покореженные сосны после Шестого озера, Класта.
— Я поняла, Кирр. Запомним.
Буквально через пару минут две маленькие фигурки исчезли в снежной круговерти.

* * *
Дверь открыла Анна. Поцеловала Антона, радостно встретила, обняв Класту.
— Мама дома? — с порога решительно спросил Антон, пропуская вперед Класту. — Дай, пожалуйста, попить.
— Я одна на хозяйстве. Мама куда-то ушла. Кажется, к подруге. Говорила, будет часа через два, — ответила Анна брату, протягивая чашку с водой, которую набрала на кухне, и тут же обратилась к Класте:
— Куда ты делась, Класта?  Мы все переволновались. Особенно Антон. Ты устроилась на работу? Почти на два месяца исчезла. Разве так поступают? Хотя бы предупредила... Позвонила бы, что ли? Ты же телефон знаешь... Я тебе записывала, а ты положила в карманчик пиджачка.
Класта улыбнулась Анне, чувствуя, как тепло становится у нее на душе.
— Пойдем, Класта, ко мне, — предложила Анна и потянула девушку к лестнице на второй этаж. Ты еще не видела мою Сусанну. Вчера мама купила мне платье, которое я давно хотела, да у нас все не было денег. Мама много заработала...
— На чем? Вернее, на ком? — спросил Антон, едва не поперхнувшись водой. — Возьми, — он протянул Анне чашку.
— Я не поняла, — подняв на Антона свои удивленные глаза, произнесла Анна.
— Погоди, Аня, — голос Антона был не его, металлическим, каким-то скрипучим, словно он только что пил не воду, а сыпнул себе в рот пригоршню песка и, пережевывая его, говорил.
— Что случилось? — спросила Анна, все еще держа за руку Класту, а другой — чашку, которую взяла у Антона.
— Мама, — только и сказал Антон и отвернулся.
— Что мама? — Анна вскинула на брата встревоженные глаза. — С ней что-то случилось?
— Мама предала нас!
Анна едва не выронила на пол чашку.
— И нас, и Класту. Мы ненадолго. Только соберемся и уходим, Аня.
У Анны не глаза, а само удивление.
— А мама... Сама одно умиление... — Антон махнул рукой. — Мама отдала Класту на растерзание ГОшникам.
— Ты ошибся, Антон! Правда, Класта, он ошибся? — глаза девушки растерянно перескакивали с брата на Класту и наоборот. — Этого, Антон, не может быть!
— Выходит, что может, Анна, — Класта вздохнула. — И я тому свидетель.
Анна, не находя слов, молча застыла перед Антоном и Кластой.
— Пойдем со мной, Класта. Мне надо собраться, — сказал Антон. — Извини, Аня, что все рассказали, но иначе...
— Я понимаю, — тихо сказала Анна, пряча в пол глаза. Девушке стало стыдно. Стыдно за мать, стыдно за себя...

* * *
Сборы были короткими. Антон кидал в сумку все, что попадало под руку.
— Мы уйдем отсюда, Класта! Сейчас же!
— Да куда ты уйдешь, дурашка? От себя, как и от своей тени, не убежишь, Антон.
— Считай это не бегством, а решительным протестом. — И мы с тобой никуда не бежим. Мы... Мы своим уходом поставим вопрос ребром!
Класта вздохнула. Ей почему-то впервые захотелось прочитать мысли Антона, но у нее ничего не получилось. Его мыслеобразы были тщательно скрыты. Скорее всего, ото всех, и от нее тоже.
— Чудак ты, Антон, — сказала девушка. — Ты непременно хочешь найти тепленькое местечко, где ни ты, ни тебя никто не будет трогать? Но такого, к сожалению, Антон не бывает.
— Я смогу защитить и тебя, и себя, свою семью.
— Защитить? От чего? От кого? Земля не такая уж большая, Антон. Ты все время об этом забываешь. Мы никому не нужны. Ни я твоему напрочь прогнившему обществу, ни ты такому же напрочь прогнившему обществу Предзонья. Может быть, что и на новом месте, за Вратами, ты будешь чужим, здесь чужой буду я... Ты понимаешь, Антон... Мы — ЧУЖИЕ, Антон! ЧУЖИЕ!!!
Антон смешался, оставил свое занятие с упаковкой вещей, сел на диван, затем резко вскочил с него:
— Но, согласись, не друг для друга! Ты хочешь сказать, что и для предзонников, и для моего общества наша дочурка будет тоже... ЧУЖОЙ?
Дочка, если бы была постарше, упрямо и решительно боднула бы ножкой, тем самым выразив свое несогласие с решением родителей по поводу ее будущего. Но не больно, а назидательно. А, поскольку она была еще крохой, Класта почувствовала лишь упрямо-предупредительные сигналы дочурки. Видно и ей, в утробе, передалось волнение матери. И еще, девчушка, скорее всего уже поняла и то, что разговор пошел о ней. Будущая принцесса не хотела стать чужой для кого бы то ни было — ни для предзонников, ни для землян...
Класта только вздохнула, затем потерла неизвестно почему охладевшие кончики пальцев.
— Не молчи, Класта! Наша дочка не может быть ЧУЖОЙ! Она не будет чужой для нас! Как и для общества, которое, надеюсь, наконец, прозреет.
Класта снова  промолчала. Разрядил молчание симпатичный полностью белый пушистый котенок, который, словно колобок, выкатился в комнату из спальни и сразу же, переваливаясь, почти что шустро подбежал к ногам Класты и стал тереться о них своей пушистой головкой.

* * *
— Я с вами, — вдруг решительно заявила Анна, когда Антон и Класта вышли из комнаты Антона с вещами. Девушка тоже стояла с небольшой сумкой. Я уже взяла все самое необходимое. Кстати, Сусанну можно туда взять?
Класта кивнула, а затем спросила:
— Ты почему не спрашиваешь, куда мы идем, Анна? — Класта посмотрела на сестру Антона с удивлением.
— А мне все равно. Я, честно тебе скажу, Класта, не смогу больше быть в этом доме, где предают всех, даже своих...
 — Но мы идем за Врата, Аня, — попытался остановить Анну Антон. — И там будет тебе не сладко. Там мы начнем на голом месте, как говорят, с колышка...
— Я же сказала, куда угодно! — решительно заявила девушка. — Я не из сахара!
— Хорошо, — сразу же согласилась Класта и тут же почувствовала, что мать Антона возвращается домой и настроение у Серафимы Ильиничны особое, почти что праздничное. Девушка, как не экранировалась и не хотела читать мысли Серафимы Ильиничны, но это у нее получилось случайно, вероятно  потому, что больше всего волновало девушку.
— Ваша мать возвращается, — предупредила Класта.

