Записки гаишника. Глава 6

                Глава 6.
        22 января 1977 года в ГУВД Московской области была объявлена «Сирена». По-простому: тревога для всех сотрудников органов внутренних дел Московской области. За день до этого на 10 км дороги Дмитров - Загорск у села Жестылёво на стационарном посту был убит инспектор 2-го дивизиона дорожного надзора милиции, старший лейтенант милиции, Косарев. Через сутки был обнаружен труп таксиста, и убит он был из табельного пистолета инспектора.
      В области вводится усиленный вариант работы, были отменены выходные дни. На стационарные посты стали заступать по два сотрудника. На служебных машинах в экипаже должно быть не менее двух человек. Вся милиция была поднята на розыск двух установленных преступников, а они были жителями Сходни, Химкинского района.
      Я в ночь заступил на пост 49 км вместе с лейтенантом, Александром Ефимовым. В 4 часа, двигавшийся в сторону Москвы львовский автобус остановился напротив нас, из него вышли люди. Как только автобус тронулся, двое мужчин, сошедшие с автобуса, побежали к посту. Я выскочил на крыльцо. Они мне на ходу крикнули:
- Остановите автобус, там явно вор, подсел к нам в Ложках у магазина.
Я сразу же, по громко говорящей связи связался с Дурыкинским постом:
- Срочно задержите автобус, там преступник, он уже у вас на подходе, никого из пассажиров не выпускать.
Эдик Ковальчук мне не поверил, но я уже кричал:
- Идиот, тормози, не теряй время, не успеешь остановить.
И они с Пономарёвым выскочили на улицу. У них в это время, на противоположной стороне от поста, стоял автобус «ПАЗ-651», перевозивший рыбаков.    Он   сломался,  и рыбаки   высыпали   наружу   покурить.     Володя Пономарев к ним подбежал:
- Быстро садитесь в автобус. Возможна перестрелка.
Все быстро скрылись, но трое любопытных остались на обочине,
спрятавшись за автобусом. Русские, как не вспомнить Задорнова.
На сигнал жезлом водитель львовского автобуса остановился за перекрёстком, и открыл свою дверь. Ковальчук кричит ему, высунувшись  из-за автобуса сзади, с левой стороны:
- Выходи, руки вверх!
Эдуард не знал ситуации дела, но действовал правильно, благодаря опыту работы в отделении милиции. Тут подъехал Ефимов со словами: «Ну, где этот воришка»? – чем разрядил обстановку. Воришка этот был рецидивистом, два дня, как освободился из колонии, и добирался домой из Калининской области.  По пути он забрался в продуктовый магазин, и набил сумку коньяком, колбасой,  деликатесами. И уехал бы,  если бы не проголосовал дежурному автобусу Солнечногорского ПАТП, в котором ехали бдительные работники этого предприятия.               
     Делом чести подмосковной милиции было задержать бандитов, убивших сотрудника МВД. На это были брошены все силы. И через неделю их взяли.  Сначала их обнаружили  сотрудники  Химкинского ОВД на платформе  «Фирсановка», но те успели сесть в электричку. Не зря они здесь появились. Вечером они снова здесь оказались, хотели ограбить магазин. На
платформе трое сотрудников милиции направились в их сторону:
- Стой! Руки из карманов не вынимать.
Они махом перепрыгнули через парапет, и бросились бежать.  По ним была выпущена очередь из автомата, но не попали. В ответ прозвучал одиночный выстрел из пистолета. В населённом пункте стрелять было опасно. Преступники ушли, но круг сужался.
     После окончания смены, экипаж служебной «Волги» в составе сотрудников 1-го дивизиона дорожного надзора милиции: Подъячева и Максимовича, а также инспектора 15-го отделения по сопровождению негабаритных грузов, Козырева, ехал в Молжаниновку сдавать оружие. Проезжая 35 км Ленинградского шоссе в 23.30 на автобусной остановке у санатория «имени Артёма» сотрудники в свете фар увидели двух парней. «Они!». Увидев, что милицейская автомашина резко затормозила, те рванули в кусты, и побежали по снегу в сторону железной дороги.
     Началось преследование, но у преступников было преимущество во времени, и, к тому же, на заснеженном поле преследователи были  более уязвимы. Преступники произвели два выстрела в сторону сотрудников ГАИ. К первому экипажу сразу присоединился второй. Старов Виктор Иванович, Кондратьев Женя, и второй брат Козырева тоже начали погоню. Наткнулись на брошенный полушубок, после него следы раздвоились: один вёл в сторону Фирсановки,  другой в сторону Сходни. Не тут-то было. Октябрьская железная дорога была полностью перекрыта сотрудниками Химкинского ОВД, Ленинградское шоссе блокировано сотрудниками 1-го дивизиона
     Бандитам ничего не оставалось, как снова встретиться и уйти в Сходню. С Одинцова    был    доставлен    кинолог    с   собакой,   прибыла  опергруппа  сотрудников в бронежилетах.
      В Сходне преступники зашли в частный дом на Ленинской улице к одной бабушке. Они ей рассказали, что их избили и ограбили, и попросили проводить их до станции «Сходня». При выходе из дома бандитов взяли. На их совести было четыре убийства, и более 140 краж и ограблений.
               
