Одиночество

«Воистину одинок тот, у кого нет ни друзей, ни врагов» - написал Он, думая, что дал самое точное определение одиночества. Был пасмурный день, шёл мелкий дождь. Под зонтами брели шеренги одиноких прохожих. Он их не знал, ему до них не было никакого дела. Они не были ни его друзьями, ни врагами. Мы вообще живём в мире, в котором очень мало настоящих друзей и врагов. Значит, получается, что все мы – одинокие люди?

Он зачеркнул написанное, взял книгу и погрузился в мир литературных образов. Мир творческой мысли богат идеалами. В реальном мире не часто увидишь и встретишь того, на кого хотел бы быть похожим или кем хотел бы стать. А это – прямой путь к разочарованию в людях и далее – к одиночеству. Если кто-то страдает от того, что все места добродетели в реальном мире заняты пороками, то окунувшись во вселенную художественных слов, музыки или красок, он непременно встретит ангелов, слуг света и божественных звуков. Ведь художник, стремящийся изобразить  идеальное, вынужден использовать все цвета прекрасного.  Он вынужден использовать всю гамму красок  при изображении только белого цвета снега или чёрного – ночи. И эта многоликость всего прекрасного очаровывает, делает чище мысли, подталкивает к добродетели. Одиночество постепенно перестало угнетать его душу. Красота, пусть и иллюзорная, оказалась всё-таки лучше угнетающей реальности.
Отложив книгу, Он написал: «Воистину одинок тот, кто далёк от мира художественного вымысла».
 
Тут ему вспомнилась знакомая, которая была в преклонном возрасте, много читала, но её глаза всегда были омрачены тоской и одиночеством. У неё были знакомые, но не было друзей. Ведь с друзьями нужно быть во всём открытым и правдивым, а быть искренней она не хотела или не могла. С друзьями нужно было постоянно общаться, а общение с другими людьми для неё было тягостным из-за бессмысленности пустой болтовни. Поэтому она завела себе собачку, чтобы не быть совсем одной. На балконе её квартиры всегда шумели и гадили десятки голубей, которых она постоянно подкармливала.  При этом, Он был уверен: дай ей в обладание даже несметные богатства, они  не стали бы для неё источником гармонии с миром.
 
Да, в мире грёз и фантазий – всё гармонично, но эта гармония иллюзорна и не перерождает душу. Кроме того, надо признать, сторонясь действительности, покидая реальность, мы покидаем и поле битвы за собственный характер. Только в борьбе с пороками шлифуются грани добродетели. И в первую очередь в борьбе со своими пороками. Отстранение от мира проблем дарит покой и свободу, но не делает нас счастливыми. Да, уйдя в мир художественного вымысла, каким бы прекрасным он ни был, невозможно уйти от одиночества тому человеку, у которого ещё есть дела в этом мире. Душа тянется к душе: одиночество – противоестественное состояние человека. Все одинокие люди чаще всего покрываются шерстью, и лишь очень немногие опериваются. Первые начинают бодаться, другие, гении и почти  святые, – расправляют крылья и воспаряют. Одиночество порождается обстоятельствами, проходит стадию негативного чувства и превращается в гнетущее душевное состояние, из которого трудно выйти отстранением от реальности.
 
«Воистину одинок тот, кто одинок с собою» – написал Он, перечеркнув прежнюю запись. Глубина одиночества – это степень отчаянья пребывающего в нём. Отчаянье, вызванное разладом с миром – это одно, а вот отчаянье от разлада с собой – это болезнь, которую нужно лечить, чтобы выздороветь и не пропасть окончательно. И даже брачный союз с женщиной только на какое-то время может стать панацеей от этого недуга. Близость между людьми измеряется не расстояниями, а глубиной проникновения души одного в душу другого. А такое душесмешение возможно только между людьми, по-настоящему любящими друг друга. Но до чего ж редки такие случаи в отношениях между людьми! Редки, как смешение двух жидкостей, хранящихся в различных сосудах, связь между которыми  существует   только на тонком уровне запахов.
 
Но, если закрывшись за ставнями своей души мы не находим чарующего света гармонии, если ни во внешнем мире под солнцем, ни во внутреннем мире самосознания нет радости бытия, хаотичные земные тропы людей, блуждающих в поисках истины, приводят к вратам храма. Бог может заполнить всю пустоту души, если эта душа искренне исполнится высокой веры. Сколько же их, разочаровавшихся в себе подобных и в мирских ценностях, облачивших себя в нищенские одеяния, коленопреклонённо и смиренно вставших пред иконами! И никто из них уж не чувствует себя в одиночестве, ибо с ними Бог! Что тысячи тысяч людских лиц пред ликом Божиим! Песчинка пред горою, капля пред океаном, искорка или лучик света пред солнечным сиянием!