* * *
— Аня, Антон не появлялся? — громко спросила Серафима Ильинична с порога. — Я ему обновок накупила. — Женщина поставила увесистую сумку.
— Дома, — коротко сказала Анна с кухни. — У себя.
— Ну, вот и хорошо, — уже сняв с себя шубу, и стянув сапоги, Серафима Ильинична прошла в комнату. — Он ходил в Управление, повинился там? — спросила и тут же едва не потеряла дар речи — в кресле у окна сидела... Класта.
— Но ведь эту... эту... убили, — только и выдавила из себя женщина и, с трудом подойдя к дивану, осела на него. — Я сама видела. И кассета, которую я смотрела у ГОшников...
...Метательный шар просвистел в нескольких миллиметрах от головы Серафимы Ильиничны, впившись своим шипом в ковер. Впервые рука у Класты дрогнула. Перед ней на диване сидела пятипалая, враг, но вместе с тем это была и мать Антона. Класта же не хотела сделать ему больно, поэтому в последний миг средним пальцем внесла в траекторию полета шара незначительную поправку. Затем, ничего не говоря, девушка решительно поднялась с кресла и, с презрением взглянув на схватившуюся за сердце коварную женщину, которая предала не только ее, Класту, тут же прошла к двери. Хлопнув дверью со всего размаху так, что с косяка посыпалась штукатурка, девушка выскочила на площадку. И только здесь не сдержалась. Слеза обиды, захлестнувшая ее, упала на пол и, как почудилось Класте, прожгла пластиковое покрытие, бетон и упала с седьмого этажа на землю, чтобы остаться здесь навсегда.
Буквально сразу же дверь квартиры раскрылась вновь. В проеме показался пунцовый Антон. За ним шла Анна. Ее лицо горело стыдом тоже.

* * *
... На улице, почувствовав на своей спине взгляд, Класта остановилась, повернулась и подняла голову. Из окна сверху вниз на них, уходящих навсегда, глазами полными ужаса, одиночества и отчаяния смотрела поседевшая за минуты женщина. Она вмиг потеряла все. Затем окно вдруг распахнулось и Серафима Ильинична прокричала:
«Не уходите, пожалуйста! Я очень прошу вас! Не уходите!!! Антон, Анна, Класта, простите, я виновата!!!»
 Антон и Анна даже не повернули в сторону крика головы и продолжали быстро идти вниз от дома. Класта, с трудом оторвав глаза от прикипевшего к ней отчаянно молящего взгляда женщины, догнала ребят. Лишь дочурка заупрямилась и просигналила маме свое несогласие — она хотела остаться рядом со своей единственной бабушкой, которая все поняла и раскаялась за содеянное...
...Они были уже далеко, а женщина, в которой трудно было узнать Серафиму Ильиничну, все стояла у раскрытого окна и плача навзрыд, причитала:
«Не уходите же!»
Ни Антон, ни Анна не знали, что как только они скрылись за поворотом, Серафима Ильинична в порыве остановить их, выпрыгнула из окна.
Смерть застала ее еще в полете.
Класта ничего не почувствовала. Лишь девочка, которой что-то досталось и от хромосом Серафимы Ильиничны, неизвестно каким чувством узнала об этом, но решила, когда родится, не рассказывать о трагедии ни папе, ни тете Ане, ни маме. Чтобы лишний раз не расстраивать их.
У нее теперь не осталось ни одной бабушки.

* * *
«Жигуленок» ожил сразу. Класта с Анной, сидевшие на заднем сидении, молчали. Каждая думала о чем-то своем.
Ругая себя почем свет, что не подзаправился, Антон все же, чтобы лишний раз не напороться на дорожных патрулей, решил выбираться из Южногорска задворками.
Съехав с основной магистрали, Короленко дальше не осторожничал.
Минут двадцать пять они мчались, игнорируя предупреждающие знаки, по притихшим словно по заказу  узким кривым улочкам Южногорска. Когда машину забросало по колдобинам пригорода, и руль стал вырываться из рук Антона, Короленко пришлось чуть сбросить скорость, хотя до «нуля» было еще далеко.
Где-то под кузовом постукивала какая-то открутившаяся железка, но Антон на это не обращал внимания: ему, во что бы то ни стало, нужно было вырваться из тисков серых городских громад, проскочить расставленные практически повсюду посты ГОшников.
Женщины, сидевшие на заднем сидении, намертво вцепились руками в ручки и только наблюдали за предельно быстрой ездой Антона. Анна — со страхом в глазах, у Класты же разгорелся азарт вошедшего в раж игрока. Однако у обеих девушек преобладал инстинкт самосохранения.
Наконец, допетляв до последней улицы пригорода, Антон, проехав мимо двух постов обязательного контроля транспортных средств и пассажиров, выехал на Северную трассу. Последний пост объехать было нельзя. Здесь Короленко решил действовать понахалке. У самого поста он чуть притормозил машину и тут же, невзирая на предупредительные жесты двух представителей ООО, рванул вперед. У самого шлагбаума, преграждавшего почти всю трасу, крутанул руль вправо. Задев по касательной передним бампером толстенную трубу опущенного шлагбаума и продрав обе левые дверцы «Жигуленка», Короленко с пассажирами и машиной очутился на «свободе». Утопив до конца педаль, рванул вперед.
Машина, как показалось женщинам, подпрыгнула и, уцепившись колесами за шершавый асфальт, взвыла.
— Ты не мог бы потише? — дрожащим голосом спросила Анна, когда от машины оторвалось покореженное шлагбаумом левое переднее крыло и, громыхая, осталось где-то позади.
— Значит, не мог, — сквозь зубы проговорил Короленко. Они бы нас сразу сцапали — у Класты нет документов.
— И я не взяла свою пластиковую карточку, — неуверенно произнесла Анна.
— За Вратами нам документы не понадобятся, — спокойно сказала Класта.
— К ним, я имею в виду, к Вратам, еще добраться нужно, — пробормотал Антон, цепко держась за баранку, которая так и норовила вырваться из рук.
— И не забыть Кирра, — добавила Класта.
Минут десять ехали молча. Затем передок «жигуленка» сразу за колдобиной вдруг подняло и машина, совершенно не слушаясь руля, едва не взлетела в воздух.
— Сбрось скорость, Антон, — попросила Анна. — Как бы чего не вышло... Костей не соберем, когда в машине перевернемся...
— За нами увязались на своих флаерах спецназовцы ООО.  Это покруче ГОшников, — резко бросил Короленко и еще сильнее вдавил педаль. Машина недовольно взвыла, но отнюдь не прибавила в скорости. Ее, как в стельку пьяного, закидало по дороге.
— Говорят тебе, осаживай! — скомандовала Класта. — От спецназовцев на машине все равно не уйдем. Они вызвали вертолеты и, уверена, мчатся сейчас не только за нами сзади, но и выслали подмогу — нам в лоб. Тормози у той рощицы. Там нас будут искать подольше...
— Оружия все равно нет, а с палкой... — начал было Короленко, но все же внял совету девушки и затормозил у рощицы, левым своим крылом переходившей в лес, который примыкал сначала к Большому болоту, а затем  к Свалке. И вовремя.
Не успели ребята сбежать с насыпи под сень дубов и сосен, как вверху над их головами затарахтел своими лопастями низко летящий вертолет. За винтокрылой машиной показалась еще одна, и еще.
— У меня пять шаров, — решительно сказала Класта. Даю слово, что уложу как минимум пять ваших спецназовцев.
— Это хорошо было бы тогда, если бы за нами гналось пятеро, а я уверен, что их на порядок-два больше, — сказал Антон, едва не налетев на остановившуюся Класту.
— Пониже бы летел, гад, я бы его сбила, — сказала Класта, провожая взглядом кружащий над ними вертолет.
— Метательным шаром? — съязвил Антон.
— И ним тоже, — не почувствовав в голосе Короленко издевки, ответила девушка. — Главное — умение... А теперь — ноги на плечи. У нас еще есть шанс, — уже кричала она на бегу,  пулей рванув с места. — Надеюсь, спецназовцы из-за троих сбежавших не станут уничтожать эту красавицу рощу...
...Первый взрыв прогремел в тридцати метрах от бегущего позади девушек Антона. За ним последовал еще один. И еще, и еще...