      В феврале в Мытищах проводились лыжные соревнования Управлением ГАИ Московской области. Нашу команду, возглавил начальник отделения, Пиюренко В.Г. и его зам, Старостин С.В.На старт вышли: Василий Сафронов, я и моя жена Люба, Александр Васильев с женой - тоже Люба, - Юрий Галочкин, Анатолий Жуков, Андрей Истомин, Анатолий Татарчук.
Пиюрнко тоже прошёл дистанцию. А  динамовцы,  как раз,  были.  Обгоняли  меня,  как  стоячего.               
               
    Прошла весна, летним днём, работая на перекрёстке у поста 47 км, я увидел, как в сторону  Солнечногорска проезжает «КАЗ-608» («Колхида») с бортовым полуприцепом, гружёный  каким-то скарбом.  А маленький поросёнок   передними копытами упёрся в борт, вот-вот выпадет. И метров через сто он действительно выпрыгнул, упал на асфальт, вскочил и, пробежав между машинами, нырнул по откосу в кусты. Я бросился к телефону, передал Трубаеву, чтобы он остановил эту автомашину с калининскими номерами. Однако Анатолий Александрович  машину  остановить не успел.  И подъезжает ко мне на пост Фёдор Карпик,  сменщик Великова, чтобы оформить ДТП, «мелочёвку», - аварию без пострадавших с небольшим материальным ущербом, -  начал чертить схему места аварии. Я ему рассказал о поросёнке.  Он, со словами: «Это подождёт», -  отодвинул бумаги, отправился его искать. Украинская кровь сказывается. И он его нашёл.   Правда, пока за ним гонялся, потерял фуражку.
     С утра я вышел на пост 47 км. Была суббота и, можно было, пока не закончился развод смен в дивизионе, между делом, просмотреть прессу, разгадать кроссворды. Но, конечно, не выпуская из внимания дорогу. Газеты нам привозили каждый день водители почтовых машин из Калинина, проезжающие мимо нас ночью из типографии Москвы. Зафиксировав проходящую  машину дипломатического корпуса в журнале, я передал её номер в дежурную часть. Услышав мой голос по селекторной связи, Пиюренко,  находившийся  рядом с  дежурным, обратился к  Карпику:
- Сегодня суббота, и Астанин на посту? Ну-ка, Фёдор Ульянович, спроси у него: «Рассказ Чехова».
Тот меня спрашивает:
- Вить, рассказ Чехова?
Такой   вопрос   стоял  в кроссворде,   в газете:  «Московский комсомолец»,  и ничего не подозревая, понимая: о чём идёт речь, я сразу ответил:
- Злоумышленник.
И тут же услышал голос Валерия Григорьевича:
- Астанин, делаю тебе замечание за плохое несение службы.
Подловил меня командир.
- Есть, товарищ майор, - ответил я по уставу.
 