 «Воистину одинок тот, кто далёк от Бога» – написал Он, надеясь, что это будет его последним и самым точным определением одиночества. Он поднял глаза. Над ним была икона Спасителя, которая, как Он только что подумал, у него в комнате просто была, а не играла отведённую ей роль. Какова эта роль, было понятно: привести неверующего или сомневающегося к вере в существовании Творца. И хотя Он считал себя верующим человеком, религиозность не была существенной частью его сути. «Почти все мы таковы» – подумалось ему, скорее в оправдание такого состояния его мятущейся души. А смотреть на икону Он не любил: взгляд Творца не казался ему умиротворяющим. Наоборот, из иконы исходило некое молчаливое осуждение: может, за его религиозную пассивность и даже бездействие, а может, за то смятение в душе, которым Он ни с кем не желал делиться.

Дверь в комнату открыла его жена и пригласила к столу: время было обеденное. Есть хотелось, но отрываться от размышлений – нет! Он, ничего не отвечая, продолжал сидеть за компьютером и набирать пришедшую мысль: «Одиночество – наш выбор. В него нас загоняют собственные пороки и недостатки. От одиночества можно уйти, можно и убежать: главное – знать направление»… Жена повторно сказала, что пора обедать. Это уже начинало его раздражать, потому что Он всё услышал и с первого раза. А раз не сразу вскочил и не бросился на кухню, значит, были на то свои основания. Жена по изменившемуся его дыханию, подёргиванию правого плеча, прочитала раздражение мужа. Ничего более не говоря, она вышла из комнаты. Он знал, что жена, несмотря на тяжёлый характер супруга, любит его, как и то, что это в порядке вещей, когда мужчина не слишком явно и страстно высказывает женщине свои симпатии. Впрочем, симпатии – это лишь блуждающее эхо ушедших горячих чувств. А стоит ли дорожить эхом, когда пропал голос?

Дождь перестал идти, выглянуло солнце, и ему захотелось пройтись по умытой дождём траве, может, даже и босиком. Жил  Он на окраине города. Перейдя дорогу, горожане сразу же оказывались на поле за пределами шумного города. В это время года жаворонки высоко над головой наперебой звонко распевали свои брачные трели. Мелкие насекомые роились также по-особому шумно. Пчёлы зависали над полевыми цветами, опускались на них и хоботками жадно смаковали  нектар. Дыхание чистым воздухом самопроизвольно становилось глубже. Чистота и свежесть природы, как красота и молодость человека: обещание скорых чудес, начало истории со счастливым концом.

 – А чувствуют ли себя одинокими насекомые, птицы, животные? – подумал Он и сам же себе ответил: – Нет, одиночество – это участь мыслящего существа, разумного человека. Никто не одинок, пока не посчитает себя таковым. Даже человека неразумного, идиота, никогда не гложет одиночество. Корм для одиночества – размышления и безделье, а в мире младших братьев наших нет думающих бездельников. Там всё и всегда подчинено инстинктам, законам самосохранения. Это только существа с высокоразвитым интеллектом могут очень многое делать из того, что ведёт к их самоуничтожению.

Он подходил к лесу, который с двух берегов укрывал реку. Он любил гулять в этом лесу: всегда мало людей, редкий шум деревьев, простор для одиночества. При подходе к реке лесная тропинка проходила по обрыву глубокого мелового карьера. Карьер уже давно не эксплуатировался, поэтому на дне и на обрывистых берегах его возвышались высокие берёзы, ивы и другие деревья. Он стоял на берегу и с десятиметровой высоты смотрел вниз. Именно с этого места Он месяц назад столкнул вниз какого-то пьянчужку. Тот имел наглость подойти к  нему в минуту глубоких раздумий и навязчиво просить, даже требовать, закурить. Он никогда не курил. Табачный дым дешёвых сигарет изо рта собеседника, вперемежку с дешёвым по;йлом, для него был рвотным. Что стало с несчастным, Он не знал: скорей всего тот сломал себе шею. Всё произошло очень быстро, даже как-то профессионально – одним внезапным и сильным толчком в плечо.
В это время к нему подошли два молодых человека. Они представились сотрудниками милиции и показали удостоверения. Один из них сказал:

– У нас есть свидетельские показания, что семь дней назад на этом самом месте человек в черном спортивном костюме, белых кроссовках и записной книжкой в руках, всё как у Вас, совершил преступление. Мы предлагаем Вам проехать с нами для дачи показаний.
– Собака возвращается на свою блевотину! –  сказал второй из них, растягивая слова и с нескрываемой желчью в голосе.

Он ничего не сказал. Пред ним стояли люди с холодными глазами, в которых не было ни любви, ни сострадания. Да! Да! У него мелькнула мысль, которую следовало быстрее записать.

– Можно я сейчас кое-что запишу, а после этого я весь – в Вашем распоряжении. Те согласились. Он присел на корточки и быстро написал:
 «Воистину одинок тот, в чьих глазах нет ни любви, ни сострадания».

Когда они втроём проходили к стоящему неподалёку автомобилю, у него, в голове эхом звучало: ни любви, ни сострадания… ни любви, ни сострадания…Когда в глазах человека нет ни любви, ни сострадания, у него нет ни друзей, ни врагов… Когда нет ни любви, ни сострадания, далеко до мира художественного вымысла…Без любви и сострадания далеко до Бога…
Ни любви…ни сострадания…