ГЛАВА  ВОСЬМАЯ

ВРАТА

Перед ребятами снова предстала очередная преграда.
Река даже не подумала покрыться льдом. Для этого нужны были сильные и продолжительные морозы. Беглецов же всю дорогу преследовали то небольшие утренние морозы, то продолжительные оттепели днем...
— Наконец-то пришли. Видите на пригорке растут две сосны с желтыми стволами и рядом с ними стоят десяток ульев? Вот это то, что нам надо! — в голосе Кирра, наконец, послышались бодрящие нотки.
— Какие ульи? Их еще не сперли отсюда? — не увидев впереди ничего, спросил Короленко, почти точь в точь повторив слова Кирра, когда тот говорил о «жигуленке» Антона. — Какие сосны?
— На пригорке, через реку, в прогалинке между скалами.
Антон, Анна и Класта одновременно посмотрели вперед, через гладь реки, которая, сжатая с обеих сторон скалами, делая зигзаг, снова устремлялась в низину, разливая русло вширь почти на километр.
Давно некрашеные, казалось, забытые всеми ульи  подковой стояли на пригорке у двух огромных сосен. Такие себе неказистые, никому не нужные, битые дождями и зимним ненастьем.
— Это и есть Врата? — удивленно и в то же время с сарказмом спросил Короленко, когда они, оторвавшись от очередной погони, измотанные и продрогшие, едва переставляющие ноги, остановились на каменистом откосе. — Ты, Кирр, говорил, что с сосен стволы желтые? Не вижу. Обыкновенные сосны... Хотя лет им, судя по тому, как вымахали, уже немало...
— Именно Они и есть. Предзонники их увидят желтыми, а ты ведь не предзонник, вот и не увидел. Кстати, а для тебя, Класта, стволы у сосен какого цвета? — спросил Кирр.
— Желтые, — тут же ответила девушка.
— Вот! Тебе, Антон, этого не понять, и не увидеть. А Класта — увидела, значит...  А ульи... Их поставили не для ориентира, а просто для отвода глаз ГОшников, если они увидят протоптанную к соснам дорогу. Кстати, пройдя мимо сосен с правой стороны, пятьдесят шагов вперед, затем, развернувшись на девяносто градусов вправо, следует пройти еще пятьдесят шагов, — утвердительно сказал Кирр. — А ты думал, что перед тобой предстанут Врата с золотой аркой? 
Короленко ничего не ответил. Он был настолько измотан, что парню уже было все равно.
— Вот переберемся на ту сторону реки, а там рукой подать, — снова сказал Кирр.
— Ты предлагаешь вплавь? — опять с издевкой спросил Короленко. — Думаю, не сдюжим. И вода холодна, и я не настолько хорошо плаваю, чтобы... А Анна совсем плавать не умеет.
—  Для этого нам оставили лодку. За мной, ребята! —  весело бросил Кирр и, больше ничего не говоря, чуть забирая влево, к бухточке, побежал по каменистому откосу вниз.
За Кирром, сломя голову, рванула Класта, которая  схватила Анну за руку. Антону ничего не оставалось, как последовать за девушками. Нога уже не болела, «взвывала», но Антон все равно бежал изо всех сил.
Внизу под нависшей скалой  действительно на песке лежала перевернутая кверху дном лодка, которую не было видно с горы. Кирр уже крутился возле нее, поджидая, пока к нему добегут остальные.
Спустя минуты четыре все, запыханные, собрались у средства передвижения. Кирр тут же вручил Антону весла, а сам ухватился за нос и,  играючи перевернув лодку, подтянул к воде.
— Прошу! — пригласил он, когда лодка лениво заболталась в прибое. — Поторапливайтесь! За нами уже следит не одна дюжина стволов спецназовцев, — добавил он, придерживая рукой плавучее средство.
Как только все, кроме Кирра ощутили под ногами зыбкое колебание, Кирр оттолкнув лодку от берега, пробежал в воде несколько метров, разгоняя лодку, затем перевалился через ее борт.
Течение здесь было несильным, но все же, пока Антон вставил весла в уключины, лодку немного отнесло на торчащий из-под воды острый камень.
— Забирай вправо! Быстрее!!! — прокричал Кирр, тоже хватаясь за весла и изо всей силы стараясь вывернуть лодку, вывести ее из опасного места.
Антон подналег на весла. Угрожающе торчащий из воды камень лишь опасно скрежетнул о днище и левый борт лодки.
— Пронесло! — радостно сказал Кирр. — Ну, теперь будет легче. Теперь греби прямо.
Не успел Антон даже пяток раз погрузить весла в воду, как с берега раздались выстрелы и пули кучно легли вокруг лодки. Второй залп едва не перерезал нос лодки.
— Судя по выстрелам, ГОшники наше суденышко оттирают к берегу и приглашают нас к «встрече», «чайку попить», — язвительно произнес Короленко. — Если бы хотели, уже потопили бы.
— Во, влипли, — чисто по-земному, сквозь зубы проговорил Кирр. — Пристрелят, как пить дать. И концы в воду.
Короленко, налегая на весла, хмыкнул:
— Если бы у ГОшников была команда нас пристрелить или утопить в этой реке, они бы это уже давно сделали, и нас не спрашивали. Такой массе отлично подготовленных снайперов и автоматчиков не попасть с такого мелкого для них расстояния в живые мишени или в наше хлипкое плавсредство? Смехота!
— А чего? Пугают? — теперь уже съязвил Кирр, отбрасывая назад свои длинные волосы.
— Скорее всего, мы им нужны живые, — подала несмелый голос со дна лодки Анна. — Чтобы поиздеваться потом...
Класта не упала на дно лодки и пока молчала, наблюдая, как по откосу вниз сбегают десятки спецназовцев. Двое из них уже были у воды и сбросили со спин нехилые мешки. К ним подбежало еще четыре ГОшника. Наклонились, и на глазах у беглецов начал надуваться огромный плот.
— Гребите быстрее! — прикрикнула на ребят Класта, которые, как ей показалось, вяло орудуют веслами, — не то фараоны догонят нас в минуту. — Она уже достала из заплечного мешка два метательных шара и положила их перед собой на скамью. Как назло, как Класта ни старалась, ее оружие возмездия молчало.
С берега снова раздалась длинная упреждающая очередь. Палили несколько спецназовцев.
— Ты бы лучше не высовывалась, а легла на дно лодки, —  командно проговорил Кирр.
— Ты греби, греби, а я займусь... — начала было Класта. Что-то молчит мое оружие возмездия, — тут же добавила, но ее резко прервал Кирр:
— Молчит, и пускай молчит! Поговорим на том берегу.
Все равно, после того, как ребят «подбодрила» Класта, весла заработали быстрее и лодка уверенно помчалась по водяной зыби. На крутящихся на берегу у плота ГОшников ребята не обращали внимания. Что-то там, у фараонов не сработало, поэтому они до сих пор не спустили плот на воду. Это было большим плюсом для беглецов, поскольку время играло на них.
Все шло к тому, что пассажиры в лодке таки доберутся до противоположного берега, но, видимо, в этот день им не судилось попасть к Вратам. Ребята были лишь чуть дальше, чем на середине реки, когда спецназовцы спустили свой огромный плот на воду. Благодаря мощным двигателям, установленным на искусственной посудине, «фараоны»  попытались отрезать путь к спасению утлой лодчонке.
Несмотря на то, что Класта взялась за метательные шары, это было для огромной массы находящихся на плоту ГОшников, как ужаление случайной пчелы.
Неординарная «выходка» Класты и кровь двух поверженных шарами мордоворотов в форме только распалила Охотников и они попытались подцепить лодчонку. Это им удалось лишь с пятого раза, когда из пушки прицельно метнули гарпун. Затем ГОшники начали подтягивать лебедкой лодку к плоту. Класта за это время умудрилась разбить метательным шаром и один из двигателей плота.
Понимая, что они почти в ловушке, беглецы не сговариваясь, прыгнули в обжигающе холодную воду. Даже не умеющая плавать Анна.
Антон сразу же избавился от своего тяжеленного рюкзака, поскольку начал тонуть. Класта и Кирр плыли с ношей.
Туполобые ГОшники не ожидали от ребят такой прыти. Поскольку на плоту офицеров и представителей ООО (особого отдела очистки) не осталось — их отправила в мир иной Класта — ГОшники в самом деле, растерялись. Плот был огромен, только с одним левым двигателем, и его относило по течению к центру реки от места, куда прыгнули «пассажиры» лодки. Беглецы же усиленно рвались к берегу.
Класта и Кирр, несмотря на свои почти трехпудовые рюкзаки,  подхватили под руки Анну. Антон плыл за ними. Холод сковал тело, но путь к освобождению был так близок и так манил, что холод как-то отошел на второй план. У беглецов была цель. Не призрачная — реальная.
ГОшники забегали на плоту лишь тогда, когда заработала рация и им дали команду с противоположного берега либо пленить беглецов, либо потопить их.
Оставшийся целым двигатель на плоту взревел. Опять же запоздало — ребятам осталось преодолеть в воде метров двадцать, а, может, и того меньше. Плот сначала закрутился на месте, затем, когда ГОшники отладили рули, с натугой развернулся и пошел, как айсберг на ребят.
Над головами беглецов послышалось короткое посвистывание пуль, а впереди, сзади и чуть в стороне от плывущих, в воде запрыгали бурунчики. 
И все же, ГОшники малость опоздали. Ребята уже успели выбраться на берег. Выжимать одежду у них не было времени. Побежали по откосу. Но не к ульям, рядом с которыми были Врата, а к ближайшему леску. Беглецы не могли, не имели права показать спецназовцам место Входа. Впереди всех мчался Кирр. За ним Анна и Класта. Замыкал «мокрую» процессию Антон. Где бежали, где шли быстрым шагом.
Наконец остановились. Анна пыталась отдышаться, но это у нее сразу не получилось.
— Э, дорогая, сердчишко у тебя никудышное, — резюмировала Класта. — Ничего, прибудем на место, поставим моторчик на небольшой ремонтик, сделаем ему профилактику, смажем, кое-чего подшлифуем, и станет твое сердечко как новенькое. А тому причина — препаршивейшая экология...
По всей видимости, ГОшники потеряли их след еще часа два назад. Ребята сделали привал, отмахав до этого по лесу километров пятнадцать, а, может и больше.
Лужицы уже подбило морозцем и у Анны зуб на зуб не попадал. Антон тоже выбивал зубами чечетку холодрыги. Класта и Кирр еще держались храбрецами, хотя, видно было, что и их уже порядком достала минусовая температура.
Миновав подлесок, вышли на крохотную полянку.
— Здесь и привал, — коротко бросил Кирр.
Никто не возражал. Класта скинула сначала рюкзак, затем и заплечный мешок. После помогла избавиться от рюкзака Кирру. На то, что и Антон, и Анна были без ноши, даже не обратили внимания.
— Маленький костерок не помешает, — сказала Класта. Взяла  лежащую на подстилке из хвои заплечную сумку и достала из нее завернутую в непромокаемый мешочек  зажигалку. — Принеси сучьев, Кирр, костер разожжем, — попросила девушка.
Кирр, не говоря ни слова, отправился к подлеску.
— Я тебя не понимаю. Ты хочешь выдать наше местонахождение фараонам? — удивленно спросил Короленко, присаживаясь на тощий рюкзак рядом с Анной, которая дрожала от сырости, шедшей отовсюду.
Класта хмыкнула, затем повернулась к Антону и ответила вопросом на вопрос:
— А ты  хочешь замерзнуть здесь, в сосульку превратиться? Ладно, ты мужик, можешь перетерпеть, на сестру посмотри, совсем продрогла... Из двух зол, к твоему сведению, всегда выбирают наименьшее. Если что, думаю, молодые, ноги унесем.
— Класта права, — сказал подошедший Кирр, бросая к своим ногам огромную охапку валежника и сухих сучьев. — Мы попробуем разжечь не кострище, а маленький костерок. Пока дым дойдет до верхушек елей, рассосется. Сейчас еще не ночь, только сумерки. Разве что огонек можно будет увидеть со спутника, но кто будет через спутник следить за какой-то четверкой сбежавших ненормальных? Дюже дорого. У спецназовцев на этот счет, думаю, есть мнение, что мы, мол, есть захотим — сами на божий свет заявимся. Все равно для них мы, скорее всего, в плотном кольце, а живности здесь, в этом лесу, многие годы как уж нет...
В словах Кирра был свой резон и Антон успокоился.
— И еще, фараоны ведь не знают, что мы уйдем от них через Врата!