       Работали мы с Пономарёвым на постах в ночную смену:  я на  47 км, он на  49. Под утро машин совсем не стало. Время 6.30, и ко мне подъезжает Пиюренко Валерий Григорьевич, с водителем, Женей Кондратьевым. Я думал он с проверкой, а нет, уселся за стол, развернул газету. Я стою на перекрёстке с Кондратьевым. По громко говорящей связи, динамики которой были выведены наружу, вызывает меня Володька, специально растягивая второе слово:
- Сорок седьмая-я-я.
Я посмотрел на начальника, он не среагировал. Пономарёв снова:
     - Сорок седьмая-я-а-а, - ещё больше упирая на последний слог.
Я пошёл на пост. Валерий Григорьевич, сидя за столом, продолжал читать газету.
- Сорок седьмая.
- Слушаю, - ответил я, выключив уличные динамики.
- Рассказать анекдот? – вдруг предложил Пономарёв.
Я посмотрел на Пиюренко. Он покивал головой в знак согласия.
- Не надо,- нажимая на кнопку передачи, ответил я.
- Ну, слушай, - говорит Володька, не обращая внимания на предостережение.
И он начал рассказывать скабрёзный анекдот, довольно неинтересный.
Пиюренко  рукой  позвал  Кондратьева  послушать  анекдот  вместе  с нами.Закончив рассказ, Володька сам же радостно рассмеялся, хотя смеяться было не над   чем.
Пиюренко нажал на кнопку:
- Понамарёв.
Наступила пауза, и уже настороженным голосом Володя ответил:
- Слушаю, Валерий Григорьевич.
- Делаю замечание на первый раз, - объявил  командир.
- Есть, замечание, - ответил Понамарёв.

    Обслуживал я  подвижной участок с 41 по 49 км,  и стоял на перекрёстке у монумента защитникам Москвы. Была осенняя пасмурная погода, и ко мне подошёл молодой человек в чёрном демисезонном пальто.
Он попросил меня вызвать «скорую помощь». Я видел, что он вышел из леса.
- А что случилось? – спросил я.
- Я вскрыл себе вены, - жалобно так, ответил он, и согнул в локте левую руку.
Рукав был промокшим насквозь, и капли крови падали на землю. Терять время было нельзя,   и  я остановил  самосвал «ЗИЛ-555», водитель которого
возил землю  из Зеленограда  на братскую могилу к монументу защитникам Родины.
- Давай в 3-ю горбольницу, - сказал я водителю.
- Мне туда нельзя, проезд запрещён.
- Я с тобой поеду. Вот, он вены себе порезал, - сказал я, залезая в кабину  за потенциальным самоубийцей.
- Из-за бабы, небось, - предположил водитель.
- А, из-за чего же? – ответил я.
- Дурак! Взял бы: повесился. Никто бы не видел, - не выдержал
он.
            
    На    Анатолия  Татарчука   в   Управление   ГАИ  поступила   жалоба.   Он оформлял дорожное происшествие без пострадавших. Виновник  аварии вёл себя настолько нагло, что возмущало не только пострадавшего водителя, но и Анатолия. И что обидно, на его машине повреждён был только бампер, а у второго участника повреждений было достаточно для большого ремонта. Физика: «бьющий» всегда меньше страдает, вспомните куриные яйца на Пасху. А тогда ОСАГО ещё не было, и далеко не все страховали свои автомашины.  Татарчук  видел, как у второго водителя чешутся руки, и, когда наглец в очередной раз заявил, что ему всё по «фигу», Толя демонстративно отвернулся в сторону от дороги. За спиной послышался удар, и говорун оказался на земле. В своём заявлении жалобщик написал: «С молчаливого согласия  инспектора ГАИ я получил в глаз».

