По заслугам

Первый удар по моей и так некрасивой, но быдловато-интеллигентной физиономии, вызвал у меня скорее бурю отупленного возмущения, нежели приступ ярости или обиды.
На деле, кто нас тогда с Генкой мутузил, описанное выше являлось вторым ударом, ибо первый удар по лицу охватил Геннадий.
За что же нам вручил оплеух татарчонок-качок в спортивной форме, который пытался походить на американизированного армянина? Рассказываю.
С Генкой давно не виделись. Вернулся в родные края и поселился со своей девушкой неподалеку от меня. Ну и грех не встретится. Гена не пьет, не курит, но искусство хорошо поесть ставит выше всяких культур и религий.
По натуре Генка очень вспыльчивый. Где-то скандалист, где-то расист и шовинист, где-то антисемит и даже русофоб. А то, что он являлся выпускником философского факультета МГУ сделало его еще суровее.
Во двор въезжал автомобиль, за которым видно сидела не опытная женщина-водитель. Где-то застряла, не справилась – с кем не бывает. Но философы – народишко эгоистичный, поэтому Геннадий пнул по колесу. На что девушка закричала.
– А я тебя, дуру, палочкой для мороженного ударю! – угрожал Генка. Я в это время смеялся что над нами, что над ней. Какими надо быть людьми гениальными, чтобы раздуть скандал на пустом месте, конечно, надо быть вспыльчивым философом и женщиной.
Геннадий, прости Господи, парень то умный, но когда начинает сердиться, его коммуникативные навыки сравнимы лишь со старым матерящимся попугаем.
Здесь на крики девушки выбежал из подъезда татарчонок-качок, да, тот самый, про которого речь шла раньше. Он кричал: "Любка, что случилось?"
Принц-татарчонок, с неестественно белыми зубами и позолоченном браслетом на запястье, с бряцкающими часами и золотым крестом на всю его волосатую грудь, почему-то с расспросами полез ко мне.
– Это твоя, ляб, машина?!
Гена стыдливо молчал.
– Так я не трогал машину, – ответил я.
Тогда качок ударил Гену. У того слетели очки и была разбита бровь.
Все, думаю, конец. Я то по природе своей пацифист, но понимал, что правда не на моей стороне.
– Позволь мне очки собрать, – просил Гена.
И тогда татарчонок ударил меня.
Теперь повествование набирает естественную линейность событий.
Гена медленно встал, его бровь опухла, а кровь текла вдоль носа.
– Я прошу прощения, – сказал Гена.
Я услышал, что сказал Гена, но что кричал хозяин машины – нет. Только по выстреливающим дробью плевкам понимал, что точно не комплименты. Гена что-то сказал, а татарчонок ударил, не поверите, меня.
Спортсмен сел в автомобиль, что-то плевками сказал на прощание, сел на водительское сидение и уехал.
Самое странное, что на протяжении всей этой истории, у Генки ни разу не выпало мороженное. Он одуревший съел пару кусочков, спросил все ли у меня в порядке, и мы отправились к нему домой.
Дома я спросил у него: почему Генка изменил своей философской натуре. На что Генка, держа у виска замороженный окорок, ответил: "– Во-первых, по заслугам, а во-вторых, я скоро стану отцом, мне тратить время на ерунду просто нет сил.
Я улыбнулся.
– Я поздравляю, дружище! Но непонятно, за что я получил аж два удара? За какие такие заслуги?
– Просто ты сволочь. Мне тоже хочется порой тебе врезать.
– А, раз так. Тогда ладно. Многое объясняет. Каждому свое.
Мы засмеялись, а потом застонали от боли.