* * *
Стоя перед Вратами, Короленко понимал, что он был на пороге нового мира, который либо примет его, либо напрочь отвергнет. Он пока не знал, сколько прошло времени: минута? Час? Вечность? Если бы его не окликнула Класта, Короленко, возможно, простоял бы здесь вечность.
— Антон! ГОшники почти рядом рыскают! Хотя нас пока еще не видят.
Бьющееся учащенно сердце едва не «сорвалось в пропасть». Нет, Антон не испугался, и не оробел — накатило.
— Да, идем, — Короленко взглянул на Класту, Кирра и Анну.
— Пойдешь за нами? — спросил Кирр.
— Нет, первым, — упрямо ответил Антон. — Чему быть, того не миновать, как говорили древние. Ты, Кирр, уже ходил, а я что, рыжий? Первым и пойду. А примут или не примут меня и Анну Врата, это уже другой вопрос.
Кирр, уже единожды познавший что это такое, правда, чуть постращал, что проход станет для ребят отнюдь не манной небесной, но кто на подобные страсти-мордасти будет обращать внимание, когда всю группу спецназовцы за последние четверо суток без конца пытались превратить в окровавленный и перемешанный с мерзлой землей фарш? За ними нынче охотились не только представители Группы Очистки, но и спецназовцы, а также, видимо, весь расквартированный в городе и поднятый по тревоге полк особистов, уж если на них пустили даже вертолеты и ту красавицу рощу разбомбили...
Сказать, что Антон, Анна и Класта, а потом и  Кирр были для власть предержащих лакомым куском — ничего не сказать. Просто ГОшники и иже с ними раззадорились до такой степени, что остановить их, видимо, могла только очередная мировая война.
Ребята ушли от последней  погони буквально час назад и не исключена была возможность того, что идущие за ними по следу спецназовцы выйти к Вратам тоже могли с минуты на минуту.
Кирр, проведя у себя ревизию, остался доволен наполовину: прикрывать отход ребят было почти нечем — в наличии имелось всего три метательных шара и несколько дротиков. Правда, Класта выделила предзоннику из своего запаса еще два метательных шара. И это было все, поскольку один метательный шар девушка по настоянию Кирра оставила себе, а нож отдала Антону.
Проходя через Врата, к которым они, наконец-то, добрались и которые, к счастью, действительно существовали, Антону показалось, что не только все клетки тела, но и душу его сначала некто неизвестный, если он существовал на самом деле, вывернул наизнанку, затем медленно расправил и, хорошенько встряхнув, снова, но теперь уже немного неумело, вернул назад в тело. Хотя душа Антона стала не той, что была буквально минуту назад, все же это была его душа. Это парень ощутил сразу же, за Вратами. Подобное испытание было похлеще того, что с ним, еще неоперившимся оператором Станции поля Периметра не единожды проделывал зверюга и истый «солдафон» полковник Ковров. Тот издевался лишь над телом, здесь же, кроме всего прочего, поизмывались и... над душой Антона. Словно взяли и поставили на нее клеймо, или разрешительную «печать», как это делают пограничники в загранпаспортах, когда пересекаешь границу.
Имея за спиной неплохую подготовку в боевых искусствах, а также добротный остро отточенный нож, Антон, конечно же, мог противостоять врагам, которые могли встретиться на той стороне сразу же после прохода через Врата. Однако парень не учел того, что с ним случится сразу после перехода. В первые несколько минут его можно было взять даже голыми руками, поскольку некоторое время Короленко был никаким, «ватным», но в считанные минуты, преодолевая боль, он сумел собраться — как-никак, защитник...
Когда Короленко был в пяти-шести метрах от Врат, ему показалось, что из глубины предполагаемого входа некто, взирающий на них все время, скорчил гримасу ужаса, а затем «погоготал» в мозгах парня, нагоняя страха и как бы предупреждая, чтобы случайный прохожий не ходил туда.
Конечно, как и любой смертный, Короленко, судя по тому, что ему предстояло преодолеть противоречащий всем известным законам физики барьер, дабы попасть через него в иной мир, несколько замешкался. Его начал преследовать вопрос: что его ждало там, за неким энергетическим (а энергетическим ли?) полем, которое представляли Врата. Неизвестная минус-материя  или некое  нефизическое «подполье»? Короленко был неплохо подкован в физике, но в то же время не понимал, как может произойти подобное? Разве что Некто построил своеобразный вход-выход на Землю из иной вселенной, или из межпараллелей некий суперлифт, или еще что-то. Но зачем? Чтобы предзонники могли на время появиться на Земле, а затем убраться из нее восвояси, когда для них настанут не лучшие времена? Возможно, данные Врата — всего одна из неопределенного количества переходных ячеек Сот или Сверхсот в миниатюре?
Хотя во все верилось с трудом, но Антон уже был за Вратами, и даже чуть оклемался, когда увидел сначала шагнувшую как бы из тумана Класту.
Антон взглянул на вяло идущую от Врат куда-то в сторону от него Класту. Ей тоже, видимо, было неважно во время прохода через Врата — вся она позеленела и по-старушечьи тащила ноги. Голова ее была безвольно опущена. Антону захотелось взглянуть в глаза девушки, и он позвал:
— Класта!
Сначала она подняла голову, затем повернулась и Антон увидел ее практически безжизненные глаза, полные боли и еще чего-то еще, видимо, неприятного ей.
— Тебе тоже стало паршиво во время перехода? — спросил Антон.
Класта хмыкнула:
— Словно душу наизнанку вывернуло, а затем попыталось вставить назад, но не в той последовательности, в которой она была прежде. Словно ее взяли и ожесточили... — ответила девушка и вздрогнула.
Такой же опустошенной и совершенно растерянной появилась словно из небытия вслед за Антоном и Кластой Анна. Увидев перед собой родные лица, Анна улыбнулась:
— Думаю, ради этого стоит пройти и не через такие испытания! —  ее глаза сияли, хотя Анна тоже не могла даже идти и, опустившись на траву, расслабилась, закрыла глаза...
Ради чего,  Класта и Антон догадались дальше без слов, потому что они были свободны...
Кирра пока не было.