      Лето, полдень. Работаю совместно с Понамарёвым на посту 49 км. После зимних событий было принято решение на этом посту работать вдвоём. Володя остановил «Москвич» за нарушение и прошёл с водителем в помещение. В это время подъехал Лёва Шватров, - он работал в штабе, - и я решил сходить за водой на колодец, находившийся недалеко в посёлке. Когда я вернулся с полным чайником, Володя мне показывает фото Эдиты Пьехи с подписью: «Владимиру Борисовичу от Эдиты Пьехи». Он мне рассказывает: «Заполняю извещение: водитель: Броневицкий Александр Александрович. В техпаспорте ищу графу: «Принадлежность машины». Написано: «Эдита Пьеха».  «Это кто»? – спрашиваю его. «О, это моя жена. Да, вон она в машине», - обрадовался водитель, и предложил подойти к ней. Звезда эстрады сидела на переднем пассажирском сиденье.
- Эдита, подпиши ребятам открытки, - попросил Броневицкий певицу.
Она открыла бардачок:
- Вас как зовут? – спросила меня.
- Владимир Борисович, - отвечаю.
Подписав мне открытку, она взяла вторую.
- А Вас как зовут,- обратилась она к Шватрову.
- Лёва.
«Лёве от Эдиты Пьехи». Так и написала.
     В Дурыкино вода у нас была природная. Стационарный пост ГАИ 47 км находился на краю деревни. За постом, рядом, была поселковая Администрация сельского Совета. Если пройти за здание администрации, то тропинка через поляну вела к оврагу. Там был родник, и мы туда ходили за водой. При сдаче поста, чайник с водой должен был быть полным, поэтому в течение дня ждёшь момента, когда тебя кто-то может подменить из рабочей смены, и ты сможешь сбегать за водой. Но потом, в километре от родника организовали мусорную свалку,  и  вода  в нём   иссякла.
       Показательно принимал пост майор милиции, Васильев Николай Николаевич. Он, вместе с Гусевым Николаем Ивановичем к нам в отделение пришёл из 15 отделения по сопровождению негабаритных грузов. А до этого, до прихода к власти Никиты Сергеевича Хрущёва, работали в охране Кремля. Васильев зайдёт на пост, в первую очередь поднимет крышку чайника. Если воды в нём не до краёв, то он выносил чайник на улицу, из него поливал цветы на клумбе, и не спеша отправлялся на родник. А ведь полчаса назад у тебя чайник был полным, но водитель, которого ты остановил, захотел попить, как ты ему откажешь. Или кто-то из сослуживцев нальёт кружечку. У тебя ноги гудят, хочется домой, но ты терпеливо продолжаешь нести службу, пока вернётся сменщик. Он придёт, поставит чайник на подоконник.
- Где командир? - спросит в первую очередь.
Место нахождения командира знать было обязательно. Пол в помещении должен быть подметён, или сделана влажная  уборка. Потом Николай Николаевич посмотрит записи в книге телефонограмм, откроет журнал угнанного транспорта,  ознакомится   с  записями прохождения автомашин   интуристов и дипломатического корпуса. Наконец скажет:
- Давай оружие. «Фу, пост сдал». Он осмотрит пистолет «Макарова», который я ему передам, вытащит   обе   обоймы,   удостовериться:   все  ли  патроны  на месте, и тогда распишется в журнале приёма - сдачи поста. Школа!
     Потом мы стали ходить за водой в Дурыкинскую больницу, расположенную в ста метрах от поста в старинном одноэтажном здании из красного кирпича, там был  водопровод. Зимой мы убирали помещение с помощью снега: кинешь две - три лопаты и выметаешь щёткой. Чистый пол важен только на момент сдачи поста, а через минуту он становится, как в магазине,   от того,   что ты сам ходишь  туда-сюда, приглашаешь   водителей, пол становится такой же, какой был пять минут назад.

    Приехал я с развода на пост 49 км в 15.30, на службу в вечернюю смену, менял Трубаева Анатолия Александровича. Он находился  на перекрёстке, журнал приёма-сдачи лежал у него на подоконнике  окна помещения поста снаружи.
- Вить, ты пока не заходи на пост, пусть проветрится. Я солярочкой - ша, и чистота.
     Действительно,   жёлтый   линолеум   блестел,   как новый.   Но когда настала
 пора мне сдавать пост ночной смене, пол был чёрным. Мало того, что я был в валенках с калошами, так, сколько ещё водителей было здесь у меня с подошвами из каучука и резины. Пришлось линолеум оттирать бензином.

