Новый год лучше старых двух

Александр ГЕРАСИМОВ

НОВЫЙ ГОД ЛУЧШЕ СТАРЫХ ДВУХ

«Ничто не вечно под... хвостом»

В старую новогоднюю полночь, не успели Кремлёвские часы пробить положенные им двенадцать раз, Никодим Сергеевич Мосин, накануне бесконечных зимних праздников разочаровавшийся в результатах своего бытия и решивший свести с жизнью последние счёты, налил в бокал смесь ртути с игристым вином, выпил и стал ждать, пока отрава подействует; в то же самое время Иван Иваныч Мостовой, отставной козы барабанщик, старый перец восьмидесяти двух лет отроду, в прошлом отставной военный майор, а ныне действующий актёр Центрального Театра Армии, объявил собравшимся за праздничным столом друзьям и родственникам со стороны жены, что даёт ей, то есть, жене своей, Аделаиде Львовне, полную отставку, а на её место берёт за себя молоденькую заведующую пошивочным цехом театра Лидочку Веденееву «для поддержания формы и продления рода», чем ввёл компанию в ступор, а супругу в обморок сознания, вплоть до вызова кареты «скорой помощи» по адресу проживания; в тот же час всегда ранее сурьёзно настроенный бухгалтер стройтреста №19 Игорь Сергеевич Манин, вышел из ванной комнаты, явивши свету гладко выбритое лицо (здесь следует заметить, что необычность такого появления была в том, что Игорь Сергеевич с юности носил изрядные пушистые бакенбарды, считая, что они придают его физиогномии мечтательное выражение и некоторый романтический шарм), и, обращаясь к жене, хлопотавшей у кухонного стола, сказал слово: «ба!». И даже он сказал не просто «ба!», а сделал совсем уже неуместное и странное: «ба-а-а!», то есть придал и без того неожиданному звуку такую, знаете, растяжку, словно бы старался усилить этот звук, дать прочувствовать его страшную нелепость. Увидавши выскобленную до розовой кожи мужнину личность, Нина Петровна Манина, интересная дама средних лет, молча сняла клеёнчатый, серый в розовую полоску фартух, ополоснула руки под краном, вышла в прихожую, сменила домашние шлёпанцы на черные резиновые, на кроличьем меху боты, набросила на плеча горчичное жаккардовое пальто с круглым норковым воротником, повязала голову шотландским клетчатым шарфом и вышла прочь из квартиры. При этом она хлопнула дверью так, что из стенных щелей посыпалась штукатурка, и портрет германского естествоиспытателя XIX века Лоренца Окена, испокон веку болтавшийся в прихожей на одном гвозде, чудом не слетел на пол; Боб Мотсон, знаменитый борец без правил, татуированный с ног до головы мускулистый фрик, оказавшийся заложником непредсказуемого русского климата, подобно скульптурному изваянию, стоял на пороге номера 134 гостиницы «Хакассия» города Абакана со спортивной сумкой в руках и совершенно не соображал, что ему дальше делать. Сосед его по гостиничному номеру, средней руки московский предприниматель, Валерий Москвин, поднял от газеты, которую он читал в тот момент, влажные от бесконечного праздничного пьянства глаза, посмотрел на Мотсона скорбным взглядом бассет-хаунда и кивком подбородка указал атлету на бокалы с «Двином», стоящие на овальном журнальном столике. Невольные товарищи по несчастью крякнули и выпили коньяку; давно влюблённые друг в друга, но волею судеб не могущие быть вместе, юные гомосексуалисты Женя Мамаев и Лика Минский под бой курантов обнялись и заплакали навзрыд. Им было положено встречать праздник в семейном кругу, но случившаяся внезапно непогода задержала их «мужей» — одного в аэропорту Абакана, другого в Екатеринбурхе. Узнавши о задержках авиарейсов, юноши договорились встретить старый Новый год на квартире у «хозяина» Лики. Вдоволь нацеловавшись, несчастные геи выпили по паре бокалов розового шампанского и разрыдались в сопли. И Лика, которого на самом деле звали Виктором, и Женя приехали в столицу из окраин Автономии. Угнетенные обыденностью провинциальной жизни, прежде не помышлявшие и, более того, не слыхавшие о «настоящей мужской любви», попав в «свет», молодые люди скоро поняли, каким местом в Белокаменной легче всего достичь приличного положения в обществе, на последние деньги сделали модную процедуру отбеливания анусов и кинулись во все тяжкие… Теперь, удобно расположившись на плюшевых креслах многоуровневой квартиры в центре Москвы, взрослые бородатые мальчики пускали пузыри, признаваясь друг дружке в несчастной своей любви…

Иной человек и хотел бы жить хорошо, а всё равно такая дрянь получается, что лучше бы и не начинал. Однако, не зря и с ним жизнь происходит. Ибо ничто не напрасно, зачем-нибудь надобно и всё в руках Божьих. Так что с прошедшими праздниками вас, друзья! Почнём всё сызнова. Глядишь — оно и получится, и будет ладно.