* * *
Отойдя шагов на пятьдесят от Врат, Антон оглянулся. Врата не исчезли, но теперь они напоминали футбольные — натянутую между двумя соснами сетку с перекладиной. Короленко показалось, что теперь они едва достают ему до колен. Еще двадцать шагов, и Врата превратились почти что в детский конструктор.
— Ты заметила изменения во Вратах?
— То, что они уменьшились? — спросила Класта. Девушка уже была полна сил и придерживала под руку Анну, которая еще никак не могла полностью собраться.
Короленко кивнул.
— И видно, что Вратами давно никто не пользовался. Ни тебе дороги от них, ни хоженой стежки... А ведь через них недавно прошло немало народу...
— Вот именно, что никто и давно, — улыбчивый Кирр догнал Антона, Класту и Анну.
— Но ведь буквально недавно от Врат сюда прошли предзонники. И не один, — удивленно сказала Анна. — А ни сзади, ни впереди нас, ни следа...
Кирр чуть приподнял руки кверху и опустил их, мол, не надо говорить глупости, потом произнес:
— Вы все пошли на север, предзонники сразу же от Врат — на юг. Разведчики повели их по маршруту, который вычислил Проша. Там и протоптанная тропка. Когда вы прошли через Врата, вам было не до того, чтобы что-то увидеть поблизости, вот и результат...
— Они, значит, на юг, а мы... выходит, сами по себе? — опять же спросила удивленная Анна.
— Нет, не сами по себе. Я просто не успел предупредить вас. Они все вон за тем пригорком, — Кирр поднял руку и показал чуть левее, —  думаю, к ним нынче дня полтора ходьбы. А сейчас... Сейчас чуток отдохнем, а потом  догоним их...





ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ЗА ВРАТАМИ

Еще утром Антона и Класту Кирр оставил в надежде поскорее догнать ушедших предзонников. За Кирром увязалась и нетерпеливая Анна, открывающая для себя новый мир. Все было ей в диковинку, и она хотела поскорее вжиться,  вернее, понять странный и в то же время чарующий мир. Старательно изучив с вечера карту и взяв с собой минимум необходимого, как только начало светать, они двинулись в путь. Класте и Антону спешить было некуда. Хотя Короленко так и подмывало тоже побыстрее и понагляднее изучить новый мир, но он понимал, что времени для этого у него теперь уйма, и рядом милая, родная Класта, поэтому не спешил. Они с Кластой решили подождать здесь, за Вратами. Кирр обещал прислать за ними провожатого.
Они долго купались в озере, расположенном где-то в километре от Врат. Теплая вода озера нежно обнимала их молодые тела. А затем, выйдя на берег, занимались любовью.
Вконец обессиленные, Класта и Антон упали на горячий песок. Солнце было почти что в зените, но не жгло, а ласково, с материнской нежностью, согревало их.
— Прелесть! — только и сказала Класта, радостно поглядывая на Антона. Я никогда не думала, что моя прародина такая нежная, и что здесь так красиво...
Антон взглянул на Класту. Ее лицо радостное, пока не загорелое, но такое родное, близкое, утонченная осанка... Вода на ней уже высохла. Правда, в ложбинке между грудей еще осталась одна капелька, и Антон, наклонившись, слизал языком эту капельку.
— Опять балуешь? — радостно спросила Класта.
— Будто тебе не нравится.
— Еще как нравится, Антон. Мы рядом, и здесь так хорошо...
— Да, после зимы действительно хорошо... — согласился парень.
— Мы сразу же попали не только в лето, но и в рай, Антон.
Короленко ничего не ответил Класте, только кивнул головой.
— И еды сколько твоей душе угодно. Протяни руки, и наслаждайся бананами, сливами, персиками, которые сами просятся в рот, яблоками, грушами... Единственное, что я бы хотела, Антон, чтобы у тебя были густые и длинные волосы. Жесткие как проволока.
— Зачем? — Антон удивленно взглянул на девушку, приподнявшись на локте.
Класта с любовью посмотрела на него и тоже заулыбалась:
— Чтобы я могла запустить в них свои пальцы, хорошенько захватить и нежно потрепать их.
— Завтра же начну отращивать и не буду стричь до тех пор, пока ты не скажешь: «Довольно», пока не насытишься ими. Кстати, и стричь-то здесь нечем...
— Я не голодна, — словно не поняв, шутки Антона, сказала Класта.
— Все равно, — тихо произнес Антон и еще сильнее притянул к своей груди совсем не упирающуюся девушку.
— Тише, медведь, раздавишь нас, — попросила Класта, когда усилие мышц Антона чуть-чуть превысило допустимое.
— Не понял.
— Меня и нашу малышку. Она уже вовсю ведет со мной беседы. Любознательна до потрясения. Это нечто такое... Прелесть!
— Скорее бы встретиться с ней, — с завистью в голосе произнес Антон. — Ты еще не думала, какое мы дадим ей имя?
— Нет. Может, назовем ее Анной, как твою сестру? — осторожно спросила Класта, или это так показалось Короленко.
— Кластой, — решительно сказал Антон, снова обнимая девушку, но теперь уже более осторожно.
— Я против! — возразила Класта.
— Это почему же? — удивленно взглянул на нее Антон.
— Против, — деланно поджав губы, которые так и просились к поцелую, произнесла Класта.
— Хорошо, назовем Анной, — согласился Антон. — А теперь пойдем в воду, — предложил. — Мне кажется, что наша малышка еще не накупалась...
В едва тронутую поднявшимся теплым ветерком гладь озера влетели с шумом и смехом.

* * *
Короленко шел с очередной, ничего не решившей сходки. Снова, как и на предыдущей сходке, были лишь споры ни о чем да перепалки. И на этой Антона как бы невзначай «зацепили», поскольку он был для предзонников пятипалым, а, значит, чужаком. Конечно, Короленко махнул на все это рукой, но все же червячок сомнения не покидал его: а все ли он сделал для того, чтобы здесь, за Вратами, в иной параллели больше не появлялось подобных разговоров? Что же он упустил снова? Да, его не принимали за своего. Сначала Антон думал: стерпится-слюбится, но сказанное на нынешней сходке ужалило Антона. Нет, видимо, не приживется он среди предзонников никогда. Всегда будет для них Чужаком...
Антон почувствовал угрозу. Не такую уж сильную, но все же угроза существовала. Тут же собрался, хотя виду не подал. Угроза шла отовсюду.
...Неожиданно из-за угла вынырнул мальчонка лет двенадцати и перегородил Антону дорогу. Видно, его кто-то подослал.
— Ты чего к нам присоединился, чего пришел? Лазутчик? Шпион? Враг!!! Ух-ходи! Ух-ходи подобру-поздорову, не то пришибу тебя, пятипалый, здесь же...
Антон взорвался: какая-то козявка взялась его поучать. Он вспылил и напрягся, готовясь как следует проучить мальчонку.
— Поостынь малость, пятипалый, — все так же уверенно проговорил мальчонка, поигрывая в руке боевым метательным шаром, —  не то придется твоим  друзьям собирать свои мозги по всей этой грунтовой дороге...
Короленко даже не обратил внимания на угрозу и, применив думбо, выбил у ошарашенного мальчонки метательный шар.
Пока малец соображал что и к чему, Антон успел связать его и посадить в тени под раскидистыми лапами ели.
— Вот теперь поговорим, так сказать, по душам. А это... — Короленко поднял с дорожки метательный шар, взвешивая его на руке, — чтобы не мешал нам беседовать «по душам», подошел поближе к сидящему мальчонке. — Видишь рогатый сучок? — спросил Антон, махнув головой в сторону полянки, на которой метрах в тридцати стояло сухое деревце. — Я попаду в него и собью с ветви.
Практически без подготовки, как это делали предзонники, Антон запустил метательный шар по цели. Разве что не придал ему должного вращения, который умели делать шестипалые. Для подобного нужен был шестой, основной палец... Хотя Класта научилась вращать шар и без шестого, основного пальца...
Шар попал точно в цель, обломив торчащий сучок.
— Мой тебе совет, мальчик, — Короленко подошел поближе к пареньку, начал развязывать ему руки, — никогда не нападай на кого бы то ни было, не узнав прежде, на что он способен. Понял?
Пацаненок, уже освобожденный от пут, смотрел на Короленко несколько ошарашено, но во взгляде мальчонки все равно проскользнула плохо скрытая ненависть, ярость, нежелание уступить хоть толику. Он не хотел признать себя побежденным, не мог... Да еще побежденным пришлым, пятипалым. Мальчонка считал Антона и сейчас врагом. Врагом хитрым, коварным, сильным, который пока победил его. Однако мальчишка все же надеялся, что придет время и он, шестипалый, обязательно победит пятипалого. Подстережет где-то и убьет... Единственное, что знал Антон, что предзонники никогда не нападали на жертву сзади. Поэтому прежде будет предупреждение...  Хотя... всё могло измениться с переходом в их «Королевстве»...
Антон долго не мог придти в себя. Конечно, мальчонку он отпустил. Но перед Короленко все еще стояли глаза пацаненка. Нет, не злые, а жгуче ненавидящие...
Короленко не спеша подошел к деревцу, с которого сбил сучок, взял боевой метательный шар, снова взвесил в руке. Ощутив приятную тяжесть, другой рукой потрогал заостренные шипы, словно аккуратно причесал... Затем нашел и сбитый шаром сучок. Взяв его в руку, долго смотрел на рваную вмятину от метательного шара и подумал, что, возможно, кто-то из предзонников отступит от своего правила не нападать сзади, и укокошит его, Антона, и даже душа у шестипалого не ёкнет. Как же, уничтожил еще одного пятипалого, а значит, врага... Бывшего, настоящего — какая разница!
Антон долго еще одиноко сидел у сухого деревца. Ему вспомнилась посаженная им в деревне березка. Тоненькая, ну словно девица на выданье.  Она буквально за несколько лет стала такой красавицей, в такие сережки принаряжалась, что Антон поражался ее красоте. И вот однажды какой-то изверг сломал ее почти у корня. Долго Антон ухаживал за тем, что осталось, лелеял, но березка... усохла.
«Вот и я... Сколько той жизни? Крохи... Время неумолимо мчится к заветной черте... Стоило ли мне столько сил изводить, чтобы стать первоклассным бойцом, учиться на оператора поля Периметра? Сносить унижения от дурака-костолома полковника Коврова, который тогда в учебке выжал из курсантов практически все соки... И что? Наелся груш с шоколадом? Да неужто мне всю жизнь уготовано мыкаться? Как только что-то хоть немного налаживается, нате вам дерьмеца побольше. Теперешний мир груб до фундаментов, до начала начал. Чего хотели, на то и напоролись, господин Короленко»...
Антон, возможно, еще бы долго сидел на поляне и размышлял, но землю начали аккуратно укутывать синие сумерки и Короленко зная, что Класта ждет, встал, отряхнулся и, прихватив с собой метательный шар, пошел в сторону их временного поселения...