     Наступила весна. Ко мне в Дурыкино на пост заехал начальник смены Серёгин Владимир Николаевич, и в это время к нам подошёл и обратился с просьбой гражданин:
- Помогите, пожалуйста, мне угрожают в собственном доме.
- Кто угрожает? – спросил Серёгин.
- Рабочие, они у меня террасу строили. Я живу по вашей линии в
крайнем доме, - объяснил он.
- И как угрожают?
- Ножом, - ответил гражданин.
Ножом – это серьёзно, решили мы.   Серёгин  вызвал  второго  инспектора   с поста 49 км, чтобы он меня подменил, и мы выехали на служебной автомашине.  Я, взяв инициативу на себя первым вошёл дом. Трое мужчин, совершенно трезвые, находились в кухне, и я им от порога сказал пройти в комнату и сесть на диван, потому что на кухне было мало пространства. Пистолет я вложил в кобуру. При досмотре ножа у них не оказалось, конфликт произошёл на почве денег при расчёте за работу. Внутренне я уже был на стороне работников, но сказал им:
- Если  речь  идёт  о расчете  за  проделанную работу - это одно, это –
гражданский спор, но если вы угрожаете, да ещё с применением холодного оружия, это - уголовная статья, ребята. Чувствуете разницу?
Владимир Николаевич меня поддержал, высказав хозяину, что всё должно быть по совести. Мы оба подозревали, что здесь не всё было по-честному.
   Не только мы помогали охране общественного порядка, но и сотрудники милиции помогали нам в обеспечении безопасности дорожного движения. Была конкретная взаимопомощь. Хорошие отношения были с местными органами внутренних дел, не говоря уже о ГАИ Клинского и Солнечногорского районов, ГАИ Зеленограда. Находился я в Пешках, обслуживая участок с 49 по 61 км, когда мне проезжающий в  сторону Клина водитель сказал, что в Ложках серьёзное происшествие. Опять же на попутной автомашине подъезжаю туда. На повороте на станцию Поворово столкновение. На перекрёстке регулирует движением сержант милиции, помогая с разъездом автомашинам. Он мне передал  документы  водителей,  участников  ДТП,  данные  на свидетеля, и поехал дальше на службу в Солнечногорский отдел милиции.

        В сторону Москвы, от самого переезда до поворота на Малое бетонное кольцо в сторону города Истры были нанесены сплошные линии продольной разметки, образуя резервную зону, и этот участок дороги просматривался хорошо. Некоторые нетерпеливые водители попадали в нарушители, совершая обгон с выездом в средний ряд. Так, работая на посту 47 км, мною за
обгон был остановлен автобус «Скания» с финскими туристами. Мне, даже не пришлось объяснять водителю его нарушение, он сам это признал. Но, как только я взял у него документы, пассажиры начали за него заступаться:
- Мы   просим  вас   не наказывать   водителя.  У  нас  капиталистическая страна, он потеряет работу, - попросила одна из них.
Я пошёл им  навстречу,  а они  начали предлагать мне сувениры.  Я, конечно, отказался. «Мы из Советского Союза, у нас всё есть, нам ничего не надо», -вспомнил я такое изречение.
    Старший смены, Серёгин Владимир Николаевич, с прибором «Spidgan» остановился в Дурыкино, и стал передавать мне на пост 49 км автомашины, водители которых нарушили скоростной режим. Передал он мне грузоперевозчика из Финляндии на «Вольво». Останавливаю, приглашаю водителя в помещение поста.
- По - русски говорите? – спрашиваю.
- Найн.
Знает ли он английский, я спрашивать не стал. Рисую ему знак: «ДУРЫКИНО»,и цифру - 60 км.
  - А   вы  двигались   восемьдесят километров, - говорю  я   ему,  показывая    рисунок.
- Найн, - не согласился финский водитель.
Вызываю Серёгина по радиостанции, запрашиваю его: с какой скоростью двигалась автомашина «Вольво».
- Восемьдесят километров в час, - громогласным голосом отвечает старший смены.
- Айн момент, - сказал финн, соскочил со стула, и скрылся за дверью. Побежал к машине.
Вернувшись, он снова сел на стул  и поднял  на животе  свитер.   За   поясом торчал батон финского сервелата «Салями». Страшный дефицит в то время.
- Найн,- сказал я, развернул манифест и сделал в нём запись о нарушении ПДД. При выезде из страны, на таможне, согласно записи, он будет подвергнут штрафу.

