Работа в сортопрокатном цехе

Работа в сортопрокатном цехе
После назначения меня бригадиром сдал на шестой разряд. Тут и двое парней, что до армии работали в бригаде, вернулись. Нас назвали комсомольско-молодёжная бригада. По итогам года мы оказались лучшими на участке. Работали постоянно на стане 250-2, правда, и на все ремонты доменных печей нас привлекали.
 
Стан новый, но, когда я пришел, все работали в авральном режиме. Каждый день аварии с заменой оборудования, простои, невыполнение плана, перерасход ГСМ. Не стан, а один убыток. Пригласили немцев, те посмотрели и сказали, что сделают новый стан. Становые бригады слесарей не справлялись, и стали давать нам в ремонт всё более сложные узлы и агрегаты. Первое время сложно было сломать стереотипы. Приходим утром, а на площадке то, что за ночь наломали. Нам говорят:
- Замените подшипник и отправляйте в работу.
А  я им в ответ:
- Так не пойдёт, там в редукторе обломки подшипника.
-  У нас же простой!
-  Ну и что? Если сделаю, как вы говорите, простоев меньше не станет.
 
Полностью разбирали, и собирали под жестким моим контролем. На редукторе выбивали дату, когда сделали и гарантию 6 месяцев. Так постепенно всё стабилизировалось, не стало авралов, пошла плановая работа, стан зааботал хорошо.

За десять лет немцы спроектировали, изготовили и начались поставки нового стана. Приехал Казанец, министр чёрной металлургии. Оказалось, что в СССР проволоки и без того лишка, девать не куда. Решили новый стан продать Китаю, но те отказались. Пришлось стан ставить здесь. Всё оборудование хорошее, немецкое качество! Когда запустили стан, качество катанки стало выше, но на прессах машины упаковывали бунты проволоки лентой. В процессе транспортировки на сталепрокатный завод, стальные ленты рвались, и проволока в бунтах путалась.
 
Довольно быстро на сталепрокатном заводе скопилось пять тысяч тонн путаной проволоки. Тут всех поставили на «уши», поехали по разным заводам искать выход из положения. В РМЦ-1 быстро изготовили узлы новой машины, смонтировали её на стане, а она не завязывает! Бились, бились, пусть ещё рексы попробуют, может, что  и выйдет. Мы тоже, и так  и этак, а она то завяжет, то нет. Пришла большая комиссия начальников, и вот спорят. Оказывается, им нужно, чтобы машина завязывала, да ещё и бирку вешала. Вижу, что у них решения нет, а время – к обеду.

Мы встали и пошли мимо начальства. Те замолчали, а я обнаглел: «Хватит спорить, сделаем вам машину, и бирки вешать будет» Потом, думаю, погорячился, а делать-то надо. Сходил в патентное бюро, посмотрел, что есть в мире, но – всё не то. Как вешать бирки, в тот же день придумал, сделали этот механизм  и поставили на существующую машину. Бирки вешает без сбоев, но каждый десятый бунт уходит не завязанным. Начальство приказало поставить машину на пресс, пусть работает. Поставили, 10% сбоев, рабочие по увязке довольны.
 
Приехала министерская комиссия, стоят на переходном мостике, смотрят, как машина работает. К нам спускается начальник стана: «Ну что, Саша, запускаем в серию?» «Николай Петрович, ты же бывший механик. Поставишь вот такие машины, из 44 человек тебе оставят 4, а машины работать не будут, и что будешь делать?» Все ушли, а нас, как врагов народа, от этой работы отстранили.

За полгода изобрели и сделали машину для ультразвукового контроля проката на скрытые дефекты. Пришел начальник цеха и говорит: «Ты говорил, что знаешь, как сделать хорошую бунтовязальную машину?» «Знаю», - говорю. «Что тебе для этого нужно?» «Чертежей у меня нет, всё тут, - показываю на висок. –  Нужно, чтобы по моим эскизам детали делались быстро и без подписи вашего помощника по оборудованию». «Приступай, всё будет, как скажешь» Действительно, нужные детали делали в РММ быстро, а мы, всё, что можно было использовать от немецких машин, вырезали из них. За месяц сделали две машины и поставили на 5 пресс. Машины работают хорошо, сбоев не бывает, и тут рабочие по уборке горячего металла поняли, что их сократят. Мне стали говорить, шутя или серьёзно, как хочешь, так и понимай: мы тебя убьём. Наше начальство говорит мне: «Ты понимаешь, что сделал? Ты – миллионер!»

У нас было 14 управлений на металлургических заводах СССР, и мои машины можно было внедрить везде с огромным экономическим эффектом. Параллельно главный механик завода взялся запустить в серийное производство машины, да вот беда – чертежи у меня в голове. На стане ремонт дважды в месяц, и нас заставляли разбирать узлы машины, а конструктор из отдела главного механика, всё измерял и делал чертежи. Иногда меня вызывали в специализированное КБ для разъяснения, почему сделано так и как рассчитано. Тут работа шла полным ходом, наши отставали, и вдобавок к этому скоропостижно умер наш патентовед. Предлагали патентоведа из треста, увидел описание, там был список соавторов человек десять, а меня не было. Без меня и без чертежей они, конечно,  не могли сделать машину. А с президентом изобретателей СССР договариваться было бесполезно, он везде был автором. Глядя на то, как делят шкуру неубитого медведя, я уволился и пошел в фотографы.