* * *
В землянке Класты не было. Свернув с дороги, Антон сбежал вниз к костерку. Конечно же, у озера был ее костерок. Среди десятка подобных, он узнал именно его.
Подойдя ближе, увидел и Класту. Она сидела, обняв руками ноги и положив подбородок на колени. Смотрела на тлеющие угли костерка. Заслышав шаги Антона, подняла голову, повернула ее и радостно улыбнулась.
Антон подошел к Класте и молча положил у ее ног боевой метательный шар.
Увидев серое, как ненастное осеннее небо Предзонья лицо Антона, радость на лице Класты исчезла.
— Что? — коротко спросила она, подбросив пару небольших веток в костер.
— Меня обвинили Пришедшие на Прародину во всех мыслимых и немыслимых грехах, — в сердцах ответил Короленко. — А ваш пацаненок хотел поупражняться на живой мишени, которой был на этот раз я, Антон Короленко личной персоной.
— Не надо так, Антон. Предзонники относятся к тебе неплохо, ну, терпимо, — Класта попыталась сгладить нависший взрыв негодования. — Все бывшие предзонники уже давно считают тебя своим... А пацаненок, о котором ты говоришь... Это ребенок, Антон, и ему многое можно простить... Скорее всего, он остался без родителей «благодаря» твоим соплеменникам...
Короленко ухмыльнулся.
— При чем здесь это. Разве я лишил жизни его родителей? Ведь не я лично. Натравили...
— Такого у предзонников отродясь не было, — резко выпалила Класта прямо в глаза Антону.
— Может и не было... раньше, а нынче, как посмотрю, повсеместно какие-то внутренние разборки, чвары... Бывшие предзонники после перехода через Врата стали другими, Класта. Я понимаю, что все могло час или полтора часа назад закончиться плачевно для меня. Я ведь прекрасно ощущаю, что вокруг меня — чужие. Много чужих, а чужое всегда опасно. Разве что, не считая сестренки, меня признаете ты, Кирр и Парма, с натяжкой — Проша. Для всех остальных я, если хочешь, и до сих пор враг, пришлый, лазутчик, чужой, и все беды, которые падают на головы, как ты сказала, бывших предзонников, они пытаются списать на меня и на Анну. Говоря сухим протокольным, даже дубовым языком, твои соплеменники до сих пор не позволили мне, пятипалому, получить ваше гражданство. Я получил лишь временный вид на жительство. Да и тот мне бросили как обглоданную кость голодному псу. И все потому, что я — пятипалый и во мне стуится не голубая, а красная кровь.
Антон сжал кулаки.
— Да брось ты! И во мне, опять же к твоему сведению, тоже струится, как ты говоришь, красная кровь. Ну и что? Боишься показаться в глазах предзонников «лишней деталью»? — Класта так посмотрела на него, что Антону стало не по себе, но он все равно настоял на своем:
— Что бы ты ни думала, как бы ни крутила, но я все равно буду бороться за свое «я». Можешь это при случае передать своим. Другого выхода я не вижу...
— Я не ожидала от тебя такого, Короленко. У меня под сердцем все настойчивее дает о себе знать твой ребенок, твоя дочь, а ты затеял какие-то склоки о виде на жительство, о гражданстве... Будто без этого ты... И еще тебе совет, Антон. Познай как следует сначала себя, а потом уже бросайся, как в прорубь, познавать другого, другой мир. Думаю, что это в теперешней ситуации было бы самым подходящим для тебя. И потом, Антон...
— Все, замяли. Надоело все. И твои нравоучения тоже. Мне бы хотелось, чтобы меня поняли и понимали. Я никогда бы не затевал подобного. Выходит, что риск помноженный на риск —  это у предзонников в крови. А я не хочу этого признавать. Хоть убей меня, но не хочу, — проговорил Короленко и, подняв голову, посмотрел на беззвездное небо. Этого он не мог понять. Нет, оно на родине не было таким глубоко черным. Суровым, дождливым, холодным, угрюмым, радостным — да, но никак не «пустым». Затем Короленко перевел взгляд на Класту. Ее лицо в свете догорающего костра стало похоже на темно-коричневое, хотя в глазах девушки снова были огоньки надежды. — Я плохой кавалер и еще горший муж, Класта, поэтому, извини, если что, — вяло проговорил Короленко.
Класта хмыкнула.
— Я давно это поняла, Антон, но ты мне нравишься именно таким. Это тебе кажется, что ты здесь на моей Прародине не у дел, что тебя оттерли, считают чужаком, даже шпионом... Я не могу тебе, Антон, предложить средство против всего этого. Возможно, пока не могу, но я постараюсь...
Короленко не дал договорить Класте и снова набычился:
— Я же сказал, замнем...
— Ладно, — неожиданно согласилась Класта. — Я поняла и больше не буду об этом.
Несмелый огонек подобрался к веткам, которые положила в костер Класта и неожиданно они полыхнули. Все сразу преобразилось вокруг. И вдруг Антон увидел Класту совершенно иной. Глаза девушки были спокойны и ясны, но в то же время Короленко заметил, что она смотрит на него, но ничего не видит, словно он сидит не напротив нее, а за спиной и она уставилась в непроглядную, беззвездную ночь, беззвучно шевеля губами.  Возможно, это был какой-то ритуал, о котором  Антон до сих пор не знал, и Класта шептала молитву. А не послать ли всех шестипалых к чертовой бабушке? Ну не признали они меня за своего, прошлогодние баранки им в зубы. Придет время — признают не только гражданином. Никуда не денутся. В основном это — толпа, каждый индивидуум из которой рвется к власти... Это точно, как и в нашем мире... Конечно, не каждому уготованы почести, но каждый хочет хоть чуть-чуть побыть если не принцем, то хотя бы не последним... Однако, и это факт, каждый хочет прикоснуться к бездонной кормушке, коей есть вся Земля...»
Короленко, посматривая на костер, еще долго прислушивался к себе, пытаясь выудить из анналов памяти хоть что-то, что пролило бы свет, подсказало, как действовать, чтобы его все же скорее приняли предзонники в свою семью, в которой, к сожалению, тоже было немало упрямых уродов, бившихся неизвестно за что, доказывающих только свою правоту, хотя сами были в корне неправы. Однако ничего существенного ему память пока  не подсказывала.