     В другой день,  Трубаев   с поста  49 км передал  мне  на пост 47 км, чтобы я остановил дипломатическую автомашину посольства Англии, которая проехала его. На том посту была прямая связь с Москвой по телефону. А тогда между нашими странами были очень натянутыми отношения, если не сказать больше. А когда они были добрые? Водитель мне предъявил дипломатическую карточку третьего секретаря посольства Англии,  а он    пользовался    дипломатической
неприкосновенностью   на основе   взаимности.
- С какой целью я остановлен? – задал мне законный вопрос дипломат. «Я и сам хотел бы знать, с какой целью»?
 - Подождите минуту, я сейчас всё выясню, - сказал я ему, и поспешил на пост.
Звоню Трубаеву:
- Анатолий Александрович. Остановил. Что дальше?
 А он мне заявляет:
- Его надо было только проконтролировать, останавливать не надо.
- Так, я бы и так проконтролировал, - возмутился я.
     Это я попал. Что я мог сказать подданному Великобритании, кроме извинения. МИД СССР получил ноту протеста от посольства Англии, о чём в течение получаса из Москвы известили дежурного  по батальону. Правда,  в     отношении меня ограничились замечанием. Работа с иностранцами была очень ответственное дело. Не секрет,    что  сотрудники дипломатических ведомств были,  разведчиками,   не считая журналистов, возможно, и некоторых туристов.
 
  Старший смены, Николай Лапа мне рассказывал, как он, в своё время, будучи инспектором, в ночь стоял на посту 49 км. С 47-го поста ему передали, что в его сторону проехала иномарка с дипломатическими номерами. Он вышел на перекрёсток, но водитель иномарки проехал под прикрытием, сознательно совершая обгон другой автомашины перед ним. У Николая не было возможности его остановить, а заявки на проезд данной машины не было. Лапа позвонил на пост 106 км, чтобы иностранца инспектор остановил. Тот прикинул: сколько  времени пройдёт машина 57 км.  Минут 35-40, подсчитал он, а она же проехала за 26 минут, и инспектор её прозевал. Дело касалось больших переговоров на верху, иностранца нельзя было выпускать. «Утром поехали все трое в «контору». Пишу объяснение.  Мне вопрос: «Почему у вас прошла машина»? Я написал всё, как было. Моё объяснение рвётся, и снова: «Почему у Вас прошла машина»? Три раза писал. Хорошо, что не уволили». 

     Ранг нашего подразделения снова повысился.  1-го июля 1977 года, приказом УВД Московской области, он получил название: «1-й специализированный дивизион полка дорожно-патрульной службы ГАИ  УВД Мособлисполкома.
     Командир полка, Романенко Сергей Иванович, на каждый  проезд  Генерального секретаря ЦК КПСС в Завидово  приезжал к нам в дивизион, и совершал одни и те же действия. Приняв доклад от дежурного по дивизиону,    он просил сапожную щётку, выходил на крыльцо, и надраивал ботинки, которые и до этого блестели. Когда кортеж проходил Химки, полковник выходил к проезжей части Ленинградского шоссе, буквально в 10 метрах от нас, вставал на обочине по стойке: «Смирно», и отдавал честь проносящимся мимо правительственным машинам. А однажды, он запоздал с выходом, не добежал до обочины, и очень  был расстроен
      Октябрь. После окончания смены, в 10 часов вечера, сменившись на посту 49 км, я стоял на перекрёстке в ожидании попутной машины вместе с Николаем Никаноровым. Мне в Солнечногорск, ему в Клин. Мой сменщик, Анатолий Александрович Трубаев, надев на нос очки, сидел в помещении поста, знакомясь с телефонограммами. На железнодорожном переезде загорелся красный сигнал светофора, и закрылся шлагбаум. У нас на глазах автомашина «ВАЗ-2103», объезжает этот шлагбаум и двигается в нашу сторону. Я подаю сигнал водителю жезлом: остановиться, и он припарковался на обочине у поста.               
  Водитель  направился ко мне,  и,  на ходу, уже кричал:
- Николаев я.
- Хорошо. Я инспектор Астанин, документы предъявите, - попросил я.
Он  полез  во внутренний карман  пиджака,  и достал технический паспорт на машину.
- Ваше водительское удостоверение, - снова попросил я.
- Оно в Калинине, а я Николаев, - не снижая тона, отвечал молодой человек.- Кто такой Николаев? – вмешался, стоящий рядом со мной, Никаноров.
 - Телевизор надо смотреть, - вскинулся водитель.- Вон в машине сидят - Васька Соломин, Руфат. Василий Соломин был известным боксёром, выступая в лёгком весе, он завоевал титул чемпиона мира, и был признан самым техничным боксёром.
- Руфат  Рискиев?- спросил я, тот тоже был чемпионом.
- Нет, не Рискиев, - ответил водитель.
Я пригласил водителя на пост, передал техпаспорт Николаева Анатолию Александровичу:
- Нарушение проезда железнодорожного переезда:  проехал под  запрещающий сигнал светофора, - сообщил я Трубаеву, и вышел на улицу.
Пассажиры «Жигулей» стояли у машины, и я подошёл к ним.
- У вашего водителя нет прав на управления автомашиной, - сказал я им.
Они промолчали. Одного я никогда не видел, а Соломина  узнал. Небольшого  роста, сухощавого телосложения.  Спортсмен,  одним словом. Он вытащил  пачку сигарет,  и протянул мне.
- Я не курю, - сказал я ему.
- Я  тоже  не курю,  но  эти  американские  сигареты  не   вредят   даже беременным женщинам, - ответил мне Василий.
Я, и, подошедший к нам, Никаноров, взяли по сигарете. Тонкие, длинные, сигареты, какие обычно курят дамы, в коричневой обёртке, с надписью: «plus».  Я не стал прикуривать, а Николай попробовал.
- Красиво вы боксируете, - сказал я Соломину.
- Спасибо. Надо заканчивать, все губы разбиты.
- Не видно, чтобы были разбиты, нормальные, вроде, - заметил я.
- Это внешне, а изнутри одни шрамы, - ответил Василий.
Наш диалог прервал выскочивший из помещения поста Николаев, который со ступеней закричал:
- Вась, Васька, иди сюда. Тупой, какой-то, попался, машину хочет поставить.
     Мы с Колей Никаноровым уехали, не дождавшись разбирательства, но я знал, что Анатолию Александровичу быловсё  равно: боксёр, хоккеист, или лыжник. Перед законом все равны.
    А в ноябре этого же года весь личный состав дивизиона имел только офицерские погоны, как сотрудники, несущие службу на специальной трассе. Мне   присвоили первое офицерское звание: младший лейтенант милиции  и
наградили знаком: «Отличник милиции».

   Сдав оружие в дежурной части в 23 часа, после окончания смены, я на попутной машине поехал домой, и вышел в Солнечногорске около исполкома. Захотелось пройти пешком по уснувшему городу.  Зима, тихо, снежинки медленно кружатся в свете ночных фонарей, и только я, одиноко стою на перекрёстке улицы Красная с улицей Безверхова. Я, было уже, собрался перейти дорогу, как меня окликнул  мужчина, и быстрым шагом подошёл ко мне.
- Извините, можно вас попросить?  Я переезжаю, помогите, пожалуйста.  Мне стол надо погрузить в машину, он тяжёлый, с остальным я один справлюсь.  Здесь недалеко.
- Как недалеко? – спросил я.
- За милицией.
Я откликнулся на его просьбу, и пока мы шли, в течение каких-то пяти минут он мне рассказал, что его зовут Виктором, и что ореховый стол ему привёз из Италии младший брат, Валерий Брумель. Его белая автомашина «ВАЗ-2102» стояла у подъезда бревенчатого, одноэтажного дома, барачного типа. Кроме  стола, у него на полу, в наполовину пустующей комнате, лежали стопки увязанных книг. Из-под кровати он достал большую коробку,
открыл её. Коробка была наполнена нераспечатанными конвертами, с наклеенными марками иностранных государств.
- Это все письма Валерия со всего мира. Брату они не нужны, а я иххраню, - объяснил мне Брумель.
- А почему они не распечатаны? – спросил я.
       А в ноябре этого же года весь личный состав дивизиона имел только офицерские погоны, как сотрудники, несущие службу на специальной трассе. Мне   присвоили первое офицерское звание: младший лейтенант милиции  и
наградили знаком: «Отличник милиции.
- Валера читает письма только от спортсменов, или известных людей, а это письма от детей, от женщин. А они все пишут одно: пионеры восхищаются   и   мечтают   быть   такими   же,    как  он,  достигать  рекордов;  женщины   и  девушки   хотят  ему   отдаться,   и   родить  от  него ребёнка, -объяснил Виктор.
    Мы   вынесли  красивый  столик   тёмно-коричневого  цвета и погрузили его в  машину
- А что ночью-то переезжаете? – спросил я.
- Не хочу жену видеть, я с ней развожусь, а сейчас она на работе на 10-м заводе, в ночную смену вышла.
Столик, подаренный  легендой  советского  спорта,   рекордсменом  мира в прыжках в высоту, Валерием Брумелем, которому Владимир Высоцкий посвятил стихи, мне захотелось разгрузить обратно одному. Я, не прощаясь, пошёл назад к дороге с испорченным настроением, как будто прикоснулся к чему-то подлому, трусливому.
 