* * *
Скорее всего, это был именно полуостров, о котором скупо говорилось в конце Книги Истории предзонников, а вернее, седмичников. Врата стояли от реки в семи днях ходьбы, а весь огромный полуостров, который своим заостренным, словно пика, концом упирался в море, с севера на юг можно было преодолеть судя по описаниям в книге только за тысячу дней ходьбы. Хотя в ней не говорилось, сколько необходимо шагать в день? Час ли, все двадцать четыре часа? Если час, это понятно, но если все двадцать четыре, значит, Книга врала. Однако дело не в этом. Главное заключалось в том, что полуостров был  большим. А, может это был и не полуостров, а какой-то континент, ну, наподобие Африки или Европы с Азией?
Первые разведчики, ушедшие на юг и вернувшиеся через четырнадцать дней, доложили, что края не увидели. Они натолкнулись на очень широкую и полноводную реку, через которую перебраться на противоположный берег без плавсредств они были не в силах. Не потому, что не умели плавать. Но даже опытному пловцу трудно преодолеть почти четырехкилометровую ширину реки.
Лагерь, который предзонники начали сооружать месяц назад на скорую руку, постепенно разрастался. Люди обживались. Детвора расхрабрилась и бегала уже без присмотра на холм, откуда открывалась прекрасная панорама.  Главная улица чем-то приблизительно напоминала Главную улицу Предзонья. Разница заключалась в том, что теперешняя улица была шире и, чуть петляя, круто взбиралась вверх к вершине холма, чтобы «переломиться» почти надвое и снова «мчаться» вниз по ту сторону к Малому озеру. И еще, не было на ней Башни Старого Злодея, по которой предзонники, как ни странно, уже соскучились. ГОшники еще не проведали о Вратах, и не беспокоили бывших предзонников на новом месте. И предзонники не казали охоты сразу же броситься в омут с головой. Они хотели жить мирно. Им надоело воевать. Это уже был не временный лагерь предзонников. Здесь они обосновывались на постоянное жительство, капитально. Благо, строительного материала было хоть пруд пруди.
— Когда-то наши построят здесь большой город, — задумчиво сказал Кирр, когда они вместе с Антоном поднялись на ближайший холм. — Возможно, здесь пойдут первые автомобили, которые заменят телеги. А вон там, в центре, мы соорудим телевышку... Левее поставим несколько магазинов, школу...
— Не очень хорошее место выбрали, —  решил Короленко, осматривая местность.
— Почему ты так думаешь?
— Не знаю, — Антон повел плечами. — Я не стратег, но мне так показалось.
— Ладно, не крути, выкладывай, — Кирр нетерпеливо взглянул на Антона.
— Во-первых, город будет недалеко от Врат.
— Так это же прекрасно. Можно и туда, и назад, так сказать, путешествовать, когда будет нужда в этом. И не утруждаться далекими переходами...
— Что в этом хорошего? Уж лучше мозоли на ногах натереть, чем быть в близости от опасности. Все страны на Земле стараются свои столицы ставить подальше от границ. Всё спокойнее...
— Ладно, принял замечание. Еще что-то?
— Равнина, окружена горами, потом вокруг болота, практически нет места для отхода, не считая узкой дороги. Здесь нас может зажать горстка противников, перекрыв единственный выход из ущелья и перебить поодиночке, через воду озера и через реку вплавь, как и через непролазные болота, не уйти... Но это еще не все, — Антон на время замолчал и Кирр, как всегда не терпящий недоговорок и медлительности, почти взмолился:
— И что же еще?
— А то, что предзонники, как ты заметил, совсем не занимаются самоподготовкой, утратили тот боевой подъем, который был всегда у них. Они потеряли вкус...
— Ты хотел сказать, вкус вражьей крови? Нет, Антон, нет. Это у каждого предзонника и предзонницы в крови. А о том, чтобы не строить город именно здесь, я подумаю и выйду на Совет с твоим предложением.
— Только не упоминай о том, что это я предложил или подсказал. Кто из предзонников будет слушать советы, вернее предположения какого-то пришлого, да к тому же еще и пятипалого? — Короленко отмахнулся. — Я кто для них? Чужой. Возможно, даже лазутчик. Разве не об этом была хорошо закамуфлированная речь на последнем Сходе?..
— Тебе пора запомнить, Короленко, — начал Кирр несколько официально, — что тебя уже давно приняли к нам и никто не считает тебя, как ты сказал, лазутчиком.
— Ладно тебе лить елей на душу. Будто не знаешь, что большая часть предзонников меня считает чужаком и относится ко мне враждебно. Мало шишек из-за меня попало на твою голову? А вчера что было на Сходе? Разве не пинали тебя за меня и Анну?
— Тебе Проша доложил?
— Зачем Проша?  — Антон хмыкнул. — Я все вижу и чувствую сам. Я тоже был на Сходе.
— Ты был на Сходе? Зачем? Тебя ведь не приглашали на этот сход.
— Был. А потом еще и мальчонка. Он едва не отправил меня своим метательным шаром к праотцам...
— Ладно, Антон, об этом как-нибудь позже поговорим. Это, Антон, не Надмирье, это наш мир, и нам в нем жить. Наш и твой мир, Антон. Ты уже наш, и забудь о том, что недавно мне говорил. Я за тебя, если уж на то пошло, перед всеми предзонниками в ответе. Надеюсь, тебе это понятно?  — сказал Кирр, словно отмахнувшись и Короленко поймал себя на том, что именно так же он говорил этой ночью у костра Класте... — Я все понял, и повторяться не будем. Пора спускаться вниз. Наши поварихи уже приготовили обед. После обеда поговорим более конкретно. Согласен?
Сказал и, не оборачиваясь, перескакивая через булыжники и валежник, побежал вниз. Короленко решил не бежать вниз, и не торопясь пошел следом за Кирром по едва заметной тропинке. Он еще решил зайти к Проше, где, конечно же,  была Аня. Ей приглянулся парнишка, и она решила на его предложение, отдать ему руку и сердце... А потом забежит домой за Кластой. К обеду они успеют...

Конец второй книги