    Лето  1978 года.   Ко мне   подошёл   дежурный по батальону,   майор милиции, Уральский.
- Вить, ты парень шустрый. Давай ко мне помощником.
- Да, нет Валентин Алексеевич. Мне лучше в смене.
Через несколько дней Старов Виктор Иванович стал меня агитировать перейти работать в дежурную часть. Я не согласился. Но потом, на вечернем разводе командир дивизиона, Пиюренко Валерий Григорьевич, нас спросил:
- Вы какой день работаете?
- Первый, - ответили несколько человек.
- Значит, так - Астанин завтра выходной, а послезавтра выходит в дежурную часть  с Уральским.
- А я своего согласия не давал, - возразил я со своего места.
- А    твоего   согласия     и    не   требуется.  Это  производственная необходимость, - сказал Валерий Григорьевич голосом, не терпящим возражений.
- Прошу только, на один год, и не больше, - вставил я своё последнее слово.
Опять же анекдот: «Подсудимый, ваше последнее слово». – «Я своё последнее слово сказал: десять тысяч, и не копейки больше!».
     «Может так и лучше. Здесь график стабильный, а то жена, как только задержусь, начинает пытать: где, что, когда?». Бытовала такая байка: «Вот идёт ОРУД ГАИ – вечно пьют не на свои, а за ним – ОБХСС, деньги есть, и бабы есть;  идёт оперуполномоченный - замученный, …» и т.д.  Скорее всего, жена этому верила. Утром скажешь ей: «Рубль давай», а она смотрит на тебя, как Ленин на буржуазию, и нехотя даёт. «Ну, как же? Я не курю, практически не пью, а почему нет денег? Понятно, на что могу тратить, видимо, думала так. А я не оправдывался, всё равно не поверит.
      Дело в том, что я всегда зарплату до свадьбы отдавал маме, и такой порядок перешёл на жену.  На обед я у неё брал рубль,что вполне хватало. В столовой во время работы можно было покушать за полтинник, а за 70 копеек, можно заказать ещё стакан сметаны. Также я стал поступать и с женой. Я придерживался постулата: женщина-хранительница очага, а мужчина добытчик. У меня оклад, и я ежемесячно получал одну и ту же сумму денег. Откуда деньги, если я государственный служащий? Не хватает - иди золото добывать, или нефть качать. «Богат тот, кто беден желаниями», - сказал один голландский философ.
     Да, мы  выпивали, и  не всегда  на свои деньги. Правда.  Когда и посидим вместе за рюмкой чая, ведь, служба проходит  у нас  в индивидуальном порядке,  а  общаться  тоже   надо.  Так складывается коллектив. Взяток  не брали,  не все, во всяком случае. А кто брал, долго в рядах не задерживался.
       У нас было заведено: когда случалось ДТП в конце смены, - даже если не на твоём участке, - никто из смены домой не уезжал, пока оно не было оформлено до конца , - даже если не на твоём участке, - никто из смены домой не уезжал, пока оно не было оформлено до конца.

   Дежурная часть – это не дорога, здесь в течение суток находишься в четырёх стенах, и связь с внешним миром только по телефонам, по селектору     и    по  радиостанции.   Уральский    Валентин    Алексеевич    был  «дембель», скоро в отставку.
 - Самое главное, - объяснял он мне, - записывать всю информацию, которую тебе передают: время, кто передал, кому передал, когда. Любую информацию.
    С  этого  момента я с пульта управления почти не слезал.   Затишье наступало  после 18-ти часов, когда штабные заканчивали работу, и мы в дивизионе оставались втроём: дежурный, помощник и оформитель ДТП, если только он не выезжал на трассу, и не приступал к своим обязанностям. А аварий было много.